18

Последующие дни в Линдерхофе тянулись как во сне.

Сразу после роковой встречи с королем я составил депешу графу Дюркхайму, в которой описал все, что мне пришлось пережить. Так как я опасался, что королевским слугам доверять уже нельзя, то сам заплатил курьеру из Этталя, который обещал в течение дня доставить запечатанное письмо в Берг. Я знал, что граф, как и доктор Шляйс фон Лёвенфельд, были там, в замке, и дожидались возвращения короля. Я же собирался отправиться в Берг вместе с Людвигом и его свитой. До тех пор я надеялся еще раз поговорить с ним о замысле министров. Но еще сильнее мне хотелось как можно чаще видеться с Марией.

С нашей первой встречи мысли об этой девушке не оставляли меня в покое, я постоянно думал о ней. Казалось, ее звонкий смех и взгляд умных глаз благотворно воздействовали не только на короля, но и на меня, рассеивая мрачное настроение, ядовитым облаком нависшее в то время над Линдерхофом. Поэтому я поджидал ее у входа для прислуги, помогал относить корзины с яйцами на кухню или вырезал свирели для Леопольда. Что угодно, лишь бы добиться ее внимания. Мария часто смеялась и подмигивала мне, но ее окружала темная аура, преодолеть которую я был не в силах. Когда мы играли с ней и с ее сыном, взгляд ее становился вдруг пустым и в то же время бесконечно тоскливым.

В последующие недели мы встречались все чаще. Время от времени Мария оставляла Леопольда, и мы вместе ходили гулять к реке Линдер. Но всякий раз, когда я пытался взять ее за руку, Мария отстранялась.

– За кого господин принимает меня? – сказала она однажды и шутливо погрозила пальцем. – Я – служанка короля, а потому обещана только Его Величеству, – и кокетливо улыбнулась. – Тем более что мы друг другу не подходим. Ученый доктор и дочь резчика – это никуда не годится.

– Я готов обучиться резьбе, если смогу тем самым сблизиться с тобой.

Мария хихикнула.

– Бог ты мой, Теодор! Перестань говорить как аристократ! К тому же руки у тебя не оттуда, так ты вообще без пальцев останешься.

Она вырвалась и побежала прочь. А я, влюбленный дурак, погнался за ней в плотной рубашке и теплом сюртуке. По лбу у меня струился пот, и я, задыхаясь, в очередной раз вынужден был признать поражение.

Именно в эти дни ревность начала грызть меня изнутри, как маленький ненасытный зверек. Уже не в первый раз Мария брала вино и хлеб с копченостями и уходила в грот Венеры, где ее дожидался король. Мне было известно, что Людвиг любил окружать себя людьми из народа, интересовался их благополучием и делал им небольшие подарки. Мария была не единственной – порой Людвиг приглашал и конюхов, и возниц. Тем не менее невыносимо было осознавать, что она с Людвигом там наедине. Поэтому однажды я перехватил ее у входа и потребовал объяснений.

– Ну? Как чувствует себя Его Величество? – осведомился я с наигранным безразличием. – По вкусу ли вам вино? Понравилась королю твоя маринованная оленина?

Мария взглянула на меня с недоумением и болью, но быстро оправилась от потрясения.

– У короля, как обычно, заболели зубы, – ответила она деловито. – Я мелко нарезаю ему мясо, чтобы удобнее было есть. Вот и всё.

– Могла бы и пережевывать для него, чтобы было еще мягче.

Мария неожиданно нахмурила брови, как тогда, в первую нашу встречу.

– Что на тебя нашло, Теодор? – прошипела она. – Как ты смеешь разговаривать так со мной? Ты не знаешь ни меня, ни короля и все равно насмехаешься над ним! Как все остальные!

– А что, если в этих насмешках есть доля правды? – спросил я бесстрастно. Злость слепо вела меня за собой. – Люди болтают не без оснований. Поверь, мне из достоверных источников известно, что твой любимый король рискует оказаться в сумасшедшем доме. А своими эскападами, этим гротом, своими играми в германцев и ночными скачками он сам себе роет могилу! – Я до того возвысил голос, что испугался, как бы меня не услышал король. – Разве ты не понимаешь, что он таким образом лишь подыгрывает своим врагам? – воскликнул я. – А ты еще и кормишь его, как будто он старый пес…

Мария побледнела.

– Замолчи! – прошептала она глухим голосом. – Что ты вообще знаешь о короле? Что вы все знаете? Еще вчера в трактире болтали, будто король ужинает вместе со своим конем! Что за глупости… – Она сокрушенно покачала головой. – Выдумывают какую-нибудь историю и устраивают балаган! Если вы не понимаете Людвига, это еще не значит, что он сумасшедший!

