8

— Значит, ничего не видели и не слышали.

Реутов устало смотрит на Симу и Таню, откинувшись на спинку дивана. Сима предпочла никого не пускать на свою кухню. Вид у нее не хозяйственный, видали такое?!

— Ничего. — Таня покачала головой. — Я пришла минут за десять до того, как… как обнаружила труп, и ответственно заявляю, что тогда все было в порядке.

— Ну, конечно. — Реутов вздохнул. — Ладно, едем в отдел, надо снять показания. Кто из соседей с ней конфликтовал?

— Я без понятия, — Сима растерянно смотрит на Реутова. — Я никого из них не знаю, кроме соседки с третьего этажа Юли, ее мужа Павла и соседа напротив, и то я с ними познакомилась буквально вот только на этой неделе.

— А живешь в этой квартире скоро год.

— Ну да. — Сима раздраженно смотрит на майора. — Я не слишком большое значение придаю социальным связям.

— Это я уже понял. — Реутов переводит взгляд на Таню. — Вы родственницы?

— Дальние. — Взгляд у Тани делается совершенно нейтральным. — А поскольку иной родни, кроме моей семьи, у Симы нет, то мы общаемся.

— Ясно. — Реутов собирает протоколы. — Тебе практики еще три недели. Я попросил майора Михеева перевести тебя в наш отдел, так что считай себя моей практиканткой.

Таня не удержалась и взвизгнула от восторга:

— Спасибо, Денис Петрович!

— Ты погоди благодарить, я гонять тебя буду, как золотую рыбку на посылках, а еще ты свидетельница по двум убийствам, и, честно говоря, я просто предпочитаю, чтоб вы обе были у меня на глазах, потому что мне не нравится тенденция. Чуть убьют кого — и вы обе, красотки, тут как тут нарисовались.

— Это совпадение. — Сима обеспокоенно смотрит на Реутова. — Мы понятия не имеем, кто и зачем…

— Если бы я считал иначе, вы обе уже сидели бы в камере, а не прохлаждались на свободе. — Реутов поднялся. — Звоните Ершову, пусть подъезжает в отдел, будем разбираться.

Его взгляд остановился на фотографии в рамке.

— Красивый был кот. — Реутов покосился на Симу, глаза которой моментально наполнились слезами. — У моей жены похожий кот, только рыжий. Умный, сволочь, иногда просто страшно становится, внеземной разум какой-то.

— У мамы тоже кошка, вот Сима видела… Котята недавно появились. — Таня понимает, что Симу надо отвлечь. — Такая, знаете, кошка, просто сплошное золото.

И эта вдруг возникшая общность оказалась им настолько очевидной, что все трое ее почувствовали и отчего-то смутились. Что может объединить столь разных людей, никак не стыкующихся в жизни? У них могут быть разные социальные установки, разные жизненные орбиты и диаметрально противоположные взгляды на жизнь, но вот между ними оказывается милый зверек с янтарными глазами, и люди понимают, что они на одной стороне. Даже совместная трапеза не объединяет так, как объединяет нечто, вызывающее настоящие эмоции. Пробегает некая искра, и люди чувствуют, что могут друг другу доверять.

Именно это сейчас и произошло.

И все трое понимают, что, как бы теперь ни сложилась ситуация, отныне они будут действовать сообща, чтобы распутать тот невероятный клубок событий и совпадений, который сейчас кажется неразрешимой проблемой, к решению которой непонятно как подойти.

— Сима, ты хоть поешь. — Таня подталкивает подругу в сторону кухни. — Там блинчики остались. А я папе позвоню пока, он сам с адвокатами свяжется. Денис Петрович, у нас есть время, чтоб Сима поела?

