Глава 17. Шестеро судей

В то утро Вэнс поднялся рано. Явившись за ним в девять часов, я с удивлением обнаружил, что Вэнс уже полностью готов к выходу из дома.

– Вернусь через полчаса, – бросил он мне и без пояснений выскочил на улицу.

Через пятнадцать минут приехал Маркхэм, а еще через десять – вернулся Вэнс. И не один, а с малюткой скотти на руках. У собаки была перебинтована голова, но в остальном скотти выглядела вполне бодрой.

– Доброе утро, Маркхэм, – поздоровался Вэнс. – Не ожидал увидеть вас в этакую рань. Я только что от доктора Блейми. Зашел навестить нашу девочку. И вот, возвращаюсь уже с ней.

Он посадил собаку на пол, звонком вызвал Карри и велел ему принести поджаренный хлеб и миску теплого молока.

– Малышка нуждается в сытном завтраке. А мне что-то подсказывает – ее ждет напряженный день.

Маркхэм не скрывал скептицизма:

– Вы по-прежнему рассчитываете выследить преступника с помощью этой собаки?

– К сожалению, на скотти вся надежда, – серьезно ответил Вэнс. – Случай слишком запутанный. Слишком много в нем противоречий. Уверен, что у вас как у окружного прокурора нашлись бы претензии к любому из выживших в доме Коу. Но я не успокоюсь, пока не выясню, кто хозяин этой малютки и какой путь она вчера ночью проделала.

Маркхэм нахмурился:

– И как вы намерены это сделать?

Вэнс несколько мгновений смотрел на скотти, при этом кроша в молоко поджаренный хлеб. Закончив готовить завтрак, он погладил собаку, заглянул ей в зубы, пощупал шерсть, приложил кулак к грудной клетке и взял в ладонь переднюю лапу.

– Как я и говорил вам, милый Маркхэм, собака находится в отличной форме и полностью готова к выставке. Ее подстригал профессионал; по всей видимости, недавно она участвовала в шоу. Взгляните на тримминг. Сразу видно, работа специалиста, а не ассистентки из ветклиники. К вашему сведению, владельцы породистых собак не возят своих питомцев к профессионалам, если не намерены их выставлять. По моим соображениям, скотти участвовала в выставке самое большее месяц назад. Не составит труда узнать, какие собачьи выставки проводились в этот период в Нью-Йорке и окрестностях.

– А может, собаку выставляли не месяц назад, а раньше? – предположил Маркхэм.

– Не может, – отрезал Вэнс. – Посмотрите на ее шерсть. Сейчас она самой подходящей длины и густоты. Если бы подготовка к выставке проводилась больше месяца назад, шерсть была бы слишком длинная. Впрочем, эти детали – для узких специалистов, Маркхэм, не забивайте ими голову.

Вэнс прошел в библиотеку и вернулся с буклетом «Популярные собаки». Усевшись в кресло, он разложил буклет на коленях и стал водить пальцем по строчкам столбца, в котором были указаны даты собачьих выставок.

– Посмотрим, посмотрим… В сентябре была выставка в Сиракьюсе. Ван, сделайте одолжение, отметьте этот факт в блокноте. Затем Корнуолл и Такседо. Через неделю после Такседо – Кэмден, затем Уэстбери, а также Энглвуд. Наша девочка могла участвовать в любой из этих выставок. Кстати, круг поисков сужается, и знаете, за счет чего? Скотти проходила либо как щенок, либо как новичок, и, возможно, как собака, выращенная в Штатах. Впрочем, насчет последнего пункта я не уверен.

– А насчет первых двух, значит, уверены? – съязвил Маркхэм.

– Конечно. И ничего тут сложного нет, – принялся объяснять Вэнс. – Нашей скотти примерно год от роду, плюс-минус два месяца…

– Вы хотите сказать, что по виду собаки можете определить ее возраст?

