Глава десятая
История Шкверчка
Наутро Гарри проснулся рано, в спальном мешке на полу гостиной. Сквозь тяжелые шторы виднелся кусочек неба, какое бывает перед рассветом, – холодного, чистого, цвета разбавленных синих чернил. Тишину в комнате нарушало лишь медленное, глубокое дыхание Рона и Гермионы. Гарри посмотрел на их очертания в темноте. Рон в порыве галантности настоял, чтобы Гермиона спала на диванных подушках, и ее силуэт возвышался над ним. Рука Гермионы свисала вниз, пальцы почти касались руки Рона. Видно, заснули, держась за руки. Гарри стало как-то одиноко.
Он взглянул на потолок, где играли тени, на люстру, откуда свисала паутина. Не прошло и суток с тех пор, как он стоял под ярким солнцем у входа в свадебный шатер и ждал гостей. Словно целую жизнь назад… А что теперь? Он лежал на полу и думал об окаянтах, о страшной, тяжелой миссии, которую возложил на него Думбльдор… Думбльдор…
Гарри, как и прежде, горевал, но по-другому. Обвинения Мюриэль засели в мозгу, словно что-то больное, отравленное, и омрачали воспоминания о человеке, который всегда был его идолом. Неужели Думбльдор на такое способен? Неужели когда-то он ничем не отличался от Дудли, равнодушного к издевательствам, пока издеваются не над ним? Неужели мог отвернуться от запертой в подвале сестры?
Гарри думал о Годриковой Лощине, о могилах, ни разу не упомянутых Думбльдором, о странных предметах, без объяснения оставленных по завещанию, и все больше негодовал. Почему Думбльдор ничего не сказал? Почему не объяснил? Правда ли он любил Гарри или тот был лишь инструментом, который заботливо настраивают, полируют, но даже не помышляют ему довериться?
Гарри стало тошно лежать вот так, в компании горьких мыслей. Срочно требовалось отвлечься; он вылез из спальника, взял палочку и тихо вышел из комнаты. На лестнице прошептал:
– Люмос, – и зашагал вверх по ступеням, озаренным волшебным светом.
Выше этажом располагалась спальня, где они с Роном жили в прошлый раз. Он заглянул туда. Двери шкафа распахнуты, постельное белье сорвано с кровати. Гарри вспомнил опрокинутую ногу тролля внизу. Кто-то обыскивал дом после отъезда Ордена. Злей? Мундугнус, который много чего спер отсюда и до и после смерти Сириуса? Взгляд Гарри упал на портрет, где иногда появлялся Финей Нигеллий Блэк, Сириусов прапрадед. Пусто; один только грязный фон. Очевидно, Финей Нигеллий коротает ночь в кабинете директора «Хогварца».
Гарри поднялся еще выше. Здесь было лишь две двери; на одной висела именная табличка: «Сириус». Гарри никогда раньше не заходил в спальню крестного. Он толкнул дверь и высоко поднял волшебную палочку, чтобы осветить побольше.
Просторная и когда-то, должно быть, очень красивая комната. Большая резная кровать. Высокое окно, закрытое длинными бархатными шторами. На потолке – очень пыльная люстра с огарками свечей, застывший воск свисает сосульками. Фотографии на стенах и изголовье кровати тоже покрыты слоем пыли. От люстры к большому деревянному гардеробу тянется паутина. Гарри вошел. Где-то зашуршали потревоженные мыши.
Подросток Сириус сплошь оклеил стены своей спальни плакатами и фотографиями – лишь кое-где проглядывал серебристо-серый шелк. Очевидно, все это осталось здесь потому, что родители Сириуса не сумели снять неотлипное заклятие; вряд ли они одобряли художественный вкус старшего сына. И Сириус, похоже, из кожи вон лез, чтобы им досадить. В комнате, тускло отливая алым и золотым, висело несколько больших знамен «Гриффиндора» – очевидно, в пику семье, поголовно учившейся в «Слизерине»; на стенах фотографии мугловых мотоциклов и (что говорить, смело) несколько плакатов с красотками-муглянками в бикини. О том, что это муглянки, Гарри догадался, потому что они не двигались. Улыбки выцвели, глаза застыли. На единственном волшебном снимке, среди прочих сразу заметном, смеясь, рука об руку стояли четверо учеников «Хогварца».
