4
Удар молнии

Вопрос: Мне кажется, это было в 1967 году, на ваше 49-летие, когда вы слушали беседу Джидду Кришнамурти, и вы сказали, что что-то там произошло. Не могли бы вы это описать?

Ответ: Я не хотел бы вдаваться в подробности. Однако в последнее время я подчеркиваю тот факт, что все случившееся со мной случилось вопреки всему, что я делал. Все, что я сделал или не сделал, и все события, которые, как люди считают, будто бы привели меня к этому (естественному состоянию), совершенно неважны. Мне очень трудно зафиксировать сейчас какую-то точку и сказать себе, что это я, и оглянуться назад и пытаться найти причину того, что со мной случилось. Потому что это не находится в сфере отношений причины и следствия. Поэтому я подчеркиваю, настоятельно подчеркиваю все время, что это «беспричинно». Людям очень трудно это понять.

В: Когда вы говорите «беспричинно», вы имеете в виду, что это произошло без какой-либо подготовки?

О: Именно это я и говорю. Если использовать мою любимую фразу, то это будто «вас ударила молния, удар молнии, и вы не знаете, что теперь». У вас нет способа самому понять, что же с вами произошло. Со мной, вообще, что-то происходило? Но одно я могу сказать с полной уверенностью: то, что я всю жизнь искал, разбилось на мелкие кусочки. Цели, которые я перед собой поставил: самореализация, богореализация, трансформация, радикальная или какая-то другая, или даже просветление, – все оказалось ложным, и там нечего было реализовывать и нечего находить. Сама потребность быть свободным от чего-либо, даже от физических потребностей тела, просто исчезла, и я остался ни с чем. Таким образом, то, что я сейчас выдаю, зависит от того, что вы из меня вытянете.

Фактически мне нечего сообщить, потому что общение невозможно ни на каком уровне. Единственный имеющийся у нас инструмент – это интеллект. В каком-то смысле мы знаем, что этот инструмент не помог нам ничего понять. Так что когда до вас дойдет, что это не инструмент, а другого инструмента для того, чтобы что-то понять, нет, вы останетесь с этой сбивающей с толку ситуацией, что нечего понимать. В каком-то смысле с моей стороны было бы крайне самонадеянно сидеть на возвышении или принимать приглашения типа этого и пытаться сказать людям, что мне есть что сказать, что я понял что-то необыкновенное, чего другие не поняли.

Но то, с чем я остался, и правда необыкновенное, необыкновенное в том смысле, что оно стало для меня возможным не посредством какого-либо опыта, не какого-либо моего намерения, и «всё, что кто-либо думал, ощущал и переживал до этого, вымылось из моей системы». Так что действительно можно сказать, что со мной произошло нечто имеющее отношение к бесстрашию. Но я не могу говорить людям, что можно поставить себя в такую ситуацию при помощи бесстрашия.

Очень трудно рассказывать людям, как это все со мной произошло. Их интересует то, как это со мной произошло, потому что они хотят понять причину и то, что меня к этому привело. Но когда я говорю, что это беспричинно, им очень трудно это понять и принять. Они хотят найти причину и сделать так, чтобы это произошло и с ними.

В: Я думаю, что иногда полезно говорить о чьей-то реализации – когда и что случилось. В этом контексте, возвращаясь в 1967 год, что же с вами произошло, когда вы слушали Джидду Кришнамурти?

О: Видите ли, единственное, что пришло мне в голову, пока я его слушал, было то, что меня вдруг осенило: «Почему, черт подери, я слушаю этого человека? Судя по его описанию, складывается впечатление, что я в таком же состоянии, как и он». Я сказал себе, что я нахожусь в том же состоянии, что и этот человек – если предположить, что он был в том состоянии, которое он описывал, – и в том же состоянии, что и великие духовные учителя. Чем, черт подери, я занимался всю свою жизнь? Почему, черт подери, я сижу и его слушаю? И тогда я просто вышел, а внутри меня бурлила одна-единственная мысль: «Откуда ты знаешь, что ты находишься в таком же состоянии?» Как я понимаю, это значит, что я был знаком с описаниями их состояний. «Я пытался имитировать их в себе и пережить их, вот и все». И этот вопрос все продолжался и продолжался. Но вдруг этот вопрос также исчез. Я сказал себе, что нет причины ощущать благодарность по отношению к кому бы то ни было или выражать ее.

