Охотник на оленей
Акт III
Майкл возвращается в США. Линда, Стэнли и Джон готовят к его приезду праздничную вечеринку, но он не готов к встрече с ними. Он не сможет ответить друзьям и родным, где Ник и Стивен. Пригнувшись на заднем сиденье такси, Майкл минует дом и едет в гостиницу. Спустя некоторое время он находит в себе силы встретиться с Линдой, а потом и с другими старыми товарищами. Как и прежде, мужчины отправляются на охоту. Майкл неутомимо преследует оленя, подбирается совсем близко. Взгляды человека и животного встречаются. Майкл не желает более нести смерть, выстрел направлен выше зверя. «Okay?» — кричит охотник, «Okay!» — отвечает эхо.
Майкл отправляется в дом матери Стивена. Анджела тяжело больна и находится в глубокой депрессии. Однако она пишет на клочке бумаги телефонный номер. По нему Майкл находит госпиталь для ветеранов, а там — Стивена, парализованного и безвозвратно психически изуродованного пережитым. Среди прочего, тот сообщает Майклу о крупных суммах денег, которые кто-то неизвестный пересылал ему ещё во времена лечения в Сайгоне. Майкл уверен, что отправитель денег — Ник.
Майкл прилетает в Сайгон. Город вот-вот падёт под натиском успешного наступления армии Северного Вьетнама. Вронский выслеживает Жульена Гринду. Делец по-прежнему наживается на вовлечении американских солдат в кровавую игру. Майкл обнаруживает изменившегося Ника в притоне. Одурманенный наркотиками, тот не узнаёт Майкла. Жестокий тотализатор продолжается. Вронский вызывается выступить противником друга. Что-то блеснуло в глазах Ника, он пытается улыбнуться. Проговорив шёпотом «только один выстрел», он спускает курок — Ник мёртв
Всё доставляло ему удовольствие, — и ребёнок, играющий рядом с ним, и собака, лежащая у него в ногах, и женщина, задремавшая на его плече — всё!
Фрэнк Синатра пел «Quiet nights of quiet stars», — он пел «Тихими ночами тихих звезд,
Тихие аккорды моей гитары
Вплывают в тишину,
Окружающую нас»
Лино был счастлив!
Ничто не мешало ему быть счастливым, ничто — спокойным!
Он вспомнил «Когда первый праведный халиф Правдивейший Абу Бакр умирал, его дочь Аиша прочла следующие стихи: «Клянусь, богатство не вернет молодости,
Когда сожмется грудь, и ты издашь предсмертный хрип».
Услышав это, Абу Бакр снял со своего лица покрывало и сказал: «Это не то. Читай-ка лучше: «Наступит истинно предсмертное беспамятство, (и будет сказано человеку): «Настала смерть, которой ты пытался избежать».
Лино подумал, да, жизнь не вернёт молодости, жизнь вообще ничего не возвращает — возвращает Судьба, — то, что мы, люди, называем судьбой.
Он посмотрел на Джулио, — сын обожает кубики, строить… Он вдруг подумал, а каким Рик был в возрасте Джулио? Что он любил?
Он поговорил с Алиной, которая сказала ему, что она не против его желания забрать Рика из колледжа, но и не за.
— Он звонил мне, — Сказала ему бывшая жена. — Ему не одиноко, но он безумно скучает!
В этом, наверное, вся Алина «Ему не одиноко, но он безумно скучает»!
Как её понять?
— Мне кажется, что у него там…
Она смущённо не договорила.
— Своя жизнь.
Она кашлянула.
— А может, я его не понимаю (?). Тебя я тоже не понимала (!)
Лино захотелось сказать ей; может быть, ты понимала меня слишком хорошо (?)
— Не слушай меня, Гермес, — Внезапно сказала ему Алина. — Я ничего не понимаю!
— Что с тобой? — Спросил её он. — Как твои дела?
Фрэнк и «Some тraveling music»…
How can you say something new about being alone,
Tell somebody you’re a loner?
Right away they think you’re lonely,
It’s not the same thing, you know.
Лино смутился.
Он не спросил её, как она сама.
Он вдруг подумал, когда я перестал интересоваться тобой? И интересовался ли я тобой?
— Знаешь, за что я тебе благодарна? — Вдруг сказала ему Алина. — За то, что ты не сказал мне «тебе, что нужны деньги?», — за то, что ты не сказал это нашему сыну!
— Я слежу за тем, чтобы у него всегда были деньги, Алина, и я слежу за тобой!
— За мной? — Удивилась она.
— До тех пор, пока ты снова не выйдешь замуж.
— Mein zuckerpups…
Алина растревожено усмехнулась.
— Даже изменяя мне, ты хорошо ко мне относился!
— Ты меня за это простишь?
— Я никогда не была для тебя другом, любовницей, мамой, дочерью, ангелом, ведьмой… Я прощу! Себя.
Она замолчала.
А потом:
— Мне понравились слова: «Я глянул на сад, на вишневые деревья, усеянные цветами, на ярко-зеленые весенние листья, и здесь, в мире, насыщенном свежестью, наполненном красками и трелями птиц, вдруг засомневался, что смерть существует»
Сейчас, когда я от тебя исцеляюсь, мир кажется мне прекрасным до сумасшествия!
Лино поразили её слова.
— Исцеляешься от меня?
— От мысли: что бы я ни делала… Не судьба!
Он сказал ей, прости, больше ничего не оставалось — только говорить «прости». Это было правильно. Это было справедливо.
Он подвёл некий итог, пережитого за сорок лет, и этот итог ему не понравился.
Он вспомнил «Даже изменяя мне, ты хорошо ко мне относился!»
Да, он был таким, — он не любил откровенные конфликты, он и сейчас такой — конфронтация его убивает! Для него нет ничего хуже, утомительнее, непонимания кого-то близкого.
Лино подумал, Алина права — мне всегда была нужна женщина-друг-любовница-мама. У него уже были женщины-друзья и женщины-любовницы, он им всё равно не доверял, он не чувствовал, что они понимают его до конца, — до конца не осуждают.
Лино посмотрел на Элизабет, уснувшую на его плече. Тогда, в Блэк Оак, она сразу ему понравилась, — нежно красивая женщина с пронзительным, волевым взглядом!
И он влюбился…
Балу лёг рядом с Джулио, — малыш дал ему свой кубик.
Лино вспомнил «Жан меня не узнаёт, смотрит пустыми глазами. Счастливый человек, он забыл врагов и друзей! Я тоже так хочу, Гермес, — родиться заново! Я бы всё за это отдала!
