Глава одиннадцатая. Всё заново

Преследовать отступавшего врага уральцы не стали, не было сил. До холодов оставалось совсем немного, выжившие спешно отстраивались. Меньше всего пострадал Прииск, куда угры подошли поздно, он пробыл в осаде всего две недели. Все остальные селения – Выселки, Пашур, Виляй, Вишур и другие – сгорели, а жители едва успели скрыться в лесу, оставшись без домашнего скота, съеденного начисто, и имущества.

Четыре сотни пленных угров валили лес, уральцы спешили отстроиться до холодов. Пароходом из Соли-Камской привезли слюду для окон, часть пленных дружно штамповали кирпичи для печей. К удивлению Белова, дома вырастали за пару дней, к середине ноября все уральцы жили в тепле и под крышей. Пришёл черёд мастерских и подсобных помещений, в том числе и для пленников, их решили отпустить не раньше чем через три года, в зависимости от работы. Полностью восстановили разрушенное и сгоревшее хозяйство уральцы к концу января, уже восьмого года жизни Белова в этом мире.

Только тогда он разрешил Сысою и Кудиму рейд возмездия, сначала на юг, проверенной дорогой. Сорок всадников с тремя пушками управились за неполный месяц, безжалостно истребили всех шаманов южных угров, сожгли их жилища. Теперь уральцы даже не заговаривали о союзе, расстреливали каждого, кто пытался сопротивляться. Из набега командиры привезли двести подростков на санях, полторы сотни женщин пришли сами, вдовы погибших и жёны пленников. Они предпочли уйти с победителями, которые обещали жильё, работу и питание даже вдовам, нежели оставаться на голодную смерть, неминуемую без мужей. Эти сто пятьдесят семей быстро влились в общество уральцев, к лету семейные пленники уже не помышляли о возвращении в прежние роды, искренне считали себя уральцами. Они отстроили дома по уральскому образцу, с печами и двойными рамами, намереваясь после трёх лет отработки остаться. Со своим пофигизмом угры легко приспосабливались к резким поворотам в судьбе, не теряя природного оптимизма.

Вылазка на север затянулась до двух месяцев, но уральцы были обязаны себя обезопасить. Туда в конце февраля отправился сам Белов, в сопровождении дружинников. Все сожжённые угорские селения, союзные уральцам, к тому времени отстроились и были обнесены частоколом. С собой уральцы везли отряд пушкарей с четырьмя орудиями, его оставили гарнизоном в самом северном селении. Теперь не могло быть и речи о содержании дружины за счёт Белова. Закончилась эпоха добровольности, на все угорские селения налагалась небольшая дань по содержанию пушкарей, их обустройство и прокорм. Со старостами, предавшими уральцев, не стали церемониться, час на сборы семье и на санях в Уральск, оттуда караван «ссыльнопоселенцев» уже в марте отправился за Урал, искупать вину работой на рудниках и в мастерских. Все административные дела немного задержали отряд уральцев, но северные угры всё равно проворонили приближение мстителей.

Пленники давно рассказали и нарисовали, в силу своих способностей, все становища и дороги к ним, с подробным описанием жителей и выживших шаманов с их привычками. Уральцы передвигались быстро и беспощадно уничтожали шаманов вместе с прислужниками и помощниками. По отработанной схеме детей старейшин и большинства жителей забирали в заложники, а сами жители обязывались к дани на содержание гарнизона крепостей и к вире. За всё – за набег, за убитых и раненых людей, за уничтоженное имущество уральцев, за потраченные нервы, в конце концов. После поголовного истребления шаманов во всех родах, воевавших с уральцами, оставшихся в живых старейшин родов уральцы обязали к концу лета отстроить четыре крепости на верхней Каме и её притоках. Подробное описание и размеры крепостей вместе с необходимым строительным материалом и припасами старейшинам вдолбили в головы и нарисовали на бумаге. К началу строительства все роды обязались за зиму подготовить необходимое количество брёвен, а после половодья уральцы прибудут для контроля сами. Рейд дружины, жёсткое подавление любого сопротивления, безоговорочное превосходство огнестрельного оружия, особенно пушек, над стрелами и копьями аборигенов, дали свои результаты. Ни в одном роду возражений не возникало, особенно после предупреждения Белова:

