Книга: Полицейская история
Назад: Глава 17. Планы на будущее. Наши дни
Дальше: Глава 19. Горы советские, типичные и противные. Наши дни

Глава 18. Одноэтажная Америка. За два года до командировки

Машина коротко вякнула и включила синий мигающий фонарь. Я уж думал мимо спокойно проедем, без причины останавливать запрещено. Но Highway Patrol если уж пожелает всегда найдет причину. Нас еще в Академии обучали вычислять пьяных водителей. В целом вещи достаточно простые и всем понятные. Обычного здравого смысла с лихвой достаточно. Если машина едет неровно: то быстро, то медленно без причины и выключенных фар. Если открыты окна в дождь или на морозе, если прет не по своей полосе или по обочине…
Остановить может любого, а оправдания всегда найдутся. Ну ошибся, с кем не случается. Чаще всего уголовные дела рушатся из-за процессуальных нарушений при обыске и изъятии вещественных доказательств, из-за чего они не могут быть представлены в суде. Поэтому думать надо. Раз на раз не приходится. Никто к тебе цепляться не станет, даже если пожалуются. Ну понятно если не придет избитый и со свидетелями.
– Мы ничего не нарушили, – с оттенком злорадства, но маленьким таким и трудноуловимым, порадовал меня Микки.
Наверняка сейчас в башке у него ворочается мысль о штрафе и моем грядущем поведении. Буду я выкидывать квитанцию или нет. И зря. Во-первых, заплачу, если виноват. Я и так бы это сделал, а в данной ситуации пусть охраняемый объект отдувается за всех. Договор у нас четкий. Помимо налички в руки оплата всех расходов. Думаю две сотни для него мелочь не стоящая внимания.
Во-вторых, я вроде действительно ничего не нарушал и надеюсь отбрехаться. Все-таки полицейские отдельная каста. Даже если ты из другого штата, держи «Щит» в бумажнике. Когда предъявляешь права, вроде бы случайно показываешь. Частенько помогает. Патрульный видит с кем имеет дело и зря не цепляется. Очень долго, уходя на пенсию, ветераны дружно теряли свой значок. Приблизительно за месяц до увольнения. На всех подряд за редчайшим исключением нападала странная забывчивость.
Восемь или девять лет назад новый шеф издал приказ по Департаменту, разрешив оставлять себе на память. Все равно они индивидуальные и не передаются другим. А льгот никаких не дают. В основном возможность договориться с таким же парнем в форме. Он ведь тоже когда-нибудь выйдет на пенсию и не прочь получить соответствующее отношение с уважением.
Сегодня он в Техасе тормознул, завтра к нам за каким делом заедет и отнесутся в лучшем виде. А то ведь непременно сделаю дурную рекламу. В городе Сэнгерсон вредные копы. Может и отлиться при случае. Правда это когда мелочь какая. За серьезное преступление скидок не получишь. Скорее наоборот. Нечего позорить касту.
И в-третьих, я почти уверен, что это местные деятели развлекаются. Я приезжаю сюда на недельку, иногда на две каждый год последние лет десять. Пожалуй больше. Первые годы после армии ездил в Европу, а теперь не интересно. Достали люди и беготня, лучше в глушь отдыхать. Если не считать Гуннара, компанию мне здесь некому составлять. Да и тот подскакивает на выходные и снова в труды тяжкие возвращается на работу. Оно и к лучшему. Хочется отдохнуть от всех.
Тем не менее меня здесь знают. Все-таки иногда приходится выползать из леса на люди или в магазин. Примелькался. Когда видят, норовят остановить и пообщаться. Гуннар всегда предупреждает о моем появлении, правда с компанией я впервые заявился. Собственно кроме Арлет никто и не знает дома, где я отпуск обычно провожу.
Не то чтобы прятался, но неделю-другую в году я имею права отдохнуть от всех в одиночестве? По инструкции, перед тем, как выходишь в отпуск, то должен проинформировать Управление, где ты собираешься его провести. Но я никогда не делал этого, и не видел никого, кто так делал.