Она развернулась и пошла прочь, оставив меня стоять с разинутым ртом. Я чувствовал, как злость понемногу стихает и на смену ей приходит ощущение собственной ничтожности.

– Мария, вернись! – закричал я ей вслед. – Прости! Я не это хотел сказать!

Но Мария уже скрылась среди деревьев.

Прошло немало времени, прежде чем она снова со мной заговорила. Ревность между тем продолжала бурлить во мне – и вскоре получила новый источник.

Я уже дважды наблюдал, как Мария уходит с Леопольдом в Обераммергау, но теперь это происходило гораздо чаще. Возвращалась же она всякий раз в унынии. Поэтому я решил при первой же возможности проследить за ними. Их путь пролегал по узкой тропе у подножия Пюршлинга, через Грасвангталь. Дорога заняла несколько часов и окончилась у крошечного домика на краю деревни. Им открыл мужчина сорока лет, с хмурым лицом и косматой бородой. Вокруг дома играли дети. Мужчина разогнал их повелительным жестом и только потом пригласил Марию в дом. Леопольд трогательно повис у мужчины на шее, и все трое скрылись за дверью.

Три чувства боролись во мне: тоска, облегчение и стыд. Как я вообще мог подумать, что между Марией и королем может существовать какая-то тайная связь! Малыш Леопольд, очевидно, был бастардом, и с отцом ему разрешалось бывать лишь в отсутствие его супруги. Мне не верилось, что Мария по-прежнему любит этого хмурого крестьянина. Ребёнок, вероятно, был случайным, и отец украдкой давал ей деньги. Надежда вспыхнула во мне с новой силой.

Вскоре после этого Мария, казалось, простила меня; она снова разговаривала со мной, но по большей части о чем-нибудь отвлеченном. Следовало выждать какое-то время, прежде чем отношения между нами станут такими же доверительными, какими были до ссоры у грота.

Так проходил сентябрь, непривычно теплый и мирный, что никак не сочеталось с теми политическими бурями, которые бушевали в то время в Баварии. Еще трижды я пытался заговорить с Людвигом о психиатрическом заключении доктора фон Гуддена и вероятном государственном перевороте, но всякий раз натыкался на стену молчания. По крайней мере, КОРОЛЬ, казалось, простил мне ту выходку на платформе. Я читал ему по ночам Эдгара Алана По и «Одиссею» Гомера, составлял компанию во время ужина и сопровождал его в непродолжительной поездке на Шахен или в прогулках на Брунненкопфхойзер. При этом он сообщил мне, как далеко продвинулось строительство его нового замка на ХЕРРЕНХИМЗЕЕ, и намекнул, что вскоре я смогу сам все увидеть. Кроме того, мы вместе предавались его новому увлечению фотографией. В результате у меня появились несколько трогательных снимков, которые я навсегда сохраню в своей памяти. Ведь, несмотря на все его причуды, впоследствии названные бредом сумасшедшего, Людвиг был настоящим королем, последним в своем роде. И я любил его, пусть любовь эта была иного рода, нежели моя любовь к Марии.

Сколь велика была моя радость, когда я узнал, что Мария в качестве служанки будет сопровождать нас в Берг! Вечером 27 сентября мы наконец отправились к Вюрмзее, поистине величественному озеру к югу от Мюнхена, которое в народе все чаще называли Штарнбергским. То была длинная вереница людей, экипажей и лошадей, во главе которой ехала королевская карета, украшенная золотыми фигурами и узорами, запряженная четверкой белых лошадей. Мы, как обычно, ехали ночью, и мне вспоминались баллады об эльфах и феях, которые появлялись в лесах с наступлением темноты и околдовывали всякого, кто им попадался. В одном я был уверен: те немногие, кто видел нас той ночью, будут и своим внукам рассказывать, как повстречали настоящего короля.

Ранним утром мы наконец добрались до замка Берг, небольшого поместья Виттельсбахов на восточном берегу Штарнбергского озера, где Людвиг провел, возможно, счастливейшие дни своего детства и которое до последних дней служило ему летней резиденцией. Сам замок был довольно простым, скорее маленькой крепостью с эркерами, зубьями и мрачной на вид башней. Как и в предыдущие мои визиты, меня поразила царившая здесь сельская атмосфера. По коридорам и в саду сновала челядь, кухонные служки и горничные. В воздухе стоял запах жаркого, конского навоза и едкого раствора для проявления фотографий. Только два верхних этажа, где жили Людвиг и его мать, были обставлены с некоторой роскошью, хотя с роскошью Линдерхофа это не шло ни в какое сравнение.

