33
Небо – как размытая полоска угольно-серого цвета. Кровь сочилась с горизонта, а солнце, покончив с днем, разбросало по мокрым дорогам узоры блестящих пятен.
– Что? – Я закрыл ладонью ухо и повернулся спиной к входу в больницу – мимо проезжала «скорая помощь», и ее вой стихал по мере того, как она исчезала вдали.
На другом конце линии Джейкобсон снова попытался докричаться до меня:
– Несс убедила всех отказаться от обвинений. Мистер Макфи снова свободный человек.
– Молодец. А что насчет Купера, Плохой Билл вспомнил Клэр Янг или Джессику Макфи?
– Насчет этого письма, ты уверен, что журналист не облажается?
– Ну, он же журналист.
– Справедливое замечание. Все равно проверить надо. – Громкость пропала, как будто Джейкобсон отвернулся от телефона. – Купер, скажи ему, что мне говорил.
Что-то заскрипело, потом Купер откашлялся мне в ухо:
– Алло? Да, о’кей, тут вот что, Плохой Билл, он же Уильям Мур. Показал ему обе фотографии, и ему кажется, что он видел Джессику Макфи с высоким рыжеволосым белым мужчиной. Говорит, что насчет Клэр Янг не уверен. Выглядит знакомой, но, может быть, только потому, что часто видел ее в газетах и по ящику.
Ну и хватит об этом.
– Может быть, у него камера видеонаблюдения стоит или что-нибудь вроде этого?
– Сказал, что его никогда это не волновало. Кому нужно, говорит, рисковать и получить мясницким ножом по голове из-за пакета булок для бургера и горстки жареного лука? Профессор Хантли полагает, что похититель вряд ли забрал Клэр Янг с собой, после того как купил ей еду. Она пропала ночью в четверг, а нашли ее ранним утром в субботу. Хантли говорит, что похититель не собирался ее насиловать, в заложниках держал, а в пятницу просто повел на ланч.
Мимо проревела еще одна «скорая», на этот раз в другом направлении.
Я взглянул на часы – без десяти четыре. Скоро нужно будет двигаться.
– А ты…
– Я еще спросил, сколько этих «двойных ублюдочных бургеров» он продал в пятницу между одиннадцатью часами утра и тремя часами дня, так он послал меня.
Придурок.
– Это же бургер-фургон, а не трехзвездочный ресторан. Плати налом, и никаких рецептов. Где он в пятницу парковался?
Молчание.
– Купер?
– Вообще-то…
Я стукнул головой о стену:
– Забыл спросить, да?
– Вы же сказали, что он будет стоять у супермаркета, он там и стоял, и я подумал… что у него там постоянное место. – Откашлялся. – Ну, вроде того.
– Главная фишка бургер-фургона в том, что у этой чертовой хреновины колеса есть. Иди обратно и выясни, где он находился в пятницу во время ланча.
– Простите, шеф…
Значит, теперь я «шеф»? Уже кое-что.
– Все нормально сделал. Иди давай и проследи за деталями.
– Есть, шеф.
– И свяжись с дежурной частью, пусть пробьют по компьютерной системе полиции Даррена Уилкинсона, работает в службе персонала каслхиллской больницы.
– Есть, шеф.
– Свободен.
Кто-то похлопал меня по плечу, я повернулся – Ноэл Максвелл. Оранжевая парка поверх форменного брючного костюма, ярко-белые кроссовки шаркают по мокрому тротуару. Ухмыльнулся, отчего короткая эспаньолка слегка перекосилась. – Ну как, преднизолон помог, все нормально?
Из мобильника донесся голос Джейкобсона:
– А теперь вот что. Это ты утверждал, что работать по старинке, от свидетеля к свидетелю, лучший способ установить контакты? И что ты выяснил?
– Подождите минуту. – Выключил у телефона звук. – Ты достал что я просил?
Ноэл оглянулся, понизил голос до едва слышного:
– Это же, сами понимаете, промышленное качество. В смысле, это не…
– Так ты достал или нет?
Еще раз оглянулся вокруг. Как будто до этого не проверял. Сунул руку в карман и вытащил уголок коричневого конверта:
– У вас наличка?
Я отмусолил шестьдесят фунтов от того, что осталось от сотни, которую мне сунул Джейкобсон, протянул ему. Осталась пятерка и немного мелочи.
Он еще раз оглянулся, сунул мне конверт. Совсем не тяжелый. Вскрыл его.
У него глаза на лоб полезли.
– Не делайте этого здесь!
