Книга: Тяжело в учении
Назад: Глава 29 РИТУАЛ
Дальше: Глава 31 О ВРЕДЕ ОДИНОКИХ ПРОГУЛОК

Глава 30
РАЗГОВОР ПО ДУШАМ

Обжегшись на молоке, дуют на воду. А потом удивляются, откуда взялся лед.
Из размышлений Виорики
Следующие два дня я провела в постели. Нервное перенапряжение вкупе с магическим истощением, наложившись на обычную простуду, дали потрясающий эффект — меня лихорадило как никогда в жизни. Пару лет назад я по глупости искупалась в проруби, но даже тогда не было так плохо. Дворцовые целители сбились с ног, пытаясь облегчить мое состояние, а над ними довлела парочка некромантов, готовых, если что, обратиться к своему мастерству. Наверное, лишь для того, чтобы высказать все, что обо мне думают… К счастью, столь радикальные меры не понадобились — батюшкины целители знали свое дело, и на третье утро я передумала умирать, посчитав, что на этом свете не так уж и плохо.
Первым меня навестил батюшка. Я была еще слишком слаба, а потому родитель ограничился парой тяжелых вздохов и взглядом, не обещавшим ничего хорошего. Ближе к вечеру через строгих целителей прорвался Славояр, и ему не было никакого дела до моего самочувствия. Жива — и хвала богам, а по горячим следам и наука крепче усвоится… Только не стоило дядюшке так много и громко говорить — у меня болела голова, мешая как следует уяснить, какая я бестолковая, легкомысленная и самонадеянная дура. Но, похоже, этот пламенный монолог оказался нужен не столько мне, сколько Яру, ибо после него он успокоился и стал способен на нормальный разговор. От дядюшки я узнала, как меня обнаружили — всплеск энергии был слишком велик, чтобы его не заметили находившиеся во дворце маги, включая целителей и злополучного астролога-предсказателя. Сначала подумали, что это шалят близняшки, и только знающий мой магический почерк Рэм ничуть не усомнился в том, кто является истинным виновником ночного переполоха. В общем-то именно потому он и в склеп полез — у него было больше шансов вытащить меня из ловушки, в которую я сама себя загнала. И теперь Рэмион у папочки герой. Ну что ж, еще один незапланированный плюсик нам точно не повредит.
— Ты бы не улыбалась так довольно, — мрачно заметил Яр, наблюдая за мной, как кот за окончательно обнаглевшей мышью. — Какого беса ты вообще в склепе забыла?!
Я замялась. Признаваться не хотелось, но Яр все равно не отстанет, да и врать дяде тоже особого желания не было… А потому я набрала в грудь побольше воздуха и выпалила:
— Я искала маму!
О, выражение лица Славояра надо было видеть!
— Зачем?! — схватился за голову он. — Зачем ворошить прошлое и искать человека, который предпочел уйти?!
— Затем, чтобы выяснить, почему это произошло! — надулась я, сжимая край одеяла так, что аж пальцы заломило. — Возможно, она пропала не по своей воле! Я не ошиблась с ритуалом, все сделала верно — можешь у Лиера спросить! Кто-то не хочет, чтобы ее нашли!
— Или же она сама отсекла все ниточки, — жестко прервал меня Яр. — Так бывает.
— Без причины — не бывает! Ты что-то знаешь? Пожалуйста, скажи мне!
— Ничего я не знаю, — мотнул головой дядюшка. — И тебе не советую узнавать. Думаешь, ее не искали? Искали, причем маги куда сильнее и опытнее тебя…
— И?
— И все пришли к выводу, что Элина сама — слышишь, сама! — поставила блок, — сказал как припечатал Яр. — А теперь ты за каким-то бесом решила покопаться в прошлом…
— Мне нужно было! — взвыла я. — Ты-то должен это понимать!
— Я понимаю! Потому и говорю! — вспылил Яр.
— Так объясни и мне! — вцепилась в него я.
— Пусть Всеслав сам объясняет, — с досадой поморщился Славояр.
