Глава восьмая
Свадьба

Назавтра в три часа дня Гарри, Рон, Фред и Джордж стояли в саду у большого белого шатра и ждали гостей. Гарри, выпивший чуть ли не ведро всеэссенции, стал точной копией рыжего мугла из соседней деревни Колготтери Сент-Инспекторт, чьи волосы Фред позаимствовал с помощью призывного заклятия. Гарри собирались представлять как «кузена Барни» и рассчитывали, что он легко затеряется в толпе рыжих родственников Уизли.

Им четверым выдали схемы рассадки гостей и поручили сопровождать прибывающих к их местам. Часом раньше явилась бригада официантов в белых мантиях и ансамбль музыкантов в золотистых пиджаках; все они сидели неподалеку под деревом, и оттуда время от времени поднимались облачка голубого трубочного дыма.

За спиной Гарри, в шатре, по обе стороны от пурпурной ковровой дорожки, рядами стояли изящные золотистые стулья. Опоры шатра оплели гирляндами белых и золотых цветов. Там, где Биллу и Флёр предстояло скрепить свой союз, Фред и Джордж повесили сверху огромную связку золотых воздушных шаров. Снаружи, над газоном и живой изгородью, беззаботно порхали бабочки, жужжали пчелы. Гарри под жарким летним солнцем было тесно и душно: мугл, чей облик он принял, оказался плотней его.

– На моей свадьбе, – заявил Фред, оттягивая воротник, – всей этой дребедени не будет. Приходи в чем хочешь, без парада. А маму на время праздника – в полный телобинт.

– Вообще-то утром она вела себя довольно прилично, – возразил Джордж. – Поплакала только, что Перси нет, но кому он, собственно, нужен!.. Так, все, внимание – идут!

В отдалении один за другим из пустоты начали появляться разряженные люди. В считаные минуты образовалась процессия, змеей потянувшаяся к праздничному шатру. На шляпах ведьм красовались экзотические цветы и заколдованные птицы, на шейных платках большинства колдунов поблескивали драгоценные камни. Взволнованные голоса гудели все громче, заглушая жужжание пчел, – вереница гостей приближалась.

– О! Ве-ли-ко-леп-но! По-моему, там наши дорогие кузины-вейлы. – Джордж, вглядываясь, вытянул шею. – Надо им помочь освоиться в непривычной английской обстановке…

– Ага, только ушами не хлопай, – сказал Фред и, минуя группу немолодых ведьм во главе процессии, метнулся к двум хорошеньким француженкам: – Сударыни, permetez-moi сопроводить vous!

Девушки засмеялись и позволили Фреду провести их в шатер. Джорджу достались пожилые ведьмы, Рону – мистер Перкинс, старинный коллега его отца, а Гарри – престарелые супруги, оба практически глухие.

Вновь выйдя из шатра к гостям, Гарри услышал знакомый голос:

– Салют! – и увидел во главе процессии Люпина и Бомс, в честь торжества – блондинку. – Артур сказал, что ты рыжий и в кудрях. Извини за вчерашнее, – прибавила Бомс шепотом, когда Гарри повел их по проходу. – Министерство оборотней не жалует, вот мы и подумали, что наше общество тебе ни к чему.

– Да ничего страшного, – ответил Гарри скорее Люпину, чем Бомс.

Тот в ответ мельком улыбнулся, но, едва отвернувшись, опять загрустил, и на его лице четче обозначились морщины. Что с ним такое? Однако разбираться было некогда: Огрид умудрился устроить переполох. Он не понял указаний Фреда, вместо магически увеличенного и укрепленного кресла в заднем ряду сел на пять обычных стульев разом, и теперь те напоминали груду золотых переломанных спичек.

Пока мистер Уизли их чинил, а Огрид громогласно извинялся перед теми, кто не успел разбежаться, Гарри вернулся к своим обязанностям. У входа ему встретился Рон с каким-то косоглазым колдуном весьма эксцентричного вида: белые волосы до плеч, напоминающие сахарную вату, шляпа с кисточкой, болтающейся перед носом, и мантия цвета яичного желтка, яркая до рези в глазах. Плюс странный амулет на шее – нечто вроде треугольного глаза на золотой цепочке.

– Ксенофил Лавгуд, – представился колдун, протягивая руку Гарри. – Мы с дочерью живем за холмом. Так мило со стороны добрых Уизли, что они пригласили нас на праздник. Вы ведь, кажется, знаете мою Луну? – прибавил он, обращаясь к Рону.

– Да, – кивнул тот. – А она не с вами?