Городишко здесь небольшой, тысяч пять и люди вполне дружелюбные. Почти сплошь скандинавы. Шведы, норвежцы, датчане. Не все безусловно, но три четверти. При этом шведы считают себя выше норвежцев, а уж финнов остолопами. Ирландцы якобы вечно пьяные и буянят. Французы – зазнайки и жрут всякую гадость. Но все это без злости, как привычное. Так что я вполне вписался по происхождению, благо и сказать могу понятное для местных и не только ругательное.
В этом районе, на запад от Хьюстона совсем не тот Техас, что обычно себе представляют люди. Здесь холмы, озера, речки. Сплошная зелень и леса. Охота замечательная. Я не особо балуюсь, разве уток пару раз стрелял. А местные еще как. Винтовку и дробовик можно купить с 16 лет, а ограничения по возрасту нет. Одна девица в 12 лет завалила медведя и прославилась, а соседский парнишка в одиннадцать взял оленя. Их тут полно и на выстрелы редко обращают внимание.
Ко всему еще Гуннар на своем участке лес категорически рубить не желает и образовалась настоящая чаща. Он по здешним понятиям очень большой человек и половина земли в округе принадлежит Форсбергам, то есть лично ему. Сестра в Сан-Франциско на телевидении продюсером каких-то шоу работает и домой лет пятнадцать не показывалась. А родители не так давно умерли.
С матерью я был знаком. Железная женщина. По любым понятиям. В шестнадцать лет подалась в норвежское сопротивление воевать с немцами. Реально убивала. Потом вынуждено ушла в Швецию, нашла себе англичанина и выскочила замуж. Он оказался неприлично аристократическим типом. Этикет деревенской девушке видимо не разъяснили в подробностях и с его родителями начались проблемы.
Долго она такой семейной жизни не выдержала и развелась, получив на прощанье неплохой кусок. Перебралась в Америку посмотреть на мир и здесь снова выскочила замуж. Господина Форсберга я не застал. Фотографии видел, да и Анна любила на старости пооткровенничать. Тем более на почти родном шведском со мной.
В общем если она была в понятиях английских дворян замарашка и деревенщина, то он был мужик простой как угол дома. Зато нефтяник лучше не бывает. Все операции прошел сам, сверху донизу и обладал огромным опытом. Его уже пожилого специально вызывали при проблемах от Мексиканского залива до Аляски. Чуть не на руках носили.
Когда он скончался, у вдовы осталось с пол сотни скважин и огромный земельный участок. Еще двое неглупых детей. Рожала она достаточно поздно, так что была уже в возрасте, когда они оперились и стали самостоятельными. Но мама все равно была последняя инстанция. И когда Гуннар после террактов решил идти в армию, поддержала его решение, хотя он уже тогда неплохо зарабатывал. Не важно. Патриотизм для нее было не просто слово. Она умудрялась Норвегию, Англию и США считать своим домом одновременно. А дом необходимо защищать.
– Только этого нам и не хватает, – пробормотал Макс, в очередной раз пытаясь стать реальным невидимкой.
– Сейчас он тебя дефебриллирует, – порадовал его Микки.
До меня не дошло.
– Чего?
– Сердечно-лёгочная реанимация тормознула, – гордо сказал тролль, в очередной раз доказывая, что он совсем не тупой. Когда хочет, может и в тупик поставить.
Дело в том, что на борту машины кроме названия города еще три слова: Courtesy Professionalism, Respect. По первым буквам как раз и выходит CPR. В таком виде шутку в первый раз слышу. Здешние не догадались.
Патрульный шел твердо ступая по земле. Хозяин.
Я выключил двигатель, вытащил ключ, прибавил туда бумажник с документами и все это выложил на крышу машины в открытое окно.
– Зачем? – изумленно булькнул Макс.
