В корзинке Левиафан на сей раз вел себя на редкость спокойно. Не орал, не ворочался, не кидался на стенки и не пытался разодрать их когтями изнутри. Только сосредоточенно сопел, уткнув нос в дырочку. Лильке даже было его немного жаль — на улице стояла такая дивная погода, так было приятно пройтись по свежему воздуху, а бедный котик вынужден сидеть взаперти! Время от времени девушка украдкой засовывала руку в корзинку и гладила пушистую шерсть.

— Ты не переживай, — уговаривала она, — мы тебе хороших хозяев найдем! Добрых! Они тебя будут любить сильнее, чем я. И кормить в два раза больше…

Вальтер шагал рядом и предпочитал помалкивать. Все равно Лилия его не услышит. Юноша уже пару раз ловил себя на том, что возмущается поступком девушки. Но обидеть ее недоверием или открытым недовольством не хотел. Потому что, если ты любишь человека, то любишь его со всеми достоинствами и недостатками! И если ей без кота будет лучше, то… главное, чтобы всем было хорошо. Коту найдут новых хозяев, у которых ему может быть уютнее, Лилия защитит диплом и устроит свою личную жизнь, а он… Ну, в конце концов, если он сделает блестящую карьеру, от которой его ничто не будет отвлекать вроде любовных переживаний, то это ведь тоже можно считать заменой счастью? В самом крайнем случае, если будет совсем невмоготу, можно перевестись на другой факультет — ему уже предлагали и алхимиком стать, и в боевые маги записаться… И потом, иногда даже мысль о том, что любимого человека сделал счастливым, уже сама по себе награда! Кроме того, он же только третий сын герцога, да еще и рожденный от мезальянса. И будущий некромант к тому же… А некроманты очень редко женятся. В лучшем случае они обзаводятся семьями только после сорока, а то и пятидесяти лет, когда возраст и здоровье уже не позволяют носиться по кладбищам и воевать с упырями. Тогда некромант остепеняется, устраивается поудобнее, обзаводится «надежной гаванью», обрастает учениками… Исключения бывают, но редко. А у него к тому же есть неплохой шанс стать придворным некромантом. В этом случае о браке с дочерью кузнеца придется забыть. Родители подыщут невесту с родословной и состоянием… Нет, даже правильно, что он решил отойти в сторону. Ах, Лилия, Лилия!

Он покосился на идущую рядом девушку.

Лилия Зябликова ему нравилась с первого курса, с того самого дня, когда волею случая они впервые оказались за одной партой. Студенты обычно рассаживались кто где хотел: девушки на первые ряды, юноши подальше. А они оба слегка замешкались и оказались где-то посередине. Лилия тогда поразила его решительным характером. Она половину лекции возмущенно фыркала, оттого что не удалось занять местечка получше, а Вальтер ломал голову, кого же она ему напоминает. И лишь когда та, во время перерыва резко поднявшись, отбросила с лица прядь волос, понял — его собственную маму. Та же решимость, то же желание идти до конца, те же пылкие чувства. И, как оказалось, схожие биографии. Ибо нынешняя графиня фон Майнц тоже выросла не в замке. Правда, ее отец был главой гильдии ювелиров и держал дом на широкую ногу, не уступая, а может, и превосходя в роскоши некоторых мелких дворян. Но и метили обе молодые женщины в разные цели — мать Вальтера стала графиней, так как у ее отца было достаточно средств, чтобы купить дочери титул баронессы, дававший возможность выйти замуж за дворянина и превратиться в графиню. А Лилия Зябликова, дочь Мартина Зяблика, кузнеца, изготавливающего мечи на заказ и имевшего собственное клеймо, хотела, как и многие девушки на курсе, влюбить в себя молодого декана, Виктора Вагнера.

Вальтеру нравилось ее упорство. Нравилось, как она упрямо, раз за разом, предпринимает отчаянные попытки обратить на себя его внимание. Тут были и записочки, вложенные в конспекты. И нарочито неправильное поведение, когда декан просто вынужден был сказать: «Останьтесь после занятий, я с вами разберусь!» И сотни мелких женских ухищрений. Все безрезультатно. Виктор Вагнер был атакован таким количеством влюбленных девушек, что приобрел что-то вроде иммунитета на женские чары. Нет, время от времени его все-таки видели с какой-нибудь студенткой, но это было так редко и отношения продолжались столь недолго, что никто не верил в то, что он когда-нибудь женится.

