Глава 21
ПЕРИПЕТИИ ИСТОРИИ
Ничто не позволит ощутить груз прошлого полнее, чем уроненный на голову учебник общей истории магии.
Из наблюдений Виорики
Он лежал на столе, угрожающе белея в свете заглядывающего в окна полуденного солнца, по-зимнему яркого и холодного. Непомерно толстый, словно отъевшаяся нежить, и столь же неприятный, испещренный мелкими буковками и цифрами, складывающимися в унылую картину прошлого, способного изрядно испортить будущее. Мое будущее.
— Вик, перестань смотреть на учебник как на врага, — шепнула Тэка, отвлекая меня от мрачного созерцания пухлого тома общей истории магии.
— Он и есть враг, — страдальчески простонала я, потирая слезящиеся глаза. Очередная бессонная ночь, посвященная зазубриванию ненавистных дат, не пошла на пользу: в итоге я и не выспалась, и ничего не запомнила — казалось, голову заполняет вязкая каша из абсолютно не связанных между собой мыслей.
— Это же просто история, — удивленно приподняла светлые брови девушка. — Что в ней сложного?
— Ненавижу историю, — глухо ответила я, уткнувшись лбом в столешницу. — Ненавижу даты. Ненавижу зачеты…
Мимо, кровожадно завывая, пролетела длинная линейка; едва не расцарапав мне щеку, она глубоко вонзилась в стену. Вслед за ней устремился наспех слепленный огнешар, кривобокий и воняющий паленым. Его я погасила на подлете, почти не отрываясь от своих душевных и умственных страданий, которые, похоже, больше никого не касались. В аудитории царил первозданный хаос — студенты развлекались, как могли, а могли мы не так уж и мало. В воздухе носились неумело левитируемые предметы; столы то и дело пытались встать на дыбы — спасибо основам телекинеза и шаловливым ручкам студентов, растущих явно не из того места; зачарованные шторы занимались магическим пламенем и гасли; из стен вырастали суровые морды то ли демонов, то ли неведомых зверей, пытавшиеся навести порядок и испуганно пропадавшие при виде очередного не справившегося с полетом предмета вроде той же линейки. Единственным островком отчаяния в этом море буйной радости являлась я, исподволь начинающая мечтать об отработке специфических боевых заклинаний из арсенала взывающих, дабы утихомирить распоясавшихся однокурсников. Однако решительные меры не понадобились — сочный хруст, пробившийся сквозь общую какофонию, успешно справился с местным стихийным бедствием.
У доски стоял Ратибор, растерянно вертя в руках обитое бордовым бархатом сиденье преподавательского стула.
— Поздравляю, ты его все-таки доломал! — хмыкнул Алтэк, выковыривающий линейку из стены.
— Да оно и так едва держалось!.. — вздохнул наш здоровяк, смущенно рассматривая покалеченный стул. — Починю — еще лучше будет!
— Ты в сторонку его пока бы отставил, чинильщик, — посоветовала Ланка, не принимавшая участия в общем веселье, но с удовольствием наблюдавшая за ним. — Не ровен час, сядет кто…
А я отчаянно пожалела, что сейчас — не некромантия. Нет в жизни ни счастья, ни справедливости! Хотя… Я припомнила ножку от табуретки и устыдилась своих нехороших желаний.
Тем временем Ратибор задвинул стул за штору, взамен поставив обычный ученический, в меру корявый и страшный. Мастерица Эрлина в пылу преподавательского рвения ничего вокруг себя не замечает — кроме несчастных студентов, разумеется, — а потому ей все равно, на чем сидеть. Принеси мы пенек из парка — и то внимания не обратит…
Но, едва прозвенел звонок, ознаменовавший начало жутчайшего для меня занятия, в кабинет вошла вовсе не Эрлина. По нашим рядам прокатился обреченный вздох, и я поняла, что история — это еще не самый худший вариант пытки…
Ее звали Сверчком — за тонкие руки, кривые ноги, скрипучий голосок и дерганые движения. Старшекурсники величали ее Бесьей Бабушкой. Мастерица Эттора была еще молода, но обладала жутким характером, полностью оправдывающим ее второе прозвище. Мы же с легкостью объединили оба «имени» мастерицы, бестрепетно называя ее Бесьим Сверчком. Она преподавала эльфийский язык и литературу, зачем-то втиснутые в программу и являющиеся обязательными предметами для всех курсов и специальностей. Если эльфийский нам и был нужен — заклинаний на нем еще никто не отменял, — то литература, от которой тихо вешались все студенты, имела такую же практическую ценность, как пятое тележное колесо. В которое, для полноты ощущений, заботливой преподавательской рукой периодически вставлялись палки…
Так вот, мастерица Эттора, как всегда одетая в строгий костюм с длинной широкой юбкой, сияя улыбкой на ярко накрашенном лице, вплыла в кабинет, окинула притихших нас довольным, как у переевшей мышек кошки, взглядом и пропела своим сверчковым голосом:
— Здравствуйте, мои дорогие! Мастерица Эрлина приболела. Но не спешите огорчаться, ибо у вас будет дополнительный урок прекраснейшей в мире литературы.