– Показываю насколько мы законопослушны и сдергивать не собираемся, – объяснил сквозь зубы. – Нет такого закона – руки на руле и из машины не выходить. Но так полицейский сразу видит, я не собираюсь доставлять неприятности и готов сотрудничать.
У меня рядом с правами и «Щитом» всегда карточки ACLU и NAA. У своих клиентов отобрал. Обычно намеков более чем достаточно для всех. Я свой, но при необходимости кучу проблем обеспечить сумею. А попутно еще и телефон на запись. Обычных для нас видеокамер и диктофонов в патруле в мелких городах не бывает. Бюджет не позволяет. Преимущество сразу на моей стороне.
– А завалить мы его и так без проблем можем, – меланхолично дополнил Микки. Хорошо еще не в полный голос.
– А где Глен? – спрашиваю, убедившись, что представитель местного закона меня хорошо рассмотрел.
– Фуллер в отпуске, только он умнее тебя. На Гавайи поехал.
– Так он возле леса живет, а я в городе. Разницу улавливаешь?
– Все равно отдыхать нужно с девочками у моря, а не в одиночку в лесу.
Ага, я будто не знаю его супругу. С красотками на пляж. Два раза. После этого сразу в морг. Тут в каждой квартире маленький арсенал, однако она способна и натурально побить в гневе. Маленькая, прыгучая как кошка, а всерьез отвечать не станешь – жена. Во всяком случае, так он плакался пару лет назад, показывая фингал под глазом и синяк на ребрах.
Нравы здесь простые донельзя. Обратный вариант тоже вполне бывает и нередко. Наружу редко выходит. Патриархальность и далеко от центров цивилизации. Про феминизм местным еще не разъяснили в подробностях. Они и так в курсе, если что, супруги и дочери замечательно умеют пользоваться дробовиком. Лучше не доставать. Меня сходу просветили насчет этого дела и что Ларсену Ирвингу лишнего не нальют. А кто посмеет, будет иметь крупные неприятности.
Единственное место, куда он сбегает изредка – бар. Но под контролем. Жена бдит, а должность в местной мэрии позволяет ей следить за нравственностью на законных основаниях. Если что легко устроит неприятности согласно закону и инструкции. Кто их реально помнит в таких медвежьих углах. Я и то нет, после больше чем полтора десятка лет. Мои обязанности по уставу занимают страниц триста мелкого шрифта. Разве иногда в особо заковыристых происшествиях заглядываешь, однако обычно рутина и стандарт.
В баре мы и познакомились. Сэнгерсон маленький городишко, а мосты с местными копами я всегда стараюсь наводить заблаговременно. Не знаю как бы они реагировали, смахивай я на Хуана и пугая видом деток, но в моем виде проблем сроду не случалось. Если и задавали вопросы, так на профессиональную тему. И анекдотов про фэйри при мне не рассказывали. Жители таких городков редко бывают по отношению к приезжим неприязненными. В конце концов чужак тратит свои денежки в их заведении. Лишний доход.
Другое дело чтобы стать своим иногда и двадцати лет мало. Всегда будет некая черта, а то и стена между тобой и местными. Ну я и не напрашивался. Никогда не интересовался, но почти уверен Гуннар меня хорошо отрекламировал в высшей степени уважительно. Наверняка я голыми руками муджахеддов в его исполнении разрывал. Задевать меня даже злостные ухари не пытались.
– А ты с мужиками в отпуск, фу!
А вот это уже лишнее. Надо быстренько переключаться, пока ретивое в голову не стукнуло и не затребовал документы.
– Знаешь почему всех полицейских сразу с работы не отпускают?
– Э?
– Если некому будет принимать заявления, преступности не станет. Зачем тогда мы нужны.
– Зарегистрированного криминала, – сказал Ларсен глубокомысленно. С юмором у него видимо плохо. Раньше не замечал. Не так уж часто сталкивались. Вот с Фуллером постоянно общался. – Наркотики на продажу имеются? – неожиданно глубокомысленно потребовал. Учат их что ли всяким глупостям на курсах? А если да, так разбежался сознаваться. – Крэк, героин, экстази?
