Глава 10
Тайна Останкинской башни
Мы шагали по Покровке вниз, от Садового к Маросейке, и жевали мороженое. Да-да, по самой бровке, без остановки, как пелось в одной старой песне про летчиков…
Мороженое было моей любимой разновидности «пломбир в шоколаде» и называлось «Каштан», а лица у нас были обветренные и счастливые. Еще бы! Двое суток назад мы получили первую зарплату, огромную, надо сказать. А впридачу к ней – сорок восемь часов отпуска!
Увы, сорок семь из них уже были нами потрачены…
Мы ходили (зачем-то!) в аквапарк, известно зачем – в паб и, вы не поверите, на концерт органной музыки (Тополю, видите ли, захотелось!).
А еще Тополь общался с Лизой – той самой беременной особой из «Науки и жизни», которую мы так доблестно спасли.
И ведь в самом деле спасли! Тополь успел вынести ее из опасной зоны буквально за минуту до прилета химероидов. Останься девушка с нами, запросто могла бы разделить судьбу Навлоева!
Тополь водил Елизавету, теперь Лизаньку, в ресторан вегетарианской еды (она не ела мяса и презирала людей, потворствующих убийству животных ради гастрономического удовольствия), а потом выгуливал по окрестностям.
– Так это было свидание? – спросил я, откусывая очередной кусок мороженого.
– Ну как бы да, – буркнул Костя без особого энтузиазма.
– В смысле, свидание женщины с мужчиной? Или свидание друга и друга?
– Ну, женщины с мужчиной.
– То есть вы… хм… целовались и всё такое? – в своем любопытстве я был беспардонно методичен.
– Да ты с ума сошел?! – Костя испуганно на меня вытаращился. – Она же того… Беременная!
– Но беременная – это ведь не мертвая! Насколько я понимаю, беременность – нормальное физиологическое состояние женского организма.
– Нормальное… Но всё равно! Куда целоваться «и всё такое», когда внутри человека – другой человек?! Это же как секс втроем!
Я пожал плечами. В каждой избушке – свои погремушки.
– И всё же ты настаиваешь, что это было свидание.
– Настаиваю!
– Но при этом «всё такое» будет уже потом, когда она… ну… перестанет быть «того», в смысле беременная, да?
– Да, – энергично подтвердил Костя. – Вообще, Лиза – классная девчонка. Умная, веселая и, знаешь… как искорка.
Я кивнул.
Они у Кости все «классные» поначалу. Пока «классными» быть не перестают.
Я уже собрался было в мягкой ироничной форме донести это свое жизненное наблюдение до Кости, но осекся – в поле моего зрения попал молодой человек спортивного телосложения в черных солнцезащитных очках.
Ну и что тут, спросите, такого? Каждый пятый москвич летом в очках! И каждый десятый – спортивного телосложения!
А вот что: еще в начале нашей с Костей прогулки по московским улочкам и бульварам, когда мы проходили мимо здания ИТАР-ТАСС, внутри меня вдруг пробудился черт.
«Комбат! Эй, Комбат! – дергал он меня за рукав. – Только вообрази, какими сенсациями ты набит! После полета на Луну! После встречи с инопланетянами! После того, как узнал тайну Тунгусского метеорита! А зайди-ка ты в ИТАР-ТАСС! Да прямиком к директору! И скажи ему: так и так, имею сообщить…»
И вот представьте, друзья мои: ноги сами, помимо моей воли, понесли меня к стеклянным дверям сего уважаемого информационного агентства, как вдруг боковым зрением я заметил, что две фигуры в черных очках, полностью вроде бы поглощенные беседой друг с другом, внезапно отставили в сторону банки с пивом и зримо напряглись. А рука одного даже потянулась в карман летних брюк – может быть, за телефоном, а может, и за чем-то посерьезней…
– Ты куда это, Володя? – сердито осведомился Тополь.
– Что? А-а, показалось, знакомую увидел… Помнишь, у меня Леся такая была, из Нижнего? Она еще на виолончели играла… Ты ее называл «щекапупик». Но потом оказалось, что у нее муж и дети.
– Щекапупик? Господи Иисусе! – Тополь вздохнул. – Не помню.
В общем, ИТАР-ТАСС мы миновали благополучно. Но осадочек остался. Сексоты нашего таинственного и грозного Комитета по взаимодействиям теперь уже мерещились мне на каждом углу.