Он действительно счастлив, как не был счастлив никогда. И я думаю; он всё забыл… это шанс или трагедия?»
Он прижался к Элизабет, — головой, к её голове, закрыл глаза.
Шанс или трагедия?
И то, и другое.
Жан всегда был чувствительным человеком, для таких людей как он — всё, если не трагедия, то драма.
Плохо ли это?
Не хорошо, но и не плохо.
Лино отнёс Элизабет в спальню, и положил на кровать. Она открыла глаза, и благодарно посмотрела на него.
— Я люблю тебя! Я так люблю тебя, Лино!
— Poco? — Улыбнулся он.
— Mucho!
— Поспи!
— Станет легче?
— Тебе тяжело?
— Немного.
— Почему?
Элизабет ответила ему не сразу.
— «Всё теперь тепленькое, Брегг»… Я боюсь, что он вспомнит!
— Я спою тебе колыбельную, — Вдруг сказал ей Лино.
— Через бесконечную пустыню
Этой жизни, полной неопределённости,
Ты бежишь… но куда?
В этом одиноком мире по бурным морям
Что ты ищешь?
Этот мир создан из слёз.
Всё закончится, когда я умру?
Люди в поисках счастья,
Но единственное, что ты находишь, это печаль.
Улыбающиеся цветы, плачущие птицы,
Их судьба не изменится.
Поглощенный проживанием этой ничтожной жизни,
Ты единственный, кто танцует на острие ножа.
Этот мир создан из слёз.
Всё закончится, когда я умру?
Люди в поисках счастья,
Но единственное, что ты находишь, это печаль.
Широко раскинувшаяся жизнь
Превратилась в тщеславие.
Тебя обманули, ты знаешь?
Всё, что есть для тебя в этом мире, — пустота.
Когда ты умрёшь, не останется ничего.
А потом он сказал ей:
— Знаешь, что такое мужество? Это когда ты готов(а) ко всему…
Он не договорил.
— Когда готовишься ко всему, внутри что-то умирает.
Лино заглянул ей в глаза.
— Мэри написала мне, что Жан забыл Ксавье Лорана, забыл код от сейфа с СВД, забыл Мюзетт…
Он забыл все трагедии своей жизни. Неужели ты думаешь, что он захочет их вспомнить!
Элизабет поразили его слова.
— Помнишь La prima notte di quiete? — Продолжал он. — Когда человек умирает, наступает первая ночь покоя — он больше не видит сны!
— Что ты хочешь мне сказать, Лино? Что Жан тоже больше не видит сны?
Лино печально улыбнулся.
— Никто из нас их больше не видит! Поэтому — «Всё теперь тепленькое, Брегг».
Элизабет вновь поразили его слова — «Никто из нас их больше не видит!»
— Почему?
— Мы как Профессор, - мы тоже себя не прощаем!
— За что ты не прощаешь себя, Лино?
— За желание быть счастливым.
У себя в кабинете Лино прочитал «Возьмём позу известную как «двойной пьенг» (рис. 1). Вам известна эта, бесполезная, на первый взгляд, поза непосредственно перед позой скатывания и сразу же после «пьенг»? Истинное значение, которое скрыто в этой позе — это фактически удар по точке «желудок 9», вызывающий немедленную или наступающую спустя некоторое время после удара смерть (рис. 2). (Удар вызывает как немедленную, так и отсроченную смерть — в некоторых случаях до семи лет спустя после удара. В зависимости от того, как наносится этот удар, он вызывает медленное разрушение каротидной артерии, которое может продолжаться до семи лет и заканчивается в конечном итоге инсультом). Эта точка находится сбоку от щитовидного хряща, непосредственно под грудино-ключично-сосцевидной мышцей, которая проходит по наружной части шеи.
Во внутренней каротидной артерии, сразу же за тем местом, где ответвляется от общей каротидной артерии, имеется барорецептор (барометр, или приемник сообщений), называемый каротидной пазухой (общая каротидная артерия разделяется на внешнюю и внутреннюю ветви, которые служат для снабжения кровью разных участков головы и лица). Эта пазуха находится на верхнем крае щитовидного хряща (кадыка), непосредственно под грудино-ключичной-сосцевидной мышцей (крупная мышца, которая проходит по наружной части шеи с обеих ее боковых сторон). Она отвечает за регулирование уровня кровяного давления в организме. Когда по ней наносится удар (рис. 3) — даже легкий, применяемый иногда в медицинской практике для снижения кровяного давления, — он вызывает представление о том, что кровяное давление имеет крайне высокий уровень, и организм стремится немедленно его снизить.
Сразу же, если высокого кровяного давления в организме на самом деле нет, после такого снижения возникает недостаток притока крови к мозгу, и человек на мгновение теряет сознание, после чего приток крови к мозгу увеличивается.
Таково первое применение этой позы…»
Он вспомнил, как Зайнаб сказала ему «Мой брат болен Сахарным диабетом, он считает, что заболел в тот момент, когда получил травму копчика».
Лино спросил её:
— Ты тоже знаешь, в какой момент ты заболела?
— Мне было одиннадцать лет, Лино, и я упала с довольно большой высоты (для ребёнка).
— Ты испугалась? Успела испугаться?
— Когда не смогла дышать.
— На что ты упала?
— На живот.
— Как ты почувствовала себя после падения, когда пришла в себя?
— Сразу после?
— Да.
— Наверное, это был шок.
— «Наверное»?
— Одна я стояла наверху, а другая я лежала внизу со сломанной шеей.
Они посмотрели друг на друга.
— Я считаю, что именно в этот момент произошло нарушение.
Лино понял, о каком нарушении Зайнаб говорит, — о нарушении циркуляции энергии ци.
Потом он позвонил своему приятелю, человеку много лет занимавшемуся Цигун, и объяснил ситуацию.
— Нарушение не обязательно произошло в той чакре, которую ты назвал, Гермес, — Сказал ему этот человек. — Должно быть ещё какое-то заболевание, — что-то ещё кроме онкологии, что-то, чем эта женщина болела (или переболела) в детстве, но проблема не была решена до конца, то есть она была заглушена.
Он закурил сигару Bolivar 5ta Avenida и продолжил чтение.
«Когда большинство людей говорит о Дим-Мак, они сразу же вспоминают о стародавних ударах «согласно времени суток». Это звучит довольно таинственно и загадочно, но если взглянуть на это дело логически, то ошибочность этой концепции очевидна. Хотя бы потому, что для использования таких приемов человеку всегда нужно знать точное время суток! Не говоря уже о том, что многие из точек, будучи «активными» в определённое время, являются при этом слишком труднодоступными.
