Глава 12
Гатчинский затворник

«Через час после ужасного события 1-го марта 1881 года караул Аничкова дворца, местопребывания вступившего на престол императора Александра III, был усилен батальоном л. – гв. Павловского полка, бегом прибывшего ко дворцу. Батальон занял входы и выходы дворца пропускными постами и выслал вокруг него патрули.

Павловцы расположились в манеже и в течение двадцати дней несли почетную службу, охраняя царя и его семью».

Убийство Александра II повлекло за собой значительные изменения во внутренней жизни российского государства. Политика либеральных преобразований, пусть не всегда последовательно осуществлявшаяся царем-Освободителем, уступила место политике реакции. Народовольцы, считавшие, что смерть императора подтолкнет правящую элиту к более интенсивным преобразованиям в социально-политической сфере, достигли прямо противоположного результата – власть начала активно сопротивляться прогрессу в политической жизни страны. Доминирующим фактором периода «охранительного» правления Александра III стал страх придворных перед возможным покушением на жизнь государя. Соответственно центральной задачей российских секретных служб и подразделений со специальными задачами стало обеспечение личной безопасности Его Императорского Величества.

Основным идеологом «охранительного» периода стал обер-прокурор Святейшего синода К. П. Победоносцев. По своей радикальности он являлся зеркальным отражением террористов-народовольцев.

Напомним, что утром 1 марта Александр II подписал программу по расширению прав земств, свободы печати и частичной децентрализации административного управления, предложенную М. Т. Лорис-Меликовым, и приказал опубликовать ее в «Правительственном вестнике». Заявив, что последняя воля покойного государя должна быть выполнена, Александр III повелел обнародовать программу, но под влиянием Победоносцева в ночь с 1 на 2 марта все же приостановил печать с тем, чтобы вновь обсудить некоторые пункты. С этого момента мнение Победоносцева, этого ультраконсерватора, стало для Александра III определяющим в вопросах внутренней политики.

Обер-прокурор Священного Синода стал также вмешиваться и в вопросы, связанные с обеспечением безопасности императора. Уже 3 марта он писал государю: «Гнетет меня забота о Вашей безопасности. Никакая предосторожность не лишняя в эти минуты». Но рекомендации человека, не являвшегося специалистом в области охраны, только способствовали усилению нервозности в окружении царствующей особы.

Практически сразу после гибели Александра II по рекомендации Победоносцева петербургским градоначальником был назначен Н. М. Баранов. Баранов проинформировал государя, что имеет сведения от зарубежных коллег о готовящихся покушениях. К охране Александра был привлечен лейб-гвардии Егерский полк, шефом которого он состоял, будучи цесаревичем. Внутреннюю охрану Аничкова дворца несли казаки Собственного Его Императорского Величества конвоя. Охрана имела приказ не выпускать императора за ограду дворца. Третьего марта близкий друг Александра граф И. И. Воронцов-Дашков порекомендовал ему немедленно переехать в Зимний дворец, чтобы не подвергать себя ежедневной опасности при переходах из одного дворца в другой. Единственным, кто не поддался всеобщей подозрительности, был эскадр-майор императора вице-адмирал И. И. Бутаков, отвечавший за безопасность государя при морских путешествиях.

Восьмого марта Александр III провел заседание Комитета министров с участием великих князей для обсуждения проекта М. Т. Лорис-Меликова о созыве законосовещательных комиссий. На заседании с резкой критикой предположений Лорис-Меликова выступили Победоносцев и глава Госсовета граф Сергей Строганов. Параллельно в правительстве велись бурные дискуссии о необходимости защиты высших государственных сановников от революционного терроризма. По мнению Победоносцева, основная угроза трону исходила от либерально настроенных лиц в правительстве.

Одиннадцатого марта глава Синода подал на имя Александра докладную записку, озаглавленную «О принципах организации охраны государя-императора, его семьи, высших должностных лиц и объектов государственной охраны». Он советовал императору:

«1. Когда собираетесь ко сну, извольте запирать за собою двери – не только в спальне, но и во всех следующих комнатах, вплоть до входной. Доверенный человек должен внимательно смотреть за замками и наблюдать, чтобы внутренние задвижки у створчатых дверей были задвинуты.

2. Непременно наблюдать каждый вечер, перед сном, целы ли проводники звонков. Их легко можно подрезать.

3. Наблюдать каждый вечер, осматривая под мебелью, все ли в порядке.

4. Один из Ваших адъютантов должен бы был ночевать вблизи от Вас, в этих же комнатах.

5. Все ли надежны люди, состоящие при Вашем Величестве? Если бы кто-нибудь был хоть немного сомнителен, можно найти предлог удалить его <…>. Будьте осторожны каждую минуту».

На случай кончины императора манифестом от 14 марта великий князь Владимир Александрович назначался «Правителем Государства» до совершеннолетия наследника престола Николая Александровича; в случае кончины последнего он вступал в права престолонаследия.

Двадцать второго марта по инициативе Баранова при градоначальнике был создан Временный совет для выработки мер к ограждению общественной безопасности. Председателем комиссии для выработки плана преобразования столичной полиции стал П. А. Черевин. Начальник киевского Губернского жандармского управления генерал В. Д. Новицкий вспоминал:

«Баранов, состоя градоначальником в С.-Петербурге в самое смутное, тяжелое время, отличался невозможными распоряжениями по полиции, ни к чему не ведущими и никакой пользы не приносившими; <…> он установил заставы из войск гвардии на всех въездах в Петербург, и на этих заставах прописывали в книги паспорта со всеми подробностями всех проезжающих в столицу, что было сделано с целью задержания важных политических преступников <…> недовольство народилось огромное, а в результате ни один не был задержан революционер…».

Атмосферу неуверенности создавало и большое число обращений граждан в адрес высших должностных лиц империи, занимавшихся вопросами безопасности. Некоторые обращения несли в себе конструктивные предложения по борьбе с революционным движением. Так, записка коллежского советника Станкевича, направленная в конце марта 1881 г. министру внутренних дел, была посвящена совершенствованию паспортной системы. Автор предлагал произвести проверку паспортов и других документов на право разъездов и жительства по месту выдачи. По мнению Станкевича, для лиц всех сословий, отлучающихся с мест постоянного жительства, а также для жителей Петербурга и Москвы следовало учредить единый порядок выдачи документов, удостоверяющих личность. Порядок этот заключался в следующем:

«1. Предоставить <…> выдачу паспортов исключительно ведомству полиции лицам всех сословий, исключая только состоящих на действительной государственной службе.

2. Лиц, имеющих постоянные документы, заменяющие паспорт, как то: указы об отставке, свидетельства дворянских депутатских собраний, свидетельства духовных консисторий и тому подобные, – подчинить общим правилам о паспортах <…>.

3. Бланки для паспортов и временных свидетельств <…> должны быть заготовлены из гербовой бумаги одного образца в виде ныне существующих ассигновок с присвоением только для каждого сословия отдельного цвета, которые должны расходоваться таким же точно порядком как ассигновки, т. е. левая часть паспорта должна оставаться в корешке тетради с пропиской того же, что и на выданном паспорте».

Опасения царедворцев не в последнюю очередь базировались на прокламации Исполкома «Народной воли», в которой сообщалось, что народовольцы намерены бороться и с новым императором, если он сохранит самодержавную форму правления. И если рассматривать ситуацию с терроризмом в целом, то эти опасения были небеспочвенны.

В конце правления Александра II идеологической основой российского терроризма левой направленности стали работы «Смерть за смерть» С. М. Кравчинского (1878), «Террористическая борьба» Н. А. Морозова (1880) и «Терроризм как единственное средство нравственного и общественного возрождения России» П. Н. Ткачева (1881). Ими был заложен краеугольный камень социально-философского учения о терроризме, получившего дальнейшее развитие в ХХ в. Идеи, оформленные в соответствующие теории, стали для определенной части общества социальной религией, определив «жизнь в терроре» для нескольких поколений активных революционеров.

В этот же период оформились основные признаки политического терроризма:

средства (взрывчатка и стрелковое оружие) и методы (минирование, бомбометание, стрельба);

сочетание пропаганды и агитации с террористическими акциями;

публичная ответственность за террористический акт;

захват заложников как один из методов проведения террористических акций;

выбор в качестве объектов и жертв террористических акций не только лиц политического истеблишмента, но и неопределенно широкого круга лиц (безадресный терроризм);

экспроприация денежных средств для финансирования пропагандистских и боевых операций;

всесторонняя поддержка членов организации, попавших в руки правительства.

Развилась и оформилась организационная сторона деятельности: конспиративные структуры в стране и за рубежом, специальные боевые группы, взаимодействие с подобными иностранными организациями, закупка и переправка с их помощью оружия или его частей, публикация пропагандистских материалов, приобретение собственного типографского оборудования для печатания революционной литературы, получение из различных, желательно законспирированных, источников финансовой помощи. Можно утверждать, что заложенные в последней четверти XIX в. идеологические, информационные, технологические и организационные основы террористической деятельности не утратили актуальности и поныне.

Угроза безопасности Александру III была не столь велика, как это представлялось. Находящийся под следствием боевик Рысаков стал давать признательные показания; 3 марта на конспиративной квартире арестовали Г. М. Гельфман, заявившую полицейским, что проживавший с ней Н. А. Саблин застрелился. При этом смерть Саблина наступила в результате трех выстрелов: в рот, левый глаз и в правый висок. То есть, скорее всего, он был ликвидирован как носитель секретной информации о Военной организации народовольцев. Десятого марта при проведении розыскных мероприятий с участием опознавателя на улице взяли С. Л. Перовскую. К концу марта 1881 г. большинство руководителей и боевиков «Народной воли» находились под стражей; в апреле арестовали руководителя Военной организации Н. Е. Суханова.

К тому времени в составе Временного совета при градоначальнике была образована подкомиссия для реорганизации Охранной стражи, которую возглавил И. И. Воронцов-Дашков. Двадцать третьего марта 1881 г. для несения службы при императоре была сформирована Сводно-гвардейская рота под командованием капитана И. В. Богаевского. Личный состав роты набрали из полков 1-й и 2-й гвардейских пехотных дивизий, гвардейских стрелковых батальонов, лейб-гвардии Саперного батальона и Гвардейского экипажа: по одному унтер-офицеру и 25 нижних чинов, офицеры – от каждого полка. В тот же день это спецподразделение приступило к несению караульной службы по охране Аничкова дворца. В Зимнем дворце продолжала нести службу Рота дворцовых гренадер.

Двадцать седьмого марта А. М. Рылеев был отчислен от должности согласно собственному желанию, и в тот же день Александр III покинул Петербург и поселился в Гатчине. Начальником личной охраны государя стал генерал-адъютант И. И. Воронцов-Дашков. Однако он не имел специального образования в области охранной и полицейской службы, и, вероятно, поэтому упор в работе охраны первоначально был сделан на усилении караулов и других специальных мероприятий, используемых в военной службе.

Двадцать девятого апреля 1881 г. вышел царский манифест «О незыблемости самодержавия», который стал своеобразной репером в противостоянии охранных структур и революционеров. «Но посреди великой Нашей скорби, – отмечалось в манифесте, – Глас Божий повелевает Нам стать бодро на дело Правления в уповании на Божественный Промысел, с верою в силу и истину Самодержавной Власти, которую Мы призваны утверждать и охранять для блага народного от всяких на нее поползновений».

В тот же день в Гатчину на помощь Терскому эскадрону Конвоя из Варшавы прибыл Кубанский казачий дивизион. Кроме Сводно-гвардейской роты и Конвоя охрану в Гатчинском дворце несли лейб-гвардии Кирасирский Ее Величества полк, 1-й железнодорожный батальон и Дворцовая стража. В апреле – мае в ежедневном дворцовом карауле состояло около 170 человек, занимавших 11 внутренних и 19 наружных постов. Дворец и Гатчинский парк были оцеплены несколькими рядами часовых, а также патрулировались конными разъездами и прибывшими из Петербурга полицейскими чинами и секретными агентами. Без специального пропуска, выдававшегося Императорской главной квартирой, передвижение через посты в любую сторону запрещалось. Для входа во дворец ввели пропуска особого образца с фотокарточками. Постепенно Гатчина превращалась в настоящую крепость.

Князь П. А. Кропоткин, служивший камер-пажом при Александре II, вспоминал о системе охраны дворца:

«Я знаю это старинное здание, планированное как вобановская крепость, окруженное рвами и защищенное сторожевыми башнями, откуда потайные лестницы ведут в царский кабинет. Я видел люк в кабинете, через который можно бросить неожиданно врага в воду – на острые камни внизу, а затем тайные лестницы, спускающиеся в подземные тюрьмы и в подземный проход, ведущий к озеру <…>, подземная галерея, снабженная автоматическими электрическими приборами, чтобы революционеры не могли подкопаться, рылась вокруг Аничкова дворца, где Александр III жил до восшествия на престол».

Условия службы в Гатчине потребовали усиления Сводно-гвардейской роты, и в ее состав были добавлены офицеры от гвардейских стрелковых батальонов, Саперного батальона и Гвардейского экипажа. Не менее серьезные меры предпринимались и на даче «Александрия» в Новом Петергофе, куда императорская семья переехала в середине мая 1881 г. Курс стрельбы личный состав роты проходил в Петергофе на стрельбище лейб-гвардии Уланского полка в Бабьем Гоне.

Одновременно с усилением военной составляющей службы безопасности в середине марта в Петербурге началось создание «параллельной» охраны, не являвшейся официальной спецслужбой. Прежде чем устояться, название этой добровольной организации претерпело несколько изменений: «Священная лига», «Священное братство», «Золотая дружина», «Охранная дружина», «Общество борьбы против террора». Название «Священная дружина» возникло, вероятно, по историческим аналогиям.

Идея создания дворянской конспиративной организации принадлежала управляющему Юго-Западными железными дорогами С. Ю. Витте. Узнав о гибели Александра II, он направил своему дяде, генералу Р. А. Фадееву, письмо, в котором предложил бороться с революционерами их же методами. Фадеев доложил соображения племянника Воронцову-Дашкову, и в результате к лету 1881 г. при дворе появилась организация, имевшая целью физическую охрану императора.

Практическую работу в «Священной дружине» возглавили И. И. Воронцов-Дашков и П. П. Шувалов. Поскольку высокопоставленные «дружинники» не являлись специалистами в области сыска, для организации работы был привлечен ряд специалистов. Так, заведующим делами был назначен начальник сыскной полиции Санкт-Петербурга И. Д. Путилин. Первым председателем Исполнительного комитета стал бывший управляющий Третьим отделением сенатор Н. К. Шмидт.

