Глава 15. Шугар
Утро следующего дня выдалось дождливым. Я только взглянула в заплаканное окно – и сразу пожалела, что не могу валяться в постели не весь день. Но был понедельник, и у меня была важная причина для того, чтобы все-таки встать.
Хайден уже проснулся и лежал рядом со мной, читая книгу «Искусство спора: научиться спорить как пятилетний ребенок» – эта книга входила в число бестселлеров вот уже двадцать пятую неделю.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила я. – Хоть немножко получше?
Он кивнул.
– Намного лучше. Я вообще думаю, что со мной все в порядке.
Я с сомнением взглянула на его лодыжку – она все еще выглядела опухшей.
– Ну, все-таки тебе стоит быть осторожным. Ты же слышал, что сказал… хммм… доктор.
Знание о том, что обычно пациенты доктора Питера Герберта ходят на четырех лапах и имеют хвост, я собиралась унести с собой в могилу.
Хайден взял меня за руку и привлек к себе, обнял меня и поцеловал, руки его перебирали мои волосы.
– Я люблю тебя, миссис Хайден Крофт.
Миссис Хайден Крофт.
– Может быть, когда-нибудь, – он мечтательно поцеловал меня в шею, я чувствовала его теплое дыхание на своей коже, – я стану сенатором, а ты супругой сенатора. Сенатор Хайден Крофт с супругой…
– Может быть, – прошептала я. Прикрыв глаза, я представила, как мы с ним входим в роскошный зал на каком-нибудь приеме, например в Музее естественной истории в Вашингтоне… вот мы проходим мимо скелетов динозавров, люди бросаются к нам, хватают за руки, трясут их… Сенатор Крофт, сюда, пожалуйста… Я, в платье от Оскара де ла Рента, рассылаю воздушные поцелуи направо и налево…
– Звучит неплохо, да?
Я открыла глаза и увидела, что Хайден смотрит на меня с улыбкой. Потом он снова поцеловал меня и начал стаскивать с меня футболку. Да уж, чувствовал он себя явно гораздо лучше…
– Нет, ты со мной не поедешь, – заявила я Хайдену, толкая его обратно в постель некоторое время спустя. Он уже надел штаны и рубашку-поло и теперь пытался натянуть носок на перевязанную лодыжку. – Шугар живет аж в Пекоте, это два часа езды отсюда на машине! Минимум! Так что ты останешься здесь и будешь лежать.
Дочь Лилы Фальк, Шугар, не слишком воодушевилась моим предложением встретиться и согласилась принять меня только после того, как я пообещала ей оплатить «понесенные расходы» за то, что она хранила вещи моей бабушки, только тогда она стала сговорчивее и хотя бы чуточку приветливее.
– Но я не могу позволить тебе поехать к этой женщине в одиночку! – воскликнул Хайден, все еще пыхтя над своим носком.
– Да о чем ты говоришь? Ты так говоришь, как будто она сумасшедшая или что-то в этом роде. Поверь мне, она НЕ сумасшедшая. И, кроме того, я уже достаточно поездила по этим местам в одиночку.
Ему удалось наконец натянуть носок на ногу.
– Возможно, но теперь я здесь, а значит – я поеду с тобой.
– Но тебе нельзя напрягать ногу, доктор запретил! – я закусила губу, чтобы не рассмеяться.
Хайден нетерпеливо отмахнулся от меня.
– Я разложу сиденье и лягу. Какая разница, где мне лежать – здесь или в машине?!
Я задумалась, но не нашлась, что возразить.
– Ладно, но когда мы приедем – ты не будешь выходить из машины, останешься там лежать и беречь ногу, хорошо?
Он улыбнулся и состроил эту свою гримасу с прищуренными глазами, которая означала, что он, конечно, в принципе согласен, но ничего не обещает. Мы захватили пару зонтиков, принадлежащих гостинице, Хайден уселся на пассажирское сиденье в машине, а я настроила навигатор. И мы поехали по шоссе в направлении Пекота, городка на северо-западе от Бейкона.