Вот здесь в сознании людей и происходит смешение акупунктуры и Дим-мак. Акупунктура — это не Дим-мак, а Дим-Мак — не акупунктура. В том и в другом используются одни и те же точки, но на этом сходство и заканчивается. Действительно, определённые энергетические линии (меридианы) активны в то или иное время суток, и поток ки (ци) проходящий через данный конкретный меридиан в данное время суток, также является очень активным и вызывает активность соответствующего органа. Поэтому утром, из-за активности толстой кишки в течение последних двух утренних часов, нам хочется встать и пойти в туалет. У нас есть даже определённые точки в определённых меридианах, которые проявляют активность в определённое время, но на них можно воздействовать только в искусстве исцеления, но не в смертоносном боевом искусстве. Дим-Мак действует независимо от времени суток; человек хрупкого сложения может отправить в нокаут крупного противника, приложив всего лишь среднее усилие к той или иной точке.
Это всегда было для него загадкой; как пожилые (казалось бы!) бойцы, побеждают молодых. Теперь он понимает, как (!). Достаточно лишь прикосновения.
Ему всегда казалось, что медицина может (и должна (!) больше, что операция (любая) должна быть крайне вынужденной мерой, когда есть угроза потерять орган.
Bolivar 5ta Avenida… это был почти jouissance Лакана!
Лино вспомнил «Как только возникает желание улучшить здоровье, значит, произошло ухудшение.
Намерение рождается там, где обнаруживается его отсутствие.
Как только высокое соотносится с низким, ощущаешь страх потери равновесия.
Чем точнее осознаешь свои действия, тем эффективнее будет результат.
Мудрый человек, прилагая усилия, старается не стараться. Это основное действие, которое он осуществляет в процессе проживания состояний тела.
В теле происходит множество процессов, которые не выражаются словами. Что-то рождается, что-то умирает.
Не фиксируясь на временных достижениях, не теряешь и результатов работы»
Он хочет ей помочь, очень хочет. Он и раньше хотел, но не так, как сейчас!
Лино прочитал «Когда мы говорим о ежедневном «потоке ки (ци)», проходящем по всему организму, и о том, где проходит ки в то или иное время суток, мы не хотим сказать, что в других меридианах в это время потока нет, так как этот поток является непрерывным и взаимосвязанным. Поэтому когда мы говорим, что ки проходит через лёгкие между 3:00 ночи и 5:00 утра, мы не имеем в виду, что ки в это время проходит только по этому меридиану, так как ки должна проходить по всем меридианам одновременно, подобно потоку воды, которая течёт по шлангу. Мы имеем здесь в виду, что ки является активной в данном меридиане в данное конкретное время»
Он посмотрел на экран видео няни — Джулио и Балу спали, в гостиной, прижавшись, друг к другу. Он не стал их разлучать, только укутал сына детским одеялом с Пингвинами Мадагаскара.
Смотря на малыша, он почувствовал, что соскучился по Элизабет, — уже соскучился!
Лино вспомнил «Он похож на тебя.
— Нет. На тебя!»
Леонард Коэн пел рядом с ним «Everybody knows», Леонард пел: «Все знают, что лодка тонет
Все знают, что капитан солгал»
Он себя не понял; что изменилось (?) для него (сейчас), почему ему хочется помочь ей… даже больше, чем другим!
Потому, что Зайнаб ему нравится?
Лино всегда избегал симпатий на работе, потом приходится отпускать, а он этого не любит — прощаться, он ненавидит прощания в любом виде! Он даже Элизабет не говорит «до свидания» когда уезжает на работу!
Она, конечно, обижается, но не очень, до первой его улыбки, или поцелуя.
Леонард Коэн пел:
«Каждый знает, что сейчас или никогда,
Каждый знает, ты это или я.
Каждый знает: жить ты будешь вечно,
Написав строку или две беспечно.
Каждый знает: сделка та гнилая,
Старый Джо на поле хлопок собирает,
Ленты на венок твой успевают.
Каждый это знает»
Лино «выпил» 3-ю треть сигары Bolivar, и она была как все его страсти — землистая, древесно-бумажная, перечная, резковатая, но вкусная!
Он читал: «Изучая историю Дим-Мак, мы постоянно сталкиваемся с понятием «тайцзикван» («тяй чжи чжуан»), и чтобы выяснить происхождение Дим-Мак, мы должны знать так же начала тайцзи, тем более что, узнав о нём подробнее, мы выясним, что эти два понятия означают одно и то же.
Почему вы считаете, что «тяй чжи чжуан» означает «кулачный бой высшего совершенства»? Чтобы выяснить причину, нам нужно обратиться к тем временам, когда Чанг Сань-Фень создал Дим-Мак, то есть к началу четырнадцатого века»
В дверь кабинета постучали, Лино громко сказал «войдите».
На пороге стояла Басина — юное существо, нанятое им для помощи с детьми.
— Сайед, — Сказала ему она, краснея. — Прошу прощения!
Девушка посмотрела на него виновато и испуганно.
— Аби отказывается есть. Что мне делать?!
— Договариваться, — Просто сказал ей он. — Запомни, малышка; если кто-то не делает того, что ты хочешь, нужно договариваться — то есть, понять, чего хочет он.
— Что за капризы, дочь? — Ласково сказал Лино, взяв ребёнка на руки.
Малышка заулыбалась и загулила.
— Давай молоко! — Скомандовал он, Басине.
Она подала ему бутылочку с пингвинёнком.
— А теперь, смотри и учись!
Лино сел в кресло, положил ногу на ногу, прочистил горло, и бархатным голосом начал читать:
— «Одни говорят, что Чанг не имел никакого отношения к основанию тайцзи, в то время как другие каждый год отмечают его день рождения, почитая в нём основателя тайцзи. Причина, по которой некоторые не считают его имеющим отношение к тайцзи, состоит в том, что после него не осталось никаких записей, в которых фигурировало бы слово «тайцзикван» — его нет даже на могильной плите. Но это совершенно наивное представление, так как название тайцзи появилось в качестве обозначения этого вида боевого искусства только в девятнадцатом веке. До этого тайцзи называлось просто Дим-Мак или Хао-Чжуан («расслабленный кулачный бой»). Другая причина, которой можно объяснить отсутствие «письменных» следов его искусства — это скрытный характер Чанга, причём его скрытность могла доходить едва ли не до паранойи. Поэтому «суть» его учения излагалась им только устно и только прямым родственникам и особо приближённым ученикам»
Он предложил Аби бутылочку, улыбнулся, малышка задумалась.
