Главный аналитик Том Джонс. 3409.
Том сидел в одиночестве в аналитическом центре, вальяжно закинув ноги на стол и лаская пальцами еще теплую кружку кофе. Взгляд его задумчиво блуждал по стенным экранам, послушно выдающим оперативную информацию.
В самом центре виднелась детальная спутниковая картинка местности с авианосцем посередине. Вокруг корабля, на берегу, на воде, да и на самой палубе наблюдались скопища зеленых точек — экипаж, отпущенный на выходной.
Зеленые точки, еще недавно хаотично разбросанные по местности и перемещающиеся по законам броуновского движения, сейчас в едином порыве стремились к кораблю.
Том с досадой осмотрелся. Никого. Кто-то из отдела болтался на берегу, Сноуграсса переманил к себе оператор, пара человек погибла во время произошедших событий... Мозговой штурм устраивать было не с кем. Пришлось вызывать на связь центр мониторинга.
— Мистер Ливингстон.
— Так точно, мистер Джонс.
— Что произошло в последние пятнадцать минут в окружающей среде?
Оператор задумался на десяток секунд.
— Произошел полный закат. Освещенность снизилась в двенадцать раз. Температура воздуха снизилась на... двадцать семь градусов. Ничего себе.
В голосе невозмутимого оператора послышалось удивление. Джонс встрепенулся.
— Можете составить мне временной график температуры и освещенности с отметкой заката для любой точки местности за последние четыре дня?
— Тридцать секунд, сэр.
Спустя полминуты на одном из экранов рядком выстроились четыре графика. Том нехотя поставил кружку, поднялся и подошел вплотную.
На всех графиках кривая температуры делала резкий провал сразу же после захода солнца, затем медленно понижалась еще в течение часа, после чего оставалась неизменной до утра — после рассвета температура быстро восстанавливалась.
Неприятным было то, что четыре дня назад температура после заката падала на пять градусов, три дня назад — на одиннадцать градусов, а сегодня — уже на двадцать семь.
— Так-так-так...
Последовательность вырисовывалась скорее геометрическая. Том попробовал прикинуть дальнейшее поведение температуры. Получалось, что через пару дней закатное падение температуры будет составлять около семидесяти градусов, а вокруг будет настоящая зима с морозом под минус четыре-пять градусов. Бред.
— Или не бред.
Аналитик задумался. Затем прочертил график дальше. В день наступления рассчитанной компьютером зимы температура на планете, как показывал неумолимый рисунок, должна быть в районе минус двухсот тридцати по Фаренгейту.
— Все же бред.
Аналитик подумал еще немного.
— Мистер Ливингстон, — задумчиво проговорил он. — А какая температура во время зимы рассчитывалась компьютером? И какая температура, по данным компьютера, должна быть прямо сейчас?
В этот раз оператор не отвечал дольше, очевидно, копаясь в глубинах машинной памяти.
— Пиковый минус температуры рассчитывался как минус семьдесят градусов по Фаренгейту, сэр. В данную минуту температура должна быть от плюс шестидесяти до плюс шестидесяти пяти.
— А она, эта температура...
— Плюс тридцать семь градусов, сэр.
— Похоже, не бред, — пробормотал Джонс.
— Простите, сэр?
— Да нет, нет, все нормально...
Том отключился от связи, аккуратно распечатал стопку графиков, собрал их в папку... Мысли лихорадочно вертелись вокруг свежеиспеченной теории. Черт с ней, температурой. Корабль на ядерном реакторе как-нибудь проживет, обогревая себя самостоятельно. Но в диапазоне от минус двухсот пятидесяти до минус трехсот тридцати градусов расположены точки кипения всех подряд газов, составляющих земную, да и здешнюю, атмосферу. Лишние двадцать-тридцать градусов — и огромная куча проблем.
— Но корабль у нас все же может быть практически полностью герметичным... Должен стать таким.
Ноги довели Джонса до мостика, где он, уткнувшись в часовых, внезапно осознал, что стоило предупредить коммандера заранее.
— Э... м... Коммандер Терон на мостике? — обратился он к одному из морпехов, смотрящих на него глазами, лишенными даже искры интеллекта.
— Так точно сэр.
— Не могли бы вы сообщить ему, что у меня к нему очень важное дело? Я Джонс, Том Джонс, аналитик.
— Минуту, сэр.
Терон ему не поверил. Смотрел на графики, хмыкал, но явно гнал от себя мысль о том, что Том может оказаться прав.
— Спасибо за предупреждение, Том. Но это выглядит уж слишком... фантастично.
Из-за его спины тенью выдвинулся шеф Гатлинг. Взял один из графиков, рассмотрел. Тяжело вздохнул.
— Думаешь иначе? — повернулся к нему коммандер.
— Не знаю я, что думать... — Найджел положил график обратно на стол. — Выглядит убедительно. А на этой планете я уже ничему не удивлюсь.
Терон скривился.
— Ладно, Том. Спасибо за предупреждение... Давайте так — если температура пойдет и дальше по вашему графику, то будем бить тревогу. Через два дня.
Аналитик понял намек и аккуратно ретировался. Уже на выходе услышал слова Гатлинга:
— Если все так и пойдет, что будем делать с этим остолопом-журналистом? Замерзнет ведь...
Хотелось сказать, что, если все пойдет именно так, то замерзнут вообще все, но Том сдержался и вышел с мостика. Хотелось поговорить с кем-то, кто бы понял его опасения. Увы, научный штат корабля был ничтожно мал, а после Инцидента так и вовсе стремился к нулю. Разве что с доктором Кокс поговорить...
Элизабет Кокс, доктор медицины. 3409.
Неожиданно появившийся в госпитальном отсеке аналитик оказался глотком свежего воздуха для Лиззи. Девушка, отпустившая весь остальной персонал на выходной, сама была вынуждена весь день просидеть на дежурстве в пустом госпитале, слушая однообразную болтовню карабкающегося по сопкам Тони и играясь в тупые игрушки. Время от времени на нее накатывали угрызения совести — время можно было бы потратить и на более полезные вещи, например, на чтение медицинских справочников... У совести в итоге ничего не получалось, а мисс Кокс продолжала скучать и бездельничать.
Очкастый аналитик, появившийся в дверях, вызвал у нее приступ нездорового ажиотажа.
— О, мистер Джонс! Заходите! У вас что-то случилось? Отравились или поранились?
Гость заметно смутился.
— Я, собственно, не по этому поводу...
— А что тогда? Да вы проходите, я сейчас кофе сделаю.
— Спасибо. Собственно, я по дороге заглянул на камбуз, попросил собрать небольшой ужин — боялся, что вы здесь проголодались...
— Ужин — это замечательно! Но неужели вы заглянули ко мне только по этому поводу?
Аналитик смущенно махнул пакетом.
— Дело в том, что я внезапно понял, что мне совершенно не с кем поговорить о том, что я сегодня обнаружил. Вот и вспомнил про вас. Вы не заняты?
Лиззи, возясь с кофейником, безмятежно махнула рукой.
— Свободна, как томагавк в полете. Выкладывайте.
— Я сегодня наблюдал за картинкой со спутника...
— Да подождите вы. Из пакета все выкладывайте, сейчас сообразим ужин. Там и расскажете.
Зашедший в гости Джонс, несомненно, был весьма умным человеком, но в плане бытового общения заметно тушевался. И стеснялся резать мясо медицинскими скальпелями.
— Давайте я сама, — Элизабет, отобрав всю инициативу себе, принялась сервировать нехитрый ужин. — Так что там у вас стряслось?
Рассказывать интересно Джонс не очень умел, но Лиззи все равно слушала внимательно, попутно уплетая жареную свинину. По рассказам аналитика получалось, что у корабля осталось всего ничего времени для спокойной жизни.
— А дфеф... — доктор покраснела и торопливо проглотила кусочек мяса. — А днем какая ожидается температура в ближайшее время?
— Температура днем на удивление стабильна, — задумчиво произнес ее собеседник, рассеянно рассматривая мисочку с салатом. — Днем все время от плюс шестидесяти до плюс семидесяти пяти. Утром прохладней, в полдень теплее... Проблема в том, что день с завтрашнего дня будет стремительно сокращаться. Мы уходим в тень погасшей звезды и к вечеру она просто будет перекрывать нам вид на солнце. Еще пять дней — и все, ночь.
— А чем это объясняется? Я помню, нам коммандер говорил, что будет холодно. Но не настолько же.
— Сам не понимаю. Какая-то аномалия, но я не понимаю, какая. Кстати, при таких температурах не исключено, что у нас на палубе будут образовываться лужицы из инертных газов. Здесь в атмосфере достаточно много ксенона — вполне себе может получиться неплохая роса.
Элизабет внезапно пришла в голову мысль.
— А вы думали, что будет, когда над нами пройдет горячее солнце? Это же будет через несколько дней после того, как мы уйдем в тень, верно?
Аналитик замер, похоже, обдумывая вещь, до которой раньше ему не было дела. Мисс Кокс даже немного возгордилась от осознания того, что подбросила ему эту мысль.
— А вот проход солнца вполне себе может стоить нам всем жизни... — задумчиво пробормотал гость. — Элизабет, я вынужден откланяться! Прошу прощения, но вы затронули очень важную тему. Приятного аппетита.
Четырехглазый исчез, словно по мановению волшебной палочки, оставив удивленную Лиззи в компании недоеденного салата.
— Да и черт с тобой, — мудро заметила девушка, включая звук на телевизоре, где в это время устраивавшийся на ночлег Тони проклинал неожиданный холод и старался как-то согреться в тонюсенькой палатке.
Десантник Фил Скотт. 3409.
Фил, весело проведший целый день в компании пива и барбекю среди деревьев, окружавших береговую базу, расплачивался за это во время второго выходного. Ему выпало оказаться в числе счастливчиков, которые на моторках катали по бухте всех желающих.
Желающих было на удивление много — люди, до этого момента практически не показывавшие носа из стальной коробки, с радостью пользовались случаем познакомиться с природой чужой планеты. Филу, на правах старожила, успевшего даже поучаствовать в высадке к городу аборигенов, приходилось отвечать на десятки идиотских вопросов.
— А вы вблизи чужих видели? — полюбопытствовал молодой матрос в несколько затасканной робе.
— Нет, я дежурил на десантном корабле.
— Здесь вообще опасно? Я думала потом прогуляться по берегу.
Это спросила уже пышнотелая пожилая леди с камбуза.
— Единственная разведанная реальная опасность, угрожающая жизни — это красные водоросли. По берегу можно гулять спокойно.
— Нам можно выйти через пролив к океану? — вопрос прозвучал от довольно милой девушки с офицерскими повадками. Фил мысленно взвыл — в каждой группе, которую он сегодня катал по бухте, находился умник, желающий посмотреть на океан.
— Нет, мисс, запрещено. Слишком сильный прибой.
— Красные водоросли — это вот это? — нервно поинтересовался матрос.
Десантник кинул взгляд за борт лодки и тихонько выругался. Только что бывшая идеально чистой и прозрачной, вода бухты стремительно обретала красноватый оттенок.
— Господа, я, пожалуй, вас отвезу к берегу... На всякий случай.
Красные водоросли, как по мановению волшебной палочки заполонившие бухту, мгновенно выгнали всех, катающихся на лодках, из воды. На берегу выстроилась цепочка морпехов, предупреждающая отдыхающих об опасности. Люди, не обращая на них особого внимания, то и дело собирались на пляже, рассматривая опасную диковинку. Некоторые тыкали в красные волоски палочками, пара особо смелых и особо глупых попробовали потрогать их на ощупь...
Экспериментаторов быстро привели в чувство, а появившийся из ниоткуда шеф Гатлинг выдал распоряжение никого не пускать к срезу воды. Затем снова исчез.
Фил, примостившийся около вытащенной на берег лодки, незаметно для себя крепко заснул. Вокруг шастали люди, неподалеку переливалась и убаюкивающе шелестела красноватая от водорослей вода...
Проснулся десантник от того, что заработал громкоговоритель, сообщивший, что до заката остается всего три часа, а сразу после него вероятно резкое понижение температуры.
Проморгавшись и облизнув пересохшие губы, он, еще ничего толком не видя спросонья, потянулся к фляжке, открутил тугую пробку и запрокинул голову, чтобы глотнуть освежающей водички.
Закашлялся, отставил фляжку и принялся протирать глаза. Снова взглянул в небо.
— Чтоб меня черти сожрали...
Неба над планетой больше не было видно. Гигант, в тень которого потихоньку забирался их новый дом, занимал собой две трети небосклона, деля его своей тенью на день и ночь. На светлой стороне все еще светило обычное ясное солнышко, дальше виднелась своеобразная сияющая корона — подсвеченные контровым освещением пыль и астероиды, скопившиеся возле потухшей звезды, а дальше начиналась непроглядная чернота.