Дружный зубовный скрежет послужил содержательным ответом. Мы так увлеклись данным процессом, что не сразу заметили, с каким негодованием смотрит Бесий Сверчок на невзрачный ученический стул, неловко приткнувшийся у преподавательского стола. Когда же она молниеносно отодвинула его, взамен выудив из-за шторы шикарный, зато бракованный предмет мебели, было поздно что-либо говорить…
Раздался оглушительный скрип, одновременно с ним — пронзительный визг, и над столом взметнулись ноги провалившейся вместе с сиденьем мастерицы, кокетливо обтянутые кружевными нежно-розовыми панталонами. Они резко контрастировали с задравшейся мышино-серой юбкой и выглядели чрезвычайно трогательно.
Первым не выдержал Алтэк. Он зашелся таким заразительным хохотом, что остальные, безуспешно искусав губы, присоединились к нему. Поэтому на отворившуюся дверь почти никто не обратил внимания — как и на застывшего на пороге старшего наставника, чьи и без того огромные глаза стали похожи на два чайных блюдца. Даже не знаю, что заслуживало большего внимания — худые ножки Бесьего Сверчка, дергающиеся над столом, или же обычно невозмутимый мастер Малик, который, к моему безграничному удивлению, тихо и мучительно умирал от сдерживаемого смеха. Видимо, мастерица Эттора успела достать не только студентов…
К сожалению, упоительные мгновения длились недолго — мастер Малик быстро взял себя в руки, не без труда придал лицу суровое выражение и решительно шагнул в аудиторию, одним своим видом отрезвляя опьяненных весельем учеников. Он быстро и без лишних движений освободил Сверчка от остатков стула, выслушал сбивчивый рассказ Алтэка, едва не утратив напускную серьезность, а потом, для профилактики сверкнув на нас глазищами, увел рыдающую и все время нервно приглаживающую растрепавшиеся темные волосы Эттору. Наверное, успокоительным отпаивать…
— И ведь что самое главное, никто к нам даже при всем желании придраться не сможет! — икая от смеха, выдал счастливый Алтэк, когда мы шли в жилой корпус: Ал в столовую, дабы проверить ее на наличие чего-нибудь вкусного и съедобного, ну а я — к себе, зубрить проклятую историю магии. Счастливая Ланка, презрев рутину, убежала к Лису, и оставалось только завидовать ее памяти и любви к истории.
— Придраться — нет, отыграться — запросто, — уныло отозвалась я.
Приятель резко растерял энтузиазм и тяжко вздохнул, прикинув степень мстительности Бесьего Сверчка.
— Думаешь? — неуверенно уточнил он.
— Знаю! — припечатала я, ничуть не чувствуя себя виноватой в том, что, похоже, накрепко отбила у парня аппетит.
А у комнаты меня поджидал сюрприз — сидящий на корточках Рэмион.
— Привет, — радостно проговорил он. — Чего такая грустная?
— А чего веселиться? — пожала я плечами, выставляя перед собой злополучный учебник истории магии.
— Хочешь, помогу? — щедро предложил приятель, вставая и со вкусом потягиваясь.
— Тебе что, заняться нечем? — с недоверием посмотрела на него я.
— Есть, но не хочется, — выразительно скривился Рэмион, и я поняла, что он прячется от деятельного Лиона.
Почувствовав родственную душу, я утратила осторожность и легкомысленно согласилась:
— Ну тогда помоги!
Если бы я только знала, в чем будет выражаться помощь, сама бы сдала этого помощника Лиону и ничуть бы о том не пожалела! Но, увы, склонности к пророческим видениям у меня не было, а потому я гостеприимно распахнула перед Рэмионом дверь.