Реутов молча кивает, задумавшись о своем. Этот пустой дом, в котором спряталась от мира Сима, выглядит холодным и необжитым, и Реутову вдруг вспомнилась его жена Соня — такой, какой он встретил ее впервые. Она была в компании друзей, но то, что она была одна, даже в компании, он ощутил сразу. Отчужденность Сони, как и остальных тогдашних фигурантов, объяснялась довольно просто: у них всех была легкая форма аутизма, и даже сейчас, когда Соня стала его женой и матерью его дочери, она мало изменилась в вопросах социальных связей.

Но у Симы нет аутизма, и Реутов навел о ней подробнейшие справки, как и о Тане. Конечно, никакие они не родственники, и тем более не родственники той цыганской семье, которая встала за них обеих горой, хотя семья считает иначе. Но то, что он узнал об обеих девушках, еще больше убедило майора в том, что никакого отношения к убийствам они не имеют и их причастность к обоим делам — это причастность людей, случайно оказавшихся не в том месте не в то время. И, конечно, на них обеих при желании можно повесить оба убийства, но такого греха майор Реутов не взял бы на душу никогда в жизни, потому что никогда бы себе подобного не простил, не говоря уж о том, что тут же лишился бы уважения не только своих коллег, но и собственной жены.

За годы работы в полиции Реутов частенько видел, как его коллеги, мягко говоря, свободно обращаются с фактами и уликами. Но его интерес к работе заключался как раз в том, чтобы выяснить истину, а не просто, проманипулировав фактами и результатами экспертиз, выбить из какого-то бедолаги, неспособного постоять за себя, явку с повинной и закрыть дело, и не важно, что преступник на свободе.

Нет, у майора Реутова, как и у его бессменного напарника Виктора Васильева, было то, что они бы назвали охотничьим азартом. Разобраться в деле, загнать добычу, найдя неопровержимые факты и улики, — вот что было важно, и тогда можно спать спокойно, потому что очередной убийца больше не выйдет искать следующую жертву. Они оба верили в правосудие, хотя понимали, что это крайняя степень идеализма там, где суды часто — просто расправа. Но оба считали, что должны делать то, что должны, а там будь что будет, и заслужили уважение коллег.

Как-то так получилось, что в их отделе постепенно перестали задерживаться любители распускать руки и подтасовывать факты. Конечно, Реутов не приписывал это себе, он был склонен считать подобное результатом влияния начальника управления генерала Бережного, с которым успел поработать и подружиться и которого безмерно уважал за честность и профессионализм. И такой тон задал генерал своим подчиненным, а это привело к тому, что небрежные и равнодушные к работе сотрудники постепенно стали отсеиваться.

Реутов заглянул в спальню хозяйки. Небольшая комната с недорогой простенькой мебелью, ни картин, ни фотографий, ни цветов. Совершенно очевидно, что хозяйка приходит сюда просто ночевать, при этом постоянно наводит ожесточенную чистоту. Видимо, это защитная реакция на то, что она оказалась отвергнутой собственными родителями с раннего детства. Одинокая, никому не нужная девочка, которая сумела выжить одна, не скатившись в криминал и грязь благодаря светлой голове и упорству. Такое он видел нечасто и очень уважал подобных людей. Другая бы на ее месте, учитывая внешность, нашла бы способ более легкого заработка, но у Симы была цель, и она не отступила, за несколько лет построив для себя мир, в котором смогла жить.

Но за это заплатила одиночеством. Сложно быть не одиноким человеком, когда никому не доверяешь.

Клиенты и коллеги, у которых Реутов и Васильев осторожно интересовались Симой, в один голос хвалили ее за профессионализм, но когда им задавали вопрос, что они о ней знают, оказывалось, что никто и ничего. Приятная девушка, со всеми одинаково приветливая — и все.

Чтобы в нескольких женских коллективах сделать так, что никто о тебе ничего не знает, надо уметь лавировать между каплями дождя. Это говорит о чрезвычайной способности приспосабливаться к среде и выживать. Вот есть бабочки, которые отпугивают врага яркой окраской, а есть те, кто сливается с фоном, и у вторых шансов выжить больше, чем у первых. Сима умеет слиться с фоном так, что на нее перестают пристально смотреть, вот только конфликт с убитой старухой не вписывается в эту схему.

