Густав Климт «Поцелуй»
Полотно принадлежит к периоду творчества Климта, названному «золотым»: в это время художник много работал с золотым цветом и настоящим листовым сусальным золотом. Популярность картин этого времени, и «Поцелуя» в том числе, связана не в последнюю очередь с применением художником золота в качестве цвета. Золото с незапамятных времён вызывает магические, религиозные ассоциации в равной мере с чувством материальной ценности, значимости.
На скале, на краю цветочной поляны, в золотой ауре, стоят полностью погружённые друг в друга, отгороженные от всего мира влюблённые. Из-за неопределённости места происходящего кажется, что изображённая на картине пара переходит в неподвластное времени и пространству космическое состояние, по ту сторону всех исторических и общественных стереотипов и катаклизмов. Полное уединение и повёрнутое назад лицо мужчины лишь подчеркивают впечатление изоляции и отрешённости по отношению к наблюдателю.
История этой картины такова: Был некий граф, который заказал эту картину. Дав Климту медальон, на котором была во всем великолепии представлена его возлюбленная, граф попросил, чтобы он и она были изображены на картине в страстном поцелуе. Климт исполнил заказ графа. И граф остался доволен, но его мучил один вопрос — почему на картине их уста не сомкнулись-таки в страстном поцелуе. Климт ответил, что он попробовал изобразить желание, настроение, атмосферу, т. е. тот мотив, который в миг самого поцелуя бросит их в бездну любовного наслаждения. Граф принял ответ. Через некоторое время он уже уезжал со своей женой в свадебное путешествие, картина настолько понравилась девушке, что она сразу дала согласие на брак с графом.
Позже Климт раскрыл тайну «Поцелуя»: когда художник писал картину, он сам влюбился в девушку с медальона и поэтому изобразил мучительное ожидание поцелуя вместо самого поцелуя как маленькую месть, из чувства ревности к графу.
Климту в своей картине «Поцелуй», которая имеет право считаться одним из лучших произведений искусства художественного стиля Арт Нуво, удалось передать грань между духом и материей, между физическим возбуждением и душевной тоской, между возможным и необратимым. В этой картине Климт соединил внешнее и внутреннее; золото и серебро, красочность орнаментов, в которые обрамлены две фигуры, позволяет ощутить яркость, богатство, блеск того самого переживания, внутреннего порыва, чувства живущего в женщине и мужчине. Руки и лица влюбленной пары дают нам внешнее отражение всей палитры чувств. «Поцелуй» — это картина, передающая наивысшее, доступное человеку упоение, земное, вневременное — наслаждение мигом вечности
Закат был долгим как агония.
— Не спи, пока я не усну!
— Почему?
— Не хочу с тобой расставаться! Никогда не хочу с тобой расставаться, Элизабет!
— Лино?
— Да, малыш?
— Я тоже не хочу — расставаться с тобой!
Лино польщённо рассмеялся.
— Мы с тобой как подростки!
— Нет, мы с тобой как очень зрелые люди, которые знают: сон похож на смерть!
Элизабет заглянула ему в глаза.
— Иногда я чувствую себя…
Она вдруг улыбнулась.
— Как Роджер Мёрта в фильме «Смертельное оружие» — «Я слишком стар для всего этого дерьма»!
Лино засмеялся.
— А потом?
— «Потом»?
Элизабет посмотрела на него очарованно.
— Я думаю о тебе.
Они заглянули друг другу в глаза.
— Я тебя спасаю?
— Ты меня утешаешь!
— «Утешаю»? — Удивился Лино.
Элизабет вновь улыбнулась.
— «Любовь моя! Ты — нежная обитель
Надежд, печалей, страхов и отрад»!
Он заулыбался.
— Это было признание в любви?
— Это была «Ода к Лино»!
Она тоже заулыбалась.
— А дальше? — Лукаво спросил Лино.
— «Дальше»?
— «Стоял
ломкий инжир на твоих губах,
стоял
Иерусалим вокруг нас,
стоял
аромат светлых сосен
над датским кораблём — его мы не забыли, -
я стоял
посреди тебя»!
Элизабет удивилась.
— «Посреди меня»?
— Как в той молитве: «Если тень Твоя так прекрасна, каков же Ты сам»
— Удивительно! — Сказала она. — И прекрасно!
— Да.
Лино ласково заглянул ей в глаза.
— «Союз любви положивый между мертвыми и живыми».
— «Союз любви»? — Удивилась она. — «Между мёртвыми и живыми»?
— Да, — Нежно сказал ей он. — Союз любви, если он был, никогда не заканчивается. Один любящий ушёл, а другой остался, а любовь их между ними присутствует.
Лино задумчиво улыбнулся.
— Всё просто — как жизнь и смерть!
Элизабет вновь вспомнила «Я ничто. Я господин Ничто, сенатор и граф. Существовал ли я до рождения? Нет. Буду ли я существовать после смерти? Нет. Что же я такое? Горсточка пылинок, соединенных воедино в организме. Что я должен делать на этой земле? У меня есть выбор: страдать или наслаждаться. Куда меня приведет страдание? В ничто. Но я приду туда настрадавшись. Куда меня приведет наслаждение? В ничто. Но я приду туда насладившись. Мой выбор сделан. Надо либо есть, либо быть съеденным. Я ем. Лучше быть зубом, чем травинкой. Такова моя мудрость. Ну, а дальше все идет само собой; могильщик уже там, нас с вами ждет Пантеон, все проваливается в бездонную яму. Конец. Finis! Окончательный расчет. Это место полного исчезновения. Поверьте мне — смерть мертва»
— Жизнь проста, Лино?