Лино продолжил чтение:
— «У Чанга была пара приятелей, которые тоже являлись одними из лучших иглоукалывателей в Китае. И вот эти трое решили отыскать те точки человеческого организма, которые могут стать причиной наибольшего разрушительного воздействия на него, если нанести по ним удар тем или иным особым образом. Им удалось обнаружить, что удары по тем или иным точкам, наносимые соответствующим образом и в соответствующем направлении, могут привести к оптимальному поражающему воздействию. Далее они обнаружили, что потоки энергии, направляющиеся через человеческое тело, можно «контактным» способом пускать в направлении ки для лечебных целей или в противоположном направлении для разрушительного воздействия. (Под «контактным» способом я имею в виду, в том числе и достаточно ощутимые удары). По отдельным точкам удары должны наноситься либо движением, закрученным в направлении против часовой стрелки, либо в противоположном направлении, благодаря чему они будут вызывать наибольшее разрушительное воздействие при наименьших затратах энергии»
Дочь начала кушать!
Он подмигнул Басине.
— В следующий раз, просто отвлеки её чем-нибудь.
Девчонка посмотрела на него благодарно.
— Ты так долго спала, девочка моя…
— Очень долго?
— Целую вечность!
Они улыбнулись друг другу.
Хоуп Сандовал пела рядом с ними «Into the Trees»
— Ты очень красивая!
— Ты всегда мне это говоришь!
Элизабет заулыбалась.
— Это правда.
Ямочки на его щеках…
— Для меня нет женщины красивее тебя!
Глаза Лино блестели.
— А как же Мэри? — Лукаво улыбнулась она.
— Вторая любовь как удар в сердце, Элизабет, — ты никогда не забудешь этот удар!
— «Удар»? — Удивилась Элизабет.
— Вторая любовь всегда… обрушивается, на тебя.
Он был одет в белую рубашку поло и красные джинсы Balmain, — у него были красивые руки.
— «Вторая любовь»… — Сказала она вслух.
— «Каких близких может иметь человек, Брегг?», — Задумчиво произнёс Лино. — Женщину!
— Я рада, что она у тебя была! — Вдруг сказала ему Элизабет. — Никто не должен быть один!
— Даже я? — Мрачно улыбнулся он.
— Ни смотря на всю мою любовь к тебе, — даже ты!
Как странно это прозвучало для него…
— И ты не ревнуешь? К тому, что она у меня была?!
— Ревную, но это не имеет никакого значения, Лино!
Он посмотрел на неё с нежностью.
— Ты мне нравишься; у тебя нет инстинкта пещерной женщины!
— Ревности?
— Собственничества. Это чувство хуже ревности, и очень утомляет.
— Ты прав.
— Но? — Угадал Лино.
— Каждая встреча — начало разлуки.
— Но не с тобой!
Как жарко он сказал ей это…
— Мне понравились слова, Лино: «Для кого-то, кто так одинок как я, получать от тебя столько любви, значит чувствовать, что моя жизнь не напрасна». Поэтому у меня нет… претензий!
Лино посмотрел на неё задумчиво.
— Эти слова мог бы сказать я… и говорил!
— Скажи ещё!
— Я люблю тебя!
— А я — тебя!
— А мне понравились слова: «Можно сутками думать о человеке, а при встрече сказать лишь «привет».
— Как грустно, Лино, счастье моё!
— Если ты чувствуешь это, значит, твоя жизнь тоже не проходит напрасно.
— Ты прав!
— «У путников и тех, кто остаётся
Одни и те же реки-рукава
Вот только берега их так намокли…»
А потом они пили чай, и Лино учил Элизабет играть в шахматы.
— Сколько лет ты играешь в шахматы? — Весело спросила его она. — Хотя нет, как ты начал играть?
Он очаровательно улыбнулся.
— В средней школе.
— Звучит загадочно.
Элизабет отпила чаю Главарь обезьян из Хоукена (Тайпин Хоукуй).
— А я вообще загадочный парень, милая.
— Ты мне нравишься, Лино!
— Ты мне — тоже, с тобой нет пропасти между желаемым и действительным!
— А с другими была?
— Всегда!
— Неужели всегда?
— Когда её не было, этой… бездны, я был счастлив!
— «Бездны»?
— Знаешь, почему люди расстаются? Они не понимают друг друга до конца!
— А это возможно? Понять кого-то до конца…
— Почти невозможно.
Лино тоже отпил чаю.
Они сидели в гостиной, друг напротив друга.
— Почему? Невозможно…
— Все эти невозможные невозможности нашего мира…
Мягкая усмешка на его губах.
— Мне понравились слова: «Боги сперва нас обманно влекут к полу другому, как две половины в единство. Но каждый восполниться должен сам, дорастая, как месяц ущербный до полнолунья»
— Как сложно! — Удручённо сказала она.
— Скорее больно. — Невесело улыбнулся Лино.
— Почему всё не может быть…
Элизабет не договорила, посмотрела на шахматную доску.
— Проще? — Подсказал ей он. — Человек живёт так, словно выигрывает время!
Она заглянула ему в глаза, улыбнулась.
— Der müde Tod? Счастливая Любовь и прагматичная смерть!..
— Любовь не бесчинствует, Элизабет, всё просто.
— А смерть?
— Смерть?
Он тоже заглянул ей в глаза.
— Смерть боится любви.
— Почему?
— Помнишь, как Хулио поёт «Cucurrucucú, paloma»?
«Говорят, что ночи напролет он лишь плакал.
Говорят, что не ел вовсе, а только напивался.
Уверяют, что само небо дрожало, слыша его плач.
Так он по ней страдал, что, даже умирая, её звал.
И будто одна очень грустная голубка рано утром прилетает петь
к маленькому одинокому домику с распахнутыми дверцами.
Уверяют, что эта голубка ничто иное как, его душа,
что он всё ещё ждет, что она вернется, несчастная»
Любовь — это Надежда, жена моя, однажды обретя эту надежду, ты никогда её не потеряешь!
— Никогда?
— Никогда.
— Как жестоко…
— Жестоко?
— Ждать.
— Жестоко!
Они заглянули друг другу в глаза.
— Он потерял все свои богатства, но не очень печалился, так как ему никогда не нравились люди, окружавшие его. Он был романтиком, мечтал видеть сны и записывать их. Но все сделанные им записи вызывали только смех. Тогда он перестал показывать их кому-либо, а вскоре совсем прекратил описывать свои сны и мечты. Чем больше отдалялся он от людей своего круга, тем прекраснее становились его грезы: но напрасны были все его попытки доверить бумаге свои мысли. Кюранес думал и чувствовал совсем по-другому, чем современные ему писатели. В то время как они пытались отразить уродство реальности, срывая с жизни фальшивые завесы, приукрашенные мифами, подчеркивая её отталкивающие черты, Кюранес искал только красоту. И так как найти ее в реальной действительности не удавалось, он искал её в своем воображении, в иллюзиях, возвращаясь к далеким и легковесным, как облако, воспоминаниях о сказках и мечтаниях своего детства»
Лино задумчиво улыбнулся.