– Задержалась в вашем замечательном садике, здоровается с гномами. Такое чу́дное заражение! Большинство колдунов не догадывается, а у этих мудрых маленьких существ – Gernumbli gardensi, выражаясь научно, – многому можно научиться.

– И то. Наши знают немало отборных ругательств, – подтвердил Рон. – Только, по-моему, они сами научились им от Фреда с Джорджем.

Рон повел к шатру группу колдунов, а к Гарри подбежала Луна.

– Привет, Гарри! – сказала она.

– Э-э… я Барни, – опешил он.

– А-а, так ты и имя поменял? – весело поинтересовалась Луна.

– Как ты узнала?..

– Да по выражению лица.

Как и отец, она нарядилась в ярко-желтую мантию, а в волосы вплела огромный подсолнух. Впечатление от всей этой ослепительности, стоило с ней свыкнуться, было приятное. По крайней мере не редиски в ушах.

Ксенофил разговора Луны и Гарри не слышал – он увлекся беседой со знакомым, однако, попрощавшись с ним, обернулся к дочери. Луна показала палец:

– Папочка, смотри – меня гном укусил.

– Замечательно! Их слюна необычайно полезна. – Мистер Лавгуд схватил дочь за палец и осмотрел кровоточащую ранку. – Детка, дорогая, если ты вдруг почувствуешь желание, ну, я не знаю, исполнить оперную арию или заговорить по-русалочьи, не подавляй его! Возможно, это дар Gernumbli!

Рон, как раз проходивший мимо, не сдержался и громко фыркнул.

– Рон может смеяться сколько угодно, – невозмутимо сказала Луна, когда Гарри провожал ее с отцом к их местам, – но папа всерьез занимался изучением магии Gernumbli.

– Правда? – Гарри давно зарекся спорить с Луной насчет весьма сомнительных убеждений ее отца. – Но, может, все-таки обработать ранку?

– Нет, все нормально, – ответила Луна, задумчиво посасывая палец и разглядывая Гарри. – Ты нарядился. Я говорила папе, что все, наверное, придут в парадном, но он считает, что нужна одежда цвета солнца – на удачу. – И Луна неторопливо удалилась вслед за отцом.

Появился Рон с очень пожилой ведьмой, тяжело опиравшейся на его руку. Ее нос напоминал клюв, а покрасневшие глаза и розовая шляпа с перьями придавали ей сходство со старым и на редкость вздорным фламинго.

– …и до чего у тебя длинные волосы, Рональд, я даже спутала тебя с Джиневрой… Мерлинова борода! Во что это вырядился Ксенофил Лавгуд? Яичница, а не человек. А ты кто такой? – рявкнула старуха на Гарри.

– Ах да, тетушка Мюриэль: это наш кузен Барни.

– Тоже Уизли? Да вы плодитесь как гномы! А Гарри Поттера нет? Я надеялась с ним познакомиться. Он ведь твой друг, Рональд, или ты просто хвастался?

– Нет, не хвастался… но он не смог прийти…

– Хмм. Отговорился? Значит, не такой болван, как в газетах на фотографиях. Я тут объясняла невесте, как носить мою диадему! – прокричала она Гарри. – Гоблинская работа! Принадлежала моей семье с незапамятных времен. Девочка, конечно, недурна, но… француженка… М-да… Итак, Рональд, найди-ка мне местечко получше! В сто семь лет не дело топтаться на своих двоих.

Рон многозначительно глянул на Гарри и пропал в толпе: в следующий раз они встретились, когда Гарри уже успел развести по местам около дюжины гостей. Шатер был почти заполнен, очередь у входа исчезла.

– Эта Мюриэль – ходячий кошмар. – Рон отер пот со лба рукавом. – Раньше каждый год приезжала на Рождество, но потом, хвала небесам, обиделась: Фред с Джорджем за ужином подложили ей под стул навозную бомбу. Папа всегда говорил, что когда-нибудь она точно вычеркнет их из завещания… Но им-то что: они и так скоро будут самые богатые на всю семью со своим магазином… Ух ты! – Рон, часто моргая, воззрился на спешившую к ним Гермиону. – Классно выглядишь!

– А тебя это, как всегда, удивляет, – сказала Гермиона, но улыбнулась. На ней было легкое платье цвета сирени и сиреневые же туфли на высоких каблуках, а волосы гладко блестели. – Твоя тетя Мюриэль не согласна. Мы сейчас столкнулись наверху – она отдавала Флёр диадему. Спросила: «О небо, это что, муглокровка?» – и сразу же: «Ножки тощие и как горбится!»

– Не бери в голову, она всем грубит, – утешил Рон.