— «Ты жалуешься, что лев стоит на дороге? Ленивец! Так убей его»!
— Ремарк? — Лукаво улыбнулась она.
— Карлейль!
Он улыбался.
Они слушали альбом Джона Колтрейна «Giant steps»
— На этом альбоме впервые появилась «Naima», — Сказал Лино, Элизабет.
— Почему «Naima»? — Спросила его она. — Это что-то значит? Название? Имя?
— Имя — женщины, которая была женой Джона.
Элизабет улыбнулась.
— А я думала; почему эта музыка звучит как дождь!..
Лино удивился.
— «Дождь»?
— Прислушайся! Шум дождя!
Он прислушался.
— Он, что скучал?!
— Думал. — Нежно сказала ему она. — Переживал.
Лино почувствовал, что слышит эту музыку словно впервые.
— Ты часто говоришь мне о трагедиях человека, — Сказала ему Элизабет. — И я люблю тебя слушать. Ты прав — нет для человека большей трагедии, чем осознать, что он находится в руках Бога, а не своих собственных!
— Из тафсира Ибн Кясиира:
Муджахид рассказал: «Я был с Абдуллой ибн Умаром в путешествии. Когда мы остановились на ночлег, Ибн Умар сказал своему слуге: «Посмотри, взошла ли красная звезда? (а затем он обратился к нам): «Пусть никто не приветствует её, т. к. она была спутницей двух ангелов».
Затем продолжил: «Однажды ангелы пришли к Аллаху и спросили: «Как Ты оставляешь на земле грешников из потомков Адама, ведь они проливают кровь и совершают нечестие на земле?». Аллах ответил: «Я их испытал, и если б вас испытал подобным образом, то вы поступили бы также как и они».
Они ответили: «Нет!».
Аллах сказал: «Выбирайте лучших из вас!».
И они выбрали Харута и Марута.
Аллах сказал им: «Я ниспосылаю вас на землю и заключаю с вами договор, чтобы вы не совершали зинаа (прелюбодеяние) и не предавали (не поступали вероломно)».
И они были ниспосланы на землю, и в их сердца была вложена страсть людская.
И Аллах спустил на землю эту звезду Захра в виде красивейшей женщины, которая стала соблазнять Харута и Марута, поведав им: «Согласно моей религии никто не может вступить со мной в отношения, кроме тех, кто примет её».
Они спросили: «Что за религию у тебя?».
— Огнепоклонство.
— Это ширк, который мы никогда не совершим.
Затем она оставалась с ними до тех пор, пока вновь не предложила вступить в близость с ней, изменив условия: «Можете не принимать мою религию, но признайте её. А так как я замужняя, то не хочу, чтоб кто-нибудь видел меня. Поднимите меня на небо».
Когда они подняли её на небо, она скрылась от них и отрубила им крылья. И они упали на землю в печали, страхе, плача.
В это время жил на земле пророк, который призывал людей по пятницам. И Харут и Марут отправились к нему, стали просить его, чтобы он сделал за них таубу (покаяние), на что тот ответил: «Пусть помилует вас Аллах! как жители земли могут просить за жителей неба?»
Они ответили: «Мы были испытаны этой страстью (вложенной в нас)».
Он сказал: «Приходите ко мне на джум’а».
Когда они пришли, он сказал: «Ничего не было ниспослано, приходите в следующую пятницу».
Они пришли в следующую пятницу. Он сказал: «Вам предложено выбрать наказание в дунья или в ахыра»…
Он сказал: «Вам предложено выбрать наказание в дунья или в ахыра. Если вы выберете наказание в дунья, то в Судный день Аллах будет сам судить вас».
Один из них ответил: «Надо выбрать наказание в дунья, ибо осталось немного, а время Ахыра никогда не заканчивается». Затем он обратился к своему товарищу: «Я подчинился тебе тогда в грехе, так подчинись мне в раскаянии, выберем наказание дунья, потому что наказание дунья заканчивается».
Второй ответил: «Я боюсь, что после наказания в дунья будет наказание в Ахыра».
Первый возразил: «Но я надеюсь, что в Судный День Аллах избавит нас от наказания, потому что мы вкусим наказание в дунья».
И они выбрали наказание в дунья.
После этого они были закованы в железные цепи и были брошены в колодец, наполненный огнём.
Рассказывать дальше?
Лино посмотрел на Элизабет с блеском в глазах.
— «Ищите женщину»!? — Улыбнулась его глазам, она.
— Всегда! — Прозаически усмехнулся он.
— Продолжай, счастье моё! Чем всё кончилось?
— Боюсь, что… это было начало.
— «Начало» чего?
— Колдовства на земле!
Лино продолжил:
— Соломон продолжал: «Слыхал ты историю Харута и Марута? Они были служителями престола Господня. Сначала пребывали они ангелами на небесах, потом всё тело их стало печалью, словно у дивов. От алчности и похоти они удалялись, не знали опьянения, были невинны.
Когда Бог послал на землю Адама, в их душах вспыхнул огонь. Пришли они ко престолу Господню и сказали все тайны, сокрытые у них в сердце. Сначала повели они такую речь: «Быть может, Адаму и подобал ещё халифат, но потомство его предалось блуду и убийству, смятением наполнилось царство земное».