— Что, брат, первый раз увидел? — смутно знакомый чернокожий морпех, сидевший на травке неподалеку, весело улыбнулся. — Все самое интересное проспал. Когда эта штука только на небо вползать начала, здесь у некоторых чуть крыша не поехала.
— Могу себе представить, — хрипло произнес Фил и огляделся в поисках фляжки.
— Главное, — быстро ведь идет, зараза. Солнце догоняет только в путь. Мне вот вообще кажется, что закат у нас сегодня не через три часа будет, а через часик-полтора, когда догонит окончательно.
— А что там про похолодание говорили?
— Ты вчера на берегу не был?
— Да, но ничего такого не слышал.
— Значит, вовремя на корабль убрался. В общем, вчера сразу после заката знатная холодрыга накатила. Народ ломанулся на корабль, отогревать шары. Ну, в принципе, ничего такого, но один из головастиков это заметил, чего-то там насчитал и у него получилось, что сегодня может образоваться очень даже неплохой минус. Пока что это неофициальная информация и подтверждения ей нет, но по кораблю объявили предупреждение, чтобы, если что, все были в курсе.
Скотт глянул на небо. Черная тень, казалось, приблизилась к солнцу еще ближе. А корона так и вовсе практически дотянулась до него.
— Ладно, брат, пойду я на корабль. И тебе советую. Черт его знает, что здесь на самом деле произойдет после заката.
Морпех ушел, а неподалеку послышались радостные женские визги — как понял Фил, кому-то посчастливилось поймать в лесу местную ящерицу и теперь счастливчик вовсю пользовался женским вниманием.
Ящерицы после недавнего трагического эксперимента были признаны условно безопасными, названы с чьей-то легкой руки игуанами космическими и нашедшему одну из них рекомендовалось просто поймать ее и принести в госпиталь или к аналитикам. Увы, до сей поры пресмыкающиеся никому не встречались.
— А что будет, если ее засунуть в воду к водорослям?
— Не смейте, посмотрите, какая она милая!
Мимо валяющегося у лодки десантника прошла небольшая толпа, бурно обсуждающая пойманную рептилию. Само животное Филу разглядеть не удалось. Ну и не больно-то и хотелось.
Он снова принялся изучать небо. Солнце, уже зашедшее за корону потухшей звезды, светило заметно слабее и уже не заставляло щуриться при взгляде на себя. Оставалось совсем немного времени до того, как тень поглотит его окончательно.
Скотт поежился и осмотрелся вокруг. Народ все также болтался по берегу, но то один, то другой отдыхающий нет-нет, да и посматривали наверх. И потихоньку собирались в надежное брюхо авианосца.
Медленно и неотвратимо крошечный сияющий диск прикоснулся к исполинскому черному, помедлил мгновение, а затем начал уходить в тень.
Разговоры на берегу стихли. Кто-то снимал затмение на фотоаппараты, телефоны и компьютеры, кто-то просто глазел в небо.
Солнце спряталось. Народ напрягся, помня предостережение про похолодание.
Фил тоже на всякий случай поднялся на ноги и прикинул, как, в случае чего, будет ловчее смыться на корабль. До конца смены оставалось еще больше часа, но, как говорится, непредвиденные обстоятельства и все такое.
На лагерь внезапно опустилась тишина — люди настороженно ждали чего-то, отложив все дела, природа безмолвствовала.
Морпех поежился — легкое дуновение ветерка принесло прохладу. Пришлось надеть и застегнуть лежащую рядом куртку.
С борта авианосца поднялся и стремительно улетел куда-то вдаль беспилотник.
— Смотрите, лед! — послышался чей-то удивленный и немного испуганный голос.
Фил огляделся, пытаясь рассмотреть окрестности во внезапно быстро наступившей темноте. Зажегшееся неподалеку на территории базы освещение погоды хоть и не сделало, но все же помогло. Льда он не увидел, зато иней, обильно проступивший на пластике лодочного баллона, бросился в глаза сразу же.
— Чертовщина...
Качнув вершины чешуйчатых пальм, в бухту залетел легкий ветерок. Окатил морпеха потоком холода и улетел дальше. Со стороны базы послышались возмущенные женские крики. Скотт помимо воли улыбнулся. Женщины — везде женщины...
Рядом с его физиономией пролетела одинокая снежинка. Словно разведчик, идущий впереди армии — когда Фил взглянул на небо, оттуда уже плавно и неспешно падало белое кружащееся покрывало.
Ожил громкоговоритель, настоятельно рекомендуя всем отдыхающим проследовать на корабль. Как дважды подчеркнул металлический голос, непосредственной опасности не предвидится, но температура в ближайшее время станет совсем неприятной.
Выловив основную информацию, а именно, что угрозы для жизни пока что нет, Фил неспешно направился к понтонному мосту, рассматривая быстро окутывающуюся снегом местность. Впрочем, усиливающийся холод быстро заставил его ускориться.
Мимо пробегали отчаянно ругающиеся и не в пример более легко одетые люди, решившие, похоже, испытать изменение погоды на своем опыте. Вприпрыжку промчался огромный негр, сжимающий в руке кусок жареного мяса. Фил постарался не заржать в голос.
Перед достаточно узким мостом образовалась небольшая толкучка. Люди стремились пробраться к теплу и не стеснялись высказывать все, что думают, о конкурентах. Морпех, чуть подумав, остался чуть позади — в конце концов, у него есть куртка, лишние пять минут ничего не решат.
Из скопившейся толпы послышался дикий, тут же оборвавшийся вопль, а следом за ним — многоголосая ругань. Людская масса забурлила, кто-то пытался выбраться наружу, края, наоборот, давили в центр, стремясь попасть на мост. Раздался испуганный женский визг.
— Да что там происходит? — удивленно пробормотал он, вглядываясь в происходящее.
Криков вдруг стало больше, а затем масса народа бросилась врассыпную. Какой-то человек чуть не сбил его с ног, пытаясь отбежать подальше, кто-то спрыгнул на темный лед бухты...
— Не прыгайте на лед! — раздался чей-то крик.
Поздно. Только что схватившийся тонюсенькой корочкой лед, само собой, не выдержал бы и ребенка. Послышались крики проваливающихся в воду.
— Бежим!
— В сторону!
— Вытащите их!
Фил стоял, как дурак и ничего не понимал в происходящем.
Со стороны корабля на берег уставились прожекторы. Взвилась пара осветительных ракет. И он, наконец, увидел всю картину.
Испуганные люди вокруг. Черная пустая полынья, уже начинающая затягиваться новым ледком. Чья-та пилотка, бесхозно валяющаяся на самом краю проломившегося льда. И три тела, сломанными куклами лежащие на понтоне.
Фил невольно сделал шаг назад. На одном из тел гордо восседала пойманная недавно игуана космическая. А из под ее лапок вокруг медленно растекался белый налет. Сначала он закрыл тело под самой ящерицей, затем перебрался на остальные два, дошел до метала моста и остановился. Ящерица, до этого сидевшая неподвижно, встрепенулась и уставилась в сторону толпы.
Люди, которые до этого, словно загипнотизированные, наблюдали за рептилией, дружно отшатнулись.
Ящерица соскользнула на мост, неожиданно шустро пробежала пару ярдов, затем остановилась, подняв голову и рассматривая людей.
Толпа бросилась в рассыпную. Несколько человек выхватили оружие. Фил, вспомнив, что у него тоже при себе пистолет, вытащил его и прицелился.
Ящерица забавно наклонила голову набок и сделала осторожный шаг вперед. У кого-то не выдержали нервы и хлопнул первый выстрел, повлекший за собой целую канонаду. Лично Фил выпустил все восемнадцать пуль из обоймы и теперь плохо слушающейся от холода рукой нащупывал запасную.
Выстрелы стихли. Все напряженно смотрели на не имеющую никаких внешних повреждений тушку ящерицы, отброшенную пулями обратно на мост.
Рептилия оправдала все самые нехорошие ожидания — приподнялась на лапках, встряхнулась, словно собака, а затем разгневанно зашипела на стрелявших.
Неизвестно, что бы произошло дальше, но тут в морозном воздухе послышался громкий треск, сменившийся звонким стаккато. По понтону побежала плотная цепочка миниатюрных пробоин, завернула к ящерице...
Рептилию швырнуло вниз, крутануло и поволокло, немилосердно крутя, в сторону берега. Пару мгновений тушка сохраняла свои очертания, а затем все же разлетелась неаппетитными ошметками.
— Опасность устранена, всем предписывается проследовать на борт корабля, — ожил ближайший громкоговоритель.
Тони Хоук, оператор CNN. 3398.
Тони, не стесняясь ругаться в прямом эфире, как мог быстро лез на дерево. Именно туда угодил сброшенный беспилотником тюк с зимней одеждой и набором для выживания в условиях зимы.
Пальма скользила под непослушными руками и, казалось, старалась отобрать у оператора последние крохи тепла. Но тюк был уже совсем рядом...
Листья дерева, вероятно, реагируя на усиливающийся холод, начали аккуратно сворачиваться и подгибаться ближе к стволу в тот момент, когда оператору до цели осталось совсем чуть-чуть. Тюк, потеряв опору, не удержался, пролетел мимо древолаза и шлепнулся на землю под деревом.
Тони, несколько секунд ошалело смотрел ему вслед, затем снова выругался и полез обратно.
В зимней одежде и обуви, толстой, теплой и с дополнительным подогревом, жить стало заметно легче. Пожалуй, даже палатка для ночевки не нужна.
В лежащем рядом шлеме пиликнул сигнал вызова. Пришлось оставить на время мысли о ночлеге и выйти на связь.
Капитан Роджерс церемониться не стал и вывалил на него всю информацию с самого начала.
— Слушайте меня очень внимательно, мистер Хоук. Вы сейчас находитесь почти в пятидесяти милях от корабля. И вам нужно будет пройти эти пятьдесят миль максимум за двое суток.
— Но...
— Не перебивайте. Я в курсе, что вы после отравления, в курсе, что по маршруту очень сложная для передвижения местность. Но это все не играет роли, если вы хотите выжить. Сегодня ночью, согласно расчетам нашего аналитика, температура будет держаться в районе десяти-пятнадцати градусов по Фаренгейту. Завтра днем снова будет тепло. Но ночью завтра будет уже мороз около пятнадцати градусов. И это будет последняя ночь, которую вы сможете пережить. Мистер Хоук. У вас есть две ночи и два дня на то, чтобы пройти эти несчастные пятьдесят миль. Потом вы умрете и мы не сможем вам помочь.
Тони тихо шмыгнул озябшим носом, осознавая реальность.
— У вас в карманах куртки четыре дозы армейских стимуляторов. Принимать можно раз в двенадцать часов. Бросайте все, что у вас было до этого — палатку, еду, остальное. Оставьте только воду. Принимайте стимулятор и бегом вперед.
Капитан чуть помолчал и добавил чуть теплее:
— Давай, сынок, у тебя получится.
После чего отключился.
Тони потребовалась пара минут, чтобы до конца осмыслить ситуацию. Затем еще минута, чтобы найти упаковку прозрачных тюбиков с красноватой жидкостью.
— Вот так люди и становятся солдатами, — неизвестно к чему пробормотал он и опрокинул в рот один тюбик.
— О-ля-ля...
Препарат впитался в кровь практически мгновенно. Черный лес вокруг оператора сделался заметно светлее. Кружащиеся снежинки на мгновение словно полыхнули недобрым багряным огнем. По жилам пробежал кипяток, а затем вырвался наружу с обжигающим горло выдохом. Кулаки невольно сжались от желания действовать.
Оператор мотнул головой, стараясь собрать в кучу разбегающиеся мысли. Включил фонарик на шлеме. С сожалением осмотрелся — палатку бросать было жаль, равно как и еду... Впрочем, от мысли о пище его замутило и чуть не вырвало. Понятно, организм пищу пока что явно не хочет.
Тони подпрыгнул на месте, а затем сорвался на бег по ночному лесу. Шлем исправно рисовал на забрале две надписи, информирующие его о том, что осталось пройти еще сорок девять миль, а времени на это осталось всего сорок два часа.
К сожалению, капитан, привыкший к измерению расстояний в чистом небе, не учел, что за счет постоянных подъемов и спусков путь несчастного оператора чуть ли не удваивается. А сам Тони, в голове которого сейчас гулял легкий наркотический экстаз, об этом не думал в принципе, грациозным оленем несясь сквозь ночной лес и наслаждаясь неожиданной мощью своего тела.
Откат пришел далеко за полночь. Сильные и неутомимые ноги, несколько часов несшие его по склонам сопок, стали наливаться свинцом и заплетаться. Голова начала слегка кружиться.