Гарри узнал отца и задохнулся от радости. Очки, растрепанные волосы торчат совсем как у сына. Рядом Сириус, очень красивый, беззаботный. Молодое, чуть высокомерное лицо – Гарри никогда не видел его таким счастливым. Справа от Сириуса – Петтигрю, на голову с лишним ниже остальных, толстенький, с водянистыми глазками. Щеки залиты румянцем от удовольствия – как же, Сириус и Джеймс, крутая компания бунтарей, позвали его к себе! А слева от Джеймса – Люпин, уже тогда немного оборванный, но тоже удивленный и счастливый – его полюбили, приняли… Или Гарри видел это, потому что знал их историю? Он попробовал снять фотографию со стены – она ведь, в конце концов, теперь его, как и прочее имущество Сириуса, – но снимок не поддался. Сириус не оставил родителям ни единого шанса устроить здесь ремонт.
Гарри осмотрелся. За окном посветлело: стали видны книги, клочки пергамента и всякие мелочи на ковре. Значит, и комнату Сириуса обыскивали, но все или почти все, что тут находилось, сочли бесполезной ерундой. Несколько книг грубо распотрошили, оторвав обложки, а листы раскидали по полу.
Гарри наклонился и поднял пару обрывков. Страница из старого издания «Истории магии» Батильды Бэгшот, кусок инструкции по техобслуживанию мотоциклов. Еще что-то… Написано от руки и сильно скомкано. Гарри расправил листок.
Дорогой Мягколап,
Спасибо, спасибо, спасибо за подарок Гарри на день рождения! Твой понравился ему больше всех! Конечно – игрушечная метла! Подумай, ему только годик, а он носился вовсю, и в полном восторге – посылаю тебе фотографию, сам посмотри. Метла, понятно, поднимается лишь на пару футов, но Гарри чуть не прикончил кота и разбил ужасную вазу, которую Петуния подарила на Рождество (тут я не в обиде). Джеймс, конечно, смеется и утверждает, что наш сын станет звездой квидиша, но нам все равно пришлось убрать подальше хрупкие вещи, и мы не спускаем с Гарри глаз, пока он летает.
День рождения вышел очень скромным, попили чаю со старушкой Батильдой, она к нам очень добра и обожает Гарри. Жалко, ты не смог выбраться, но дела Ордена, разумеется, важнее, а Гарри все равно еще маленький и про день рождения не понимает! Джеймс взаперти мается – храбрится, но я же вижу… А Думбльдор никак не вернет плащ-невидимку – не погуляешь. Хоть бы ты заглянул ненадолго, он бы взбодрился. На выходных заходил Червячишка. По-моему, он чем-то расстроен, наверное, из-за Маккиннонов, я весь вечер проплакала, когда узнала.
Батильда заглядывает почти каждый день. Удивительная старушка! Плетет невесть что о Думбльдоре – вряд ли он бы порадовался! Не знаю, верить или нет: немыслимо, чтобы Думбльдор…
У Гарри онемели руки и ноги. Он замер, сжимая в бесчувственных пальцах чудесный клочок пергамента, но внутри у него что-то тихо взорвалось, разгоняя по венам радость пополам с печалью. Он нетвердо добрел до кровати и сел.
Он перечитал письмо, но уловил не больше смысла, чем в первый раз, и просто рассматривал почерк. Буква «д» такая же, как у него. Он нашел их все, и на каждой ему словно дружески махали из-за завесы. Письмо было невероятным сокровищем, доказательством того, что Лили Поттер жила на свете и ее теплая рука, двигаясь по этому самому пергаменту, выводила буквы чернилами, писала о Гарри, ее сыне…
Нетерпеливо смахнув слезы, он еще раз пробежал глазами письмо и на сей раз постарался вникнуть в текст. Он будто слушал чей-то полузабытый голос.
Оказывается, у них был кот… погиб, наверное, вместе с родителями… или сбежал: некому стало кормить… первую метлу ему купил Сириус… родители знали Батильду Бэгшот… кто их познакомил, Думбльдор? Думбльдор никак не вернет плащ-невидимку… вот тут что-то странное…
Гарри задумался над словами матери. Зачем Думбльдору понадобился плащ-невидимка? Гарри отчетливо помнил его слова: «Мне плащ не нужен, чтобы стать невидимым». Вероятно, другому, менее одаренному члену Ордена, потребовалась помощь, и Думбльдор передал плащ ему? Что там еще?..
Заходил Червячишка… Петтигрю, предатель, был «расстроен», скажите пожалуйста! Интересно, он уже знал, что видит Джеймса и Лили в последний раз?..
И наконец Батильда с невероятными россказнями о Думбльдоре… Немыслимо, чтобы Думбльдор…
«Немыслимо»… Что? О Думбльдоре можно сочинить много немыслимого. Думбльдору когда-нибудь ставили «ужасающе» по превращениям? Или он, по примеру Аберфорса, зачаровывал коз?..