То, что со мной случилось, случилось вопреки тому, что я слушал того или иного учителя, или делал то или другое. Но когда я это говорю, людям это не очень интересно. Они хотят знать, а я говорю им, что и сам не знаю. Я не могу посмотреть на себя и сказать, что я просветленный человек, что я свободный человек, что во мне произошли огромные перемены. Поэтому я использую одну фразу, которую мы часто слышим в рекламе. Это не похоже на «до и после стирки», и никакая «стирка» не помогла мне чего-либо достичь. Это просто случилось. Я использую слово «случилось», так как никак иначе не могу передать это на словах или дать почувствовать кому-то другому.

В: Младенец, который только что пришел в этот мир, без всяких мыслей и воспоминаний, и пытается увидеть мир впервые, пытаясь понять, как все это работает, просто получает переживание всего. Это похоже на то, о чем вы говорите?

О: Нет. Неверно было бы говорить о каких-либо переживаниях у новорожденных, так как мы не можем все это заново пережить. Все, что мы пытаемся имитировать в попытке что-либо пережить, может быть только оттуда, где мы находимся сегодня. А то, где мы сегодня находимся, – это продукт всякого рода переживаний. Так что все, что мы переживаем, хотя мы и называем это ребефингом или пытаемся пережить то, каково это было быть новорожденным или младенцем, естественным образом окрашивается тем, где мы находимся сегодня. Все, что мы переживаем, не имеет никакого значения, никакого смысла для того, что я пытаюсь сказать.

Многие говорят о ребефинге. Стало модным заниматься подобного рода фантазиями. Знаете, в Японии есть некоторые техники – манипулируя определенными нервами в основании головы, они сделают так, чтобы вы вновь пережили свое собственное рождение. Я всегда утверждал, что «переживающая структура», существующая в момент нашего рождения, полностью отсутствует. И я всегда подвергал сомнению психологов, особенно Фрейда, когда он заявлял, что рождение – это травмирующее переживание. Я вовсе не считаю, что это травмирующее переживание, так как там вовсе нет никакой «переживающей структуры». На самом деле очень трудно сказать, когда именно у младенцев начинает работать «переживающая структура». Я один из тех, кто считает, что действие на нас окружающей среды очень ограниченное. (Я утверждаю, что не являюсь авторитетом, чтобы утверждать подобные вещи). Но переживающая структура по своему происхождению и по своему выражению – генетическая. Все контролируется генами. Если мы действительно хотим изменить людей, то единственное, как мы можем это сделать, – это не изменением окружающей среды, не посредством культурного вклада, а пытаясь понять, какую же роль все-таки в нас играют гены. Может быть, посредством своего рода генной инженерии мы сможем создать совершенных людей.

В: Значит, вы бы стали поддерживать генную инженерию?

О: Нет. Я ее не поддерживаю. Я вместе с тем осознаю, что это очень опасная вещь. Усовершенствовав эти инженерные технологии, мы передадим их государству. И государству станет гораздо легче управлять людьми и превращать их в роботов. (Я не против роботов, так как на самом деле мы уже роботы, нравится нам это или нет). Государство заставит их делать вещи, которые они не хотят делать. Обычно требуется много времени, много промывания мозгов, чтобы научить людей чему-либо: заставить их верить в Бога или в какую-то политическую идеологию… И наоборот, чтобы избавить их от какого-то убеждения, нам нужно им заново промыть мозги. Это очень сложный и долгий процесс. Но нам гораздо проще применить эти техники генной инженерии и изменять людей быстрее, чем это возможно иными способами.