Строилась дружина по образцу тайных обществ: масонов, карбонариев и «Народной воли». За основу была взята система «пятерок». Во главе «пятерки» стоял «старший брат», рядовые члены назывались «братьями». Соблюдалась строжайшая конспирация: каждый «брат» знал только «старшего брата», от которого получал задания и которому докладывал о проделанной работе. «Дружинники» принимали присягу; в письменных документах они обозначались псевдонимом или номером. Например, Воронцов-Дашков имел конспиративный псевдоним Набольший и конспиративный номер шесть. Руководство дружины планировало создание внутри страны и за рубежом сети отделений, сообщения из которых должны были поступать в единый законспирированный центр.

На территории России были выделены три наиболее ответственные «местности»: Санкт-Петербург с царскими резиденциями, Москва и юг России. Для сбора информации в местах компактного проживания российских эмигрантов приступили к созданию Управления иностранных агентур с центрами в Берлине, Вене (с отделениями вдоль русской границы) и Париже (с отделениями в Брюсселе, Лондоне и Женеве).

Параллельно происходили изменения в высшем руководстве империи. Председателем Государственного совета вместо сторонника буржуазных реформ великого князя Константина Николаевича был назначен великий князь Михаил Николаевич. Военным министром стал П. С. Ванновский, МВД возглавил граф Н. П. Игнатьев, товарищем министра внутренних дел был П. А. Черевин, директором Департамента государственной полиции – прокурор Петербургской судебной палаты В. К. Плеве. Командующим Императорской Главной квартирой стал генерал-лейтенант О. Б. Рихтер.

С 12 мая 1881 г. все железнодорожные поездки императорской фамилии стал обеспечивать 1-й железнодорожный батальон.

Тринадцатого мая Александр III поручил Воронцову-Дашкову выработать проект реорганизации охранных структур, отвечающих за безопасность императора и его семьи. В этом же месяце Секретно-розыскное отделение при канцелярии московского обер-полицмейстера переименовали в Отделение по охранению общественной безопасности и порядка в Москве при канцелярии московского обер-полицмейстера. Его начальником остался А. С. Скандраков. А 11 июня на базе кадров Охранной стражи создается Секретная часть охраны: 15 стражников (5 старших) 10 агентов (3 старших) и писарь; часть возглавил подполковник Е. Н. Ширинкин.

В Америке после убийства Авраама Линкольна никаких выводов об усилении охраны высших должностных лиц государства сделано не было. Соответственно, не заставило ждать и очередное покушение. Второго июля 1881 г. на железнодорожном вокзале в Вашингтоне президент-республиканец Джеймс Абрам Гарфилд, ожидавший поезда как простой пассажир, был тяжело ранен. Убийца, Чарльз Джулиус Гито, без всяких проблем подошел к нему, дважды выстрелил в спину из револьвера и крикнул: «Я – „стойкий“! Теперь Артур президент!»

На следствии выяснилось, что мотивом покушения психически неуравновешенного террориста, которого схватили тут же, на месте преступления, была личная месть вновь избранному президенту за борьбу с коррупцией. Гито считал, что в ходе избирательной кампании оказал Гарфилду настолько ценные услуги, что, согласно практиковавшейся ранее «системе добычи» (spoils system), мог претендовать на место в администрации. Гарфилд, однако, задумал покончить с этой практикой, и Гито остался без должности. «Стойкими» называлась фракция Республиканской партии, к которой принадлежал вице-президент Честер Алан Артур, и свои надежды на карьеру Гито с некоторых пор связывал именно с ним. Преступник был повешен 30 июня 1882 г.

Гарфилд остался жив: одна пуля прошла навылет через плечо, другая, раздробив ребро, застряла рядом с поджелудочной железой. Он прожил еще несколько месяцев и скончался 19 сентября 1881 г. Непосредственной причиной смерти стал инфаркт… вызванный все-таки покушением. Не соблюдая элементарных мер дезинфекции, врачи искали пулю в ложном раневом канале, проникшем в печень, в итоге началось гнойное воспаление, от которого не выдержало сердце. Злополучную пулю смогли извлечь только на вскрытии.

Ситуация с охраной первых лиц не изменилась и после ранения Гарфилда: до середины 1890-х годов Секретная служба не имела никакого отношения к обеспечению личной безопасности президентов. Нового главу государства – Честера А. Артура – продолжала охранять вашингтонская полиция. И только весной 1894 г. директор Секретной службы Уильям Хейзен по собственной инициативе направил двоих агентов охранять Белый дом. Юридически Хейзен не имел на это полномочий – он оправдал свое решение получением агентурной информации о подготовке покушения на жизнь президента Стивена г. Кливленда.

Тринадцатого июля 1881 г. Воронцов-Дашков представил императору всеподданнейший доклад «О постановке Собственной Его Величества Охраны». Поскольку одной из причин гибели Александра II была признана несогласованность действий различных охранных структур, отвечавших за его безопасность (Третье отделение, Дворцовая стража, Охранная стража, Собственный Е. И. В. конвой, столичное охранное отделение), главной идеей доклада было объединение действий под руководством одного начальника. Основные положения доклада были сформулированы П. П. Черевиным и Е. Н. Ширинкиным.

Еще в мае 1881 г. в записке «Об охранной Его Величества страже» Ширинкин отмечал, что «охранная Его Величества стража в настоящем ее виде не удовлетворяет ни одному из своих назначений: ни охранять государя во время его поездок в местности, не оцепленные среди публики, т. к. всякий безошибочно может указать стражника по его внешнему виду; ни добыть сведений о нахождении лиц неблагонадежных в политическом отношении, т. к. среди настоящего состава стражи за немногими исключениями нет людей, способных самостоятельно исполнять обязанности агентов».

Однако само наличие специального подразделения для охраны императора вне дворца не оспаривалось. Секретные агенты, одетые в штатское, должны были дополнять надзор за публикой, параллельно осуществлявшийся сотрудниками полиции в форме. Полиция, по возможности, о деятельности агентов не осведомлялась. Личный состав обновленной охранной стражи следовало набирать из лиц, знавших в лицо (по фотографиям) известных революционеров, а также особ, состоящих на службе при Дворе или имеющих право приезда ко Двору.

Отмечая недостаточную квалификацию стражников, Ширинкин предлагал увеличить им жалованье, поскольку «привлечение в охранную стражу полезных сыскных агентов не могло быть достигнуто при неимоверно ничтожных окладах содержания, а без агентов сыщиков охранная стража не достигнет цели». Он также считал необходимым увеличить личный состав стражи до семидесяти человек и разделить их на два отряда. Сотрудникам первого отряда следовало исполнять сыскные функции в местах присутствия императора и членов царской семьи, собирая сведения обо всех лицах, постоянно или временно находящихся в царских резиденциях и их окрестностях. Чинам второго отряда полагалось осуществлять негласную охрану государя путем ведения наружного наблюдения, выявлять известных им по фотографиям революционеров и пресекать действия в случае угрозы императору.

Одиннадцатого августа высочайшее одобрение получило «Положение об охране Его Императорского Величества», были также утверждены штаты Дворцовой полицейской команды и Секретной части охраны. Указанный документ стал основополагающим для органов государственной охраны на ближайшую четверть века. Дворцовая полицейская команда создавалась на основе Команды дворцовых стражей (Дворцовой стражи), а Секретная часть – на базе Охранной стражи. Начальником Секретной части стал Е. Н. Ширинкин.

В этот же день была образована Военная инспекция железных дорог, отвечавшая за техническую безопасность при передвижении императора по железным дорогам. Штат инспекции состоял из инспектора, секретаря (штабс-капитан или капитан), офицера для поручений (подпоручик или поручик) и военного писаря. На должность начальника инспекции был назначен командир 1-го железнодорожного батальона Л. М. Альбертов.

Четырнадцатого августа 1881 г. Александр III утвердил «Положение о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия», выработанное в комиссии под председательством заместителя министра внутренних дел М. С. Каханова. В работе комиссии принимал участие и П. А. Черевин.

В «Положении…» устанавливались правила усиленной и чрезвычайной охраны. Право объявления какой-либо местности нуждающейся в усиленной охране принадлежало министру внутренних дел, а в местностях, подведомственных генерал-губернаторам, – сим последним, с уведомлением министра внутренних дел. Состояние чрезвычайной охраны вводилось особым положением Комитета министров, утвержденным императором. Дела о вооруженном сопротивлении властям, умышленном поджоге, приведении в негодность предметов воинского снаряжения и некоторых других преступлениях могли передаваться на рассмотрение военных судов для осуждения по законам военного времени. Чиновников и выборных лиц могли отрешать от должности, нежелательных лиц могли арестовать или выслать за пределы губернии в административном порядке, в случае необходимости учебные заведения, органы печати и предприятия подлежали закрытию.

Семнадцатого августа 1881 г. А. В. Адлерберг был уволен с должности министра Императорского двора и Уделов по «расстройству здоровья». На самом деле его увольнение было связано с тем, что он был близок к княгине Юрьевской, – морганатический брак Александра II при определенных условиях грозил внутриполитическими осложнениями. В этот же день на освободившуюся должность государь назначил И. И. Воронцова-Дашкова – умного и осторожного царедворца, хорошо разбиравшегося как в придворных интригах, так и в государственном управлении.

Двадцать четвертого августа 1881 г. пост петербургского градоначальника временно упразднили, а руководство полицией и охранным отделением перешло к обер-полицмейстеру. На должность назначили генерала А. А. Козлова, ранее занимавшего аналогичный пост в Москве. Заведующим агентурой петербургского Охранного отделения являлся Г. П. Судейкин, рекомендованный в июле 1881 г. лично Александру III военным прокурором В. В. Стрельниковым. Судейкин по факту исправлял и должность начальника столичного Охранного отделения.

Третьего сентября Главным начальником охраны Его Императорского Величества был назначен П. А. Черевин. Он подчинялся лично государю и в пределах своей компетенции был вправе требовать полного содействия со стороны министров, губернаторов и других чиновников империи. В распоряжении Главного начальника охраны были командированы два чиновника, составившие штат его канцелярии: коллежский советник Федосеев и письмоводитель, губернский секретарь С. К. Рымарев. В оперативном подчинении Черевина состояли: Сводно-гвардейская рота, Рота дворцовых гренадер, 1-й железнодорожный батальон, Дворцовая полицейская команда, Секретная часть охраны, Инспекция императорских поездов, Собственный Е. И. В. конвой и гвардейские части, привлекавшиеся для караульной службы. Основная работа по обеспечению безопасности императора возлагалась на Секретную часть (оперативно-розыскная деятельность) и Дворцовую полицейскую команду (пропускной режим и порядок на территории резиденций).

Восьмого сентября была упразднена Охранная стража; не вошедших в Секретную часть стражников перевели в штат петербургской полиции.

А 22 сентября 1881 г., через три дня после кончины Гарфилда, Исполнительный комитет «Народной воли» в специальной прокламации осудил покушение на американского президента: «Выражая американскому народу глубокое соболезнование по случаю смерти президента Джемса Авраама Гарфилда, Исполнительный комитет считает долгом заявить от имени русских революционеров свой протест против насильственных действий, подобных покушению Гито. В стране, где свобода личности дает возможность честной идейной борьбы, где свободная народная воля определяет не только закон, но и личность правителей, – в такой стране политическое убийство как средство борьбы есть проявление того же духа деспотизма, уничтожение которого в России мы ставим своею задачею. Деспотизм личности и деспотизм партии одинаково предосудительны, и насилие имеет оправдание только тогда, когда оно направляется против насилия».

Первого октября 1881 г. начальником Дворцовой стражи и одновременно исполняющим обязанности полицмейстера Зимнего дворца был назначен П. В. Зиновьев. К нему перешли все функции по охране царских резиденций. Всего в Дворцовой страже числилось 98 городовых и два околоточных надзирателя. Они несли службу в Гатчине, в Зимнем и Аничковом дворцах. Также в распоряжение начальника стражи были откомандированы 30 унтер-офицеров Отдельного корпуса жандармов для несения службы в близлежащих к Гатчине деревнях. В Большом гатчинском дворце располагались Секретная часть и особая команда морских минеров под руководством лейтенанта А. Смирнова.

Особо подчеркнем, что основными источниками информации об антиправительственных организациях в начале царствования Александра III были показания арестованных, наружное наблюдение, заявления подданных о «сумнительных лицах», перлюстрация корреспонденции. Судейкин, скрупулезно изучивший отечественный и зарубежный опыт работы тайной полиции, считал, что основа эффективного противодействия нелегальным организациям – деятельность внутренней агентуры. Первой задачей секретных сотрудников и агентов являлось добывание информации, для чего следовало выявлять конспиративные квартиры революционеров, проникать на их собрания, чтобы быть в курсе работы революционных организаций и отдельных лиц.

В отечественной историографии Судейкин считается отцом российской политической провокации. Наряду с получением оперативной информации он уделял особое внимание разложению революционных организаций изнутри. В написанном им циркуляре эти задачи излагались так:

«1) Возбуждать с помощью особых активных агентов ссоры и распри между различными революционными группами. 2) Распространять ложные слухи, удручающие и терроризирующие революционную среду. 3) Передавать через тех же агентов, а иногда с помощью приглашений в полицию или кратковременных арестов обвинения наиболее опасных революционеров в шпионстве; вместе с тем дискредитировать революционные прокламации и различные органы печати, придавая им значение агентурной, провокационной работы».

Приемы, которые Судейкин рекомендовал применять в борьбе с революционным подпольем, ранее внутри страны массово не применялись. В частности, он считал необходимым подстрекать революционные организации к разграблению магазинов и складов, к поджогу домов, к беспорядочной стрельбе по представителям полиции и метанию бомб. Подобные действия давали правительству право применять самые жестокие карательные меры в отношении организаторов беспорядков.

В течение 1881 г. под руководством Судейкина в Петербурге арестовали многих членов «Народной воли», а всего с июля 1881 г. по 1882 г. за участие в этой организации к следствию привлекли около шести тысяч человек. Однако чрезмерное увлечение провокационной направленностью агентурной и оперативной работы сыграло в жизни Судейкина роковую роль (об этом ниже). Но еще хуже было то, что методы провокации, использовавшиеся специальными службами, российское общество восприняло крайне негативно, а это дало оппонентам правительства богатый материал для пропагандистской работы.

В октябре 1881 г. был завершен организационный период создания «Священной дружины». Во главе ее стоял Совет первых старших членов, его члены имели номера с первого по пятый (их фамилии до сих пор неизвестны). Руководящие органы были представлены Центральным, Исполнительным и Организационным комитетами. Их члены носили номера от шестого до сто пятого. У графа Воронцова-Дашкова, напомним, был номер шесть, у графа Левашова – семь, у графа Шувалова – восемь. Центральный комитет управлял всей деятельностью «Священной дружины»; Исполнительный – отвечал за специальную деятельность, Организационный ведал общественной деятельностью и личным составом устройством. В состав комитетов входили попечители, руководившие отдельными организациями; в работе комитетов принимали участие товарищ министра внутренних дел (ЦК) и петербургский обер-полицмейстер (ИК).

