Глава 20
Биопринтер наш!
Состояние, которое наступило у всех нас после того, как улетел звездолет химероидов, я бы описал как похмелье…
Хотя понятно, что никто ничего не пил.
Мы все будто обессилели вмиг. Эмоции потухли, мыслей не было. Хотелось сидеть и ничего не делать. Ну то есть вообще ничего.
Тем более что наступал марсианский вечер. Сгущались сумерки, стремительно остывала земля, и все мысли были про заслуженный отдых.
У Литке, казалось, тоже кончился бензин. Он присел, уперев локти в колени, на прозрачный куб, внутри которого шелестело фиолетовой хвоей какое-то загадочное растение, напоминающее земную араукарию, и с сомнамбулическим выражением лица промолвил:
– Вот мы и вернули себе отрицательную жидкость. Только как отправить ее на Землю, мы по-прежнему не знаем… Может, есть какие-то идеи?
Идей в коллективе не было.
Да и какие могли быть идеи про отрицательную жидкость, если по-прежнему оставался нерешенным вопрос про самую простую положительную жидкость: воду для нашей марсианской базы?! Равно как и вопрос о том, посредством чего нам отправить на Землю свои драгоценные тушки…
К счастью, в тот миг, когда воля иссякла даже у несгибаемого Литке, на сцене появился свежий как огурчик Андрей Капелли.
Всё то время, пока мы приключались внутри Аквариума, он на своем марсоходе страховал антенну химероидов, присматривал за ней, чтобы она не провалилась в какую-нибудь трещину. В итоге предприимчивый ксенобиолог двумя выстрелами из ионной пушки отсоединил антенну от кормовой части Аквариума и отбуксировал ее в сторону.
Проделав все это, он в компании Благовещенского заявился к нам, поглазеть на биопринтер.
– А кстати, Андрей, воду этот принтер печатает? – спросил Благовещенский, святая простота, глядя на то, как Капелли открывает всё, что только можно открыть, и сканирует всё, что только можно просканировать.
Сначала Капелли посмотрел на Благовещенского рассеянно – его мысли были, по-видимому, совсем далеко. Но затем он все же «услышал» вопрос. И просиял!
– А вот это мы сейчас и попробуем узнать, – сказал он и воткнулся в панель управления.
Двадцать минут – которые все мы потратили на питье кофе и поедание концентратов на борту нашего марсохода, стоявшего, напомню, на ангарной палубе Аквариума, – Капелли колдовал с биопринтером. Пока наконец-то…
– Вот! Вот! Посмотрите что! Целый стакан! – восторженно выкрикнул в эфир он. – Э, мужики, вы где?
Мы нехотя покинули уютное чрево марсохода и вернулись к биопринтеру. Капелли, сияя, поднес Литке контейнер для образцов, в котором плескалась… ну, по виду обычная аш-два-о.
Литке достал палочку своего химанализатора и погрузил ее в жидкость.
Дождался результатов.
Нахмурился.
Еще раз погрузил палочку в жидкость…
– Что же, вода, – согласился Литке. – А тонну он напечатать может?
– Надо пробовать. Я посмотрел, расходки вроде полно еще… Тонны.
«Расходка для биопринтера… Тонны расходки… Неужели мне не снится это?!»
– Тут главный вопрос: куда мы эту напечатанную воду будем сливать, – подал голос практичный Тополь.
– Да в тот же бак на базе. Его роботы уже починили, – пожал плечами Капелли.
– Но принтер – он тут. А бак – он там, – Тополь указал, как ему показалось, в сторону «Города-1» (причем, как я автоматически отметил, указал неправильно).
– Ну и что? Берем принтер, везем на базу… Там находим шланг… И – уруру!
«Хорошенькое «уруру», – подумалось мне. – Еще вопрос, выдержит ли марсоход вес биопринтера».
Что ж, по крайней мере у нас появились цели в жизни. И во имя их воплощения мы, не замечая усталости, провозились до полуночи.
Полтора часа мы потратили на то, чтобы собрать импровизированную аппарель, ведущую с ангарной палубы вниз, и согнать по ней тот марсоход, на котором мы с такой чарующей легкостью запрыгнули внутрь Аквариума.
Еще два с половиной часа ушло на то, чтобы, предварительно раскрепив оба марсохода вогнанными в грунт кольями, привести в действие их лебедки и вытащить из Аквариума биопринтер.
– Когда б я еще грузчиком поработал… – сказал Тополь, страдальчески кряхтя.
– Где, где бы мы еще грузчиками поработали! – добавил я.
После всего этого мы разобрались по марсоходам, скинули с себя опостылевшие скафандры и… наконец-то задрыхли без задних ног!