– Те из вас, кто не захочет жить с уральцами, могут откочевать, – при этом глава уральцев улыбнулся, – на левый берег Камы. Там, пока, уральцы вас не тронут. Если вы уйдёте в леса на правом берегу Камы, найдём и уведём весь род за Урал или на Прииск. Дети будут учиться, а мужчины работать в наших мастерских, но в подчинении мастеров, а не старейшин рода.

Сыщик не без основания полагал, что старейшины захотят сохранить свою власть и не рискнут убегать от уральцев. Тем более что уральцы оставили взамен уведённых подростков и конфискованных мехов немного ножей, топоров и других изделий из железа. Стоимость товара была незначительной для самих уральцев, но, по мнению многих угров, практически соответствовала ценности отобранных мехов и уведённых детей. Как оказалось позже, на правый берег Камы рискнул уйти только один немногочисленный род угров, остальных вполне устроила жизнь под контролем уральцев, зато с возможностью обмена добытых мехов на отличное железо.

Самым неожиданным результатом рейда на север стало то, что северные роды угров, не воевавшие с уральцами, с левого берега Камы, неожиданно сами попросились в состав уральского союза. С севера прибыли в Уральск не только триста двадцать подростков обоего пола, но и делегация из восьми старейшин, просивших Белова взять восемь родов северных угров из-за Камы под своё покровительство. Практичные лесовики объяснили свою просьбу бесцеремонно просто.

– Ты, однако, сильнее наших шаманов, – говорил их старший, глядя трахомными слезящимися глазами на Белова, – у соседей шаманов убил, а железо дал. Теперь соседи на нас нападут, шаманов убьют твоим железом, меха отберут. Кто защитит наши роды от злых духов и врагов? Кроме тебя некому, бери, однако, нас к себе.

– Присылайте ко мне ваших шаманов, – решил Белов, чтобы не возвращаться, – со всеми учениками. А от каждого рода по двадцать подростков обоего пола. Тогда возьму вас под своё покровительство.

Готовые к этому старейшины сразу согласились и вынесли привезённые меха на обмен, хитрецы явно решили заранее согласиться со всем, лишь бы прикупить железных топоров и ножей. Северная граница уральцев продвинулась на триста вёрст с лишним, захватив побережье Камы, от самых истоков. Теперь вся полупетля, образованная Камой в верхнем течении, до границы с Булгарией, стала исключительно уральской землёй. А на юг граница сдвинулась ещё на сотню вёрст за левый берег реки, там уральцы также заложили крепость с четырьмя пушками и целым выводком голубей, обеспечивавших быструю надёжную связь. Их ребята выпускали через каждые два дня, даже при отсутствии новостей, наоборот, именно отсутствие голубей могло стать главной новостью. Обратно голубей привозили каждые две недели специальные караваны, состоявшие из молодых дружинников.

С новыми подростками и пленниками население Уральска ещё зимой достигло полутора тысяч. К пленникам, заслышав разрешение жить с семьями, продолжали приходить их жёны и дети. В Бражинске никому, кроме мастеров и рабочих, занятых на оружейном, сахарном и серебряном производстве, Белов селиться не разрешал. Всё равно, с учётом детей, население Бражинска подходило к тысяче жителей. Здесь же поселился и долгожданный земляк Белова – Фёдор Васильевич Попов.

Как оказалось, он попал в этот мир в одно время, скорее всего даже в одну ночь с Беловым. Только ему не повезло, Попов был на охоте и перенёсся вместе с палаткой прямо на середину Камы. В реке всё своё имущество он и утопил, еле выбрался на берег, простыл и уже в горячке добрался до ближайшего селения. Добродушные селяне приютили чужака, вылечили. А после Фёдор Васильевич так и остался у одинокой вдовы, в примаках. Деревенский тракторист легко вписался в общину, чей уклад не сильно отличался от привычной сельской жизни. За исключением полного отсутствия картошки и самогона. И если слабая бражка могла служить жалким подобием спиртного, то репа, даже в пареном виде, на картошку не походила.