– Да, как же. Высокий уровень доверия сегодня в мои планы не входит. – На дне конверта лежали два шприца, прозрачные, с оранжевыми крышечками на иглах. Рядом с ними сложенный пополам лист бумаги, на нем текст мелким шрифтом.
– Только обязательно инструкцию прочитайте, ладно? Опасная штука…
В этом-то все и дело.
– Сколько по времени?
Пожал плечами. Еще раз оглянулся:
– От массы тела зависит. Если парень большой и жирный, часа три-четыре. А если целую дозу ребенку вколоть, он никогда не проснется. – Покраснел. – Конечно, если есть такие намерения. Сами понимаете.
Я сунул конверт в карман. Задумался. Нахмурился:
– Кому еще ты медицинские препараты впаривал?
Ноэл несколько раз раскрыл и закрыл рот.
– Я… не знаю, о чем вы говорите, продавать медицинские препараты, зачем мне это нужно? Я вам услугу оказывал, потому что мы с вами старые знакомые.
– Анестетики, гипотензивные средства, дезинфицирующие, шовный материал, клей хирургический? – Все что нужно, чтобы вскрыть человека и вшить ему в живот пластиковую куклу.
Он замотал головой:
– Нет, вы о ком-то другом думаете, я не продаю больничные препараты, я вроде посредника, хороший парень, помогающий старому другу.
– Ноэл, Богом клянусь, я твою прыщавую задницу отсюда до Данди за яйца протащу.
Он попятился, сунул руки в карманы, ссутулился, даже ниже ростом стал.
– Я больше этим не занимаюсь, честно говорю. Может быть, было несколько лет назад, но вы тогда со мной поговорили, и я исправился. Я теперь прямой, как стрела. Совершенно, просто абсолютно честный.
Я пристально посмотрел на него.
Он шмыгнул носом. Еще сильнее сгорбился.
– Ладно, ну, может быть, помог я кое-кому, протянул руку помощи в борьбе с непереносимой болью. Пару раз морфин, несколько пачек амитриптилина, может быть, темазепам, но у них был рассеянный склероз и все такое. Честно.
Молчание.
– Просто попытался стать хорошим гражданином, понимаете? Ближнему помочь.
– А как насчет гипотензивных средств?
Он провел языком по зубам.
– Да на них особого спроса нет. Опиоиды и барбитураты, сейчас это самое любимое блюдо среди продвинутой молодежи Олдкасла… А я бы никогда и не стал, сами понимаете, примерный гражданин, помощь ближнему…
Я подошел к нему достаточно близко, чтобы почувствовать запашок сигаретного дыма и горьковатого лосьона для бритья.
– Хочешь, чтобы мы остались друзьями, да, Ноэл?
Он покачался из стороны в сторону, еще сильнее сгорбился, посмотрел на меня, как нервная оранжевая ворона:
– Мы друзья, конечно… Почему бы нам не быть друзьями?
– Если хочешь, чтобы все было по-старому, тогда вот что тебе нужно будет сделать… Поговоришь со всеми своими приятелями, примерными, как и ты, гражданами, и выяснишь, кто воровал из закромов хирургические расходные материалы. А потом мне расскажешь. – Улыбнулся ему, постаравшись, чтобы улыбка вышла доброй и холодной. – И сделаешь это завтра, к этому же времени.
Он стал еще меньше.
– А если я не смогу? В смысле, ну, вы понимаете, я приложу максимум усилий, вне всякого сомнения, но что, если я буду спрашивать, а мне никто ничего не скажет?
Моя рука опустилась ему на плечо, он вздрогнул. Моргнул.
А я ему плечо сжал, нежно так:
– Давай не будем это пробовать, ладно?
* * *
Женщина из отдела по работе с персоналом улыбнулась нам, правда, улыбка не ушла дальше ее щек. Склонилась над Элис, усаживая нас в пару кресел, обитых кожзаменителем. Кожа у нее была белая, как молоко, длинные черные волосы по бокам, а спереди челка, как будто выстриженная одним касанием ножниц.
– Даррен присоединится к нам в ближайшее время, он разговаривает по телефону. – Сложила руки перед собой. – Так в чем, собственно дело?
Настенные часы у нее за спиной показывали двадцать минут пятого. Все будет в порядке, если не будем рассиживаться.
Я устроился поудобнее, вытянул вперед правую ногу:
– Боюсь, что это касается только нас и мистера Уилкинсона.