Объяснение от батюшки получить хотелось. Другое дело, что объясняться при этом самой не было никакого желания. Да и как добиться признания от отца, когда я даже из Яра не в состоянии правду выпытать?! Может, я что-то не так делаю? Ага, самое то в данной ситуации — пыточная камера, и не факт еще, что дядюшка хоть что-то расскажет. А если и рассказывать нечего? Или же… или же есть, но не стоит? Хочу ли я знать, что мама ушла из-за меня? Или что, уходя, даже не вспомнила обо мне? Хотя и так ясно, что не вспомнила. Если бы было иначе, если бы она думала обо мне — никогда бы не бросила…
Хорошенько поразмыслив, я решила оставить Славояра в покое. Тем более что насущных проблем и без того хватало, и жизнерадостная Лика любезно напомнила о них, с удовольствием пересказывая дворцовые сплетни, в которых немалое место занимал некий молодой граф, самоотверженно вытащивший обморочную девицу из склепа, полного разной нечисти. Нечисть, естественно, была перебита тем же самым графом, причем голыми руками. История обрастала новыми подробностями с умопомрачительной скоростью, и уже никто не сомневался в том, что свежеиспеченного героя ждет награда в виде моей руки. Интересно, а батюшка в курсе этих слухов?
— После того, как Алан вынес тебя из склепа на руках и наорал на Яра, думаю, отец с радостью превратит слухи в реальность, — хихикнула сестрица.
Все бы ей веселиться… А мне, между прочим, скоро в Школу возвращаться. И Рэму — тоже. И упасите боги, если кто-нибудь там прознает о нашей помолвке!
А Лика словно мысли мои прочитала:
— Слушай, а я все думаю — ведь в твоей Школе, наверное, много симпатичных парней! И что, неужели никто по сердцу не пришелся?
Я закатила глаза, признавая, что сестричка неисправима:
— Лика, какие парни?! У меня в первое время одна забота была — выжить и не вылететь, так что…
— Так что слепая ты совсем или просто маленькая еще, — наморщила носик Светлолика. — Я на вашем балу как следует огляделась… Да и маг тот, что из Школы седмицы две назад сюда приезжал, тоже весьма ничего был… Кстати, после его визита папочка и взбесился!
— Какой еще маг? — насторожилась я.
— Очень злой и, по-моему, совершенно чокнутый, потому что осмелился повысить голос при батюшке, — хихикнула старшая.
— Лика! Как он выглядел? — почти прорычала я. Вот когда не надо, она соловьем заливается, описывая внешность, а сейчас решила удариться в анализ характера!
— Так я и говорю — симпатичный, очень, — вздохнула Светлолика, — темноволосый, невысокий, глаза… знаешь, красивые такие, зеленющие… Кошачьи.
О… О! Какого беса?!
Я тихонько сползла по подушке и натянула одеяло на голову.
Дура! Наивная дура! Неужели я и в самом деле полагала, что Остромысл не в курсе моего происхождения?! А раз знает директор, значит, знает и Лион. Стоило бы насторожиться еще при встрече с Яром, когда мастер Ривенс был раздражен, но не удивлен. И… это он позвал дядю в Школу. Чтобы он забрал меня. Для чего?! Из-за мастера Ргеона? Ведь все началось с того дня — нам запретили покидать Школу, а Лион уехал… В Самоцветинск, к царю-батюшке, потому как его найти легче, чем Славояра. А уж отец, с помощью астролога проверив слова чародея и получив таким образом дурацкое предсказание, прислал ко мне единственного человека, с которым я согласилась бы вернуться домой…
Кажется, с царем-батюшкой нам нужно обсудить гораздо больше вопросов, чем казалось изначально. И затягивать с этим не стоит — не в том я положении, чтобы смиренно ждать милости от богов, родителя или тех же звезд, по чьей вине нам с Рэмом приходится разыгрывать не радующий нас обоих спектакль…
Кстати, Рэмиону я все рассказала. В отличие от Вилиера и любопытного Костана, которым я, ничуть не смущаясь, выдала версию о практике. Ну да, в полночь. Ну да, в родовом склепе. Кого-то из темных это удивляет? Нет? Вот и славно!