Первый месяц в Уральске Фёдор питался исключительно картошкой, до полного пресыщения. Разговаривая с ним, Белов как-то заикнулся, что нет механиков. Солярки и бензина полно, а двигатель собрать некому. Попов совершенно равнодушно обронил, чего тут собирать, дизель своего ДТ он с закрытыми глазами соберёт, сколько лет перебирал ходовую гусеничных тракторов и «беларусей». Тут его Белов и запряг, не хуже иного работорговца.

– Фёдор Васильевич, – чуть не встал перед ним на колени бывший сыщик, – собери дизель, хоть самый маломощный, и самую простую машину. Мастеров дам два десятка, только собери дизель.

– А бензиновый двигатель, почему не хочешь, – удивился Фёдор, – он мощнее будет.

– Там свои трудности, генератор надо, свечи, с электрооборудованием напряжёнка, – объяснил старейшина.

– Соберу, отчего ж не собрать, – согласился деревенский тракторист.

После этого разговора Третьяк с самыми толковыми мастерами не вылезал из мастерской Попова. Судя по количеству медных и стальных отливок, первый дизель был не за горами. Правда, теперь называть его дизелем было неправильно, надо иначе, поповым, что ли? Ну, это вопрос не принципиальный, лишь бы все получилось. В ожидании двигателя новый нефтеперегонный заводик в окрестностях Уральска заканчивал перегонку нефтяных запасов, привезённых с юга. В новых мастерских подручные мастера Железки доводили до ума паровые машины, с учётом испытаний в плавании до Усть-Итиля. Арняй с друзьями телефонизировал Уральск, полностью закончив работу в Бражинске.

Сам Белов почти всю зиму занимался перевооружением уральцев, так как практически все ружья вышли из строя либо потеряли точность боя. Низкокачественный порох при частой стрельбе разъедал стволы не хуже кислоты, собственно, кислота и образовывалась от продуктов горения пороха. Не меняя калибра, сыщик решил вооружить дружинников двустволками. Вышли они тяжеловатые, около восьми килограммов, но уральцы были не избалованы и такой вес считали лёгким. Для дальней стрельбы изготовили два десятка длинноствольных ружей, способных на эффективный огонь до пятисот метров. Пришлось заменить восемь пушек да изготовить десяток новых, для трёх строящихся пароходов и крепости Выселков. Их заново отстроили и обнесли стеной, не китой, как в Уральске, а обычным частоколом. Зато теперь все уральские городки вдоль Камы способны себя защитить от небольшой армии.

Несколько рацпредложений Фёдора Васильевича ускорили производство патронов и снарядов, но дешевле они не стали. До сорока процентов прибыли, полученной при продаже железных инструментов и охотничьего оружия, уходило на производство патронов. Учитывая, что дружина выросла до сотни человек, да обещания, данные ватажникам и служилым казарам, патроны могли разорить лучше всяких врагов. Без расширения торговли и новых поступлений мехов уральцы рисковали остаться безоружными или голыми. Белов понимал, что уровень жизни уральцев должен быть заметно выше, чем у окрестных племён, иначе не будет притока новых людей, мастеров.

Размышляя об источниках дополнительной прибыли, он даже подумывал о введении налогов, но удержался. Налоги надо вводить только на благоустройство городов и селений, чтобы каждый житель видел, куда ушли его средства, и мог проконтролировать их расходование. Пока основной доход уральцы получали от перепродажи мехов, вырученных за железные изделия, от сахара, как ни странно. Вырубленные за осень делянки зимой активно корчевали, почти все новые площади бражинцы планировали засадить сахарной свеклой. Урожай свеклы, собранный осенью, переработанный в сахар, при продаже в Булгаре и Усть-Итиле мог дать прибыль больше, чем от торговли железными товарами. Мудрый старейшина лишний раз убедился на этом примере, что на удовольствия люди средств не жалеют.