Но Лилька — и еще несколько упрямиц — не оставляла попыток. И в какой-то момент Вальтер понял, что его перестало это забавлять. Что он не хочет отдавать Лильку какому-то декану. Что такая девушка нужна ему самому.

Но было поздно. Лилия настолько привыкла видеть в нем друга, настолько привыкла относиться к нему, как к тени, что даже, кажется, мужчину в нем не видела. Порой она обращалась с ним, как с подружкой, не стесняясь сплетничать или плакаться ему в жилетку. А он что? Он утешал, уговаривал, поддакивал — и мучился.

И вот теперь…

Лилька шла по улице и внимательно посматривала по сторонам. Она выглядывала прохожих, которых в этот теплый денек раннего лета на улицах было много. Погода стояла дивная, еще ощущалось дыхание недавно ушедшего холода. Пахло землей, свежей выпечкой, цветами, душистым сеном — прямо перед ними двигалась подвода, доверху груженная уже подвяленной травой. Видимо, для конюшен какого-нибудь лорда, проводившего время в городе.

К некоторым прохожим девушка делала шаг навстречу:

— Простите, вам кот не нужен?

В большинстве случаев прохожие шарахались в сторону, качая головой:

— Нет. Обойдусь. Спасибо.

Женщины задерживались подольше. Одна пожилая матрона пожелала взглянуть на котика. Лилька с готовностью приоткрыла крышку корзинки, и оттуда вылетела когтистая лапа. Растопыренные когти махнули по воздуху, на волосок не дотянувшись до носа женщины.

— Мур-ряу, — басом предупредили изнутри.

— Ой! — Женщина отпрянула. — Это… котик?

Корзинка тихо, но зловеще завывала.

— Котик, — кивнула Лилька.

Вальтер подобрался поближе, на всякий случай положив руку на рукоять короткого «городского» меча, который носил вместо «учебного» ножа. Не то чтобы всерьез собирался защищать девушку от пожилой женщины, просто движение возникло само по себе.

— И… сколько ему месяцев? — с опаской поинтересовалась женщина.

— Почти шесть… лет, — призналась Лилька.

— Жаль. — Женщина даже воспрянула духом. — Если бы ему было меньше года, я бы его взяла. А так… извините, молодые люди!

И она направилась своей дорогой.

— Ну, — Лилька сердито покосилась на Вальтера, — и чего ты тут застыл? Ты все испортил! Она была готова его взять, а тут — ты…

— А что — я? — искренне не понял тот.

— Ты все испортил.

— Чем?

— Вот этим! — Девушка ткнула пальцем в его меч, который юноша все еще продолжал придерживать у бедра, как для атаки. — И смотрел ты, словно разбойник с большой дороги! Прямо убивать был готов! Она тебя и испугалась.

От несправедливости обвинения у Вальтера отнялся язык. Умом он возмущался, но вслух не мог произнести ни слова. Прав, сотню раз был прав Альфред Земниц, она его лишь унижает и использует. И зачем он только поменялся кураторами? Завтра утром уехал бы в другой город, два месяца разлуки наверняка остудили бы чувства… С практики написал бы родителям, может, удалось бы выторговать седмицу-другую в счет каникул и рвануть домой. Там заговорить с отцом о карьере придворного некроманта… Кажется, при дворе наследника престола есть вакансия, да и «личный» королевский чародей вроде бы как слишком стар и не откажется от помощника, готового взяться за любую работу, лишь бы предложили… А теперь все менять уже поздно.

Видимо, какие-то мысли все-таки отразились у него на лице, потому что Лилька внезапно вздохнула:

— Извини. Просто мне очень надо от него избавиться, сам понимаешь! Без практики не видать мне диплома…

Он понимал. Понимал, что ему не нужна жена с высшим образованием, что он готов любить просто так… но как донесешь это до любимой девушки? До безнадежно любимой девушки?

— Пошли?

Он кивнул и осмелился предложить:

— Может быть, на рынок?