В: Мы говорили о Джидду Кришнамурти. Он утверждает, что не помнит этот процесс. С вами произошло то же самое? У вас есть воспоминания?

О: Я не хочу ничего говорить о Джидду Кришнамурти. Я понятия не имею, что с ним произошло. Я не знаю, что он имел в виду, когда это говорил. На самом деле память после этого события становится необычайной. Но сегодня перед нами стоит другая проблема. Мы очень много пользовались нашей памятью. Я всегда утверждаю (вы можете в этом сомневаться, эксперты в области физиологии мозга могут в этом сомневаться, но вскоре им придется принять то, что я пытаюсь сказать), что мозг играет очень незначительную роль в функционировании тела. Он вовсе не созидательный. Он всего лишь реагирует. Мы еще не знаем, чем на самом деле является память. Вскоре экспертам, занимающимся вопросами памяти, придется найти ответы на вопросы наподобие того, что же представляют собой эти нейроны.

Я утверждаю, что память не расположена в каком-то конкретном месте в теле. Задействуется каждая клетка нашего тела. И мне кажется, что настал такой момент в истории человечества, когда нам приходится сталкиваться с проблемой людей, которые потеряли память. Мы задействовали память и мозг в такой деятельности, для которой они не предназначены. Это одна из причин, по которой мы заметили, что участились случаи болезни Альцгеймера, или как еще ее называют. Недавно я слышал, что ею страдает один человек из двух после восьмидесяти лет. Также недавно говорили об этой же болезни в Англии. Ей болеют шестьсот тысяч человек.

В: Вы говорили о неправильном использовании мозга.

О: О неправильном использовании памяти! О применении памяти в целях, для которых она не предназначена. Ведь что вы такое? Вы – память. Нам нужно использовать память, чтобы выжить в этом мире, созданном нашим обществом, культурой, или как там еще это можно назвать. Другого способа нет. Я знаю, что это продление того же самого механизма выживания. Несомненно, это так.

В: Когда обжигаешь палец, то сразу же его отдергиваешь.

О: Автоматически. Тогда тебе не нужно пользоваться своей памятью. Так функционирует это человеческое тело. Но чтобы выжить в этом мире, который мы создали, в нашем мире культуры, общества, или как там еще все это назвать, постоянное использование памяти – необходимая для нас вещь. Никакого другого пути у нас нет. Все образование построено на основании того, как развить свою память. Возможно, я перескакиваю с одной мысли на другую.

В: Да.

О: Обычно я перескакиваю. Давайте я постараюсь придерживаться именно этой темы. К сожалению, человечество поставило перед собой образец совершенного человека. Он родился из созданной нами системы ценностей. А эта система ценностей родилась из моделей поведения наших великих учителей человечества.

В: Иисус может быть примером…

О: Иисус, Будда и все великие учителя. Видите ли, каждое человеческое тело уникально. Природа не заинтересована в создании совершенного существа. Она заинтересована лишь в создании совершенного вида.

В: Если каждый из нас уникален, то это подразумевает, что наш код просветления, если такое существует, также уникален, чтобы каждый из нас достиг этого состояния индивидуальным и уникальным образом.

О: Именно это я и пытаюсь акцентировать. Для нас невозможно выдавать просветленных людей как конвейер. Если обратиться к истории, мы увидим, что даже такая страна, как Индия, которая гордится своей духовностью, произвела всего лишь нескольких просветленных людей. Их можно сосчитать по пальцам. Но, к сожалению, сегодня существует много тех, кто заявляет о собственной просветленности и желает просветлить всех остальных. На подобное есть спрос. За подобные вещи отвечает принцип спроса и предложения. Но на самом деле просветленный, или свободный, человек, если таковой существует, не стремится освободить или просветлить кого-либо. Это потому, что он не может узнать, является ли он свободным и просветленным человеком. Это не что-то, чем можно поделиться с другими, так как это вовсе не находится в сфере переживаний.