И, что самое главное, Рэм меня понял. Не задавал глупых вопросов, не ругался, а поддержал. Единственное, о чем попросил — не лезть во всякие сомнительные авантюры в одиночку.
— На этот случай и существуют друзья, — заявил он, и я в который уже раз порадовалась, что однажды наши пути пересеклись.
Эх, батюшка, что такое брак, тем более — без любви? Самое настоящее чудо в этом мире — дружба. Когда за другом и в огонь, и в воду, и в склеп… Мне искренне жаль тех, кто не может этого понять. Очевидно, в их жизни такого чуда не случилось…
Но, стоя следующим утром перед дверью в отцовский кабинет, я вовсе не горела желанием просвещать батюшку насчет дружеских отношений. А вот избавиться от перспективы брака я намеревалась. Я должна хотя бы попытаться! И понять, для чего все это нужно отцу. И что ему вообще нужно… Забавно, этот вопрос волновал меня впервые за почти семнадцать лет моей жизни.
Отец сидел за массивным столом, заваленным бумагами, и что-то писал. Солнце золотило его волосы, и ниточки седины в них казались тонкой паутинкой, которую можно снять в любой момент. Мелькнула глупая мысль, что в моих-то волосах седины видно не будет, и пропала, когда батюшка наконец-то заметил меня.
— Проходи, Вики, — кивнул он мне, и я отлепилась-таки от двери и шагнула к столу, окинув комнату быстрым взглядом.
Все как всегда, ничего не изменилось — обшитые светлым деревом стены, высокие шкафы, полные книг в золоченых переплетах, незажженный камин и придвинутое к нему кресло, на котором так же, как и на столе, лежали стопки бумаг. В этом мы с царем-батюшкой были схожи — творческий беспорядок ценили превыше нарочитой аккуратности. Только он мог бороться с данным недостатком, а я — нет.
— Вижу, тебе уже лучше, — продолжил отец, глядя на меня с опаской. Интересно, с чего бы? — Ты хотела о чем-то поговорить?
Ох, знал бы он, как сильно… Я хотела, чтобы разговор был спокойным и конструктивным, даже по пути сюда пару раз повторила про себя заранее заготовленную речь, щедро сдобренную весомыми аргументами, но, едва оказавшись здесь, забыла о благих намерениях. Я вдруг снова почувствовала себя маленькой девочкой, считающей, что ее права нарушают самым бесцеремонным образом, и поступила так, как привыкла, — то есть безнадежно глупо и прямолинейно, с ходу выдвинув главную претензию:
— Я не желаю выходить замуж, ни сейчас, ни в ближайшем будущем!
— Это для твоего же блага! — резко поднявшись, сверкнул глазами отец.
— Так же, как и ссылка в Школу? — вырвалось у меня.
— Да, — спокойно подтвердил он. — Скажи, разве ты жалеешь, что попала туда?
Оставалось лишь отрицательно качнуть головой. Не так я себе представляла этот разговор, ох не так!
— Вот видишь! — обрадовался батюшка.
— Не вижу, — упрямо вздернула подбородок я. — Это не одно и то же — учеба, которая действительно нужна, и замужество, которое…
— Спасет тебе жизнь. Звезды не лгут, Вики.
— С чего такая забота? — не выдержала я. — Помнится, раньше моя жизнь тебя не особо волновала!
— Неправда, — побледнел отец.
— Неужели?! Да порой мне казалось, что ты и вовсе не знаешь о моем существовании!..
— Я боялся привыкать к тебе! — прошептал батюшка. — Боялся, что ты, как и она, исчезнешь, оставив меня одного…
Я подавилась очередным обвинением и тяжело опустилась в кресло. Услышанное не желало укладываться в голове, поражая своей нелогичностью и… отчаянием. Похоже, правы утверждавшие, что царь все-таки повредился в уме после пропажи второй жены.
— Я бы не исчезла, — не зная, что еще сказать, пробормотала я.