– Вы про Мюриэль? – поинтересовался Джордж, выходя из шатра вместе с Фредом. – Да, мне тоже сообщили про уши, что какие-то они несообразные. Старая перечница. Жаль, дяди Вредни уже нет – вот с кем на свадьбах было весело.

– Это он увидел Сгубита и через сутки умер? – спросила Гермиона.

– Ну да, – подтвердил Джордж. – Он вообще перед смертью чудил.

– Но до того всегда был душа компании, – сказал Фред. – Прикончит бутылочку огневиски, выбежит на танцпол, задерет мантию и давай извлекать букетики прямо из…

– И правда, очаровашка, – заметила Гермиона. Гарри расхохотался.

– Только почему-то так и не женился, – сказал Рон.

– Надо же. Удивительно, – отозвалась Гермиона.

Они так смеялись, что не заметили запоздалого гостя: темноволосого юношу с большим крючковатым носом и густыми черными бровями. На него обратили внимание, лишь когда он сунул приглашение Рону и, уставившись на Гермиону, произнес:

– Самешателно фыглятишь.

– Виктор! – взвизгнула она и уронила расшитую бисером сумочку. Та упала на землю с громким стуком, явно не соответствующим ее размерам. Гермиона нагнулась за ней и, залившись краской, сказала: – Не знала, что ты будешь… надо же… я так рада… как твои дела?

Уши Рона опять раскраснелись. Несколько секунд он рассматривал приглашение Крума, словно сомневался в его подлинности, а потом спросил чересчур громко:

– Ты-то как здесь?

– Флёр пригласила, – поднял брови Крум.

Гарри, который ничего против Крума не имел, поздоровался с ним за руку, и, дабы поскорее увести от Рона, вызвался проводить на место.

– Тфой трук не слишком мне рат, – заявил Крум, входя в шатер, полный гостей, а потом, поглядев на рыжие кудри Гарри, осведомился: – Или он тепе ротстфенник?

– Седьмая вода на киселе, – пробормотал Гарри, но Крум толком не слушал. Его появление вызвало некоторое волнение, особенно среди вейл: как-никак, знаменитость. Впрочем, и другие тянули шеи, стараясь получше разглядеть Крума. Тем временем по проходу подбежали Рон, Гермиона и близнецы.

– Пора садиться, – сказал Фред. – А то нас невеста затопчет.

Гарри, Рон и Гермиона заняли места во втором ряду позади Фреда и Джорджа. Гермиона вся порозовела, уши Рона по-прежнему светились алым. Он склонился к Гарри и прошептал:

– Нет, ты видел, какую идиотскую бороденку он отрастил?

Гарри промычал в ответ что-то невнятное.

В шатре царило напряженное ожидание, ровный гул голосов изредка прерывался взрывами смеха. Мистер и миссис Уизли прошли по ковровой дорожке, улыбаясь и здороваясь с родней. На миссис Уизли был новый наряд аметистового цвета и такая же шляпа. Спустя миг Билл и Чарли, оба в парадных мантиях с большими белыми розами в петлицах, встали в начале прохода. Фред присвистнул, вейлы захихикали, но затем все в шатре примолкли, а из золотых воздушных шаров полилась музыка.

– О-о! – протянула Гермиона, оборачиваясь к входу.

Все ведьмы и колдуны восторженно ахнули при виде мсье Делакёра и его дочери Флёр. Невеста плыла, отец шагал пружинисто, лучась радостью. Флёр в очень простом белом платье как будто светилась изнутри ярким серебром. Обычно она затмевала все вокруг, но сегодня, наоборот, дарила красотою тех, кто рядом. Джинни и Габриэль в золотистых платьях похорошели еще больше, а Билл, едва невеста встала возле него, изменился так, словно никогда и не встречался с Фенриром Уолком.

– Дамы и господа, – раздался певучий голос, и Гарри в легком потрясении узнал маленького колдуна с клочковатыми волосами, стоявшего перед Биллом и Флёр: это он руководил похоронами Думбльдора. – Мы собрались здесь сегодня, чтобы отпраздновать соединение двух любящих сердец…

– Да, моя диадема очень хороша, – прокомментировала тетушка Мюриэль весьма громким шепотом. – Но у Джиневры вырез – куда это годится?

Джинни оглянулась, хитро подмигнула Гарри и сейчас же отвернулась, а он мысленно перенесся в те дни, что проводил с Джинни в укромных уголках школы. Давно, в какой-то другой жизни. Их встречи всегда казались слишком чудесными, нереальными, он словно крал их у кого-то, у нормального человека без шрама во лбу…

– Уильям Артур, берешь ли ты в жены Флёр Изабель?..