Однако зацикливаться на одном сахаре Белов опасался, как ни скрывай свёклу от чужаков, через пять-десять лет её будут сажать все соседи, сахарная монополия исчезнет. А высокотехнологичные изделия, вроде телефона и часов, приживаются медленно, пароходы никто покупать не желает. Нужно искать оригинальный продукт для торговли, вот именно, что продукт. Конфеты, что ли, начать выпускать, да в обёртке. Тут точно конкурентов не будет, жаль, бумага пока некачественная.

В середине января вернулись ватажники с огромным грузом мехов, моржового клыка и тюленьего жира. Только за этот груз не жалко отдать обещанные ружья, а парни смогли основать две крепости, как обещали, на Печоре и Каме, почему, собственно, и задержались. Срочно набрали два гарнизона в эти крепости, в основном из торговцев и пленных угров-южан. Рисковать пушками Белов не стал, вооружил всех командиров крепостей револьверами и придал каждому гарнизону трёх варягов, на год, до следующей замены. Варяги, не потерявшие за всё время службы уральцам ни одного человека, зато насмотревшиеся на невиданные сражения и оружие, приняли уральцев сердцем и служили без всякого принуждения. Среди них даже заходили разговоры о получении огнестрельного оружия за удачную службу.

После отправки каравана на север Кисель напомнил о постройке крепости на Волге, куда просились больше сотни уральцев да сотня пленников с семьями. Из них два десятка служилых казар, знакомых с тамошними условиями и знавших соседние племена. Причём Белову даже не требовалось отвлекаться на подготовку и снаряжение этих поселенцев. Кисель с друзьями не только всё продумали и обговорили, но и организовали всё на 90 процентов, им требовалось только официальное разрешение старейшины. Парни предусмотрели буквально всё, от транспортировки срубов, разобранных и уложенных на баржи, до необходимых деталей по строительству кирпичных и черепичных мастерских. От нужного объёма семян до обменного товара для кочевников, обещавших коней и домашний скот. С этими планами глава уральцев согласился, выдал всё, что необходимо, со складов и пожелал удачи.

Хотя и без того этой зимой Белову пришлось несладко, впрочем, не одному ему. Все уральцы трудились зимой практически без выходных. Еженедельные соревнования превратились в ежемесячные, еженедельными остались только тренировки в очень усечённом составе команд. Сам Белов работал с таким напряжением разве что в первую свою зиму, остальные годы давались гораздо легче. К счастью, мало кого приходилось заставлять, не только командиры показывали пример своей занятостью, много помогали священники и учителя, ежедневно напоминавшие молодёжи о защите уральцев, нового рода, от возможных врагов. Все спешили до навигации подготовиться к любой неожиданности.

Белов и Силя не слезали с сёдел, организуя в новых присоединённых родах плотную оперативную сеть информаторов. Они сделали вывод из прошлого года, когда все нападения на уральцев были инспирированы именно шаманами. Сейчас все шаманы, их ученики и близкие родственники из окружающих родов, избежавшие смерти, жили в Уральске, под плотным прессингом Сурона, Белова и других командиров. Их распределили по разным мастерам и группам, готовили к работам в различных мастерских и больницах уральских городов, не оставляя свободного времени и сил на возможные прохиндейства. Наиболее авторитетные и опытные были привлечены к обучению, передавали навыки гадания и камлания уральцам, достаточно взрослым для сохранения здравого смысла и верности новому роду.

Аналогичную оперативную подготовку получали все торговцы, с навигацией собиравшиеся отплыть за товарами. Влада, Белов, Тороп и другие вдалбливали в головы ребят жизненную важность своевременной информации. Отрабатывались цепочки передачи сведений, организовывалась надёжная связь. Больше всех доставалось пленникам, те работали до шестнадцати часов в день, правда, при отличной кормёжке и добротной одежде. Скидка была исключительно женатым, поселившимся в Уральске навсегда. Лекарки, принявшие на обучение полсотни девушек, успевали не только следить за санитарией, обрабатывать ранения и травмы, но и продолжали эксперименты по пенициллину и прививкам от оспы. Все мастерские не останавливали работы, даже при переезде в Уральск.