— Она тоже так говорила, — горько усмехнулся отец. — Вики… Я повел себя как последний эгоист. Я не хотел больше той боли, что едва не свела меня с ума. И не придумал ничего лучше, чем отгородиться от тебя. Казалось, так будет легче. И мне и тебе. Лишь потом я понял, насколько ошибся… И сделал новую ошибку — не попытался ничего исправить, завоевать твое доверие… Все-таки мои самые страшные кошмары сбылись — я потерял тебя.
Отец говорил тихо, отстраненно, устремив застывший взгляд в окно, а я молча глотала слезы, почти задыхаясь от боли и безысходности, сквозивших в каждом его слове. Несмотря на годы одиночества и обид, сейчас я… понимала его. В Школе я слышала и более пугающие истории и знала, на что способны доведенные до отчаяния люди, как ломают даже самых сильных душевные переживания. Понимала, но вот простить пока что не была готова. Но пообещала себе постараться…
— Как ее звали на самом деле? — нарушила я неловкую тишину. Отец вздрогнул и непонимающе — показалось даже, с испугом — посмотрел на меня. — Мама такая же Элина, как я — Виолинка, — слабо улыбнулась я, стараясь не замечать мокрую дорожку на щеке отца.
— Эрика, — немного подумав, проговорил он. — Ее звали Эрика. И она очень любила тебя.
— Так любила, что предпочла бросить? — горько выдохнула я.
— В том, что случилось, твоей вины нет, — твердо произнес отец. — Запомни это раз и навсегда.
Отчего-то почудилось, что это не все, что он хотел сказать. Но, видя его страх и боль, я не рискнула спрашивать. Все равно ведь не признается. Умение уходить от прямого ответа — семейное, и Яр еще не самый искусный по этой части. Ничего, рано или поздно, так или иначе — я все узнаю. Ни одна тайна не может храниться вечно.
— Пожалуйста, верни мне его, — попросила я, и на этот раз отец понял правильно — под моим удивленным взглядом вытащил из-под камзола медальон и протянул мне. Прохладный кругляш скользнул в мои ладони, согреваясь — и согревая в ответ.
— Спасибо, — шепнула я пересохшими губами и направилась к дверям.
— Вики, — усталый, надломленный голос отца нагнал меня у порога. — Я не буду тебя неволить. Но я прошу… нет, умоляю послушать меня. Сегодня утром твоей руки просил Алан Ар’Эльент. Я не дал ответа. Решать тебе…
— Условия те же? — не оборачиваясь, уточнила я. — Никакой свадьбы до окончания Школы?
— Да, — подтвердил батюшка.
— Я согласна, — кивнула я и вышла из комнаты.
Я ничего не теряю, зато Рэм будет защищен, а отец — спокоен. Если уж он так верит предсказаниям… Из Школы я не вылечу — ни за что. А потом, когда Рэмион получит диплом и свободу, будет видно, что делать дальше. Возможно, к тому времени удастся убедить отца, что звезды не всегда правы…

 

Я бежала по темному узкому коридору, путаясь в подоле длинного белого платья, падала, сдирая в кровь ладони и колени, поднималась и снова бежала, не понимая, куда и зачем — просто чувствовала, что остановка смерти подобна. Под босыми ногами засеребрился иней, и в следующий раз я упала не на земляной неровный пол, а на гладкий лед, и в его зеркальной поверхности отразилась вовсе не я.
А потом лед проломился.
Задыхаясь от ужаса, я подскочила и обнаружила себя в собственной постели. Слабый светлячок нерешительно парил над изголовьем, освещая сброшенные на пол подушки и одеяло, а еще — раскрытый медальон с маминым портретом. Я протянула руку и осторожно дотронулась до холодного кругляша.