В переднем ряду миссис Уизли и мадам Делакёр тихо всхлипывали, утирая глаза крошечными кружевными платочками, а вскоре трубный рев возвестил, что и Огрид достал свой платок-скатерть. Гермиона, тоже с мокрыми глазами, обернулась и улыбнулась Гарри.

– …отныне ваши жизни связаны навсегда.

Клочковатый колдун взмахнул волшебной палочкой над головами Билла и Флёр и осыпал их дождем серебряных звезд, что закружились, опускаясь на обнявшуюся пару. Фред и Джордж первыми зааплодировали, золотые шары лопнули, и из них полетели райские птицы и маленькие золотые колокольчики, добавив к общему шуму пение и мелодичный звон.

– Дамы и господа! – воззвал колдун. – Прошу встать.

Все поднялись, тетушка Мюриэль – с громким ворчанием; колдун повел волшебной палочкой, и стулья грациозно взлетели, а полотняные стены шатра исчезли. Гости оказались в прекрасном солнечном саду под навесом на золотых шестах. В центре возникло озерцо жидкого золота, скоро ставшее блестящим танцполом. Стулья в воздухе окружили столики под белыми скатертями и мягко опустились на землю. Музыканты в золотых пиджаках хлынули к подиуму.

– Ловко, – одобрил Рон.

Вокруг сновали официанты, разнося на серебряных подносах тыквенный сок, усладэль, огневиски и пирамиды из бутербродов и пирожных.

– Надо пойти пожелать счастья! – Гермиона встала на цыпочки, выискивая взглядом молодоженов, которые затерялись в толпе поздравляющих.

– Успеется, – пожал плечами Рон. Мимо как раз проносили усладэль. Рон схватил три бутылки и протянул одну Гарри. – Гермиона, лучше займем столик… Нет, только не тот! Не с Мюриэль…

Рон зашагал через пустой танцпол, поглядывая по сторонам. И не с Крумом, усмехнулся про себя Гарри. Когда они дошли до другого края навеса, большинство столиков уже были заняты, зато рядом с Луной пустовало сразу несколько мест.

– Не против, если мы присоединимся?

– Конечно, – радостно ответила та. – А папа как раз вручает Биллу и Флёр наш подарок.

– Да? И какой же? Пожизненный запас корнеплоха? – осведомился Рон.

Гермиона брыкнула его ногой под столом, но промахнулась и ударила Гарри. У того даже слезы выступили на глазах, и на миг он потерял нить разговора.

Заиграла музыка. Билл и Флёр под громкие аплодисменты пошли танцевать. Чуть погодя мистер Уизли пригласил на танец мадам Делакёр, а за ними последовали миссис Уизли и отец Флёр.

– Люблю эту песню, – сказала Луна, покачиваясь в такт вальсу, и вскоре встала, выскользнула на танцплощадку и начала вращаться на месте, закрыв глаза и размахивая руками.

– Вот молодец, – восхитился Рон. – Чудо-характер.

Однако улыбка быстро сползла с его лица: на освободившее место уселся не кто иной, как Виктор Крум. Гермиона смутилась и обрадовалась, но на сей раз Виктор воздержался от комплиментов и лишь угрюмо спросил:

– Кто этот тип в шолтом?

– Ксенофил Лавгуд, отец нашей подруги, – с вызовом ответил Рон, давая понять, что над своими смеяться не позволит, невзирая ни на какие провокации. – Идем потанцуем, – бросил он Гермионе.

Та слегка оторопела, но встала с довольным видом, и они с Роном влились в кружащуюся толпу.

– Они што, встрешаются? – пробормотал Крум, на миг отвлекшись от Ксенофила.

– Вроде того, – отозвался Гарри.

– А ты кто?

– Барни Уизли.

Они обменялись рукопожатиями.

– Парни, слушай, ты хорошо снаешь этого Лавкута?

– Нет, только сегодня познакомился. А что?

Крум поверх кубка мрачно посмотрел на Ксенофила – тот за танцплощадкой мирно беседовал с какими-то колдунами.

– А то, – сказал Крум, – што не бут он костем Флёр, я бы фызфал его на туэл за такой амулет!

– Амулет? – удивился Гарри и тоже посмотрел на Ксенофила и странный треугольный глаз, поблескивавший у того на груди. – А в чем дело?

– Это знак Гриндельвальда!

– Гриндельвальда?.. Черного колдуна, которого победил Думбльдор?

– Именно.

На щеках Крума заходили желваки.