Сочли они себя лучше человека и потому не увидели больше блага. Господь мира дал им приют, послал их в столицу мира. Увидали они лицо прекрасной Зухры и перечеркнули пером своё собственное спасение. Влюбились в неё и всё забыли, днём не знали покоя, ночью не спали. Пришла Зухра, нагнулась к их ушам, потихоньку сказала на ухо тому и другому: «Если вы любите меня настоящей любовью, да будет вам запретен всякий приказ, кроме моего. Облекайтесь в одежды мятежников, творите блуд, убивайте и пейте вино! Если хотите иметь меня подругой, научите меня Высшему Имени Бога».
Не творили они блуда, не убивали, но, выпив вина, сотворили блуд и убийство. Выдали Зухре Высшее Имя и, как камень, упали в колодезь горя. Когда Зухра научилась высшему Имени, оно опалило её, как пламя; произнесла она это Имя и вознеслась на небо, месяц стал её привратником, солнце — стражем.
Остались они на земле, преданные на поругание врагам, опьяненные, горестные. Судьба решает благо и зло, и не могли они остановить её решения, когда пили вино.
Когда очнулись оба от опьянения, отчаялись они в своей жизни. Вздыхали, и вздох летел, как язык пламени с дымом, — если дело погибло, разве вздох тут может помочь? Пришли они к нам искать прощения, грех — от рабов, прощение — от царей. И сказали они: «Так стыдимся мы дел своих, что не решаемся даже воззвать о прощении. Назначь нам кару здесь же, ибо там нет ни вчера, ни сегодня, ни завтра».
В Вавилоне висят они в колодце вниз головой, и нет у них вина, кроме воды отчаяния. Приходят люди в Вавилон на край колодца учиться на рассвете колдовству. Учатся у них, чему хотят, творят насилие и неправду, сколько хотят».
— Почему «вниз головой»? — Удивилась Элизабет.
— Повешение вниз головой, означает позор, мой цветочек.
Он добавил:
— Интересна сура о Харуте и Маруте: «Они последовали за тем, что читали дьяволы в царстве Сулеймана (Соломона). Сулейман (Соломон) не был неверующим. Неверующими были дьяволы, и они обучали людей колдовству, а также тому, что было ниспослано двум ангелам в Вавилоне — Харуту и Маруту. Но они никого не обучали, не сказав: «Воистину, мы являемся искушением, не становись же неверующим». Они обучались у них тому, как разлучать мужа с женой, но никому не могли причинить вред без соизволения Аллаха. Они обучались тому, что приносило им вред и не приносило им пользы. Они знали, что тому, кто приобрел это, нет доли в Последней жизни. Скверно то, что они купили за свои души! Если бы они только знали!»
— Всё имеет свою цену? — Поняла его она.
— Да, многие этого не понимают.
— «Многие»?
— Оккультисты.
Элизабет посмотрела на Лино.
— Хорошо, что это понимаешь ты!
— Я понимаю!
Он погладил её плечо. Он гладил её, гладил, гладил. И оно, это плечо было истиной гораздо более глубокой, чем всё, что он знал. Оно было истиной, за которой не нужно гоняться, которую не нужно преследовать — вот оно, рядом, только протяни руку, только прикоснись!
Это белое плечо, — белое, как свежевыпавший снег, и такое же чистое… так близко!
Истина была здесь и сейчас.
Истина двух тел, двух душ, в неподвижности, — в неподвижной вечности.
Он прижался к ней — он и сам не знал, чего ищет, женщину, или мать.
С ней было хорошо. Хорошо, как с женщиной, и тепло, как с матерью.
— Нет никакой магии, — Сказал ей он. — Есть только человек, человек, и его поступки; предал, убил, оставил нищим?.. Плати! Самым дорогим — любовью, детьми, — одиночеством, жизнями!
— Я его не понимаю, — я никогда его не понимала, почему, он попросил прощения? Почему, сейчас?
— Понимает ли он сам себя…
Элизабет посмотрела на Лино лежащего рядом с ней.
Он ласково посмотрел на неё, улыбнулся.
— Алина сказала мне «Тебя я тоже не понимала»…
— «Тоже»?
— Она не понимает нашего сына, она как у классика: «Он не понимал её, а только любил».
— Любовь без понимания?
— Понимание без любви.
— «Понимание без любви»?!
— Говорят, бог Любви (или демон (?) держит в одной руке лук со стрелой, а в другой — кнут…
Элизабет смутилась.
— Кнут…
— Когда он пускает стрелу, мы влюбляемся, мы не только пытаемся, но и хотим друг друга понять. А кнут…, кнут, для тех, кто устал.
— Я тоже устала, Лино? Ты сказал мне «Не уставай»!
Лино нежно погладил её по голове.
— Ты не устала, это не усталость! Это — страх, страх, что она тебя так и не поймёт!
— А она поймёт?
— Обязательно!
Мелоди Гардо пела рядом с ними странную песню
«Уезжайте из города,
Ещё не поздно, моя любовь
Добрее, пожалуйста!
Почему не сразу на ферму с вокзала?
С сияющими глазами
Птицы с деревьев
Уезжайте!
Вы так больно болите!
А если рядом?
Ближе, любимый
Ближе!
Встреча.
Боль, как ты сладка
Печаль — бесценна
Молю, уезжай!»
— Когда я услышал эту песню впервые, я подумал, что она его… просит уехать, а она просит приехать.
Глаза Лино вспыхнули.
— Странно, не правда ли?
Элизабет удивилась.
— Приехать?
— Из города.
У Мелоди был красивый голос — в нём был сдержанный надрыв.
