Глава 8

Теперь настала очередь Сары уставиться на мать с потрясенным видом. Сильвестр Мэттингли! Перед ее внутренним взором тут же предстал человек, которого она совсем недавно видела на пороге дома ван Даммов. Потом Сара попробовала представить этого пожилого джентльмена рядом с юной и свежей Алисией ван Дамм, но даже ее обычно живое воображение возмутилось и восстало при такой святотатственной попытке.

– Боже ты мой! – пробормотала Сара.

– Вот именно, – согласилась мать. – Я так понимаю, что ты знакома с мистером Мэттингли.

– Я с ним… встречалась.

– По возрасту он годился Алисии в дедушки, – заявила миссис Деккер, подтверждая заключения Сары. – Никто бы не поверил, что ее собственная семья может всерьез затеять такой брак. Поэтому слух остался без внимания. А когда не последовало никакого объявления о помолвке, все окончательно уверились, что это был лишь слух.

У Сары даже голова закружилась. Она никак не могла придумать, о чем еще спросить мать.

– А кто-нибудь… Кто-нибудь знал, что Алисия исчезла?

– Я ничего такого не слышала и сомневаюсь, что кто-то был в курсе. Алисия еще не выезжала, так что в обществе не могли заметить, что она куда-то пропала. Многие семьи время от времени отсылают своих дочерей в школу или еще куда. И никто не замечает их отсутствия. Ох, Сара, эта история с Алисией так ужасна! – воскликнула женщина, беря руку дочери в свою. – Но мне безразлично, какое событие привело тебя обратно к нам! Неужели это делает меня дурной?

Сара улыбнулась и сжала руку матери.

– Не думаю. То, что смерть Алисии позволила нам воссоединиться, можно считать единственным положительным моментом.

Мать долго смотрела на Сару, давая ей возможность рассмотреть изменения, которых она не замечала раньше, поглощенная совсем другими проблемами. Миссис Деккер всегда была полной, какой и положено быть женщине ее класса, но сейчас она сильно похудела, как будто время срезало с нее мягкий слой. Глаза были по-прежнему синие, но не такие яркие, какими их помнила Сара, и золото волос теперь перемешалось с изрядной долей серебра. Хотя природа одарила миссис Деккер великолепной кожей и она тратила много сил, заботясь о том, чтобы сохранить хороший цвет лица, время все же оставило на нем свои отметины. Складки, тянувшиеся от носа ко рту, стали глубже, а твердая линия подбородка несколько расплылась. Сара невольно задумалась. Насколько эти изменения вызваны разрушительным воздействием времени и в какой степени – потерей обеих дочерей? Ну Сара, по крайней мере, в состоянии вернуть матери хотя бы одну из них…

– Я даже не спросила, как ты себя чувствуешь, – сказала Сара. – Выглядишь очень хорошо.

– Я постарела, – мрачно констатировала миссис Деккер. – Да и как иначе? Но ты права, я еще в полном порядке. Твой отец огорчится, что ты не застала его дома. Знаешь, он в Олбани.

Сара прекрасно об этом знала. Она прочитала об этом в «Таймс». Мистер Деккер намеревался выступить перед тамошним законодательным собранием по какому-то вопросу, поэтому Сара шла в родной дом со спокойной душой, зная, что пока с ним не увидится.

– Как он? – спросила она.

Мать бросила на Сару быстрый взгляд, словно пытаясь определить, насколько искренен ее интерес.

– Боюсь, он чувствует себя не так хорошо, как я.

Сара почувствовала болезненный укол. Впрочем, непонятно, чем он был вызван: озабоченностью или просто чувством вины за то, что это известие ее не слишком сильно взволновало.

– У него что-то не в порядке? Он болел?

– Желудок его беспокоит. Он… Видишь ли, мне кажется, он слишком много беспокоится и волнуется. Ты ведь знаешь, он вечно принимает все близко к сердцу.

Когда-то Сара была абсолютно уверена, что сердца у ее отца нет вообще, но она не стала упоминать об этом сейчас.

– А он был у врача? Что тот сказал?

Мать лишь беспомощно пожала плечами:

– Ты же знаешь, какие они, эти врачи. Я иной раз думаю, что они вообще ничего не знают и не понимают.

Сара вполне могла с ней согласиться. Она видела очень много родов, бездарно и небрежно принятых якобы опытными врачами. С другой стороны, она отлично помнила, как внимателен к пациентам и заботлив был ее собственный муж.

– Медицина – не точная наука. Мы не особо хорошо знаем и понимаем человеческое тело. Но большинство врачей – вполне компетентные специалисты, – заметила Сара.

Мать тут же отступила:

– Извини, я не хотела… Боже мой, надеюсь, я не вызвала у тебя никаких горьких воспоминаний!

– Не говори глупостей, мама. Так нам недолго и снова рассориться, если мы станем воображать, будто обидели друг друга упоминанием о былом. Нам нужно оставить все это позади, забыть о плохом и двигаться дальше.

– Да, конечно, – с чувством согласилась мать. – Это я просто… Я и не знаю, что еще тебе сказать. Ты, мне кажется, стала… совсем другой.