— Сражение с порождениями Тьмы и Бездны произошло в триста пятом году от Сотворения Тверди. До той поры люди и прочие разумные расы терпеливо сносили набеги тварей Хаоса, считая, что на все воля богов. Первое в истории мира ополчение против нежити возглавил Нарис-мореход, заключив с правителями трех крупнейших королевств соглашение…
— Выпусти-и-и! — провыла я, царапаясь в дверь. — Рэ-э-эм!..
— …по которому каждый из них обязался предоставить в распоряжение Нариса всех своих подданных, хоть сколько-нибудь владеющих даром колдовства…
Я прислонилась к двери и пригорюнилась. А ведь все так хорошо начиналось! Мы наскоро перекусили — Рэм притащил вкусные пирожки, явно не из нашей столовки, — а потом приятель, отлично осведомленный об особенностях моих взаимоотношений с историей магии, самоотверженно попытался доступно поведать мне о важной для развития магии эпохе, по которой и должен был состояться зачет. Однако уже через пять минут я полностью потеряла интерес к происходящему, уставившись в окно и беззастенчиво зевая. Я не специально! У моего организма такая защитная реакция! Поняв, что ничего не добьется, коварный Рэм со вздохом объявил перерыв и предложил мне умыться, дабы окончательно не уснуть. Я покорно поплелась в ванную, не веря в успех нашего предприятия. Но едва зашла в тесную комнатушку, как дверь захлопнулась и, сколько я ее ни дергала, не пожелала открыться.
Так я и попала в ловушку — без света и магии, потому что кое-кто предусмотрительно наложил на комнатку блокирующие чары, которые были мне не по зубам. Расчет оказался правильным — лишенная возможности отвлечься, я невольно вслушивалась в слова друга, звучавшие, во избежание всяких уловок вроде затыкания ушей пальцами, прямо в моей голове. Рэмион неутомимо повествовал о первом ополчении против тварей Бездны, причем не монотонно и нудно, как Эрлина, а столь эмоционально и воодушевленно, словно это были не скучные исторические факты, а потрясающая, захватывающая дух приключенческая легенда. Сухие события, изложенные в учебнике, обрастали множеством ярких деталей, участники сражений перестали казаться каменными монументальными статуями, превратившись в людей со своими страхами, проблемами и принципами… Вскоре я прониклась таким настроем — и затаив дыхание чувствовала, как, озаренные искренним восхищением Рэмиона, оживают давно ушедшие герои, как беспощадная мгла наползает на беззащитные земли — и как на ее пути становятся не побоявшиеся бросить вызов тому, что испокон веков внушало людям ужас. И пели древние заклятия, сверкали молнии клинков, слышались злобные рычания и визги не ожидавших отпора тварей…
Все следующее утро я провела в будоражащих душу грезах о Днях давно минувших. История магии больше меня не пугала. Я сама не поняла, как подняла руку — и очнулась, лишь когда мой рассказ о первой битве сил Добра и Зла подошел к концу.
В аудитории царила оглушающая тишина. У мастерицы Эрлины медленно округлялись глаза…
— Садись, Виорика, — сипло разрешила она. — От… от…
— Отвратительно? — подсказала я, не помня точно, чего только что наговорила.
— Отлично, — поправила мастерица Эрлина. — Не ожидала, честное слово! Но отныне меньшего от тебя я не приму!
Теперь как пресловутый баран на новые ворота таращилась на нее я. «Отлично»? Мне?! Тупо кивнув, я поплелась на свое место. Преподавательница тем временем с таким вниманием оглядывала меня с ног до головы, словно подозревала наличие запоминающего амулета или ему подобной чепухи.
— Ну как? — вопросил сияющий Рэмион, едва я вышла из кабинета истории магии.
— Плохо! — рыкнула я, с возмущением глядя на него.
— Что так? — расстроился Рэм. — Неужели ты ничего не ответила?!
— Ответила, — проворчала я, — и даже «отлично» получила…
— Так это же здорово! — удивился Рэмион. — В чем же проблема?
— А в том, что мастерица Эрлина теперь от меня будет ждать таких результатов всегда! — горестно простонала я, без сил падая на ближайший подоконник.
— Ну ничего, ребенок, не переживай, — сочувственно потрепал меня по макушке ничуть не смутившийся приятель, — придется немного поднапрячься… А если не получится — я всегда к твоим услугам. Думаю, ради благого дела Лана согласится два раза в седмицу обходиться без ванной комнаты!