Спустя три часа я притормозила перед маленьким серым сельским домом. Над дверью мок под дождем и трепетал на ветру изорванный американский флаг, а перед крыльцом стоял старый внедорожник, у которого не было колес, а под днище были подложены кирпичи.
– Это то самое место? – Хайден с недоумением обвел глазами двор и дом. – Ты уверена?! Мне кажется, здесь никто не живет… похоже на свалку.
– Ну, номер-то на почтовом ящике совпадает, – растерянно сказала я. – Два-семь-семь – так она и сказала, – я припарковалась.
Хайден посмотрел на ящик, потом снова обвел глазами двор, остановился на внедорожнике, на его покрытых ржавчиной фарах и облупившейся краске…
– Нет. Я не могу тебе позволить идти туда одной.
Я тоже посмотрела на все это благолепие – и не стала спорить.
Мы под дождем поковыляли к крыльцу, Хайден опирался на меня. Над дверью был крошечный полусгнивший навес, под который мы и забрались сразу. Я поискала глазами звонок, но его не было, поэтому я набралась храбрости и несколько раз постучала в дверь.
Она распахнулась почти сразу. На пороге возникла худющая, очень костлявая женщина лет пятидесяти с грязными волосами. В уголке рта у нее свисала дымящаяся сигарета, похожая на вопросительный знак. Дама окинула нас оценивающим, с головы до ног, взглядом, затем слегка подвинулась, давая нам войти.
– Я ожидала, что вы приедете одна, – сказала она, когда мы вошли в крошечную гостиную, в которой пахло табаком и капустой. Коричневый диван, обитый потрескавшейся искусственной кожей, соседствовал здесь с подобием журнального столика, сделанного из колеса от телеги и положенного сверху круглого пыльного стекла.
Шугар еще раз осмотрела нас с ног до головы, втянув голову в плечи, как черепаха. Она так внимательно изучала мои шелковые штаны и свитер, что я невольно пожалела, что не надела джинсы и футболку.
– Вы, должно быть, Шугар, – произнесла я. – Я Эллен, а этой мой жених, Хайден Крофт.
Я протянула руку, ожидая, что она пожмет ее, но она вместо этого потянулась куда-то за меня и стряхнула пепел в горшок с каким-то большим засохшим растением. Потом она выпустила из ноздрей тонкую струю фиолетового дыма и уставилась на Хайдена.
– Как вы сказали? Крофт?
Хайден просиял улыбкой:
– Это британская фамилия. Мои предки приплыли сюда на «Мэйфлауэр».
Шугар вздернула брови и поджала губы:
– А я вот как-то ездила в круиз на «Карнавале», так что, думаю, мы с вами прям родственники.
Она закинула голову назад и стала издавать странные кашляющие звуки, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что она смеется. На лице Хайдена появилось выражение неподдельной тревоги.
– Не желаете присесть? – спросила Шугар, отсмеявшись и указывая тлеющим кончиком сигареты на диван.
Я с опаской посмотрела на свои шелковые штаны, но все-таки присела на край дивана, из которого пучками лезла серая грязная набивка. Хайден опустился рядом со мной, мы оба напоминали перепуганных птиц, сидящих на жердочке. Шугар уселась напротив нас и положила руку с сигаретой на подлокотник кресла.
– Значит, это вы приезжали к моей мамашке, – она хрипло хмыкнула и отбросила волосы с лица тыльной стороной ладони. Ее волосы являли собой образец различных экспериментов с краской: у корней они были седые, некоторые пряди были окрашены в огненно-рыжий цвет, некоторые были почему-то зелеными, а некоторые по цвету больше всего напоминали плесень, которая образуется на засохшем хлебе.
– Да, это я приезжала к вашей маме, – кивнула я. – И мы очень хорошо побеседовали. Она такая милая.