– Я и есть совсем другая. Я стала старше, и у меня теперь своя жизнь. Но я по-прежнему твоя дочь. И я не сожалею о прошлом. – Сара хотела верить, что это так и есть. – Не волнуйся насчет того, что меня обидела или задела. Ты ведь никогда раньше об этом не беспокоилась, – мягко напомнила она.

Мать сумела выдавить из себя слабую улыбку.

– Да, не беспокоилась, это так. Но я никогда не хотела тебя обидеть. Меня только заботило твое благополучие, Сара. Я по-прежнему считаю, что женщине не следует жить одной и… и заниматься делами, которыми занимаешься ты.

– Женщины принимают роды с начала времен, мама.

– Но не женщины твоего класса, Сара. Ты была рождена для иной, лучшей доли.

– Да-да, для визитов к соседям, посещения вечеринок, балов и чайных церемоний, а еще для командования слугами, – насмешливо заметила Сара.

И тут же поняла, что зашла слишком далеко. Лицо матери как будто смялось под воздействием презрительного замечания дочери.

– Ох, мама, прости, пожалуйста! – быстро проговорила она. – Я вовсе не собиралась с тобой ссориться. Я же приехала, чтобы помириться.

– Очень на это надеюсь. Когда Милли сообщила, что ты приехала, я не знала, что подумать. И чего ждать. Сара, чего мне следовало ожидать? Неужели ты намерена снова исчезнуть из моей жизни? Или теперь мы будем видеться чаще? Мне сказать твоему отцу, что ты приезжала? Ты придешь к нам на ужин на следующей неделе?

– Конечно, ты можешь сказать папе, что я приезжала, – ответила Сара с уверенностью, которой на самом деле вовсе не ощущала. Мысль о том, чтобы снова общаться с отцом после всех грубых и резких слов, которыми они обменялись при последней встрече, вызвала у Сары боль в желудке. – И, конечно, я буду теперь навещать вас почаще. И на ужин приду, с удовольствием. Боюсь только, что не могу заранее строить долгосрочные планы. Никогда ведь не знаешь, когда позовут, ведь дети не рождаются по какому-то графику. Но, возможно, я смогу как-нибудь заехать днем на чай.

Вот вам и причина для короткого визита, если что-то пойдет не так.

– Это будет просто отлично! – Сара почувствовала еще один укол совести, увидев на лице матери это выжидательное тоскливое выражение. – Я устрою так, чтобы отец был дома, если ты предупредишь заранее.

Сара ничего конкретно не стала обещать. Нужно подождать парочку дней, дабы убедиться, что у нее теперь достанет мужества вновь встретиться с отцом. Ходить по городу посреди ночи – ничто в сравнении с тем, чтобы снова подвергнуться гневным нападкам родителя. Неужели он по-прежнему злится на нее? Или годы и его сумели смягчить? Впрочем, Сара не могла представить, чтобы отца смягчили даже целые тысячелетия.

Женщины еще немного поговорили о людях, которых Сара знавала раньше: мать ввела ее в курс дела относительно их нынешних дел и занятий. Потом рассказала Саре о поездке в Париж, которую они с мистером Деккером недавно предприняли, о балах и вечеринках, которые посещали в последнее время. Сара вежливо слушала и задавала вопросы, понимая желание матери задержать дочь здесь как можно дольше. Вероятно, мать понимала двойственное отношение Сары к возвращению в родной дом и боялась ее отпустить. Сара позволила ей поболтать еще с часок, после чего наконец извинилась и ушла.

На улице за это время еще больше потеплело. Весна в этом году и впрямь выдалась ранняя. Сара даже пожалела, что так укуталась. Она прошла несколько кварталов до Шестой авеню, добралась до станции надземки, стараясь не слишком перетруждаться в такую жару, и наконец со вздохом облегчения зашла в тень крытой лестницы, ведущей вверх, на высоко поднятую над землей платформу.

Поднимаясь по ступенькам, она вспоминала все, что мать рассказывала ей об Алисии и Сильвестре Мэттингли. Большинство людей из окружения ван Даммов не увидели бы ничего необычного в том, что ее отец сам выбрал дочери будущего мужа. Они, пожалуй, поразились бы, выбери он в зятья какого-нибудь грума, а также удивились бы значительной разнице в возрасте жениха и невесты, но немногие решились бы прямо осудить его выбор. В определенном смысле это в их глазах выглядело бы просто не самым удачным решением. Но ежели отец Алисии желал устроить ей надежно обеспеченную жизнь, пожилой муж был логичным выбором.

Или же, вполне возможно, Мэттингли оказал ван Дамму какие-то услуги или выполнил какую-то работу, наградой и платой за которую должна была стать Алисия. И хотя такое решение здорово напоминает хладнокровную деловую сделку, порицания бы это не вызвало, учитывая мотивацию. Мужчины веками выплачивали долги, используя в качестве средства оплаты собственных дочерей. То, что дом ван Даммов оборудован электричеством и имеет телефонную связь, вовсе не означает, что эти люди принимают прогресс во всех его проявлениях.