В конце концов, Тони банально повело в сторону и он со всей дури приложился головой о ствол очередной пальмы. Шлем выдержал, хоть и укоризненно пискнул, регистрируя попадание.
Тут же прошел вызов от дежурного оператора с корабля.
— Мистер Хоук? У вас все в порядке?
— Я... Да... Похоже, чертов стимулятор прекра... прекращает действовать. Голова к-кружится.
— Это нормальное явление. Вам сейчас желательно выпить воды, затем заснуть минимум на четыре часа. Поставьте будильник. Когда проснетесь, первые два часа новую порцию стимулятора принимать крайне нежелательно. Затем компоненты предыдущей дозы окончательно разложатся в крови и тогда сможете снова ускориться.
Тони старательно напился, затем, после нескольких попыток, заставил шлем включить будильник, врубил подогрев в одежде и почти мгновенно заснул прямо на заснеженной земле.
Цифры на забрале показывали, что пройти осталось еще тридцать четыре с половиной мили. Если считать по прямой.
Механик Джон Картер. 3398.
Джон проснулся среди ночи от внезапной вспышки боли в груди. Сел, массируя грудную клетку, за которой заполошно билось сердце. Поморщился. Называется, накатила старость — никогда никаких проблем с сердечком не было, а вот на тебе.
Рядом загорелись знакомые кошачьи глаза.
— Привет, Черный... Бывает такое у людей. Фигово мне что-то.
Необычно слабой рукой он дотянулся до выключателя и каюту залил свет.
В грудной клетке снова стрельнуло.
— Да чтоб тебя, — поморщился Картер. Кот заинтересованно повертел головой и подобрался поближе. Боль внезапно почувствовалась заметно ощутимее.
— Не понял, это что, твои проделки? — с удивлением и возмущением спросил человек.
Кот виновато зашипел и чуть отодвинулся, продолжая смотреть на Джона изучающим взглядом.
— Так, слез с кровати, быстро! — Джон слабой рукой указал коту на пол. Тот оскалился, зашипел хищно и протяжно, но с кровати все же спрыгнул. Картер почувствовал, как на спине выступили крупные капли холодного пота. Но слабость и боль немножко отступили. А мозг механика заработал очень быстро и четко.
— Ну-ка, пойдем, котяра, — стараясь говорить дружелюбно и не делать резких движений, Джон слез с кровати и аккуратно подошел к двери. Кот потянулся следом. На мгновение Картеру показалось, что его тело слегка размазалось и потекло туманом, но наваждение тут же пропало.
Черный, подойдя к человеку, замурчал и потерся шеей о ногу. Джон почувствовал, что нога начинает отниматься и как можно быстрее открыл дверь.
— Кс-кс! Тебе туда, — убежденно проговорил он, показывая взглядом коту на уходящий вдаль коридор и стараясь удержаться на одной ноге. — Давай-давай, там вкусные негры... Черные такие, совсем как ты...
Кот с сомнением посмотрел на него, словно раздумывая, стоит ли менять общество хорошо знакомого доброго человека на каких-то негров. Но тут в глубине коридора кто-то куда-то прошел, спеша по своим делам и решение было принято. Черный кот, текучим движением перемахнув через порог, растворился в легких тенях, то здесь, то там лежащих в коридоре.
Джон с облегчением захлопнул дверь и защелкнул замок. Затем привалился спиной к двери и с минуту смотрел на трясущиеся руки.
— Мать твою.
Слабость потихоньку отступала, а сердце снова начало работать спокойно и размеренно
— Мать твою за ногу.
Джон пытался осознать достаточно простую мысль — что он только что прошел по самой грани, а выжил, по большому счету, только потому, что успел немного подружиться с инопланетной тварью. Впрочем, если бы не подружился, то и опасности, скорее всего, сегодня никакой бы не было...
Коммандер Рональд Терон. 3395.
Проснулся коммандер в этот раз сразу с плохим настроением. Вчерашние события не сумел сгладить ни сон, ни вечерний секс с Холли. На душе у Терона было гадко.
Проклятый аналитик, похоже, опять оказался прав. Температура на планете ведет себя непредсказуемо... Точнее, непредсказуемо для компьютера, как оказалось, а не для Джонса. Но от этого не легче. Если раньше, говоря условно, команде пришлось бы перенести всего лишь полярную зимовку, пусть и достаточно долгую, то теперь... Коммандер знал, что при минус семидесяти или даже при минус девяноста градусах по Фаренгейту человек, закутавшись в спецобмундирование, может разгуливать на улице и даже нести службу. Да и корабль это спокойно переживет.
Что происходит с человеком при минус двухстах, коммандер не знал. И боялся даже думать о том, что будет с кораблем при таких температурах.
Аккуратно выбравшись из кровати, сумев не потревожить при этом Холли, он запахнулся в халат, вышел в соседнюю комнату и прикрыл за собой дверь. Посмотрел в сторону ванной, скривился и пошел готовить кофе. Мысли вертелись возле происшествия на берегу.
Вчера вечером, собравшись на мостике офицерским составом, они с полчаса пересматривали произошедшие события, снятые с разных камер. Картинки происшествия были неакцентированные, плохого качества, темные. Но ситуация в целом вырисовывалась достаточно четко.
Миролюбивая спокойная ящерица, пойманная одним из техников, с полчаса пользовалась повышенным вниманием публики, охотно позировала, позволяла себя гладить, держать на руках и вообще, вела себя, как заправский домашний питомец.
А после того, как скрылось солнце и температура начала стремительно падать, проявила себя, как заправский убийца. Три человека, которые, похоже, прикасались к ней в момент нападения, оказались в прямом смысле слова заморожены. Впрочем, судя по рассказам очевидцев, сначала ящерица их каким-то образом обездвижила, а уже потом проморозила насквозь. Как это могло произойти, Терон не понимал, но решил не заморачиваться, оставив проблему аналитикам.
Последовавшую за этим панику коммандер вспоминал с брезгливой гримасой. Военные, вроде бы, люди, а бросились от одной несчастной ящерицы, как от ожившего тираннозавра. Нескольким хватило ума даже спрыгнуть на только что схватившийся лед на радость красным водорослям. Хорошо еще, что нашлись среди них и более смелые, открывшие огонь на поражение. Ящерице это, правда, не особо повредило, но дало время для того, чтобы одна из зениток развернулась и угостила рептилию очередью.
Просмотр этого момента вызвал бурное обсуждение на мостике. На видео было видно, как подбрасываемая снарядами малокалиберного рельсотрона тушка кувыркается по мосту... И при этом не имеет ни одного повреждения в шкуре. А затем, спустя какие-то мгновения, все меняется — стальные шарики прошивают рептилию насквозь, разрывают на части... Все, враг уничтожен, стрельба закончена.
Аналитик, припомнив опыты, проделываемые над другой ящерицей, распинался на тему того, что, мол, внутренние энергетические каналы местной живности, служащие ей чуть ли не абсолютным щитом, нужно просто перегрузить избыточной энергией, а потом уже пойдет результат. Терона же больше волновало другое. А именно — что именно здесь начинает твориться, когда заходит солнце?
— Причем ведь раньше ничего такого не было, — пробурчал он, дуя на кофе и включая экран телевизора.
Всем, впрочем, было понятно, что перемены связаны с наступающей зимой. Никто не знал другого — какие еще пакости подбросит им планета, когда солнце окончательно скроется из вида.
Коммандер сел на стул и, прихлебывая кофе, включил на телевизоре звук. Увы, но аудиопоток был идентичен по смысловому содержанию визуальному ряду — оператор, устрашенный перспективой замерзнуть насмерть, объелся стимуляторов и теперь бодро несся сквозь лес, спеша успеть к кораблю. Терон покачал головой и выключил картинку.
Предстояло подумать, как пережить полтора месяца диких холодов. Теоретически, реактор сумеет обогреть корабль. Практически же для этого, похоже, придется знатно потрудиться. Изолировать и законсервировать все отсеки, которые однозначно не будут использоваться при такой температуре. Сконцентрировать людей в местах, которые наиболее удобны для обогрева. Обеспечить их водой, едой, туалетами... Да и развлечениями какими-нибудь, а то за полтора месяца безделья кто угодно волком взвоет.
На стене вспыхнул огонек вызова. Терон дал добро на видеосвязь и отхлебнул кофе.
На экране возник Найджел, как обычно, серьезный и чем-то озабоченный.
— Коммандер, доброе утро.
— Доброе, шеф. Что-то случилось?
— Три трупа случились, — мрачно сообщил Гатлинг. — Судя по всему, опять проделки того кота.
— Подожди, я же помню, ты говорил, что, вроде как, какой-то механик его приручил и даже с Купером познакомил? Говорил, что он стал мирным, только боится чужих и никому не показывается, кроме этого механика?
— Похоже, не стал он мирным. Я уже поговорил с тем механиком — эта тварь, судя по его словам, чуть не прикончила его во сне. И спасся он только потому, что сумел выманить ее за дверь.
Терон снова отпил кофе.
— Ну, хоть не зря приручал, получается. Что-то еще произошло?
— Больше нет. Но экипаж после вчерашнего начал немного волноваться. До этого они как-то сидели внутри корабля, смотрели веселые картинки по телевизору и ничего не видели особо, а теперь столкнулись со всей этой инопланетной хренью лицом к лицу. По кораблю уже какие-то слухи идиотские ходят про динозавров и ледниковый период.
— Только этого нам не хватало, — проговорил Рональд со злостью. — А казалось — такая хорошая идея с этими выходными.
— Сегодня все отменить?
Коммандер чуть задумался.
— Нет. Природа планеты в обычных условиях по-прежнему дружелюбна. Но экстренный сбор на корабль пусть объявят за час до того, как солнце скроется. Там же опять тепло, я смотрю?
— Да, солнышко светит, температура плюс двадцать, даже водоросли из бухты куда-то делись.
— Ну, тогда пусть будет очередной выходной. Скоро возможность пропадет.
Стоило Найджелу отключиться, как на линии объявился Брэдли. Старшему инженеру взбрело в голову порадовать коммандера своими опасениями насчет того, как пострадавший в бою металл может отреагировать на перепады температуры во время прохода над планетой горячего солнца.
— Сэр, я не могу ручаться на сто процентов, но у меня есть веские, очень веские основания полагать, что после заморозки до минус двухсот, потом нагрева до плюс шестисот и последующей новой заморозки металл просто не выдержит.
— Брэдли, но ведь, когда закаляют сталь, там и большие перепады случаются. И ничего.
— Знаю, сэр... Но после попадания той, я извиняюсь, хренью, металл ведет себя не совсем так, как положено. У него просто другие свойства, как будто произошли сдвиги в решетке или еще что-то такого рода. И я понятия не имею, как он будет себя вести. Гарантию, что все будет плохо, дать не могу, но поберечься бы не помешало.
— И что предлагаешь?
— Мы же планируем законсервировать отдельные неиспользуемые зоны? Было бы неплохо, если бы пораженная часть корабля попала в этот список.
— Бог мой, Брэдли, да это же чуть ли не четверть от корабля. Мы просто не сможем тогда нормально наладить жизнь, если разделим корабль пополам.
Рональд почувствовал, что начинает злиться. Не на инженера, а на ситуацию, подбрасывающую ему все новые подлости.
— Сэр, я понимаю. Просто предупредил об опасности. Решать все равно вам.
Ну вот, похоже, обиделся, подумал Терон, глотая остывший кофе и смотря в погасший экран. Ничего, переживет...
Из спальни выползла хмурая Холли, пробурчала приветствие и скрылась в ванной. Еще и эта чем-то недовольна, похоже.
Коммандер внезапно ощутил, что до невозможности устал стоять у руля всей этой махины, наполненной людьми. Перед глазами, как наяву, возник образ Шефа.
— Как же ты не вовремя от нас ушел, — тихо пробормотал он.
Рэй Гивен, пилот. 3395.
Рэй, прислонившись к переборке, с мрачным выражением лица наблюдал за тем, как кучка техников консервирует его самолет. Самому пилоту никакой работы, как обычно, не досталось, так что оставалось смотреть на то, как палубу приводят в закрытое состояние.
Пилоту не нравилось то, что происходило у него на глазах, но это было, скорее, неосознанное неприятие грядущих перемен, а не рациональный протест.
Зима близко, холода, если верить командирам, ожидаются дикие — понятно, что никто и носа не покажет за пределы корабля, пока они не пройдут. И полетов точно не будет.
Но смотреть на то, как самолет приводят в нерабочее, но зато очень жизнеспособное состояние, все равно было неприятно. Равно как и то, что его переселяли из привычной каюты куда-то ближе к корме. Опять же, умом Рэй понимал, что уменьшившийся втрое экипаж корабля лучше собрать в компактную группу, которую проще обогревать, кормить и защищать, но на практике это было неудобно.