– Могу. С известной погрешностью, разумеется. Тут надо смотреть в зубы. Дело в том, Маркхэм, что у собак – как, впрочем, и у остальных теплокровных – временные и постоянные зубы появляются в определенном возрасте. Например, третий коренной зуб вырастает у щенка в возрасте от полугода до девяти месяцев. Поскольку коренные зубы у нашей скотти наличествуют, я могу со всей уверенностью утверждать, что ей как минимум девять месяцев от роду. Впрочем, хорошо сформированные коренные зубы – не единственный и не самый надежный показатель. Возраст определяют главным образом по резцам и по кончикам зубов. Каждый резец увенчан так называемым трилистником – тройным наростом, напоминающим геральдическую лилию. В течение первого года жизни все три лепестка хорошо видны и почти не стерты. Но в течение второго года жизни средний лепесток становится заметно короче двух остальных – он попросту стачивается. Трилистник исчезает с центральных резцов нижней челюсти… При условии, что собака получала сбалансированное питание, не увлекалась глоданием костей и тем более камней, можно с уверенностью говорить о том, что ей сравнялся год. Ну, может, год и месяц-два…

– Допустим. – Маркхэм подавил зевок. – И что из этого следует?

– Собаки моложе года, – продолжал Вэнс, – участвуют в выставках как щенки. Более того, любая собака без синей ленточки – кроме щенков – проходит как новичок. Наша скотти слишком молода, чтобы иметь синюю ленточку. Следовательно, она проходила либо как щенок, либо как новичок… Конечно, это не так уж и важно – просто круг поисков сужается.

– По-моему, вы хватаетесь за соломинку, – заявил Маркхэм.

– В известном смысле вы правы, – кивнул Вэнс. – Но выяснить имя владельца собаки будет не слишком сложно, и с этого-то я и начну.

Вэнс наблюдал, как забинтованная скотти лакает молоко и жует мягкий хлеб.

– Чем больше смотрю на нее, Маркхэм, тем больше убеждаюсь – так подготовить собаку к выставке могут в наших широтах от силы пять человек. Ведь что такое идеальные стрижка и тримминг? Как вы думаете? А я вам скажу. Идеальные стрижка и тримминг – это многолетний опыт плюс отличное знание особенностей породы. Без этих качеств, милый Маркхэм, за шкуру шотландского терьера и браться не стоит. Привести нашу скотти в столь дивный вид могли Уильям Прентайс, Джордж Уимберли, Джимми Макнаб, Эллери Берки и Стив Партон.

Вэнс несколько раз обошел собаку кругом.

– Уимберли практикует в Бостоне, так что его сразу можно исключить. Макнаб трудится в собачьем клубе на Лонг-Айленде, и вообще, это не его рука. Долой, стало быть. Берк и Партон живут далеко от Нью-Йорка, хотя мы все же будем иметь их в виду.

Вэнс опустился на колени, погладил собаку по холке, взъерошил шерсть у нее на спине.

– Уильям Прентайс! – воскликнул он, поднимаясь. – Определенно. Оцените линию шеи и спины. Тут видна рука мастера, а второго такого, как Прентайс, в нашей стране не найти. И вдобавок он живет в пригороде Нью-Йорка. С него и начнем. Если он готовил к выставке нашу девочку, значит, он и о владельце что-нибудь знает. По крайней мере, я на это надеюсь.

Едва Маркхэм уехал, как мы поспешили в Нью-Джерси, в Хэйворт, в знаменитый клуб Барлэ, которым руководил Уильям Прентайс. Навстречу нам вышел мистер Прентайс собственной персоной – шотландец средних лет, с мрачным лицом и лукавыми искорками в голубых глазах. Внимание его сразу привлекла скотти.

– Доброе утро, мистер Вэнс, – поздоровался Прентайс. С Вэнсом он дружил много лет, подготовил к выставке не одну его собаку. – Славная сучка.

– Вы, похоже, видите ее не в первый раз, – с надеждой предположил Вэнс.

– Ну да.

– Вы готовили ее к выставке?

– Верно.

– Когда же это было?