Интересно, что это за долг, оплата которого потребовала такой жертвы – в виде юной девственницы, прямо как в древнем мифе? Но ведь Алисия уже не была девственна. Сара стояла на платформе, прислушиваясь к грохоту поезда, подъезжающего к поднятой над землей станции, и размышляла о том, что Корнелиус ван Дамм, вероятно, вовсе не являлся должником. Возможно, это Мэттингли задолжал ван Дамму за какую-нибудь оказанную ему услугу. И ван Дамм сумел убедить его погасить долг, взяв в жены Алисию. Беременная, она представляла собой подпорченный товар. Если б адвокат дал ее будущему ребенку свое имя, этого стало бы достаточно, чтобы полностью расплатиться за что угодно. А юность и красота невесты полностью компенсировали бы Мэттингли признание за собой отцовства ее ребенка. И даже если б кто-то усомнился, что он отец младенца, в его присутствии об этом никто не заикнулся бы…

Поезд остановился, и из вагонов посыпали пассажиры. Надземка в это время суток не была переполнена: Сара нашла себе свободное место в первом же вагоне, в который вошла. И даже когда поезд через пару минут тронулся, рядом оставалось полно свободных мест. Сара порадовалась, что уехала от матери именно в это время. Через час платформы будут буквально забиты рабочими, возвращающимися домой в другие районы города. А кондукторы не дадут машинистам разрешение трогать поезд, пока пассажиры не набьются в вагоны, как сельди в бочку, до отказа. Вынужденные прикосновения к совершенно чужим людям, случающиеся при подобных обстоятельствах, сами по себе достаточно неприятны. Но многие мужчины пользовались создавшейся ситуацией для не совсем случайных и совсем не невинных телесных контактов. Саре не раз приходилось использовать заколку для шляпы в качестве орудия возмездия за подобные выходки. Сейчас она была довольна тем, что можно спокойно сидеть и размышлять о фактах, которые удалось сегодня узнать.

Видимо, придется снова встретиться с Мэллоем, но лучше выждать пару дней. Хотя он вел себя чрезвычайно вежливо во время своего недавнего визита к Саре, ей не хотелось испытывать его терпение. Вспомнив о том, как мило прошла их последняя встреча, Сара решила, что давно пора было попробовать накормить Мэллоя. Улыбнувшись, она даже подумала о том, чтобы все время таскать с собой что-нибудь съестное на тот случай, если они встретятся. Или, по крайней мере, следует запастись весьма существенными сведениями, прежде чем напрашиваться на встречу. Сплетню о браке Мэттингли с Алисией, задуманном отцом девушки, едва ли можно считать существенной информацией, если не удастся ее подтвердить.

Либо нужно установить причину, по которой этот план мог привести к смерти Алисии. А это потребует новых размышлений и обдумывания. Сара рассеянно смотрела на многоквартирные дома и особняки. Здания за окном вагона пролетали так близко, что она могла бы протянуть руку и прикоснуться к ним. Если бы решила рискнуть эту руку потерять.

Едва войдя в помещение полицейского управления, Фрэнк тут же понял: что-то стряслось. У каждого детектива имелся собственный стол. Все, кто здесь присутствовал, сидели на своих местах – и не обращали на Фрэнка никакого внимания. Разве что провожали безразличными взглядами. Слишком безразличными. Делали вид, что вообще его не замечают, а на самом деле следили за ним, как ястребы, выслеживающие цыпленка. Коллеги явно чего-то ждали. Фрэнк чувствовал это, ожидание словно висело в воздухе. Чего они ждут, Фрэнк не мог представить, пока не добрался до своего стола и не увидел лежащий на нем конверт. Дорогой конверт из веленевой бумаги цвета слоновой кости был адресован именно Мэллою, причем надпись сделана точно женским почерком.

Черт побери, ничего удивительного, что парни замерли в ожидании!

– Любовное письмишко, а, Фрэнк? – окликнул его чей-то фальцет с другого конца помещения.

Мэллой даже не оглянулся в ту сторону.

– О’Шонесси говорит, что она прям настоящий персик! И блондинка, – сообщил кто-то еще.

– Блондинка! – Слово эхом прошлось по всей комнате – все недоверчиво его повторяли.

– Это мой осведомитель, – сказал Фрэнк, ни к кому конкретно не обращаясь.

Но коллеги, конечно же, не желали верить в столь невинное объяснение.

– Никогда такого не было, чтобы мои осведомители присылали мне любовные письма, – заметил Гарри Келли.

– Да тебе вообще никто никогда не присылал любовных писем! – заухал Билл Броуган.

– Ты и прочесть-то его не сможешь, даже если кто-то пришлет, – хмыкнул Фрэнк, все еще продолжая пялиться на конверт. Ему не нужно было переворачивать его, чтобы увидеть, от кого письмо. И описания внешности адресанта тоже не требовалось. Только один человек в мире мог прислать Мэллою подобное письмо. И он очень опасался, что ему придется задушить эту Сару Брандт. Единственное, о чем Фрэнку придется пожалеть, – после такого ему уже никогда не стать капитаном. Но, пожалуй, дело того стоит…

– Так ты будешь его читать, а, Фрэнк? – поддразнил кто-то.

– Читай вслух, – предложил Билл. – Не будь занудой.

– Да не могу я его вслух прочесть, – сказал Мэллой. – Потребуется слишком много времени, чтобы объяснить вам все умные и длинные слова.