Вообще, нет такой вещи, как новое переживание. Если вы едете в какое-то новое место, что происходит в вашем уме? Всякий раз вы пытаетесь втиснуть все, что видите, в рамки прошлого. Как только вы говорите, что что-то является новым, об этом вам говорит старое. Поэтому нам очень трудно иметь переживание чего-либо нового, так как если что-то действительно новое, прошлое разрушается не в каких-то определенных кадрах – одним великим ударом разрушается вся тотальность прошлого.

В: По сути, Вы говорите, что мы не можем пережить ничего нового.

О: Да. Вы можете со мной не согласиться и отмахнуться от этого как от абсурдной ерунды. Но нет такой вещи, как новое переживание. Вообще нет ничего нового. Это старое говорит нам, что оно является новым, и посредством этой уловки оно делает часть того, что оно называет новым, частью старого, и поддерживает свою непрерывность. Так что то, чего вы не можете пережить, не существует. Это может звучать очень категорично с моей стороны, но, когда вы пытаетесь пережить нечто, чего вы раньше не переживали, все движение «переживающей структуры» приходит к концу.

В: Почитав немного о вашей жизни в прошлом, я хочу остановиться на переживании, которое у вас было, когда вы поехали повидаться с Раманой Махарши. Вы спросили его: «То, что у вас есть, чем бы оно ни было, – можете ли вы его мне дать?» А он сказал: «Я могу дать это, но можешь ли ты это взять?»

О: Вы видите, что, к сожалению, все духовные учителя дают именно традиционный ответ. Я употребил очень сильные выражения, и мне не следует говорить, что я тогда чувствовал. То же, что сообщается в так называемой истории моей жизни, – искаженная версия того, что я тогда на самом деле ощущал. В любом случае, все, что я могу сегодня сказать, не имеет значения, так как я не знаю, что я ощущал в тот конкретный момент, и я не могу вновь пережить этот опыт «отсюда». Так что я спросил у себя: «Что же это такое, что у него есть? И если и есть кто-то в этом мире, кто может это получить, то это я». Я сказал это себе и ушел. Это в каком-то смысле определило следующий этап моей жизни.

Старый традиционный подход к вопросу просветления покинул мой организм, хотя я и продолжал читать книги о религии, изучал философию, психологию и науку. Я пытался найти ответы у тех людей, которые не были заражены традиционными учениями. Я заинтересовался западной философией и наукой и пытался найти ответ на мой основной вопрос. У меня был один основной вопрос, хотя я изучал разные школы психологии. Я спрашивал, где же этот ум, которым мы так озабочены, который мы пытаемся понять, изучить и изменить? Почему мы говорим о тотальном изменении в структуре ума? Я вообще там не вижу такой вещи, как ум, тем более трансформацию ума или мутацию ума. Это всегда меня интриговало, и я всем задавал вопросы про ум. Я пытался получить ответы из всех областей человеческой мысли, но ничто не помогало мне найти ответ на этот вопрос. В то время у меня не было той уверенности, которая есть сегодня. Видите ли, та уверенность, которая у меня есть сегодня, в том, что никакого ума не существует, – не что-то, что можно кому-либо передать, как бы я ни старался. Так как в опасности та самая вещь, которую мы используем, а вы не готовы это принять.

В: Буддисты также говорят о «не-уме».

О: Они из этой философской мысли создали огромную структуру. Они говорили о пустоте. Вся буддистская философия построена на основе «не-ума». Однако мы создали множество техник освобождения себя от ума. Все дзэнские техники медитации пытаются освободить вас от ума. Тот самый инструмент, при помощи которого мы пытаемся освободиться от «ума», и есть ум. Нет ничего другого под названием «ум», кроме того, что вы делаете, чтобы освободиться от ума. Но когда до вас внезапно доходит – благодаря какому-то случаю или чуду, – что инструмент, которым вы пользуетесь, чтобы все понимать, – вовсе не инструмент, и что никакого другого инструмента нет, то это поражает вас, как удар молнии.