19
– …поезд, отправляющийся от шестой платформы, следует по расписанию поезда до Абердина с отправлением в три сорок пять…
Я прикрыл ладонью ухо и прислонился к фотоавтомату.
– Да? – Слово вылетело вместе с морозным дыханием.
На другом конце линии ливерпульский акцент Сабира, что-то вроде волосатой патоки:
– Я же говорю, ты просто чертов нахал. Мой шеф был просто вне себя, когда меня сдернули с операции «Полуночная стужа». – Из трубки донеслось чавканье, и акцент Сабира стал еще сильнее. – Как будто я виноват в том, что ваши криворукие программисты компьютерами пользоваться не умеют.
Металлоконструкции вокзала из зелено-золотых стали ржаво-серыми, защитная сетка от голубей продавилась и порвалась, заляпанная сгустками перьев. Пол под стропилами загажен птичьим пометом. Большая, куполом, стеклянная крыша вокзала покрыта коркой запекшейся грязи, садившееся солнце разукрасило ее красным и оранжевым. Толпы людей протискиваются сквозь турникеты, волочат за собой тарахтящие чемоданы и кислые физиономии.
– Нашел что-нибудь?
– Конечно же нашел, я ведь обыкновенный гений. – Из трубки донесся характерный звук – толстые пальцы барабанили по клавишам компьютерной клавиатуры. – За последние четыре недели сделано тридцать звонков. Десять на местные домашние номера, два звонка на говорящие часы и восемнадцать – на бизнес в Касл Хилл, «Эротофоник Коммьюникейшнз Лимитед». Я тоже им позвонил, поговорил с парнем, который называл себя «Секси Садюга». Секс по телефону, премиум качество. Имел с ним долгий приятный разговор, а потом еще сигаретку выкурил.
– Надеюсь, ты не включил это в затраты по проекту.
– У тебя теперь есть электронная почта, ты же не в тюряге? Вышлю тебе номера, имена, адреса – все что нужно.
– Подожди секунду… – Я вытащил лист с инструкциями из набора доктора Константайн, прочитал адрес.
Электронное табло с прибытиями и отправлениями щелкало, постоянно обновляясь. Чертов поезд на Перт снова опаздывал на десять минут.
– Будь любезен, проведи сравнительный поиск номеров домашних телефонов и списка осужденных за сексуальные преступления. Сомневаюсь, что найдешь что-нибудь, но лучше перестраховаться, чем потом пожалеть. А потом попробуй через Центральную базу данных поднять материалы первичного расследования. Может быть, там найдутся какие-нибудь совпадения.
– Твою мать, ты не слишком много хочешь? Может быть, тебе еще массаж ступней сделать, пока я всем этим буду заниматься? У меня…
– И еще, как ты избавляешься от фоновых помех на записях?
– Слушай, дай передохнуть! У них всего лишь…
– И еще мне нужен адрес, зовут Лора Страхан. В Олдкасле, но, скорее всего, человек живет под вымышленным именем. Местные ее обнаружить не смогли.
Из трубки снова донеслось чавканье.
– Сабир? Алло?
– Ты закончил? Я думаю, тебе еще лошадка нужна. Маленькая такая, которая пердит радугой, а блюет стразами.
– Сегодня было бы неплохо информацию получить.
– Знаете, в чем у вас проблема, парни? Вы все – бесполезная куча…
Я закончил разговор, сунул трубу в карман.
Фотоавтомат зажужжал, и полоска блестящих фотографий выпала в приемник. Я, собственной персоной. Выгляжу – краше в гроб кладут, пялюсь прямо в объектив фотокамеры. Ужасная фотография, но для фальшивого паспорта в самый раз.
Подождал минуту, давая высохнуть, сунул в карман куртки, а тут и Элис вышла из супермаркета с пакетом молока и пачкой мятных леденцов.
Сунула пару леденцов в рот, пожевала, запила молоком из пакета:
– Кислотность снижает.
– Надо было стовис брать. – Снял трость, висевшую на дверной ручке фотоавтомата. – Сабир привет передает.
Элис положила руку на живот, помассировала полосатый свитер.
– Он к нам приходит, ну, если он к нам приходит, нужно будет пойти перекусить куда-нибудь, конечно же не всем, думаю, Сабир вряд ли найдет общий язык с профессором Хантли, да и вообще, с ним немногие находят общий язык, для того чтобы с ним общаться, привыкнуть надо, и…
– Сабир попробует отыскать адрес Лоры Страхан. Пусть попробует, потому что у Хитрюги ничего не вышло.