Все-таки юмор у него есть. Очень специфический. Скандинавы они в принципе тормознутые. За одно подтверждение можно срок до года словить.
– В прошлом году, – сказал, забирая свои документы у него из рук, – у нас два парня решили срубить деньжат по легкому, и под видом наркотиков толкнули поваренную соль. Все бы ничего, но покупатели оказались из отдела наркотиков. Их посадили за мошенничество. Так что не шути так.
– У нас они бы пошли за распространение наркоты, – после секундного раздумья выдал Ларсен. – Они продавали вещество, как наркотик, и покупатель знал, что это наркотик.
Может быть. Штаты разные и разница очень вероятно существуют. Хотя здесь дело скорее в желании прокурора лишнюю палку срубить. Другим в науку, себе в заслугу.
– Езжай осторожно. Дорога уж больно паршивая после дождей.
– Спасибо, – отвечаю и завожу двигатель.
– Beatnavy, – говорит Ларсен делая ручкой и ухмыляясь.
Это мне уже в ушах давно завязло. Каждый раз при моем виде желает показать, что и он не лыком шит. Десантник ни разу не прыгнувший с парашютом. Орел ощипанный. Он бы попробовал нечто вроде Тебриза с городскими боями или хазарейцев. Если бы не их личные дрязги разных фракций и авиация, до сих пор бы сидели в тех горах. Тоже герой. В Кунаре на базе Blessing присутствовал. Патрули в районе по максимуму.
– Хорошая у него работа, – мечтательно сказал Микки. – Отогнал машину в тенек, – он посмотрел выразительно на деревья, – и спи до посинения. Один. Никакого контроля. Участок размером с три наших города. Гоняй туда-сюда по своим делам. Я был в другом конце, если чо. Наняться что ли?
– Вроде до 35 разрешено, но не поручусь.
– Опять не успел!
– Тебе же лучше. В зону патрулирования входят 45 миль автострады и несколько сотен миль двухполосных дорог. Одна из их, через лес На 26-й миле есть городок с 1200 жителями, в котором есть полиция, на 45-й город Sisters без своей полиции, и на 90-й есть ещё один город с участком – его.
– И он с утра до вечера беспрерывно старается.
– Никто не работает беспрерывно восемь или десять часов день. Физически не получится. Всегда есть необходимость отлить, отвлечься…
– Пончики скушать, – довольно сказал Микки.
– И кофе выпить, почему нет? Но вот целыми днями валять дурака – это не получится и у супермена по лени. Попробуй неделями и месяцами исчезать в эфире и не появляться в своем районе. Раз сойдет с рук, два. Потом сержант начнет проверять местоположение по GPS и встречаться ежедневно. Будешь подробно отчитываться о том, что за день сделал. Ты ведь кроме всего прочего обязан доложить сколько арестов, штрафов, предупреждений. Кого остановил и по каким причинам. Есть статистика и начальство всегда заметит если кто-то намного активнее и наоборот. Понятно раз на раз не приходится, но средние цифры достаточно выразительны.
Я свернул направо и проехал рядом с выразительной надписью: «Частные владения, проезд запрещен». Поворот не так просто заметить, если не искать специально. Местные безусловно в курсе, но они без приглашения не прутся, разве молодые парочки, но есть места и поближе к городку.
Дорогу давненько никто не пытался приводить в порядок. Сплошные выбоины и мусор. Гуннар сюда в последнее время заезжает не часто, да и не рассчитан здешний приют отдыхающих от городской цивилизации на незваных туристов. А я привычный. Не гоняю и заявляюсь обычно из Хьюстона на арендованном внедорожнике.
– У вас есть обязательное количество штрафов и арестов? – с недоумением подал голос Макс.