А ведь вполне можно было бы предположить, что именно Сима убила старуху, потому что та ее постоянно изводила. И выглядело бы все именно так, если бы не пришел к Симе сначала сосед Николай, а потом Таня. И тут как раз Танин визит оказался решающим, потому что она вошла в квартиру, когда никакого трупа под дверью не было, и все время находилась в квартире вместе с Симой.

А тот, кто убил старуху и притащил ее труп под дверь девчонки, не знал, что у нее с недавних пор появилась чрезвычайно деятельная подруга, ведь до этого к Симе никто никогда не приходил. И убийца изучил ее образ жизни, наблюдал достаточно долго, чтобы сделать вывод: девчонка всегда одна, друзей и родни нет, а значит, вступиться за нее будет некому, а полиция разбираться не станет.

И значит, человек, убивший старуху, живет в этом подъезде, и он хотел, чтобы в убийстве обвинили Симу. Не потому, что чувствовал к девушке неприязнь, а просто так оказалось очень удобно.

Реутов поморщился, как от зубной боли.

Он видел множество людей, по тем или иным причинам совершивших умышленное убийство. К некоторым он испытывал неприязнь, некоторым сочувствовал — ну, карта так легла, что человек в стрессе не нашел иного выхода или нечаянно убил, что тоже бывает. Но особенное отвращение он испытывал к тем, кто, совершив преступление, пытался подставить другого человека. К таким экземплярам Реутов был абсолютно беспощаден и сейчас тоже знал, что обязательно выследит убийцу и сделает это не ради убитой старухи, которая была изрядной сволочью, а ради большеглазой худенькой девушки, единственной отрадой в жизни которой был черный кот, да и тот ушел в страну вечно полных мисок молока.

— Мы готовы. — Таня смотрит на Реутова восторженными глазами. — Денис Петрович, а что я буду делать в вашем отделе?

— Что велю, то и будешь делать. — Реутов знал, как его внешность действует на дам, но Таня даже и не скрывала, что любуется им, и это его позабавило. — Поехали, полно дел.

Сима заехала во двор и заглушила двигатель.

В полиции их продержали не так долго, как она ожидала, но теперь, когда они с Таней приехали к дому родителей, было невежливо и ужасно развернуться и уехать.

— У нас сегодня творожная запеканка. — Таня мечтательно прищурилась. — Никто ее не ест, кроме нас с Милошем, и мама сказала, что сегодня приготовит ее сама, тебе понравится, вот увидишь. У мамы вообще все очень вкусно получается, просто сейчас есть невестки, готовят они, так принято. Но творожную запеканку нам с Милошем готовит только мама, невестки так не умеют. Идем, Сима.

— Погоди, когда я ехала, что-то в багажнике стукнуло — не иначе огнетушитель сорвался с крепления.

— Скажи Милошу, он поглядит.

— Я сама взгляну. — Сима открыла багажник. — Ой, смотри!

В багажнике — темная сумка, пахнущая какой-то смазкой, Сима знает, что она ей не принадлежит, и откуда она взялась?

— Это Ромкина сумка, — вздыхает Таня. — В тот день, когда мы памятник ставили, он взял ее — сказал, инструменты, ты должна помнить.

— Правда, так и было… Только что-то я не помню никаких инструментов, кроме лопатки, которой замешивали бетон, и ею же ровняли, да старого таза. — Сима озадаченно смотрит на сумку. — А сумку он зачем-то поставил мне в багажник, но когда вышел — не забрал.

— Забыл, может.

— Ну, может, и забыл. Только сейчас-то что с ней делать?

— Давай посмотрим, и если там нет какой-нибудь супердорогой дрели или чего-то в этом роде, вполне можем о ней забыть, потом вернем. — Таня наклонилась и достала сумку из багажника. — Для инструментов не такая уж тяжелая.

Она поставила сумку на скамейку у дома и открыла.