Вдобавок, пилоту не очень хотелось жить поблизости от техперсонала, матросов и прочего не особо квалифицированного народа. Интеллектуальный шовинизм, мать его.
В очередной раз тяжело вздохнув, он отлип от переборки и отправился наверх.
На верхней палубе царило запустение. Все, кому полагались увольнительные, болтались на берегу, наслаждаясь природой и с опаской посматривая на закрывающую полнеба черную тень. Остальные, как муравьи, копошились во внутренностях корабля, тестируя системы обогрева, консервируя целые секции, располагающиеся в потенциально уязвимых для холода местах, либо просто переезжая на новые места.
Рэй еще раз позавидовал старшему офицерскому составу, который компактно располагался в отдельном отсеке и никуда перебираться не собирался.
Гулять по палубе тоже было скучно. Корабль, если посмотреть со стороны, стремительно умирал. Уходили в палубу антенны, обесточивались зенитки, закрывались чехлами стволы орудий. Сторонний наблюдатель мог бы прийти к выводу, что "Барака Обаму" окончательно списало правительство США и он готовится к долгому и беспросветному стоянию в каком-то отстойнике.
Пилот хмыкнул. А, ведь, по большому счету, так и есть. Правительство их точно уже списало, стоят они в отстойнике и стоять будут долго... Рэй даже развеселился на минуту. Впрочем, радость быстро прошла, снова сменившись меланхолией.
В конце концов, он все же собрал волю в кулак и отправился переезжать на новое место жительства.
Розмари Викерс, помощница интенданта. 3395.
Розмари, выбравшись в коридор, с интересом наблюдала за своим новым соседом. Сама она переехала еще утром, а вот симпатичный пилот с хмурым лицом, похоже, тянул до последнего. Сейчас он, стараясь не пыхтеть на виду у девушки, тащил по коридору огромную сумку с вещами.
Роз вспомнила, насколько малы каюты десантников, в которые их переместили, и со скептицизмом хмыкнула. У парня, после того, как он засунет внутрь свой баул, места не останется больше ни для чего.
Пилот, затащив в каюту сумку, вышел обратно, закрыл дверь и облегченно вздохнул, мимоходом улыбнувшись соседке.
— Может, по стаканчику, за переезд? — предложил он сходу.
— Не рановато ли для стаканчиков? Солнце еще высоко, — улыбнулась она в ответ.
— А что еще делать, — неожиданно грустно произнес пилот. — Работы нет, дел нет... Только и остается, что со стаканчиками возиться.
Мисс Викерс, как-то незаметно в последнее время совершенно выкинутая из корабельной жизни, почувствовала родственную душу. Ей тоже осточертело бездельничать и чувствовать себя совершенно ненужной.
— Пожалуй, вы правы. По маленькому стаканчику все же можно. У вас или у меня?
— Наверное, лучше не у меня, — покосился пилот в сторону своей каюты. — Бардак и места нет. Зато у меня припасен неплохой скотч!
Он скрылся за дверью, чем-то пошуршал пару минут, а затем появился обратно, держа в руке пузатую бутылку с янтарной жидкостью.
— Кстати, я — Рэй, — непринужденно представился он, помахивая бутылкой.
— Очень приятно. А я — Роз. Заходи. Стаканы есть?
— А, сейчас, — Рэй хлопнул ладонью по лбу и снова отправился в каюту.
К удивлению мисс Викерс, легкие посиделки, превратившиеся в такую же легкую пьянку, ни к какому интересному продолжению не привели. Пилоту, похоже, было совершенно плевать на ее женские достоинства — немного набравшись, он сначала принялся изливать ей душу по поводу погибших сослуживцев, а затем окончательно впал в черную меланхолию и просто умолк.
Не то, чтобы Розмари так уж прям хотелось замутить интрижку прямо сейчас, но от подобного пренебрежения ей все же стало несколько обидно.
Попытка заглушить обиду скотчем привела к тому, что в каюте оказалось уже двое людей, одержимых пьяной депрессией. Бутылку эти двое допивали молча, с мрачными лицами и осознанием тотальной несправедливости мироздания.
Младший лейтенант Джозеф Викс. 3395.
Младшему лейтенанту приснился кошмар. Во сне он, будучи почему-то ценным научным сотрудником, а не флотским офицером, отправился на далекую космическую базу для исследования непонятной аномалии. Аномалия на поверку оказалась огромным сухопутным головоногим моллюском белого цвета, развлекающимся охотой на персонал станции, а в свободное от этого занятия время гуляющим по коридорам в образе маленькой милой девочки в белом платьице. Разумеется, Джозеф повстречал эту девочку в полутемном переходе с неверным мигающим светом от разбитых осветительных панелей. Разумеется, милое маленькое создание с огромными и совершенно черными глазами, пожелавшее, чтобы добрый дядя погулял с ним по окрестностям, напугало его чуть ли не до сердечного приступа.
К счастью, проснуться удалось достаточно быстро.
Пару минут после этого Викс, как испуганный мальчик, лежал в койке, боясь пошевелиться и включить свет. Сон был столь ярок и свеж, что перебороть себя и подняться ему удалось далеко не сразу. Но под напором загоревшихся ламп страхи все же потихоньку растаяли.
Он бросил взгляд на часы. Два пятнадцать ночи.
Спать лейтенанту почему-то больше не хотелось, так что, позевав немного и заварив чай, он принялся придумывать себе занятие. Первым делом был включен телевизор. Там, что неудивительно, транслировалась картинка ночного промерзшего леса, сквозь который пробиралась местная телезвезда — сиэнэновский оператор. Судя по частому дыханию и бодрому щелканью зубов, оператор был уставшим и замерзшим.
Викс, заинтересовавшись, вызвал на планшете общую корабельную сводку и присвистнул — если верить полученным данным, то парень сейчас шпарил по пятиградусному морозу.
— Правду говорят — жить захочешь, еще и не так раскорячишься.
Впрочем, топающий по местному лесу оператор ему быстро наскучил — чего интересного в том, чтобы минута за минутой смотреть на проплывающие мимо деревья, слушать шмыганье носом и редкие ругательства.
Он переключил канал. Здесь уже было интереснее — крутился какой-то клип с кучей полуголых девиц и разодетым в золотые цепи чернокожим певцом, наслаждающимся жизнью в их обществе.
Хмыкнув, Джозеф оставил канал, чуть приглушив звук, взял кружку чая и уютно устроился в кресле. Затем вспомнил, что забыл положить в напиток сахар — пришлось снова подниматься, тащиться к кухонному столику, а затем возвращаться в кресло. Не до конца выспавшийся организм воспринимал все эти телодвижения совершенно без энтузиазма. Но чай по пути он все же не пролил, чем даже позволил себе погордиться пару секунд.
Напиток слегка прогнал сон и прочистил мозги.
Викс, время от времени косясь на певца в телевизоре, подключил планшет к мультимедийному столу и, выведя голограмму, снова принялся изучать сводку корабельных новостей, доступную для младшего командного состава.
Новости особо не радовали. Судя по компьютерной модели, завтра утром ласковое солнышко выглянет еще часа на три, а послезавтра подарит всего полчаса дневного света, после чего наступит окончательная ночь.
Впрочем, к модели имелось дополнение, в котором говорилось, что ближайшие полтора месяца ночь будет не абсолютной — обилие звезд подразумевало, что в ясную погоду местность видна будет не так уж и плохо.
— Кто только ходить там будет, интересно.
Откровения Брэдли и новый план заполнения корабля были ему не особо интересны — его всеобщее переселение не коснулось, поскольку он и так обитал в непосредственной близости от десантных отсеков.
Неприметной строчкой сообщалось, что обитающий на корабле черный кот, вроде бы остепенившийся, снова оставил за собой три трупа. Рекомендовалось по возможности избегать зверя, а при прямом контакте звать на помощь и открывать огонь. В случае, если оружие, конечно, имеется при себе.
Викс свернул информацию и откинулся в кресле. Было скучно. Сон пропал совершенно.
Некоторое время посидев на месте и допив чай, он решил было прогуляться по кораблю. Но тут же отбросил эту идею — мало того, что где-то там гулял кот-убийца, так еще и идти было совершенно некуда. Не на верхнюю палубу же, на мороз.
— Да мы здесь повесимся со скуки за полтора месяца. Или поубиваем друг друга, — мрачно пробурчал он себе под нос.
За дверью каюты послышался шорох. Лейтенант насторожился, обратившись в слух. Прошло несколько минут, но вокруг него царила тишина.
— Померещилось, похоже...
Шорох раздался снова, сменившись легким металлическим царапаньем. Викс замер, боясь шелохнуться и покосился на тумбочку, где лежала верная беретта.
Снова наступила тишина. Но эта тишина теперь казалась человеку обманчивой и пугающей. Свет, заливающий каюту, внезапно показался слишком тусклым, таящим в себе слишком много теней.
Снова потекли минуты. Сторонний наблюдатель очень удивился бы, рассматривая напряженного человека, сидящего в неудобной позе в кресле и боящегося пошевелиться. Но Виксу было плевать на сторонних наблюдателей — он, до этого не обращавший внимания на новости и слухи о корабельном госте, сейчас чувствовал себя дичью, крупной жирной мышью...
За дверью послышалось тихое вопросительное мяуканье, а затем по металлу будто провели пучком гвоздей. И все снова стихло. Джозеф забыл, как нужно дышать. Все мысли о толщине и надежности стальной двери вымывались из головы потоком какого-то иррационального страха.
Шли минуты, прошло полчаса тишины. Наконец, человек, аккуратно разминая затекшие конечности, вылез из кресла, пробрался в кровать и спрятался под одеяло.
Элизабет Кокс, доктор медицины. 3392.
Ночной холод быстро и уверенно исчезал под лучами поднимающегося из-за горизонта солнца. Казалось бы, час назад еще стоял трескучий мороз, а уже двадцать градусов... какое там, уже плюс тридцать... плюс сорок...
Вышедшая на палубу в теплой куртке Лиззи была вынуждена разоблачиться — обычные плюс семьдесят по Фаренгейту образовались сами собой за каких-то полчаса.
Лед вокруг корабля таял на глазах. Далеко внизу жаждущие урвать последний кусочек пляжного отдыха экстремалы уже начали перебираться на берег. Доктор покачала головой — некоторых ничему жизнь не учит. Но, может, в этот раз никто из них не станет ловить ящериц.
Следом за солнцем небо над горизонтом закрыл уже знакомый силуэт.
— Часа через три наша планета повернется так, что точка, в которой мы находимся, уйдет в тень и настанет окончательная ночь. Интересное зрелище.
Элизабет повернулась к подошедшему аналитику и улыбнулась.
— Доброе утро! Знаю, просмотрела ваш отчет по этой странной системе. Что вы здесь делаете?
Джонс немного смутился.
— Ну, вообще-то, увидел вас и решил составить компанию. Если вы не против, — добавил он вопросительно.
— А вы в этот раз убежите от меня так же неожиданно?
— Кхм. Надеюсь, нет, — аналитик обезоруживающе улыбнулся. — Сейчас у меня не предвидится вообще никаких дел. И в ближайшие полтора месяца, думаю, мне тоже будет нечем заняться.
— Бросьте, Том. Кому, как не вам, думать о том, что нам всем делать в дальнейшем...
На Лиззи внезапно нахлынула грусть, а Джонс стал очень серьезным.
— Элизабет, что-то мне подсказывает, что эти шесть недель и вам, и мне очень желательно будет провести, закрывшись от общества. Вы, может быть, не замечаете, но с приближением зимы люди начинают менять свое отношение к происходящему. Вы чаще грустите. Коммандер и большинство офицеров начинают впадать в меланхолию и злятся теперь заметно больше, чем раньше. Среди оставшихся десантников было несколько драк на пляже.
— И что?
Аналитик чуть помолчал, задумчиво рассматривая берег.
— Знаете, мисс Кокс...
— Можно просто Лиззи, — улыбнулась она. — Меня почти все так зовут.
— Знаете, Лиззи... Меня ведь учили вылавливать самые тонкие колебания на воде, которые сулят в будущем крупные волны. Собственно, мой температурный прогноз — это мой провал как аналитика. Я должен был отслеживать ситуацию вокруг корабля, а я просто расслабился. И это, кстати, тоже ненормально.
Джонс замолчал, не замечая любопытного взгляда докторши.
— Но эта температурная аномалия, — наконец, продолжил он, — позволила мне встряхнуться и снова начать работать.
— И каков итог? — не выдержала Лиззи очередной паузы.