Мария сразу почувствовала себя лучше. Она помогла слугам перенести в комнаты личные вещи короля, после чего побежала вместе с Леопольдом к озеру. Я последовал было за ней, но увидел возле небольшого фонтана графа Дюркхайма в униформе. Вид у него был весьма серьезный, и он жестом подозвал меня к себе.

– Мое почтение, – приветствовал я его торопливо. – Надеюсь, мое письмо…

Дюркхайм прижал палец к губам, призывая меня к молчанию.

– Не здесь! – прошипел он. – Пройдем в приемную. Там нас ожидают еще несколько господ. Следуйте за мной и не привлекайте внимания.

Минуя разноцветные стеклянные шары, по приказу Людвига расставленные всюду на подставках, мы прошли к небольшому строению, предназначенному для посетителей короля. Навстречу нам вышел мой наставник, доктор Шляйс фон Лёвенфельд, который жил там довольно часто. Опираясь на трость, он молча провел нас в скромно обставленный кабинет и осторожно запер дверь.

Я осмотрелся. Возле камина стояли, покуривая, еще двое мужчин. Один из них был конюх Рихард Хорниг – давний друг короля, он служил ему кучером и сопровождал его во время конных прогулок. Второго, бледного и худощавого мужчину лет сорока, в белом летнем костюме и соломенной шляпе, я узнал не сразу. Это был мюнхенский художник Герман фон Каульбах, который уже не раз писал портреты для Людвига и был беззаветно ему предан. Лёвенфельд заметил мое удивление и поднял руку.

– Не беспокойтесь, мой юный коллега, – успокоил он меня и оперся на трость. – Здесь вы среди друзей. – Он слабо улыбнулся. – Возможно, последних, каковые еще остались у короля.

Доктор фон Лёвенфельд, почти восьмидесяти лет, за последние месяцы состарился буквально на глазах. Он по-прежнему носил старомодные бакенбарды, как убитый двадцать лет назад американский президент Линкольн. Но волосы стали белы как снег, под глазами залегли глубокие морщины. Лёвенфельд служил лейб-медиком еще при отце Людвига, Максимилиана II. Верный друг Виттельсбахов, он был вынужден наблюдать, как Баварское королевство приближается к своей гибели.

– Ну, что? – резким голосом спросил меня граф Дюркхайм. – Удалось вам побудить короля к действию?

Я молча помотал головой, и граф понимающе кивнул.

– Так я и думал. Но теперь нам, по крайней, мере, известен замысел министров. Заручившись поддержкой тайной службы Пруссии, они собираются объявить короля сумасшедшим. Это государственная измена! – Он поднес ладонь к офицерской фуражке. – Благодарю вас, Марот. Вы оказали стране неоценимую услугу.

– Услугу, от которой нам, к сожалению, никакой пользы, – вздохнул доктор Лёвенфельд и опустился на один из стульев перед камином. – Пока Людвиг витает в своих грезах, у его противников развязаны руки. Председатель совета министров Лутц уже наладил контакт с принцем Луитпольдом. Тот согласен принять правление.

– Судьба короля в его же собственных руках, – вставил художник Каульбах и затянулся. – Стоит ему отправиться в Мюнхен и выступить перед народом, и никто уже не осмелится объявлять его сумасшедшим. А так… – Он выдержал многозначительную паузу. – Продолжая разъезжать при луне в горах и возводить свои сказочные замки, он лишь играет министрам на руку. Лутц распускает сплетни через газеты, в трактирах уже распевают насмешливые песни – и никто не вмешивается!

Конюх Хорниг горестно кивнул.

– Лакеи при дворе распускают языки. Я слышал, они вынимают из королевских урн разорванные документы в надежде отыскать что-нибудь обличительное. И передают потом ублюдку Лутцу.

– Кому еще можно доверять? – спросил я нерешительно.

– Кроме нас пятерых? – Граф Дюркхайм горестно рассмеялся. – Я бы не стал больше ни за кого ручаться. А граф Хольнштайн еще и настраивает против короля его последних соратников.

– Скотина! – Рихард Хорниг сплюнул в камин. – При этом благодаря Людвигу он получил от Бисмарка круглую сумму.

Я понимал возмущение Хорнига. Королевский обершталмейстер, граф Макс Хольнштайн, был товарищем Людвига по детским играм. Но он был властолюбив и жаден до денег; упрямый холерик, он часто награждал своих подчиненных затрещинами. Ему досталась десятая часть многомиллионных вельфовских фондов, тех денег, на которые Бисмарк подкупил баварского короля после войны, чтобы усадить на кайзерский трон Гогенцоллерна. Хольнштайн далеко не первый год плел интриги против собственного короля.