К началу апреля этот город стал крупнейшим уральским промышленным центром. Именно тогда Алина порадовала мужа первыми зеркалами из уральского стекла. Пока они получались маленькими, их надо было доводить до готовности шлифованием, но прозрачное стекло мастера уже научились делать плоским и гладким. Фёдор Васильевич взялся добровольно курировать изготовление паровых котлов, те сразу стали компактнее и надёжней в работе. Бывший тракторист знал массу практических уловок, о которых не пишут в учебниках, уверял земляка, что новые паровые машины будут работать без капремонта не меньше двух сезонов, а мощность вырастет вдвое.

Едва стал сходить снег, кругом вытаивали обгоревшие руины зданий, до которых осенью не дошли руки. Это был уголь, почти готовый к употреблению, не только в качестве таблеток, но и любимым в детстве способом – чёрным порохом. Белов давно собирался производить дымный порох, как отвлекающий внимание от пироксилина, так и в качестве самостоятельного взрывчатого вещества. Селитры привозили из Соли-Камской более чем достаточно, сера шла побочным продуктом при получении меди, угля этой весной было много. Пленники начали свозить огромные кучи угля к Уральску, где с нарочитой секретностью Белов набрал два десятка учеников, занявшихся изучением и производством чёрного пороха, в мастерской неподалёку от Уральска. До производства качественного пороха сыщик надеялся добраться к следующему году, хотя бы до примитивных пороховых мельниц. Но как простейшую взрывчатку для горных работ и обороны дымный порох стали готовить в начале мая. Дело это интересное, почти сразу группа ребят разделилась на производственников, искавших улучшение технологии изготовления стандартного пороха, и экспериментаторов, начавших работу с различными добавками, в целях отыскания других компоновок. Эта же группа занималась изготовлением бикфордовых шнуров, а впоследствии сами придумали спички.

Зато засекретил пороховую мастерскую Белов по высшему разряду. Все работники жили отдельно, посторонних туда не допускали, не говоря о приезжих торговцах, которым сразу говорили: «Туда нельзя под страхом смерти». На этом фоне нежелание допускать приезжих в Бражинск проходило незаметно, тем более причину приводили иную. Мол, не отстроен город, в руинах лежит, стыдно перед гостями. Зато охрана Бражинска за зиму отшлифовалась до профессиональных высот, причём не только города, но и посевов сахарной свёклы. Бражинцы с помощью пленников отстроили вокруг городских посевов три десятка караульных избушек, где с весны поселились с собаками добровольные охранники – из семей, имевших свои посевы свёклы, а других в городе не было. Дежурства разбивали на несколько суток, а окрестности патрулировали мальчишки, вылавливавшие чужаков почище пограничников.

Навигация началась рано, за последними льдинами вниз по Каме уплыли строители новой крепости на пяти пароходах и множестве лодок и барж, загруженных разобранными срубами крепости и домов. Одновременно с ними расплылись первые торговцы, вернувшиеся уже в середине мая, из разорённых и обескровленных войной мест мехов поступило меньше, зато дальние соседи расторговались изрядно. К июню мехов было выменяно больше прошлогоднего, к этому времени возвратились пароходы, уплывавшие с Киселём на Волгу. Белов отказывался называть реку Итилем, исключительно Волгой, и того же требовал от своих уральцев. Пароходы и новенькие баржи грузили материалами и отправляли обратно, уже с мехами, для торговли на Волге. Не успели отправить, как прибыли на двух лодках сваты с женихом для Ивы.

Тут пришлось Белову раскошелиться, гулянье с подарками и катанием на пароходах продолжалось неделю. Жених не возражал против венчания в храме, согласился забрать в Персию одного священника и построить подобный храм для молодой жены в Киркуке. Его сваты пропустили большую часть гуляний, занятые торгом с Беловым и Владой, те торговались больше для вида, понимая выгоду от установления прямых связей с персидскими купцами.