— Я только сейчас понял, что Говард говорил о любви!
— L'homme pâle, le long des pelouses fleuries,
Chemine, en habit noir, et le cigare aux dents:
L'Homme pâle repense aux fleurs des Tuileries
— Et parfois son oeil terne a des regards ardents…
Он закурил сигару, Анджолино.
— Вот бледный человек гуляет по аллее.
Сигару курит он, и черный фрак на нём.
Он вспомнил Тюильри и стал еще бледнее,
И тусклые глаза вдруг вспыхнули огнем.
Он посмотрел на неё с весёлым блеском в глазах, мужчина в чёрном и красном.
— «Всю жизнь меня сопровождала тоска. Это, впрочем, зависело от периодов жизни, иногда она достигала большей остроты и напряженности, иногда ослаблялась. Нужно делать различие между тоской и страхом и скукой. Тоска направлена к высшему миру и сопровождается чувством ничтожества, пустоты, тленности этого мира. Тоска обращена к трансцендентному, вместе с тем она означает неслиянность с трансцендентным, бездну между мной и трансцендентным. Тоска по трансцендентному, по иному, чем этот мир, по переходящему за границы этого мира. Но она говорит об одиночестве перед лицом трансцендентного. Это есть до последней остроты доведенный конфликт между моей жизнью в этом мире и трансцендентным. Тоска может пробуждать богосознание, но она есть также переживание богооставленности»
— Какие интересные слова… — Сказала Элизабет. — Тоска!..
— Очень интересные!
Его глаза вспыхнули.
— Тоска, — Вновь сказала она. — «Triste», «Saudade»…
— Слов означающих тоску, много — «Ya'aburnee», например…
— Что это за слово?
— Арабское, — «Вы похороните меня». Если я скажу тебе это, я буду иметь в виду; позволь мне «уйти» раньше, чем «уйдешь» ты, потому, что я понимаю; жизнь без тебя станет… трудной.
— «Трудной»?
— До безумия!
Они остановились посреди тёмной аллеи.
— Я всегда чувствовал тоску, — Сказал Лино, Элизабет. — По какому-то другому солнцу.
Как странно это прозвучало… но она поняла.
— Люди часто говорили мне об этой тоске, Лино.
— Часто? — Удивился он.
— Да. Это тоска из-за жизни, в которой нет гармонии.
Он задумался над её словами.
— Поэтому нас (людей) тянет к другим… мирам. — Добавила Элизабет.
Они пошли дальше по аллее с деревьями образующими арку.
— Меня поразили слова, — Вдруг сказал Лино, Элизабет. — «Если правитель не совершенствует добродетели, то даже люди, находящиеся с ним в одной лодке, становятся его врагами».
Он смущённо улыбнулся.
— Однажды У-хоу плыл на лодке вниз по реке Сихэ. Находясь на самой стремнине и любуясь местными красотами, он, обращаясь к У-цзы, сказал: «Как прекрасны реки и твердыни гор! Поистине это опора вэйского княжества». На это У-цзы ответил: «Суть в добродетелях, а не в неприступности. В прошлом, племена саньмяо слева были защищены озером Дунтин, справа — озером Пэнли. Но их добродетели не совершенствовались, и император Юй уничтожил их. Местообитание сяского правителя Цзе было слева прикрыто реками Хуанхэ и Цзишуй, справа — горами Тайшанъ и Хуашань; с юга находился горный проход Ицюэ, к северу — кручи Янчана. Но правление Цзе было негуманным, и Чэн Тан изгнал его. Государство иньского Чжоу Синя слева было защищено горами Мэнмэнь, справа — горами Тайхан; на севере была гора Чаншань, с юга протекала Великая река Хуанхэ. Но правление Чжоу Синя было недобродетельным, и чжоуский У-ван убил его. Отсюда можно видеть, что все дело в добродетели, а не в неприступности. Если правитель не совершенствует добродетели, то даже люди, находящиеся с ним в одной лодке, становятся его врагами». У-хоу на это сказал: «Прекрасные слова!»
— Интересно, — Улыбнулась ему в ответ она. — Недальновидному и немудрому человеку даже лодка враг!
Они взялись за руки.
Элизабет посмотрела на свою очаровательную любовь с лукавой улыбкой.
— Король многострадального народа, однажды спросил Будду:
— Такой занятный человек, как я, не может заниматься всеми делами, так что, пожалуйста, покажите мне легкий путь.
Что же сказал Будда?
— Если ты помолишься искренне обо всех делах, тогда ты сможешь просто решить их, и у тебя будет мир и покой на душе
Лино рассмеялся.
— Так просто?
— Эта тоска, Лино… это тоска по Раю, в который мы больше никогда не вернёмся!
— Никогда?
— Никогда! Но как сказал тот ангел «В Аду у меня есть маленький садик, в нём я выращиваю розы»
— Кто ты, Ленни?
— Я — противоречие, как Бог; один в Трёх, и Три в одном! Как Мария — святая дева и Мать! Как человек из добра и зла!
— Мне вдруг захотелось просто пожить, — не работать, пожить.
Элизабет удивилась.
— Ты говоришь как приговорённый!
Лино внезапно улыбнулся.
— Иногда у меня такое чувство.
Она посмотрела на него, идущего рядом с ней.
— Как странно, Лино… это чувство Судьбы?
— Несвобода?
— И свобода!
Они посмотрели друг на друга.
— Судьба, — Сказал ей Лино. — Несвобода всех Несвобод!
— И свобода всех Свобод? — Добавила Элизабет.
— Да!
Он взял её за руку.
— Я тебя не держу, но я тебя не отпускаю!
— Это и есть Судьба?
— Да!
Лино вдруг улыбнулся.
— Судьба!..
Улыбка стала лукавой.
— Однажды некий трубадур влюбился в даму из рассказов своего друга. Он был так впечатлён её всяческими достоинствами, что слагал о ней стихи, много стихов…
Ирония в его улыбке.
— Молодое сердце его требовало узреть её светлый образ, и он пустился в морское путешествие, в котором благополучно умер, а та дама, не стерпев козней злого рока, ушла в монастырь.
Элизабет засмеялась.
— Дураки, скажешь ты, — Весело добавил Лино. — Нет, это тоже была Судьба.