Пожалуй, разговор с отцом стоил мне гораздо больше нервов, чем я надеялась…

 

Рассвет я встретила, стоя на коленях перед убранным белыми и красными цветами алтарем Любавы. Рядом, сосредоточенно взирая на мраморный лик вечно юной богини, стоял Рэмион, облаченный по такому случаю в черный, расшитый серебром костюм, целиком и полностью соответствующий образу темного мага, пусть даже и будущего. По логике такой же наряд полагался и мне, но любая логика пасовала перед обычаями, а потому пришлось покорно мерзнуть в легком белом платье, столь пышном и длинном, что я всю дорогу до алтаря боялась запутаться в юбках и загреметь на пол. Прямо как в моем сне… В отличие от Рэма, строящего из себя образец благочестия и кротости, я то и дело бросала взгляды по сторонам, подмечая, как первые лучи солнца освещают небольшой, щедро украшенный белыми лилиями зал, отражаются в начищенных до блеска зеркалах в массивных серебряных рамах, оживляют затейливые барельефы, бросают причудливые тени на торжественные лица худого жреца, стоявшего чуть поодаль батюшки и Вилиера с Яром, которые замерли по обеим сторонам от алтаря, словно стражи. Собственно, их они и олицетворяли — стража Тьмы и стража Света. С убийственной серьезностью они взирали на нас — сверху вниз, естественно, — и казалось, что о нашем спектакле известно не только Яру. Даже Любава будто неодобрительно хмурила белоснежное чело, осуждая осмелившихся шутить со священными понятиями. И кому пришло в голову обручать двух магов перед богиней?! Хватило бы простого обмена клятвами… А сейчас я чувствовала себя преступницей, да и Рэму, судя по едва дрожащим пальцам, сжимавшим мою ладонь, тоже было неуютно. Чтобы хоть как-то отвлечься от неприятных размышлений, я перевела взгляд на одухотворенного жреца, но из-за волнения не могла понять ни слова из того, что он говорил, воздев руки к высоким сводам зала.
А потом наши с Рэмом левые запястья соединили и обвили сплетенной из душистых трав веревкой, оставив концы незавязанными — еще не брак, лишь его обещание. Кожу неприятно закололо — вот только аллергии и не хватало! Судя по нахмуренным бровям Рэма, ощущения от символических оков ему тоже не понравились.
Помолвку по величайшей родительской воле решили не афишировать. За обедом в тесном семейном кругу, включившем Вилиера и исключившем отбывшего Костана, меня все еще колотила нервная дрожь. Что-то было не так. Но вот что именно, понять я не могла. А Рэму хоть бы что — сидит, улыбается, с батюшкой общается, словно сто лет его знает. И чего веселится, спрашивается? Я вот до сих пор выражения лица Любавы забыть не могу! И не надо говорить, что это всего-навсего неспособная на эмоции статуя богини, которой, возможно, и вовсе не существует, мне от этого не легче.
«Вики, ты можешь смотреть на меня влюбленно, а не так, словно мечтаешь придушить?!» — улучив момент, мысленно прошипел Рэмион.
«Влюбленно — это как?» — мрачно уточнила я, покосившись на насторожившегося Славояра. Отголоски ментальной магии почувствовал? Ну-ну, зря напрягается — все равно подслушать не сможет.
«Представь, что я — это то, что ты любишь», — посоветовал Рэм. Ну я и представила…
«Ты о чем сейчас думаешь?» — нервно уточнил Рэмион — наверняка ведь поймал образ, просто сам себе не поверил.
«О шоколаде», — не стала отпираться я.
«Прекрати, пожалуйста, — поежился он. — Мне страшно, когда ты так на меня смотришь».
«Сам просил!» — поджала губы я, от обиды забыв о конспирации.
Лика кинула на меня удивленный взгляд, но смолчала, ибо батюшка как раз толкал торжественную речь.
«Я просил „влюбленно“, а не с выражением „сейчас проглочу“!» — не остался в долгу мой — о боги, за что?! — жених.
Теперь на нас косилась и Голуба — волей-неволей пришлось сворачивать перепалку, чтобы не привлечь внимания отца. До конца обеда недоразумений больше не возникало. Зато после него, когда я оказалась у себя и с облегчением переоделась в привычную одежду, меня ждал потрясающий сюрприз. Такой, что я, забыв о всяких приличиях и предосторожностях, помчалась в комнату Рэма.