– Или все грязные выражения, – хитро усмехнулся Гарри.

Фрэнк посмотрел на него:

– Я думал, ты уже выучил все грязные выражения.

– Он тебя сделал, Гарри, – хохотнул Билл.

– Я думал, ты зарекся общаться с бабами, – заметил Гарри. – Откуда взялась эта блондинистая штучка?

– Говорю же, это мой осведомитель, – отмахнулся Мэллой. «И еще заноза в заднице», – добавил он про себя.

Бумага была высший класс, как и сама Сара Брандт. И как Алисия ван Дамм. За каким чертом Фрэнк со всем этим связался? Он отлично знал, как обращаться с мошенниками, убийцами и иными проходимцами. Но совершенно не умел обращаться с дамами, хоть с живыми, хоть с мертвыми. И вообще не имел никакого желания контактировать с миссис Брандт.

Удрученно вздохнув, детектив взял со стола конверт и вскрыл его, явственно ощущая на себе взгляды коллег, дожидавшихся его реакции. Фрэнк решил сделать все от него зависящее, чтобы разочаровать их.

«Дорогой мистер Мэллой! – начиналось письмо. Надо бы зачитать парням это обращение, раз уж они думают, что это любовное послание. – Я получила кое-какую весьма интересную информацию об отношениях между Сильвестром Мэттингли и Алисией ван Дамм. Среди знакомых этого семейства ходят слухи о том, что мистер ван Дамм намеревался выдать Алисию замуж за Мэттингли. У меня есть теория, которая может объяснить обстоятельства ухода и гибели Алисии, но я бы не хотела излагать ее в письме. Если вы заглянете ко мне при первой же возможности, я с радостью и удовольствием все вам расскажу». Внизу стояла подпись: «Вечно спешащая, Сара Брандт».

– Ах ты ж сукин сын! – пробормотал Фрэнк, вспоминая все подробности своего разговора с Сильвестром Мэттингли. Ничего удивительного, что адвокат не пожелал помогать Мэллою в расследовании. Это от него сбежала Алисия, вот в чем дело! А мысль о том, что этот Мэттингли вообще мог прикоснуться к несчастной девушке…

– Скверные новости, Фрэнк? – якобы озабоченным тоном спросил Билл.

– Она уходит от тебя к другому парню? – ухмыльнулся Гарри.

– Ага, точно, именно так, – согласно кивнул Мэллой, сожалея, что ему такой счастливый исход не грозит.

Фрэнка удручала мысль о том, что настырный интерес со стороны Сары Брандт будет преследовать его все то время, пока он занимается расследованием убийства Алисии ван Дамм. А что касается самой миссис Брандт и ее теорий, Мэллой готов поставить на кон свое годовое жалованье, что такая теория у нее действительно имеется, и поспорить на такую же сумму, что эта теория ничего хорошего ему не сулит. До сего момента расследование заходило то в один тупик, то в другой. Поэтому большое спасибо Саре Брандт за ее бесполезную информацию.

Фрэнк все еще обдумывал вопрос о желательности или нежелательности нового визита к миссис Брандт – будет ли это актом вежливости с его стороны, если он к ней все же заявится? Сможет ли он оставаться вежливым во время этого визита? И не станет ли это пустой тратой времени? Но тут в комнату вошел кто-то из полицейских с нижнего этажа. Фрэнк почти не обратил внимания на его появление, пока не понял, что тот явился по его душу.

– Мэллой?

Фрэнк коротко кивнул.

– Начальство тебя вызывает. – Полицейский сказал это с самодовольным видом, отлично зная, какой эффект произведет сообщение. – Суперинтендант Конлин требует тебя к себе. Немедленно.

И снова по комнате пронесся ропот – остальные детективы активно отреагировали на это известие. Вряд ли стоит рассчитывать на что-то позитивное. Конлин никогда не вмешивался в работу отдельных детективов. По сути, он вообще не интересовался их делами, предоставив полную свободу действий шефу отдела расследований Стиерсу. Поэтому вызов отнюдь не подразумевал обычной консультации или доклада. Тут что-то серьезное, возможно, даже опасное. Опасное для Фрэнка, ясное дело. Если он что-то не то натворил или сказал, то может забыть о повышении и о капитанском чине. А то и о работе в полиции.

И с чего Мэллой вдруг решил, что в этом внезапном вызове следует винить вмешательство в его дела Сары Брандт?

Кабинет шефа Конлина находился на третьем этаже, рядом с другими начальническими кабинетами. У Рузвельта тут тоже имеется свой кабинет, а также девица-секретарша, единственная особа женского пола за всю историю городской полиции Нью-Йорка, которая работала здесь в данном качестве. Фрэнк надеялся, что Сара Брандт не знает про эту девицу-секретаршу. Иначе ведь не позднее завтрашнего дня она сделает все, чтобы стать правой рукой Рузвельта. Или левой.

У Конлина секретарем был мужчина, как и положено. Этот малый тут же впустил Фрэнка в святая святых полицейского управления. Мэллой не мог сказать наверняка, стоит ли ему чего-то опасаться, так что удовлетворился тем, что решил быть настороженным и осмотрительным. Удобный и хорошо обставленный кабинет ничем не напоминал офис Сильвестра Мэттингли. Конлин сидел в огромном кресле за своим письменным столом. Это был человек средних лет, среднего роста и среднего телосложения, с голубыми глазами и бледно-желтым лицом. Его можно назвать невзрачным и неприметным, если не помнить о той власти, которой он располагал на этом посту.