— «Несчастье человека, — говорит Карлейль в Sartor resartus, — происходит от его величия; от того, что в нём есть Бесконечное».
— Человек велик, Лино?
— В глубине души, да!
Элизабет усмехнулась, «В глубине души»…
— А бесконечное… это?
— Он сам, человек!
— Человек бесконечен?!
Он посмотрел на неё очень ласково.
— С тобой я чувствую счастье, а не время!
— Ты сказал, что устал… человек, устаёт, Лино! Когда ты чувствуешь, что устал, нужно отдыхать, или что-то менять, иначе усталость не пройдёт никогда!
— Она и не проходит! — Усмехнулся Лино. — У таких людей как мы с тобой, она не проходит!
Элизабет почувствовала боль.
— Мы слишком много хотим, мой любимый?
Его глаза вспыхнули.
— Мы хотим справедливости, жена…
Он заглянул ей в глаза.
— Мы хотим… всё!
Она поняла его.
— Мы хотим, чтобы у этой жизни был смысл!
— Да, дорогая! Говорят, без любви нет жизни, это правда, нет, но и без справедливости, нет!
Они остановились, дворцовый парк был бесконечным и прохладным.
— Ну, что же ты, Лино… не смотри так долго!
Улыбка на его алых губах.
— Просто дух захватило!
Элизабет рассмеялась.
— Ты знаешь что сказать, и как!
Ямочки на его щеках.
— С тобой, с другими я не был так изящен!
— Я уверена, что был…
— Ты чувствуешь, как сладко пахнет эта трава? — Вдруг сказал ей Лино. — Солнцем, — лучами солнца, теплом!
— Да. — Сказала ему Элизабет.
— Знаешь, почему она так пахнет?
— Скажи мне!
— Потому, что трава не вечна!
Он ласково погладил её по щеке, наклонился, прижался губами к её губам.
— Солнце не вечно, не вечно тепло!
Она вспомнила «В период Хэйан среди аристократов была популярна игра каи-авасэ — «соединение раковин». На парных створках раковин изображали сцены из художественных произведений — например, из «Повести о Гэндзи», и играющим нужно было подобрать пару.
Со временем каи-авасэ вытеснили другие игры… Если в каи-авасэ долго не играют, появляется дух, который сам играет с ракушками.
Госпожа Каору задумчиво улыбнулась.
— Каи-тиго — тот самый дух, не понимает; люди не вечны, иногда они не играют с ним не потому, что не хотят, а потому, что не могут!»
— O nuit, viens apporter à la terre
Le calme enchantement de ton mystère
L’ombre qui t’escorte est si douce
Si doux est le concert de tes voix chantant l’espérance
Si grand est ton pouvoir transformant tout en rêve heureux
O nuit, ô laisse encore à la terre
Le calme enchantement de ton mystère
L’ombre qui t’escorte est si douce
Est-il une beauté aussi belle que le rêve?
Est-il de vérité plus douce que l’espérance?
Лино посмотрел на неё с нежной улыбкой.
— О ночь, принеси на землю
Тихое очарование твоей тайны.
Тень, сопровождающая тебя, так нежна.
Так нежен концерт голосов твоих, воспевающих надежду.
Так велика твоя власть, превращать всё в счастливый сон.
О ночь, оставь ещё на земле
Тихое очарование твоей тайны.
Тень, сопровождающая тебя, так нежна.
Есть ли красота столь же прекрасная, как сон?
Есть ли истина более нежная, чем надежда?
Элизабет удивилась «Есть ли истина более нежная, чем надежда?»
Она вспомнила «Несчастье человека, — говорит Карлейль в Sartor resartus, — происходит от его величия; от того, что в нём есть Бесконечное»
— Да, — Подумала Элизабет. — Если истина это Надежда, то, да, человек велик!
— «Есть ли истина более нежная, чем надежда?»…
Лино сжал её руку.
— Нет, — Сказал он. — И не будет!
Она посмотрела на него, он был красив, зрелой мужской красотой, — настоящей мужской красотой — сила и мощь! Он словно из времён богов и гигантов, когда жизнь мужчины была коротка, а его гибель — показателем того, как он жил.
Элизабет спросила Лино:
— Истина для тебя… это?
— Боль. Горе овладевающее человеком. Любовь одного человеческого существа к другому. Вера.
— Вера это надежда, Лино?
— Вера это вера, солнце светит, ни смотря, ни на что!
— И верится, ни смотря, ни на что?
— Да. Да!
— Ты прав, — Сказала ему она. — Я верю, верю, что те, кто не может меня простить, однажды меня поймут!
— И что ты бы хотела, чтобы они сделали?
— Не прощались со мной, как ты, никогда!
— Теперь ты понимаешь, почему я ненавижу это слово?
Он остановился.
— «Прощай»!? Теперь понимаю…
— Почему, Элизабет?!
— Потому, что прощание похоже на смерть!
Элизабет позвонила Джейку…
— Добрый вечер! — Сказал ей он.
— Здравствуй!
— Там, где ты сейчас, вечер?
— Почти.
Это было странно, разговаривать как… друзья?
— Ты не занят? — Спросила его Элизабет.
— Нет, — Усмехнулся Джейк. — Теперь, нет.
— Почему? «Теперь»…
— Я был дураком, прости меня!
Она очень удивилась.
— Что случилось?
— Я не пьян.
Он улыбнулся.
— Ничто так не убивает как жалость к себе!
Элизабет почувствовала волнение за него.
— Что с тобой, Джейк?
— Я люблю тебя, Элизабет! Всегда любил! Но нам было не суждено быть вместе!
Она вновь удивилась.
— А я настоял!
В его голосе звучало горе. Элизабет вспомнила «Истина для тебя… это?
— Горе овладевающее человеком»
Сейчас она поняла Лино.
«Горе овладевающее человеком»…
— Когда я увидел вас вместе, я почувствовал между вами связь!
Джейк замолчал.
А потом:
— Я никогда не чувствовал с тобой связи, и ты не чувствовала! Поэтому мы так легко расстались! Если бы мы чувствовали связь друг с другом, мы бы не смогли друг друга забыть!
— Ты прав. — Сказала ему Элизабет.
O рядом с ней, — «Enstanden im Schatten, wie Wasser»
Она почувствовала боль, глубокую боль.
«Истина для тебя… это?
— Горе овладевающее человеком»
Элизабет заплакала.
«Я никогда не чувствовал с тобой связи, и ты не чувствовала! Поэтому мы так легко расстались! Если бы мы чувствовали связь друг с другом, мы бы не смогли друг друга забыть!»