— Итог... Итог такой, что все наше поведение после Инцидента является ненормальным. Ни одного психоза. Ни одного самоубийства. Нет истерик, попыток нападения на офицеров. Нет банального желания разобраться в ситуации. Да даже на погибших друзей всем, по большому счету, плевать.
Он снова примолк, рассматривая черную тень над горизонтом.
— Так вот, сейчас, складывается у меня впечатление, пружина начнет разгибаться в обратную сторону. И толчок этому дает наступающая зима. Я голову себе сломал, читая сводки обо всех самых маленьких инцидентах на борту корабля и накладывая на получившуюся картину свои ощущения о настроениях команды. И в итоге мне кажется, что нас ждет не только шесть недель лютой зимы, но и шесть недель вырвавшейся на свободу человеческой депрессии.
— Вы серьезно?
— Куда уж серьезнее, Лиззи. А знаете, что мне на это сказал коммандер? Он сказал, что ему и так застрелиться хочется и попросил не усугублять ситуацию. После чего Найджел запретил мне доступ на мостик. С чего бы, казалось, — грустно усмехнулся аналитик.
— А у вас есть теория, почему все так происходит?
— Нет у меня никакой теории... Я, пока что, так и не могу понять этот мир. Здесь все подчинено какой-то неизвестной нам логике.
Опять молчание. Элизабет принялась рассматривать лес и бухту, думая о том, что, собственно, ей делать с полученной информацией. В голову ничего не шло, зато вспомнился пробирающийся где-то через местные заросли Тони.
— Том, а как вы думаете, успеет наш оператор добраться до корабля до вечера? — поинтересовалась она, стараясь не выдавать особой заинтересованности.
Аналитик глянул на небо, затем на часы.
— У него осталось часа полтора до наступления холода. Потом — еще полчаса до того момента, когда ему уже ничего не поможет. Это негативные моменты. Позитив же в том, что утром ему оставалось всего десяти миль по прямой и около пятнадцати — в реальности. Думаю, успеет. Под стимуляторами и страхом смерти люди еще и не такое делают.
— Я видела, в корабельной сети ставки делают на то, выживет он или нет. Уроды.
— Тоже видел. Ко мне несколько человек даже обратились с просьбой предсказать результат. А вам, кстати, не мешает подготовить для него койку. Я думаю, там будет обморожение, истощение и ломка после нескольких доз стимуляторов.
— Спасибо, — смутилась доктор Кокс. — Я, что-то, даже не подумала. Сейчас займусь.
— Успеете еще. Лучше насладитесь зрелищем — такого на Земле точно не бывает...
Коммандер Рональд Терон. 3392.
Рональд мрачно наблюдал сразу за двумя мониторами. На первом показывалась живая картинка исчезающего в тени затмения местного светила, на втором же шел не менее живой репортаж с камеры суматошного оператора, из последних сил мчащегося к кораблю.
— Не успеет, — авторитетно заметил Бойлз, развалившийся в кресле и смакующий виски из прямоугольного стакана. После завершения работ по экстренной консервации корабля на мостике сама собой образовалась кают-компания из высшего офицерского состава — отсюда и виски, и вальяжность штурмана.
Правильно, чем еще заниматься в командном центре, лишившемся практически всех способов воздействия на окружающий мир. Только выдавать ценные указания для оставшегося экипажа, уже начинающего страдать бездельем, да наблюдать за бегущим сквозь заросли сиэнэнщиком.
— Еще как успеет, — возразил капитан Лэксби. — На моих стимуляторах он еще и на верхнюю палубу по голому борту залезет.
— Если я не сделаю ему коридор в закрытом периметре, то хрен он куда успеет и куда залезет, — меланхолично заметил притаившийся в уголке координатор вооружений.
— У него что, нет идентификатора? — удивилась Джиллиан.
— Свой он оставил на корабле. В десантном шлеме — есть, но он неполного соответствия, так что может и приголубить, — все так же меланхолично ответил Брук. — Да не смотрите вы на меня так. Сделаю я ему коридор, ясно же.
— Сколько ему там осталось? — поинтересовался Терон, присматриваясь к бутылке, стоящей рядом с главным штурманом.
— Мили две до начала безопасной зоны, плюс еще полторы мили самой зоны.
— Не успеет, — вздохнула мисс Ван Вейк. — Солнце уже скрылось практически.
— Я на него сто баксов поставил, — неожиданно поделился вечно молчащий Капарроса.
Мостик на время погрузился в тишину. Рональд, плюнув на все, тоже налил себе огненной воды и поудобнее расположился в кресле. Его примеру последовал Найджел, а затем и большинство присутствующих.
— Все, полное затмение, — констатировал факт капитан Роджерс.
Рональд скосил глаза на цифры, показывающие значение температуры за бортом. Цифры на глазах начали уменьшаться.
— Добрался до защитного периметра, шустрый. Коридор проложен.
Потянулись длинные минуты.
— Уже почти ноль.
— Нормально, успевает. Полмили осталось.
Картинка с шлема оператора внезапно бешено завертелась, затем раздался треск и непередаваемая игра слов.
Коммандер глотнул виски. Действие начало становиться интересным.
— Мать вашу, я ногу сломал! — донеслось с экрана. — Нет, вывихнул... больно... черт...
— Высылаем помощь? — вскинулась Джиллиан.
Терон, оторвавшись от стакана, взглянул на значение температуры. Уже минус двадцать по Фаренгейту, черт. В голове у коммандера пронеслись варианты развития событий.
— Нельзя, — наконец, произнес он. — Встречающая команда не экипирована для вылазки и может погибнуть. Передайте ему, чтобы вставал и в темпе несся к кораблю, хоть на четвереньках.
Холли, до этого сидевшая на своем месте незаметной мышкой, начала что-то говорить в коммуникатор. Через полминуты баюкающий ногу мистер Хоук разразился потоком ругательств, очевидно, получив директиву от ведущего его диспетчера, а затем, с трудом поднявшись, заковылял к кораблю.
— Уже минус сорок. Не успеет.
— Стимуляторам плевать на минус сорок.
— Он уже почти на берегу!
На отметке в минус шестьдесят три градуса оператор вывалился-таки из леса и довольно шустро отправился к понтонному мосту.
— Давай, давай, давай! — азартно принялась подбадривать его Ван Вейк.
Лэксби окинул окружающих таким гордым взором, как будто сам только что с вывихнутой ногой пробежал марафон по Северному полюсу.
А Рональд внезапно понял, что лично ему до жизни и смерти оператора нет вообще никакого дела. Одним больше, одним меньше... Новый глоток виски теплым комком упал в желудок.
Вокруг кто-то радовался за путешественника, который заполз-таки внутрь авианосца, кто-то горевал о проигранной ставке в корабельном тотализаторе — неизвестно, в шутку или всерьез.
Ему же просто хотелось заснуть и таким образом хоть на время избавиться от своей ответственности за экипаж. Коммандер глотнул еще виски.
Часть третья. Уничтожение.
"Барак Обама", авианосец. 3390.
Над неназванной планетой в неизвестной звездной системе в очередной раз взошло солнце. Взошло на четырнадцать минут, едва просвечивая сквозь пылевую корону потухшей звезды, а затем снова скрылось в тени своего умершего собрата.
Холод, отступивший было от планеты, снова рванулся в наступление, проморозив водоемы, покрыв снегами степи, заставив съежиться растения... А также зажав искалеченную тушу прибывшего из другой звездной системы авианосца в своих ледяных объятиях и попытавшись продавить ими его внешнюю обшивку. Корпус корабля, рассчитанный на сопротивление артиллерийским обстрелам и имеющий шанс сдержать воздействие даже небольшого ядерного взрыва, если он, конечно, произойдет не слишком близко, немного поскрипывал, но держался. Лишь в местах, поврежденных неизвестным оружием аборигенов, образовывались легкие деформации. Пока еще небольшие и незаметные.
Спустя час после того, как погас последний лучик местного солнца, над укрытой льдом и снегом планетой пошел легкий дождик. Ксеноновый дождик. Температура перевалила за минус сто семьдесят градусов по Фаренгейту и первая из частей здешней атмосферы поспешила выпасть в осадок, образовывая симпатичные лужицы на палубе вмороженного в лед корабля.
Еще через полчаса лужицы замерзли.
Странные города местных обитателей на других континентах с наступлением холодов исчезли из объективов пролетающего над ними спутника, скрывшись как с поверхности планеты, так и из всех возможных диапазонов сканирования.
Вместо них на поверхности появилось что-то другое. Луис Суарес, дежурящий в центре мониторинга, заметил множественные нарушения охранного периметра береговой базы, но огневые системы, скованные холодом, смогли только передать сигнал тревоги. Пулеметы на берегу молчали, неспособные работать в условиях аномальных температур, батареи корабля молчали, находясь в полной консервации.
Первый из объявившихся гостей, напоминающий собой сгусток темного дыма среди расцвеченной звездами черноты ночи, осторожно приблизился к металлической скале, откуда-то появившейся в давно знакомой ему бухте. От скалы веяло тщательно скрытым теплом и странными эмоциональными образами. И еще — внутри скалы находился один из его сородичей, буквально купающийся в потоках энергии. Среди мертвого голодного мира его наслаждение ощущалось как дуновение прохладного ветра в центре знойной пустыни.
Комок дыма аккуратно сформировал нечто, напоминающее когтистую семипалую чешуйчатую лапу, мгновение помедлил, а затем решительно царапнул металл. На лед полетели стальные стружки.
Сородич, сидящий в полутемном коридоре на остывающем теле какого-то бедолаги, почувствовал приближение конкурента, поднял усатую черную морду и злобно зашипел в пространство.
На мостике сообщение Суареса о нарушении периметра встретили равнодушно. Луису даже показалось, что его и не приняли всерьез даже, а просто поставили галочку и забыли о докладе.
Точно так же часом позднее мостик воспринял сообщение о потере контроля над геостационарным спутником — какой-то очередной пролетающий мимо планеты космический мусор зацепил хрупкое искусственное тельце, прервав его существование.
О полном отключении берегового периметра, произошедшим вследствие наступления критической температуры, он сообщать уже не стал. К чему.
На мостике действительно было не до Суареса. Там шла мрачная пьянка, каждый тост которой был приурочен к очередному отказу какого-либо узла или системы корабля. Потеря спутника сопровождалась распитием коллекционной Черной Жемчужины от Реми Мартина, внезапно обнаружившейся в закромах у Бойлза. Стоящий десятки тысяч долларов напиток разошелся по стаканчикам и был выпит, как дешевое пиво на школьном выпускном.
Рассыпавшиеся в пыль линзы лазерных пушек удостоились лишь пары бутылок средненького вина.
В то время, как на мостике старший офицерский состав предавался моральному разложению, отлученный от компании главный аналитик лежал на койке, смотрел в потолок и лихорадочно проверял состояние своего разума, панически боясь найти сбои в его работе и даже не задумываясь о том, что эта суета и паника — и есть самое наглядное проявление того, что с его всегда точно и четко работающими мозгами происходит что-то неладное. Время от времени мысли Джонса перескакивали на симпатичную докторшу, но в такие моменты он смущался сам себя и снова принимался отслеживать функции своего сознания.
Доктор Кокс про аналитика не вспоминала — ей просто не хватало на это времени. За последние сутки, помимо обмороженного и отравленного стимуляторами Тони, к ней поступило сразу пару десятков человек. У экипажа, до этого ни на что не жалующегося, внезапно начались обострения всевозможных хронических болячек. От сердечной недостаточности до язвы желудка и двух случаев внезапно активизировавшегося рака.
С учетом того, что старое помещение госпиталя попало под консервацию и теперь Лиззи ютилась в совсем небольшом и совершенно не приспособленном для работы с больными отсеке, с работой она попросту не справлялась. Приданные ей в помощь медики из десанта разводили руками, но не брались за лечение острой почечной недостаточности или инсультов. Объясняя, что это не их профиль.
Тони, опять попавший на больничную койку, пытался шутить и поднимать настроение окружающим, но удавалось ему это откровенно плохо. В конце концов, поддавшись общему мрачному настроению, он тоже примолк, с ненавистью поглядывая на капельницу с восстанавливающим раствором, приковывающую его к кровати.
С не меньшей ненавистью уже к самому Тони жил переселенный чуть ли не в общий барак Дэн Соссьо. Среди невзгод, обрушившихся на авианосец в последнее время, среди потихоньку нарастающего в команде страха перед призрачным черным котом, оставляющим после себя каждую ночь по паре свежих трупов, среди этого всего его внезапно пробудившаяся ненависть к ничего не подозревающему оператору расцвела пышным цветом, превратившись в психологический якорь и навязчивую идею.