– Откуда я знаю как у них? В «Фэйри-Сити» официально нет. А начальство смотрит на показатели и принимается давить. Почему всего два ареста? Мало! Пшел на улицу трудиться и поэнергичнее! Где-то в папочку ложится соответствующая бумажка или в компьютере запись о результативности в течение года и потом это повлияет на просьбу о переводе в другой отдел. Или повышение. А может и не воздействует. Поди проверь.
– Но хоть стрелять вам бедным несчастным разрешается?
– По машинам категорически запрещено, можно стрелять по людям в автомобиле, если это оправдано.
Микки радостно заржал и треснул по плечу Макса. Хорошо еще не меня, можно вылететь с колеи от неожиданности. Я его прекрасно понимаю. На слух представляется идиотизмом. Вот этим мы и отличаемся от обычных граждан. Умением доказать в суде, что действия твои были правильны потому что…
– Мы уже миль пять едем, – с оттенком удивления в голосе сказал тролль через некоторое время. – Это у тебя такой приятель из морской пехоты?
– Ну это как бы земли его предков. Сама территория еще от прадедушки досталась, а папаша несколько нефтяных скважин имеет.
– И он пошел в армию? – не поверил Макс.
– Патриот.
– Имел я эту власть и любую другую, – с конкретным указанием, куда и каким образом порадовал меня Микки.
– Зря ты так, – сказал я честно. – В США куча сложностей, но не стоит думать, что где-то лучше. Далеко не везде мы бы имели равные права по закону.
– Не надо мне прав человека. Я им никогда не был.
– А право остаться живым тебе лишнее? Я в свое время насмотрелся на востоке. Где камнями забивают до смерти, где попутно и мать.
Он и сам все распрекрасно знает. Если я и сделал там нечто хорошее, так троих детей спас от смерти. Их кстати вывезли из Ирана. Иначе нельзя. Хотели убить за то что фэйри. За то что не такие как все.
– Представь себе, у нас на месте бы кончали и родителей заодно.
– «Сироткам» намного приятнее вышло!
– Они живут и давно уже не «сиротки» в прямом смысле.
Указ от 1935 г о передаче детей фэйри из родных семей в специальные заведения до сих пор откликается достаточно серьезно. Жуткие вещи творились. Кто прятал ребятишек от соседей и все бросая переезжал. Кто с удовольствием стучал на таких соседей. А детям было очень «здорово».
В 12–14 лет тебя отправляли практически в тюрьму без права встреч с родственниками. На многих ставили медицинские опыты. Были законы о стерилизации в нескольких штатах. Случалось и линчевание.
Потом был взрывной рост количества фэйри, бунты, понимание, что так проблему не решить, содержание обходится в огромные суммы, а причин для этого кроме внешнего уродства никаких. 40-е, когда всплыло про нацистские штучки и стало невозможным некоторые вещи творить открыто. 60-е и массовые демонстрации.
Заведения для сирот прикрыли, официально нас уже не держат за второй сорт. Просто теперь есть еще и наши гетто в городах. А вот «Сиротки» вполне себе существуют. Самая крупная и разветвленная банда фэйри в стране со связями на всей территории США. Кто еще мог выйти из таких ребят? Открыто ненавидящие общество их несправедливо заклеймившее и мстящее ему.
Их не более одного процента даже от количества нарушивших закон фэйри, но имя они себе создали громкое, как и репутацию. А законы в их среде пожалуй пострашнее разрекламированной мафии. Ни один из «сироток» еще не дал показания на процессе против своих товарищей.
Мостик через овраг выглядел совсем недурно. Ширина правда для грузовика впритирку и тем не менее смотрится неплохо. Можно перебираться без опаски провалится. Бетонные столбы, железные перила и настил в лучшем виде. А вот падать отсюда не рекомендуется. За пятнадцать футов пожалуй будет. Внизу течет речка, по весне превращающаяся не в поток, но нечто не дающее перебраться на другой берег легко. Да ползать по склонам оврага никакого удовольствия. Он весь в незапамятные времена зарос буйной зеленью и лезть в колючки нормальному человеку не захочется. – Хорошее место, – одобрил Микки.
