9

— Убитая старуха — Смалькова Анна Мироновна, семидесяти двух лет от роду. — Реутов пододвинул Ершову папку с делом. — Ранее неоднократно привлекалась к уголовной ответственности за мошенничество. Воровка на доверии, шантажистка и просто мерзкая тварь. Убийство совершено при помощи куска медной проволоки, превращенной в импровизированную гарроту. Тот, кто убил старуху, затянул проволоку на шее жертвы и так держал. У Симы на это явно не хватило бы сил, как и роста, собственно. И хотя я уверен, что тот, кто убил старуху, сделал человечеству одолжение, он решил подставить под обвинение твою клиентку Серафиму Масловскую, и уж этого я ему не спущу.

— Трогательная девчушка, скажи? — Ершов засмеялся. — Меня тоже проняло. Я тут покопался в ее жизни и просто офигел. Родители разошлись, отцу пришлось забрать дочку к себе — отчим не горел желанием растить чужого ребенка, а мамаша ничего не возразила. По свидетельству соседей, Сима жила в неотапливаемой времянке, прикинь! Даже в дом ее не пустили жить, и это с десяти лет! Дэн, у меня такое в голове не укладывается! У меня Яна вырастила троих племянников, а когда мы поженились, то приняла моих детей как своих, и попробуй ты их у нее отбери или просто косо взгляни, налетит как коршун! А тут родная дочь в сарае, считай! А потом папаша скончался от сердечного приступа, а мачеха выставила падчерицу на улицу. Пришлось мамаше принять дочку — и тоже не в дом, а в комнатку под крышей, в мансарде. Летом жара, зимой иней на стенах. И больной ребенок, рожденный от второго мужа, уход за которым тут же возложили на Симу — чтобы хлеб свой отрабатывала! Когда пацан умер, отчим и мать обвинили во всем Симу, а ее тогда и в городе не было!

— Вот уроды…

— Девчонка доучилась в школе, забрала кота и была такова. — Ершов вздохнул. — Представить себе не могу, чтобы моя Дашка куда-то взяла и уехала, а я бы ее не искал. А эта мать не искала, даже о пропаже заявила бабка — мать отчима! Она-то и рассказала, как с девчонкой обращались. Старуха думала, что сын с невесткой могли убить Симу, и оно бы так и выглядело, но оказалось, что и кот пропал вместе с переноской и мисочками-лотками-игрушками, и вещи кое-какие. Значит, уехала — а вот куда уехала и где сейчас, мать так и не поинтересовалась за все эти годы!

— Бывают и такие.

— Дэн, бывают, не спорю — бомжи там, алкоголики, а тут обычные с виду граждане, и вот поди ж ты!

— Ну, тебя-то ее семья наняла вроде бы. — Реутов ухмыльнулся. — Значит, семья у девушки имеется.

— Теперь — да. — Ершов откинулся на стуле и вытянул ноги. — Логуши — очень известная среди цыган семья. Происходят из венгерской ветви, Яков Логуш вообще исключение из их же правил — образованный, умный мужик, ведет бизнес, всем детям дал образование, включая девочек. Татьяна у них приемная — жена в роддоме кормила грудью брошенную девочку, да так и не смогла оставить, забрали ее, удочерили и вырастили как свою. При этом, заметь, имя ей дали не цыганское — понимали, что с такой внешностью к девочке всегда будут вопросы по поводу имени, а значит, думали о будущем ребенка, на годы вперед думали, потому что это был уже их ребенок! И девушка выросла вполне счастливой и сейчас чаще всего живет с семьей, хотя ей была куплена отдельная квартира. А это о чем-то говорит! Цыгане к детям относятся очень трепетно, несмотря на то что цыганята часто бегают неухоженные и полураздетые, тем не менее брошенных среди них нет. Так что и Симу эта семья приняла — сразу поняли, что за птица. Мать Якова, старая Тули, известная знахарка, кстати.

Реутов машинально потер запястье, вспоминая происшествие в цыганском доме. Но Ершову он об этом рассказывать не собирается, даже виду не подаст, что сам убедился в удивительных способностях старой Тули.

— Ты в это веришь?!

— Дэн, а чего мне не верить, я сам когда-то… В общем, не важно. Только семья эта пользуется уважением, тем более что дед Якова и отец Тули был последним кочевым баро. Это вроде князя у них, что ли.