Ох и сны же мне снились!
Такие необъятные, многокрасочные, искристые волшебства снятся только за пределами Земли, уверяю вас, мои маленькие друзья-земляне…
Утро началось с завтрака и суточной сводки.
Пока мы попивали сок, Благовещенский умудрился обустроить на гребне кряжа ретранслятор. И, коммуницируя с антеннами форпоста, принял пакет данных от Первого.
Результаты своих трудов он поднес Литке с самым торжественным видом в стандартном красном конверте с грифом «Совершенно секретно» и всяческими печатями.
Литке пробежал листок депеши наискосок.
Раздраженно пожевал губами.
Проворчал: «Всё не то…»
И, скомкав листок, сунул его в пластмассовую чашку из-под овощного пюре.
– Ну что? Не починили хризалиды телепортер? – светским тоном поинтересовался Костя, сама святая простота.
– Что? Телепортер? Если бы! – сердито отмахнулся Литке. – Хуже того: уточненный прогноз по его ремонту – полгода.
«ПОЛГОДА?!» – читалось в глазах Тополя, в глазах Благовещенского и наверняка в моих собственных, которых я со стороны не видел.
Чтобы как-то разрядить атмосферу и отвлечься от темы «полный пэ», я спросил:
– А что еще новенького в Солнечной?
– Да хочешь, сам посмотри… Какие уж тут секреты, – Литке кивнул в сторону скомканной бумажки из красного пакета.
Я не преминул – не так уж часто мне приходилось бывать так близко к сияющим вершинам социальной иерархии! Прямо скажем, со времен моего романа с принцессой Ильзой такого не случалось…
Я ожидал увидеть всякие леденящие кровь сводки вроде «В министерстве энергетики раскрыта сеть шпионов-рептилоидов с Канопуса» или «Подпольный бордель в Казани оказался прикрытием для базы яйцекладущих визитеров».
Но основную часть сводки занимали тривиальные новости космонавтики.
«Двадцать седьмой запуск ракетоносителя «Ангара-5» прошел в штатном режиме».
«На орбитальную станцию «Остров» доставлен шестой лунный модуль».
«На спутник Юпитера Европу совершил посадку беспилотный исследовательский зонд «Дежнев», выпущенный с борта межпланетной космической станции «Юпитер-20».
«Корабль «Сварог» сообщает об успешном эксперименте по исследованию марсианского вулканизма при помощи сейсмозонда».
«Вот, значит, как… Исследовали, понимаешь, вулканизм», – ехидно ухмыльнулся я.
– А отлет химероидов почему в сводку не включен? – спросил Тополь, который, оказывается, подглядывал в совсекретную бумажку через мое плечо.
– Потому что я по полной форме еще не докладывал, – ответил Литке устало. – И, честно говоря, пока не решил, что именно докладывать, а о чем лучше промолчать.
– А какие, извините, варианты? – Мне и впрямь было интересно.
– Варианты? – саркастически переспросил Литке. – Их как минимум два. Первый: прямо сейчас уничтожить всё то, что осталось от Аквариума. После чего доложить наверх, что задача выполнена, а следы пребывания химероидов на Марсе полностью зачищены. У нас в Комитете это называется «вымыть пол». Второй вариант: сказать, что отрицательная жидкость возвращена под юрисдикцию Комитета, и просить дальнейших указаний.
– Как-то странно, – не понял я. – Второй вариант явно лучше и проще первого. Зачем горячку пороть? Портить инопланетное сооружение… Ведь оно наверняка набито ценными артефактами и разными уникальными гаджетами вроде биопринтера!
– Да пойми ты наконец, Володя! – Литке буквально взорвался. – Как бы ни было ценно оставленное химероидами барахло, секретность – важнее! Мир с ума сойдет, если увидит всё то, что видим сейчас мы! Правительства, простые люди, непростые люди – они просто не в силах это переварить, понимаешь?!
– А какое подлетное время у «Сварога» и этого второго европейского корабля, забыл название?
– «Сагиттариус», – подсказал Капелли.
– Дело не в подлетном времени, Володя! «Сагиттариус» в любой момент может запустить планетографический зонд, который сделает несколько витков вокруг Марса и даст хорошую картинку из нашего района. Возможно, уже завтра утром… И самый ужас наступит, если эту картинку без цензуры будут давать на телик по всей Европе! Я в прямой эфир, конечно, не сильно верю, знаю цену всем этим «демократиям»… Однако чем черт не шутит? И тогда, при злокачественном развитии ситуации, у них там, в Европах, до революции может дойти! На тему «наши правительства нам всё врали»! А виноваты будем мы!