На табличке, приверченной посредине раскрытой настежь двери, написано: «МЯГКАЯ КОМНАТА ДЛЯ ПЕРЕГОВОРОВ № 3». Лимонно-желтые стены, пара картинок в рамках, белая маркерная доска, флипчарт на подставке рядом с дверью. Низкие стулья, шесть штук, тоже обитые кожзаменителем, и кофейный столик в круглых прыщах от горячих чашек. Воняло потом и безысходностью.
– Ах… – Улыбка стала слегка натянутой, вокруг глаз появились морщинки. – Боюсь, об этом не может быть и речи. В соответствии с процедурой, установленной в нашей больнице, беседы штатных сотрудников с представителями средств массовой информации, членами семей пострадавших или с полицией должны проходить в сопровождении представителей службы управления персоналом, если эти встречи проходят на нашей территории. – Махнула рукой в сторону двери. – Конечно, если вы решите задержать его и вывести с территории больницы – это ваша прерогатива. Вы собираетесь его задерживать?
– Я еще не решил.
Глаза над натянутой улыбкой похолодели.
– Могу заверить вас, детектив-констебль Хендерсон, что Даррен является весьма ценным членом моей команды. Когда с ним произошел несчастный случай, на следующий день он пришел на работу в девять утра. Это говорит о его преданности делу. – Сложила руки на груди. – И что он сделал, по вашему предположению?
Я посмотрел на нее пристально.
Она покачала головой:
– Он три раза был лучшим работником месяца. И это среди всех сотрудников больницы, не только моего управления. Он добросовестен, трудолюбив, и он на самом деле очень много вложил в наш производственный процесс и внутренний трудовой распорядок.
Элис натянула рукава своего полосатого топа на кончики пальцев:
– С ним произошел несчастный случай?
– Его сбила машина на пешеходном переходе, только и всего. Но на следующий день он был на работе, утром в пятницу, бац, и к самому началу пришел. – Она хлопнула ладонями, резко и сильно. – Так, а как насчет чашечки чая?
Как только она ушла, Элис наклонилась ко мне, голос едва слышен:
– Мы что, правда думаем, что Даррен Уилкинсон – Потрошитель?
– А ты чего шепчешь? У нее щеки зарозовели.
– В смысле, я понимаю, что он работает в больнице, может иметь доступ к лекарственным препаратам и узнать кое-что о хирургическом вмешательстве, скорее всего наблюдая за операциями, и что все жертвы были медицинскими сестрами, и что он работает в службе управления персоналом, а там имеет доступ к личным делам сотрудников, не говоря уже о том, что Джессика Макфи была акушеркой, но… – Между бровей обозначились морщинки. – А, я поняла. Если посмотреть на это таким образом…
– И просто так случилось, что он встречался с одной из жертв? Очень странное совпадение.
– Ну а может быть…
– Судя по информации из полицейского компьютера, ему сейчас двадцать семь. Значит, когда в первый раз нарисовался наш подозреваемый, ему было всего девятнадцать. Как-то не очень совпадает с психологическим портретом, тебе не кажется?
Стрелки настенных часов подползли к четырем двадцати пяти.
Элис обняла себя рукой, потеребила волосы:
– Если он избивал Джессику Макфи, значит, у него были проблемы с контролем, как внутренние, так и внешние, и он считал, что Джессика является его собственностью, и когда она не выполняла то, что он ей приказывал, это его ранило, он воспринимал это как оскорбление… У него не было другого выбора, он должен был наказать ее, я в том смысле, что это не было его виной, он просто хотел сделать ее лучше, и она должна была благодарить его за это. Она должна быть счастлива, потому что он у нее есть.
Элис свела колени и раздвинула пятки, шаркнув подошвами по потертому ковролину.
– Так всегда и бывает, правда, женщины этого просто не понимают, им нужна твердая рука, которая вела бы их в правильном направлении. Им это нравится… Они любят мужчин, которые могут взять на себя ответственность, им нужно, чтобы кто-то показывал им, кто в доме хозяин, как их папы мамам показывали… – Элис пару раз моргнула, потом уставилась на потолок. Снова нахмурилась. – Но похищение, разрезы, куклы пластиковые, а потом импрегнация – это все уже связано с контролем, но только наш парень делает это, потому что он немощен и бессилен в своих повседневных взаимоотношениях.
Я достал мобильный телефон и прочел еще одно сообщение от Купера:
Информация по Даррену Уилкинсону (27) – 14, Файн Лейн, не привлекался, предупреждение за вандализм в 11 лет, недавно подал документы на владение огнестрельным оружием, охотничьим/нарезным.
