Глава 24

Влажный воздух заполнил легкие. Запах прибитой дождем пыли на тротуарах и дорогах сводил с ума. Свежесть сочилась отовсюду – падала каплями с отяжелевших листьев на деревьях, выступала влагой из-под трещин на асфальте, летела брызгами с крыш домов.

Все в районе площади Пигаль играло яркими вечерними красками. Переливались неоновыми огнями вывески баров и ресторанов, пестрели витрины секс-шопов, из уличных кафешек звучала музыка на любой вкус – джаз с пронзительным соло саксофона, поп и его заставляющие пускаться в пляс барабанные биты, фолк с его пробирающей до дрожи гитарой, вводящий в нирвану транс, французский шансон с переливами аккордеона. Атмосфера всеобщего веселья пробирала до костей, проникала в клетки, вызывала мурашки и неконтролируемые улыбки.

С наступлением вечера улицы заполнились туристами, которые радовались просветлевшему небу и теплому сентябрьскому ветерку. Праздно шатающаяся толпа щелкала затворами фотоаппаратов, гудела, хохотала, выкрикивала слова восторга. Я тоже начала поддаваться этому безумию, оглядываясь по сторонам, как ребенок, впервые попавший в Диснейленд.

Егор крепко стиснул мою руку, словно боялся, что кто-то выдернет меня из толпы, украдет, утащит в темные закоулки, спрячет на заднем дворике какого-нибудь увеселительного заведения.

Флориан галантно подставил Марине локоть, но я спиной чувствовала его прожигающий взгляд. Он буравил меня глазами, добираясь до самого сердца, передавал по электромагнитным волнам сигналы страсти, поджигал мое естество.

В ушах раздавались непристойности, которые он мысленно выкрикивал мне вслед. Я боялась оглянуться и встретиться с ним взглядом, боялась выпустить руку Егора.

– Ты знаешь, – заговорил Егор, вытянув меня из забытья, – рядом с тобой я становлюсь меньше, чувствую себя песчинкой, теряюсь, я становлюсь кем-то другим. Это пугает меня. Я боюсь, что однажды тебя не окажется рядом. И тогда эта жизнь раздавит меня. Ты нужна мне, понимаешь? Без тебя я не смогу.

От его слов я задрожала. Неужели я на самом деле оказываю на него такое влияние? Огромный груз ответственности за этого человека свалился на меня. Как я могу думать о Флориане, когда этот мужчина так сильно доверяет мне?

Тяжелые, серые, словно тучи, мысли проникли в мою голову. Вынесу ли я эту ответственность? А что если Марина права и нет никакой любви? Как мне теперь с этим жить? Пожертвовать собой, чтобы Егор был счастлив, или пожертвовать Егором, чтобы обрести счастье?

Я посмотрела ему в глаза, прислушиваясь к собственным ощущениям. Дрогнет ли сердце? Встрепенется ли душа? Полетит ли навстречу к его душе? Потянутся ли губы к его губам?

Странный, штормовой ветер поднялся в моих мыслях. Взбаламутил, перемешал правду и вымысел, запутал все ниточки, ведущие к разгадке.

Я смотрела в его бездонные голубые глаза и парила над землей от счастья, и в то же время часть меня требовала обернуться и броситься в объятия Флориана.

Видимо, Егор заметил душевные терзания на моем лице, потому как вдруг помрачнел и еще сильнее сжал мою ладонь. Я чуть не вскрикнула от боли.

– Аура, не играй со мной! – прошептал он, наклонившись к уху. – Ты думаешь, я идиот? Я прекрасно вижу, как этот пижон таращится на тебя. Что между вами есть?

– Не говори чепухи! – вспылила я. – Флориан здесь для того, чтобы помочь нам! Вот и все. У него скверный характер, этого не отнять, и да, он считает своим долгом флиртовать со всем, что движется, но это его манера общения. В этом нет ничего такого, о чем тебе стоило бы беспокоиться. К тому же ты только полюбуйся на эту парочку – нефилим и демоница. Прелесть.

Я фыркнула и отвернулась от молодого человека, принявшись рассматривать убранство парижских улиц. Вдалеке показались красные крылья мельницы и башня кабаре «Мулен Руж».

Очередь, выстроившаяся на бульваре Клиши, свидетельствовала, что в заведении сегодня состоится представление.

Флориан окликнул нас:

– Предлагаю присесть, послушать музыку, выпить настоящего французского шампанского, понаблюдать.

Мы остановились и обернулись. На лице Марины играла довольная улыбка. Она не могла налюбоваться на свое отражение в витринах, и то и дело поправляла выбивающиеся из-под шляпки локоны.

– Хорошо, – хмуро бросил Егор и уселся за первый же свободный столик, который стоял в паре шагов от нас.

– Вообще-то, я думал, мы пройдем немного дальше, чтобы толпа не мешала слушать, ну да ладно, – проговорил Флориан, пожав плечами.

Он услужливо отодвинул стул и жестом пригласил Марину сесть. В эту секунду я позавидовала ей. Она бросила на меня хитрый взгляд, как бы намекая, что еще чуть-чуть, и я упущу его. Добивается своего любыми способами, стерва.

Я ехидно улыбнулась и пододвинула свой стул ближе к Егору. Марина сразу скисла и отвернулась.

– Что ты хочешь увидеть и услышать? – спросила я у Флориана.

– Это место славится… – он замолчал, подбирая слова, – здесь особенная энергетика. Разве вы не чувствуете? Порок, похоть, разгул и пьянство гуляют по этим тротуарам рука об руку. Все человеческие страсти здесь выставлены напоказ – витрины секс-шопов, ночные клубы, дома терпимости, казино, да и само кабаре – просто цитадель греха.