Она сказала ему:
— Надрыв… это когда хочется закричать, но неудобно.
— Тебе тоже было неудобно? Закричать…
— Не знаю, почему, Лино… может быть, я боялась испугать других людей, а может, себя…
Он сжал её плечо, прижал её к себе.
— Если тебе когда-нибудь захочется закричать, закричи, меня этим не испугаешь!
— Я знаю, счастье моё!
Элизабет прижалась к его груди, с ним было хорошо!
— Пойдём завтра в кино?
— В кино?.. Пойдём!
— Я тебя люблю!
Она заулыбалась.
— Я тебя — тоже!
Лино вдруг сказал ей:
— Он хочет раздать долги — у него новая женщина, и он хочет раздать долги.
Элизабет поняла, что он говорит о Джейке.
— Нельзя начинать новую жизнь не раздав долги, — Продолжал Лино. — Иначе они не оставят тебя в покое!
— «Они»?
— Кредиторы — бывшие жёны, бывшие друзья…
— Друзья бывают бывшими, Лино?
— Да, когда становятся кредиторами.
Элизабет поразили его слова.
— А когда друзья становятся кредиторами?
— Когда пускаешь их в душу, девочка моя!
— Никого нельзя пускать в душу?
— Только таких же, как ты сам.
— Я такая же, как ты?
— Ты лучше меня — только таких и можно пускать в душу!
— «Лучше»?!
— Ты добра.
— А ты недобр?
— Твоя доброта по отношению ко мне меня спасла, а моя доброта по отношению к другим меня убивает.
— «Убивает»?!
— Люди хотят, чтобы в этом мире всех можно было спасти, а когда ты не можешь спасти, они начинают тебя обвинять…
Она почувствовала боль за него, глубокую боль.
— Ты прав — люди не хотят понимать, что жить — это значит терять, и только иногда быть счастливым.
Они попали на «Парижский отсчёт» — фильм с Оливье Маршалем.
Мужское кино о том, что делают с людьми деньги. Всегда деньги. Чёртовы деньги. Проклятые деньги.
Элизабет вспомнила «Бог, которому ты поклоняешься — не что иное, как деньги. Даже если это сто йен — это Бог»…
Интересный фильм, остросюжетный, с идеей, с моралью. Всё возвращается? Да, но возвращается так, что хочется повеситься.
Лино смотрел фильм внимательно, не отвлекаясь — она почувствовала, что он отдыхает, что он забылся.
Они пили колу, — ледяную, вкусную колу — им обоим захотелось колы. Они редко её пьют, но сегодня захотелось.
Элизабет вспомнила «На какой фильм пойдём?
— «Парижский отсчёт» с Оливье Маршалем.
— Ок.
— «Ок»?
— Я до сих пор помню «Набережная Орфевр, 36»!
— А «Гангстеры»?
— И «Гангстеры»…
А потом она тоже забылась.
После сеанса они курили в машине — после этого фильма захотелось покурить.
Элизабет посмотрела на людей на улице — женщины в чёрном, — видны только глаза, в сопровождении мужчины, или в сопровождении ещё одной женщины, или женщин. Женщины в чёрном и мужчины в белом…
— Не переживай за них, — Сказал ей Лино. — Они довольны.
Она перевела взгляд на Лино.
— Ты сказал «довольны», а не «счастливы»…
— Быть довольным, это значит; быть по-своему счастливым.
— «По-своему»?
Элизабет заглянула ему в глаза.
— Всегда «по-своему», да!?
Лино вдохнул дым сигареты.
— Ты бываешь такой бескомпромиссной, девочка моя…
— Но ты тоже!
Его глаза вспыхнули.
— Из-за тебя!
— Из-за меня?
— Всегда из-за тебя!
Он ласково посмотрел на неё.
— Поехали домой?
— Поехали, счастье моё!
Юная Басина играла с Джулио, — красивая девочка — девушка. Она была одета в длинное платье цвета бордо, и чёрный платок. Странно, но эта одежда подчёркивала её юность и красоту, — выразительные глаза и контур губ, нежные кисти рук.
Она стеснялась Лино, она, казалось, боится мужчин.
Элизабет чувствовала, что Басине и с ней неловко, неловко от её свободы…
Они переоделись — Кан приготовил обед, сели за стол.
— Почему ты нанял Басину? — Спросила Элизабет, Лино.
— Её нанял Кан.
Он посмотрел на неё с интересом.
— Что не так?
— Всё так…
Holograms Ltd. рядом с ними — дождь…
Элизабет вспомнила «Хочу дождя, Лино… смертельно, хочу дождя!
— «Смертельно»?.. Здесь не бывает дождей!
— Я знаю.
— Знаешь?
— Мусульманский Бог прагматичен — Он не проливает слёз!
— Может, так лучше, любимая?
— Разве ты не плакал думая обо мне? Или ты тоже прагматичен?
— Женщины никогда не были для меня главным… Один человек сказал: «Некоторые говорят, что не могут без любви. Такое чувство, что эти идиоты ничего не слышали о кислороде». Мне не нужна женщина, чтобы жить. Чтобы жить, мне нужен Человек!»
— Она тебе не нравится? — Спросил её Лино.
— Я её даже не знаю!
Он посмотрел на неё с симпатией.
— Басина не слишком общительный ребёнок, но так даже лучше — легче её будет потом отпустить!
Элизабет удивилась.
— Ты говоришь об Элен?
— Она нас немного предала, но у неё есть оправдание — она влюбилась!
Элизабет смутилась.
— Ты её осуждаешь, или понимаешь?