— А ты прав! — оживилась Лилька. — Еще не поздно! Ты молодец, Валька!

Она шутливо толкнула его корзинкой в бок.

— Давай, я понесу? — предложил воодушевленный Вальтер.

— Не боишься? Вдруг оцарапает? Он, кажется, не в духе…

— Яу-яу-яу, — подтвердили из корзинки.

— Не боюсь, — сказал юноша, мысленно добавив: «Ради тебя я не боюсь ничего! Лишь бы улыбалась и смотрела так, как смотришь сейчас…»

— На какой рынок пойдем?

Вальтер задумался. В столице рынков было несколько: Старый, Новый, Речной, Скотный и Блошиный. Соваться на Речной и Блошиный смысла не имело. На Речном продавали только рыбу, рыболовные снасти, наживку, лодки и тому подобные вещи. А на Блошином, кроме одежды, обуви, разных бытовых мелочей и зачастую краденого товара, отродясь ничего не выставлялось. И в большинстве случаев там производился натуральный обмен: сапоги на отрез ткани, старую прялку на ремень с пряжкой… Старый Рынок был слишком далеко, а вот на Скотный или Новый они успевали до закрытия.

Скотный рынок располагался в конце Коровьей улицы, звавшейся так с незапамятных времен, когда Зверин еще не был столицей. Тогда многие улицы носили названия животных, были Коровья и Кошачья улицы, Козий и Бычий тупики, Конская площадь, Медвежий Угол, Собачья площадка, Блошиный конец… Даже набережная звалась Свиной. Коровья же улица начиналась недалеко — через два дома друзья свернули в Малый переулок, который и вывел их в нужное место.

Через несколько минут в воздухе ощутимо запахло навозом, сеном, кровью и мокрыми шкурами. На Скотном рынке продавали не только всякую живность от мышей и крыс до лошадей. Там же располагалась скотобойня, кузнечные мастерские, лавки по изготовлению упряжи. Для мелких зверьков можно было приобрести клетки, для собак — цепи и ошейники, не говоря уже о таких «мелочах», как сено, овес, кормовая свекла и брюква. Отдельно располагались — и пахли соответствующе — клетки со всякой птицей. От кур, гусей и уток до фазанов и певчих птиц.

Лилька как завороженная шла мимо клеток, где перепархивали разнообразные птахи. Несколько ярких и пестрых птичек явно были привезены издалека, и их охраняли два мрачных типа с саблями наголо. Цена, указанная прямо на клетке, свидетельствовала о том, что охранники были выставлены не напрасно. Девушка завистливо вздохнула — из-за кота она не могла себе позволить содержать дома птичек.

— Что у вас в корзинке, девушка? — заинтересовался продавец.

— Кот, — призналась она.

— Тогда уходите отсюда! — засуетился мужчина. — Он мне всех птиц съест или распугает! Идите-идите!

— Но он же в корзинке!

— Не все ли равно? Что я, котов не знаю? Он через прутья любую схватит и утащит.

— Ме-ау, — прокомментировала корзинка это заявление.

— Вот! — обрадовался и возмутился продавец с таким видом, словно понимал по-кошачьи. — Может, он уже успел…

— Яа-а-а? — почти по-человечески раздалось из-за прутьев.

— Когда? — поддержала кота хозяйка. — Мы же только что подошли!

— Одна, две, три, четыре, — демонстративно начал считать продавец, косясь то на молодых людей, то на свою охрану, — пять, шесть, семь… Так и есть! Их утром было восемь! Он одну съел!

— Врете! Мы далеко стояли. Может, вы сами ее утром продали, а потом забыли…

— Я? — Продавец, маленький, худощавый, чернявый, упер кулаки в бока и пошел на Лильку. — Я никогда ничего не забываю! В отличие от женщин, у которых волос долог, да ум короток!

От возмущения Лилька не нашла, что сказать, и обернулась к Вальтеру за моральной поддержкой, но вмешаться юноша не успел. Помощь пришла, откуда не ждали.

— Хозяин, — пробасил один из охранников, — их утром было семь. Вы еще сказали, что семь — счастливое число, угодное богам…

— Богам моей родины, да будет она благословенна во веки веков, семь, это верно, — парировал торговец. — Но в этой стране пантеон состоит из восьми божеств, так что…

— Пошли. — Вальтер дернул Лилию за рукав.