Гарри вскочил и без особых церемоний – как и те, кто успел здесь похозяйничать до него, – переворошил бумаги на полу: нет ли среди них окончания письма? Повыдвигал ящики. Перетряс книги. Встал на стул, заглянул на шкаф, затем под кресло и под кровать.
Тогда-то, лежа животом на полу, он заметил под тумбочкой клочок – как выяснилось, обрывок фотографии, о которой Лили упомянула в письме. Черноволосый малыш, хохоча, влетал и вылетал со снимка на крошечной метле, а за ним бегали чьи-то ноги – должно быть, Джеймс… Гарри сунул находку в карман к письму Лили и вновь занялся поисками второй части письма.
Но пятнадцать минут спустя ему пришлось признать поражение. Либо второй листок успел затеряться за шестнадцать лет, что миновали со дня его написания, либо его забрали те, кто обыскивал комнату. Гарри еще раз прочел начало, пытаясь понять, что могло заинтересовать Упивающихся Смертью. Вряд ли игрушечная метла. Внимания стоила лишь фраза о Думбльдоре. «Немыслимо, чтобы Думбльдор…» И что же Думбльдор?
– Гарри? Гарри! Гарри!
– Я тут! – откликнулся он. – В чем дело?
Снаружи затопотали, и в комнату влетела Гермиона.
– Мы проснулись, а тебя нет! – задыхаясь, выпалила она. Потом обернулась и крикнула через плечо: – Рон! Гарри здесь!
Рон сердито заорал снизу:
– Отлично! Тогда передай от меня, что он урод!
– Гарри, пожалуйста, не исчезай так больше, мы жутко перепугались! Как тебя сюда занесло? – Она оглядела перевернутую вверх дном комнату. – Что ты здесь делал?
– Смотри, что я нашел.
Гарри дал ей письмо и посмотрел, как она читает. Она дошла до конца и подняла глаза:
– Ой, Гарри…
– И вот еще.
Гарри протянул ей обрывок волшебного снимка. Гермиона, улыбаясь, поглядела на малыша, сновавшего туда-сюда на игрушечной метле.
– Я искал окончание, – сказал Гарри, – но его тут нет.
Гермиона осмотрелась.
– Это ты все раскидал? Или так и было?
– Было, – ответил Гарри.
– Так я и думала. Во всем доме кавардак. Как думаешь, что они искали?
– Если это Злей, то сведения об Ордене.
– Зачем, если он сам был членом Ордена?
– Или, – сказал Гарри – ему не терпелось поделиться догадками, – сведения о Думбльдоре. Во второй части письма. Мама упоминает некую Батильду. Догадываешься, о ком речь?
– О ком?
– Батильда Бэгшот, автор…
– «Истории магии»? – оживилась Гермиона. – И твои родители ее знали? Она же выдающийся историк!
– Да, – ответил Гарри, – и живет в Годриковой Лощине. Тетя Мюриэль говорила про нее на свадьбе. Батильда знала и семью Думбльдора. Любопытно было бы с ней пообщаться, а?
Гермиона ответила понимающей улыбкой – слишком уж понимающей. Гарри забрал письмо и фотографию и спрятал в кисет, чтобы не смотреть на Гермиону и не выдать себя.
– Я понимаю, что тебе хочется побольше разузнать о своей семье и о Думбльдоре, – сказала она. – Но в поисках окаянтов это мало поможет, согласись. – Гарри молчал, и Гермиона продолжила настойчивей: – Гарри, я знаю, ты хочешь в Годрикову Лощину, но… мне страшно… Вчера Упивающиеся Смертью так легко нас нашли. Я на сто процентов уверена: надо держаться подальше от могил твоих родителей. Там тебя поджидают.
– Дело не только в этом. – Гарри по-прежнему на нее не смотрел. – Мюриэль на свадьбе наплела про Думбльдора… всякое разное. Так вот, я хочу знать правду…
И он пересказал Гермионе все. Выслушав, она заговорила:
– Я понимаю, почему ты расстроен, но…
– Ничего не расстроен, – солгал Гарри. – Просто хочу выяснить, правда это или нет.
– Гарри, ты действительно думаешь, что добьешься правды от зловредной Мюриэль или от Риты Вритер? Как можно им верить? Ты ведь знал Думбльдора лично!
– Думал, что знал, – пробормотал Гарри.
– Забыл, что Рита писала о тебе самом? Дож прав: нельзя позволять таким людям омрачать твои воспоминания!
Гарри отвернулся, чтобы скрыть досаду. Снова здорово: выбирай, верить – не верить. Важна правда! А все почему-то уверены, что ему лучше ее не знать.
– Пойдем на кухню? – помолчав, предложила Гермиона. – Поищем, чем бы позавтракать.