Шугар дернулась.
– Хмм. Впрочем, каждый имеет право на собственное мнение, – она снова закинула голову назад и снова засмеялась, все так же странно кудахча и размахивая сигаретой в воздухе, словно гимнастка лентой.
Хайден толкнул меня слегка коленом.
– Да… что ж, – продолжила я. – Как я вам уже сказала по телефону, ваша мать упомянула, что у вас есть кое-какие вещи моей бабушки. Она сказала, что я могу приехать и забрать их.
– Кое-какие вещи? – Шугар выпрямилась и уставилась на меня, сигаретный дым окутал ее голову. – Ах да, у меня тут много вещей, от всех, – он скрестила руки на груди: – Мамашкины, Ронни, Дуга… У меня тут есть журналы комиксов, которым по сорок лет, пивные бутылки со всего света, футбольная форма неизвестно какого мохнатого года. А этот дом, позвольте спросить, разве производит впечатление такого уж огромного, а? Нет, вы мне скажите, скажите – большой он?
– Я… не уверена, но… я… – я беспомощно взглянула на Хайдена, который хотел было что-то сказать, но Шугар его остановила:
– Нет-нет, мистер Мэйфлауэр. Я вам отвечу. Он НЕ большой. Он маленький, – и она выпустила клуб дыма в нашу сторону.
Я видела, как надулись вены на шее у Хайдена.
– Миссис Хоули, мы здесь для того, чтобы забрать имущество миссис Рей, – отчеканил он. – Те вещи, которые ваша мать…
– Меня зовут Шугар. И здесь я ставлю условия, Мэйфлауэр, – она улыбнулась, продемонстрировав серый мертвый зуб справа на верхней челюсти. – Я здесь храню всякий мусор – и мне это нелегко дается, скажу я вам.
Лицо Хайдена стало ярко-красным.
– Послушайте, меня зовут не Мэйфлауэр. Я Хайден. Хайден Крофт. И…
Шугар отмахнулась от него.
– Ой, да ладно, – она пожала плечами. – Я просто хотела немного повеселиться.
Хайден набрал в грудь побольше воздуха и медленно выдохнул, стараясь успокоиться. Он оглядел комнату, обратив внимание на стопку виниловых пластинок и картонные коробки с книгами в красивых и дорогих на вид кожаных переплетах.
– Возможно, вы могли бы неплохо заработать, если бы что-то из этого продавали, – сказал он. – Если, конечно, это имеет какую-то ценность.
Шугар снова закатилась своим кашляющим смехом.
– Ой, ну что за светлые идеи приходят в эту умную голову! Ведь именно этим я и занимаюсь, – она покачала головой. – Хотя дела идут пока медленно – надо же все переписать и сделать снимки. А моя камера не слишком-то хороша. Нужно бы воспользоваться какой получше.
Она подмигнула мне.
– Камера получше? – переспросила я, потом наклонилась к Хайдену и прошептала: – Я ей сказала, что могу заплатить ей немного за вещи.
– У меня от нее мурашки, – прошептал он в ответ. – Не вздумай здесь задерживаться.
Я открыла сумочку в поисках своей чековой книжки.
– Мне жаль, что вам пришлось хранить бабушкины вещи, – сказала я. – Нам, пожалуй, уже пора уходить, но если вы принесете мне вещи – я буду рада заплатить вам за доставленное неудобство.
Хайден положил свою руку на мою и сжал ее довольно крепко.
– Думаю, сначала надо посмотреть, что миссис… то есть Шугар покажет нам, Эллен.
Шугар поднялась.
– Пойду принесу. Одной коробкой меньше.
Она сунула окурок в фиолетовую пепельницу в виде лягушки, дважды повернула его вокруг своей оси, кивнула и вышла из комнаты.
Я посмотрела на Хайдена.
Он одними губами произнес:
– Это отвратительно.
Я кивнула.