– Гриндельвальд убил много лютей – моего деда, к примеру. Конешно, у фас в стране он никогта осопо силу не забирал, боялся, кофорят, Тумблтора – и не зря, ушитывая, шем все коншилос. Но это, – Крум показал пальцем на Ксенофила, – его снак, я сразу уснал. Гриндельвальд выресал его на стене «Дурмштранга», кокта там ушился. А некоторые итиоты перерисофыфали сепе на книги, на отешту, для устрашения… пока те, кто по фине Гриндельвальда лишился плизких, не фтолкофали им, што так делат не нушно.

Крум воинственно хрустнул пальцами и с ненавистью воззрился на Ксенофила. Гарри ничего не понимал. Отец Луны и силы зла? Нет, немыслимо. И вообще, никто, кроме Крума, не обращает на треугольный символ внимания.

– Ты… э-э… уверен, что это знак Гриндельвальда?

– Та, – холодно ответил Крум. – Я несколко лет хотил мимо него каштый ден, изушил.

– А может, – сказал Гарри, – Ксенофил просто не знает, что это за штука? Лавгуды, видишь ли… большие оригиналы. Он запросто мог решить, что это, скажем, поперечный срез головы складкорогого стеклопа.

– Поперешный срес шего?

– Толком не знаю, но они с дочкой по выходным за ними охотятся…

Гарри почувствовал, что, пожалуй, неудачно живописует всю необычность семьи Лавгудов.

– Вон она, смотри. – Он показал на Луну, которая по-прежнему танцевала в одиночестве и махала руками, словно отгоняя мошку.

– Шего это она? – спросил Крум.

– Наверное, защищается от мутотырка, – предположил Гарри, узнавая симптомы.

Крум явно не понимал, говорит ли Гарри серьезно или разыгрывает его, поэтому достал из-под плаща волшебную палочку, угрожающе постучал ею по ноге и высек несколько искр.

– Грегорович! – вскричал Гарри.

Крум вздрогнул, но Гарри так разволновался, что забыл о конспирации. Он вспомнил, как Олливандер изучал палочку Крума перед Тремудрым Турниром.

– Што Грегоровиш? – подозрительно спросил Крум.

– Изготовитель волшебных палочек!

– Та, и што?

– Он сделал твою палочку! Вот я и подумал… Квидиш…

– Ты откута снаеш? – еще больше напрягся Крум.

– Я… кажется, где-то читал, – залепетал Гарри. – В журнале… в твоем интервью с фанатами…

Крум смягчился, но сказал:

– Не припомню, штобы я кофорил с фанатами про палошку.

– А… э-э… где сейчас Грегорович?

Крум посмотрел озадаченно.

– Несколько лет насат ушел на пенсию. Я – отин из послетних, кто купил его фолшепную палошку. У него они лутшие в мире. Хотя я снаю, што в Притании люпят Оллифандера.

Гарри не ответил, притворившись, будто, как и Крум, наблюдает за танцующими. Но на деле он лихорадочно размышлял. Значит, Вольдеморт разыскивает знаменитого изготовителя волшебных палочек. Не надо много ума, чтобы понять зачем. В ночь, когда Вольдеморт гнался за Гарри по небу, произошло нечто очень странное. Остролист и перо феникса победили палочку, позаимствованную Вольдемортом у соратника, чего Олливандер никак не ожидал и не мог объяснить. Так, может, Грегорович в курсе? Может, он и правда лучший в своем деле и владеет секретом, недоступным Олливандеру? Может, он даст ответ?

– Вон отшень симпатишная девушка – Голос Крума вернул Гарри к реальности. Крум показывал на Джинни, которая только что присоединилась к Луне. – Тоше тфоя ротстфенница?

– Да, – ответил Гарри с внезапным раздражением, – но она уже кое с кем встречается. Жутко ревнивый, огромный такой парняга. Не советую связываться.

Крум фыркнул.

– Фот и спрашифается, – сказал он, опустошив кубок и поднимаясь из-за стола, – какой смысл быт мирофой звезтой кфитиша, если все симпатишные девушки уше саняты?

Он удалился. Гарри взял с подноса проходящего официанта бутерброд и направился в обход танцпола. Он хотел найти Рона и рассказать ему о Грегоровиче, но Рон с Гермионой танцевали в самом центре круга. Гарри прислонился к золотому шесту и стал наблюдать за Джинни, кружившейся в танце с другом Фреда и Джорджа, Ли Джорданом. Смотрел – и очень старался не жалеть об обещании, которое дал Рону.