— Она умна. Знаешь, что значит быть умным человеком? Это значит всегда делать удачный выбор.
Он заставил её задуматься, Гермес…
— Она сделала удачный выбор!?
— Она влюбилась в больного человека, который отдаст ей всё за глоток жизни!
— А я? — Спросила его Элизабет. — Я тоже сделала удачный выбор?
— Я абсолютно здоров, я более чем здоров, и я тоже отдам тебе всё за глоток жизни!
Она попробовала блюдо турецкой кухни — чечевичный суп-пюре.
«Глоток жизни»…
Элен поразила её тогда, она сказала Лино «Ты боишься, что Поль не сможет сделать меня счастливой… но, хадж, я его об этом не просила!».
Элизабет подумала, а о чём ты просила его? О глотке жизни?
— «Глоток жизни»… это? — Спросила она Лино.
— Когда хочется жить!
На его лице отразилась печаль — печаль понимания.
— «Наш мир представляет собой некий ад, который тем ужаснее дантовского ада, что здесь один человек должен быть дьяволом для другого»… проклятием, благословением… Задумайся, Элизабет, каждый человек для другого либо проклятие, либо избавление! Не ад страшен, а человек для человека!
— Хочу послушать Криса Ри!
— Я тоже!
— А ты почему?
— Люблю!
— Я тоже!
— Ну, вот видишь…
— Я тебя люблю!
— Я знаю!
— Знаешь?
— Всегда!
— Почему ты не ешь?
— Меня переполняют чувства!
— «Чувства»?
— Мне хорошо, Элизабет, я счастлив!
Она улыбнулась.
— Я тоже…
Элизабет вспомнила «Первый «Крестный отец» больше всего запомнился мне тем, что на его съемках я познакомилась с Диком Смитом, знаменитейшим гримером, и Ал Пачино.
Это Дик, придумал надеть на меня пятикилограммовый блондинистый парик, тяжелый, как мешок кирпичей. Я ненавидела этот парик почти так же сильно, как и красную помаду и костюмы с накладными плечами от Теадоры Ван Ранкл, в которые меня наряжали на съемках. Мне казалось, что моя внешность совершенно не соответствует моему персонажу — элегантной, богатой и ухоженной женщине. Я уверена, что, если бы не Ал Пачино, меня бы обязательно уволили.
Дело в том, что Paramount буквально умоляли Копполу уволить Ала, пока не увидели сцену, в которой Майкл Корлеоне убивает капитана МакКласки. На фоне всех этих разборок моя бездарность прошла незамеченной. В конце концов, не так уж было, и важно, заменят меня другой актрисой или нет, — я была всего лишь девицей в блондинистом парике.
С Пачино я впервые столкнулась в баре «О’Нилс» возле Линкольн-центра. За участие в спектакле «Носит ли тигр галстук» Ала тогда назвали «самой многообещающей звездой Бродвея». Перед началом прослушиваний для «Крестного отца» нам с Алом велели познакомиться друг с другом. Я очень нервничала. Первым, что бросилось мне в глаза, был размер его носа — он у Ала был длинный, как огурец. Второе впечатление: какой он подвижный. Кажется, он тоже тогда нервничал. Не помню, обсуждали мы сценарий или нет. Помню только его отличный римский нос, расположившийся посередине интересного, неординарного лица.
Помню, я еще подумала: жаль, что мы оба несвободны. Как бы то ни было, в последующие двадцать лет Ал не раз и не два заставлял мое сердце биться чаще.
В 1973 году я впервые снялась в фильме, режиссером которого выступил Вуди Аллен. Это была комедия «Спящий», и все шло совершенно прекрасно вплоть до того дня, пока Вуди не решил, что его не устраивает одна из сцен. Он ушел в свой трейлер и вернулся спустя полчаса с абсолютно новым сценарием в руках. Его персонаж превратился в Бланш Дюбуа из «Трамвая «Желание», а мой — в Стэнли Ковальски, которого когда-то играл Марлон Брандо.
Я общалась с Брандо ровно дважды. Первый раз — на чтениях «Крестного отца». Второй раз — когда он прошел мимо меня на съемочной площадке и обронил: «Отличные сиськи». Вряд ли этот опыт мог как-то помочь мне в работе над ролью. В конце концов, мне пришла в голову цитата из «В порту»: «Я мог иметь занятие. Я мог иметь врагов. Я мог быть кем угодно вместо бродяги, которым я являюсь» Я повторяла ее снова и снова, пока не выучила наизусть. В конце концов, мы отсняли отличную пародию на «Трамвай «Желание». А у меня в голове навечно поселилась фраза «Я мог быть кем угодно вместо бродяги, которым я являюсь».
Я в ужасе ждала, пока Фрэнсис и Ал репетировали сцену «Это был аборт». Я твердила себе, что мне плевать на «Крестного отца» и Пачино, но это была неправда. Особенно в том, что касалось Ала. Он тогда встречался с Тьюзди Уэлд. Джилл Клейберг его больше не интересовала — как и многие прошлые увлечения. Ал стал знаменитостью, легендарным актером, звездой. Он был Майклом Корлеоне. Он был Фрэнком Серпико.
К моменту репетиций мы с ним не разговаривали — не помню почему. То ли я чем-то его обидела, то ли еще что. Зато до этого мы с ним вполне дружески общались — я даже научила его водить, прямо на парковке отеля «Каль-Нево» у озера Тахо. Помнится, Ал все время путал тормоз с газом и никак не мог запомнить, как включать левый поворотник, а как — правый. Что еще хуже, он всё время держал ногу на педали газа, сколько бы я ему ни твердила, что для остановки лучше все-таки нажимать на тормоз.