– Число не помню, но точно после первого сентября.

– А кто хозяин?

– Понятия не имею. Скотти привезли на машине леди и джентльмен. Спросили, могу ли я ее подготовить прямо при них. Я согласился – ну и подготовил.

Вэнс сник.

– Что еще они говорили?

– Джентльмен сказал, что хочет привести собаку в надлежащий для выставки вид.

– Вот как! А вы видели ее на выставке?

Прентайс покачал головой:

– Нет, нынешней осенью я выставлял главным образом кернтерьеров.

– Вас не затруднит описать джентльмена, который привез собаку?

– Не затруднит. Крупный мужчина лет пятидесяти, очень немногословный.

– А женщина?

– Молодая. Недурна собой.

– Блондинка?

– Да.

– Наверное, это были отец и дочь?

Шотландец сверкнул глазами, но произнес только одно слово:

– Сомневаюсь.

Мы пробыли у Прентайса еще минут тридцать, говорили о собаках. На обратном пути Вэнс демонстрировал оптимизм.

– В любом случае, друг мой, – сказал он, – шансов на успех заметно прибавилось. Если бы Прентайс знал фамилию и адрес владельца скотти, дело разрешилось бы уже сегодня.

Вернувшись домой, Вэнс позвонил в Американский собачий питомник и выяснил имена всех судей, что оценивали шотландских терьеров в шести выставках, где, как он считал, могла засветиться наша скотти. Вот эти судьи: Маргерит Кирмс, Карл Б. Смит, Эдвин Мегарджи, Уильям Макбайн, Морган Стайнмец и Роберт Д. Хартшорн.

– Посмотрим, посмотрим, – бормотал Вэнс, проглядывая список. – Пожалуй, почти все эти господа сейчас в городе. Мистер Хартшорн и мистер Смит наверняка в своих конторах, даром что сегодня – День Колумба. Миссис Коул, как правило, осенью не покидает Нью-Йорк. Мистер Мегарджи, конечно, у себя в студии. Мистер Макбайн где-нибудь на Уолл-стрит, а у мистера Стайнмеца должен быть офис и в Нью-Йорке… Попробуем что-нибудь разузнать.

Не менее получаса Вэнс провисел на телефоне. Наконец поднялся, обнял скотти.

– Ну, друг мой Ван, – сказал он мне, – в путь!

Через несколько минут мы уже направлялись в деловой район Нью-Йорка.

Пришлось подождать, пока мистер Хартшорн вернется в контору с Биржи. Он проявил большой интерес к собаке, долго смотрел на нее, а потом заверил, что в той выставке, которую он судил, скотти не участвовала. Уж такую замечательную собаку он бы запомнил.

Мистер Макбайн был в отпуске. Мистера Карла Смита мы нашли в клубе «Новый космополит». Впрочем, и он видел нашу скотти впервые. Поэтому мы направились на Юнион-сквер, к мистеру Мегарджи.

Мы застали его в студии, у мольберта. На холсте были изображены двенадцать знаменитых кернов-чемпионов. Увы, нас поджидало очередное разочарование, ибо и в той выставке, которую судил мистер Мегарджи, наша скотти не участвовала.

– А жаль, – констатировал мистер Мегарджи. – Я отлично помню всех кобелей и сук, что в тот день участвовали в выставке. Этой крошки среди них не было, иначе она обязательно заняла бы первое место либо среди щенков, либо среди юниоров.

Очередное фиаско повлияло на настроение Вэнса. Казалось, мой друг начал терять надежду. По пути к миссис Маргерит Кирмс Коул, чья зимняя студия находится в восточной части города, он был мрачнее тучи.

Мистер и миссис Коул, известные заводчики, встретили нас очень приветливо и сделали все возможное для того, чтобы нам помочь. К сожалению, миссис Коул с полной уверенностью заявила, что впервые видит нашу скотти.

Некоторое время мы любовались холстами и гравюрами работы миссис Коул (все они изображали собак), а затем поехали к Вэнсу домой – обедать. Мы и так уже запоздали с приемом пищи.