— Ну, тут я в курсе. — Реутов скептически оттопырил губу. — Сейчас у них вожак живет в центре города — Лука Потокар, тоже чувак вроде бы неплохой, дом огромный… А Якова я не знал.

— Логуши держатся в тени, отчасти из-за того, что они не слишком соблюдают традиции, отчасти из-за Тули, она шувани — знахарка то есть, к ней люди и так косяками прут, им публичность ни к чему. Хотя, насколько я знаю, их дочь Циноти уже несколько раз хотели сватать, причем семьи очень состоятельные были готовы принять ее как невестку, но там девица весьма своенравная и собирается учиться дальше, так что несолоно хлебавши ушли сваты, что тоже не слишком-то согласуется с традициями. — Ершов покачал головой. — Тем не менее, когда их сына Милоша обвинили в наезде на пешехода, они наняли меня. Оказалось, парень ни при чем, просто у следователя предубеждение против цыган.

— Оно у многих есть, и часто небезосновательное.

— Дэн, просто в нашем обществе градус ксенофобии зашкаливает. Ты посмотри, как у нас: те бульбаши, те чурки, те черномазые, и еще кто-то, и эта бытовая ксенофобия не считается даже предосудительной! Люди, повторяя это, даже не осознают, насколько это дико! А цыгане — народ особый, они окружены неким мистическим ореолом, и, надо сказать, у их женщин часто встречаются необычные способности, а потому люди их боятся, а это не способствует пониманию, как и то, что эта братия частенько ведет себя не слишком хорошо, мягко говоря. Кстати, именно ксенофобию развивали в наших гражданах всегда, с царского режима еще. Я помню, как в институте читал старое, дореволюционное еще дело мултанских вотяков. Не слышал?

— Нет. Даже слов таких не знаю.

— А ты поинтересуйся. — Ершов усмехнулся. — Много нового узнаешь, но самое главное там было вот что: упор был сделан именно на национальности обвиняемых. Чтобы наш мужик знал: иноверец да инородец ему враг. Чтоб люди не объединялись, а сами друг друга грызли, это любому режиму очень удобно, играть на таких вот низменных инстинктах. Ну да ладно, давай к делам вернемся. Что по первому делу?

— Парень еще жив, но перспективы так себе. — Реутов поморщился. — За что его хотели убить, а главное — кому это могло понадобиться, я не знаю.

— Кладбище, Дэн, это целый мир, но мир очень скрытый. — Ершов побарабанил по столу пальцами. — Там много происходит такого, о чем мы с тобой лишь догадываться можем. Очень удобное место, чтобы, например, спрятать некстати образовавшееся мертвое тело. Понимаешь, о чем я? Парень мог что-то видеть или в чем-то участвовать, а потом, может быть, захотел выйти из игры, вот его и убрали.

— В том-то и дело… — Реутов понимает, что надо рассказать о находке в багажнике Симы, потому что девчонки разболтают адвокату сами. — Дело в том, что сегодня Серафима обнаружила в своем багажнике сумку Процковского.

— О как! — Ершов заинтересованно встрепенулся. — И что там?

— Вещи из могил. — Реутов вспомнил запах, который наполнил комнату в морге, когда разбирали и описывали трофеи, найденные в сумке, и поморщился. — Кукла старинная, несколько Библий в переплетах, украшенных драгоценными камнями, с золотыми и серебряными накладками, драгоценности, несколько вееров, сумочки там, туфли с пряжками. Девчонки рассказали, что Процковский говорил им о том, что старые захоронения вскрывают, а землю продают снова. А останки кремируют. Видимо, именно Процковский и занимался этим, иначе откуда бы взялись те предметы? В той части кладбища, правда, хоронили не слишком богатых граждан — но также там много могил актрис местного театра, а они, как правило, были содержанками у богатых купцов и дворян, вот откуда драгоценности.

— Вряд ли он один этим занимался… — Ершов задумался. — И трофеи таскал за собой, а это значит, что был у него подельник, и этому подельнику он не доверял, если, даже ненадолго отлучившись, взял с собой сумку с трофеями. И очень сомнительно, что он просто забыл ее в багажнике у Серафимы.

— Думаешь, что-то подозревал?

— Думаю, да. — Ершов встал и включил кофеварку. — Сима говорила, что перед самым их отъездом с кладбища Процковскому позвонил какой-то Димон и наш потерпевший ругал его и обозвал дебилом.

— Телефона при нем не нашли, компьютер тоже кто-то унес, и в его квартире ничего не обнаружено.