Примерно в это же время в «Священной дружине» началось образование вспомогательного общества, принявшего название «Добровольная охрана»; общество подчинялось ЦК и имело целью наружную охрану императора и членов его семьи. Обеспечивать безопасность при передвижениях по улицам планировали с помощью специально привлеченных лиц из низших сословий. Для этого предполагалось на маршрутах следования государя расставлять 5000–6000 добровольных помощников, главным образом старообрядцев, которым за это обещали предоставить свободу вероисповедания.

Кроме организации физической охраны намечалось помогать суду и полиции в розысках политических противников режима в России и за границей. В теории обер-полицмейстеры Санкт-Петербурга и Москвы и Департамент полиции могли рассчитывать на получение своевременных сообщений о деятельности революционеров в столицах и в стране в целом.

Несмотря на усиление мер безопасности, в ноябре 1881 г. акцизный чиновник Н. М. Санковский, побывавший волонтером в Черногории, совершил покушение на товарища министра внутренних дел П. А. Черевина. Он пришел на прием к генералу, выстрелил в него прямо в кабинете, но промахнулся и был задержан на месте преступления. По воспоминаниям современников, интерпретация этого покушения, изложенная Александру III графом Игнатьевым, стала причиной крайней неприязни Черевина к Игнатьеву. Между министром и его заместителем установились наряженные отношения, сказавшиеся на дальнейшей судьбе министра.

В декабре 1881 г. в составе Собственного Его Императорского Величества конвоя сформировали еще один Терский казачий эскадрон, эскадроны стали именоваться: 1-й и 2-й Кубанские, 1-й и 2-й Терские. В каждом эскадроне по штату было шесть офицеров: ротмистр, штабс-ротмистр, поручик и три корнета. В мирное время один Кубанский и один Терский эскадроны постоянно несли службу, по одному эскадрону было на льготе. Ротация эскадронов осуществлялась через три года, к 15 октября. Кубанский казачий дивизион временно оставили на службе при Дворе для несения караула в Императорских резиденциях. В Гатчине Кубанский дивизион нес службу охраны совместно с Конвоем. Дивизион занимал конными ночными постами Ингенбургскую часть Гатчины, в то время как от Конвоя выставлялись посты в Мариенбургской части. В Петергофском дворце ежедневно дежурили три унтер-офицера и шесть казаков, а с восьми часов утра два взвода при обер-офицерах отряжали конные разъезды по Английскому парку, Знаменке и Александровскому парку. В Монплезире дежурил офицер с тремя казаками.

В декабре 1881 г. В. К. Плеве утвердил распределение обязанностей между структурами Департамента государственной полиции. Политический сыск был возложен на 3-е (секретное) делопроизводство. Его сотрудники отвечали за наблюдение за неблагонадежными лицами в России и за границей, руководили деятельностью агентуры, осуществляли негласный надзор за партиями и движениями, следили за распространением нелегальной литературы. В составе делопроизводства имелся Особый отдел, отвечавший за перлюстрацию корреспонденции и аналитическую обработку секретных сведений. В состав 3-го (секретного) делопроизводства из архивов Третьего отделения была передана библиотека революционных изданий. Кроме того, сотрудники делопроизводства обеспечивали охрану высших должностных лиц империи и работали в интересах охраны императора. Руководителем центрального аппарата политической полиции стал Г. К. Семякин. Исполнительными органами 3-го (секретного) делопроизводства являлись губернские и областные жандармские управления, охранные отделения Петербурга и Москвы.

В ночь на 11 января 1882 г. в Боснии и Герцеговине началось восстание против австрийского правления на Балканах. Подавляющую часть восставших составляли крестьяне. Основными причинами восстания были: нерешенность аграрного вопроса, усиление национального гнета и засилье католицизма. А поводом к нему по служило введение воинской повинности в ноябре 1881 г. Плохо вооруженные, действующие разрозненно отряды повстанцев успеха в борьбе с регулярной армией добиться не смогли. В апреле 1882 г. восстание было подавлено.

В феврале 1882 г. в Особом присутствии Правительствующего Сената проходил «Процесс 20-ти». К суду были привлечены А. Д. Михайлов, М. Ф. Фроленко, Н. А. Морозов, Н. Е. Суханов, Н. Н. Колодкевич, А. И. Баранников, М. В. Ланганс, А. В. Якимова, М. Н. Тригони, Г. П. Исаев, Т. И. Лебедева, Н. В. Клеточников, М. В. Тетерка и др. Все они обвинялись в подготовке восьми (!) покушений на Александра II. Н. Е. Суханова приговорили к смертной казни, тринадцать человек – к вечной каторге, остальных – к различным срокам каторги и ссылки. (Софья Перовская и Андрей Желябов были повешены ранее, 3(15) апреля 1881 г.) Отметим, что политические процессы против народовольцев способствовали распространению в обществе оппозиционных идей.

Первого марта 1882 г. министр внутренних дел Игнатьев утвердил «Положение о негласном полицейском надзоре». Негласный (секретный) полицейский надзор являлся одной из мер выявления и предупреждения государственных преступлений посредством постоянного наблюдения за неблагонадежными лицами. В отличие от негласного наблюдения, носившего характер временного розыскного мероприятия, негласный надзор вводился только по распоряжению Департамента полиции. В целях конспирации лицо, находившееся под надзором, не могло подвергаться каким-либо стеснениям в свободе передвижения, образе жизни, выборе занятий и т. п.

Негласный надзор вводился, в частности, за лицами:

а) исключенными из высших учебных заведений за участие в беспорядках по особому списку;

б) возвращенными из административной ссылки и освобожденными от гласного надзора полиции;

в) отбывшими тюремное заключение за совершение государственного преступления;

г) освобожденными от гласного надзора полиции за участие в польском мятеже 1863–1864 гг.

В столицах надзор производился чинами общей полиции; в прочих местностях за него отвечали начальники жандармских управлений, действующие по соглашению с губернаторами и градоначальниками (в Варшаве – с обер-полицмейстером) и при содействии чинов подчиненной им общей полиции. Все органы государственной охраны должны были обеспечить непрерывность и действенность негласного надзора.

Способ осуществления надзора жандармами, полицейскими или секретными агентами определялся в каждом конкретном случае в зависимости от местных условий, путем соглашения губернатора или градоначальника с начальником жандармского управления.

Для надзора было необходимо:

«1) Установить по соглашению с местной полицией особое наблюдение за всеми передвижениями этих лиц.

2) Бдительно следить за поступлением на государственную или общественную службу, и если о них не последует запроса со стороны местных начальств, доносить о том на усмотрение Департамента.

3) О надзорных, поступающих на службу на железную дорогу, независимо от представления в Департамент полиции, сообщать о том подлежащему начальнику железнодорожного жандармского полицейского управления или отделения.

4) Подтвердить подведомственным чинам о соблюдении в строгой тайне имен поднадзорных и приемов наблюдения. <…>

О лицах, отданных под негласный надзор полиции, ведутся особые списки: общие по всей империи в Департаменте полиции и частные, алфавитные, по каждой губернии <…> при местном жандармском управлении. В списки эти включают подробные сведения: о прошедшей жизни поднадзорного, о семейном, имущественном его положении, а также и указания на повод последовавшего со стороны МВД распоряжения об учреждении надзора. Независимо сего о каждом поднадзорном в жандармском управлении должно быть заведено дело, к которому присоединяются все поступающие о поднадзорном сведения, как получаемые случайно, так равно и доставляемые периодически…».

В циркуляре министра внутренних дел по Департаменту государственной полиции № 1365 от 9 апреля 1882 г. разъяснялось, что ранее надзор (наблюдение) не приносил желательных практических результатов, поскольку в большинстве случаев ограничивался лишь внесением поднадзорного в соответственные списки и не обеспечивал дальнейшего за ним контроля.

Сведения за истекшее полугодие следовало доставлять в Департамент полиции к 1 февраля и к 1 августа. «В заключение, – писал Н. П. Игнатьев, – позволяю себе выразить надежду, что применение на практике сего Положения, устанавливающего постоянный обмен сведений между чинами Корпуса жандармов и общей полиции, создаст между этими учреждениями одного и того же ведомства вполне доверительные и откровенные отношения, при которых только и возможна деятельность государственной полиции, все отрасли коей обязаны стремиться к достижению одной и той же цели охранения существующего государственного порядка».

Несмотря на то что Н. П. Игнатьев предпринял ряд шагов по стабилизации политического положения в стране, на своем посту он оставался недолго. Его проект создания Земского собора, представленный государю в середине мая 1882 г., встретил резкую критику Победоносцева. Первоначально Александр думал назначить новым министром внутренних дел М. Н. Островского, однако Победоносцев предложил кандидатуру графа Д. А. Толстого. Последний, назначенный министром 30 мая, видел свою задачу в том, чтобы парализовать любую оппозицию правительству. Историк А. А. Кизеветтер отмечал в мемуарах, что в обществе отзывались о Толстом как о реакционере. М. Н. Катков писал, что имя нового министра само по себе является манифестом и программой.

Одним из элементов программы нового министра стала борьба с «крамолой» в сфере образования. По рекомендации Толстого министром народного просвещения был назначен И. Д. Делянов – последовательный противник либеральных начал в учебных заведениях.

В сфере обеспечения государственной безопасности Толстой опирался на пожелание императора реорганизовать систему политического сыска. (Победоносцев еще 28 мая писал Александру, что объяснил Толстому намерение императора отделить управление Министерством внутренних дел от дел государственной полиции.) Обер-полицмейстером Петербурга стал П. А. Грессер.

А чем же занимались народовольцы? К началу 1882 г. из 28 основоположников «Народной воли» и членов Исполнительного комитета, принятых в него до 1 марта 1881 г., на свободе оставалось три женщины (А. П. Корба, М. Н. Ошанина, В. Н. Фигнер) и пять мужчин (Ю. А. Богданович, М. Ф. Грачевский, С. С. Златопольский, П. А. Теллалов и Л. А. Тихомиров). Террористическую деятельность они не прекратили, и «мишенями» для них стали военный прокурор В. В. Стрельников и фактический начальник петербургского Охранного отделения Г. П. Судейкин.

Народовольцы следили за Стрельниковым по всей стране и приняли решение ликвидировать его в Одессе. Восемнадцатого марта 1882 г. Стрельников пообедал во французском ресторане и вышел на Николаевский (Приморский) бульвар для совершения послеобеденной прогулки. Когда он присел на скамейку напротив Лондонской гостиницы, к нему из-за живой изгороди подошел Н. А. Желваков и произвел выстрел. Убедившись, что Стрельников мертв, боевик перепрыгнул через кусты и начал спускаться по крутому спуску к Приморской улице, где в пролетке его ожидал С. Н. Халтурин. Отход, однако, не удался: оба террориста были задержаны полицейскими и публикой, по решению Александра III преданы военному суду и повешены под вымышленными фамилиями.

Той же весной в Петербурге, в преддверие террористических актов, среди которых на первом месте стояло устранение Судейкина, М. Ф. Грачевский создал динамитную мастерскую. Он, А. П. Корба и введенный в состав Исполнительного комитета новый руководитель Военной организации «Народной воли» А. В. Буцевич стали готовить покушение на Судейкина, но все трое были выслежены и 4–5 июня 1882 г. арестованы.

Двадцать пятого июня по инициативе Д. А. Толстого была учреждена должность товарища министра внутренних дел, заведующего государственной полицией, который одновременно становился и командиром Отдельного корпуса жандармов. На должность был назначен генерал П. В. Оржевский. Шестнадцатого июля была введена в действие «Инструкция товарищу министра внутренних дел, заведующему полицией». Кроме полиции и жандармов, Оржевский руководил деятельностью губернаторов и градоначальников в делах охраны общественной безопасности, предупреждения и пресечения государственных преступлений. Под его председательством проводились Особые совещания по различным вопросам охраны императора. Толстой, занимавшийся больше политическими, чем практическими вопросами, достаточно быстро попал под влияние Оржевского. Но когда министру дали понять, что он напрасно передал всю полицию в руки последнего, тот сказал: «Пусть на нем лежит ответственность, и пусть в него стреляют, а не в меня».

Одним из наиболее секретных и действенных методов получения информации в начальный период правления Александра III была перлюстрация корреспонденции. До 1882 г. на содержание секретных почтовых чиновников и канцелярские расходы отпускалось 92 тысячи рублей в год. Александр увеличил секретный бюджет на 15 тысяч рублей. В докладе Толстого императору от 5 июля 1882 г., в частности, говорилось:

«Учреждение перлюстрации, или тайного досмотра частной корреспонденции, пересылаемой по почте, имеет целью представление государю императору таких сведений о происшествиях, таких заявлений общественного мнения относительно хода дел в империи и такой оценки действий влиятельных лиц, какие официальным путем не могли бы дойти до Его Величества. Достижение этой цели обусловливается полною независимостью перлюстрационной деятельности от каких бы то ни было властей, кроме императорской, ибо в представлении государю копий или выписок из корреспонденции, согласно высочайшей воле, не стесняются никаким лицом, как бы ни было оно высоко поставлено и как бы оно ни было близко особе Его Величества. <…>

Производство перлюстрации <…> поручается весьма ограниченному числу чиновников, в коих положительно дознаны:

1) безграничная преданность особе государя,

2) безусловное сочувствие и повиновение установленному образу правления,

3) полное беспристрастие к родственным или общественным связям,

4) постоянная готовность к труду и к совершенному отчуждению себя не только от светских развлечений, но даже и от всякого общежития, если служба того требует,

5) скромность, необходимая для ограждения перлюстрации от всякого оглашения перед лицами, непосвященными в тайну ее существования, составляющую тайну царствующего, и, наконец,

6) нравственность, умственное развитие и образование, соответственные важной обязанности освещать перед монархом те случаи и обстоятельства, которые, по каким-либо соображениям государственных властей и отдельных лиц, могли бы быть затемнены или скрыты от Его Величества».

В сентябре 1882 г. сменилось руководство московского Губернского жандармского управления. Новым начальником областной жандармерии назначили полковника Н. А. Середу. При его вступлении в должность весь штат МГЖУ составлял двенадцать человек.

Осенью ближайшее окружение Александра III предприняло попытку договориться с народовольцами. Пятнадцатого октября 1882 г. к Вере Фигнер в Харьков приехал публицист Н. К. Михайловский, который сообщил, что к нему по поручению одного очень высокопоставленного лица (Воронцова-Дашкова) явился литератор Н. Я. Николадзе.