– Просто заберем вещи и уберемся отсюда.
Шугар вернулась, неся картонную коробку размером не больше коробки от мужских ботинок. Что ж, надо сказать, что много места это в твоем доме не занимало, подумала я, принимая коробку.
Открыв коробку, я стала по одной вынимать вещи, которые там лежали, и класть их себе на колени. Здесь был небольшой блокнот с розовой картонной обложкой, пачка рукописных листов, на которых я узнала почерк бабушки, синий шелковый шарф с водяными лилиями, черная ручка с серебряным узором по корпусу, томик стихов американских поэтов с загнутыми страницами (среди них была и «Починка стены»), увеличительное стекло с резной деревянной ручкой, книга под названием «Цветы Новой Англии» с рваной обложкой, еще одна книга совсем без обложки под названием «Компаньон ягодного фермера» и пачка фотографий, черно-белых, на которых были изображены незнакомые мне люди. Я надеялась найти в коробке что-то вроде школьного альбома или дневника, но меня ждало разочарование. Я сложила все обратно, торопясь вернуться обратно в гостиницу, где можно было разложить все это богатство на постели и внимательно, вдумчиво изучить одно сокровище за другим.
– Значит, это оно и есть, – сказала я, кладя ладонь на крышку коробки. – Спасибо.
Шугар уставилась на мое обручальное кольцо.
– Прямо не камень, а булыжник. Это он вам подарил? – она кивнула на Хайдена. – Мистер Мэйфлауэр?
Хайден поднялся, челюсть у него окаменела.
– Пойдем, Эллен. Думаю, мы и так отняли у миссис Хоули слишком много времени. Здесь больше ничего нет, кроме огромного количества мусора, – он посмотрел на Шугар. – Забудьте про «eBay». Вам не удастся продать ничего.
Глаза Шугар вызывающе сузились:
– А, так вы двое из этих… футы-ну-ты-ножки-гнуты… Точно как ваша бабушка, – она ткнула в меня пальцем. – О, я про нее все знаю, мамуля нарассказывала мне разных историй-то. Рут то, Рут се. Как они были такими прям подружками – водой не разольешь! Лучшими прям. А я лично считаю, что ничего особенного в вашей бабушке не было – обычная снобка, и больше ничего. Типа она слишком хороша для Бейкона, тоже мне!
– Что вы такое говорите?! – голос у меня звенел от возмущения. – Вы же даже не знаете мою бабушку! И у вас нет никакого права так говорить!
– Я знаю достаточно, чтобы составить собственное мнение. Мнение Шугар, – теперь она воинственно ткнула пальцем себе в грудь. – Я хорошо знаю этот типаж. Ваша бабушка спала и видела, когда уедет отсюда – она не собиралась прозябать здесь всю жизнь, собирая чернику, вот и сбежала с каким-то докторишкой из Чикаго.
«Да как она смеет!» – подумала я, вставая и поворачиваясь к Хайдену.
– Я готова. Пошли отсюда.
– А, решили смотаться, – ее голос стал теперь спокойным и почти ласковым. – Думаете, старая Шугар только мусорок копит? Что ж, а было бы, наверно, интересно взглянуть, что ЕЩЕ у меня есть – раз вы так уж дорожите всякими семейными, так сказать, ценностями, – она приподняла одну бровь. – Не хотите пройти со мной?
Мы с Хайденом переглянулись. Я прекрасно понимала, что он никуда не хочет с ней идти.
– Но вдруг у нее есть еще что-нибудь бабушкино? – прошептала я.
И мы направились вслед за Шугар по узкому коридору и вошли в темную спальню, в которой пахло почему-то микстурой от кашля.
В свете, льющемся из двух маленьких окон, я увидела коробки, сложенные в высокие башни, заваленные книжные полки, сумки и мусорные контейнеры, в которых хранилась коллекция Шугар. Я заставила себя войти внутрь, а Шугар включила лампу.