Такой же силы навязчивая идея преследовала и механика Картера. Но его идея была гораздо более прозаической — он всеми силами старался оградить себя от новой встречи с Черным. Переселение в общую каюту на десять человек он воспринял, как манну небесную, в отличие от всех остальных своих соседей — Джон отлично помнил, что большие компании его недавний питомец не любит.
Младший лейтенант Викс, наоборот, предпочел прятаться от корабельного гостя в одиночестве, всеми правдами и неправдами умудрившись за сутки натаскать к себе в каюту запасов еды на полтора месяца вперед и теперь ведя тихую жизнь затворника. Его смена, обитающая в каютах неподалеку, сначала смотрела на эти действия, как на проявление откровенного слабоумия, но затем, после изучения глубоких царапин на двери своего шефа, крепко призадумалась.
Мисс Викерс и лейтенант Гивен целенаправленно уничтожали запасы доступного алкоголя. Отсутствие при этом постельного продолжения раздражало Розмари все больше, но пилоту явно было плевать на ее мнение.
Зато у боевого пловца с оператором беспилотников все складывалось как-то очень быстро, хорошо и буднично. Всего несколько дней после знакомства — а они уже оказались переселенными в двухместную каюту благодаря хорошим отношениям Адама с распределяющим новые места обитания офицером. Джульетта даже успела навести в истинно десантной берлоге некое подобие домашнего уюта.
Где-то очень далеко, за непроглядной чернотой умершего солнца, по орбите неслось солнце живое, горящее. И неумолимо догоняющее медленно ползущую замерзшую планетку.
Найджел Гатлинг, шеф военной полиции. 3389.
— Сейчас, вообще, какое время суток? — пробрался сквозь затуманенное сном сознание Найджела чей-то въедливый голос. — Кто-нибудь может сказать?
Он попытался спрятаться от реальности под одеялом. Увы, одеяла поблизости не оказалось — приоткрыв глаза, Найджел обнаружил себя на диване в комнате отдыха рядом с мостиком. Дальнейший осмотр показал наличие безвольного тела Ван Вейк, свернувшейся у него на ногах, а также торчащей рядом головы капитана Лэксби, спящего, привалившись к дивану.
Он мотнул головой, пытаясь немного осознать окружающую реальность. Это необдуманное действие вызвало каскад негативных ощущений — словно проснувшись, на него набросилась головная боль, стены вокруг начали плавно крутиться из стороны в сторону, в отлежанных помощницей штурмана ногах проснулись мириады мерзких иголочек, а во рту прорезался гнусный вкус.
В дополнение ко всему, шефа Гатлинга страстно потянуло блевать.
Осознав это желание и страшась его несанкционированного исполнения, он попробовал было шустро броситься в местный гальюн... Увы, непослушные ноги, пронзенные дикой болью от оживающих нервов, бросили его на пол уже на втором шаге, подарив новую порцию тошноты.
Мисс Ван Вейк, не просыпаясь, что-то пробурчала и поудобнее устроилась на диване.
Найджел, не пытаясь реанимировать до конца ноги, пополз на четвереньках к заветной комнате, морщась от ощущений в конечностях.
Успел, слава всем богам. И жертва белому брату не прошла напрасно — организм живо откликнулся, приглушив тошноту и головную боль, а взамен подарив сушняк и чувство голода.
Найджел осторожно вышел на мостик. Аккуратно протер глаза. Затем на всякий случай ущипнул себя за ногу. Но нет, все было наяву — вповалку валяющиеся тела в офицерских мундирах, пустые бутылки из-под разнообразного спиртного, какие-то огрызки...
— И это мостик? — вырвался у него недоуменный вопрос.
Единственное тело, подающее признаки осмысленной жизни — Капарроса, — соизволило повернуть к нему голову.
— Что же еще... Мостик, конечно... Сейчас день или ночь?
Вопрос поставил Найджела в тупик. Часы с двенадцатичасовым форматом времени, который был успешно адаптирован компьютером под здешние реалии, показывали пять часов. Отметок "до полудня" или "после полудня" на экране почему-то не наблюдалось. Сам обзорный экран показывал только черноту вместо окружающего корабль пространства.
— Э... Не знаю...
Некоторое время оба помолчали, пытаясь разрешить задачу, не залезая в настройки компьютера и не доставая карманные гаджеты.
— А когда это все началось? — Найджел выразительно обвел рукой царящий на мостике бардак.
Капарроса поморщился, вспоминая.
— Сразу, как солнце зашло. То есть, как взошло... В общем, утром.
— Наверное, тогда ночь...
Помолчали еще.
— Если ночь, то на небе должны быть видны звезды.
— Ага. Хотя, нет, вроде бы, наоборот, теперь звезды видны только днем...
Куда-то идти и переключать экраны на вид неба не хотелось никому.
— Черт с ним. Давай сделаем кофе...
Запах бодрящего напитка послужил катализатором, заставившим остальных потихоньку просыпаться.
Лэксби вместе с Роджерсом быстро откланялись, решив провести восстановительные процедуры в своих вотчинах. Капарроса, убедившись, что вокруг действительно ночь, а, точнее, раннее утро, тоже исчез, сославшись на окончание своего дежурства. Ван Вейк заняла крохотную душевую, также имеющуюся в комплексе обеспечения мостика. Брук, попробовавший было дождаться ее выхода оттуда, чтобы в свою очередь освежиться, через десять минут плюнул и тоже покинул мостик.
Бойлз с мрачной физиономией сидел в штурманском кресле, рассматривая пустую бутылку из-под своего коллекционного коньяка.
Терон, взъерошенный и несчастный, пялился в список неисправностей и повреждений, отображающийся на экране.
Сам Найджел, потихоньку возвращающийся к жизни, все острее чувствовал необходимость поменять форму и побриться. В конце концов, забив болт на вежливость, он тоже отправился к себе в каюту.
Выйдя из прокуренного и насыщенного алкогольными парами помещения, он поразился непривычной прохладе, царившей в коридоре. Часовые, вытянувшиеся по струнке при его появлении, выглядели замерзшими и не очень радостными.
— Вольно, солдаты. Что-то интересное происходило в последнее время?
— Никак нет, сэр! Все было спокойно!
— Только холодно, сэр.
Найджел уже и сам успел немного озябнуть.
— Я сообщу вашему капитану, что пора выдавать теплые комплекты на дежурство. Потерпите немного.
— Так точно, сэр!
Каюта встретила шефа полиции темнотой, легким беспорядком и запустением. Но в ней, хотя бы, было заметно теплее, чем в коридорах.
— Ладно... Пора приходить в норму.
Через десять минут слегка прибранная каюта уже радовала глаза, нос и уши — на кухне варился кофе и готовился завтрак, телевизор крутил легкую музыку, температура поднялась до комфортной. Сам же хозяин апартаментов нежился под струями горячего душа, попутно соскабливая отросшую за последнее время щетину.
Еще через десять минут Найджел, свежий, гладко выбритый и довольный жизнью, старательно уплетал приготовленную из нашедшихся полуфабрикатов пиццу, запивая ее кофе и попутно просматривая новости по кораблю. К его несказанному удивлению, за последнее время обновлений новостей не было даже на командирском уровне доступа.
— Такое впечатление, что все с приходом этой чертовой зимы откровенно положили хрен на свои обязанности, — пробурчал он себе под нос и связался с центром мониторинга.
— Говорит Найджел Гатлинг. Не могли бы вы предоставить мне полную информацию по состоянию корабля и по происшествиям за последние двадцать часов?
— На связи Ливингстон, сэр. Я только что отправил подобный отчет на мостик. Вам продублировать?
— Давайте. А почему офицерская сводка новостей пустая?
— Не могу знать, сэр. Все данные в штатном режиме отправляются аналитикам, почему они их не опубликовывают — неизвестно.
— Понятно... Когда ваш отчет придет?
— Уже на вашем терминале, сэр.
Отчет Найджела откровенно не порадовал. За короткое время, прошедшее с начала зимы, они успели лишиться спутника, лазерных пушек, всей защитной системы береговой базы, потерять одну из антенн, попытки вращения которой в условиях намертво схватившейся смазки в движущихся частях привели к тому, что ее мотор просто сгорел. Вдобавок, вышла из строя чуть ли не половина внешних незаконсервированных датчиков — различные коэффициенты сжатия материалов, из которых они были изготовлены, при охлаждении привели к неоднородным деформациям, повлекшим за собой их гибель.
Был обнаружен еще один труп с признаками нападения гадского кота. Помимо этого, к врачам обратилось аномальное количество пациентов — люди словно вспомнили, что у них есть всевозможные болезни и решили порадовать единственного оставшегося доктора их разнообразием.
На сладкое Найджелу досталась разгерметизация корпуса сразу в трех местах. Все — на уровне ватерлинии, все — вдали от жилых отсеков. Неприятно и неожиданно было то, что прорехи в корпусе появились совсем не там, где ожидалось — часть корабля, законсервированная из-за попадания инопланетного оружия, не пострадала пока что никак.
Гатлинг откинулся в кресле и, потягивая кофе, принялся рассматривать потолок. В принципе, отчет был не смертельным. Повреждения пока что укладывались в рамки допустимого. Тем более, что основные проблемы и ожидались именно в начале зимы, а дальше все должно было идти равномерно и без особых эксцессов. Если, конечно, не откажет реактор.
Терминал пиликнул и высветил новую новость — произошла новая разгерметизация, на этот раз в отсеке, смежном с одним из пострадавших в прошлый раз. Шеф недовольно посмотрел на появившийся перед ним план корабля. Если так пойдет и дальше, то серьезные проблемы могут начаться уже совсем скоро.
Десантник Фил Скотт. 3389.
В столовой в этот раз было не протолкнуться — люди, собранные в небольшой части корабля, вынужденные кучковаться в одних и тех же помещениях, сейчас, за завтраком, как селедки в бочке топтались во всех доступных для получения пищи местах.
Филу пришлось изрядно постоять в очереди и потолкаться, пока не подошел его черед взять тарелку какого-то не очень аппетитного варева и разогретый сухпаек. Аккуратно неся поднос с добычей и ища место, куда можно было бы приткнуться, десантник успел услышать много нелицеприятного о командире корабля, согнавшем всех в эту душегубку, а также о коках, приготовивших в этот раз черт знает что вместо нормального завтрака.
Самому Филу питаться сухпайком было не в диковинку, а доставшийся в дополнение к нему полусуп-полукаша служил неплохим плюсом. Но десантников на корабле осталось не так уж и много, а технические работники, матросы и прочие штабные крысы негодовали откровенно и явно.
Судя по тому, что буквально через несколько минут на громкую связь вышел злой Энцо, претензиями коков затрахать успели уже очень основательно.
— Господа, позволю сказать вам несколько слов и прошу отнестись к ним со всем вниманием, — произнес динамик голосом шеф-кока.
Дождавшись наступления некоторой тишины, динамик продолжил:
— Мать вашу, выкормыши дикой обезьяны, согрешившей с тарантулом, как у вас ваши поганые языки поднимаются вонять на моих поваров? Вы что, тупые задницы, не втыкаете своими куриными мозгами, куда мы попали и в какой ситуации находимся? Вам, падлам, не нравится, что мы на вашу ораву, надрывая животы, приготовили хоть что-то в ситуации, когда у нас больше нет ни нормального камбуза, ни нормальной площади для готовки? Может быть, это мне стоит задать вам, бесполезным слизням, вопрос — как вы довели корабль до такого состояния, как сейчас? Я только что слышал возмущение от какого-то морпеха. Что ж ты, сынок, не перебил всех врагов, до того, как они покорежили корабль до невменяемого состояния?! Я здесь слышу негодование от простых матросов. И они, черт возьми, имеют право жаловаться, потому что не от них зависело это дерьмо. Но какого полового органа вы, тупые ушлепки, гоните волну на меня и моих ребят, а не на тех, кто довел это корыто до такого состояния, что здесь нечего, не на чем и некому готовить? Запомните, охреневшие рыла — или вы самолично толпой херачите рожи тем, кто хотя бы косой взгляд бросит в сторону моих ребят, или будете жрать холодные сухпайки без чая и кофе весь остаток этой долбаной зимы. Я ясно выразился, детеныши болотного ящера?!
Динамик на мгновение примолк, а затем вежливо добавил:
— Всем спасибо за внимание и приятного аппетита.
Смолкшие на время спича разговоры снова возобновились, только теперь уже с более позитивным окрасом. На коков уже никто не наезжал, вместо этого отпуская шпильки в адрес командиров, заведших команду в такую задницу. Неподалеку отвесили пару подзатыльников кому-то только что прибывшему, посмевшему возмутиться стряпней.
Фил, доев суп и изготавливая из набора сухпайка грандиозный гамбургер, усмехался. Шеф-кок оказался тем еще стрелочником, сумевшим одной короткой речью вывернуться из-под критики команды, очутиться в рядах невинно пострадавших, а заодно и окончательно перевести вектор недовольства на отсутствующее начальство. Мастер.