«Правительство, со слов Николадзе, передавал Михайловский, утомлено борьбой с „Народной волей“ и жаждет мира, – вспоминала Фигнер. Оно сознает, что рамки общественной деятельности должны быть расширены, и готово вступить на путь назревших реформ. Но оно не может приступить к ним под угрозой революционного террора. Этот террор, только он, препятствует осуществлению этих реформ. Пусть „Народная воля“ прекратит свою разрушительную деятельность, и они будут проведены. Если „Народная воля“ решится воздержаться от террористических актов до коронации, то при коронации будет издан манифест, дающий: 1) полную политическую амнистию; 2) свободу печати и 3) свободу мирной социалистической пропаганды. А в доказательство своей искренности правительство освободит кого-нибудь из осужденных народовольцев, например Исаева. <…>

Сам Михайловский придавал большое значение миссии, возложенной высокопоставленным лицом на Николадзе. Я же нашла в ней повторение того, чем в 1879 году прокурор Добржинский обольстил Гольденберга. Добржинский тоже уверял Гольденберга в благожелательности правительства, которому в проведении необходимых реформ мешает террористическая деятельность Исполнительного комитета. Во имя блага родины он увещевал Гольденберга пожертвовать друзьями и товарищами и расчистить широкий путь к свободе русского народа. <…>

Результаты известны: Гольденберг раскрыл все, что ему было известно, и хотя физически не отдал никого в руки правительства, но дал некоторые адреса, описал наружность, дал характеристику всех лиц, которых когда-либо встречал, а когда увидел, что обманут, повесился в Петропавловской крепости, как нас тотчас же уведомил Клеточников (летом 1880 года).

Я не буду здесь приводить все доводы, которые убеждали меня в том, что это ловушка <…>. На все мои возражения, указывающие на несерьезность и даже опасность каких бы то ни было сношений по данному делу, Михайловский поставил вопрос: „А может ли фактически партия произвести какие-нибудь террористические действия в настоящее время?“

На это мне пришлось сказать правду: положение революционной организации не дает надежд на это.

„В таком случае вы ничего не теряете, – сказал Михайловский, – а выиграть кое-что все же можете“.

В конце концов мы остановились на том, что, категорически отказываясь вести в России какие-либо переговоры с Николадзе по данному делу, я, не сообщая ему, пошлю за границу лицо, которое передаст Тихомирову и Ошаниной как о миссии Николадзе, так и о моем отношении к ней…».

Трудно сказать однозначно, насколько искренними были предложения правительства. Возможно, это был только тактический прием, предпринятый с целью выиграть время для проведения агентурно-оперативных мероприятий российских спецслужб перед предстоящей коронацией Александра III.

В декабре 1882 г. прекратила свою деятельность «Священная дружина»; на тот момент в ее составе насчитывалось 729 членов и 14 672 добровольных помощника. Некоторые руководители дружины считали, что для безопасности императора они должны, как и их противники, действовать террористическими методами, чтобы вырезать «всех крамольников и анархистов». Своими «мишенями» «дружинники» выбрали народовольца Л. Н. Гартмана, идеолога анархизма П. А. Кропоткина и французского публициста А. Рошфора, критика российского правительства. Предполагалось направить за границу ликвидаторов из числа гвардейских офицеров, которым надлежало устранить указанных лиц под видом дуэли. Однако о готовившемся покушении стало известно Кропоткину. По нашему мнению, утечка информации могла быть следствием борьбы между различными правительственными группировками.

В делах «Священной дружины» сохранилась записка одного из ее членов о необходимости преобразования этой организации в некое подобие монархической партии, но такого Александр III допустить не мог.

Отношение жандармов и полицейских к «Священной дружине» было крайне негативным. Судейкин считал, что с «дружинниками» нужно бороться не меньше, чем с террористами. Он же говорил, что они зря расходуют государственные средства и только мешают сотрудникам полиции и жандармерии. Суммы, отпускавшиеся из секретных фондов на финансирование заграничных агентов, включая агентов «дружинников», по сравнению с 1877 г. возросли более чем в пять раз и составили свыше миллиона рублей. В итоге дела «Священной дружины» были переданы в ведение Департамента полиции, туда же перешли и четыре заграничных агента.

В течение лета – осени 1882 г. было подготовлено «Положение об устройстве секретной полиции в империи», и 3 декабря его утвердил император. Согласно этому документу куратором розыскной деятельности по делам о государственных (политических) преступлениях становился заместитель министра внутренних дел, заведовавший государственной полицией. Исполнительными органами политической полиции на местах становились вновь учреждаемые особые розыскные отделения, создаваемые по образцу существующих в столицах отделений по охранению общественного порядка и спокойствия.

Розыскные отделения могли создаваться как в составе жандармских управлений, так и в составе общей полиции. Их личный состав формировался из чинов Корпуса жандармов, гражданских чиновников и полицейских. Там, где розыскных отделений не открывали, розыск по делам о государственных преступлениях оставался в ведении жандармских управлений. Практическое руководство деятельностью секретной (политической) полиции поручалось особому инспектору секретной полиции с совмещением должности по заведыванию Санкт-Петербургским отделением по охранению общественного порядка и спокойствия. Назначение на должность производил заместитель министра внутренних дел, курировавший государственную полицию.

В подчинение инспектора секретной полиции поступали охранные отделения в Санкт-Петербурге и Москве; Московское, Киевское, Херсонское и Харьковское губернские жандармские управления и Одесское городское жандармское управление. Инспектором секретной полиции империи и был назначен Г. П. Судейкин. Он же стал и фактическим начальником петербургского Охранного отделения. Под его началом проходил службу и П. И. Рачковский.

В то время как в Петербурге проходила очередная реорганизация политической полиции, в январе 1883 г. на съезде в Вильнюсе была создана первая политическая партия польского пролетариата. В партию «Пролетариат» вошли Рабочий комитет основателя партии Л. Варыньского (1882 г.), Польско-литовская социально-революционная партия (Петербург, 1881 г.), а также польские социалистические кружки Варшавы, Вильнюса, Киева, Москвы, Одессы и Петербурга.

Программа партии поднимала вопрос об обобществлении средств производства, призывала пролетариат развернуть борьбу за социализм и провозглашала пролетарский интернационализм. Руководил «Пролетариатом» Центральный комитет, в который вошли Л. Варыньский, С. Куницкий, Т. Рехневский и др.

К концу 1882 г. шеф секретной полиции сумел завербовать члена Исполнительного комитета и военного центра «Народной воли» штабс-капитана в отставке С. П. Дегаева. Основой для вербовки стала «медовая ловушка», устроенная полицией с учетом низких моральных качеств отставника. Важную роль в вербовке сыграл и тот факт, что Дегаев мог быть приговорен к смертной казни как офицер, изменивший знамени и императору.

В силу занимаемого в среде революционеров положения этот человек стал одним из наиболее ценных агентов Петербургского охранного отделения. Благодаря его информации к весне 1883 г. более чем в сорока городах России аресту подверглись большинство остававшихся на свободе активистов «Народной воли», в том числе и члены ее Военной организации. Судейкин уделял особое внимание безопасности Дегаева, стараясь максимально обезопасить его от подозрений со стороны народовольцев. Безопасность обеспечивалась по принципу «перевода стрелок» на другое лицо. Так, арест Веры Фигнер в Харькове произошел с участием опознавателя В. А. Меркулова, который «случайно» встретил ее на подходе к указанной Дегаевым конспиративной квартире.

В мае 1883 г. обновленные российские спецслужбы выдержали первый экзамен: коронация Александра III в Москве прошла без происшествий. Седьмого мая, накануне коронации, состоялось юридическое восстановление российского государственного бело-сине-красного флага.

Поскольку терроризм стал реальным фактором внутренней политики, в обеспечении безопасности коронационных торжеств были задействованы все подразделения государственной охраны, переброшенные в Москву из Петербурга, московский и санкт-петербургский жандармские дивизионы, а также полицейские чины из Москвы, Петербурга, Варшавы, Киева и Харькова. На коронацию допускались корреспонденты из «благонадежных» изданий по разрешению министра внутренних дел. Повелением императора все лица, участвовавшие в подготовке, устройстве и охране мероприятия, были награждены медалью «В память коронации императора Александра III». Затраты на коронацию составили 6 миллионов 400 тысяч рублей.

Поскольку в истории покушений на царствующих особ значительное место занимали отравления, надзор за питанием императорской семьи был тщательным. Особому контролю подвергались продукты питания, доставлявшиеся к столу. Большинство поставщиков даже не подозревали, что у них закупают продукты для царского стола; осуществлялась и ротация поставщиков. Дежурная смена поваров назначалась ежедневно таким образом, что те узнавали о назначении в самый последний момент. Кроме того, члены императорской семьи несли постоянное дежурство на кухне.

В состав Императорской Главной квартиры наряду с охранными подразделениями входили лейб-медики и даже придворные священники.

В 1883 г. в Санкт-Петербурге восстановили должность градоначальника, на которую назначили П. А. Грессера. В целом в российских спецслужбах в 1883 г. произошли следующие важные события.

1. Подверглась реорганизации Императорская Главная квартира – структура, выполнявшая в те годы часть задач по обеспечению безопасности монарха, в частности заведование караулами во время высочайших путешествий, а также координация деятельности воинских подразделений, привлекаемых к охране императора.

2. В июне для организации системного политического сыска за границей в составе департамента снова было образовано особое отделение – Заграничная агентура. Кроме агентов-«дружинников» в ее состав вошли новые люди. В качестве инспектора и первого резидента Заграничной агентуры Оржевский и Плеве командировали в Вену, Берлин и Париж П. В. Корвина-Круковского.

3. Пятого августа при Петербургском охранном отделении была создана специальная команда для обеспечения безопасности императора в районах его проезда, а также посещения театров в столице и окрестностях. Это подразделение получило название Охранной агентуры. Ее первым заведующим стал полковник А. К. Ильинский, числившийся в штате Петербургской полиции.

4. По некоторым данным, именно в 1883 г. по предложению московского генерал-губернатора Московское охранное отделение «учредило контроль над переговорами частных лиц по телефону».

5. В октябре Сводно-гвардейскую роту возглавил лейб-гвардии Преображенского полка полковник Г. Г. Стенбок; 17 ноября Сводно-гвардейскую роту развернули в Сводно-гвардейский батальон четырехротного состава за счет военнослужащих полков, в которых император состоял шефом.

6. Двадцатого декабря П. В. Оржевский утвердил Положение об охранной агентуре. В нем, в частности, говорилось:

«§ 8. Охранники, по роду возлагаемых на них поручений, разделяются на постовых и местных. Обязанности первых из них заключаются в предотвращении злодейских покушений путем непосредственного личного наблюдения в районе поста за всеми, почему-либо возбуждающими подозрение лицами, появляющимися на улицах или же часто замечаемыми у окон и на балконах уличных фасадов. Местные же агенты, избираемые по преимуществу из околоточных надзирателей, обязаны следить за всеми подозрительными лицами, проживающими в определенном для наблюдения районе столицы <…>.

§ 9. Во время продолжительного отсутствия из столицы высочайших особ, для охраны коих учреждена агентура, дежурство постовых агентов отменяется и им поручается наблюдение за лицами, состоящими под гласным или негласным надзором полиции».

Тем временем карьера отца русской политической провокации подошла к концу. К своим 33 годам Судейкин входил в пятерку высших чинов политической полиции империи, и перед ним открывались блестящие перспективы, но ждать он не захотел. Создав подпольную организацию во главе с Дегаевым, Судейкин намеревался организовать ряд терактов, а затем, убедившись в том, что представители власти серьезно напуганы, истребовать для себя пост директора Департамента полиции и сосредоточить весь политический сыск в своих руках. По мнению историков, он планировал даже ликвидацию великого князя Владимира Александровича и министра внутренних дел Д. А. Толстого, зная, что пост министра достанется его покровителю В. К. Плеве.

Однако провокационным планам Судейкина не суждено было сбыться. Согласно наиболее распространенной версии Дегаев, которого якобы «замучила совесть», отправился в Париж и признался в сотрудничестве с полицией товарищам по партии. Для Судейкина эта поездка объяснялась выявлением боевиков, скрывавшихся за границей, с целью их дальнейшего задержания при приезде в Россию. В Петербург Дегаев вернулся в сопровождении боевиков В. П. Конашевича и Н. П. Стародворского, которые 16 декабря 1883 г. на конспиративной квартире ликвидировали Судейкина и тяжело ранили его телохранителя Н. Д. Судовского. Последний проявил вопиющую некомпетентность в деле охраны, оставив свой револьвер в кармане пальто в прихожей. После покушения Дегаев скрылся за границу, где и умер в 1920 г. Создание секретной полиции, как замышлялось по инструкции, практически приостановилось.

Технически так все и было, но у нас есть и альтернативная версия устранения Судейкина. Мы полагаем, что ликвидация незаурядного сыщика вполне могла быть спланирована его конкурентами из специальных служб империи, которым стало известно о далекоидущих намерениях молодого и амбициозного полковника. Нельзя исключить, что Дегаева могли перевербовать, а затем отправить в Париж на «покаяние». Эту версию подтверждает успешное «исчезновение» Дегаева после покушения не только от народовольцев, но и от полиции. В любом случае Судейкин стал жертвой культивируемой им системы, а его смерть показала одну из слабых сторон завербованных агентов, которые могли при удобном случае совершить покушение на курирующего офицера.

В начале 1884 г. начальником Петербургского охранного отделения был назначен К. П. Вельбицкий.

В первом квартале 1884 г. с инспекционной поездкой за границу направился заведующий 3-м (секретным) делопроизводством Г. К. Семякин; 12 марта по итогам поездки он представил докладную записку, в которой проанализировал ситуацию, сложившуюся в борьбе с революционерами за границей.

Наблюдение за деятельностью эмигрантов осуществлялось с помощью:

а) русских консулов в Берлине, Вене, Париже и вице-консула в Румынии;

б) сношений пограничных жандармских офицеров с австрийскими и прусскими приграничными властями;

в) краковского полицейского комиссара Коржевского;

г) собственных «корреспондентов» Департамента полиции в Бухаресте, Вене, Женеве и Париже.

Семякин отмечал, что консулы в Берлине и Вене обстоятельно исполняют все требования Департамента полиции и сообщают ценные сведения как о русских подданных, участвующих в революционной деятельности «преступных сообществ» в Германии и Австрии, так и о проявлениях революционного движения в этих странах. По его заключению, консул в Париже не имел связей с парижской префектурой и ограничивался формальным исполнением требований полиции. Вице-консул в Сулине доставлял сведения неравномерно, вследствие чего в Департаменте полиции имелось очень слабое представление о составе, деятельности и связях эмигрантов в Румынии. Отношения русских пограничных властей с их прусскими и австрийскими коллегами пока не дали ощутительных результатов ввиду новизны дела.

В целом Семякин счел деятельность по наблюдению за революционерами неудовлетворительной. Он предложил создать в составе его делопроизводства Иностранный отдел для координации деятельности Заграничной агентуры и обобщения сведений о политической эмиграции и состоявших под негласным надзором лицах, поступавших от русских консулов, пограничных жандармских управлений и непосредственно от агентуры.