Мы с ним тогда здорово посмеялись. Правда, понервничать тоже пришлось.
В каком-то смысле Ал всегда напоминал мне (моего брата) Рэнди — чувствительного настолько, что он не обращал внимания на окружающих. Странно, наверное, говорить такое про Крестного отца, но лично мне иногда казалось, будто Ала вырастила стая волков. Он был не знаком с некоторыми совершенно обычными концепциями — например, мысль о том, что можно ужинать в компании с друзьями, никогда не приходила ему в голову. Он всегда предпочитал есть дома один, стоя на кухне. Он не обращал внимания на людей за столом или на их беседы.
Как бы то ни было, мы отрепетировали сцену и все было хорошо. Когда Фрэнсис дал команду «Мотор!», началось непредвиденное: Майкл Корлеоне вел себя не по сценарию. Например, выдал мне пощёчину, которой изначально в сцене не было. Эта ничем не прикрытая жестокость — одна из причин, почему «Крёстный отец» получился по-настоящему страшным фильмом: она скрывается под маской вежливости и формализма.
Недавно я ходила в кино на фильм, где снимался Ал, и снова влюбилась в него по самую макушку. И знаете, к какому выводу я, в конце концов, пришла? Очень хорошо, что его вырастила стая волков. Очень хорошо, что он не умел водить. Очень хорошо, что он не влюбился в меня и иногда взрывался без причины. Оно стоило того, чтобы оказаться с ним в одном кадре, лицом к лицу. Я была Кей — совершенно не похожим на себя персонажем, благодаря которому я чуть больше узнала Ала. Для меня все три «Крестных отца» — это Ал. Не больше и не меньше. Ну а Кей. Как бы её описать получше? Женщина, которая ждет в коридоре разрешения войти в комнату к своему мужу»
— О чём ты думаешь? — Спросил её Лино. — Ты выглядишь…
— Какой?
— Молодой.
— «Молодой»?! — Очень удивилась Элизабет.
— Да. Очень молодой!
Странно он посмотрел на неё…
— Знаешь, как я чувствую тебя? Как новую женщину… всегда новую!
Она заглянула ему в глаза.
— И тебе не страшно?
— «Страшно»?..
Улыбка на его губах.
Он удивил его, этот вопрос.
— Наверное, мужчине всегда должно быть немного страшно.
— Почему?
— Чтобы не расслабляться.
Элизабет вновь вспомнила «В каком-то смысле Ал всегда напоминал мне (моего брата) Рэнди — чувствительного настолько, что он не обращал внимания на окружающих»
Ей показалось, что она поняла Лино лучше — он самый чувствительный человек из всех кого она когда-либо знала!
Чувствительный до полнейшей закрытости.
— Ну а Кей, — Вспомнила Элизабет. — Как бы её описать получше? Женщина, которая ждет в коридоре разрешения войти в комнату к своему мужу…
Она подумала, Майкл Корлеоне заботился о своей семье, но за дверью — за дверь он никого не пускал!
«Выбрав бестселлер о мафии, деятельность которой всегда была скрыта зловещим покровом тайны, Фрэнсис Форд Коппола создал одну из самых сильных и жестоких картин об американской жизни, когда-либо появлявшихся в рамках массового искусства.
Но вначале Коппола потребовал коренной переработки сценария Марио Пьюзо. Писатель довольно точно воспроизвёл как общее построение романа, так и основные сюжетные линии. Однако, по словам Копполы, предложенный ему сценарий давал материал для создания всего лишь «поверхностного и незначительного современного гангстерского фильма», хотя Пьюзо здесь ни при чём: «Он просто сделал то, что ему велели… Я же усмотрел в книге значительную идею, имеющую отношение к проблеме династий и власти».
В центре фильма «Крёстный отец» — семейно-гангстерский клан, возглавляемый, доном Вито Корлеоне. «Дон» — это нечто вроде передающегося по наследству титула главы семьи. Западная пресса почтительно именовала возглавляемое доном Корлеоне деловое сообщество «синдикатом».
На экране господствует большой дом Корлеоне, где отношения определяются феодальным почтением к рангам и подавлением всяких разногласий (чтобы они не сыграли на руку врагам семейства).
Семья Корлеоне враждует с другими нью-йоркскими гангстерскими синдикатами. В ходе этой безжалостной борьбы под бешеным шквалом пуль гибнет задиристый Сонни, старший сын главы клана. После внезапной смерти Вито Корлеоне руководство семейным бизнесом (вместе с титулом Дона) возлагает на себя младший сын — Майкл, единственный из всей семьи, кто женился на американке. Молодой человек с университетским образованием, мягкосердечный, правдивый, меняется на глазах. Майкл жестоко, с дьявольской изобретательностью уничтожает всех своих противников»…
— Да, — Подумала Элизабет. — И эта перемена поражает!
«Считается, что точный выбор исполнителей гарантирует режиссёру половину успеха. Если так, то эту половину работы Копполы можно назвать безупречной.
На роль дона Корлеоне претендовало немало известных актёров — Лоренс Оливье, Орсон Уэллс, Джордж С. Скотт и даже знаменитый кинопродюсер Карло Понти.
Когда Коппола предложил попробовать Марлона Брандо, руководство «Парамаунт пикчерс» выступило против его кандидатуры (ни сам актёр, ни магнаты Голливуда не скрывали взаимной антипатии). К тому же он давно не баловал зрителей интересными работами в кино.