– Садитесь. Мэллори, да?

– Мэллой, – поправил Фрэнк.

Он занял предложенный стул – не такой удобный, как в кабинете Мэттингли.

– Насколько я понимаю, вы работаете над расследованием убийства Алисии ван Дамм. – Конлин откинулся назад, задумчиво поглаживая свои усы.

– Верно. – Фрэнк ждал продолжения, ни на секунду не удивившись. Это его единственное дело, способное у кого-то вызвать озабоченность.

– Гнусный случай. Молодая девушка, совсем юная, и убита в самом расцвете лет. – Суперинтендант грустно покачал головой, и его лицо выразило глубочайшее сожаление по поводу столь ужасного события.

Фрэнк был впечатлен. Он слышал, что новый супер– интендант научился общаться с публикой у своего брата-актера. И Конлин, несомненно, демонстрировал сейчас талант профессионального лицедея. Эти умения должны сослужить ему добрую службу на нынешнем посту, но Фрэнка трудно провести фальшивой озабоченностью по поводу гибели Алисии ван Дамм. Конлина заботит только то, как продвигается расследование этого дела, а также то, как это расследование может отразиться на одном человеке – на нем самом.

Фрэнк кивнул, давая понять, что полностью с этим согласен. Пока что. Но все его инстинкты уже бунтовали, предупреждая, что сейчас что-то произойдет. Что-то действительно скверное. И его настороженность уступила место страху.

– Вы знакомы с семейством ван Даммов?

– Я с ними встречался. В ходе расследования.

Шеф нахмурился, глядя вниз, на полированную столешницу, словно тщательно взвешивая слова детектива. Точно так, как актер играл бы роль человека, обладающего властью.

– Тогда, возможно, вы сумеете понять их озабоченность и беспокойство, которые несколько отличаются от эмоций, типичных для других людей в подобных обстоятельствах.

– Как мне показалось, их в основном заботит вопрос о поимке того, кто убил их дочь, – осторожно заметил Фрэнк.

– Большинство на их месте беспокоились бы именно об этом, – согласился шеф, складывая руки на столе и наклоняясь вперед, словно давая Фрэнку понять, что он совещается с ним в доверительной манере. – Большинство людей жаждут мести, Мэллой. Они именуют это справедливостью, но на самом деле им нужна месть. Она не вернет им родного и близкого человека, но даст им какое-то удовлетворение.

Фрэнк знал, что так оно и есть, но он также помнил, что суперинтендант все еще не назвал истинную причину вызова. Однако детективу становилось все более понятно, что это за причина. И он продолжал выжидать, ощущая, как от злости в желудке растет ядовитый жгучий комок.

– Ван Даммы во многом не похожи на других людей. Они гораздо более умны и образованны, чем прочие, и понимают, что месть не вернет им дочь. Ван Даммы также понимают, что привлечение к суду ее убийцы может еще больше увеличить ущерб, который уже нанесен доброму имени и репутации их дочери.

«Не говоря уже об ущербе их собственному доброму имени и репутации», – подумал Фрэнк, но, конечно же, вслух этого не сказал. Ему никогда не стать капитаном, если он начнет возражать суперинтенданту. Скорее даже, он снова станет патрульным и будет обходить свой участок, если не соблюдать осторожность.

– Учитывая, что ван Даммам грозят еще более серьезные неприятности, если вы будете продолжать свое расследование, Мэллой, я снимаю вас с этого дела. Полагаю, шансы найти убийцу не слишком велики. А поскольку, занимаясь расследованием, вы вряд ли получите важные результаты, нет смысла продолжать эту работу.

– В результате этой работы мы лишим убийцу свободы действий, уберем его с улиц. – Фрэнк не устоял перед соблазном сообщить это суперинтенданту. Жгучий комок злости, образовавшийся в желудке, превратился в ком расплавленной ярости, и ему пришлось сжать пальцы в кулаки, чтобы в бешенстве не хлопнуть ладонями по столу.

– Сотни убийц продолжают ежедневно бродить по улицам, Мэллой. Всех их нам в любом случае не переловить. Так что этого мы ловить не будем. – Голос Конлина звучал жестко и решительно, не оставляя простора для возражений. – Вам все ясно?

Фрэнку было все ясно и понятно. Некто важный и влиятельный не желает, чтобы это дело было расследовано, а памятуя о содержании записки Сары Брандт, он понимал ситуацию даже лучше, чем супер– интендант.

– Но я уже запустил в работу нескольких филеров. Что, если я случайно найду убийцу?

Взгляд шефа обрел бритвенную остроту, когда он посмотрел прямо в глаза Фрэнку.

– Вы его не найдете, – пообещал Конлин.

Стоял пока что самый жаркий день в этом году, а в груди Фрэнка бушевала не менее горячая ярость, пока он пробирался по улицам Гринвич-Виллидж. Детектив даже не подумал постучаться в парадную дверь приемной. Он просто толкнул ее, распахнул настежь и проследовал внутрь. Все еще пылая яростью, Мэллой целую минуту соображал, пока не понял, что миссис Брандт не одна. С ней сидела еще одна женщина, пожилая леди.