– Вот тут вещи вашей бабушки, – она обвела рукой комнату.
– Вещи моей бабушки? – я покосилась на Хайдена. – Значит, действительно есть еще что-то.
Шугар повела нас мимо постели в угол комнаты, где стояли, прислоненные к стене и повернутые к нам тыльной стороной, прямоугольные доски, несколько штук, разного размера, от маленьких до больших.
– Что это такое? – спросил Хайден, подходя поближе.
Когда я сделала шаг вперед, я заметила, что доски стянуты ремнем и у каждой есть рама.
– Это… картины? – я бросилась к доскам. – Картины! Мы просто видим их обратную сторону!
Я схватила одну и повернула к себе лицом. На полотне два на три фута была изображена парусная регата – картина была написана живыми, красочными мазками и полна солнечного света. На переднем плане – три маленькие парусные лодки с надутыми парусами, за ними – другие лодочки, пытающиеся догнать вырвавшихся вперед лидеров. Синие, с белыми верхушками волны бьются о борта лодок… На картине был Мэн. И я почти чувствовала запах соли и ветра. Взглянув в правый нижний угол, я увидела знакомый острый почерк – эти буквы я узнала бы из тысячи. Рут Годдард.
Хайден взял картину и поставил ее к нам лицом. Мы сделали шаг назад, чтобы рассмотреть ее получше, и во рту у меня пересохло.
– Ничего себе… – только и смогла я сказать.
– Ничего себе – это точно, – кивнул Хайден. – Это твоя бабушка рисовала?
– Да, думаю, она, – я подошла поближе и дотронулась до картины – казалось, в эту воду можно было опустить руку: я как будто чувствовала соль на своей коже, как будто слышала звук, с которым лодка врезается в волны. И видела, как бабушка рисует эту картину: не знаю, когда и где она это делала, но я четко видела ее перед мольбертом, смешивающую краски и кладущую мазок за мазком на холст.
Я взяла следующую картину, меньшего размера, и развернула ее лицом к себе. Там был нарисован молодой человек, он стоял на черничном поле, в отдалении виднелся красный сарай. Юноша стоял между двумя рядами кустиков черники, держа на ладони горстку ягод, а другой рукой сжимая ручку красного ведра. Солнце играло бликами и на ведре, и на ягодах, и на светло-каштановых волосах юноши. Нос у него был усыпан веснушками. И вообще он был очень похож на того юношу, который был нарисован на картине на чердаке Сьюзан Портер. Чет Каммингс.
– Посмотри, – шепнула я и провела пальцем по картине, ощущая каждый выпуклый мазок. – Я думаю, это Чет Каммингс, – мой палец опустился в правый нижний угол, где было написано имя: Рут Годдард.
– Очень красиво, – сказал Хайден и поставил полотно рядом с предыдущим. – Давай посмотрим другие картины.
Седая женщина в белом переднике стоит, гордо выпрямившись, перед небольшим прилавком, на котором выставлены для продажи корзины с фруктами.
Два мальчика пускают желтый деревянный кораблик в маленькой луже.
Обе картины подписаны – «Рут Годдард».
Я повернулась к Шугар:
– И все это принадлежало моей бабушке, да?
Она выпустила в мою сторону облако табачного дыма.
– Так точно.
Я присела на краешек кровати, чудом свободный от всякого хлама, и уставилась на парусную регату. Было что-то в том, как отражалась лодка в воде… эти миллионы переливающихся, переходящих один в другой оттенков, на фоне синей воды… что-то, что заставило меня вспомнить.
Я стою на причале с бабушкой. Мы смотрим на отражения в воде, на тени от лодок, и она спрашивает:
– Какие цвета ты видишь, Эллен?
Я показываю на лодку, выкрашенную в желтый цвет, и отвечаю:
– Желтый.
– Так, а еще? – не унимается она. – Еще какие цвета ты видишь? Тут же очень много цветов в этом отражении, посмотри.