Гарри неохотно согласился, вышел вслед за ней из комнаты и, минуя вторую дверь, заметил под табличкой, которую раньше не разглядел в темноте, глубокие царапины в краске. Остановившись на верхней ступеньке, Гарри прочитал аккуратную витиеватую надпись от руки:
Не входить
без особого разрешения
Регула Арктура Блэка
Нечто подобное вполне мог бы повесить на своей двери Перси Уизли. Гарри разволновался, сам еще не понимая почему. Он перечитал надпись. Гермиона тем временем успела спуститься на пол-этажа.
– Гермиона, – сказал Гарри и удивился, до чего спокоен его голос. – Поднимись-ка.
– А что?
– Кажется, я нашел Р. А. Б.
Гермиона ахнула и взбежала наверх.
– В письме твоей мамы? Но я не заметила…
Гарри покачал головой и указал на дверь. Гермиона прочла надпись и вцепилась Гарри в руку так, что он поморщился от боли.
– Брат Сириуса? – прошептала она.
– Он был Упивающимся Смертью, – сказал Гарри. – Сириус говорил. Регул примкнул к Вольдеморту совсем мальчишкой, потом испугался, хотел выйти из игры… и его убили.
– Все сходится! – воскликнула Гермиона. – Он был Упивающимся Смертью, знал Вольдеморта, разочаровался в нем и решил его свергнуть!
Она отпустила Гарри, перегнулась через перила и закричала:
– Рон! РОН! Скорее сюда!
Рон явился через минуту, запыхавшись, с палочкой наготове.
– Что стряслось? Если опять гигантские пауки, давайте сначала позавтракаем…
Он нахмурился и всмотрелся в надпись, на которую молча показывала Гермиона.
– Регул Арктур… Брат Сириуса? Регул… Р. А. Б.! … Медальон… То есть, по-вашему?..
– Пошли выясним. – Гарри толкнул тяжелую дверь, но та оказалась заперта.
Гермиона поднесла к дверной ручке волшебную палочку и произнесла:
– Алохомора. – Что-то щелкнуло, и дверь открылась.
Все трое переступили порог и осмотрелись. Спальня Регула была чуть меньше комнаты Сириуса, но некогда так же великолепна. Только Регул, в противоположность Сириусу, стремился подчеркнуть не свое отличие, а свою принадлежность семье Блэков. Балдахин кровати, стены, оконные рамы – всюду царили изумрудный и серебристый, цвета «Слизерина». Над кроватью вместе с семейным девизом «Чисты навеки» красовался тщательно прорисованный фамильный герб. Под ним своеобразным коллажем висели пожелтевшие от времени газетные вырезки. Гермиона подошла к ним, всмотрелась.
– Все о Вольдеморте, – сказала она. – Похоже, Регул не один год был поклонником, прежде чем стал Упивающимся Смертью…
Она села на кровать, чтобы прочитать заметки, и над покрывалом поднялось облачко пыли. Гарри между тем заметил фотографию квидишной команды «Хогварца». Все улыбались, махали руками. Приблизившись, Гарри разглядел на их формах вышитых змей. Слизеринцы. В середине первого ряда сидел Регул. Его легко было узнать: похож на Сириуса – те же темные волосы и слегка надменное лицо, – хотя вовсе не так красив, и фигура субтильнее.
– Он был Ловчим, – заметил Гарри.
– Что? – рассеянно переспросила Гермиона, не отрываясь от газетных вырезок.
– Он сидит в середине первого ряда, а Ловчих обычно… Ну, не важно. – Гарри понял, что его не слушают. Рон, стоя на четвереньках, шарил под шкафом. Гарри огляделся: где тут могут быть тайники? Он подошел к письменному столу, который, естественно, тоже успели обыскать: пыль размазана, в ящиках все разворочено. Впрочем, интересного ничего: старые перья, сильно потрепанные учебники. И чернильница, разбитая недавно: чернила на вещах в ящике не до конца высохли.
– Есть способ проще, – сказала Гермиона, когда Гарри стал вытирать липкие пальцы о джинсы. Она подняла волшебную палочку и произнесла: – Акциo медальон!
Ничего не произошло. Рон, который перетряхивал складки выцветших штор, разочарованно протянул:
– Выходит, и здесь его нет?
– Может, и есть, но под контрзаклятиями, – ответила Гермиона. – Чтобы не призывался магически.
– Вольдеморт так зачаровал каменную чашу в пещере. – Гарри вспомнил, как ему не удалось призвать фальшивый медальон.
– Ну и как его искать? – спросил Рон.
– Вручную, – ответила Гермиона.
– Гениально, – Рон закатил глаза и вновь занялся шторами.
Они больше часа прочесывали комнату дюйм за дюймом, но в конце концов признали, что медальона здесь нет.