Уезжала Ива не одна, с ней согласились плыть и напросились два десятка девиц из родной Липовки. Кроме священника, под предлогом участия в свадьбе, плыли трое торговцев-разведчиков из родни. Свадебные подарки Белов выбирал с намёком – пара телефонов, ими девушка умела пользоваться, и запас аккумуляторов был достаточен на год, часы-ходики, большое зеркало, печка-буржуйка из числа первых экземпляров, большой запас мыла. Всё это сверх положенной мелочи вроде одежды и спального белья. Всем уплывавшим в Персию сделали прививку коровьей оспы, лучше защитить своих людей Белов пока не мог.

Отплывали молодожёны вместе с торговой миссией в Усть-Итиль, главой которой на этот раз был Тороп, Белов решил пару лет никуда не уезжать. Тороп брал с собой нескольких торговцев с варягами, для попытки основать торговое представительство в казарской столице. Плыли уральцы на тех самых трёх пароходах, с замененными двигателями, каждый из которых тянул за собой баржу с грузом. Кроме продажи товара, Тороп собирался по наущению Белова, пригласить или купить не меньше десятка мастеров-строителей из камня. Пока всё, на что были способны уральцы в кирпичном строительстве, не выходило за рамки печей и корявых складов. Строить каменные дома в будущей столице с таким умением было стыдно, а они были необходимы. Такие же инструкции получили и торговцы, уплывавшие в Персию, сваты обещали им помочь.

О торговле с Булгарией можно было не волноваться, булгарские купцы прибывали через день, хоть и на небольших лодках, но постоянно. Они стали, как ни странно для Белова, основными потребителями уральских драгоценностей, золотых и серебряных, с камнями и без них. Даже богато инкрустированные зажигалки подпадали под их интерес. Общаясь с ними, уральцы умудрились выспросить, что большая часть украшений перепродаётся на верхней Волге, в обмен на дешёвые льняные ткани. Зато теперь уральские мастерицы были обеспечены недорогой шерстью, а запасы зерна стали достаточными для двух лет неурожая.

Вернулись казары с Южного Урала, с грузом мехов и сообщением об основании крепости. Белов оказался прав, для конных путников дорога в триста верст по лесостепи достаточно быстрая и простая. Зозуля прислала подробный отчёт с перечислением необходимых припасов и мастеров. Уральцы за год там не только отстроились, но и выплавили первый чугун, основная нужда была, понятно, в боеприпасах и строителях. Мастера по железу обещали справиться своими силами, благо аборигены зауважали их после получения первого железа, пока конфликтов с местными жителями не было. Основная перестрелка возникала при пересечении саксинских и башкирских степей, где степняки, по обычаю, попытались пощипать купцов, за которых приняли уральский караван.

Отмечая на карте маршрут, уральские командиры сошлись во мнении, что неплохо поставить на пути пару крепостей, хотя бы в верховьях реки Уфы. Но также согласились с Беловым, людей для этого нет. Поэтому через неделю отдохнувшие казары получили плату для себя и других, с запасами пороха и разобранным токарным станком, в сопровождении тридцати пленных северян-угров, отправились обратно. С ними отправился священник с большим запасом церковной утвари.

За ними приплыли на плотах по Каме гонцы из Зауралья, кроме обычного запаса мехов привезли сотню килограммов золота, два ведра изумрудов. Там железа пока не нашли, только отстроились, поэтому просили уральских изделий и старателей по железу. Зато священники поработали отменно, все окрестные роды исправно посещают храм, вожди и старейшины многих селений частью уже приняли уральскую веру. Спускались гонцы по Чусовой, в опасных местах не рисковали, шли пешком, затем заново рубили плоты. Неудобно, зато безопасно, племена местных угров малочисленны и не агрессивны. Гонцы показали на карте, где удобней строить крепости, чтобы помогать при перевозке товаров за Урал и обратно. Даже не крепости, достаточно простых зимовий.