Раньше Гарри не бывал на свадьбах и не знал, чем колдовские отличаются от тех, что устраивают муглы. Впрочем, он был уверен, что у муглов свадебные торты не украшают двумя фигурками фениксов, и те не взмывают и не кружат в воздухе, когда торт разрезают, а бутылки с шампанским не летают сами по себе среди гостей… Уже стемнело. Под навесом у парящих золотых фонариков мельтешили ночные мотыльки, но вечеринка только набирала обороты. Фред, Джордж и две кузины Флёр давно скрылись в темных зарослях сада. Чарли, Огрид и приземистый маг в пурпурной шляпе пирожком распевали «Одо-героя».

Гарри блуждал в толпе, избегая встречи с пьяным дядюшкой Рона, который, похоже, сомневался, что Гарри действительно его сын. За столиком в одиночестве сидел пожилой колдун. Одуванчик белых пушистых волос венчала битая молью феска. Кто-то знакомый… Гарри мучительно напряг память и наконец вспомнил: Эльфиас Дож, член Ордена Феникса и автор некролога Думбльдору.

Гарри подошел:

– Можно к вам?

– Конечно, конечно. – Голос у Дожа был высокий и сиплый.

Гарри наклонился ближе:

– Мистер Дож, я Гарри Поттер.

Дож раскрыл рот.

– Вот это да! Артур говорил, что ты здесь в чужом обличье… я страшно рад, огромная честь!

Взволнованный, он протянул Гарри кубок шампанского.

– Я подумывал написать тебе, – прошептал Дож, – после того как Думбльдор… такое горе… для тебя, разумеется, тоже…

Крохотные глазки Дожа вдруг наполнились слезами.

– Я видел некролог в «Оракуле», – сказал Гарри. – Оказывается, вы так хорошо знали профессора Думбльдора.

– Не более чем все. – Дож промокнул глаза салфеткой. – Но определенно дольше всех, не считая Аберфорса, – а Аберфорса почему-то никогда не считают.

– Кстати, об «Оракуле»… Не знаю, читали ли вы, мистер Дож…

– Эльфиас, мой мальчик, называй меня, пожалуйста, Эльфиас.

– Хорошо, Эльфиас, не знаю, читали ли вы интервью с Ритой Вритер…

Лицо Дожа сразу покраснело от злости.

О да! Читал. Эта женщина или, правильнее сказать, стервятница, замучила меня уговорами дать интервью. Стыдно признаться, но в итоге я грубо обозвал ее назойливой мухой и старой уткой, что, если ты заметил, привело к инсинуациям относительно моей вменяемости.

– В интервью, – продолжал Гарри, – Рита Вритер намекнула, что профессор Думбльдор в молодости занимался черной магией.

– Не верь ни единому слову! – немедленно вскричал Дож. – Ни единому! Ничто не должно омрачить светлой памяти Альбуса!

Гарри вгляделся в бледное страдальческое лицо Дожа – и отнюдь не обрадовался, а расстроился. Неужели старик вправду думает, что это вопрос веры? Неужели не понимает, что Гарри нужно знать точно, доподлинно?

Эльфиас, вероятно, угадал мысли Гарри, поскольку торопливо забормотал:

– Гарри, Рита Вритер чудовищная…

Его перебил пронзительный старушечий голос:

– Рита Вритер? Обожаю! Читаю ее всегда!

Гарри и Дож посмотрели вверх и увидели тетушку Мюриэль. В ее волосах мерно качались перья, а рука цепко сжимала кубок с шампанским.

– Вы знаете, что она написала целую книгу о Думбльдоре?

– Здравствуй, Мюриэль, – сказал Дож. – Да, мы как раз обсуждали…

– Ну-ка, ты! Дай-ка сесть! Мне сто семь лет!

Кто-то из рыжих Уизли в испуге вскочил. Мюриэль с удивительной легкостью передвинула стул и плюхнулась между Гарри и Дожем.

– Здорово, Барри, или как тебя там… – бросила она Гарри. – Так что ты говорил про Риту, Эльфиас? Слышал про биографию Думбльдора? Я прямо жду не дождусь! Не забыть бы заказать у Завитуша и Клякца!

У Дожа сделался трагический вид, а тетушка Мюриэль одним махом осушила кубок и щелкнула костлявыми пальцами, подзывая официанта. Отхлебнув шампанского из нового кубка, тетушка не сочла нужным сдержать отрыжку, а после рявкнула:

– Чего таращитесь, как два жабьих чучела? Альбус не всегда был важным да знаменитым. Раньше о нем ходило немало сплетен.

– Наглая клевета! – Дож покраснел как редиска.

– Что с тебя взять, Эльфиас, – хмыкнула тетушка Мюриэль, – если обо всем мало-мальски сомнительном ты в некрологе умолчал!

– Жаль, что тебе так показалось, – холодно ответил он. – Уверяю, я писал от чистого сердца.