Это он явно не про красоту. Здесь сесть с винтовкой и можно долго сдерживать наступающего противника при условии отсутствии у него бронетранспортеров и артиллерии. Изначально именно такая идея и была.
Еще пол мили и перед взорами предстал дом. Я остановил пикап и потянулся с наслаждением. Приехали.
– Дааа, – невразумительно протянул Макс.
Я его очень хорошо понимаю. В первый раз тоже изумился. Куда там обычным домам. Мощное двухэтажное каменное строение. Не дом – усадьба из жизни плантаторов. Огромные окна и деревянная веранда по периметру. Отсюда не видно – она идет вокруг всего строения. Можно расположиться в кресле с любой стороны, если желаешь на солнце погреться. Над тяжелыми дверями надпись «Всегда верен». Это уже недавние штучки.
Я и в армии знал, что у Гуннара, вернее его родителей, имеются деньги. Такого представить себе до приезда не мог. Это ж не новодел – сразу видно. Хорошими деньгами за милю пахнет. И не требуется обнаруживать цифры у черного входа – 1862 г. Реально конечно не миллионеры, но жили достаточно неплохо.
Все-таки настоящая Америка это не большие города, а такая дыра. По другому мыслят и действуют. Когда я в шестнадцать лет делал любую грязную работу и дорожил ей, потому что жить на что-то надо было или вчерашний иммигрант рвет жилы, стремясь обеспечить для своей семьи лучшее будущее – это отнюдь не для каждого нормальное поведение.
Молодое поколение выросшее в достатке страшно испаскудилось. Они вечно обвиняют кого в своих бедах и норовят подать в суд. На компанию, соседа, черного, белого, фэйри. Лично он ни в чем не виноват. Детям богатых людей нет необходимости карабкаться наверх. Тепленькое местечко для них заранее приготовлено. Им все должны изначально. В результате пьянство, неумение вести дела, разводы. Стоит появиться неприятностям и они легко ломаются. Закалка изначально отсутствовала.
Америка глубинки совсем иное дело. Здесь по-прежнему частенько важнее не кто у тебя родители, а что ты из себя представляешь. Причем жизнь обычно далеко не сладкая. Редко кто может позволить себе не работать. Многое изменилось, однако до сих пор унизительно, если соседи узнают, что живешь на пособие. Здесь искренне верят в лучшее на свете государство и так же честно ненавидят все приходящее из Вашингтона. Там угнездились сплошные бюрократы и чаяния простых людей их не трогают по общему убеждению.
И все-таки пусть тень несчастья коснется земли Соединенных Штатов и многие без всякого призыва отправятся в армию. За свой образ жизни, за право говорить и делать что им угодно. Наверное такими были южане до гражданской войны.
– И чем он занимается? – с подозрением спросил Микки.
– Изобретает какую-то фигню для нефтяной промышленности.
– Чего? – на этот раз не поверил Макс.
– Думаете я толком знаю? Какие-то приборы и детали для буровых машин. Для большой глубины в море, для нефтяных платформ, для добывания газа горизонтальным бурением. Тут важно не просто придумать какую-то оригинальную штучку и получить на нее патент, еще и доказать съевшим на данном бизнесе пару собак о перспективности внедрения. Одного патента мало, важнее довести до заинтересованных лиц. Первая фигня стоила что-то под двести тысяч и расходилась на манер свежей пиццы. От придумки до изготовления первого работающего образца четыре месяца. Фирма из семи человек с ним во главе. Два инженера и три техника плюс секретарша. Каждый год компания удваивается в стоимости.
– Будет тебе куда работать идти, когда на пенсию пойдешь.
– А кому я там нужен? Мои умения совсем в другой области находятся и как внедрять и заставить работать некий агрегат, понятия не имею. Тем более про математические расчеты и всякие там сопротивления материалов.
И вполне серьезно думаю, что те восемьдесят тысяч, все сбережения за пять лет работы и армию, что я вложил когда-то в самом начале, вывернув карманы, при появлении блистающей идеи, Гуннару не особо и нужны сегодня. Сам бы провернул, если бы захотел.