Из громкоговорителей вокзала снова захрипел гнусавый голос:
– Поезд на четыре семнадцать из Эдинбурга прибывает на платформу номер один.
Переступила с ноги на ногу:
– Как насчет этого, ты уверен, что…
– Положительно. Пойдем. – Я похромал к турникетам, присоединившись к круглорожему здоровяку в костюме и длинноволосой девочке-тинейджеру с самодельным плакатом «БИЛЛИ***ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ***ДО МОЙ!!!» в руках.
Прислонился к барьеру, отделявшему перрон от путей:
– Элис…
Она сунула в рот еще один леденец, взглянула на меня.
– Элис, а что ты скажешь, если я скажу тебе, что мне надо на какое-то время уехать?
– Я не позволю снова засадить тебя за решетку. Мы схватим Потрошителя, и…
– Нет, я не имею в виду тюрьму. Может быть… куда-то далеко. Может быть, в Испанию или в Австралию.
Ее брови удивленно взлетели.
– Ты меня бросаешь?
Я откашлялся. Посмотрел на железнодорожные пути:
– Можешь поехать со мной, если хочешь.
– В Австралию?
– Пока… Пока все не уляжется. Ну, ты понимаешь, с миссис Керриган.
Подошла ко мне вплотную, встала на цыпочки и поцеловала в щеку:
– И у нас будет собственный дом с бассейном? И собака? И барбекю?
– А почему нет, не вижу причин. С деньгами, конечно, поначалу будет…
В кармане пискнул и завибрировал официальный мобильник. Достал его. Посреди экрана иконка-конверт и надпись: «ПОЛУЧЕНО НОВОЕ СООБЩЕНИЕ». Должно быть, от Сабира. Ткнул пальцем в иконку, прочитал сообщение. Десять имен, с номерами телефонов и адресами. К каждому добавлены результаты поиска в Национальной полицейской базе данных. Что можно сказать про Сабира – Сабир слов на ветер не бросает.
Элис заглянула через руку в мобильник:
– Что-нибудь хорошее?
– Каждый звонок за четыре недели из телефонной будки, где погибла Клэр Янг. Двое с судимостью, один за грабеж, другой из списка судимых за сексуальные преступления.
– За что именно?
– Не написал.
Отдаленный рокот перешел в оглушающий рев дизеля, и эдинбургский поезд втащил на вокзал цепочку сине-бело-розовых вагонов.
Девчонка с плакатом радостно запрыгала на цыпочках. Мистер Пиджак-с-Галстуком взглянул на часы.
Элис ссутулилась:
– А что думает детектив-суперинтендант Джейкобсон?
– Понятия не имею, ты только ему не говори.
– Эш…
– Парня из списка навестим после визита к Раскольнику Макфи. Не нужно, чтобы Джейкобсон или еще кто-нибудь нам помешал.
Раздался писк, двери поезда с шипением открылись, и на перрон вышли человек десять. А вот и она, наша силовая поддержка.
Офицер Барбара Кроуфорд сменила тюремную черно-белую униформу на джинсы и футболку с логотипом футбольного клуба, татуировки напоказ. Под мышкой кожаная куртка, на плече большой рюкзак.
Осталась стоять, ожидая, когда остальные пройдут через турникеты.
Парень в костюме воркотал что-то нервного вида даме в бежевом костюме-двойке. А девочка-тинейджер просто стояла и смотрела на пустую платформу, и угол плакатика болтался у ее ног. Потом она повернулась и пошла, волоча его за собой.
Бабз так и осталась стоять, где стояла. Кивнула:
– Друзья из высших сфер, так что ли, мистер Хендерсон?
– Эш. Мы больше не в тюрьме. – Кивнул налево. – С доктором Макдональд вы знакомы.
– Элис, если не возражаете, так приятно видеть вас не в униформе, офицер Кроуфорд, нет, никакой двусмысленности, как будто я рисовала вас обнаженной или что-то вроде этого, просто вы отлично выглядите, не подумайте, что я на вас наезжаю или что-то в этом роде, но это так здорово, вы не поверите, не правда ли, встретиться с человеком вне его, так сказать, обычного рабочего контекста?
Правая бровь Бабз удивленно поползла вверх.