– Ты-то Думбльдора боготворил, это мы в курсе! Ты будешь считать его святым, даже когда все узнают, что он сотворил со своей сестрой-швахой!

– Мюриэль! – воскликнул Дож.

В груди у Гарри похолодело, и вовсе не из-за ледяного шампанского.

– Вы о чем? – спросил он Мюриэль. – С чего вы взяли, что его сестра шваха? Я думал, она просто болела.

– Ошибся, значит, Барри! – ухмыльнулась тетушка, довольная произведенным эффектом. – Впрочем, тебе-то откуда знать? Это было за много лет до того, как тебя задумали, мой милый, и никто так и не выяснил, что там произошло на самом деле. Мечтаю прочесть, что раскопала Вритер! Думбльдор столько лет молчал про сестру!

– Неправда! – просипел Дож. – Абсолютная чушь!

– Он не говорил, что у него была сестра-шваха, – ляпнул Гарри. Внутри он словно замерз.

– А с чего бы ему тебе докладывать? – визгливо осведомилась старуха, покачиваясь на стуле и пытаясь сфокусировать взгляд на Гарри.

– Думбльдор, – начал Эльфиас глухим от волнения голосом, – никогда не говорил об Ариане по вполне понятной причине. Он так тяжело переживал ее смерть…

– Почему ж эту Ариану никто никогда не видел, а, Эльфиас? – громко перебила Мюриэль. – Почему половина из нас узнала о ее существовании, только когда из дому вынесли гроб? Где был святой Альбус, пока она медленно угасала в подвале? В «Хогварце», где ж еще, блистал умом – и плевать, что творится с родными!

– Как это «в подвале»? – спросил Гарри.

На Дожа было жалко смотреть. Мюриэль со смешком ответила:

– Мать Думбльдора была ужасная женщина, просто ужасная. Муглокровка, хоть сама и отрицала…

– Ничего она не отрицала! Кендра была замечательным человеком, – жалобно залепетал Дож, но тетушка Мюриэль перебила его опять:

– …горделивая, властная, рождение ребенка-шваха для нее – позор невыносимый…

– Ариана не шваха! – хрипло возразил Дож.

– Если так, почему она не училась в «Хогварце»? – Старуха повернулась к Гарри. – В наше время о швахах в семьях часто помалкивали, но чтобы запереть девчоночку в доме и притворяться, будто ее и вовсе нет…

– Все не так, говорю же! – почти закричал Дож, но тетушку Мюриэль было не остановить:

– Обычно швахов отправляют в школы к муглам, и они потом так среди муглов и живут, это поощряется. Все гуманней, чем впихивать их в наш мир, где они всегда второй сорт. Но, естественно, Кендра Думбльдор и помыслить о таком не могла. Чтобы ее дочь – да в мугловую школу?..

– Ариана была болезненным ребенком! – в отчаянии возопил Дож. – Ей здоровье не позволяло…

– Выходить из дому? – хмыкнула Мюриэль. – Но она почему-то и в больнице святого Лоскута никогда не лежала, и ни разу до самой смерти к ней на дом не вызывали знахаря!

– Но, послушай, Мюриэль, откуда тебе знать…

– К твоему сведению, Эльфиас, мой двоюродный брат Ланселот как раз в то самое время работал знахарем в святом Лоскуте! Он по секрету рассказывал, что Ариана никогда у них и не появлялась. Ланселот считал, что это крайне подозрительно!

Дож чуть не плакал. Тетушка Мюриэль, чрезвычайно довольная собой, щелкнула пальцами: еще шампанского! Гарри же оцепенело думал о том, что и его Дурслеи запирали, сажали под замок, прятали только потому, что он умел колдовать, словно это преступление. Неужели сестра Думбльдора разделила его судьбу, но наоборот: из-за неспособности к колдовству? И неужели Думбльдор бросил ее ради «Хогварца» и блистательной карьеры?

– Если бы Кендра не умерла первой, – не унималась Мюриэль, – я бы решила, что это она убила Ариану…

– Как ты можешь? – простонал Дож. – Убила собственную дочь? Думай, что говоришь!

– Почему нет, если она могла запереть бедняжку в подвале на долгие годы, – пожала плечами Мюриэль. – Но, говорю же, версия не проходит: Кендра умерла раньше… правда, неизвестно от чего…

– Ее, без сомнения, убила Ариана, – храбро съязвил Дож. – От чего ж еще?

– А что, не исключено, при попытке сбежать… – задумчиво произнесла Мюриэль. – Можешь качать головой сколько угодно, Эльфиас! Ты ведь был на похоронах Арианы, да?