Пациентка? Нет, они вроде просто разговаривают, слава богу, но обе подняли глаза и посмотрели на него очень удивленно.

– Так. Кажется, кое-кто встал не с той ноги, – заметила пожилая женщина.

– Мистер Мэллой! – воскликнула миссис Брандт в такой культурной манере, словно он только что свалял дурака, да еще и по-крупному. – Я вас сегодня не ждала.

Пожилая дама осматривала детектива с головы до пят, будто решая, стоит ли ей оставаться здесь и дальше.

– У вас такой вид, словно вы куда-то очень спешили, сэр, – сообщила она, кривя губы. – Человеку ваших габаритов следует быть более осторожным в такую жару. Этак недолго и апоплексический удар заполучить.

Если бы Фрэнк не был настолько разъярен, он бы, наверное, просто сбежал отсюда. Обычно ему не доставляло никакого удовольствия становиться причиной чьего-то веселья, особенно пожилых женщин. Но ему необходимо поговорить с Сарой Брандт, и в данный момент Мэллой готов даже извиниться, если это необходимо.

– Я не знал, что у вас гости, – сумел он вымолвить вполне вежливым тоном. – Лучше я снаружи подожду.

– Ну что вы, не обращайте на меня внимания, – сказала старуха, поднимаясь со стула. – У вас, должно быть, какое-то важное дело и вам необходимо поговорить с Сарой. Я сейчас уйду, мистер… – Дама в ожидании умолкла.

– Миссис Элсуорт, это детектив-сержант Мэллой из нью-йоркской городской полиции. – Миссис Брандт тоже поднялась на ноги. – Мистер Мэллой, это моя соседка миссис Элсуорт.

Старая леди все еще настороженно изучала детектива, явно считая, что он должен пройти подобное обследование, прежде чем она оставит его наедине с Сарой Брандт.

– Я нынче утром уронила нож, – сообщила миссис Элсуорт, словно это должно было что-то означать. Когда никто на это не отреагировал, она продолжила: – Вот так я узнала, что скоро кто-то явится ко мне с визитом. Хотя, надо полагать, вы пришли к Саре, не так ли? Так что я лучше пойду. Рада была познакомиться, детектив-сержант.

Фрэнк ничего не ответил. Он придержал для дамы дверь открытой, но только для того, чтобы побыстрее ее спровадить. Никто больше не произнес ни слова, пока старуха не ушла.

– Мистер Мэллой, – снова заговорила миссис Брандт, но на сей раз без удивления. Она с нетерпением ждала объяснений Фрэнка по поводу стремительного визита в ее приемную. – Что случилось? Вам удалось что-то узнать?

– Можно сказать и так, хотя сомневаюсь, что это то, о чем вы подумали.

Теперь Сара была заинтригована.

– Пожалуйста, присаживайтесь, – предложила она, указывая на стул, на котором минуту назад восседала старуха соседка.

Фрэнку не слишком нравилась мысль о том, чтобы сидеть на стуле, предназначенном для пациенток миссис Брандт. Ему вообще не хотелось сидеть. В конце концов, надолго он здесь не задержится.

– Меня отстранили от этого дела, – громко возвестил он.

– Что?! Кто отстранил? Ван Даммы? Да они же не имеют такой власти…

– Они наверняка стоят за этим решением, но приказ пришел от суперинтенданта. Напрямую. Я не должен больше вести никаких следственных действий. Ван Даммам, оказывается, безразлично, кто убил их дочь, и они не желают, чтобы я и дальше пачкал ее память, разыскивая убийцу.

– Но это же просто невозможно! Какой абсурд!

Ее гнев заставил его понять, что он стремился сюда не только для того, чтобы проинформировать Сару об обстоятельствах дела, но и чтобы поделиться с ней своей яростью.

– Я тоже так считаю, но мое мнение никого не интересует. – Фрэнку хотелось походить взад-вперед, но места в приемной было крайне мало. Пара шагов в любую сторону – и непременно наткнешься на что-нибудь габаритное.

– Однако несомненно… Я хочу сказать… Боже мой! – пробормотала Сара.

Фрэнк остановился и в первый раз посмотрел на нее. Она выглядела потрясенной.

– А у вас что?

– Я… я кое-что узнала насчет Алисии и… и Сильвестра Мэттингли. Вы получили мою записку?

– Да, получил. Вообще-то, я совершенно уверен, что это из-за адвоката меня отстранили от дела. Я вчера навестил Мэттингли в его конторе…

– Вчера? Это было раньше, чем я узнала про него и Алисию. А почему вы… – Тут Сара вспомнила, что надо спросить Мэллоя насчет Хэмилтона Фишера. – Знаете, он вполне мог нанять Фишера, чтобы тот нашел Алисию для него самого, а вовсе не для семьи! Что он вам сказал, когда вы его расспрашивали?

– Ничего. Он же адвокат. Они, как правило, ничего не сообщают полиции, особенно то, что может им навредить. А кто вам рассказал про дело с браком? Насколько этому можно верить?