Какие-то предметы, упакованные в полиэтилен, и запах очень неприятный. Сверху, завернутая в пищевую пленку, лежит большая, даже на вид старинная кукла.

— Ну, охренеть! — Таня смотрит на Симу. — И что это?

— Думаю, это вещи из могил. — Сима понимает, что за запах исходит из сумки. — Он же рассказывал, помнишь? Ну, что вскрывают старые захоронения ради того, чтобы продавать места на кладбище. Видимо, все это найдено в могилах.

— Фу, гадость какая! — Таня брезгливо отодвинулась. — Брать что-то оттуда…

Сима взяла куклу и развернула, запах сырости и тлена стал сильнее.

— Смотри, волосы, похоже, человеческие.

— Брось немедленно, ты что! — Таня потянулась за телефоном. — Сейчас же позвоню Реутову, пусть приедет и заберет весь этот мертвецкий хлам.

Кукла смотрит на Симу бессмысленными глазами, очень темные брови придают ей какой-то зловещий вид, а тщательно сшитое платьице из зеленоватого шелка и кружев испорчено — с правой стороны на нем имеется отвратительное пятно.

— Тело разлагалось, вот и платье у куклы испачкалось в жидкости. — Таня уже закончила переговоры. — Сейчас приедет. Ругался ужасно…

— Ругался-то чего?

— А кто знает?..

Таня тоже заглянула в сумку и достала очередной сверток. В нем оказалась старая Библия, оправленная в переплет, украшенный крупным жемчугом. А Сима, не отрываясь, смотрит на куклу.

— Знаешь, что странно?

— Кроме того, чтоужестранно? — Таня полистала Библию. — Ну, скажи.

— Вот смотри: все эти вещи были похоронены вместе с хозяевами, и у них не было уже надежды увидеть свет снова. Куклу эту зарыли вместе с ее маленькой хозяйкой, и она лежала рядом с ней — сколько, сто лет, больше? И теперь она снова видит солнце и лето, а та девочка…

— Поняла… — Таня вздохнула. — Да, та девочка, которая когда-то любила эту куклу, уже никогда не увидит ничего. К сожалению, вещи часто долговечнее людей, что ж. Не думай об этом, Сима, мы…

Из дома вышла Тули и направилась к ним, девушки умолкли. Таня завела руку с Библией за спину, а Сима не успела спрятать куклу обратно в сумку.

— Надеюсь, вы обе понимаете, какую глупость совершили, притащив сюда эти вещи?

— Бабушка, мы даже не знали, что они там! — Таня округлила глаза. — Мы уже в полицию позвонили, сейчас все это увезут.

— Не надо было руками все это трогать! — Тули кивнула Симе: — Положи обратно, зачем ты ее вообще взяла в руки? И ты тоже, Татьяна, или ты думала, я не замечу?

— Думала, не заметишь…

— Глупые, бестолковые дети, как вы не понимаете, что нельзя ничего брать у мертвых? — Тули сокрушенно заломила руки. — Что теперь делать, когда вы принесли в дом такую беду?

— Бабушка, мы в дом ничего не…

— Еще бы вы занесли! — Тули сердито смотрит на Таню. — Ладно, вас-то я смогу в порядок привести, но это же будет трогать и другой человек, и ему эта беда ни к чему.

Во двор вошел Реутов и незнакомый девушкам мужчина, заросший щетиной.

— Это майор Васильев, мой напарник. — Реутов почтительно поздоровался с Тули. — Что тут у нас?

— Вещи эти взяты у мертвых, и живым они принесут только смерть. — Тули перехватила руку Реутова, когда он потянулся к сумке. — У тебя жена живет среди теней и дочка маленькая, не трогай ничего из этого, лучше всего отвезти на кладбище и закопать.

— Не могу, бабуля, это теперь улики по делу… — Реутов удивленно смотрит на Тули. — Ничего, закон нельзя нарушать, даже покойники должны это понимать.