– Да, – у Дожа задрожали губы. – Как все горевали! Сердце Альбуса было разбито…

– Не только сердце. Помнится, на церемонии Аберфорс сломал ему нос.

Дожа, и без того чуть не в обмороке, словно пырнули ножом. Тетушка Мюриэль вновь хлебнула шампанского, и оно тоненькой струйкой стекало по ее подбородку.

– Откуда ты?.. – шепотом спросил Дож.

– Моя мать дружила со старухой Бэгшот, – весело сообщила тетушка. – Батильда ей рассказала, а я подслушивала под дверью. Потасовка у гроба! Аберфорс кричал, что это Альбус виноват в смерти Арианы, а потом двинул ему по физиономии. Батильда говорила, Альбус даже не пытался защищаться – что само по себе подозрительно. На дуэли он бы со связанными руками развеял Аберфорса в прах.

Тетушка снова потянулась за шампанским. Воспоминания о былых скандалах, похоже, взбодрили ее не меньше, чем удручили Дожа. Гарри не понимал, что думать, чьим словам верить. Он хотел знать правду. А Дож лишь бубнил, что Ариана болела. С другой стороны, Гарри не мог представить, чтобы Думбльдор закрывал глаза на бесчинство в собственном доме… И все же история ужасно странная.

– Я еще вот что скажу. – Мюриэль осушила очередной кубок и тихо икнула. – Я так думаю, Батильда все выложила Рите Вритер. По намекам в интервью ясно. Свидетель, близкий семье Думбльдора. Батильда жила рядом – все сходится!

– Она бы не стала откровенничать с Ритой Вритер, – прошептал Дож.

– Батильда Бэгшот, автор «Истории магии»? – удивился Гарри.

Это имя стояло на обложке школьного учебника – правда, нельзя сказать, чтобы Гарри уж очень усердно его штудировал.

– Да. – Дож ухватился за его вопрос, как утопающий за соломинку. – Она один из самых одаренных историков нашего времени и давний друг Альбуса.

– И, говорят, в последнее время совсем того, – радостно вставила тетушка Мюриэль.

– Если так, со стороны Риты тем более низко пользоваться ее состоянием, – заявил Дож. – А Батильдиным свидетельствам нельзя доверять.

– Есть способы восстановить утраченные воспоминания, и, думаю, все они Рите известны, – сказала Мюриэль. – Но даже если Батильда окончательно спятила, у нее наверняка остались старые фотографии, а может, и письма. Она дружила с Думбльдорами многие годы… Ради одного этого стоило наведаться в Годрикову Лощину.

Гарри, который как раз глотнул усладэля, поперхнулся и закашлял, глядя на Мюриэль слезящимися глазами. Дож захлопал его по спине. Вновь обретя дар речи, Гарри спросил:

– Батильда Бэгшот живет в Годриковой Лощине?

– Да, уже целую вечность! Семья Думбльдора переехала туда, когда посадили Персиваля. Батильда была их соседкой.

– Думбльдоры жили в Годриковой Лощине?

– Да, Барри, я ведь сказала, – раздраженно бросила тетушка.

У Гарри внутри все словно опустело: ни разу за шесть лет Думбльдор не упомянул, что они оба жили и потеряли близких в Годриковой Лощине. Почему? Может, Лили и Джеймс похоронены рядом с матерью и сестрой Думбльдора? Навещал ли он их и, если бывал на кладбище, проходил ли мимо могил родителей Гарри? Думбльдор никогда об этом не говорил. Не удосужился…

Почему это так важно? Гарри не мог объяснить даже самому себе, но чувствовал: умалчивать о том, что их связывает, было равносильно лжи. Он остекленело смотрел перед собой и не видел ничего, даже Гермионы, вдруг вынырнувшей из толпы. Он заметил ее, лишь когда она поставила рядом стул.

– Все, не могу больше танцевать, – тяжело дыша, объявила она, сняла туфельку и принялась разминать ступню. – Рон пошел за усладэлем. Кстати, странно: я сейчас видела, как Виктор бросился прочь от отца Луны. Весь такой возмущенный. Кажется, они спорили. – Она внимательно посмотрела на Гарри и, понизив голос, спросила: – Слушай, с тобой все в порядке?

Тот не знал, с чего и начать, но тут стало не до разговоров – нечто огромное, серебристое прорвалось сквозь навес над танцполом, и крупная рысь, поблескивая, изящно приземлилась среди танцующих. Все повернулись к ней; несколько ближних пар нелепо застыли на полушаге. Заступник широко открыл рот и басом Кингсли Кандальера громко, размеренно сказал:

– Министерство пало. Скримджер убит. Они идут.