– Ты хочешь начать уже сегодня? – мой голос дрогнул. Я прекрасно поняла, что он имеет в виду, говоря о грехе и страстях человеческих. – Но я так надеялась, что хотя бы сегодня мы просто отдохнем, проведем прекрасно время, расслабимся перед битвой.

– Лучше мы расслабимся после битвы. Отпразднуем победу как следует.

Он бросил нетерпеливый взгляд на официанта, который слишком долго принимал заказ у соседнего столика, а затем быстрым шагом направился внутрь бара. Пройдя пару метров, Флориан обернулся и крикнул:

– Я сделаю заказ и вернусь. Будьте внимательны.

Я кивнула и принялась глазеть на прохожих в поисках чего-нибудь подозрительного. На первый взгляд все казалось вполне обычным. Небрежно одетые японцы, увешанные современными гаджетами, улыбались всем широко и открыто, группа туристов из восточной Европы излишне громко смеялась, девушки строили глазки молчаливой компании немцев, которые точно сговорились, напялив клетчатые рубахи и черные джинсы.

Несколько молодых людей организовали уличный концерт – прямо на тротуаре устроили импровизированную сцену. Мой слух уловил знакомые ноты известной мелодии Фредди Меркьюри, которую уличный гитарист играл немного фальшиво.

Из всего этого роя разношерстных людей выбивалась парочка молодых мамаш, неспешно прогуливающихся с колясками.

По царящему на их лицах спокойствию и равнодушию было понятно, что это француженки. Местные. Опрятно одетые, обе с прекрасным макияжем и прической, ухоженные. Они спокойно вышагивали по шумному бульвару, не обращая никакого внимания на суету и веселье вокруг.

В двух колясках о чем-то своем переговаривались малыши. Их веселый визг и несвязный лепет вызывали улыбку.

Я проводила их взглядом, замечтавшись почему-то о ребенке. Внутренности завязались в тугой узел от чувства безысходности. Я никогда не смогу стать матерью, покуда со мной мой дар. Будь он неладен.

Неожиданно воздух рядом со мной стал дрожать. Я почувствовала леденящие уколы холода. О Боже! Только не здесь, только не сейчас! Не хватало мне еще странника, который, к тому же, скорее всего, говорит по-французски.

Из дверей кафе вышел Флориан, следом за ним семенил официант с целым подносом еды и напитков. Я разглядела ведерко со льдом и торчащим из него горлышком бутылки шампанского, несколько фигурно наставленных друг на друга тарелок с чем-то дымящимся, графин с водой.

– Кажется, это не лягушачьи лапки, – пошутил Егор, – и то слава богу!

– Да уж… – пробурчала я, вынужденно переведя взгляд на дрожащий воздух.

Рядом со мной колыхалась фигура призрака. Немного одутловатый мужской силуэт парил над землей, заставляя меня стучать зубами от холода.

Заметив мою оторопь, Егор положил мне не спину руку.

– Что с тобой? Ты вся дрожишь? Замерзла? – Он быстро встал и снял пиджак, затем накинул его мне на плечи. Теплее, конечно, не стало, но я выдавила из себя благодарную улыбку.

– О, Марк Семенович, добрый вечер! – Вдруг заявил подоспевший Флориан, устремив свой взгляд как раз на фантом. Фантом вежливо поклонился.

– Ты видишь его? – спросила я.

– Конечно, вижу, – Флориан игриво дернул бровью, а затем помог официанту расставить тарелки на столе.

– И я вижу, – по-кошачьи промурлыкала Марина, принявшись ковыряться вилкой в тарелке.

– Один я ни черта не понимаю! – слишком эмоционально выкрикнул Егор, оглядываясь по сторонам, как загнанный пес.

– Зачем он здесь, – я подняла на Флориана испуганный взгляд, – и откуда ты знаешь его имя?

– Марк Семенович здесь со времен революции. Мы давние знакомые.

Я уже ничего не понимала. Флориан тоже выполняет последние просьбы неприкаянных странников? Тогда почему душа этого старика все еще на земле?

– Что вам нужно? – Я посмотрела в мутное серое лицо фантома, продолжая клацать зубами.

Приведение взмахнуло рукой и принялось вырисовывать в воздухе дымчатые буквы: РЕБЕНОК.

– Марку Семеновичу большевики отрезали язык, – пояснил Флориан, открывая бутылку шампанского и разливая искрящееся вино по бокалам.

– Ты-то откуда все знаешь? – не выдержала я.

– Ты забыла, кто я? – Он посмотрел на меня и протянул бокал. В его глазах горело пламя. Он смотрел на меня и сгорал изнутри. Меня вдруг окатила волна жара. Несмотря на присутствие странника, мне стало нестерпимо жарко. Я дернула плечами, сбросив пиджак Егора на землю.

Тот удивленно посмотрел на меня, открыв рот, а затем, молча, поднял пиджак с земли. Совесть больно уколола меня в самое сердце. Я опять обидела Егора, дала ему повод сомневаться.

– Егор… – прошептала я.

– Я здесь лишний. Пойду в отель.

– Никуда ты не пойдешь, – сердито заявила Марина, – мы тут, на минуточку, из-за тебя собрались. Спасаем твою шкуру от мешающей жить демоницы.

– Достаточно пререкаться, – деловито сказал Флориан, а затем сделал глоток вина. – Марк Семенович предупредил нас. Здесь были дети? – Он начал осматриваться по сторонам в поисках детей, но, кроме подвыпивших туристов, на улицах никого не было. Призрак тоже растворился в воздухе.

– Были, – вспомнила я про двух француженок с колясками, – они спустились вниз по улице. Две мамочки и дети, погодки. Около двух-трех лет. Мальчик и девочка.

– Что ж, – Флориан поставил бокал с шампанским на стол, – я вынужден прервать наш чудный вечер.