Гамбургер получился неожиданно аппетитным на вид и приятным на вкус. И чего этим дурням не нравятся сухпайки? Неторопливо пережевывая свое творение, Фил продолжал прислушиваться к разговорам. Люди, несколько повеселевшие после выступления Энцо, снова начали мрачнеть. Кому-то не нравилось, что их переселили в тесные десантные казармы, кто-то так и не распробовал сухпаек и ругался на жратву, кто-то внезапно с чего-то вспомнил о далекой Земле. И все чаще и чаще звучали слова недовольства в адрес коммандера Терона и его штаба. Особенно сильно разорялся какой-то матрос, уже собравший вокруг себя немало слушателей. Фил, захватив остатки завтрака, притиснулся поближе.
— ...вы видите уже сейчас. Нас здесь в прямом и переносном смысле кормят дерьмом. Я вам сейчас напомню две вещи. А вы сами решите, что это значит. Все помнят, как мы лишились куска корабля? Все помнят, как мы разрезали переборки, чтобы избавиться от него? Кто-нибудь из вас думает, что на этой здоровенной хрени, которая пошла потом ко дну, не осталось живых? Есть такие идиоты? Вижу, что нет. Так вот, их всех отправили умирать на дно просто по прихоти командира. Потому, что там находились обычные простые моряки — такие, как мы с вами. На нас всем плевать! Хотите другой пример? Этот репортеришка, который не представляет собой ничего ценного для нашего корабля. Когда он оказался черт знает где, за ним гоняли беспилотники, сбрасывали ему припасы и стимуляторы, направляли его и, в конце концов, спасли. Почувствовали разницу? Множество наших братьев, погибших в мгновение ока, на одной стороне и один бестолковый штатский — на другой. А все потому...
— Мать вашу! — прорезался динамик. — Закончили жрать, дайте поесть и другим. Охота пообщаться — общайтесь в других местах. Поимейте совесть, бакланы бескрылые!
Со злым Энцо спорить никто опять не захотел и толпа начала аккуратно рассасываться по выходам. Недавний оратор, о чем-то оживленно разговаривающий с группой матросов, тоже вышел из столовой.
Фил покачал головой и проглотил последний кусочек гамбургера. Ему не нравилось нездоровое недовольство команды и красноречие неизвестного матроса. Так и до бунта в условиях ведения боевых действий недалеко. Десантнику, привыкшему есть, что дают, выполнять, что приказывают, держать закрытым рот и открытыми — глаза и уши, вся ситуация казалась какой-то дикой. Некоторое время он даже подумывал, не отправиться ли с докладом к капитану Лэксби, но, в конце концов, решил, что не стоит. Наверняка, кто-то и без него настучит.
Коммандер Рональд Терон. 3389.
Коммандер сумрачно рассматривал своего безопасника. Тот, чувствуя запах жареного, стоял навытяжку и ел начальство глазами. С учетом того, что он озаботился возвратом себе идеального внешнего вида, а Рональд лишь слегка привел себя в порядок, Найджел раздражал командующего кораблем с каждой секундой все больше.
— Значит, у нас там назревает бунт, а я узнаю об этом лишь под вечер? Найджел, твою мать, ты о чем вообще думал?
— Сэр, я узнал об этом недавно, сэр! После чего проводил изучение ситуации для того, чтобы дать более полный отчет, сэр!
— Найджел, не ори, говори нормально. И так голова еще болит. И что выяснил в итоге?
— В общем и целом, люди недовольны сложившимся разделением между командным составом и простыми матросами, механиками и прочими. Думаю, катализатором выступило то, что жизненные условия кардинально изменились всего за несколько дней. То был отдых, прогулки на природе, барбекю, а теперь — тесные казармы, отсутствие внятных занятий и плохая еда...
— То есть, нам что, не следовало их выпускать на отдых, что ли? — перебил Терон.
— Нет, думаю, это был правильный шаг. А ситуация все равно бы была напряженной. Так вот, команда с чего-то решила, что, раз мы в новом мире, то у нас у всех должны быть чуть ли не равные права и обязанности. А то, что мы здесь предаемся праздности и ничегонеделанию, в то время, как они там страдают, — это они считают вопиющей несправедливостью и чуть ли не приравнивают к кастовому расслоению, возможно, рабству. Точнее, пока еще они ничего такого не считают, более того, даже не догадываются о таком варианте. Пока что им просто не нравится теснота и сухпайки. Но через некоторое время в ходе риторики они точно додумаются и до таких эпитетов. И тогда будет уже труднее.
— Да чтоб они все сдохли нахрен, — в сердцах бросил Рональд. — Мало нам проблем. А чего они хотят и требуют?
— Самое неприятное, что осмысленных требований, которые мы могли бы выполнить, у них просто нет. Пока что им просто не нравится все вокруг.
— Ладно. А кто вовлечен во все это?
— Технический персонал, матросы, механики. Все, кто занимает должности, хоть сколько-нибудь требующие наличия мозгов, старались поскорее уйти от таких разговоров. Еще десантникам было явно странно все это слышать. Они чувствуют себя, в отличие от этих идиотов, на войне и ведут себя соответственно.
— Десантники — это хорошо... Знаешь что, скоординируйся-ка с Лэксби и постарайтесь как-нибудь разрулить эту неприятную ситуацию.
Найджел кивнул и ушел, оставив коммандера наедине с недобрыми мыслями.
— К черту.
Действительно, к черту этих недовольных. Есть дела и поважнее, например — почему разгерметизация происходит уже в восьмом отсеке с трех различных направлений. Терон вызвал главного инженера.
— Брэдли, есть новости об этих дырках?
— Пока что ничего, коммандер. В отсеках, которые уже контактируют с внешней атмосферой, выходят из строя средства наблюдения — похоже, из-за температуры. При этом температура падает далеко не мгновенно, что подразумевает очень небольшой диаметр отверстий. На данный момент мы освещаем и держим под наблюдением все примыкающие к разгерметизированным помещения — успеем заснять, что там происходит.
— Как будто червяки в яблоке ходы протачивают, — злобно пробормотал Терон, рассматривая карту повреждений.
На другом конце линии задумчиво хмыкнул Брэдли.
— А знаете, коммандер, в ваших словах что-то есть... Мы пока что рассматривали только физические причины происходящего, но, может быть...
Коммандер внезапно вспомнил, что сутки назад оператор центра мониторинга что-то докладывал о нарушениях периметра.
— Только этого нам еще и не хватало!
— Вы о чем?
Пришлось напомнить о докладе оператора.
— Да уж, если это какая-то новая животная хрень, то будет совсем неприятно...
Закончив общаться с инженером, Рональд попытался вызвать главного аналитика, но тот упорно не отвечал на вызовы. То ли спал, то ли пал жертвой кота, то ли обиделся за то, что его отстранили от мостика. Терон задним умом понимал, что это решение было весьма глупым, но не бежать же извиняться...
От мыслей об аналитике его отвлек снова появившийся на экране Брэдли Джонс.
— Коммандер, новая разгерметизация, — мрачно произнес он. — И на этот раз мы сумели ее заснять.
На сжатой четырехминутной записи было видно, как в каком-то помещении, сначала в одном месте потолка, а затем еще в трех, появляются прорехи. Появляются и потихоньку расширяются под напором шустро работающих когтистых лап. Вниз летит металлическая стружка, затем, когда отверстия достигают ширины примерно в десять дюймов, в них пробираются незваные гости.
— Гадство, — пробормотал Терон. Существа, которые на последних секундах видеозаписи начали всестороннее исследование помещения, чем-то напоминали уже примелькавшегося черного кота. Совершенно другая форма, напоминающая помесь осьминога со сгустком тумана, но размеры, способности к изменению внешности — когтистые лапы, которыми они проделывали себе путь внутрь, давно исчезли, сменившись чем-то, напоминающим щупальца...
— Метаморфы, — со злостью отметил очевидное инженер. За спиной у Терона печально вздохнула пробравшаяся туда Холли.
— А что им нужно внизу? Там же ничего особенного нет — склады, да и только.
— Может, они к продовольствию пробираются? — пискнула набравшаяся смелости энсин Тим.
— Да на хрен им не сдалось наше продовольствие, — раздраженно ответил Бойлз, тоже оказавшийся поблизости. — Что-то не заметно было, чтобы нашему коту это продовольствие было нужно.
— Внизу им будет легче пробраться к реактору — неожиданно сказал Джонс.
Все примолкли, рассматривая план корабля.
— И как мы технически можем им помешать? — наконец, спросил Рональд.
— Теоретически — наварить на их предполагаемом пути новых перегородок. Но практически у нас нет на это материалов. Так что ответ — ничего. Впрочем, можно попытаться встретить их автоматным огнем. Но я не уверен, что он им повредит. Хотя, если судить по другим представителям фауны, шанс есть.
— А что будет, когда завтра взойдет яркое солнце? — снова поинтересовалась Холли.
— Затопит там все к чертям, — после небольшого раздумья ответил инженер.
— Совсем все? — удивился Бойлз.
— Нет... Дайте немного подумать...
Коммандер нервно потеребил подлокотник кресла. Мысль о затоплении внутренних отсеков корабля казалась ему не самой желанной. А размышляющий по ту сторону экрана Джонс почему-то становился все мрачнее.
— У нас намечаются очень крупные проблемы, — наконец, соизволил сообщить он.
— Подробнее, — горько махнул рукой Рональд. — Я уже ничему не удивлюсь.
— Про солнце я как-то позабыл. А зря. Знаете, как разрушаются скалы? В маленькие трещинки попадает влага, замерзает и, расширяясь, разрушает породу.
Бойлз, сразу схвативший суть, от души выругался.
— Вот-вот, вы поняли. Сейчас солнце растопит здесь все. Теоретически, мы можем изловчиться и заварить внешнюю обшивку в то время, когда температура еще будет приемлемой. Тогда мы избежим этой проблемы. Но проблема с незваными гостями останется актуальной. Они продолжат ломать переборки, доберутся до реактора — и нам всем конец. Так что получается, что мы должны попробовать их уничтожить. Я предлагаю утопить. Для этого нам, кстати, придется приоткрыть кингстоны и набрать немного воды — чтобы прорехи гарантированно оказались под водой. Судя по всему, пары футов хватит — тот уровень, на котором они появились на корабле, почти под потолком палубы. Это не критично.
— Может быть, лучше все же отправить десантников?
Джонс некоторое время думал.
— Знаете, коммандер... Не мое дело — что-то вам советовать, но, если меня верно информировали, то сейчас десант нужно беречь, как зеницу ока. У меня тут сложилось впечатление, что назревает анархия и только морпехи способны ее предотвратить. А их осталось очень мало и неизвестно, сколько из них может погибнуть там, в стычке с этими тварями.
Коммандер, глядя в пол, размышлял.
— Поймите, Терон, их мы отправить сможем всегда. Но почему бы не попытаться решить проблему чисто техническими средствами?
Рональд, приняв решение, кивнул.
— Если предположить оптимистичный вариант, то они утонут, а мы останемся с несколькими заполненными водой отсеками, так? И во время последующего наступления холода вся эта вода, замерзнув, к чертовой матери сломает следующие стенки отсеков?
— Верно. Именно поэтому нам каким-то чудом нужно сначала запустить в отсеки воду, утопить тварей, затем заварить снаружи пробоины, а перед наступлением холодов пустить набравшуюся воду дальше. Либо откачать ее. Суть в том, чтобы не оставлять полностью заполненных отсеков. Запустим мы там в них снова обогрев или нет — дело десятое. Если что, просто будет еще несколько изолированных помещений. Но дальше все это не распространится.
— А вентиляция? По ней эти гады не убегут?
— Вентиляцию мы везде, кроме жилой части, уже наглухо перекрыли. Еще при консервации. Но, честно скажу, гарантии никакой. В конце концов, они через внешнюю обшивку пробурились.
Коммандер кашлянул и подвел итог:
— Получается, готовим команду подводников, готовимся открыть кингстоны. Затем, при достижении нормальной температуры за бортом, опускаем корабль, затапливаем отсеки с тварями, затем ставим заплатки, а перед самым понижением температуры немного сливаем воду. Так?
— Главное, чтобы эти сволочи утонули, — оставил мрачную ремарку Бойлз.
Элизабет Кокс, доктор медицины. 3388.
Лиззи хотелось плакать и биться головой об стену. С экипажем творилось что-то непонятное. Застарелые болячки начали выскакивать у людей с пугающей периодичностью. Каждый час — два-три пациента. Рак, сердечная, почечная, печеночная недостаточность. Язвы, гормональные сбои, гемофилия.