Она вспомнила, как Филипп Жаруски пел Stabat mater, и Бальтазар сказал ей «Каждый раз, когда я произношу твоё имя, Гермес замирает!»
Усмешка на его губах.
— Он не может тебя забыть!
— Ты смеёшься над нами?
Гермес.
Элизабет тоже замерла!
— Kuroda-Bushi, — Вдруг сказал ей Бальтазар. — У самураев была такая песня… В итоге она о любви. Нравится мне это или не нравится, но она о любви.
Он помрачнел.
— С годами начинаешь понимать, Элизабет; тебе может нравиться что-то, а может, не нравится, но это не меняет ничего!
Бальтазар обратил внимание на голос Филиппа.
— Quae maerebat et dolebat,
pia mater, dum videbat
nati poenas inclyti
Он взял свой бокал с красным вином.
— Игра Судьбы продолжается…
Он отпил вина.
— Я вас не понимаю, но я над вами не смеюсь!
— Её зовут Астра, — Сказал ей Джейк. — Как цветок! Она мне очень нравится!
Он закурил, вдохнул дым.
— Всё из-за женщины? — Сказала ему Элизабет.
— Всегда из-за Женщины! — Усмехнулся он. — Wenn die Soldaten durch die Stadt marschieren, Öffnen die Mädchen die Fenster und die Türen
— Ты влюбился в некую фрау?
Она удивлённо улыбнулась.
— В очень красивую фрау!
Элизабет вновь улыбнулась.
— Я почувствовал с ней связь. Это удивительно!
Он шумно выдохнул дым.
— Теперь я тебя понимаю!
— Правда?
— Да.
Джейк сделал паузу.
— Это чувство… связи (!), как будто без него ты не жил и не дышал!
Он вновь вдохнул дым сигареты.
— Я мог уехать в Берлин ещё до женитьбы на тебе!
— И встретить женщину по имени Астра!? — Поняла его Элизабет.
— Я отложил свою судьбу на двадцать лет!
Элизабет поразили его слова.
— Я знал, что ты меня не любишь, чувствовал, что и не полюбишь, но я настоял!
В его голосе звучало «зачем? ЗАЧЕМ!?», в его голосе звучало «прости!»
— А потом, — Продолжал он. — Потом я начал тебе мстить! Я сделал всё, чтобы разлучить тебя с нашей дочерью!
— Да! — Согласилась с ним она.
— Прости меня, Элизабет!
Элизабет захотелось заплакать.
— Бессмысленно прощать тебя, или не прощать! Я потеряла нашу дочь, Джейк, я её никогда не верну!
Она вспомнила, как юный Рик сказал Лино «Тебе грустно, отец?
— Каждый раз, когда я что-то теряю, мне кажется, что я теряю это навсегда!
— Когда ты терял меня, тебе тоже так казалось?
— Теряя тебя, я был в отчаянье!
— Почему?
— Я не мог тебя вернуть, «вернуть» это значит, что тебя поняли»
Элизабет заплакала.
Позже, прежде чем вернуться в гостиную, где её ждал Лино, она умылась, причесалась, и подкрасилась.
Глаза были красными, не скроешь!
Он слушал оперу, прекрасный Гермес, и курил сигару. Ему идёт это имя, оно отражает его суть, он умён и мудр, он хорошо себя знает, и людей!
Элизабет вновь пожалела о своих красных глазах, он заметит, расстроится!
Музыка была прекрасна, а голоса — божественны! Он любит оперу, он сказал ей, что если на этой земле и есть что-то неземное, то, это опера!
Элизабет нервно вдохнула, выдохнула, и вошла в гостиную.
— Извини, что так долго!
Он посмотрел на неё пронзительным взглядом.
— Шампанское остыло!
Улыбка на его алых губах.
— Мы его подогреем!
Она села рядом с ним, на диван, но на край.
Лино взял её за руку, — его рука тяжело легла на её руку.
— Посмотри мне в глаза.
Он сказал ей это властно, безапелляционно, требовательно.
Элизабет посмотрела.
— Он довёл тебя до слёз, — Констатировал Лино, с холодной нотой в голосе.
И резко добавил:
— Идиот!
— Наверное, мы уже на это обречены, доводить друг друга до слёз!
Она заглянула ему в глаза.
— Это цена, Лино, любимый мой, за компромиссы!
Он понял.
— Не жалей его, и не жалей себя, сделай выводы, и живи дальше!
— Я так и поступлю!
— Люби жизнь, Элизабет, — Низко прозвучал его голос. — И она ответит тебе взаимностью!
Глаза Лино лукаво блеснули.
— А если не ответит? — Так же лукаво сказала ему Элизабет.
— А ты попроси.
Он прикоснулся к её щеке.
— Мне нравятся слова: «Я ничто. Я господин Ничто, сенатор и граф. Существовал ли я до рождения? Нет. Буду ли я существовать после смерти? Нет. Что же я такое? Горсточка пылинок, соединенных воедино в организме. Что я должен делать на этой земле? У меня есть выбор: страдать или наслаждаться. Куда меня приведет страдание? В ничто. Но я приду туда настрадавшись. Куда меня приведет наслаждение? В ничто. Но я приду туда насладившись. Мой выбор сделан. Надо либо есть, либо быть съеденным. Я ем. Лучше быть зубом, чем травинкой. Такова моя мудрость. Ну, а дальше все идет само собой; могильщик уже там, нас с вами ждет Пантеон, все проваливается в бездонную яму. Конец. Finis! Окончательный расчет. Это место полного исчезновения. Поверьте мне — смерть мертва»
Лино ласково провёл большим пальцем по её рубиновым губам.
— Не прощай его, так лучше (!), так больше хочется жить (!), когда прощаешь кому-то всё, это значит, что с этим человеком покончено! Ты хочешь с ним покончить? Ты готова?
Усмешка.
— Помнишь мультфильм про Мегамозга? Самый гениальный лузер в мире!
Усмешка стала веселее.
— Смысл жизни этого парня; пакостить Метромэну, чтобы им обоим было не скучно жить.
Он очарованно заглянул ей в глаза.
— Если простишь его…
Ироничная улыбка.
— Нужно будет не прощать кого-то другого.
— Человеку всегда нужно кого-то не прощать, Лино? — Удивилась Элизабет.
— Человеку всегда нужно с кем-то бороться, это инстинкт выживания, выживание требует борьбы, выживание требует выживания, даже тогда, когда и не нужно выживать!
Он посмотрел на неё с нежностью.
— Метромэн умер, погибает и Мегамозг — от скуки, кому теперь пакостить? Больше никто не сможет оценить весь гений его злодейства! Никто!
Элизабет засмеялась.