— Тот мир живет совсем по другим правилам, — покачала головой Тули. — Но ничего от мертвых брать нельзя. И раз уж не можешь ты по-другому, что ж. Идемте со мной, оба.

Васильев даже попятился — старая цыганка испугала его.

— Я не думаю, что…

— У тебя трое детей, ты хочешь беды им принести?

Реутов и Васильев переглянулись, а Тули, развернувшись, направилась в сторону сада.

— Идите за ней. — Таня подтолкнула Реутова. — Идите оба, не сердите ее. Не надо бояться, бабушка ничего плохого вам не сделает, наоборот даже.

— Откуда она знает о моих детях и его семье? — Васильев в смятении потер подбородок, заросший светлой щетиной. — Как это возможно?

— Вот так. Бабушка много знает такого, чего другие не знают. — Таня снова подтолкнула их. — Идите, иначе она рассердится.

Переглянувшись, полицейские последовали в глубь участка, где в саду стоял небольшой домик, обшитый деревом.

— Входите.

Внутри оказалась одна-единственная комната, в которой стояло огромное, больше метра высотой, Евангелие. Стены, похоже, были облицованы алебастровой плиткой, на столе стояли кувшины и плошки из того же материала.

— Садитесь сюда.

Они послушно сели на низкую скамеечку и переглянулись.

Тули взяла одну из алебастровых чаш и что-то нашептала в нее, проводя пальцами по кромке. Раздался тихий гул, который нарастал, и от этого звука заломило виски, словно из головы пытается вырваться что-то осязаемое. И на высшей точке звука они оба одновременно вскрикнули от резкой боли, и гул тут же прекратился, а в руках Тули оказался запечатанный крышкой небольшой кувшин, который она бросила в ведро с водой, и он пошел ко дну, словно был чем-то наполнен.

— Теперь я должна дать вам защиту. — Тули развела огонь в небольшом тигле и подвесила над ним свой перстень с печатью. — Иначе никак. В этом деле вы все время будете соприкасаться с миром мертвых, и чтобы вас не коснулось зло, а через вас — и ваших детей, вы сейчас потерпите. Протяните мне каждый левую руку.

Реутов послушно протянул цыганке ладонь, и она вдруг прижгла ему запястье раскаленной печатью на перстне. Васильев хотел было отдернуть руку, но старуха неожиданно сильно схватила его и проделала с ним то же самое.

— Это печать Силы, и отныне эта Сила будет с вами, внутри вас. Защищать от зла, оберегать от гибели, отваживать от вас злых людей и нечисть. — Тули устало опустилась на стул, стоящий у столика с кувшинами. — Я забрала у каждого из вас все темное, что вы насобирали за жизнь, и заперла. А вам дала защиту, которая уже не допустит к вам зло. Идите и знайте: тот, кого вы ищете, уже знает о вас и о том, что вы его будете искать, пока не найдете. А он не хочет, чтоб его нашли.

Полицейские вышли, пребывая в полном смятении духа. Не верить тому, что они сами видели, они не могли, но понимали, что никто не поверит, если рассказать.

Ни Симы, ни Тани не было видно, а на скамейке во дворе стояла злополучная сумка с трофеями грабителей могил.

— Это между нами останется, Дэн. — Васильев посмотрел на запястье, с которого каким-то образом уже начал сходить ожог. — Она обожгла нас, но посмотри: скоро и следа не останется. Как она сказала — печать будет внутри? То есть с другой стороны кожи?

— По-видимому, так и есть. — Реутов пожал плечами. — Никому говорить не будем, оно никому и не надо. Это разумно, что следа нет, не будет лишних вопросов. Вить, а кольцо-то было раскалено до самой крайней точки.

— Не хочу об этом думать. Я бы сейчас пива выпил…

Словно в ответ на его желание из дома показалась очень стройная девушка с длинными черными косами, в руках у нее две банки пива.

Полицейские переглянулись и взяли банки из рук девушки. Они уже ничему не удивлялись.