Молодой доктор сбивалась с ног, но сделать практически ничего не могла. Большинство нужных лекарств либо пропало в результате Инцидента, либо их в принципе на содержалось на корабле. Диагностическое оборудование осталось только самое примитивное. А что делать с диагностированным по картам пациентов раком, она вообще знала только в теории, да и то очень слабо.
Помогающие ей десантные медики, сначала улыбавшиеся неопытности своей коллеги, быстро прочувствовали ситуацию и взяли на себя все операбельные случаи. Уж что-что, а резать и зашивать им приходилось очень часто.
И вот, спустя всего лишь полтора дня после начала странной эпидемии, умер первый пациент. Авиатехник, сорок лет, стремительно прогрессирующий рак. И Лиззи ничем не смогла ему помочь — разве что облегчила страдания морфием.
— Доктор, здравствуйте... У меня, похоже, что-то с сердцем...
Ну вот, еще один пациент. Лиззи выдавила из себя кривую улыбку, усадила пациента в кресло и вызвала историю болезни. Ну да, легкий порок сердца, не позволяющий заниматься спортом, но в целом совершенно не мешающий жить. И вот, пожалуйста.
Элизабет тупо смотрела в монитор, не решаясь повернуться к пациенту, наверняка ждущему от нее чуда. Чуда не будет. Без медкапсулы, без опытного кардиохирурга, ничего она сделать не сможет.
— Ну что, доктор?
Пришлось повернуться.
— Стивен... К сожалению, у нас нет оборудования, чтобы провести вам операцию. Если мы попробуем, то просто вас убьем...
— И что же делать? — похоже, этот добродушный увалень еще не понимает всей тяжести ситуации.
— Ничего не делать, Стивен. Совершенно ничего. Вы сейчас пойдете в каюту, ляжете на койку и будете лежать там, вставая только в туалет. Было бы очень желательно, чтобы вам кто-то из друзей приносил еду. И проведете вы так, в самом лучшем случае, полтора месяца. Потому что все это, — Элизабет обвела рукой заполненный пациентами отсек, — все это началось с наступлением зимы и закончится, скорее всего, вместе с ней. Я надеюсь...
Стивен, все больше грустневший по ходу ее речи, немножко оживился в конце и даже нашел в себе силы поблагодарить за совет перед уходом.
Лиззи оперлась локтями на колени и спрятала лицо в ладонях.
— Эй, доктор, — послышался чей-то доброжелательный голос. Боже, еще один пациент...
Она подняла голову. Перед ней, держа две кружки с кофе, стоял худой, седой, как лунь, но жизнерадостный и на вид вполне здоровый Тони.
— Не пугайся так, док, — ухмыльнулся он. — Я здоров, просто решил принести тебе кофе. А то смотреть больно.
— Спасибо, — поблагодарила своего бывшего пациента доктор и внезапно для самой себя расплакалась.
— Эй, эй, док, спокойнее, — засуетился Тони. Поставил кофе на стол, достал откуда-то салфетку, присел рядом на краешек кресла и принялся вытирать ей слезы, одновременно обнимая за плечи. — Спокойнее, все образуется и будет хорошо...
— Не надо меня жалеть, — попыталась отпихнуться Лиззи, жалко шмыгая носом. Оператор наплевал на ее телодвижения с высокой колокольни и обнял крепче. Слезы полились с новой силой.
Наконец, после нескольких минут позора, она все же сумела взять себя в руки и принять, как ей показалось, гордый и независимый вид. Впрочем, Тони, увидев это, лишь прыснул со смеху. Дурень.
Она аккуратно высвободилась из его рук и сделала вид, что рассматривает что-то жизненно важное на мониторе. Оператор поднялся с кресла и подошел к наблюдавшей издали за всем действием медсестре. О чем-то поговорил с ней, довольно кивнул и отправился обратно. Элизабет снова принялась разглядывать монитор.
— Пошли, док. Поднимай свою милую попу с кресла, хватай кофе и вперед. Подъем, солдат! — она почувствовала, как его руки снимают ее с кресла.
— Куда... Тони, прекратите!
— Вот, молодец, очнулась хоть, — невозмутимо заметил наглый оператор и сунул ей в руки горячую кружку.
— Ай! — сосуд пришлось перехватывать поудобнее, а в это время Тони уже успел протащить ее на буксире почти до двери временного госпиталя.
— Куда вы меня тащите, пациент?!
— Не буянь, док, я сейчас не твой пациент, а твой друг, который будет помогать тебе приходить в норму. Шевели копытцами.
— Копытцами?! Да ты...
— Я, я... Почти пришли уже. Говорю же, не буянь. Заходи, гостем будешь.
Каюта, в которую Тони ее притащил, оказалась просторной и двухкомнатной. Оператор чуть ли не силой усадил ее в кресло, ткнул пальцем в кружку, намекая, что кофе можно не только перемещать в пространстве, но и пить, а затем принялся хлопотать по хозяйству, что-то доставая из холодильника, разрезая, смешивая, засовывая в плиту...
— Ну и зачем ты меня сюда притащил? — мрачным голосом поинтересовалась Элизабет, прихлебывая кофе. Отвратительное настроение, царившее у нее на душе двадцать минут назад, быстро сменялось позитивом, однако наглец явно не был достоин увидеть подтверждения правоты своих действий.
— О, приходишь в себя, док, — улыбнулся тот, продолжая что-то резать. — Все просто. Я не могу позволить самому компетентному и очаровательному доктору на этом корабле загнуться от перевыполнения взятых на себя обязанностей.
Лиззи снова вспомнились пациенты, требующие врачебного ухода и у нее опять заскребли кошки на душе.
— Я, наверное, пойду, — поставила она кружку с недопитым кофе на стол.
— Сидеть! — неожиданно рявкнул Тони, поворачиваясь к ней и упираясь руками в бока. От неожиданности, привставшая мисс Кокс снова шлепнулась в кресло.
— Ты, наглая, бесчувственная, не думающая о своих пациентах докторша! — от удивления Лиззи даже открыла рот. — Ты сейчас пойдешь туда, получишь нервное истощение и через неделю загнешься от какой-нибудь болячки. Молчать! И после этого все те люди, которым ты будешь нужна, будут тихо и спокойно умирать, потому что тебе вздумалось играть здесь и сейчас в героиню, а не включить свои маленькие мозги и подумать о будущем! Молчать, я сказал! Так вот. Ты сейчас выслушаешь все, что я тебе скажу. Потом обругаешь меня самыми последними словами. Потом поешь как следует пиццу и салаты. Затем ты ляжешь спать и проспишь здесь, на этом диване, до тех пор, пока не выспишься как следует. Потом ты примешь душ и, отдохнувшая, с нормально работающей головой, пойдешь дальше спасать пациентов. Все ясно?
Лиззи, во время гневной речи оператора почувствовавшая себя испуганной маленькой мышкой, неуверенно кивнула.
— Вот и молодец. А теперь рассказывай давай, пока я готовлю, что происходит у тебя такого страшного, что тебя довели до такого состояния.
К удивлению самой Элизабет, неуверенно начавшийся рассказ о непонятной эпидемии превратился в настоящий словесный потоп, где объективная информация щедро перемежалась жалобами на судьбу, пациентов, долбаную планету и всех тех, из-за кого она теперь была вынуждена практически в одиночку противостоять нашествию больных. В конце концов, она не выдержала и снова расплакалась, но Тони в этот раз утешать ее не стал, пробурчав что-то о необходимости выплакаться.
Наконец, слезы закончились, а Лиззи, на удивление, почувствовала себя заметно лучше.
— Ну вот, такой ты мне нравишься больше, — заметил Тони. — А раз так, то вставай и помогай мне накрывать на стол.
Пока она жаловалась на жизнь, гостеприимный оператор успел наделать целый поднос симпатичных минипицц, накрошил два салата, достал откуда-то бутылку вина и, приглушив слегка свет, включил медленную музыку.
— Специально для тебя, док, романтический ужин в лучших итальянских традициях! — патетически произнес он, разливая вино по бокалам.
Ухо Лиззи зацепилось за слово "романтический", заставив ее отчаянно покраснеть. Тони тут же заметил ее смущение и жизнерадостно засмеялся:
— Не переживай так, док, не буду я тебя соблазнять. По крайней мере, сегодня не буду, — добавил он, окинув ее нарочито плотоядным взором. Мисс Кокс не сдержалась и невольно улыбнулась.
Ужин, с учетом общей обстановки, оказался восхитительным, вино — отменным. Под конец, правда, снова закрались страхи по поводу коварных намерений бывшего пациента, но тот их быстро пресек, выдав ей халат, разложив диван и строго-настрого приказав хорошенько выспаться. После чего выключил свет и перебрался в другую комнату.
Впервые за несколько дней Лиззи засыпала с безмятежной улыбкой на лице.
Адам Кошрайбер, боевой пловец. 3385.
Утренняя побудка у Адама получилась несколько неожиданной. Оказалось, привыкнуть к безделью можно буквально за пару дней. А привыкнуть к безделью в компании с красивой девушкой...
Но конкретно в это утро идиллия была грубо нарушена увесистыми пинками в дверь от взмыленного десантника, которому высокое начальство поручило разыскать всех подводников и немедленно представить их пред светлые очи коммандера Терона.
Десантник умчался дальше, а Адам, зевая и ругаясь в душе, принялся собираться на ковер, время от времени завистливо посматривая на продолжающую смотреть сны Джул.
Задачу коммандер в итоге обрисовал нетривиальную, но не такую уж и сложную — любой боевой пловец в рамках общего повышения квалификации получал необходимый базовый уровень по подводной сварке. Тем более, что здесь и глубины-то не предвиделось — подумаешь, два-три фута...
Пара часов пролетели незаметно за проверкой и подгонкой оборудования и снаряжения, а также повторением поставленной задачи. Наконец, осталось только ждать.
Ждать пришлось час, второй... Адаму, как и его сослуживцам, осточертело сидеть в подводном снаряжении и ждать вылазки, но приказ — есть приказ...
В начале третьего часа к ним заявился Лэксби и велел снять подводное снаряжение и расслабиться.
— В общем, парни, отчасти у нас все получилось. Долбаный лед все же растаял, мы набрали воды в трюм и затопили нужные отсеки. Там, кстати, в воде еще и эти красные волосы болтаются в огромном количестве, так что, надеюсь, тем падлам, что забрались к нам внутрь корабля, точно пришел каюк. Проблемка в том, что, пока таял лед под корпусом корабля, позволяя нам открыть кингстоны, лед на поверхности давным-давно растаял. И сейчас море вокруг нас, как обычно в таких случаях, кипит, мать его. И вся операция по установке заплаток переносится на несколько часов вперед, когда температура снова начнет падать.
Все помолчали, переваривая полученную информацию.
— А сколько у нас будет времени, — наконец, спросил кто-то.
Капитан недовольно пожевал губы и нехотя сообщил:
— Если верить аналитику, то у нас будет максимум полчаса с того момента, как можно будет выйти на палубу, не поджарившись при этом, и до того, как вода снова схватится льдом. Причем, если наступление первого момента мы отследим спокойно, то вот со вторым — проблема. Насколько стремительным будет похолодание, не знает никто. И я очень надеюсь, что никто из вас не захочет оказаться мухой в янтаре.
Адам представил, как падающая температура вмораживает людей в лед и ему стало немного не по себе.
— Не переживайте так. У всех будет страховка. И у тех, кто будет работать под водой, и у тех, кто будет в лодках. В случае критического похолодания врубятся лебедки и вас всех выдернет на борт. Будет немного больно, но вы точно останетесь в живых. Холод на воздухе сразу никого не убьет, а дальше все будут внутри и всех отогреют.
Капитан внимательно всех осмотрел, выявляя признаки малодушия, остался доволен результатом и удалился. Команда принялась стаскивать осточертевшие акваланги.
Старший научный сотрудник, полковник Ильин М. Д. Уральские горы.
— Итак, господа, вы присутствуете при втором боевом испытании нашего экспериментального оружия. Напоминаю, что первый пуск был признан лишь ограниченно успешным в связи с не до конца точной калибровкой луча, а также из-за потерь, которые понесла космическая группировка. К счастью, в конструкцию изначально был заложен потенциал для последовательного тройного срабатывания луча, что и позволило выполнить тренировочную миссию.
Полковник пошарил взглядом в поисках стаканчика с водой и опять проклял себя за забывчивость. Пора уже завести референта, который будет следить за всеми этими мелочами...
— В настоящее время вы видите нашу цель — эсминец четвертого флота США Дональд Трамп. Буквально через несколько секунд он войдет в зону поражения. Следите внимательно. Благо, в этот раз у нас есть еще и визуальная картинка...