Солнце поднялось высоко, его лучи слепили даже сквозь грязные окна на лестнице.
– Возможно, он еще где-то в доме, – ободрила Гермиона, когда они спускались. Чем сильнее падали духом Гарри и Рон, тем решительней становилась она. – Не важно, уничтожил Регул окаянт или нет, его все равно надо было надежно спрятать от Вольдеморта, верно? Вспомните всю дрянь, от которой пришлось избавляться два года назад. Часы, которые швырялись шурупами, мантия, которая пыталась задушить Рона, – все это могло защищать тайник с медальоном, хоть мы тогда и не… и не…
Гарри и Рон повернулись к ней. Гермиона застыла с поднятой ногой, невидяще глядя вперед, будто ей только что модифицировали память.
– …догадывались, – шепотом закончила она.
– Что такое? – спросил Рон.
– Там был медальон.
– Где?! – в один голос закричали Рон и Гарри.
– В серванте в гостиной. Никто не смог его открыть, и мы… мы…
Гарри показалось, будто какой-то кирпич провалился сквозь его грудь в живот. Он тоже вспомнил, как держал медальон в руках и как они по очереди пытались его открыть. А потом выбросили в мусор вместе с табакеркой бородавочного порошка и музыкальной шкатулкой, которая всех усыпляла…
– Шкверчок многое перетащил к себе. – Гарри уцепился за этот последний шанс, тонкую ниточку надежды, и не собирался отпускать, пока ее силой не вырвут из рук. – Кучу хлама перепрятал в чулан на кухне. Идем.
Он кинулся вниз, прыгая через две ступеньки. Рон и Гермиона неслись за ним. Они так шумели, что, пробегая через холл, разбудили портрет матери Сириуса.
– Мерзавцы! Мугродье! Срам! – звучало им вслед, пока они не захлопнули за собой дверь.
Гарри промчался через кухню и распахнул дверь в каморку Шкверчка. Внутри по-прежнему валялись грязные старые одеяла – постель домового эльфа, но среди них больше не поблескивали безделушки, спасенные Шкверчком. Тут не было ничего, кроме старой книги «Истоки благородства: колдовская генеалогия». Отказываясь верить глазам, Гарри перетряхнул тряпки. Оттуда выпала и покатилась по полу дохлая мышь. Рон застонал и рухнул на табурет; Гермиона зажмурилась.
– Это еще не все, – сказал Гарри и крикнул: – Шкверчок!
Раздался громкий треск, и у пустого холодного очага возник из воздуха домовый эльф, которого Гарри с большой неохотой унаследовал от Сириуса, – маленький, в половину человеческого роста, с бледной кожей, висевшей складками. Из ушей, похожих на крылья летучей мыши, торчали густые кустики белых волос. Эльф кутался в те же засаленные лохмотья, что и при первом знакомстве, а по его высокомерному взгляду Гарри понял, что и сменой владельца Шкверчок недоволен по-прежнему.
– Хозяин, – по-жабьи проскрипел эльф и согнулся в низком поклоне, бормоча себе в колени: – Вернулся в дом госпожи вместе с предателем крови Уизли и мугродьем…
– Я запрещаю тебе называть людей «предателями крови» и «мугродьем», – прорычал Гарри. Даже если бы эльф не выдал Сириуса Вольдеморту, Гарри все равно ненавидел бы Шкверчка, этот его хоботок и налитые кровью глаза. – У меня к тебе вопрос, – сердце Гарри часто забилось, – и я приказываю говорить правду. Ясно?
– Да, хозяин. – Шкверчок снова низко поклонился. Гарри видел, что эльф шевелит губами, беззвучно произносит запрещенные слова.
– Два года назад, – сердце Гарри молотом билось о ребра, – в гостиной наверху лежал большой золотой медальон. Мы его выбросили. А ты подобрал?
Ненадолго наступила тишина. Шкверчок выпрямился, посмотрел Гарри в лицо и сказал:
– Да.
– Где он сейчас? – торжествующе спросил Гарри. Рон и Гермиона просияли.
Шкверчок закрыл глаза, словно не желая видеть, как их обрадует его ответ.
– Нету.
– Нету? – эхом повторил Гарри. Ликование мигом схлынуло. – Что значит нету?
Эльфа передернуло, и он покачнулся.
– Шкверчок, – вскипел Гарри, – я приказываю…
– Мундугнус Флетчер, – проскрипел эльф, не открывая глаз. – Мундугнус Флетчер забрал все: фотографии мисс Беллы и мисс Циссы, перчатки моей госпожи, орден Мерлина первой степени, кубки с фамильным гербом и… и…
Шкверчок будто захлебывался, его грудь вздымалась. Затем он вдруг распахнул глаза и страшно закричал:
– …и медальон, медальон хозяина Регула, Шкверчок не справился, не выполнил приказ!