Заведующий 3-м делопроизводством считал необходимым составлять ежемесячный сборник сведений «а) о происходивших в течение месяца событиях; б) о вновь установленных адресах и сношениях эмигрантов как за границей, так и с лицами, в империи проживающими; в) о выбывших за границу поднадзорных или бежавших преступниках и задержанных по возвращении; г) о вновь вышедших за границей революционных изданиях на русском языке или имеющим отношение к России».

По рекомендации Семякина новым резидентом Заграничной агентуры в мае 1884 г. был назначен оперативник Департамента полиции П. И. Рачковский. До его назначения политический сыск за границей использовал в основном наружное наблюдение за эмигрантами, которое осуществляли нанятые иностранцы. Рачковский, ранее прошедший серьезную оперативную подготовку в Третьем отделении и Петербургском охранном отделении под руководством Судейкина, начал свою деятельность с вербовки агентуры в эмигрантской революционной среде.

Отлично понимая, что работать за границей без поддержки органов правопорядка невозможно, он установил хорошие отношения со многими представителями местных служб и использовал их возможности для перлюстрации корреспонденции революционеров. Полицейские Франции и Швейцарии с пониманием отнеслись к деятельности коллеги – в те годы сотрудничество правоохранительных органов в борьбе с революционным движением было плодотворным. Русско-германскому сотрудничеству в борьбе с террористами способствовало убийство анархистами в декабре 1884 г. во Франфкурте агента тайной полиции Германии Румпфа.

Рачковский, действовавший во Франции под фамилией Леонов, уделял большое внимание активным мероприятиям. Он нашел подход к французским журналистам и получил возможность оказывать через них влияние на общественное мнение в интересах российского правительства не только во Франции, но и в других европейских государствах. Денег на работу с прессой в те годы не жалели. Одной из наиболее удачных операций Рачковского стало опубликование брошюры народовольца Л. А. Тихомирова «Почему я перестал быть революционером?», в которой последний отрекался от «грехов молодости». Брошюра оттолкнула многих людей от участия в террористической деятельности и стала серьезным ударом по единству в эмигрантской народовольческой среде.

Отметим, что во внешней политике Александр III основное внимание сосредоточил на Балканах и Черноморских проливах. За все его правление Россия воевала только один раз – при покорении Мервского оазиса в 1884 г., что означало окончательное присоединение Туркестана к России. Однако в эти годы началось постепенное ухудшение российско-германских отношений, а взамен происходило плавное сближение России и Франции.

Одним из основных направлений внутренней политики было ускоренное переселение крестьянских семейств в Сибирь (всего было переселено до 400 тысяч человек) и в Среднюю Азию (до 60 тысяч). В некоторой степени правительство озаботилось улучшением быта трудящихся: были введены правила о найме на сельские и фабричные работы, надзор за которыми в 1882 г. был вверен фабричным инспекторам, пересмотрены нормы работы женщин и детей.

Четвертого июня 1984 г. в командование Сводно-гвардейским батальоном вступил лейб-гвардии Преображенского полка полковник П. П. Гессе, а 21 июня директором Департамента полиции был назначен П. Н. Дурново.

В конце сентября 1884 г., после увольнения в отставку полицмейстера Зимнего дворца П. В. Зиновьева, возглавлявшего Дворцовую полицейскую команду (Дворцовую стражу), была проведена очередная реорганизация охранных структур центрального подчинения. В результате слияния Дворцовой стражи, отвечавшей за пропускной режим и порядок на территории резиденций, и Секретной части, осуществлявшей оперативно-розыскную деятельность, была образована Дворцовая полиция под руководством Е. Н. Ширинкина. Негласная наружная охрана была возложена на Охранную агентуру при Санкт-Петербургском охранном отделении.

В деятельности Дворцовой полиции оперативно-розыскная работа постепенно стала отходить на второй план, чему способствовала относительно спокойная внутриполитическая ситуация конца XIX в. Необходимость негласного сопровождения императора вне пределов резиденций дублировала работу Охранной агентуры столичного охранного отделения, поэтому и эти функции постепенно сходили на нет. Дворцовая полиция стала выполнять традиционные полицейские функции на территории постоянного и временного пребывания императора: пропускной режим, поддержание общественного порядка, проверка политической благонадежности разных лиц, контроль соблюдения санитарно-гигиенических правил, правил противопожарной безопасности и проч.

В середине 1880-х гг. в России начали создаваться воздухоплавательные части. Для подготовки офицеров и нижних чинов на Волковом поле Санкт-Петербурга организовали Учебный кадровый воздухоплавательный парк, полигон которого был размещен под Гатчиной в деревне Сализи. На полигоне проходили испытания новые дирижабли и аэростаты и обучались офицеры для воздухоплавательных крепостных отрядов.

Между тем, в части общества продолжали развиваться революционные настроения. Члены польского «Пролетариата» поддерживали тесные связи с Г. В. Плехановым, В. И. Засулич и другими русскими революционерами. В марте 1884 г. «Пролетариат» заключил союз с «Народной волей», признав высшей формой борьбы с самодержавием экономический и политический террор. Однако в июле 1886 г. ячейки «Пролетариата» были разгромлены, Куницкого, П. Бардовского, И. Петрусиньского, М. Оссовского, В. Ковалевского по приговору военного суда казнили в Варшавской цитадели.

Во второй половине 1880-х гг. российские секретные службы улучшили свою работу не только за рубежом, но и внутри страны. А оставшиеся на свободе члены «Народной воли» погрязли в идейном и организационном кризисе. Несмотря на попытки Г. А. Лопатина (в 1884 г.), П. Ф. Якубовича (в 1883–1884 гг.), Б. Д. Оржиха (в 1885 г.) и некоторых других, восстановить организацию народовольцев не удалось.

В октябре 1885 г. начальник Петербургского охранного отделения К. П. Вельбицкий был направлен в распоряжение начальника Одесского жандармского управления Катанского – в связи тяжелой болезнью последнего. Временно исполняющим должность начальника столичного охранного отделения был назначен П. В. Секеринский.

В Европе влияние русских террористов все более возрастало. Западные анархисты внимательно наблюдали за серией покушений в России, считая их, независимо от результата, несомненным успехом радикализма. Под влиянием работ Петра Кропоткина европейские радикалы вплотную подошли к «пропаганде действием» – террористическим актам против тех, кого они считали политическими противниками. Терроризм разделился на две ветви: избирательную – покушения на монархов, членов королевских семей, президентов и премьер-министров, и не избирательную, общую, под лозунгом «Никто не свободен от вины!». Руководствуясь этим лозунгом, 5 марта 1886 г. Шарль Галло бросил бомбу и произвел несколько выстрелов из револьвера в помещении Парижской биржи.

В ноябре 1886 г. благодаря агентуре Рачковского была разгромлена народовольческая типография в Швейцарии, в результате большинство бомбистов были вынуждены переехать из Швейцарии во Францию.

В конце 1886 – начале 1887 г. были ликвидированы типографии «Народной воли» Таганроге и Туле.

В 1886 г. в Харькове возникла народовольческая группа, целиком состоявшая из учащейся молодежи. Руководящую роль в ней играли студенты С. Ратин, М. Уфланд и Г. Шур. За основу ими была принята программа Исполнительного комитета «Народной воли». Был налажен тесный контакт с кружком молодых террористов, занимавшихся изготовлением взрывчатых веществ (особо отличился в этом студент Харьковского реального училища И. Мейснер). В июне 1887 г. сотрудникам харьковской администрации были разосланы конверты, наполненные взрывчатым веществом, – при неосторожном обращении конверты взрывались. После короткого расследования харьковскую группу удалось ликвидировать.

Последним громким делом народовольцев явилось неудачное покушение на Александра III. В 1886 г. в Петербурге из студентов образовался кружок террористической направленности во главе с П. Я. Шевыревым и А. И. Ульяновым – «Террористическая фракция партии „Народная воля“». Его члены начали работу по изготовлению взрывчатых веществ и принадлежностей для разрывных снарядов. Террористы вступили в связь с группой единомышленников в Вильне (Б. Пилсудский, И. Лукашевич, Т. Пашковский, И. Дембо и др.), которые помогли добыть материалы, необходимые для изготовления бомб. Боевики «Террористической фракции» планировали убить императора 1 марта 1887 г. Однако все они были выявлены органами безопасности на стадии подготовки покушения и арестованы с поличным.

Арест членов группы стал следствием улучшения работы оперативных служб, занимавшихся получением и обработкой информации о возможных покушениях на императора. Всего по этому делу было привлечено к дознанию 42 человека. Пятнадцать человек (В. Генералов, П. Андреюшкин, В. Осипанов, М. Канчер, П. Горкун, П. Шевырев, А. Ульянов, Пилсудский, Лукашевич, Волохов, Пашковский, М. Новорусский, М. Ананьина, Р. Шмидова и А. Сердюкова) были преданы суду Особого присутствия Правительствующего Сената; все подсудимые были приговорены к смертной казни через повешение. Андреюшкина, Генералова, Ульянова и Шевырева казнили, остальным смертную казнь заменили каторжными работами.

В Москве в начале 1887 г. студенты Московского Императорского технического училища и Петровской академии создали организацию, назвавшую себя «Социально-революционная партия». Во главе ее стояли Л. Даль, В. Иванов и Р. Циммерман; они же разработали «Программу социалистов-федералистов». Как и их предшественники, «федералисты» считали, что наиболее целесообразным средством борьбы с правительством является систематический террор. При этом руководители организации придерживались особого взгляда на построение партии:

«Партия должна быть построена на началах единства и неуловимости. Первое должно заключаться в одинаковом понимании всеми членами партии ее целей [и] ее идеалов. Это создаст внутреннюю идейную спайку между членами партии и будет направлять каждого на помощь и выручку другому. Неуловимость же партии, как гарантия от поголовных одновременных погромов, должна быть достигнута ее организацией. Партия слагается из отдельных местных групп, работающих совершенно самостоятельно в зависимости от местных условий. Эта организационная обособленность особенно строго должна быть проведена в жизнь боевых групп. Наличность одной постоянно действующей боевой организации, как это было в расцвете „Народной воли“, неправильна.

Более целесообразно действовать отдельными небольшими боевыми группами. Боевые группы составляются из разбросанных в обществе отдельных террористов лишь при надобности совершить какой-либо террористический акт. Быстро сплотившись, они, как бы с налету, совершают намеченное убийство и вновь распыляются и тонут в обществе».

Еще при жизни Александра II, в феврале – марте 1877 г., в Особом присутствии Правительствующего Сената состоялся «Процесс 50-ти» по делу «Всероссийской социально-революционной организации». Обвиняемые – П. А. Алексеев, С. И. Бардина, И. С. Джабадари, Г. Ф. Зданович, В. Н. Фигнер, В. С. и О. С. Любатович и др. – получили различные сроки каторги и ссылки. На процессе П. А. Алексеев, С. И. Бардина и Г. Ф. Зданович сумели выступить с революционными речами. Публике особенно запомнились две речи: Петра Алексеева и Софьи Бардиной, произведшие эффект разорвавшейся бомбы. «Преследуйте нас, за вами пока материальная сила, господа, – заявила Бардина, – но за нами сила нравственная, сила исторического прогресса, сила идеи, а идеи, увы, на штыки не улавливаются!» Алексеев был еще более резок, заявив своим судьям: «Поднимется мускулистая рука миллионов рабочего люда, и ярмо деспотизма, огражденное солдатскими штыками, разлетится в прах!»

Недаром государственный канцлер князь A. М. Горчаков после суда сказал министру юстиции графу К. И. Палену:

– Вы думали убедить наше общество и Европу, что это дело кучки недоучившихся мечтателей, мальчишек и девчонок, и с ними нескольких пьяных мужиков, а между тем вы убедили всех, что это не дети и не пьяные мужики, а люди вполне зрелые умом и с крупным самоотверженным характером, люди, которые знают, за что борются и куда идут… Теперь Европа видит, что враги правительства не так ничтожны, как вы это хотели показать.

В мае – июне 1887 г. в Петербурге состоялся «Процесс 21-го». Главные обвиняемые – Г. А. Лопатин, П. Ф. Якубович, В. П. Конашевич, Н. П. Стародворский, Н. М. Салова, B. И. Сухомлин, П. Л. Антонов и С. А. Иванов – обвинялись в принадлежности к «Народной воле» и убийстве жандармского подполковника Г. П. Судейкина. Пять человек были приговорены к вечной каторге, остальные – к различным срокам каторги и ссылки.

Двадцать третьего мая 1887 г., после раскрытия группы Ульянова – Шевырева, была издана новая инструкция Санкт-Петербургскому охранному отделению, регламентирующая организацию оперативной работы. В инструкции, в частности, говорилось:

«1. Отделение по охранению общественной безопасности и порядка в СПб. учреждено для производства негласных и иных розысков и расследований по делам о гос. преступлениях с целью предупреждения и пресечения последних.

2. На обязанности отделения, кроме того, лежит:

а) предупреждение стачек рабочих на фабриках и расследование обстоятельств, сопровождающих стачки;

б) принятие мер к предупреждению и расследованию причин всяких недозволенных законом и полицейскими постановлениями демонстраций, сходок и собраний;

в) наблюдение за приезжими в столицу на основании особых правил, издаваемых градоначальником;

г) наблюдение в политическом отношении за учебными заведениями столицы, клубами, обществами и тому подобными дозволенными законом учреждениями;

д) принятие негласных мер к предупреждению и расследованию возникающих в учебных заведениях беспорядков, сходок и иных демонстраций. <…>

4. Общее направление розыскной деятельности отделения по делам политического свойства во всех случаях принадлежит Департаменту полиции. <…>

10. Все постановления об арестах, обысках, выемках и осмотрах, а равно все распоряжения начальника отделения даются от имени С.-Петербургского градоначальника.

11. Все чины отделения назначаются, перемещаются и увольняются на общем основании С.-Петербургским градоначальником. Выбор секретных агентов зависит от начальника отделения, который ведет им особые секретные списки. <…>

16. Чины отделения и агенты могут быть, с разрешения градоначальника, командируемы в другие местности империи для производства розысков политического свойства. <…>

18. При отделении для охранной наружной службы состоит особая команда вольнонаемных людей (охранная агентура), которая действует под непосредственным руководством и наблюдением начальника отделения. <…>

20. На обязанности охранной команды лежит наружное наблюдение, в пределах полученных указаний, за подозрительными лицами. Порядок службы охранников определяется особой инструкцией, утвержденной градоначальником. <…>

23. Охранная команда, в целом составе и по частям, может быть командируема в другие местности империи».