— Мы так и уйдем? — упиралась девушка.

— Так и уйдем. — На сей раз юноша проявил настойчивость. — И ничего ему не скажем!

— И правильно! — вслед им выкрикнул торговец. — Мужчина должен уметь поставить женщину на место!

После этих слов Лильке ужасно хотелось вернуться и высказать нахалу все, что она думает о таких мужчинах, но Вальтер буквально на себе уже тащил ее прочь. И скандал пришлось отложить до следующего раза.

После рядов птиц пошли ряды мелких зверьков. Продавали всех подряд — от кошек и хорьков, которых любили держать знатные дамы в качестве домашних любимцев, до такой экзотики в домах, как ежи, ласки, кролики и даже змеи и ящерицы. Большинство покупателей останавливались возле клеток и корзин, где копошились котята и хорьки. Очень редко людей интересовали змеи и ящерицы — скорее с оттенком брезгливого любопытства: «И такое покупают?» И совсем никого не было возле мальчишек, продававших щенков. Лильке стало их даже жалко. Она уже было решила хотя бы поговорить с незадачливыми продавцами, когда увидела впереди знакомую фигуру.

Мэтр Макмис, вчера принимавший у них зачет по алхимии вместо мэтра Гавела, который все четыре года вел занятия у четверокурсников, не спеша шагал вдоль ряда, с любопытством заглядывая в каждую корзинку или коробку и время от времени что-то спрашивая у продавцов. Один раз он даже вытащил из коробки молоденькую серую кошечку, потискал ее, осматривая живот и под хвостом, и с сожалением вернул продавщице.

— Интересно, что он тут делает? — прошептала Лилька.

— То же, что и мы, с точностью до наоборот, — предположил Вальтер. Самому ему встречаться с мэтром Макмисом не хотелось — опять заговорит о переводе на другую кафедру, а ему и в роли некроманта неплохо!

— Кота покупает?

— Вроде того…

Лилька хищно улыбнулась и решительно направилась к алхимику.

— Добрый день, мэтр, — почти пропела она, останавливаясь рядом.

Тот вздрогнул от неожиданности, оглянулся, нахмурившись, но потом узнал студентов и улыбнулся:

— Добрый день, молодые люди. Чем могу служить?

— Вы котенка покупать собрались? — Девушка кивнула на корзинку, до которой как раз добрался преподаватель. Там копошилась по меньшей мере дюжина котят всех оттенков серого, украшенных рыжими и белыми пятнами. Некоторые выглядели совсем дикими и так и норовили удрать. Торговка, неопрятного вида толстуха, коршуном следила за покупателем и его собеседниками.

— Ну не то чтобы котенка… — Алхимик покосился на куча-малу из котят. — Очень маленького мне не надо… какого-нибудь покрупнее…

— Взрослого? — задохнулась от волнения девушка.

— Молодого. Постарше этих.

— Постарше? — вклинилась в разговор торговка. — У меня других нету. Но могу троих продать по цене одного! Как раз за взрослого сойдут. Вот, например. — Она за хвост поймала самого крупного, который уже почти выбрался из корзинки на свободу. — Какая морда! Через полгода вырастет репа — в окно не пролезет, если кормить будете правильно. А не будете — тем лучше. Мышей у вас всех выведет.

— Извините, — вежливо откликнулся мэтр Макмис, — но мне крупный кот нужен сейчас.

— У меня нет.

— У меня есть! — обрадовалась Лилька. — Вот!

И протянула корзину с Левиафаном.

Изнутри послышалось сосредоточенное сопение, перешедшее в змеиный шип.

— Там кот? — Алхимик осторожно попытался заглянуть сквозь прутья. — Или это… э-э…

— Мяу! — громко сказала корзина.

— Это самый настоящий кот, не сомневайтесь! — Лилька настойчиво совала ее в руки преподавателю.

— Да я верю, — слабо отбивался тот. — Просто он такой… большой.

— На вас не угодишь, — снова встряла торговка. — То вам слишком большой, то слишком маленький… По-моему, это нам, женщинам, надо вас, мужиков, так перебирать — у кого какое где достоинство!