Гарри отреагировал инстинктивно: бросился на Шкверчка, прижал к полу и не дал выхватить кочергу из-за каминной решетки. Вопль Гермионы смешался с воплем эльфа, но Гарри заорал громче всех:
– Шкверчок! Приказываю: не шевелись!
Он почувствовал, что эльф замер, и отпустил его. Шкверчок неподвижно лежал на холодном каменном полу. Из глаз его текли слезы.
– Гарри, позволь ему встать! – шепотом попросила Гермиона.
– Чтобы он забил себя кочергой? – фыркнул Гарри, опускаясь на колени возле эльфа. – Обойдется. Ладно, Шкверчок, говори правду: откуда знаешь, что медальон украл Мундугнус Флетчер?
– Шкверчок сам видел! – возопил эльф, и слезы потекли ему в рот, на серые зубы. – Шкверчок видел, как Мундугнус Флетчер выходил из каморки Шкверчка, уносил сокровища Шкверчка. Шкверчок велел подлому вору остановиться, но Мундугнус Флетчер засмеялся и у-убежал…
– Ты сказал «медальон хозяина Регула»? – переспросил Гарри. – Почему именно Регула? Откуда взялся медальон? Шкверчок, сядь и расскажи все, что знаешь о медальоне, и при чем тут Регул!
Эльф сел, сжался в комок, прильнул заплаканным лицом к коленям и закачался взад-вперед. А потом в тишине гулкой кухни заговорил глухо, но отчетливо:
– Хозяин Сириус сбежал из дому, и скатертью дорога, нехороший мальчик, непослушный, разбил сердце госпожи своими беззаконными делами. Но хозяин Регул был достойный, гордый, ему дорого было имя Блэков, он ценил чистоту крови. Много лет все твердил о Черном Лорде, который хотел дать колдунам власть, чтоб они не прятались, а правили муглами и муглокровками… В шестнадцать лет хозяин Регул пошел служить Черному Лорду. Гордился, так гордился, так был счастлив… А однажды, спустя год, хозяин Регул спустился в кухню проведать Шкверчка. Хозяин Регул любил Шкверчка, и хозяин Регул сказал… сказал… – Шкверчок закачался быстрее, – …сказал, что Черному Лорду нужен эльф.
– Вольдеморту – эльф? – повторил Гарри, оглядываясь на Рона с Гермионой. Те были озадачены не меньше.
– Да, – простонал Шкверчок, – и хозяин Регул предложил ему Шкверчка. Хозяин Регул сказал, что это большая честь для него и для Шкверчка, Шкверчок обязан сделать все, что прикажет Черный Лорд… и в-вернуться домой. – Эльф раскачивался все быстрее, из его груди вырывались всхлипы. – Шкверчок пошел к Черному Лорду, но Черный Лорд не сказал Шкверчку, что делать, он взял Шкверчка с собой в пещеру на берегу моря. В пещере был подземный зал, а в зале большое черное озеро…
Волосы у Гарри встали дыбом. Казалось, скрежещущий голос эльфа доносится к нему через темные озерные воды. Гарри почти воочию увидел все, что произошло.
– …там была лодка…
Разумеется, лодка, Гарри прекрасно ее помнил – призрачно-зеленую, маленькую, заколдованную так, что в ней могли плыть только колдун и жертва и только к острову посреди озера. Вот как, значит, Вольдеморт испытывал защиту окаянта – позаимствовал никчемное существо на выброс, домового эльфа…
– На острове стояла ч-чаша с зельем… Черный Лорд заставил Шкверчка пить…
Эльф затрясся всем телом.
– Шкверчок пил, и когда пил, видел ужасные вещи… внутри у Шкверчка все горело… Шкверчок звал на помощь хозяина Регула и госпожу Блэк, но Черный Лорд лишь смеялся… он заставил Шкверчка выпить зелье до дна… и бросил медальон в пустую чашу… и наполнил ее зельем снова… А потом Черный Лорд уплыл в лодке, бросил Шкверчка на острове…
Гарри отчетливо представлял себе эту картину: бледное змеиное лицо Вольдеморта исчезает во тьме, красные глаза равнодушно взирают на муки обреченного эльфа, доживающего последние минуты, – яд вызывал жажду, которой не одолеть… Но тут воображение отказало Гарри. Он не представлял, как Шкверчку удалось выбраться.
– Шкверчок очень хотел пить, он подполз к берегу и попил из черного озера… из воды потянулись руки, мертвые руки, потащили Шкверчка на глубину…
– Как же ты выбрался? – Гарри совсем не удивился, что говорит шепотом.