– Я же написала вам, что ходил слух… Мне рассказала моя мать. Сама-то она не очень верит, но все об этом слышали и знали. Все в их кругах то есть, – пояснила Сара, увидев, что детектив нахмурился при этих словах.

Теперь все начало вставать по своим местам.

– Ясно, – кивнул Фрэнк. – Значит, картина такова. Девушка услышала, что отец собирается выдать ее замуж за этого старикашку, которого она ненавидела, если верить Харви, груму, хорошо ее знавшему. Она сбежала из дома и спряталась, надеясь, что отец передумает. Ничего удивительного, что Мэттингли ничего мне не сказал. Ни одному мужчине не понравится исход дела. Да еще не хватало, чтобы эта история стала достоянием гласности.

– Возможно, дело обстояло еще хуже, – заметила Сара, изрядно удивив детектива.

– Что может быть еще хуже?

– Вы забыли, что Алисия ждала ребенка. И мы не знаем, кто его отец.

Фрэнк об этом не забыл. Ну, может, только на секунду.

– По всей вероятности, это грум Харви. А кто еще? Никто другой к ней и близко не подходил.

– А как насчет ее жениха?

– Мэттингли? – недоверчиво уточнил детектив. – Да зачем ему…

– А чтобы заставить ее выйти за него, – ответила Сара. – Такое сплошь и рядом случается, когда строптивую женщину вынуждают выйти за человека, которого она никогда бы не выбрала себе в мужья. Он ее бесчестит, а потом заставляет поверить, что теперь ни один мужчина не возьмет ее замуж. А если женщина забеременела, у нее не остается иного выбора, кроме как уступить.

– Но ведь Алисия действительно зачала ребенка! – воскликнул Мэллой, в пылу дискуссии забыв о том, что ему следовало бы смутиться. – И ее семья знала об этом. Если так оно и было, то почему Алисия не вышла за Мэттингли?

– Возможно, она держала это в тайне, пока не стало слишком поздно. К тому времени, когда Алисия убежала из дома, был уже слишком большой срок, чтобы делать вид, будто ребенок зачат в браке. Вот семья и отправила бедняжку в загородный дом, чтобы она рожала там. Потом ван Даммы могли бы как-то избавиться от ребенка и все равно выдать Алисию за Мэттингли. Она к тому времени стала бы еще более податливой и на все согласной, помня, какую цену уже пришлось заплатить.

– Безумие какое-то! – запротестовал Фрэнк. – И почему это ван Даммы так страстно желали выдать девчонку за этого сукина… – Тут детектив прикусил язык. Впрочем, вряд ли Сара Брандт была слишком уж шокирована, услышав его ругательства.

– Я подозреваю, что тут имел место какой-то долг. Возможно, долг чести, более значительный и обязывающий, нежели просто финансовый долг. Или же имел место некий шантаж. Если Мэттингли ведет дела мистера ван Дамма, он, несомненно, знает такие вещи, которые лучше хранить в тайне. Богатые люди веками использовали своих дочерей для расплаты с долгами и прочих сделок, мистер Мэллой.

Фрэнк сдвинул шляпу на затылок и снова сделал пару шагов, сожалея, что здесь слишком мало пространства. Ему хотелось пройтись, чтобы как следует все обдумать. Пока все это никак не укладывалось в голове.

– Но теперь-то бессмысленно рассуждать, – вдруг сказала миссис Брандт.

Мэллой удивленно посмотрел на нее, замерев на полушаге.

– Почему?

Сара взирала на детектива не менее удивленно.

– Да потому, что вас отстранили от дела! Полагаю, это означает, что его вообще не будут расследовать.

– Наш департамент – не будет, – согласился Фрэнк, внимательно наблюдая за акушеркой, чтобы увидеть, поняла ли она намек.

Другая женщина наверняка отвела бы глаза, но Сара Брандт смело встретила взгляд, и в темной глубине ее серо-голубых глаз уже таился вопрос. Да, эта женщина Мэллоя не разочаровала.

– А кто же тогда будет расследовать?

– Возможно, некто, кто лично заинтересован в том, чтобы найти убийцу Алисии ван Дамм. Некто, кто желает, чтобы правосудие совершилось, кто, может быть, желает также и мести. Некто, кто знал ее еще ребенком.

У Сары расширились глаза:

– Но я же не детектив!

Фрэнк не мог скрыть недовольство.

– Вы работали над этим делом ничуть не менее усердно, чем я, – напомнил он. – И собрали немало нужной информации. – Он и сам поразился тому, что признание этого факта не причинило ему никакого неудобства или беспокойства.

А миссис Брандт оказалось не так уж трудно убедить. Она выглядела довольной и польщенной.

– Так вы действительно считаете… Но что я могу сделать?

Да, это дельный вопрос. Фрэнк почесал в затылке, потом поплотнее натянул шляпу на голову.

– Вы могли бы продолжать задавать вопросы, как и прежде. Снова отправиться к ван Даммам и выяснить, что они сами говорят по этому поводу. Скажете им, как вы опечалены и расстроены тем, что полиция больше не разыскивает убийцу Алисии. Вы даже можете навестить некоторых повитух, акушерок и абортмахеров и узнать что-то такое, чего они никогда не скажут мне.