В учебном курсе «Обзор общественного и революционного движения в России» (1913), изучавшемся чинами Отдельного корпуса жандармов, отмечалось:

«В конце января 1887 года в Департаменте полиции была получена агентурным путем копия письма из Петербурга от неизвестного лица в Харьков, студенту университета Ивану Никитину. В этом письме автор сообщал свой взгляд на значение террора в революционной деятельности и выражался настолько решительно, что установление его личности представляло известное значение. С этой целью от студента Никитина было потребовано объяснение об авторе письма, и Никитин назвал студента С.-Петербургского университета Пахомия Андреюшкина. По получении этих сведений в конце февраля за Андреюшкиным, уже ранее замеченным в сношениях с политически неблагонадежными лицами, было установлено непрерывное наблюдение, выяснившее, что Андреюшкин, вместе с пятью другими лицами, ходил 28 февраля от 12-ти до 5-ти часов дня по Невскому проспекту, причем Андреюшкин и другой неизвестный, по-видимому, несли под верхним платьем какие то тяжести, а третий нес толстую книгу в переплете. 1-го марта те же лица вновь замечены, при тех же условиях, около 11-ти часов утра на Невском проспекте, вследствие чего они были немедленно арестованы…».

Как следует из приведенного отрывка, слежка за боевиками Александра Ульянова началась благодаря перлюстрированному письму. Цензор г. Люби, вскрывший письмо Андреюшкина, вплоть до своей смерти в 1905 г. получал премию в сумме 400 рублей в год.

В 1888 г. в Петербурге вокруг энергичной пропагандистки Веры Гурари объединилась небольшая группа офицеров-артиллеристов, названная впоследствии группой «милитаристов». С ними вступил в связь цюрихский террористический кружок (И. Дембо, сестры С. и М. Гинзбург, А. Дембский и Г. Прокофьев). Эмигранты задумали устроить покушение на императора, использовав «милитаристов». Осенью 1888 г. Дембо и Прокофьев приступили к изготовлению разрывных снарядов. Покушение сорвалось из-за неосторожности самих террористов. Сначала прибывшая в Петербург С. Гинзбург забыла в одной из лавок на Васильевском острове кошелек, где лежал черновик прокламации, в которой говорилось о готовящемся цареубийстве. Затем при изготовлении взрывчатки в окрестностях Цюриха погиб Дембо и был ранен Дембский. Через некоторое время и в России, и в Швейцарии группы были разгромлены властями.

При Александре III набирало силу и новое направление в революционном движении. Произошел переход от разрозненных выступлений пролетариата к массовому рабочему движению, чему способствовали накопленный опыт борьбы и изменение структуры рабочего класса. Среди выступлений начала 1880-х гг. особо выделялись стачки на Ярцевской мануфактуре в Смоленской губернии и на табачных фабриках в Баку (1881 г.), забастовки на Кренгольмской мануфактуре в Нарве (1882 г.) и Жарардовской мануфактуре в Польше (1883 г.).

В 1883 г. Г. В. Плеханов вместе с В. И. Засулич, Л. Г. Дейчем, П. Б. Аксельродом и В. Н. Игнатовым основал в Женеве первую марксистскую группу «Освобождение труда». Члены группы переводили и распространяли в России произведения К. Маркса и Ф. Энгельса, поставив целью пропаганду социал-демократических идей. Плехановым были написаны теоретические работы «Социализм и политическая борьба», «Наши разногласия», «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю», в которых он доказывал, что Россия вступила на путь капиталистического развития и важнейшей революционной силой становится рабочий класс. Будущую революцию Плеханов оценивал как буржуазно-демократическую, но не социалистическую. Кроме того, были изданы «Программа социал-демократической группы Освобождения труда» и брошюра Аксельрода «Рабочее движение и социал-демократия».

Вместе с тем пропагандистская деятельность «освобожденцев» почти не имела особого успеха среди революционной интеллигенции и рабочих. Мешало молодым социал-демократам и противодействие российских спецслужб. Дейч, заведовавший распространением в России нелегальной литературы, в 1884 г. был арестован с очередным транспортом нелегальщины. После его ареста связь группы «Освобождение труда» с Россией прервалась, и ее члены поневоле сконцентрировали усилия на пропаганде среди проживавшей за границей русской молодежи (по возвращении на родину вдохновившиеся демократическими идеями могли бы сами выступить в роли агитаторов и пропагандистов).

В 1885 г. «освобожденцы» издали «Проект программы русских социал-демократов», в котором формулировались следующие положения:

«Русские социал-демократы, подобно социал-демократам других стран, стремятся к полному освобождению труда от гнета капитала. Такое освобождение может быть достигнуто путем перехода в общественную собственность всех средств и предметов производства, перехода, который повлечет за собою: А) устранение современного товарного производства (т. е. купли и продажи продуктов на рынке) и Б) замену его новой системой общественного производства по заранее составленному плану. <…>

Эта коммунистическая революция вызовет коренные изменения общественных и международных отношений; она будет носить международный характер, и успех ее требует международной солидарности рабочих.

Но так как освобождение рабочих должно быть делом самих рабочих, т. к. интересы труда в общем диаметрально противоположны интересам эксплуататоров и т. к. поэтому высшие классы всегда будут препятствовать указанному переустройству общественных отношений, то неизбежным предварительным его условием является захват рабочим классом политической власти в каждой из соответствующих стран. Только это временное господство рабочего класса может парализовать усилия контрреволюционеров и положит конец существованию классов и их борьбе».

В 1884 г. студент Петербургского университета болгарин Димитр Благоев, независимо от «освобожденцев», организовал первый в России социал-демократический кружок, названный им «Партия русских социал-демократов». В кружке Благоева состояли шестнадцать студентов обоего пола, два инженера, один журналист и два чернопередельца. С 1885 г. члены кружка стали вести пропаганду среди учащейся молодежи и рабочих; установив связи с группой «Освобождение труда», они приняли ее программу и начали издавать журнал «Рабочий».

Морозовская стачка 1885 г. в селе Никольское Владимирской губернии под руководством П. А. Моисеенко, В. С. Волкова и Л. И. Иванова уже отличалась размахом, организованностью, стойкостью. Рабочие предъявили губернатору требования, включавшие принятие законодательства, регламентирующего отношения предпринимателей и рабочих. Стачка приобрела политический характер, информация о ней распространилась по всей России. Ее итогом стало принятие нового фабричного закона 1886 г., который ограничивал произвол фабрикантов в отношении штрафов, найма и увольнения рабочих.

В 1885 г. в Петербурге сформировалась еще одна социал-демократическая группа, под руководством П. В. Точисского. Состояла она преимущественно из рабочих, наиболее активное участие в ее деятельности принимали Е. А. Климанов (Афанасьев), В. А. Шелгунов, В. С. Буянов, Н. Васильев и И. И. Тимофеев. В 1886 г. группа стала называться «Товарищество санкт-петербургских мастеровых». Несмотря на малочисленность основного состава (15–16 человек), члены «Товарищества…» развернули работу на крупнейших предприятиях Петербурга. Как и другие социал-демократические группы, они критиковали тактику индивидуального террора народников.

В январе 1886 г. были арестованы лидеры кружка Благоева и захвачена их типография (сам Благоев был выслан из России), а в следующем году аресту и высылке из столицы подверглись остальные члены его организации. В феврале – марте 1888 г. полицией была разгромлена и группа Точисского, членов которой также выслали из Петербурга. Однако из костяка рабочих кружков впоследствии выросли новые кадры рабочих-революционеров. Идеи социал-демократии постепенно стали проникать в различные города России. В конце 1880-х гг. марксистские кружки существовали в Петербурге и Москве, Киеве, Казани, Ростове-на-Дону, Самаре, Саратове, Туле, Минске, Вильно, Харькове, Екатеринославе, Одессе и некоторых других городах.

В 1889 г. группа «Освобождение труда» направила делегатом на международный социалистический конгресс в Париже Г. В. Плеханова, который заявил:

«Задача нашей революционной интеллигенции сводится, по мнению русских социал-демократов, к следующему: она должна усвоить взгляды современного научного социализма, распространить их в рабочей среде и с помощью рабочих взять твердыню самодержавия. Революционное движение в России может восторжествовать только как революционное движение рабочих. Другого выхода у нас нет и быть не может».

С 1886 г. руководство всеми «черными кабинетами» в империи было возложено на старшего цензора Санкт-Петербургской цензуры иностранных газет и журналов столичного почтамта. Формально он именовался помощником начальника Главного управления почт и телеграфов и напрямую подчинялся министру внутренних дел. Первым общероссийским начальником службы перлюстрации стал К. К. Вейсман.

Служба перлюстрации работала не только в интересах политической полиции. В «черных кабинетах» вскрывалась также и дипломатическая корреспонденция, представлявшая интерес для российской разведки и контрразведки.

Стратегическая разведка, как и при Александре II, в первую очередь осуществлялась личными порученцами императора, Военным и Морским министерствами, а также Министерством иностранных дел. Нелегальных разведывательных резидентур (в современном понимании этого термина) в мирное время не создавалось. В 1881 г. начальником Главного штаба и одновременно председателем Военно-ученого комитета (координирующего органа военной разведки) был назначен генерал-адъютант Н. Н. Обручев. Управляющим делами Военно-ученого комитета в 1881–1896 гг. служил кадровый разведчик Ф. А. Фельдман. Как и ранее, основная военно-политическая информация из-за границы поступала по каналам МИД. До самой смерти в 1895 г. министерство возглавлял Н. К. Гирс. Он был сторонником сближения с Германией и Австро-Венгрией и старался избежать столкновений с Англией. Но при этом являлся преданным исполнителем воли Александра III, который проводил курс на сближение с Францией.

Главным координатором секретных подразделений МИД являлся товарищ министра и член Цифирного комитета В. Н. Ламсдорф.

«Я, – вспоминал впоследствии Ламсдорф, – работал в глубокой тени возле моего бедного старого начальника [Гирса], меня никто не знает, и вот теперь, когда исчезли как он сам, так и государь [Александр III], которому он столь замечательно помогал править, я оказываюсь в положении единственного обладателя государственных тайн, являющихся основой наших отношений с другими державами».

Особые меры предосторожности предпринимались при организации поездок императора по железным дорогам. За прилегающий к Гатчине участок Балтийской железной дороги была ответственна 6-я рота 1-го железнодорожного полка. Окончательный маршрут движения царского поезда определялся в день отправления. От станции отходили сразу два или три поезда; установить, в каком из них находится государь, было для постороннего практически невозможно. Вдоль железнодорожного полотна на всем пути следования выставлялось армейское оцепление, солдаты которого имели право стрелять на поражение. Несмотря на столь внушительные мероприятия по охране царя, «покушение» на него все же состоялось.

Семнадцатого октября 1888 г. царский поезд сошел с рельс возле станции Борки Лозово-Севастопольской железной дороги. Погибли 22 человека, 41 человек был ранен, шесть из них вскоре скончались. Благодаря незаурядной физической силе Александр собственноручно удерживал потолочные балки вагона, что позволило спасти членов его семейства. Однако сильнейший стресс впоследствии сыграл роковую роль в развитии смертельного заболевания государя. Полиция, предполагавшая злой умысел, старательно искала виновных, но обнаружить заговор так и не удалось.

Комиссию по расследованию причин крушения возглавил обер-прокурор Уголовно-кассационного департамента Сената А. Ф. Кони, в ее состав входили 15 ведущих экспертов в области техники: А. П. Бородин, Н. П. Петров, Н. Л. Щукин, Е. В. Глушков, М. П. Верховский и др. Как следовало из выводов комиссии, крушение было следствием ряда технических нарушений из-за недобросовестного исполнения железнодорожниками своих служебных обязанностей.

Вагон министра путей сообщения К. Н. Посьета был старого образца и последний раз осматривался в сентябре 1886 г.; бандажи колес были сильно изношены, местами с зазубринами. В Севастополе вагон хотели отцепить, но по настоянию министра оставили. На станциях Альма и Лозовая горевшие буксы заливали водой. В составе было пятнадцать вагонов, что на четыре вагона превышало норму зимнего времени; вдвое превышал норму и вес состава. Скорость литерного поезда не должна была превышать 37 верст в час, но перед крушением она составляла от 57 до 67 верст. Поезд вели два паровоза – товарный и пассажирский, – что также недопустимо. Автоматические тормоза были в порядке только на трех вагонах, на остальных же частично сняты, частично неисправны. Уклон насыпи в месте крушения равнялся 0,013 градуса при максимальном уклоне в 0,008. Легкие рельсы (22–24 фунта на погонный фут) в некоторых местах удерживались в шпалах костылями в четырнадцать раз слабее допустимой величины, балласт был из песка, а не из щебня. Непосредственной причиной крушения стал сход с рельсов второго паровоза, когда первый (товарный) на скорости, не соответствовавшей его типу (максимум 28 верст в час), боковым качанием расширил путь.

В ходе расследования подняли документы чиновников различного ранга, которые в свое время писали о возможных катастрофах на железной дороге, и, к величайшему изумлению, обнаружили рапорт С. Ю. Витте – он почти в точности описал комплекс технических и организационных нарушений, чреватых катастрофой.

Крушение царского поезда наглядно показало, что угроза безопасности может исходить не только от злоумышленников. Технический прогресс, предоставивший человеку большие возможности, требовал качественных изменений в системе охраны жизни и здоровья и должного уровня технологической культуры, но ни то, ни другое системой российского «авось» не предусматривалось.

По итогам работы комиссии были приняты решительные меры: министр путей сообщения Посьет, заведующий движением императорских поездов Ф. И. Таубе, главный инспектор инженер К. Т. Шернваль и начальник управления железных дорог Салов получили отставку. С 1890 г. на паровозах императорских поездов стали устанавливать скоростемеры, а железнодорожные войска дублировали работу гражданских железнодорожников на наиболее важных участках. Роты 1-го железнодорожного полка контролировали состояние полотна, мостов, переездов, стрелок и т. п., осуществляли ремонт текущих и строительство запасных железнодорожных веток.

Несмотря на серьезные успехи в борьбе с террористическими группами, император и правительство не предприняли необходимых шагов в политической области. А. А. Керсновский, которого никак нельзя упрекнуть в симпатиях к революционерам, писал:

«Весь трагизм положения заключался в том, что правительство видело лишь одну дилемму: либо сохранить существовавший строй в его полной неприкосновенности, либо пуститься в различные демократически либеральные реформы, которые неминуемо должны были бы повлечь за собой крушение государственности и гибель страны. Но оно не замечало третьего выхода из положения – обновления государственного организма не в „демократическо-катастрофическом“ духе „влево“ (как то в конце концов и случилось в 1905 г.), а в обновлении его „вправо“ – в духе сохранения всей неприкосновенности самодержавного строя путем применения его к создавшимся условиям, отказа от петровско-бюрократически-иноземного его уклада, поведшего к разрыву некогда единой российской нации и утрате правительством пульса страны. Этот третий путь стихийно чувствовался славянофилами, но они не сумели его формулировать, не владея государственной диалектикой. Правительство же царя Миротворца этого пути не замечало. Обширному и холодному государственному уму Победоносцева не хватало динамизма, действенности. Он правильно поставил диагноз болезни, формулировал даже „троичное“ лекарство против нее, составить же правильно эти лекарства и правильно применить их не сумел. <…> В 80-х годах можно было бы совершить многое, не спеша перестроить государственную машину, влив старое вино в новые прочные мехи. Но ничего не было сделано – и двадцать лет спустя вступивший в полосу бурь русский государственный корабль взял курс на оказавшийся тогда единственно возможным, но фатально гибельный путь – на путь смертоносных „реформ влево“».