Шкверчок поднял уродливое лицо и посмотрел на Гарри большими, в красных прожилках глазами.
– Хозяин Регул приказал Шкверчку вернуться, – ответил он.
– Ясно, но… как ты вырвался от инферний?
Шкверчок, похоже, не понимал.
– Хозяин Регул приказал Шкверчку вернуться, – повторил он.
– Ну да, но…
– Что неясно? – вмешался Рон. – Он дезаппарировал!
– Но… там нельзя аппарировать, иначе бы Думбльдор…
– У эльфов своя магия, – сказал Рон. – Например, в «Хогварце» они могут аппарировать, а мы нет.
Наступила тишина. Гарри молчал и думал. Неужели Вольдеморт допустил такую ошибку? Но тут раздался ледяной голос Гермионы:
– Естественно, Вольдеморт считает магию эльфов недостойной внимания. Чистокровные колдуны обращаются с ними, как с животными… ему бы и в голову не пришло, что эльфы способны на то, что недоступно ему.
– Высший закон домового эльфа – воля хозяина, – нараспев произнес Шкверчок. – Шкверчку приказали вернуться домой, и Шкверчок вернулся…
– Значит, ты сделал то, что велено, – мягко сказала Гермиона. – Ты вовсе не ослушался приказа!
Быстро раскачиваясь, Шкверчок замотал головой.
– И что было, когда ты вернулся? – спросил Гарри. – Что сказал Регул, когда все узнал?
– Хозяин Регул сильно разволновался, очень сильно, – проскрипел Шкверчок. – Хозяин Регул приказал Шкверчку сидеть тихо и не выходить из дома… а потом… прошло совсем немного времени… однажды ночью хозяин Регул пришел к Шкверчку в каморку… Хозяин Регул вел себя очень странно, не как обычно, Шкверчок видел, что хозяин не в себе… И хозяин попросил Шкверчка отвести его в пещеру, куда Шкверчок ходил с Черным Лордом…
И они отправились туда. Перед глазами Гарри вновь разворачивалась картина: напуганный старый эльф и худой черноволосый Ловчий, так похожий на Сириуса… Шкверчок знал, как открыть запечатанный вход в подземную пещеру и как поднять маленькую лодку, но на этот раз к острову и чаше яда с ним плыл его обожаемый Регул…
– Он тоже заставил тебя пить зелье? – в омерзении спросил Гарри.
Шкверчок потряс головой и заплакал. Гермиона прижала ладонь ко рту: очевидно, уже обо всем догадалась.
– Х-хозяин Регул достал из кармана медальон, такой же, как у Черного Лорда. – Слезы лились по хоботку Шкверчка. – Хозяин Регул отдал его Шкверчку и велел, когда чаша опустеет, поменять медальоны…
Эльф всхлипывал громко и хрипло – Гарри с трудом понимал, что тот говорит.
– И он приказал… Шкверчку уходить… без него. Сказал Шкверчку… идти домой… и никогда не признаваться госпоже… что сделал хозяин… и уничтожить… первый медальон. И хозяин Регул выпил… зелье до дна… и Шкверчок поменял медальоны… и смотрел… как хозяина Регула… утащили под воду… и…
– Ой, Шкверчок! – воскликнула плачущая Гермиона, упала на колени возле эльфа и попыталась его обнять. В ту же секунду он вскочил и отпрянул с явной гадливостью.
– Мугродье коснулось Шкверчка, он не допустит, что скажет его госпожа?
– Я же велел не называть никого мугродьем! – рявкнул Гарри, но Шкверчок уже наказывал сам себя: упал и принялся биться головой об пол.
– Останови его… останови! – завопила Гермиона. – Ну, теперь ты видишь, до чего доводит их идиотское послушание?
– Шкверчок… стоп! Стоп! – крикнул Гарри.
Эльф лежал на полу, тяжело дыша и вздрагивая. На хоботке поблескивала зеленая слизь, на мертвенно-бледном лбу уже расцветал синяк, глаза распухли, налились кровью и были полны слез. Гарри в жизни не видел ничего более жалкого.
– Итак, ты принес медальон домой, – продолжил он допрос, твердо решив узнать все до конца. – И попробовал его уничтожить?