— Значит, выходя из машины, Процковский нарочно оставил сумку в багажнике машины — он понимал, что Сима не станет рыться в ней, когда обнаружит, а просто привезет прямо к нему в офис. — Ершов усмехнулся. — И был прав, именно так бы она и поступила. Так что искать нужно этого Димона, а попутно выяснить, что там происходит, на этом кладбище.

— Витек это как раз сейчас и выясняет, пошел туда под прикрытием, а я отрабатываю окружение, но пока это сложно — нет зацепок, поскольку не найден телефон, а записи он, видимо, вел в компьютере. Сейчас нашли его электронный адрес — возможно, наши электронщики смогут взломать и посмотреть, что он хранил на облаке.

— На облаке?

— Это электронная база данных на сервере, доступная с любого зарегистрированного там устройства. А Витек пока на кладбище порыскает, специально не брился и не мылся несколько дней, Райка его едва из дома не выгнала.

— Ну да, не тебе же бомжа изображать. — Ершов засмеялся. — Внешность у тебя, брат, для этого неподходящая.

Реутов только кивнул, вспоминая восторженный взгляд Тани.

— А девиц пока надо бы держать в поле зрения. — Ершов потянулся к кофеварке. — Мало ли кому вздумается закрыть им рты, пусть даже сто раз скажут, что ничего не видели.

— Предупрежу, чтобы не носились по городу, а больше я ничего сделать не могу, охрану же к ним не приставишь? — Кофеварка пискнула, сообщая, что кофе готов, и Реутов достал чашки и сахар. — Тебе черный?

— Нет, я с сахаром и сливками. — Ершов задумался. — Ладно, потолкую с папашей Логушем, глядишь, он что и придумает, но пока обе девицы должны быть если не изъяты из обращения, то хотя бы знать о возможной опасности. Не ровен час, просочится слушок, что они тогда на кладбище машину видели — ну, и долго они проживут после этого, пусть даже целью были трофеи Процковского? Это если еще не просочилось. Твой уволенный Филатов вполне мог разболтать.

— Они не видели ни номеров, ни пассажиров — темно было. А так мог, конечно, тот еще сукин сын. Но в той сумке не было ничего, ради чего стоило бы убивать.

— Это ты так думаешь. А то, что они ничего не видели, в данном случае совершенно ничего не значит, потому что люди, которые пошли на убийство, живых свидетелей обычно не оставляют. — Ершов отхлебнул кофе. — Так что я думаю, нужно что-то решить с их охраной. Ну, или пусть папаша Логуш их запрет, если сможет, девки-то — те еще занозы и спелись быстро.

Реутов понимает, что Ершов прав, но куда отправить девушек, чтобы те, кто решит, что им не надо продолжать дышать, не нашли их, он не знает. Можно попросить тестя, и он, конечно, поможет, если попросить: его тесть один из богатейших людей страны, причем человек очень чуткий, и примет участие в судьбе Симы уж точно, так уж он устроен, но именно что тестя просить об одолжении Реутов не хочет. Не потому, что с тестем плохие отношения — наоборот, отношения отличные, но вот тащить работу в дом не полагается, а это вроде так и будет выглядеть.

С другой стороны — а если из-за его терзаний и чистоплюйства пострадают его же свидетели по делу?

Он вдруг вспомнил тоскливые глаза Симы, когда она смотрела на фотографию своего Сэмми, и решил: если совсем уж тупик, он обратится к тестю.

— То есть по покушению на Романа Процковского никаких зацепок?

— Только частичный отпечаток шины и анализ масла, подтекавшего на дорожку. Эксперт предполагает, что машина иностранного производства, не внедорожник. Ну, это мы знаем и со слов свидетелей. Ни окурков, ни иных следов нет, оружие тоже никуда не привело, а пули, извлеченные из тела Процковского, точно выпущены из найденного на кладбище пистолета.

— В квартире точно ничего?

— Он жил в своей конторе, прямо на кладбище. — Реутов поежился. — Но я сам там осмотрелся — нет ничего такого, что указывало бы на связи потерпевшего с чем-то незаконным или потенциально опасным. Но тогда я еще не знал о сумке с трофеями, а тут уже совсем иная история получается. Представить себе не могу, как он жил на кладбище…

— Да ладно, живых надо бояться. А насчет чего-то незаконного, так здесь есть один тонкий момент. Чтобы получить эту точку на кладбище, надо отодвинуть кучу конкурентов. Как парнишке это удалось? Кладбищенская мафия — это тебе не что попало, там нравы царят волчьи, и эта точка уж больно сладкая, а вот поди ж ты, никому не известный паренек ее получил. Чей он протеже и что он делал, чтобы отработать такую протекцию?