Я считаюсь вроде бы компаньоном и даже что-то такое обязан писать до 15 апреля. Реально это за меня делает фирма. Пока еще грозные люди из налоговой не навещали. Да ведь честно сказать мои якобы несколько сот тысяч это стоимость акций. Завтра Гуннарова компания лопнет и ничего не увижу. Не люблю эту виртуальность и прекрасно понимаю Микки, хранящего сбережения в банке. В жестяной. Из-под кофе.
А с моим бывшим сержантом у нас достаточно странные отношения самого начала. В девятнадцать я был очень высокого мнения о себе. Участие в реальных боевых действиях, серебряная звезда, три разведрейда в тылы противника. Среди своих имел достаточно весомый авторитет. Второй человек во взводе.
Супермен короче. Наверное не один я так думал. Когда в очередную сильно умную голову в каске с большими звездами пришла идея создания при корпусе морской пехоты батальона глубинной разведки мою кандидатуру утвердили.
В Кемп Лежьюн попадали не просто так. Требовалось прослужить не меньше двух лет, иметь звание капрала и очень желательны были участие в боевых действиях. В целом мы были идеалом – мечтой любых вооруженных сил. Обстрелянные, готовые к свершениям и морально замотивированные.
На этом фоне как-то терялось, что девять из десяти в батальоне оказались фэйри. Естественно, ведь у нас физически развитие изначально лучше, да и в армии многие служили в боевых подразделениях. Ну в конце века на такие вещи уже мало обращали внимания. Если человек сумеет сдать тесты – быть ему среди разведчиков. Гуннар смог, хоть и человек. Жилистый, упертый и здоровый как лось. Или медведь. Не в смысле объема, а сила и здоровье.
Командир роты у нас был майор. Взвод состоял из трех команд по шесть человек каждая. Команда, в свою очередь, состоит из командира, его заместителя, радиста и трех разведчиков. Вот за командира присутствовал сержант Форсберг, а разведчиком был я.
Мы занимались в основном контрпартизанскими действиями. Не проводка транспорта на дорогах и не сидение на базе с патрулированием. Броски и засады. Диверсия в тылу противника или рейд в логово террористов с целью ареста изготовителя бомб «Быстрый, Бесшумный, Смертельный» – вот наш девиз.
Два года совместной жизни и частенько под огнем. Есть вещи незабываемые. Вспоминать если совсем честно не особо хочется. Это не кино с жующими на сеансе зрителями. Пот, кровь и лишних вопросов не задают. Сказали грохнуть, нас не касается причина.
Питер Вудс погиб и на его место пришел Джимми, Винсент Хейден заработал двойное ранение. В левое плечо, и в левый бок, чуть выше бедра и ушел из армии. Вильгельм Дюффелер после окончания контракта ни разу о себе не напомнил. Наверное я единственный в курсе где он. Связи в самых разных сферах помогают. Священником стал. Вот уж никто бы из нас в роте бы не представил в молодости, что эдакий пошляк и отличный снайпер подастся в проповедники. А Рональд Мо сейчас уже полковник морской пехоты.
Видимся мы с Гуннаром редко, не чаще недели-двух в год. У каждого своя жизнь и находимся довольно далеко. Но мы с ним почти родственники. Я его родителей чаще навещал на выходные, чем он. Зато его жена меня ни разу не видела. Она из Хьюстона и оттуда ни ногой. Много потеряла. Не мое общество, а многочисленные тайны Форсбергов. Вот дом с некоторых пор в моем полном распоряжении и многие его секреты. Анна со мной поделилась подробно. Я уж не знаю, кто из супругов был больший параноик, но причины у них имелись и нашим сегодняшним целям их подготовка соответствует идеально.
Назад: Глава 17. Планы на будущее. Наши дни
Дальше: Глава 19. Горы советские, типичные и противные. Наши дни