– Сейчас она более разговорчива, чем в тюрьме.
– Не может остановиться, когда нервничает, не обращай внимания, Бабз. Ты к этому привыкнешь. Так ты готова?
– Деньги мои принес?
– Нет. Не знаю, что у тебя за договор, но это все между тобой и детективом-суперинтендантом Джейкобсоном.
– Ясно. – Достала билет и вышла на перрон. – Мне дробовик нужен.
* * *
Элис остановила «сузуки» у обочины и стала выбираться из машины, прижимаясь грудью к рулевому колесу. Край двери упирался в покрытую ржавыми потеками металлическую стену высотой метра в три, исчезавшую в темноте. Сооружение венчали кольца колючей проволоки. Поблекшие желтые таблички сообщали: «ВНИМАНИЕ: ТЕРРИТОРИЯ ОХРАНЯЕТСЯ БОЛЬШИМИ ЗЛЫМИ СОБАКАМИ!» и «МОЛИСЬ О СПАСЕНИИ ДУШИ СВОЕЙ, ИБО ОН ГРЯДЕТ!»
Бабз заполнила переднее пассажирское сиденье машины, как тонна цемента с битыми стеклянными бутылками. Шмыгнула носом.
– Один приятель из тюряги в Барлинни слил на него информацию. Правильный чувак. Очень о семье заботится.
Горизонт в огне, похож на кусок запекшейся крови с медью под крышкой угольно-черного облака. Прямо перед нами – свалка. Высокие двустворчатые ворота из тех же самых проржавевших листов металла, с витками колючей проволоки поверху. Белой краской, едва различимой в свете фонарей, надпись: «ФРЕЙЗЕР МАКФИ И СЫН, УТИЛИЗАЦИЯ ОТХОДОВ, ОСН. 1975».
– Большими злыми собаками… – Бабз откинулась на спинку кресла. По ее лицу расползлась улыбка, как кровь по кухонному полу. – Круто. – Подмигнула мне в зеркало заднего вида. – Судя по информации, которой меня снабдил мой приятель, у мистера Макфи имеется жестяная коробка от печенья, набитая человеческими ушами.
Я расстегнул привязной ремень:
– Ушами?
– Ну да, засушенными и подкопченными, вроде вяленой говядины. И каждый раз, когда он пытает кого-нибудь, он вынимает из жестянки ухо и съедает прямо перед ним. Так что они сразу понимают, что их ждет.
– А твой друг тебе не рассказывал про случай, когда Раскольник Макфи набросился на патрульную машину констебля Барроклу? С бензопилой? Полкрыши снес, пока его смогли остановить. Барроклу свалился на пол, руками уши закрыл и маму звал на помощь. Так после этого и не оправился…
– Да к нему спецкоманду нужно посылать, с ордером на арест.
– Это у них семейное. Видела бы ты его папашу, Фрейзера Макфи, кличка Паяльная Лампа. – Я с шипением засосал воздух сквозь стиснутые зубы. – Просто Терминатор.
Элис облизала губы. Поерзала на кресле. Откашлялась.
– Мы правда уверены, что это хорошая идея?
Да какая, к черту, хорошая.
– Бабз, будет очень здорово, если никто из нас не окажется в отделении неотложной помощи сегодня вечером, так что ты должна будешь позаботиться об Угольке и Пепле.
Она повернулась и прищурилась на меня:
– Уголек и…
– Немецкие овчарки. Большие. Ты ведь ладишь с животными?
Снова улыбнулась:
– Чудесно. – Вылезла из машины, протопала к багажнику, щелкнув, открыла его.
А я вытащил мобильник и набрал номер Хитрюги. Подождал несколько гудков.
Багажник захлопнулся, Бабз появилась у водительского окна в пуленепробиваемом жилете поверх футболки. Под мышкой короткоствольный дробовик.
– Ну что, мы готовы?
«Сузуки» качнуло, когда я выбирался в холодную ночь. Слабый запах дизельного топлива и рыбы смешивался с медистым запахом ржавого металла. Кивнул на дробовик Бабз:
– Потом сберкассу пойдешь брать?
Она щелкнула затвором, и стволы опустились вниз, выставляя напоказ внутренности.
– Ты даже представить не можешь, как часто Тэтчер мне помогала. Она очень преданная девочка.
Пара толстеньких красных патронов скользнула в отверстия, щелкнул затвор.
– А что, сообщить о нас хочешь?