— Я уже думал об этом. Ну, пока Витек поразнюхает, я с убийством старухи увяз… — Реутов хмуро смотрит в окно. — Ведь убить ее мог любой из жильцов, насолила она всем. И Сима могла бы — теоретически, но практически, даже если не считать зазор во времени, исключающий ее участие в убийстве, у нее элементарно не хватило бы ни сил, ни роста, чтоб убить старуху так, как она была убита. Вот тупой тяжелый предмет — это да, могло быть, а так — нет, не сходится.

— А ты вот о чем подумай. — Ершов допил кофе и отодвинул чашку. — У Татьяны Логуш хватило бы и сил, и роста придушить старую ведьму. Она девушка довольно крупная.

— Сговор?

— Ну, теоретически — да. Таня заметно опекает Симу, а тут старуха. И девушки договариваются: Таня убивает старуху, подтягивают труп к двери Симы, и они вдвоем разыгрывают все как по нотам.

— Вот только видеорегистратор машины, стоящей у дома, зафиксировал время прихода Тани — не было у нее на это времени. А у убийцы было, он находился в квартире старухи со свежим трупом и понятия не имел, что к Симе кто-то пришел. И еще момент. У нашего убийцы на руках должны были остаться ссадины от проволоки, а их нет ни у Симы, ни у Тани, я специально смотрел. — Реутов покачал головой. — Нет, невиновны обе.

— Да, похоже на то… — Ершов задумался. — Нет, ты прав, не сходится. Возможность была, а люди не те. Невиновны наши девицы, не убивали они старуху. Но кто-то решил, что эта версия прокатит.

— Помнится, Сима сказала, что ее сосед Николай говорил о шантаже. Якобы старуха соседей шантажировала… — Реутов просматривает показания Симы. — Ну вот, это могло быть мотивом. Думаю, бабка заигралась. Шантажисту-то даже не деньги или иные блага интересны, хотя интересны, конечно. Ему важна власть над другим человеком, и тут старуха полностью соответствует профилю шантажиста. Но такие граждане очень часто заканчивают свои деньки с проволокой на шее или с перерезанным горлом, а этого старуха не учла.

— Нужно еще раз допросить всех соседей. Благо их там немного. — Ершов поднялся. — Ладно, пойду, свяжусь со своим нанимателем, а ты девиц у себя подержи пока.

Реутов достал из ящика пакетик с фисташками и задумался. Ему очень нужен был совет, но Витек втирается в доверие к кладбищенским бомжам, Бережной теперь генерал, и беспокоить его вроде как неудобно, а просить тестя… Ну, может, цыган Логуш что-то придумает, но придумывать надо прямо сейчас, пока два магнита для неприятностей, сидящие в соседнем кабинете, живы и относительно здоровы.

А это значит, что работать ему сегодня допоздна, и хотя компьютерщики пытаются добыть хоть что-то из электронного облака хранения данных, а эксперты обрабатывают новые улики, из всех вариантов действий ему на данный момент доступен лишь осмотр жилищ жертв, и сейчас он поедет на квартиру к старухе, а завтра еще раз осмотрит офис на кладбище, вдруг тогда что-то упустил. Потому что поехать на кладбище сейчас его никакая сила не заставит, а к старухе можно нагрянуть запросто, квартира в многоэтажке — это просто квартира, а не кладбище.

Реутов поднялся и вышел, заперев кабинет. В соседнем помещении слышался смех — там двое сотрудников, с которыми он оставил Симу и Таню, вовсю использовали служебное положение, совмещая приятное общение с охраной свидетелей. Ершов разговаривал по телефону, коротко что-то поясняя. Реутов заглянул в кабинет напротив.

— Виталий, ты занят?

Семенов поднял голову от писанины.

— Отчет пишу.

— Пусть практикант напишет, поехали, осмотрим квартиру жертвы сегодняшнего убийства.

Капитан Семенов с радостью поднялся из-за стола. Из всех на свете дел больше всего он ненавидел гладить одежду и писать отчеты. И ради того, чтоб избежать этих занятий, был готов на любые трудовые свершения на ниве сыска.

— Сейчас распоряжусь. — Семенов достал из сейфа пистолет и сунул в кобуру. — А ты…

— А я тебя в машине подожду, не тяни.