И тогда я всматриваюсь внимательнее – и вижу другие цвета: оранжевый и зеленый, фиолетовый и жемчужный, золотой и даже розовый! Я называю цвета, и она говорит:
– Правильно. И чем больше ты будешь всматриваться – тем больше цветов ты увидишь. Это и значит – наблюдать, Эллен. Потому что оттенков во всем и всегда больше, чем ты думаешь.
Хайден исследовал картину очень внимательно, буквально каждый мазок. Я подошла к нему и встала рядом.
Он наклонился ко мне:
– Это отличная техника, – прошептал он. – Очень здорово сделано, – он повернулся к холсту с мальчиками около лужи и снова шепнул мне: – Просто потрясающе. Мне напоминает работы американского импрессиониста Чайлда Хассама.
– Я о нем слышала, – шепнула я в ответ. – Но не видела его работ.
– Некоторые считают его величайшим художником-импрессионистом Америки, – сказал Хайден. – Его солнечный свет – это что-то потрясающее. И он рисовал сценки из повседневной жизни – вот как эти.
Я кивнула, а потом посмотрела на остальные картины, не в силах поверить, что моя бабушка нарисовала все это.
– Боже мой, да тут же штук двадцать картин!.
– Двадцать пять, – поправила меня Шугар.
И все прекрасные, подумала я. Руки у меня тряслись, когда я поворачивала картину, на которой были нарисованы шесть лошадей, а потом следующую – где три мальчика рыбачат на берегу тихой речки. Мы посмотрели на оставшиеся холсты.
– Просто не могу поверить, – сказала я, поворачиваясь к Хайдену. – Все эти картины… в одном месте… Теперь нужно только придумать, как их отсюда вывезти, чтобы все разом, – я стала мысленно подсчитывать, какой мне нужен транспорт, чтобы отвезти картины в дом моей матери. – Наверно, надо нанять грузовик или что-то в этом роде…
Шугар, которая все это время так и стояла на пороге, зашевелилась.
– Что это еще за «вывезти»? Какой еще грузовик? – она шлепнула ладонью по стене, прихлопнув паука.
– Чтобы забрать картины, – пояснила я.
Глаза Шугар превратились в щелочки.
– Никуда вы эти картины не заберете.
Я окаменела.
– Что вы имеете в виду?
– Я их не отдам. Вот что я имею в виду.
– Но почему?! Они же принадлежат моей семье, моей маме наконец!
Я беспомощно посмотрела на Хайдена. Свет мигнул, в комнате сразу стало темно, а за окном прокатился раскат грома.
– Потому что я их продала, – заявила Шугар.
Я почувствовала, как земля уходит у меня из-под ног.
– Вы… что?
Она медленно повторила свои слова – по слогам:
– Я. Их. Про-да-ла.
– Но как же вы могли?! Они же принадлежат моей семье!
– Ха, – Шугар воинственно тряхнула головой. – А где была ваша семья последние шестьдесят лет, а? Что ж это вы не спешили забрать это барахло, все не шли да не шли, а?
Хайден вмешался:
– О чем вы говорите? Ее семья даже не знала о том, что эти картины находятся здесь!
Шугар ткнула в меня пальцем:
– Ее бабка отдала их моей матери. Подарила.
Я подошла к Шугар на шаг ближе:
– Послушайте, – сказала я, – я уверена, что моя бабушка не дарила их вашей маме. Это какая-то чудовищная ошибка.
– Ой, да нет тут никакой ошибки, – поморщилась Шугар. – Вашей бабушке они были не нужны. Она хотела от них избавиться.
– Это ложь, – возразила я. – Не верю в это ни на йоту.
Шугар улыбнулась, вновь показав свой гнилой зуб.