Он стоял у окна и заинтересованно, без малейших признаков паники, разглядывал левое запястье. На мое появление друг отреагировал спокойно и даже вяло помахал рукой.
— Это конец! — выдохнула я, с ужасом взирая на яркую магическую метку в виде пятилучевого солнышка, проступившую на коже парня столь же четко, сколь и у меня. — Отец нас перехитрил! Будь проклят день, когда я поддалась на твои уговоры!..
— Вик, ты чего? — заинтересовался Рэм, когда я от отчаяния пару раз приложилась лбом о стену.
А-а-а, он еще спрашивает?!
— Чего я? Чего я?! Это же метка нерушимой связи! Ее может разорвать лишь смерть!..
— Та самая, что столь часто смотрит моими глазами? — очень тихо спросил некромант. Истинный, между прочим. Истерить разом расхотелось. — Я поклялся. И не нарушу клятвы. Помолвка будет расторгнута в нужный час — и плевать, какие еще метки на нас поставят. Ты мне веришь?
Я всерьез задумалась над своим поведением. Это же Рэм! Мой друг. Надежный, как скала. Он не предаст. Раз сказал, что сделает, значит — сделает. А батюшкины брачные интриги против свободолюбивого некроманта — все равно что иголка против дракона.
Вечером того же дня Рэмион с помощью Яра отправился домой — порадовать своего отца выполненной задачей и подготовиться к занятиям. А за день до моего возвращения в Школу мой собственный батюшка попытался отговорить меня от этого. Вернее, он предложил найти другое учебное заведение, где «полнее и эффективнее раскроют мой магический потенциал», но я твердо заявила, что с моим потенциалом все будет в порядке, потому как вряд ли где еще есть энтузиаст вроде мастера Ривенса, который скорее душу из меня вытряхнет, чем позволит лениться. При упоминании имени наставника отца сильно перекосило, и я поняла, что дело именно в Лионе.
— Наглый, самоуверенный и беспардонный юнец! — сердито выдал царь в ответ на мой удивленный взгляд.
Я лишь плечами пожала — большинство магов, особенно темных, такие, и что? Даже Яр, светлый, и то этим грешит. Но отца мои доводы не убедили, и тогда я, устав от ненужного разговора, прямо сказала:
— Еще немного, и я заподозрю, что у тебя с мастером Ривенсом личные счеты!
Как ни странно, это подействовало, и царь, стребовав обещание никому не доверять, а особенно — «наглым и самоуверенным типам», свернул беседу. Появилось чувство, что я, сама того не зная, весьма точно определила причину папочкиной неприязни к Школе. А что? На момент моего поступления Лион в штате не числился, и царь-батюшка мог просто не знать о его планах насчет преподавания… Или же все было проще, а у меня появилась-таки паранойя — последний визит Лиона во дворец, если верить Лике, вежливым отнюдь не был, а Всеслав Градимирович не из тех, кто прощает оскорбления.
«Паранойю надо лечить», — постановила я, собирая вещи. И не важно, что оная иногда спасает жизнь — намного чаще она ее отравляет.
Утром я распрощалась с родственниками и шагнула в открытый дядюшкой портал — прямо на школьный двор. На этот раз Славояр, явно желая взять реванш, пробил-таки защиту, и я оказалась нос к носу с мастером Маликом, которому, кстати, весьма шла новая прическа. Я среагировала быстрее — вежливо поздоровалась со старшим наставником, подхватила поудобнее сумку и припустила в жилой корпус, рассудив, что уважаемый маг постесняется бегать по двору за студенткой. Зато высказать, что он обо мне думает, эльф не постеснялся, но это по сравнению со всем прочим было такой ерундой, что я лишь улыбнулась. Как ни странно, но я сразу почувствовала себя дома, а все произошедшее во дворце показалось дурным сном, который со временем можно забыть. Но который, увы, вряд ли забудет про меня…
Назад: Глава 29 РИТУАЛ
Дальше: Глава 31 О ВРЕДЕ ОДИНОКИХ ПРОГУЛОК