Брандо пришлось согласиться на пробные съёмки — процедуру по голливудским понятиям унизительную для актёра его масштаба («обращаться к Брандо с просьбой о пробной съёмке — всё равно что попросить римского папу продекламировать Катехизис», — съязвил кинообозреватель журнала «Тайм»).
Вскоре в гостях у Брандо — в «помещичьей усадьбе» в Беверли-Хиллз — появляется Коппола с кинокамерой. Марлон красит волосы гуталином, рисует себе усы и набивает за щёки ватные шарики. Перед тем как встать перед камерой, он шепеляво говорит своему отражению в зеркале: «Это то, что надо: подлая бульдожья морда, а внутри — теплота»
Они доели суп, поблагодарили Кана.
— Ты сказал мне «Чтобы не расслабляться»… Я никогда не пускала его в душу, Джейка!
— Я тоже, — Алину!
Он взял сигарету, Гермес, но не закурил.
— «Чтобы узнать, что должно случиться, достаточно проследить то, что было»…
Он посмотрел на сигарету в своей руке.
— Мы с ней плохо начали, и плохо закончили. По-другому и быть не могло.
Лино перевёл взгляд на неё.
— Но понял я это не так давно!
Элизабет задумалась над его словами.
Кан принёс Мутанджана — (баранина с сухофруктами). Вкусно пахло!
— Мы тоже плохо начали, — Сказала ему, она. — Джейк и я. Ты прав — фиаско было неизбежно!
Фиаско.
Элизабет вспомнила «К Дьяволу, фиаско!»
— Да, — Подумала она. — Der müde… Leben!
Она посмотрела на книгу, лежащую на столе с арабской вязью на обложке.
— Что ты читаешь?
Элизабет перевела взгляд на Лино.
— Суфизм.
Он мягко улыбнулся.
— «Когда ангел Смерти пришёл забрать душу Авраама, тот сказал: «Где это видано, чтобы друг забирал у своего друга жизнь?». Бог ответил ему: «Где это видано, чтобы друг не желал повстречаться с другом или последовать за ним?».
Они с нежностью заглянули друг другу в глаза.
— Мне нравятся слова, — Сказал Лино, Элизабет. — «Ясное мышление требует мужества, а не интеллекта»
«Пробы Брандо в полном гриме произвели на продюсеров благоприятное впечатление. Некоторые из них просто не узнали артиста, перевоплотившегося в седого старика с тихим вкрадчивым голосом и припухшими щеками. Дон Корлеоне в исполнении Брандо был воспринят значительной частью американских зрителей с известной долей симпатии.
В своём домашнем кругу он представал как добродетельный семьянин и защитник близких ему людей, а также всех членов клана от враждебного им окружающего мира, который как бы вынуждал их непрерывно обороняться. В этом плане «Крёстный отец» создавал образ покровителя, «сильной руки», под защитой которого можно было чувствовать себя в безопасности.
И хотя порой дон Корлеоне издаёт указы, касающиеся своего синдиката, в основном он показан не властителем, а домашним человеком — он возглавляет свадьбу дочери, ходит в лавку за провизией, играет с внуком…
Одной из самых сложных стала сцена, в которой Сонни зверски избивает мужа Конни. В ней было занято более 700 статистов. Съёмки продолжались четыре дня.
«Поначалу, — говорит Коппола, — я считал Марлона Брандо капризным титаном. Но он оказался очень простым, прямым человеком. Брандо легко сходился с людьми. Когда его предложение на съёмочной площадке отвергалось, Марлон воспринимал это спокойно, без истерик».
Брандо — великий импровизатор. Он умел обыграть сцену, создать настроение. В начале фильма дон Корлеоне сидит в кресле с кошкой на руках и ведёт беседу мягким вкрадчивым голосом. Кошка не была предусмотрена в сценарии. Актёр подобрал приблудившееся животное на съёмочной площадке.
У Брандо имелся один недостаток: он плохо запоминал текст роли, поэтому приходилось писать реплики на специальных табличках. После смерти актёра сценарий с его пометками был продан на аукционе в июле 2005 года за 312 тысяч 800 долларов!
А вот Аль Пачино не сразу почувствовал себя своим на съёмочной площадке: «Я должен был завоевать других, добиваться, чтобы со мной соглашались. Я так и не научился плести паутину связей, а с ними легче жить». Съёмки показали, что Ал Пачино, не только талантлив, но предельно целеустремлён, одержим делом и вполне достоин своего кинематографического отца — Брандо. В ключевых сценах его природная сдержанность неожиданно сменялась бурными вспышками темперамента, что придавало рисунку роли остроту и непредсказуемость»
— «Мужества, а не интеллекта»? — Заинтересовалась она.
— Нужно понимать жизнь (и людей) правильно — нет плохих и хороших, есть не правильно выбранная дистанция, — тобой не правильно выбранная!
Элизабет лукаво улыбнулась.
— Как в том фильме «Извини, но ты воняешь»!
Лино засмеялся.
— Да, — я тебя предам, извини, ничего личного!
— Кто же плохой парень, Лино, моя очаровательная любовь, мы, или они?
«Сам Коппола проявил себя как мастер, умеющий создать то, что называют «атмосферой». Дело не только в тщательности, с какой в «Крёстном отце» воссоздан уличный быт Нью-Йорка конца сороковых годов. С не меньшей достоверностью показан в фильме быт домашний, семейный. Причём быт не просто средней американской семьи, но семьи выходцев из Сицилии.