Реутов толком не осмотрел квартиру жертвы — на месте преступления его больше занимали возможные свидетели, но теперь мысль, что убил старуху кто-то из жильцов подъезда, вполне оформилась. И, вычеркнув из списка возможных убийц Таню и Симу, Реутов встал перед проблемой мотива. У Симы мотив был, но она в силу своих физических данных не могла бы совершить такое убийство. Таня могла бы, и теоретически можно предположить, что девушки могли сговориться, но как они выманили старуху из квартиры и дотащили тело к двери, а самое главное — зачем? И времени у них не было, экспертиза показала, что старуха была убита примерно за полчаса до того, как обнаружили ее тело, а то и раньше. Значит, убийца живет в этом подъезде, и, кроме того, если бы убийство было спонтанным, то девчонки не успели бы договориться, но их показания не противоречат друг другу, а третья свидетельница утверждает, что звон посуды услышала за секунду до того, как увидела открытую дверь в квартиру Симы и труп у порога. Нет, не убивали девчонки старуху, о чем свидетельствуют и их розовые ладошки, без всяких признаков следа от проволоки.

И убийство не было спонтанным. Тот, кто его совершил, все спланировал заранее, и пути отхода тоже продуманы: свалить все на одинокую нелюдимую девчонку, у которой был самый очевидный мотив. И только из-за этого Реутов поймает его, чтоб не подличал.

— Вот люблю я такие дома! — Семенов с уважением смотрит на массивную сталинскую постройку. — На века строили.

— И соседей мало. По две квартиры на каждой площадке.

Они вошли в подъезд, освещенный тусклыми лампочками, и приблизились к двери, опечатанной полицейской печатью. Собственно, вся печать — просто клочок бумаги, приклеенный к двери и раме, но это лучше, чем ничего.

Реутов поддел печать, вошел в квартиру и зажег свет в прихожей.

— Фу, ну и вонь…

Семенов с отвращением морщится. Запах в квартире и правда стоит несусветный. Это моча, испорченная еда и еще что-то, что идентифицировать невозможно, да и не надо.

— В этой помойке не то что мы, но и убийца ничего не найдет. — Семенов переступил через кучу мусора на полу. — Тут никто ничего не найдет, я думаю.

— В отличие от нас, убийца мотивирован. — Реутов с тоской вспомнил свою квартиру, где Соня укачивает трехмесячную Катюшку и где пахнет домом, уютом, Сониными духами и Катюшкиными одежками. — Он понимает, что у старухи что-то есть на него, и это что-то находится здесь.

— Выглядит так, будто здесь ураган прошелся. — Семенов оглядел захламленную комнату. — Что мы ищем?

— Не знаю. — Реутов вздохнул и надел резиновые перчатки. — Просто давай осмотрим все, метр за метром. То, что старуха здесь прятала, обязательно надо найти.

Семенов достал из кармана пакетик с перчатками и поспешно надел их. Прикасаться к чему-то в этой квартире без перчаток он не рискнул бы никогда. Он опасливо огляделся, нет ли здесь клопов, потому что ему только клопов не хватало притащить домой, и Светка его бросит как пить дать. Он бы на ее месте себя обязательно бросил бы, а она терпит, борщи ему варит и жалеет, когда он приходит домой вусмерть уставший, но стоит ему бросить немытую чашку на столе или носки мимо стиральной машинки, закатывает ужасный скандал.

«Не поймешь этих баб… — Семенов с отвращением роется в шкафу убитой старухи. — Надо бы Светке купить что-то блестящее, как она любит. Просто так куплю и принесу, то-то радости будет».

Он сдвинул с места стопку белья и, непроизвольно вскрикнув, отскочил от шкафа. Стенка подалась, и открылась ниша, из которой на него глянуло почерневшее иссохшее лицо, покрытое какими-то пятнами, словно проказой.

— Вот уж не думал, что воочию увижу воплощение поговорки «скелет в шкафу»! — Реутов ободряюще похлопал Семенова по плечу. — Вызывай криминалистов, Виталик, а я начальству сообщу.

Теперь есть законный повод побеспокоить Бережного. Андрей Михайлович только два месяца как получил звание и должность, но не зазнался и велел, если что интересное, звонить обязательно. А уж мумия в шкафу многоэтажки — это куда как интересно.

По крайней мере, Реутову это было интересно, и Бережного, он был уверен, тоже заинтересует.

А он еще на кладбище не хотел ехать.