– Ну уж прямо до революций…
– Они там на всю голову больные, в своих бельгиях, так что всё возможно, – убежденно сказал Капелли, и я решил, что человеку с итальянской фамилией виднее.
– Ну уж падение правящих партий – это запросто, – сказал Литке, немного успокаиваясь. – И тогда пойдут прахом все наши договоренности, все контакты с должностными лицами… Так вот: в этом случае Первый мне такого пенделя выпишет, что… что даже представить себе не могу, какого. Да и вы не уцелеете, в случае чего…
До меня потихоньку начало доходить, в событиях какого масштаба мы с Тополем принимаем участие. Можете смеяться, но раньше не доходило.
Помрачнел и Тополь, еще одна пешка в большой игре.
– Но ведь можно повернуть и иначе! – вдруг сказал Костя, по-змеиному прищурившись, знал я этот прищур. – Мы не прячем Аквариум, а наоборот – показываем его всему миру! И публично объявляем его собственностью России! Видео с нашими физиономиями на фоне инопланетных артефактов льется широкой рекой по всему интернету, по всему эфиру. Все мы становимся героями национального масштаба. И никакой Первый, Густав Рихардович, вас уже в лесополосе не прикопает… Эту трещину, в которой валяется пол-Аквариума, назовут ущельем Литке. А отметку 985 на кряже – пиком Капелли!
Капелли вымученно улыбнулся. Мол, всю жизнь мечтал.
– Нет, я серьезно! – продолжал Тополь, входя в остапбендеровский раж. – Рано или поздно секретность вокруг Космодесанта всё равно разлезется, рухнет… И кто может поручиться, что это произойдет при столь же благоприятных для имиджа России обстоятельствах, как сегодня?
– Ну и что ты конкретно предлагаешь? – устало вздохнул Литке.
– Конкретно: мы с Пушкаревым и Капелли прямо сейчас отправляемся в Аквариум. Найдем там что-нибудь этакое, умопомрачительное… Мы сталкеры, нам не впервой. Принесем вам… Вы напишете начальству: посмотрите, какой жирный хабар, крайне неразумно для пользы страны им пренебрегать! Ну а потом уже по обстоятельствам… Я вам говорю, они там в правительстве все жадные!
Литке молчал с минуту, глядя в пустоту у себя между ступнями.
Наконец он решительно поднял глаза на Тополя.
– Ну так. Даю вам час… Нет, два часа. В это же время мы с Благовещенским и Полозовым всё равно начнем плановую подготовку к подрыву Аквариума. На всякий случай… А там – и в самом деле, поглядим по обстоятельствам.
Когда мы прошедшей ночью оставляли Аквариум после работ по извлечению биопринтера, он, при всей своей чужеродности, уже начал казаться мне чем-то близким и понятным. Классический случай любви через привыкание.
Но стоило нам подойти к нему при свете нового дня, и стало ясно, что перед нами – чуждый, нашпигованный ловушками и опасностями некроорганизм.
Мы с Тополем ощутили укол опасности одновременно.
А вот Капелли – тот продолжал шагать вперед как ни в чем не бывало. Разве только не насвистывал!
Андрей как будто не замечал подозрительных вибраций в глубине входного проема, на месте демонтированной нами вчера плиты обшивки…
И тут до меня дошло: да он в самом деле не замечает! Просто потому, что не видит! А я – я вижу! Потому что у меня другое зрение, чувствительное к цепочечному излучению!
– Андрей, стоять! Ни с места! – выкрикнул я.
– Что? Что случилось?
– Мы сюда не пойдем, – сказал я нарочито скучным голосом. – Тут… тут нехорошее что-то.
Между тем Тополь, который, оказывается, подготовился к нашей вылазке совсем по-сталкерски, достал из кармана пригоршню гаечек.
Без лишних слов он точным броском отправил одну из них в центр зловещего призрачного мерцания.
Гаечка добралась до аномалии, но вместо того, чтобы ме-е-едленно (а на Марсе всё происходило медленно!) упасть, она, напротив, пошла по спирали вверх…
Там, в полутора метрах над поверхностью, гайка застыла, завертелась вокруг своей оси… Я как зачарованный смотрел на нее – и вся моя бестолковая молодость в чернобыльских чащобах смотрела вместе со мной.
Вертясь, гаечка, однако, не думала замедляться. Напротив, ее темп вращения становился все более бешеным. Посверкивая гранями, которые постепенно слились в одну сплошную полосу, гаечка поднялась еще сантиметров на тридцать, зримо накалилась, как будто ее горелкой подогрели, и… Бац! Разлетелась в стороны несколькими стальными плевками!
– Ни хрена себе, – сказал Капелли.
– Вот именно. И по этой причине первым должен идти я.