В Нью-Джерси, к мистеру Уильяму Макбайну, вице-президенту Клуба шотландских терьеров США, мы прибыли только в пятом часу. Мистер Макбайн возился со щенками и был польщен тем, что Вэнс обращается к нему за помощью. Скотти привлекла его живейшее внимание. Впрочем, и мистер Макбайн тоже впервые видел нашу собаку.

– Несомненно, в ее жилах течет кровь орнсеев, – изрек он, погладив скотти по голове.

Слишком опытный заводчик, Макбайн, уж конечно, запомнил бы такую собаку, попадись она ему на выставке. Когда он отрицательно покачал головой на вопрос Вэнса, стало ясно – мы снова потерпели неудачу.

Вэнсу удалось выяснить адрес офиса мистера Стайнмеца, однако по телефону ему сказали, что мистер Стайнмец сейчас в загородном доме.

От псарни мистера Макбайна до Оранжбурга, где находится имение мистера Стайнмеца, было всего несколько миль. Без особой надежды мы поехали туда. Солнце уже садилось за холмы Нью-Джерси, с юго-запада тянуло прохладой.

– Можно сказать, это наш последний шанс. – В голосе Вэнса слышалась печаль. – Если и Стайнмец не узнает скотти, останется одна надежда, – что малютку возили на выставку в Новую Англию или, наоборот, в южные штаты. Но тогда непонятно, как ее занесло в Нью-Йорк.

Вэнс был подавлен. Впервые я осознал, какие надежды возлагались им на приблудную собаку, как рассчитывал он с ее помощью раскрыть дело, столь сильно его занимавшее. Однако не зря говорят – самый темный час бывает перед рассветом. Именно мистер Стайнмец, последний из шести экспертов, предоставил нам необходимую информацию.

Мистера Стайнмеца мы застали за кормлением собак. Вэнс показал ему нашу скотти и задал привычный вопрос – не припомнит ли мистер Стайнмец ее по собачьей выставке. Тот оглядел скотти, затем взял на руки, поставил на специальный стол.

– Я не только судил эту собаку, – сказал Стайнмец после минутного осмотра. – Это была моя идея – выставить ее в Энглвуде, три недели назад. Она заняла второе место среди щенков-сук. Я бы ей первый приз назначил, но она себя недостаточно хорошо показала. Данные у нее отличные, просто дрессуры недостает. Ее бы в хорошие руки отдать – она бы все рекорды побила. На ринг эту малютку вывела молодая женщина, ничего в собаках не смыслящая. Неудивительно, что скотти ее не слушалась. Я пытался исправить дело, да без толку, и в итоге вынужден был присудить первый приз хорошо выдрессированной собаке, которая по статям сильно уступала этой скотти. Впрочем, и она не без изъяна – взгляните на прикус.

Мистер Стайнмец отвернул губы нашей скотти, демонстрируя зубы.

– Видите верхний резец? Он не на месте. Хотя это и мелочь. Сколько известно чемпионов, у которых зубы куда хуже.

Вэнс поблагодарил за помощь и спросил:

– Вы случайно не знаете имя владельца?

Мистер Стайнмец покачал головой:

– Не знаю. Раньше я эту собаку не видел. Должно быть, она из новичков. Каталог мне в руки тоже не попался, анализ выставки на столе у судьи не обнаружился даже после мероприятия.

От Стайнмеца Вэнс уезжал заметно повеселевшим.

– Завтра, – сказал он по дороге, глядя на темное окно, – мы узнаем, кто владелец нашей малютки.

Оказавшись в Нью-Йорке, Вэнс первым делом позвонил домой Маркхэму. Конечно, без нас дело не продвинулось ни на йоту. Грасси вернулся к одиннадцати утра, в прескверном настроении. Он хотел переселиться в отель, но Маркхэм, употребив власть, убедил его оставаться в доме Коу до тех пор, пока на дело об убийстве не прольется хоть какой-то свет.