Теперь Сара не просто внимательно слушала, а откровенно пялилась на него, словно вдруг рассмотрела в Мэллое нечто такое, чего никогда раньше не замечала. Сопротивляясь желанию проверить, все ли пуговицы у него застегнуты должным образом, он тоже уставился на нее:

– В чем дело?

Сара улыбнулась, как перемазанная крадеными сливками кошка, которую поймали с поличным. У Фрэнка аж зубы заломило.

– Просто минуту назад я поняла, что вы, должно быть, не меньше меня хотите раскрыть убийство Алисии.

– Разве в это так трудно поверить? – Фрэнку и самому крайне не понравился тон, каким он задал этот вопрос, – он словно бы защищался.

– Я уже говорила вам, мистер Мэллой, что знаю, как работает полиция. Они не заинтересованы в раскрытии преступления, если за этим не последует что-то для них самих. Лично вас я ни в чем не обвиняю, – быстро добавила Сара, заметив, что детектив собрался запротестовать. – Я просто констатирую факт. Я даже могу их понять. Офицерам полиции не слишком щедро платят. Естественно, амбициозный человек всегда будет стремиться как-то улучшить свое положение. Вы, кажется, говорили о своем желании стать капитаном?

Да что она об этом знает? Сам-то Фрэнк желал бы ограничиться только лишь этим стремлением. Его желание получить повышение по службе вызвано гораздо более прозаическими причинами. Но миссис Брандт про это знать совершенно необязательно.

– Это верно, – сказал Мэллой. – Я хочу стать капитаном – и здорово улучшу свои шансы на повышение, если не буду больше заниматься расследованием этого дела.

– И тем не менее вы по-прежнему желаете, чтобы оно было раскрыто. Можно спросить, почему?

Фрэнку вовсе не нужно ничего ей объяснять, он отлично это понимал. Но если он промолчит, Сара вполне может отказаться делать то, о чем ее просят. А Мэллой очень хотел, чтобы она продолжала заниматься этим делом. Хотя он даже себе не мог признаться в своих мотивах.

– Вероятно, по тем же причинам, что и вы, миссис Брандт. Насколько я могу судить, Алисия ван Дамм была хорошая, добрая девушка, которая вполне заслуживала шанса остаться в живых. Но этого шанса она не получила, и я хотел бы выяснить почему. И еще я желаю, чтобы человек, который ее убил, понес заслуженное наказание, особенно если это один из тех, с кем я уже успел повстречаться и побеседовать.

Кажется, такой ответ Сару удовлетворил и даже порадовал.

– Мне бы хотелось, чтобы заслуженное наказание понесли они все, – призналась она. – Полагаю, когда мы найдем убийцу, то обнаружится, что в смерти Алисии виноват не один человек, пусть даже чужие эгоистические побуждения лишь подвели ее к опасной черте. Однако предположим, что я выясню, кто убил девушку, или хотя бы соберу полезную информацию на этот счет. Что это даст, если полиция не арестует убийцу?

– Я думал над этим. Считаю, что в такой ситуации вы можете сделать только одно: рассказать всю историю комиссару Рузвельту.

– Рузвельту? Почему именно ему?

– Потому что он намерен провести чистку всего департамента полиции. Ему очень пригодится именно такой скандал. Ему придется по душе мысль о том, чтобы силой заставить суперинтенданта расследовать убийство несчастной девушки, особенно если тот ничего не желает делать. Прессе это тоже понравится.

– Прессе? Газетам? А зачем нам привлекать их? – Эта идея Саре явно пришлась не по вкусу.

– Потому что Рузвельт обожает гласность. Почему, по-вашему, он ночами разъезжает по городу вместе с этим газетным репортером? – спросил Мэллой, имея в виду привычку Рузвельта круглосуточно таскаться в компании Джейкоба Рииса, проверяя, все ли полицейские находятся на своем посту. – Он не только старается выявить копов, которые пренебрегают служебными обязанностями, но еще и хочет иметь в своем распоряжении личного репортера, чтобы подобные истории непременно попали в газету. История Алисии наделает много шуму – чего Рузвельту никогда не удавалось добиться, что бы он ни предпринимал, – и тогда полиция уже не сможет игнорировать указания своего шефа. Ей придется предпринять кое-какие действия, и в итоге Рузвельт будет выглядеть как своего рода герой.

– И справедливость восторжествует.

Фрэнк, к сожалению, не слишком верил в торжество справедливости. Но тут он припомнил слова Конлина и понял, что в действительности хочет одного: отомстить.

– И убийца Алисии понесет наказание, – поправил Фрэнк.

Миссис Брандт кивнула, верно додумав то, что он не произнес вслух.

– Алисию все равно не воскресить, стало быть, истинной справедливости быть не может. Но, по крайней мере, будет какое-то наказание.

Фрэнк искренне на это надеялся. Он легко мог вспомнить множество людей, которые его заслуживали.

– Стало быть, вы этим займетесь? – уточнил детектив.

Сару удивило, что он задал этот вопрос.

– Конечно, займусь! Просто я… Я не очень понимаю, с чего следует начать.

– Вы уже начали, миссис Брандт. Надо лишь продолжить.