Например, что это за дамочка там, возле входа в кондитерскую «Нямням», читает с планшета? Нашла еще место, где почитать! И тоже в черных очках на пол-лица!
Или вон тот лишенный особых примет господин лет сорока в припаркованной «Ладе Империи»? Чего это он такой нарочито равнодушный ко всему? Заснул? Как же!
Я Москву знаю средне, но Тополь – почти москвич, если по бывшей жене – всё рассчитал до минуты.
Покровка плавно перетекла в Маросейку, а Маросейка – в ступени, ведущие на станцию метро «Китай-город».
Мы спустились, выбрали оранжевую линию, и Костя уверенно втолкнул меня в поезд, идущий по направлению к «ВДНХ».
На станции «ВДНХ» мы вышли, поднялись наверх и в виду обелиска Покорителям космоса сели на монорельс.
К слову, этот достославный обелиск после нашего вояжа на Луну воспринимался мною совершенно иначе. Я бы сказал, теперь я считал его немножко своим. Тополь тоже думал о чем-то таком, мемориальном.
– А представь, может, когда-нибудь на том барельефе появимся и мы, – сказал он.
– Это у тебя мания величия, от птеров заразился, – отшутился я.
– Нет-нет! Обязательно появимся! – настаивал Тополь.
– Понимаешь, дружище, если нас действительно там изваяют, это будет означать, что мы погибли на задании. Как Чудов.
– Хм… Об этом я как-то не подумал. – Тополь завял.
Монорельс, архаичный немногим меньше, чем паровоз Черепановых, не без труда дотащился до станции «Телецентр».
Мы пересекли улицу Академика Королева и ровно в пятнадцать пятьдесят девять оказались у подножия Останкинской телебашни.
Да-да, именно она была конечным пунктом нашего назначения. Вообще, когда Зимин сказал мне, что мы должны явиться ко входу в телебашню, я был очень удивлен и поначалу подумал, что придется участвовать в передаче про успехи отечественной космонавтики.
Но Зимин грубо – а он вообще не отличался манерами – меня высмеял.
– В передаче? Про космонавтику? Про передачи забудь до конца жизни! Нужен ты им там со своей секретной правдой и рожей потомственного замкадыша. Для передач в Комитете особые люди есть из отдела работы с населением. У них манеры, лоск, темник…
– А что там делать тогда? – спросил я, изо всех сил игнорируя «замкадыша».
– Контактировать с кураторами, как обычно. Вас встретят, выдадут пропуска и всё объяснят, – сообщил Зимин и был таков.
Я стоял, запрокинув голову, и созерцал телебашню, похожую на побег инопланетной техноспаржи.
Я думал о том, что наверняка ведь она назначена нам в качестве промежуточной точки встречи и никоим образом не является конечным пунктом нашего назначения.
Небось, выйдет сейчас какой-нибудь агент, конечно же, в черных очках, проведет нас по неприметной лестнице в сырой бетонированный каземат, там откроется бронедверца весом тонн в пятнадцать… А за ней – буранный полустанок Метро-2, и усвистим мы под землей куда-нибудь… да хоть в то же Раменское, почему нет?
«Каким-нибудь агентом» оказался, как ни странно, Андрей Капелли – быть может, единственный человек из Космодесанта, которого я был искренне рад видеть в любое время дня и ночи.
– А вы, мужики, в гражданском совсем по-другому смотритесь, – сказал он вместо «здрасьте», окидывая нас своим фирменным нечитаемым взглядом с ног до головы.
– «По-другому» – это как? – не понял я.
На мой вкус, выглядели мы крайне тривиально: кеды, джинсы, летние рубахи.
– Тертые калачи такие… На кадровых военных похожи. С опытом горячих точек, – ответил Капелли после некоторых раздумий.
– То есть ты хочешь сказать, что в космосе мы выглядели как салабоны? – Тополь всё хотел знать.
– Ничего тут нет обидного, между прочим, – смешался Капелли. – И не следует на меня так смотреть. Просто когда вы появились… В общем, я впервые видел в Космодесанте людей, которые не знали, как в невесомости мыть руки…
Я примирительно кивнул – мол, мы не обидчивые.
Капелли дал нам две зеленые проходки, на которых красовались унизительные надписи «ГОСТЬ ТЕЛЕЦЕНТРА».