Я моргнул пару раз.
– Все в порядке, только если кто-нибудь спросит, ты говори, что свою девочку в доме нашла, ладно?
Пожала плечами. Потом ссутулилась и похромала к воротам. Широко расставила ноги и нажала на кнопку звонка.
Ничего.
Пока Элис выбиралась из машины, я подошел к багажнику и вынул лом. Он был достаточно длинный, почти с трость для ходьбы. По крайней мере, одна рука будет свободна. Достал строительный нож, проверил лезвие, сунул в карман брюк.
Где-то в глубине свалки раздался приглушенный вой. Потом ворчание и лай, все громче и громче, топот лап. А потом – БАМ! – что-то большое врезалось в ворота с другой стороны, отчего металлические листы вздрогнули. А потом оно отскочило назад, и еще один удар – БАМ!
Элис попятилась от забора, прижимая ладонь к животу, как будто изжога еще не прошла:
– Может, разумнее будет вызвать поддержку, в смысле, у нас ведь нет никаких особенных полномочий, как вы…
В проеме между створками ржавых металлических дверей мелькнула шерсть. Лязгнули зубы. Собака еще раз врезалась в забор – БАМ!
Уголек и Пепел.
Хорошо еще, что ворота на цепи накрепко.
Бабз втянула щеки, вздернула бровь:
– Может такое быть, что его дома нет?
БАМ!
– Он дома.
– Хорошо. Не очень хочется шум поднимать, чтобы просто выяснить, что его дома нет. – Хмуро взглянула на колючую проволоку. – Тут через ворота не перелезешь. Пойдем напролом, Мальчик-с-Ломом.
БАМ!
Да… А может быть, нет.
– Слушай, между собаками и нами только эта цепочка. Бабз опустила дробовик на уровень живота:
– Не берите в свою хорошенькую головку, мистер Хендерсон. Мы с Тэтчер о вас позаботимся.
Я поднял лом, сунул загнутый конец между замком и скобой. Выдохнул со свистом. Боб-Строитель все так же сидел на своем месте, на заднем сиденье. Наверное, ему очень хотелось помочь. Конечно, было бы куда спокойнее иметь его на нашей стороне. Но это автоматически превращало Бабз в свидетеля – да, офицер, хочу сообщить вам, что я видела мистера Хендерсона с пистолетом в руках. А когда миссис Керриган всплывет с отстреленной мордой…
Да, лучше не надо.
Махнул рукой на «сузуки»:
– Элис, сядь в машину.
Загремела цепь, громадное мохнатое тело снова врезалось в ворота.
– Ты уверен, что нам не надо…
– В машину. Быстро!
Повозившись с ключами, она забралась внутрь. Захлопнула за собой дверь. Щелкнула дверным замком. Уставилась на меня расширенными от ужаса глазами.
Я повернулся к воротам. Сделал глубокий вдох.
– Так, на счет три. Раз. Два. Т…
Ночь прорезал резкий голос:
– УГОЛЕК! ПЕПЕЛ! А НУ, ЗАТКНИТЕСЬ, МАЛЕНЬКИЕ ЗАСРАНЦЫ! ИЛИ Я С ВАС ЖИВЫХ ШКУРУ СПУЩУ!
В щели между створками ворот собаки замерли, как на картине, – пасти разинуты, языки вывалились, зубы оскалены, мышцы на холках подрагивают. Потом повернулись и стали вглядываться в глубину свалки.
Из сумрака появился высокий худой мужчина, на нем не было ничего, кроме драных джинсов. В одной руке бутылка «Гленморанджи», в другой – громадный мясницкий нож. Грудь и руки вымазаны в чем-то черном и красном, кровь на джинсах и босых ногах. Торс крест-накрест пересекали шрамы, одни старые и бледные, другие, яростно-красно-бордового цвета, стягивали грудную мышцу, и кожа между ними была вроде загорелого треугольника. Грива черных волос свешивалась на покрытый морщинами лоб, седые усы закрывали верхнюю губу. Мешки под глазами, узкими, как ножевые раны. И лицо, вырезанное из гранита и всякой разной человеческой боли.
Оскалился и свистнул.
Псы сорвались к нему, молчаливые и угодливые.
Бабз опустила дробовик, криво улыбнулась:
– Он того… гораздо лучше выглядит, чем я воображала.
Никогда бы не подумал, что буду рад увидеть Раскольника Макфи.