Ну, про лицензию он может забыть. Черта с два он ее сейчас получит.
– Эш? – Элис сдвинула пятки, скрипнула друг о друга резиновыми носками кед. – Мы не спросили у соседей Клэр Янг – а что, если Даррен был и ее бойфрендом? Что, если он сначала самым романтическим образом обхаживал своих жертв, а потом похищал?
Пожал плечами:
– Вполне возможно.
Она откинулась на спинку стула, бессильно уронила руки вдоль тела.
– Физически подавляя Джессику, избивая ее, он активно демонстрировал свою власть…
Я закрыл сообщение Купера, набрал номер Сабира.
– Господи ты боже мой, теперь-то что? Работаю я над этим, понятно тебе? Держи свои подштанники двумя руками, а мне время нужно, тут все непросто!
– Имя Даррен Уилкинсон ничего не говорит?
Пауза.
– Кто такой этот Даррен Уилкинсон, мать его?
– Мне нужно знать, не всплывало ли его имя в базе данных полиции в связи с основным расследованием по Потрошителю?
– О’кей… – Длинный слюнявый вздох. – Ты выбирай.
– Что значит – выбирай?
– А все это дерьмо, которое ты на меня вываливаешь – найди то, выясни это, – а у меня руки до всего не доходят.
– Сабир, я…
– Нет. Вы там все думаете, что я тут сижу с командой из полусотни человек, но только здесь, кроме меня, никого нет, тебе это понятно? Сижу тут один под кучей дерьма, которое вы на меня свалили. – Из трубки раздался хруст, вроде статического электричества, потом громкое чавканье – не иначе как целая горсть картофельных чипсов. – Так что выбирай, что тебе нужно в первую очередь.
– Только не надо впадать в истерику. Это просто…
Дверь открылась, и в комнату вошла менеджер службы персонала, в руке поднос для напитков с тремя дымящимися пластиковыми чашками.
– Сабир, просто сделай это. Я перезвоню. – Сунул мобильник в карман, а она поставила поднос на кофейный столик.
Элис натянуто улыбнулась, глаза расширились и заблестели.
– А как Даррен ладит с женщинами – коллегами по работе? Он пользуется популярностью?
Менеджер службы персонала на мгновение нахмурилась:
– Я бы сказала – да, пользуется. Он располагает к себе, опрятен, всегда пирожные приносит, если у кого-нибудь день рождения.
– Я не об этом… понимаете, шутки непристойные, вторжение в личное пространство, может быть, что-то вроде запугивания?
– Даррен? – Щеки дернулись, и послышалось что-то вроде смешка, сменившегося кашлем. – Он присоединился к моей команде шесть лет назад. Ему тогда был двадцать один год. Я лично его воспитывала. Он вам не какой-нибудь женоненавистнический неандерталец.
– Хм… – Элис опять занялась своими волосами, постукивая при этом одной ногой по ковролину.
Пластиковая чашка с чаем была обжигающе горяча, и я решил подождать, пока она остынет.
– А как насчет посещаемости? Отсутствия на работе были за последние три недели?
– Нет, даже после того несчастного случая, про который, между прочим, ваши коллеги так ничего и не выяснили. Даррен – примерный работник. И…
В дверь постучали, и в ней появилось разбитое лицо. Один глаз заплыл, с одной стороны лица кожа темная и покрыта царапинами от кончика подбородка до самого лба. Переносицу пересекала ленточка лейкопластыря. Парень стоял на костылях, придерживая одним дверь. Мятая белая рубашка, бледно-голубой галстук. Правая брючина коротко обрезана, открывая на всеобщее обозрение файберглассовый гипс, покрытый сделанными фломастером надписями.
Кто бы его ни сбил, это тачка была значительно крупнее «мини».
Голос у него был мягкий, с пришепетыванием, как будто нескольких зубов не хватало, но акцент жителя Данди все равно прорывался.
– Вы хотели видеть меня, Сара?
Она повернулась на стуле, кивнула:
– Ах, Даррен, вы, как всегда, вовремя. Я просто рассказывала этим офицерам, какой вы у нас ценный член нашей… Даррен, с вами все в порядке?
При слове «офицеры» его здоровый глаз вытаращился, челюсть отвалилась, обнажив четыре или пять ярко-красных неровных дырок на тех местах, где должны были находиться зубы. Попятился.
– Даррен?
Он оглянулся, посмотрел на коридор, как будто собираясь броситься туда. Потом безвольно обвис на костылях. Закрыл глаза и выругался.