Обидно, да? Всего лишь гости. Всего лишь телецентра.
– Это еще что? – спросил Костя.
– Пропуска.
– Так мы реально в телецентр, что ли, идем?
– Мы идем внутрь Останкинской телебашни, – сказал Капелли, сделав конспирологические глаза. – А дальше – сами увидите.
Вслед за тем, не вдаваясь в объяснения, он направился прямо к стеклянным дверям.
Перед самым порогом какая-то неведомая сила – назовем ее по старинке интуицией – развернула меня на сто восемьдесят градусов.
И что же я увидел?
Ту самую особу, что читала с планшета на ступеньках кондитерской «Нямням»!
Дамочка поправляла прическу. И, мне показалось, виновато улыбнулась нам – мол, да, я вас веду, но ведь я просто на работе, не держите зла, коллеги.
Капелли увлек нас к лифту, на дверях которого распласталась табличка с красной надписью «Не работает».
Быстрее, чем мы с Тополем успели изъявить непонимание, Капелли взмахнул своей карточкой «гостя телецентра» (к слову, такой же точно, как у нас) – и двери лифта раскрылись!
При этом фанерная табличка – на вид, по крайней мере, фанерная – точно так же, как и створки дверей, разделилась пополам. Я усиленно заморгал: не снится ли мне это?
Довольный произведенным эффектом, Капелли улыбнулся краешком своего чувственного итальянского рта и радушным жестом пригласил нас в кабину.
– И куда мы, интересно? – полюбопытствовал я, глядя на циферки панели управления.
– На сотый этаж, – ответил Капелли.
– Сотый?! Да откуда он здесь?! Мы ведь не в небоскребе, а в телебашне!
– Ниоткуда, – равнодушно пожал плечами Капелли. – Это просто слова и просто кнопки, которые я сейчас нажму. Что же до телебашни, то я уполномочен сообщить вам нижеследующий примечательный факт, дорогие гости нашей столицы…
И, стоило лифту тронуться, Капелли продолжил жирным голосом бывалого экскурсовода:
– В 1960 году руководство Комитета по взаимодействиям сообщило Первому, что назрела острая необходимость в постройке пятисотметровой монолитной антенны для осуществления связи с нашими объектами в Солнечной системе. Ну и не только с нашими, само собой… Поначалу хотели, как у нас водится, строить где-нибудь на Таймыре, чтобы сподручней было выдерживать режим секретности. Но в этот момент американцы запустили «Меркурий», и стало ясно, что в ближайшем будущем пятисотметровые открыто стоящие хреновины перестанут быть такими уж незаметными для вероятного противника…
– Извини, я так понял, «Меркурий» – это спутник-шпион, да? – спросил Тополь.
– «Меркурий», друг мой, это первый американский пилотируемый космический корабль, – вздохнул Капелли с видом «как-можно-быть-таким-невежественным». – Так вот, и тогда маршал Буденный предложил замаскировать суперантенну под объект народно-хозяйственного значения. Под силосную башню. Или под водонапорную… Поначалу инженеры, конечно, хихикали: вот же старый дурак! Пятьсот метров силосной башни! Но потом кого-то осенило: Буденный дело говорит, только башня должна быть телевизионная.
– Подожди, Андрей, а маршал Буденный – это тот, который с усами? Который танковой армией командовал? – спросил я.
Теперь пришел мой черед ловить на себе взгляд Капелли из серии «как-можно-быть-таким-невежественным».
– Командовал, да, но не танковой армией, а Первой конной… Но мы отвлеклись. Короче, Буденный вбросил идею, специалисты ее аранжировали и – вуаля! – самая высокая телебашня в мире была построена в молодом, динамично развивающемся районе Москвы! А уже через полгода при помощи этой антенны удалось осуществить первый успешный радиоперехват кодированных сообщений, отсылаемых «черными археологами» на свою родную Плейону…
– Куда-куда? – спросили мы с Костей хором.
– На Плейону. Так называется двойная переменная звезда в звездном скоплении Плеяды.
В этот момент наш лифт остановился и двери его плавно раскрылись.
– Но самое важное, – затараторил Капелли, которому страсть как хотелось закруглить свою экскурсию, – что для ускорения обмена данными прямо сюда, поближе к антенне, было решено переместить и Лунный Контроль, и Центр управления спецполетами, более известный как ЦУС…
– Если и известный, то не нам, – вздохнул я.