– А что же насчет доктора Гуддена? – спросил я. – Если убедить его, что врачебное заключение служит лишь делу государственного переворота, возможно, он выслушает нас.

– Я знаю фон Гуддена, – ответил доктор Лёвенфельд и помассировал виски. – Он человек интеллигентный и честолюбивый, но, самое главное, тщеславный. Заключение о помешательстве короля станет венцом его карьеры. О нем заговорят по всей Европе. Он не упустит такого случая.

– По-моему, Марот прав, – обратился к остальным Герман Каульбах. – Нам следует связаться с фон Гудденом. Попытаться, так или иначе, стоит. Может, удастся его подкупить…

– И на какие же деньги мы его подкупим? – Граф Дюркхайм сердито фыркнул и закурил вторую сигарету. – Король неплатежеспособен! И тем не менее продолжает возводить свои замки… Сегодня же ночью он хочет отправиться на Херренхимзее, чтобы понаблюдать за ходом строительства. Это один нескончаемый кошмар! Поймите же вы, наконец!

– Господа, прошу вас, сохраняйте спокойствие!

Доктор Лёвенфельд поднялся, опираясь на трость, и обвел нас всех суровым взором. Глаза его по-прежнему лучились авторитетом, что всегда вызывало у меня восхищение.

– В ругани нет никакого смысла, – произнес он. – Так мы королю не поможем. Поэтому я предлагаю следующее: мы с Каульбахом попытаемся наладить контакт с доктором фон Гудденом. Возможно, еще не все потеряно. А вы, граф Дюркхайм и Хорниг тем временем убедите короля показаться публике.

– На меня не рассчитывайте, – проворчал Дюркхайм. – Король хочет, чтобы я отправился в Англию и выпросил у герцога Вестминстерского десять миллионов марок. Так что в борьбе против министров Его Величеству придется обойтись без моей помощи.

– А вы? – с надеждой спросил доктор Лёвенфельд у Хорнига.

Конюх долго собирался с ответом.

– Вынужден разочаровать вас. Король буквально на днях освободил меня от должности. Я здесь лишь потому, что люблю его, пусть эта любовь теперь безответна.

– Боже правый, Хорниг! – воскликнул Дюркхайм. – Что же, ради всего святого, произошло?

– Король дал мне приказ, который я наотрез отказался выполнять.

– Отказались выполнять приказ? – Дюркхайм нахмурился. – И в чем же он заключался?

– Я… я должен был ограбить банк во Франкфурте.

Повисло гробовое молчание.

– Пожалуйста, ущипните меня, – первым заговорил Каульбах. – Вы должны были ограбить банк для баварского короля?

Хорниг кивнул.

– Так звучал приказ Его Величества. Если не удастся раздобыть деньги иным способом, он пойдет и на это, лишь бы продолжить строительство.

– Король готов грабить банки, – доктор Лёвенфельд тяжело вздохнул. – Может, министры все-таки правы и Людвиг сошел с ума.

– У короля свои причуды, но он в своем уме, – сказал я твердо. – Позвольте, я попытаюсь убедить его отправиться в Мюнхен. Он уже намекнул, что хочет взять меня на Херренхимзее. Там я сделаю все возможное, чтобы уговорить его.

– Что ж, ладно. – Доктор Лёвенфельд постучал тростью по полу; казалось, это судьба стучится к нам в дверь. – Тогда решено. Марот отправляется с королем на Херренхимзее. Мы с Каульбахом поговорим с фон Гудденом. Никто не должен знать о нашем сегодняшнем разговоре. Поклянемся Господом и королем.

Мы все подняли руки и поклялись. Королевский лейб-медик серьезно посмотрел на нас и добавил:

– Одно вы должны ясно понимать, господа: если Людвиг проиграет, это станет концом баварской монархии. Тогда правление полностью перейдет в руки бездушных бюрократов. Для нас с вами настал переломный пункт в истории.

С этими словами он открыл дверь, и каждый из нас двинулся своей дорогой. Если б я знал тогда, при сколь ужасных обстоятельствах вновь увижу своих сообщников, то, наверное, с воплем сбежал бы прочь или в тот же день отбыл в Америку. Я же в полном смятении отправился к озеру, надеясь встретить там Марию.

Я и рад был бы поговорить с ней о короле и ужасном замысле министров, но не хотел подвергать ее опасности. Каждый, кто знал о заговоре против Людвига и наших собственных планах, представлял собой помеху и подлежал устранению.

А поскольку уста мои были запечатаны клятвой, я решил молчать.