«Крёстный отец» получил три «Оскара» Американской киноакадемии — за лучший фильм, сценарий-адаптацию и за главную мужскую роль. Брандо, однако, отказался от награды в знак протеста против политики дискриминации, осуществляемой в США по отношению к индейцам. Коппола так прокомментировал поступок актёра: «Марлон искренен и честен во всём, во что он верит».
«Крёстный отец» стал одним из самых кассовых фильмов в истории кино (за 25 лет он принёс 245 миллионов долларов!). После шумного успеха «Крёстного отца» у боссов «Парамаунт пикчерс» появилось желание снять продолжение мафиозной саги.
«Первого «Крёстного отца» я снимал как режиссёр, связанный литературным источником, — рассказывает Фрэнсис Форд Коппола. — Гангстеры и их профессиональная «деятельность» — это только верхний уровень.
Предметом многослойного исследования для меня были мафия как идея, как метафора, а также способы, какими она действует в правительстве, в бизнесе. Очевидно, некоторая романтизация героев пришла в фильм из книги. Поэтому я и решил ставить продолжение «Крёстного отца», дабы деромантизировать этих людей. Здесь вместо образа сладенького молодого человека появляется жестокосердный убийца. И это уже больше соответствует истине».
Основополагающая жестокая ирония фильма в том, что Майкл вынужден жертвовать счастьем и даже жизнью членов своей семьи. К финалу он лишается всего, что когда-то ценил, сохранив лишь то, что он счёл самым важным: неоспоримую, непререкаемую власть».
Боссы «Парамаунт пикчерс» предприняли несколько неудачных попыток снять продолжение «Крёстного отца» без участия Копполы и Пьюзо. И в 1986 году Пьюзо представил очередной вариант сценария, где основными действующими лицами являлись Сонни Корлеоне и его внебрачный сын Винсент Манчини.
В качестве режиссёра «Крёстного отца III» руководство «Парамаунт пикчерс» рассматривало кандидатуры Мартина Скорсезе, Сиднея Люмета, Коста Гавраса, Алана Дж. Пакулы, Роберта Бентона, Майкла Чимино и даже Сильвестра Сталлоне, который, кроме того, должен был стать главной звездой фильма.
Но в конце 1988 года за постановку третьей части «Крёстного отца» снова взялся… Фрэнсис Форд Коппола. Его собственная компания испытывала финансовые трудности. Глава «Парамаунт пикчерс» Фрэнк Манкузо предложил режиссёру миллион долларов за сценарий, три миллиона долларов за режиссуру и 15 процентов от будущих поступлений. К этому прилагалась гарантия невмешательства студии в творческий процесс. Фильм должен быть выпущен на экран через шестнадцать месяцев.
Сценарий был написан за четыре недели, в течение которых Коппола и Марио Пьюзо скрывались от суеты в провинциальной гостинице.
В третьей части Майкл Корлеоне предстаёт респектабельным бизнесменом. Ему осталось сделать последний шаг — войти в совет директоров престижной транснациональной компании. Увы, мафиозные кланы требуют от Корлеоне вернуться к наркобизнесу.
Действие развёртывается почти сорок лет спустя после начала трилогии. И первое же появление Майкла заставляет зрителей вздрогнуть. Иссечённое морщинами лицо. Коротко стриженный седой ёжик. Идея Копполы состояла в том, что Майкл Корлеоне — это фигура трагическая, чем-то схожая с королём Лиром. Чувствуя неизбежное приближение смерти, он оценивает пройденный путь и пытается очиститься от прегрешений.
Эпиграфом к третьей части «Крёстного отца» служат слова: «Единственное богатство — дети. Они превыше власти или денег». Третье поколение Корлеоне уже просто ангельски невинно: Мэри-Мария — филантропка и меценатка, Энтони-Антонио — неаполитанский тенор, премьер Палермской оперы. Дети участвуют во всех семейных торжествах и ритуалах, оказывают почести отцу и тётке, но их не заставишь следовать воле старших.
Коппола хотел назвать фильм «Смерть Майкла Корлеоне». На развалинах дома Корлеоне уже начинает возводиться новое здание, хозяином которого станет Винсент, «крёстный отец номер три». Он единственный, кто унаследовал силу, и решительность Вито, он первый в роду ощущает себя полноправным и свободным американцем»
— «Плохой парень»?.. — Задумчиво, с прозаической полуулыбкой, полуусмешкой, сказал он. — Я бы хотел сказать тебе, что мы хорошие, я бы очень этого хотел!
— Но не можешь!? — Поняла его она.
— Не могу, Элизабет, дорогая!
Мутанджана была… божественно вкусна!
— Я тебя понимаю, я тоже не могу!
Элизабет улыбнулась Лино с нежностью и грустью.
— Спасибо за правду, счастье моё!
— «За правду»? — Удивился он.
— За… то, что ты меня не предаёшь — никогда не предавал!
Она заглянула ему в глаза.
— Не говорить правду… не говорить, что думаешь… разве это не предательство!?
Грустно Лино посмотрел на неё.
— Получается… что, у нас получается, Элизабет? Что я предал всех, кроме тебя!
Элизабет смутилась.
— Я тоже!
— И ты?..
Нежность в его глазах.
— Я никого не пускала за дверь, Лино, я всегда была одна… возможно, одиночество — это когда ты просто не можешь сказать правду!
— Ты боялась, что тебя не поймут?
— Я боялась, что я сама себя не пойму!