В 1888 г. в Петербурге возникла группа молодых революционеров, предпринявшая попытку воссоздания единой социально-революционной партии с центром в столице. В группу входили К. Кочаровский, Н. Беляев, В. и Н. Истомины и С. Фойницкий. Все, кроме Фойницкого, с 1885 г. занимались чтением революционной литературы и пропагандой революционных идей среди молодежи. Почти все раньше входили в кружки саморазвития. Весной того же года ими был налажен контакт с кружком террористов в Цюрихе, из которого для связи прислали М. Гармидора, скрывшегося за границей от преследования в Харькове. Получив от Гармидора несколько иногородних явок в России, члены группы Кочаровского начали объезды различных городов и, побывав в Курске, Орле и Москве, начали переговоры об объединительной работе, о постановке типографии, паспортного бюро, о лаборатории бомб и транспортировке заграничной литературы.

В программе группы отмечалось, что «из всех систем борьбы с правительством, для достижения политической свободы <…> единственной доступной для нас в настоящее время в размерах, обеспечивающих все шансы на успех, мы считаем систему политического террора.

Под системой политического террора мы разумеем ряд нападений на правительство, совершенных непременно тогда и так, когда и как партия найдет это нужным, и сопровождаемых активной поддержкой всякого рода со стороны народа и общества с целью устрашить и деморализовать правительство и вынудить его на нужные для нас уступки».

К осени 1889 г. кочаровцы уже имели связь с семнадцатью губернскими городами, в том числе с Астраханью, Владимиром, Вильно, Воронежом, Казанью, Костромой, Москвой, Минском, Нижним Новгородом, Одессой, Рязанью, Саратовом, Севастополем, Симбирском, Симферополем, Харьковом и Ярославлем.

В сентябре 1889 г. в Казани собрался съезд из шести представителей революционных групп, четыре человека прибыть не смогли. Европейскую Россию предложено было разделить для революционной работы на семь областей, Белоруссия, Литва, Остзейский край, Польша и Финляндия составляли самостоятельные области. Каждой области предоставлялась автономия в делах, и каждая должна была иметь свой руководящий областной совет. Во главе всей организации планировался руководящий центр. Обсуждались вопросы о связи советов с центром, о типографиях и лабораториях, транспортировке литературы из-за границы. Вопрос о террористических актах съезд постановил разрешать в каждом конкретном случае в зависимости от решений областных центров. Участники съезда решили собраться вновь через полгода и уже по полугодовой практике работы на местах принять окончательные и обязательные для всех постановления.

В то же время высылка российских эмигрантов из Швейцарии вынудила большинство из них перебраться в Париж, где сформировался кружок террористов, в который вошли М. Гинзбург, А. Дембский, И. Кашинцев, А. Гнатовский и А. Теплов. Создав динамитные лаборатории, они приступили к изготовлению бомб, которые предполагалось переправить в Россию через Вильно. Весной 1890 г. для ознакомления с положением дел в Россию выехали два эмиссара парижского кружка – Ю. Рапопорт и В. Бурцев. Однако первый в апреле был арестован на границе, а второй скрылся от преследования в Болгарии.

В мае 1890 г. российские революционеры созвали съезд в Пензе (7 человек); на съезде обсуждались организационные вопросы и вопрос о совместной деятельности с парижским террористическим кружком.

Между тем спецслужбы России и Франции внимательно следили за деятельностью эмигрантов-террористов, и, когда те начали производить под Парижем опыты с «метательными снарядами», французские власти по требованию русского посла произвели обыск у двадцати эмигрантов. Были найдены разрывные снаряды нового образца, взрывчатые вещества, оболочки для бомб, химические реактивы и обширная переписка. В результате обысков удалось получить доказательства связей парижского кружка с организацией Кочаровского. Членов последней начали арестовывать с Пензы, где в то время находились главные руководители организации. Обыски прошли во многих городах, всего к дознанию были привлечены 63 человека. После разгрома группы Кочаровского в российском революционно-террористическом подполье наступило временное затишье.

В 1890 г. совместными усилиями сотрудников французских и российских оперативников во Франции была раскрыта мастерская по производству «метательных снарядов». Это событие имело серьезные политические последствия: после осуждения террористов французским судом началось постепенное сближение России и Франции. За эту операцию Рачковский получил чин губернского секретаря и орден Анны 3-й степени.

После репрессий 1889–1890 гг. многие российские эмигранты перебрались из Швейцарии и Франции в Лондон. К началу 1891 г. в столице Великобритании обосновались Н. Чайковский, С. Кравчинский, Ф. Волховской, Л. Шишко, В. Бурцев, М. Гармидор, И. Дембский и др. Результатом их деятельности стало образование в Лондоне в 1890 г. английского «Общества друзей свободы в России», которое наладило издание журнала «Свободная Россия». Годом позже там же был основан «Фонд вольной русской прессы» для помощи русским эмигрантам, проживающим за границей. В Америке Гольденберг и Лазарев образовали «Общество американских друзей свободы в России» и стали выпускать отдельное издание «Свободной России». Затем «Свободная Россия» издавалась на немецком языке в Швейцарии. В Париже в конце 1891 г. по инициативе П. Лаврова образовалось «Общество борьбы с голодом», в воззваниях которого указывалось, что постигший Россию в 1890–1891 гг. голод есть результат правительственной политики.

Покушение на наследника престола было совершено не в России и не революционерами, а самураем в далекой Японии. Двадцать третьего октября 1890 г. цесаревич Николай Александрович с большой свитой «золотой молодежи» отправился в длительное морское путешествие в Египет, Индию и Японию; завершиться оно должно было ознакомлением с Дальним Востоком и Сибирью. Покушение, которое могло изменить ход российской истории, произошло 29 апреля 1891 г. в городе Оцу, расположенном неподалеку от древней японской столицы Киото. Князь В. А. Барятинский бывший свидетелем события, пишет:

«Узкие улицы были наполнены народом, стоящим по обе стороны; впереди толпы, шагах в пятидесяти друг от друга, находились полицейские. Впереди цесаревича ехали губернатор и полицмейстер, сзади же принц Георг, принц японский Арисугава и потом вся свита, друг за другом, по одному в каждой джинрикше. Ехали довольно быстро. На одной из главных улиц полицейский нижний чин в форме внезапно подбежал сзади к экипажу Николая Александровича и нанес ему удар саблею по голове. Цесаревич выскочил вперед к стоявшей толпе, злодей обежал экипаж кругом с видимою целью догнать великого князя. В это время подбежал принц Георг и ударил злоумышленника палкою по голове, что побудило его обернуться к стороне принца. Тогда один из японцев, везший джинрикшу, сшиб его с ног, а его товарищ выхватил его же саблю и ударил его ею по шее, причинив ему сильную рану».

Опираясь на приведенные воспоминания, некоторые исследователи полагают, что наследника российского престола спасли граждане, к охранным службам отношения не имевшие. Что касается принца Георга, по нашему мнению, это соответствует действительности. Но в отношении граждан мы не можем быть столь категоричными. В Японии существовали древние традиции охраны важных особ, и мы оставляем за собой право считать, что рикши, перевозившие высоких гостей, были тщательно проверены японской полицией на благонадежность и, возможно, имели некоторую специальную подготовку. Кроме того, в практике работы секретных служб нередко применяется маскировка охранников под обслуживающий персонал. Поэтому не исключено, что рикши были не просто доверенными лицами полиции и даже не замаскированными полицейскими, но сотрудниками специального подразделения охраны. Главную ошибку допустили те, кто обеспечивал безопасность на некотором удалении от эскорта, – они не должны были допустить приближения посторонних лиц к охраняемой персоне, да еще со стороны спины.

Заметим, однако, что и поведение цесаревича и его свиты было далеко не идеальным. Наследник и его спутники много пили и не раз проводили ночи в местах, куда обычно заходят матросы, – так писали в то время японские газеты. По словам посла Японии в Петербурге Т. Нисси, накануне покушения Николай посетил в Оцу культовое заведение с гейшами, имевшими охрану. Неподобающее, по мнению хозяев, поведение цесаревича дало повод полицейскому Сандро Цуда пустить в ход саблю.

Навестить пострадавшего гостя из Токио в Киото спешно прибыл сам император Муцухито; он лично зажег спичку и поднес огонь прикуривавшему наследнику, но эти беспрецедентные сигналы к установлению дружеских отношений не были восприняты в Петербурге должным образом. Более того, к унаследованному от отца «державному презрению» к японцам у Николая примешалась и личная обида. Именно в этом содержится одна из причин будущей русско-японской войны и, в итоге, русской революции 1905 г.

Одним из основных источников информации об антиправительственных организациях в царствование Александра III являлось наружное наблюдение. Лучше всего в России на тот момент оно было организовано в Московском охранном отделении.

Московская школа «наружки» обязана своим успехам Е. П. Медникову, поступившему в 1881 г. на службу в полицию в чине отставного старшего унтер-офицера. Впоследствии генерал-майор Корпуса жандармов А. И. Спиридович писал о Медникове: «Природный ум, сметка, хитрость, трудоспособность и настойчивость выдвинули его. Он понял филерство как подряд на работу, прошел его горбом и скоро сделался нарядчиком, инструктором и контролером».

В 1888 г. Медникова назначили заведующим наблюдательным составом Московского охранного отделения. Благодаря его личному профессионализму и профессионализму его людей были выявлены и предотвращены многие акции революционеров не только в Москве, но и во многих других городах Российской империи.

Качество работы московских филеров было настолько высоким, что министр внутренних дел с похвалой отозвался об их дисциплине, осторожности и последовательности в деле наблюдения. Филеры, однако, не являлись государственными служащими. В лучшем случае они числились городовыми, урядниками или околоточными надзирателями, что не могло не сказаться на моральном состоянии этих людей. Еще одним недостатком секретных служб при Александре III была неудовлетворительная работа по вербовке и использованию внутренней агентуры

Двадцать четвертого ноября 1892 г. заведующий Заграничной агентурой П. И. Рачковский направил в адрес директора Департамента полиции П. Н. Дурново докладную записку «О постановке работы органов сыска», в которой отмечал недостатки в деятельности органов безопасности:

«Предстоящая эпоха по всем данным грозит неминуемыми катастрофами, особенно если принять в соображение, что разобщенные революционеры отыскали способы организоваться без помехи со стороны политической полиции, о неподготовленности которой бороться с ними на избранном поприще они, очевидно, были предуведомлены заранее.

При означенных обстоятельствах самая блестящая постановка наружного наблюдения не может дать необходимых результатов и, без освещения внутренней жизни революционеров, лишь производит путаницу, нанизывая бесконечный ряд ничего не говорящих имен и поддерживая рискованное напряжение агентурных сил к сугубому удовлетворению неуязвимой внутри революционной среды.

Печальный опыт показал, что под давлением одного наружного наблюдения она только изощряется обманывать полицию и самые опасные конспираторы легко устраивают для себя все внешние признаки благонадежности; достаточно, например, вспомнить революционные квартиры, увешенные образами, или посещение церквей усердно молившимися террористами. <…>

Успешная борьба с русскими революционерами всегда возможна в пределах правильно функционирующей политической полиции, если эта последняя признает, что революционное движение приобрело уже постоянный характер, несмотря на временные затишья или отдельные удачные репрессалии, и придет к необходимости создать из себя прочную контрреволюционную организацию под <…> руководством Департамента полиции.

Сколько бы ни возникало на пространстве России отдельных и замкнутых революционных кружков, политическая полиция данной местности всегда имеет возможность объединить их для безошибочного контроля и своевременно пресекать преступные замыслы. Сосредоточивая путем внутреннего воздействия самые разнородные революционные элементы в центральные группы, органы названной полиции должны сделаться распорядителями положения, а не быть рабами революционных предприятий. При известной настойчивости и такте они могут довести дело до того, что подпольные и вообще профессиональные революционеры должны будут сойтись, под их прямым наблюдением, с той или другой легальной средой, им сочувствующей. Каждый революционер, действующий, например, в Петербурге на собственный страх, непременно примкнет к искусственному центру, находящемуся в ведении местного руководителя розыскной деятельностью, и наиболее опасные конспираторы всегда будут на виду для соответственных против них мероприятий.

Только по роковому недоразумению можно принимать означенную плодотворную систему за подобие осужденной всюду провокации, которою дерзнет увлекаться или круглое невежество, или преступное честолюбие, жаждущее громких дел во что бы то ни стало.

Для торжества приведенной системы прежде всего возникает вопрос о приобретении способных и убежденных внутренних агентов.

Как ни трудно отыскать их, но невозможностью исполнить такую задачу в состоянии отговариваться лишь те руководители политической агентуры, которые ограничиваются одним формальным исполнением своих обязанностей или косвенно сознающиеся в полной неспособности вести доверенное им дело. Внутренних агентов, которые отвечали бы своему назначению, всегда можно навербовать из элементов, наиболее враждебных правительству в данной местности. После всесторонних справок о том или другом лице, о его положении, образе мыслей и характере следует пригласить его (при известной обстановке) для переговоров, и если нельзя рассчитывать на удачу в каждом отдельном случае, то из 5 подобных случаев одно или два лица при искусном давлении наверное перейдут на сторону правительства.

Если революционеры узнают об этих фактах, то они отзовутся тем хуже на них в моральном отношении и, порождая взаимную подозрительность, принесут гораздо больше пользы, чем самое идеальное наружное наблюдение. По личному опыту мне известно, что вышеприведенные переговоры действительно представляют большие трудности, требуя чрезвычайной настойчивости, продолжительного времени, ясного понимания вопроса и крайнего нервного напряжения, но тем существеннее оказываются результаты.