С этими словами она подмигнула, и почему-то Вальтеру. Юноша покраснел, отчего не только торговка, но и ее соседки засмеялись, подначивая друг друга.

— Да не смущайся, красавчик, — улыбнулась ему торговка справа, державшая на руках хорька. — Тебе-то грех волноваться — на тебя небось девки сами вешаются!

— И на достоинство не глядят, — подначила вторая. — Твое-то небось всегда при тебе!

— Пошли отсюда, — окончательно смутился юноша, дергая подругу за рукав.

Но Лилька опять уперлась. Тут сделка наклевывается, а она — удирать?

— Вот именно, — развернулась она к торговкам, уперев руки в бока. — Мое — и при мне. А вам его не видать как своих ушей.

— А если уши отрезать? — неожиданно включился в дискуссию не отошедший далеко алхимик.

— Отрезанные уши назад не приставишь. Так что пусть смотрят, в руках держат, тискают — пользы в том никакой. Одно расстройство… Не обращай на них внимания, Вальтер. — Она обернулась к приятелю. — Это они от зависти.

— Ишь ты, — фыркнула третья торговка, — мелкая, а языкастая…

Торговка была поперек себя вдвое шире, так что Лилька с ответом не промедлила:

— Да, в отличие от некоторых, которых даже слепому не заметить трудно, мне другим брать приходится!

Вокруг рассмеялись, но смех был досадливый, принужденный.

— Может, пойдем отсюда? — опять подал голос Вальтер.

— Ты что, хочешь, чтобы я отсюда сбежала, как последняя трусиха, оставив им тебя на растерзание?

— Я с тобой пойду, — сказал юноша.

В ответ на это заявление со всех сторон опять полетели ядовитые смешки — мол, от такой языкастой так легко не отделаешься. Лилька взяла Вальтера за руку, предупреждая его порывы.

— В самом деле, господа студиозусы, — напомнил о себе мэтр Макмис, — нам стоило бы вспомнить, зачем мы здесь и…

— За котом мы здесь. — Когда надо, Лилька умела соображать быстро. — Вам нужен кот? Молодой, всего пять с половиной лет, как у меня живет, здоровый, крупный… несколько воинственный, так это потому, что некастрированный…

Из корзинки коротко взвыли.

— Забирайте этого! Дарю!

С этими словами она протянула преподавателю корзинку. Торговки, ошеломленные этим жестом — они-то пришли сюда продавать! — даже не нашлись, что сказать.

— Но… — Мэтр Макмис с опаской покосился на прутья. — Твоего домашнего любимца? Мне? Вот просто так?

— Вам, — кивнула Лилька. — Просто так. Вам ведь нужно. Для науки?

— Ну… если только для науки… — Мужчина нерешительно протянул руки. — Для науки порой можно пожертвовать и большим… И если это окончательное решение…

Корзинка взвыла, намекая, что ее мнения никто не спрашивал.

— Окончательное, — весело подтвердила Лилька.

— Тогда давайте!

Вздрагивающая и завывающая корзинка перешла из рук в руки. Алхимик тут же попытался перехватить ее одной рукой под мышку, чтобы дотянуться до кошелька, но неожиданно выяснил, что это невозможно — когтистая лапа каким-то чудом не только успела первой, но еще и медленно, как заглатывающая добычу змея, втягивала сейчас кошелек внутрь корзинки.

— Отдай! Это мое! — возопил мэтр Макмис, дергая кошелек за донышко на себя.

— Еу-еу-е, — прокомментировали изнутри.

Алхимик попытался ногтями подцепить плотную ткань и вытянуть свою собственность наружу. Ему это удалось, и он потянул кошелек на себя. Изнутри удвоили усилия.

Лилька не стала ждать, чем закончится противостояние алхимика и его нового приобретения. Она цапнула Вальтера за руку и поспешила прочь. Юноша и девушка ввинтились в толпу и спустя несколько минут, отчаянно работая локтями, вырвались с территории Скотного рынка через малые ворота, оказавшись на боковой улочке.

— Уф, — девушка прислонилась к стене, обмахиваясь руками, — отделались!