– Что Шкверчок ни делал, ничего не помогало, на медальоне ни царапины, – простонал эльф. – Шкверчок использовал все, что знал, но ни одно заклинание не действовало… очень сильная защита… Шкверчок был уверен, что медальон получится уничтожить, если открыть, но медальон никак не открывался… Шкверчок наказывал себя и пробовал снова, и опять наказывал, и опять пробовал. Шкверчок не выполнил приказ, не уничтожил медальон! А госпожа сошла с ума от горя, потому что хозяин Регул пропал, но Шкверчок не мог ничего рассказать, потому что хозяин Регул з-запретил… рассказывать с-семье, что случилось в пе-пещере…
Шкверчок разрыдался так, что разобрать слова стало невозможно. По щекам Гермионы бежали слезы. Она смотрела на эльфа, но больше не смела его коснуться. Расстроился даже Рон, откровенно не любивший Шкверчка. Гарри сел на пятки и встряхнул головой, чтобы привести мысли в порядок.
– Я не понимаю тебя, Шкверчок, – наконец сказал он. – Вольдеморт пытался тебя убить, Регул погиб, борясь с Вольдемортом, а ты все равно радостно предал Сириуса? Побежал к Нарциссе и Беллатрикс и через них докладывал Вольдеморту…
– Гарри, у Шкверчка другая логика, – перебила Гермиона, утирая слезы. – Он раб. Домовые эльфы привычны к плохому и даже жестокому обращению. То, что сделал с ним Вольдеморт, в его понимании – практически нормально. Что ему до колдовских войн? Он верен тем, кто к нему добр, а миссис Блэк была к нему добра, и Регул, несомненно, тоже. Вот он и служил им с готовностью, и перенял их воззрения. Я знаю, что ты хочешь сказать, – прибавила она, когда Гарри собрался возразить. – Что воззрения Регула изменились… но Шкверчку он, видимо, так ничего и не объяснил. И я, кажется, знаю почему: и для Шкверчка, и для семьи Регула безопаснее было по-прежнему твердить о величии чистокровок. Регул пытался их защитить.
– Но Сириус…
– Сириус обращался со Шкверчком ужасно, и не надо на меня так смотреть, ты сам знаешь, что это правда. Перед тем как Сириус здесь поселился, Шкверчок долго жил один и отчаянно нуждался хоть в капле доброты. Я уверена, когда Шкверчок пришел к «мисс Циссе» и «мисс Белле», те обошлись с ним ласково, вот он из благодарности и рассказал все, о чем они спрашивали. Я всегда говорила, что колдуны рано или поздно поплатятся за плохое обращение с домовыми эльфами. Вольдеморт уже… да и Сириус.
У Гарри не нашлось слова против. Глядя на всхлипывающего Шкверчка, он вспомнил, что сказал Думбльдор всего через пару часов после гибели Сириуса: «По-моему, Сириус не верил, что чувства Шкверчка столь же сильны, как и человеческие…»
– Шкверчок, – попросил он чуть погодя, – когда будешь в силах… ммм… сядь, пожалуйста.
Прошло несколько минут, прежде чем Шкверчок перестал рыдать. Затем, икая, с усилием сел и потер глаза кулачками, как ребенок.
– Шкверчок, я хочу тебя кое о чем попросить, – продолжал Гарри и в поисках поддержки глянул на Гермиону. Он хотел отдать приказ по-доброму, но так, чтобы было понятно: это – приказ. Впрочем, всего лишь переменив тон, он добился одобрения – Гермиона поощрительно улыбнулась. – Шкверчок, я прошу тебя разыскать Мундугнуса Флетчера. Нам нужно выяснить, где медальон… Медальон хозяина Регула. Это очень важно. Мы хотим закончить дело, начатое хозяином Регулом. Хотим… э-э… чтобы его смерть не была напрасной.
Шкверчок опустил кулачки и посмотрел на Гарри.
– Найти Мундугнуса Флетчера? – проскрипел он.
– И доставить сюда, на площадь Мракэнтлен, – сказал Гарри. – Как думаешь, сможешь?
Шкверчок кивнул, поднялся на ноги – и тут Гарри осенило. Он достал из Огридова кисета фальшивый окаянт – медальон, куда Регул вложил свою записку Вольдеморту.
– Шкверчок, я… э-э… вот… хочу тебе подарить. – Он вложил медальон в руку эльфа. – Это вещь Регула. Я уверен, что он и сам отдал бы ее тебе в знак благодарности…
– Перебор, друг, – констатировал Рон, когда эльф при виде медальона протяжно взвыл от горя и потрясения и опять повалился на пол.
Успокаивали Шкверчка около получаса. Эльф был так счастлив получить в собственность семейную реликвию Блэков, что у него подгибались ноги. Когда наконец он кое-как смог встать, его проводили в каморку – где он спрятал медальон в грязных тряпках – и заверили, что будут свято оберегать сокровище в его отсутствие. Затем Шкверчок дважды низко поклонился Гарри и Рону и даже как-то судорожно дернулся в сторону Гермионы – не исключено, что почтительно отсалютовал. А затем с громким хлопком дезаппарировал.