Она вспомнила, как сказала Джейку «Мы так далеки друг от друга, что можем говорить друг другу правду; чем дальше ты от меня, тем лучше я к тебе отношусь!»
— Он тебя обидел?
— Нет.
— Но ты заплакала!
— Я не могу вернуть моего ребёнка, Лино!
— Не переставай надеяться!
— Ничто не убивает как надежда!
Они сидели в гостиной в арабско-европейском стиле.
— Когда Лора умирала, я был в тихом, но безумном отчаянье, — я знал, что ничем не могу ей помочь!
Элизабет удивилась, что Лино заговорил на больную для себя тему.
— Когда я не могу помочь тебе, я понимаю, что есть вещи, которые я всё-таки не могу тебе дать!
Он мрачно посмотрел на неё.
— А я не хочу, чтобы эти вещи были, — чтобы они существовали!
Лино поставил на низкий столик свой бокал с шампанским.
— Если бы не я, возможно, ты бы уже вернула дочь…
Прозаическая усмешка.
— А возможно, и нет.
— В Сен-Шарле Жан спросил меня; кого я бы хотела вернуть…
Элизабет отпила шампанского.
— Я ответила ему; дочь. Я сказала ему; но, это невозможно, и он спросил меня; жалею ли я, я ответила ему; не жалею!
Она заглянула Лино в глаза.
— Я так люблю тебя, Лино…
Элизабет лукаво улыбнулась.
— Многодетная семья. Один ребенок свалился в бочку с дёгтем. Мамаша вытаскивает его из бочки, осматривает и говорит мужу:
— Этого отмывать будем, или нового сделаем?
Лино засмеялся.
— Иногда, счастье моё, лучше родить новых!
Она добавила:
— Невозможно бороться, когда не чувствуешь отклика. У нас с ней любовь без взаимности!
— Ты можешь ошибаться.
— Могу, но не ошибаюсь!
Боль в его глазах.
— Ты сдалась?
— Я устала.
Он нежно погладил её по щеке.
— Не уставай!
— Почему?
— Никто тебе её не заменит, даже я!
Опера звучала, музыка была волнительной как праздник.
— О чём эта опера, Лино?
Лино иронично улыбнулся.
— О некой глупой девице, графской дочке, питающей пошлую слабость к романтическим бредням.
Элизабет рассмеялась.
— Ты не любишь долгих описаний, да!?
— Не люблю.
Ямочки на его щеках.
— Если бы я был писателем, я бы писал…
Ямочки стали глубже.
— Как писали телеграммы — а стоит ли точка, идти к психиатру точка, спросил я себя точка, мнения разделились точка.
Она захохотала.
Он «отпил» от сигары.
— Всю мою жизнь я то пишу, то читаю, то перевожу… не люблю прециозность в литературе.
— «Прециозность»? — Удивилась Элизабет.
— Манерность, переутонченность, жеманство.
— А что ты любишь в литературе?
— Историю, — хорошую историю.
— Хорошая история… это?
Лино задумчиво улыбнулся.
— Когда читая, забываешь обо всём!
Она почувствовала интерес и симпатию.
— Любимая книга твоего детства?
— «Приключения Тома Сойера и Гекльберри Финна»!
В его голосе прозвучало удовольствие.
— Это было настоящее приключение!
Он посмотрел на неё счастливыми глазами.
— А любимая книга твоего детства?
— «Мио, мой Мио» — короткая повесть Астрид Линдгрен.
— Не читал…
Лино посмотрел на неё с нежностью.
— История одинокого ребёнка.
— «Одинокого», Элизабет?
— Сироты, — нелюбимого сироты.
Его глаза потемнели.
— Он не любил тебя?
— Любил. Я хочу так думать!
— Но не думаешь?
— Иногда я не знаю, что такое любовь, Лино!
Элизабет взяла канапе с Пармской ветчиной.
— Я никогда не любила Джейка, но всегда любила тебя! Моя дочь не видит во мне мать, а твой сын — видит…
— Если бы не ты, Рик тоже не видел бы во мне отца!
Лино тоже съел канапе, но с икрой.
— Ты не прав, он чувствует с тобой родство!
— «Родство»? — Очень удивился он.
— Да, родство…
Она отпила шампанского.
— Ты ему нужнее Алины.
— Почему?
— Я не знаю! Никто не знает!
— Почему у тебя такие сложные отношения с дочерью? Из-за меня?
— Ей обидно за отца.
— «Обидно»?
Лино нахмурился.
— Я его… то терпела, то не терпела! И она это видела! Я была молода, я не понимала, что она видит!
Элизабет вспомнила «Я ничто. Я господин Ничто, сенатор и граф. Существовал ли я до рождения? Нет. Буду ли я существовать после смерти? Нет. Что же я такое? Горсточка пылинок, соединенных воедино в организме. Что я должен делать на этой земле? У меня есть выбор: страдать или наслаждаться. Куда меня приведет страдание? В ничто. Но я приду туда настрадавшись. Куда меня приведет наслаждение? В ничто. Но я приду туда насладившись. Мой выбор сделан. Надо либо есть, либо быть съеденным. Я ем. Лучше быть зубом, чем травинкой. Такова моя мудрость. Ну, а дальше все идет само собой; могильщик уже там, нас с вами ждет Пантеон, все проваливается в бездонную яму. Конец. Finis! Окончательный расчет. Это место полного исчезновения. Поверьте мне — смерть мертва»
— Ты сказал мне «Если бы не я, возможно, ты бы уже вернула дочь… А возможно, и нет»… Ты был прав — никто ничего не знает!
Она заглянула в его лазурно-голубые глаза, посмотрела на его алые губы.
— Я хочу, чтобы ты знал, Лино: я ни о чём не жалею, ни о чём!
— А я жалею, Элизабет, девочка моя! Я больше не боюсь жалеть! Я больше не хочу жить как «новенький»!
Он смущённо посмотрел на неё, и с нежностью сказал ей:
— Не бойся жалеть! Не бойся жить с этой болью! Бойся жить без этой боли!
Лино обнял Элизабет, прижал к себе.
— Я жалею о том, что жизнь разъединила меня с Жаном, — не женщина, жизнь! Я жалею о том, что мы не можем говорить друг с другом как раньше. Я жалею о том, что не могу сказать Мэри, что люблю её — она неправильно меня поймёт! Я люблю её как прекрасную женщину, которая когда-то была моей. Я всегда буду любить её — это неизбежность, — это одна из неизбежностей любви! Я не хочу быть с ней, и не хочу её потерять… Der müde Tod! Печальная Любовь и всевластная Жизнь!