К сожалению, этим дело далеко не исчерпывается. Даже в официальных сферах установились закоренелые предрассудки против внутреннего агента как продажного, безнравственного и предательствующего человека, не говоря уже о русском обществе, которое, по ложным воззрениям на обязанности перед Отечеством, привыкло с брезгливостью относиться ко всему, что соприкасается с правительством. У нас почти никто не склонен видеть в агенте лицо, исполняющее скромный долг перед родиной вопреки, например, французам, немцам или англичанам, которые в качестве частных людей сами помогают полиции в раскрытии преступлений и публично гордятся каждым представившимся случаем, который дает им возможность исполнить эту патриотическую обязанность. Таким образом, при беседах с новыми внутренними агентами необходимо больше всего убеждать их, что они отнюдь не презренные шпионы, а лишь сознательные сторонники правительства, которое борется с беспочвенными проходимцами, посягающими на спокойствие, честь и национальное достоинство России.

Укрепивши агента на подобной идейной почве, следует также всячески щадить его самолюбие и осмотрительно избегать всего, что бы хоть отчасти дало ему повод размышлять о своей мнимой позорной роли.

Затем уже наступает область опытного руководительства таким агентом сообразно обстоятельствам.

Вышеизложенное представляется, по моему скромному разумению, единственным способом предотвратить те невыразимые катастрофы, которые обещает видимая постановка нарождающегося внутри России революционного движения. Вне организационной деятельности органов политической полиции с помощью внутренних агентов остается только один рискованный расчет на благоприятные случайности…».

Как показали дальнейшие события, прогнозы Рачковского, основанные на беспристрастном анализе развития революционного движения, оказались верными. И основная вина в недооценке ситуации и неадекватных политических решениях лежит на высшем политическом руководстве империи, не сумевшем или самоуверенно не захотевшем понять и принять к сведению доводы экспертов.

Аналогичная ситуация складывалась и в военной области, где передовые отечественные теоретики и практики предлагали альтернативные варианты повышения обороноспособности государства. В этой связи отметим, что не единожды в истории нашей страны передовые военные разработки, не востребованные высшим руководством, впоследствии использовались политическими оппонентами, и весьма эффективно.

В 1885 г. Генерального штаба полковник Ф. К. Гершельман опубликовал книгу «Партизанская война», которая не потеряла актуальности и в настоящее время. Анализируя историю партизанских действий от Тридцатилетней до русско-турецкой войны 1877–1878 гг., автор сделал поразительно точное заключение о цикличности партизанской войны, которая «в смысле известного средства борьбы с противником не вырабатывается постепенно, так сказать, не совершенствуется, а является от времени до времени в истории войн как бы случайно. Несмотря на блестящий результат партизанских действий, их как будто забывают даже в тех армиях, которые ими пользовались сами, и только после большого промежутка времени, после нескольких войн, опять обращаются к этому средству». Гершельман сделал вывод, что с помощью партизанской войны можно достичь и такого политического результата, как вооруженное восстание жителей в тылу армии противника.

Специальных органов контрразведки при Александре III в России не было, ее задачи выполняли преимущественно губернские жандармские управления. В начале 1890-х гг. на западной границе империи сотрудниками Киевского губернского жандармского управления была раскрыта агентурная сеть австрийской разведки, нелегальные центры которой находились в Варшаве, Киеве, Одессе, Радоме и Брест-Литовске. Эта сеть состояла преимущественно из поляков, которые приносили присягу на верность императору Австрии как «королю всех славян». В числе руководителей подпольной сети были поручик С. И. Квятковский и присяжный поверенный С. И. Доморацкий. Всего по делу о шпионаже выявили около пяти тысяч человек, в той или иной мере сотрудничавших с иностранными специальными службами.

Разведка являлась не единственной целью этой сети – часть агентов использовалась в качестве диверсантов. Потенциальные диверсанты проживали в населенных пунктах вдоль Юго-Западной железной дороги и в случае войны должны были производить «опрокидывания» воинских поездов, «порчу» мостов и дорог, поджоги фуража и запасов продовольствия.

Постигший некоторые губернии России в 1891–1892 гг. голод дал новый толчок революционному движению среди народнической интеллигенции. Одни считали необходимым сначала помочь голодающему крестьянству, затем сделать его грамотным и только потом начать его революционизировать. Другие настаивали на том, чтобы, воспользовавшись голодом, поднять крестьянство на восстание в целях государственного переворота.

В начале января 1892 г. конторщик Московско-Брестской железной дороги М. Егупов, служащий той же дороги М. Бруснев и студент П. Кашинский договорились об объединении руководимых ими кружков рабочих и учащихся Москвы и Тулы. Впоследствии предполагалось присоединить к образованной группе народовольческие кружки в других городах и создать единую организацию с центром в Москве. Имея многочисленных товарищей по учебе в высших учебных заведениях, организаторы связались с членами революционных кружков Риги, Харькова, Люблина, Варшавы и Киева. Затем были установлены контакты с членами польской революционной партии «Пролетариат» и через нее налажено получение революционной литературы из-за границы. В апреле Егупов, Бруснев и Кашинский устроили в Москве несколько встреч с участием представителя «Пролетариата», на которых выработали программу Временного организационного исполнительного комитета.

«Убежденные социалисты-революционеры, – значилось в первом параграфе программы, – мы стремимся к созданию в ближайшем будущем боевой социально-революционной организации. <…> Мы непосредственно стремимся к достижению политической свободы и в ней видим первый шаг на пути целостного осуществления социалистического идеала. Мы глубоко убеждены, что при современном отношении общественных сил в России политическая свобода в ближайшем будущем может быть достигнута лишь путем систематического, в форме политического террора, воздействия на центральное правительство со стороны строго централизованной и дисциплинированной революционной партии при дружном содействии всех живых сил страны. Стремясь к созданию боевой социально-революционной организации, мы утверждаем, что таковая может и должна быть создана на почве широкой устной и письменной пропаганды идей социализма в связи с пропагандой идеи политического террора среди демократической интеллигенции всех общественных категорий, среди рабочего пролетариата и, отчасти, среди сектантов-рационалистов».

В конце апреля 1892 г. руководители и члены Временного организационного исполнительного комитета были арестованы, поэтому создать организацию не удалось.

Одновременно обострилась и борьба социал-демократии с народниками. «Мы, – говорили марксисты, – не идем сейчас к крестьянству потому, что у нас в настоящее время еще слишком мало сил, и мы хотим употребить их как можно производительнее. Поэтому мы посвящаем всю нашу энергию городскому пролетариату, который по своим условиям является более восприимчивой почвой для наших идей и который, несомненно, должен явиться авангардом революции».

Первые рабочие-кружковцы 1880-х гг. организовывали на заводах и фабриках «кружки второй степени», где вели социал-демократическую пропаганду. Этот период работы социал-демократов, продолжавшийся до 1894 г., известен под названием «кружковщина». Именно тогда марксисты перешли от самообразования к пропаганде среди рабочих; сначала эта пропаганда велась в больших промышленных центрах, а из них распространялась и в провинциальные города.

Неурожай 1891–1892 гг. неблагоприятно сказался и на фабрично-заводской промышленности, где начались увольнения рабочих и понижение расценок. Это вызвало беспорядки, которые вспыхнули в 1892 г. в Юзовке и Лодзи, в следующем году произошли в Петербурге, Харькове и Ростове-на-Дону, а в 1894 г. охватили многие крупные промышленные центры России.

Основной движущей силой революционного движения социал-демократы считали не крестьян, а промышленных рабочих и ремесленников. В июле 1893 г. на основе Союза польских рабочих (1889 г.) и новой партии «Пролетариат» (эта партия возникла в 1888 г. после разгрома старого «Пролетариата») в Российской империи была образована первая крупная социал-демократическая партия – Социал-демократия Королевства Польского (СДКП). Ее основателями были Роза Люксембург и Юлиан Мархлевский. На первом съезде в марте 1894 г. в Варшаве партия заявила о необходимости борьбы за завоевание политических и экономических свобод и установление власти пролетариата, выдвинув в качестве программы-минимум борьбу за свержение царизма.

В области народовольческой пропаганды в 1892–1893 гг. в Центральной России работали несколько нелегальных революционных групп. В Твери вокруг поднадзорного В. Барыбина образовался кружок, занимавшийся изданием революционной литературы («Союз, революционный сборник; январь 1893 года», «С чего начать», «Голос народовольца») и располагавший значительной материально-технической базой. При обыске в доме Барыбина в октябре 1893 г., кроме большого количества рукописных материалов и революционной литературы, были обнаружены литографский камень и принадлежности для гектографирования.

В Петербурге пропаганду среди рабочих и молодежи вела «Группа народовольцев», руководящую роль в которой играли А. Федулов, супруги М. и Е. Александровы и А. Ергин. Эта группа оборудовала небольшую типографию, где в январе 1892 г. были отпечатаны две прокламации М. Н. Михайловского: «Свободное Слово» и «От группы народовольцев». Затем была издана брошюра «Подготовительная работа партии», а для московского кружка Е. Мягкова – «Первое письмо к голодающим крестьянам». Также были отпечатаны старая «Программа Исполнительного комитета» и воззвание «От группы народовольцев к молодежи», «Летучий Листок группы народовольцев», брошюра «Братцы товарищи». Все эти издания распространялись в Ростове-на-Дону, Харькове, Москве, Петербурге, Нижнем Новгороде, Орле, Киеве и Воронеже.

Отметим еще несколько фактов. В июле 1889 г. Парижский конгресс II Интернационала принял решение о ежегодном проведении 1 мая рабочих демонстраций в знак солидарности с демонстрацией чикагских рабочих 1886 г. В 1890 г. первомайские демонстрации прошли в Австро-Венгрии, Бельгии, Великобритании, Германии, Дании, Испании, Италии, Норвегии, США, Франции, Швеции и Варшаве, где также состоялась десятитысячная стачка. Выступавшие на первой петербургской маевке 1891 г. рабочие (всего собралось около двухсот человек) говорили о необходимости объединения для совместной борьбы за свои права. В 1892–1894 гг. Первомай отмечался в Варшаве, Вильно, Лодзи, Казани, Киеве, Москве, Нижнем Новгороде, Петербурге и Туле.

Осенью 1893 г. трое опытных, побывавших в ссылках революционеров – Н. Тютчев, М. Натансон и П. Николаев – на основе орловского и московского кружков организовали Социально-революционную партию Народного Права. В нее вошли революционеры, занявшие впоследствии заметное положение в Партии социалистов-революционеров: А. Гедеоновский, В. Чернов, Н. Флеров и др. Был налажен контакт с «Группой народовольцев» в Петербурге, организована типография в Смоленске и отпечатаны и распространены программные брошюры «Насущные вопросы» и «Манифест Социально-революционной партии Народного Права».

«Партия ставит своей задачей, – говорилось в „Манифесте…“, – объединение всех оппозиционных элементов страны в организацию такой активной силы, которая всеми доступными ей моральными и материальными средствами добивалась бы освобождения от современного политического гнета самодержавия и обеспечила бы за всеми права человека и гражданина».

Таким образом, в конце правления Александра III в Российской империи имелось несколько социально-революционных организаций, которые своей деятельностью способствовали объединению различных революционных кружков в единую организацию. Но были и явные провалы. В апреле 1894 г. в Смоленске ликвидировали типографию «Народного Права», начались аресты в самом Смоленске, Москве, Орле, Петербурге и Харькове. При обысках были изъяты и уничтожены пачки революционной литературы, гектографы и принадлежности для массового размножения различных рукописей. К дознанию о деятельности Социально-революционной партии Народного Права и петербургской «Группы народовольцев» были привлечены 158 человек.

В Париже в 1893 г. сложилась «Группа старых народовольцев» (П. Лавров, М. Ошанина, Н. Русанов, И. Рубанович, Э. Серебряков и др.), поставившая своей задачей оказывать содействие русскому социально-революционному делу и начавшая издание сборника «Материалы для истории русского социально-революционного движения».

Возможно, именно рост эмигрантских организаций привел к тому, что 15 октября 1893 г. Пограничную стражу вывели из состава Таможенного управления Министерства финансов и реорганизовали в Отдельный корпус пограничной стражи. Первым командиром корпуса стал генерал А. Д. Свиньин.

На пограничников возлагались следующие задачи:

«1) не допускать водворения контрабанды и перехода людей через границу не в указанных местах;

2) всех людей, незаконно перешедших границу, со всем, что при них окажется, задерживать и препровождать в таможенное управление;

3) охранять черту государственной границы и не допускать, чтобы в 875-саженной полосе от границы возводились без разрешения начальства новые постройки;

4) задерживать всех бродящих при границе дезертиров, бродяг, беспаспортных и порубщиков казенного леса и не допускать на границе сборищ подозрительных лиц».

Охрана границы потребовала организации разведки в приграничной полосе сопредельных стран. Эта задача была возложена на командиров пограничных бригад.

В первой половине 1890-х гг. в Западной Европе произошел всплеск терроризма. В Испании наибольшее количество покушений приходилось на Мадрид и Барселону. В январе 1892 г. около четырех тысяч батраков с криками «Да здравствует анархия!» вошли в город Херес-де-ла-Фронтера, намереваясь освободить заключенных по делу «Черной руки». Были убиты несколько коммерсантов, которых восставшие посчитали слишком алчными. Через несколько часов восстание удалось подавить подразделениями национальной гвардии.

Вслед за этим начались террористические акты в различных городах страны. Так, в 1893 г. было совершено покушение на генерала А. М. де Кампоса. Подозреваемый в нападении подвергся казни. Актом мести за казнь послужили взрывы бомб в оперном театре «Лисео» в Барселоне (бомбы заложил Сальвадор Сантьяго); погибли 29 человек и 50 были ранены.

Во Франции многочисленные взрывы происходили на улицах, в кафе и даже в парламенте. В 1892 г. Франсуа Клавдий Кенигштайн (Равашоль) взорвал бомбы в доме председателя суда Бенда (11 марта), военной казарме Лобо (18 марта) и доме прокурора Бюло (27 марта). Вечером 26 апреля, уже после ареста Равашоля, мощный взрыв потряс ресторан «Бери».

В декабре 1893 г. анархист Огюст Вальян бросил бомбу малой мощности в зале палаты депутатов Парижа, незначительные ранения получили двадцать депутатов.

В феврале 1894 г. Эмиль Анри организовал взрыв в кафе «Терминус» (один человек убит, 20 ранены); после этой диверсии анархисты в течение полугода провели серию взрывов в разных концах Франции.

Акты бомбистов совпали с призывами анархистов к насилию, что вызвало во Франции большой общественный резонанс. Равашоль, Вальян и Анри подавали прошения о помиловании президенту Франсуа Сади Карно, но тот отклонил их. А 24 июня 1894 г. на выставке в Лионе Карно был смертельно ранен ударом кинжала анархиста Санте Казерио.

Координация специальной полицейской, разведывательной и контрразведывательной деятельности между Департаментом полиции, Отдельным корпусом жандармов, Отдельным корпусом пограничной стражи, МИД, Военным и Морским министерствами к концу правления Александра III только намечалась.

Император скончался в октябре 1894 г. Эпоха царя Миротворца закончилась, наступило время царя Мученика.