– Шугар не врет. И да – я их продала. За всю кучу я получу десять штук баксов, – она обвела рукой стопку полотен. Потом уперла руки в бедра и подняла палец: – Если только… хмм…
– Десять ты… – я даже не смогла закончить слово. Как она могла продать все это всего за десять тысяч долларов? Это было возмутительно. Это было просто какое-то безумие! – Ради всего святого, вы сказали, что здесь двадцать пять картин и…
Хайден взял меня за руку – это был его сигнал мне, чтобы я успокоилась.
– Прости меня, Эллен, – сказал он и повернулся к Шугар, – «Если только… хммм…» что?
– Ну, Мэйфлауэр… – она уставила указательный палец на него, так, что почти уперлась ему в грудь, и Хайдену пришлось сделать шаг назад. – Я просто подумала, что вы двое могли бы сделать мне более привлекательное предложение, в таком случае…
– Сколько? Сколько вы хотите? – я снова полезла за чековой книжкой.
– Подожди минутку, милая, – остановил меня Хайден и повернулся к Шугар: – Мы пока не собираемся выписывать вам чек.
Я с недоумением посмотрела на Хайдена:
– Он имеет в виду, что сумма должна быть… эээ… ну, приемлемой. И все. Что вы об этом думаете?
Хайден махнул рукой.
– Подождите, подождите. Вы сказали, что уже кому-то продали эти картины?
– Ну да, – ответила Шугар. – Он все картины разом забрал и заплатил.
– Кто? Кто забрал картины? – спросила я.
Шугар пожала плечами.
– Ну этот… торговец-то картинами из Бостона.
– И вы что-нибудь подписывали? – продолжал Хайден задавать вопросы. – Какой-нибудь договор? Бумаги какие-нибудь?
Я затаила дыхание.
– Конечно. Подписала бумажку, которую он мне сунул.
– Бумажку, – повторил Хайден. – А она у вас есть? Мы можем на нее взглянуть?
Шугар вышла из комнаты и вернулась с листком бумаги, сложенным втрое.
Хайден прочитал его – и посмотрел на меня.
– Она продала картины в некую «Галерею Миллбэнк» в Бостоне, – он снова повернулся к Шугар: – Мы юристы. И как юристы, мы можем доказать, что у вас не было права продавать эти картины, потому что они вам не принадлежали. Они были привезены сюда вашей матерью, а она хотела, что мисс Брэндфорд их забрала. Мы приостановим вашу так называемую «сделку по продаже» этих картин в «Галерею Миллбэнк».
Шугар скрестила руки на груди и поджала губы:
– Что ж, посмотрим кто кого, да?
В комнату вошел кот Шугар, направляясь прямо к высоченной, фута в три, пирамиде из пустых банок от желе в углу. Выглядело это так, будто он собирался взобраться на самый верх этой пирамиды.
– Пойдем отсюда, – шепнул Хайден. – Сегодня мы все равно не сможем забрать картины, но я их добуду для тебя, не беспокойся.
Он поковылял по коридору, держась одной рукой за стену, чтобы не упасть. Уже у самой двери он последний раз обернулся к Шугар:
– Миссис Хоули, я полагаю, вы понимаете, что картины должны оставаться на месте, если вы не хотите очень серьезных и очень дорогостоящих судебных разбирательств.
Шугар замерла на пороге, рот ее слегка открылся.
– Вам меня не запугать, Мэйфлауэр. Никто не разговаривает с Шугар таким тоном.
– Надеюсь, вы нас услышали, – ответил Хайден, пока я открывала дверь.
Снаружи все еще лил дождь, холодные капли прыгали по серой подъездной дорожке, из двора Шугар на улицу текли потоки грязи. Мы постояли под навесом, а потом помчались к машине так быстро, как позволяла травмированная лодыжка Хайдена – Хайден волочил свою больную ногу, словно тяжелый мешок с пожитками. Последнее, что мы слышали, уже сбегая с крыльца – это грохот, несущийся из дома, как будто сотни пустых банок из-под желе раскатились по полу…