Рид весь день провел у себя в квартире. Дважды звонил Маркхэму, спрашивал, не может ли чем-нибудь помочь следствию.

Хильда Лейк ушла в десять утра, одетая в спортивный костюм. На вопрос Хиса, куда она направляется, мисс Лейк небрежно ответила, что намерена прокатиться за город.

Сержант Хис почти весь день оставался на посту, но его деятельность свелась в основном к ответам на телефонные звонки и усилиям сдержать взвод репортеров сообщением о «подвижках» – каковое сообщение являлось чистой воды экспромтом. Подоконник в гостиной был проверен на наличие отпечатков пальцев. Их не обнаружилось.

– У меня это дело уже в печенках сидит, – пожаловался Маркхэм за ужином. По его предложению, мы ужинали в «Стейвесант-клаб». – Я не вижу выхода. Если мы даже дознаемся, кто убил братьев Коу, мы не сможем объяснить, как убийце это удалось. Разве что он сам соблаговолит нам рассказать. А тут еще нападение на Грасси; оно только сильнее все запутало. У нас ни единой зацепки. Это ненормально. Есть же отработанные способы расследования – а тут их применить нельзя. Господь свидетель, потенциальных убийц хоть отбавляй. И мотивов тоже.

– Очень, очень печально, – вздохнул Вэнс. – Знали бы вы, милый Маркхэм, как я вам сочувствую. И однако есть некое совсем простое объяснение. Головоломку измыслил поистине дьявольский ум. Можно сказать, мы имеем дело с криптограммой, в которой зашифрованы изначально бессмысленные слова. Тем не менее, угадав ключевую букву, мы без труда разберем весь шифр. В нашем случае эта ключевая буква – скотти. И я не теряю надежды.

Вэнс отвлекся на салат:

– На мой взгляд, майонезной заправке а-ля рюс не повредила бы толика белужьей икры.

– Соизволите донести сие ценнейшее предложение до сведения совета управляющих, мосье Брийя-Саварен? – съязвил Маркхэм.

– О, не утруждайтесь, – в тон ему отвечал Вэнс. – А то, чего доброго, совет управляющих добавит соленую икру и окончательно испортит заправку… Лучше расскажите, как вчера обстояли дела в доме Коу.

– Рассказывать особо нечего, – скривился Маркхэм. – После привычной рутины Хис поехал домой. Оставил, правда, двух наших парней: одного на улице, второго – у черного хода. Грасси целый день проторчал у себя в комнате. В последнем рапорте Хис сообщил, что Грасси лег спать. Кстати, замок ему починили. Мисс Лейк вернулась перед самым отъездом нашего сержанта. Очень близко к сердцу приняла весть о ранении Грасси.

– А вот это крайне интересно, – перебил Вэнс.

– Китаец из дома не выходил, – продолжал Маркхэм. – Хису он сказал, что предпочитает оставаться в доме до тех пор, пока не найдут убийцу.

– Очень надеюсь, что ждать мистеру Ляну придется недолго, – вздохнул Вэнс. – А нам его присутствие на руку. Что-то мне подсказывает, дорогой Маркхэм: нынче мистер Лян будет весьма полезен следствию. Кстати, а чем занимались вы? Отслеживали молочные акции? Курировали комитеты именитых граждан, склонных довести драму до трагедии? Интервьюировали олдерменов?

– В общем, да, – сознался Маркхэм. – Боюсь, никаких соображений по нашему делу у меня не появилось. А у вас?

– Если честно, то сегодня соображений нет и у меня. – Вэнс откинулся на стуле. – Быть может, завтра…

– Вашу помощь расследованию трудно переоценить, – язвительно прошипел Маркхэм. – Morgen, morgen, nur nicht heute; sagen immer träge Leute.

– Ах, Маркхэм, Маркхэм! – воскликнул Вэнс. – Вам ли не знать, что я далеко не ленивец! Отвечу цитатой из Цицерона: «Aliquod crastinus dies ad cogitandum dabit».