— И тебе не жалко? — Юноша косился на ворота с таким видом, как будто оттуда вот-вот должен был показаться рыжий кот с воплем: «Подождите меня!»

— Кого? Алхимика?

— Левиафана. Он же с тобой всю жизнь…

— Жалко, — кивнула Лилька. — Но себя мне жаль больше. Ты себе не представляешь, сколько он мне испортил вещей! Сколько раз он рвал мои конспекты, гадил на домашние задания, писал в сумку с книгами и в туфли… А ночные побудки, когда он запрыгивал на меня и орал? Этот гад ухитрялся не давать мне выспаться как раз перед контрольными!

— Но ты их все равно сдавала!

— Ага. С твоей помощью и подсказками…

— Значит, — нахмурился Вальтер, — тебе не хотелось, чтобы я тебе помогал?

— О боги! — закатила глаза Лилька. — И кто только сказал, что у мужчин есть логическое мышление? По-моему, на свете существует только два вида логики — женская и неправильная… Да помогай ты сколько влезет! Только одно дело — помогать ленивой тупице, которая постоянно домашнюю работу не делает, и совсем другое…

— Понял, — обреченно кивнул юноша. — Можешь не продолжать. На самом деле я никогда не сомневался в том, что ты умная. Просто… А, ты не поймешь…

— Что я не пойму? — мгновенно вспыхнула девушка. — Нет уж, договаривай, раз начал! Я ведь не тупица… Мне только некоторые предметы хуже даются, и все! Говори, что я не понимаю? — Лилька наскакивала на Вальтера, разве что не колотя его кулачками в грудь. Она и впрямь была готова ударить упрямца, пока тот внезапно не сграбастал ее в объятия, прижимая к груди.

С некоторым удивлением девушка почувствовала, что ноги ее готовы оторваться от земли.

— Эй, ты чего? — мигом растеряла она половину боевого пыла. — А ну, пусти! Поставь меня на место, слышишь? Это что еще за шутки?

— Это не шутки. — Вальтер продолжал удерживать ее на весу, прижимая локти к бокам, так что девушка могла только болтать ногами. — Это… все гораздо серьезнее. Пожалуйста, Лилия, не отталкивай меня! Не выбрасывай меня из своей жизни, как выбросила Левку. Я… привязался к нему, и мне бы не хотелось…

— Если привязался, почему сам не забрал?

— Куда? В комнату в общаге? Альфред будет против. Я вынужден считаться с другом…

— С другом он считается, а со мной? Поставь меня. Мне неудобно!

На самом деле висеть было неожиданно удобно. Лилька не ожидала, что Валька может быть настолько сильным. Ведь сколько минут уже держит ее на весу, и руки не дрожат! Кто бы мог подумать? Она попыталась обхватить его за бока, насколько свободны руки, и обнаружила, что под курткой у парня литые мышцы, которые в ответ на это прикосновение налились еще большей силой.

— Пусти! — Девушка брыкнула ногами. — Люди смотрят!

— Пусть, — выдохнул юноша и внезапно ее поцеловал.

Жадный сильный мужской поцелуй тем не менее был короток — Лилька лишь на несколько секунд ощутила прикосновение Валькиных губ и тут же вывернулась:

— Ну пусти же!

— Лилечка, — его губы скользнули по щеке до уха, — пожалуйста, не отталкивай меня… не гони, как Левку.

Ах вот чего он боится? Девушке стало смешно.

— Да что ты, в самом деле! Ты же мой друг. А Левиафан… это немного не то… И отпусти меня наконец! На нас смотрят!

На них действительно посматривали, но без особого интереса — мало ли целующихся парочек по углам! Другой вопрос, что эти двое вздумали выяснять отношения на чужой улице.

Вальтер бросил взгляд по сторонам. Пользуясь тем, что он отвлекся, Лилька дернулась в последний раз, вырываясь из его объятий.

— Ты с ума сошел, — принялась она отряхиваться. — Прямо тут, посреди улицы…

— Лилия…

— Все, хватит. Пошли.

Настроение у девушки почему-то испортилось. И ужасно захотелось испортить его еще кому-нибудь. Просто для того, чтобы не ей одной пришлось страдать.