Тут Белов дал себя уговорить, обратно гонцы отправились не только с мастерами и припасами, в число которых вошли три почтовых голубя, но и с двумя командами для строительства небольших зимовий на Чусовой. Опять возникал постоянный вопрос, где взять надёжных людей, поэтому половину строителей крепостей составили пленные угры, из числа самых спокойных. Белов проводил этот караван до первой предполагаемой крепости, прошёл немного выше по Чусовой и убедился, что с годами река не изменилась, разве в этом мире полноводней стала. Многие пороги, запомнившиеся в молодости, покрыты глубокой водой, поэтому проходимость Чусовой в этом мире была более-менее нормальной. Там же он испробовал самодельную взрывчатку из дымного пороха, расчистив направленными взрывами завал на реке, потом площадку под зимовье на скалистом берегу.

Аборигенам, наблюдавшим уральцев, такие действия пришлись не по душе, буквально через день целая делегация вышла к строящемуся зимовью с дарами. Кроме традиционных мехов, представители угорского рода преподнесли полное лукошко разноцветных камешков. Среди них были не только самоцветы, но и каменный уголь, образцы слюды, колчедана. За всё это угры просили грозных пришельцев не уничтожать реку и горы. Каково же было их удивление, когда Белов объяснил, что уральцы не тронут всё это, и подарил железный нож и несколько наконечников для стрел. Дальше было проще, аборигенам объяснили покупательную способность мехов и отдельных камушков, после чего те удалились, но ненадолго. Короче, обратно Белов плыл с немалым запасом мехов и самоцветов.

Отдохнув в обществе семейства иков, сыщик добрался до Лея, с которым за последний год редко встречался. Дела у чудина шли неплохо, хотя ему явно хотелось большего. Второй год в пещерной мастерской два десятка его соплеменников отрабатывали технологии изготовления радиодеталей с заданными параметрами. На взгляд Белова, результаты были великолепными, а чудина они не устраивали. Он собрал вокруг пещеры небольшое поселение соплеменников и постоянно проверял результаты воздействия радиоволн на них, особенно на немногочисленных детей. Пока никаких изменений в развитии детей и взрослых не наблюдалось, Лей воспринимал это отрицательным результатом, что не добавляло ему оптимизма. Пришлось Белову немного поработать с его оптимизмом, добавив пользы для себя.

– Почему ты ждёшь результатов от жалкой пародии на радиопередатчики? – начал он разговор. – Мощность твоих радиостанций по влиянию на чудина практически не отличается от естественного радиофона звёзд и вулканов. Чтобы давление радиофона хотя бы уподобить тому, что действует на жителей моего мира, нужны следующие изменения. Во-первых, надо расширить диапазон радиопередач, от длинных волн до коротких и ультракоротких. Тот жалкий передатчик на средних волнах, который мы слепили, может, вообще не влияет на человека. В моё время, кстати, сильнее всего на людей влияли именно КВ и УКВ-излучатели.

Во-вторых, надо усилить мощность и довести до круглосуточного воздействие радиопередатчиков, причём не простым фоном, а трансляцией музыки, текстов и прочей информации. Далее, основным источником излучения в наше время считался телеэкран, до которого нам с тобой ой как далеко. Поэтому я предлагаю собирать с Урала всех чудинов и разворачивать настоящую радиопромышленность. Со своей стороны, надеюсь в ближайшие годы устроить для вас постоянный источник электрического тока, достаточно мощного для экспериментов с телевидением и мощными передатчиками. Работы у нас с вами непочатый край, не на одно десятилетие. Вот когда мы сделаем всё, о чём я рассказал, и не будет результатов, – развёл руками Белов, – только тогда можно начинать огорчаться, не раньше.

Ошеломлённый Лей даже не предполагал таких затратных по времени и объёму работ, но вынужден был согласиться с приятелем, логика в его рассуждениях наличествовала. Про источник мощного тока уралец не обманывал, на соседних к пещере речушках вполне можно установить генератор, работающий от турбины. Другой вопрос, что ни генератора, ни турбины не было, их предстояло создать. Пока же уральский старейшина пообещал утроить количество поставляемых чудинам аккумуляторов. Много проблем вызывало производство изолированного провода для трансформаторных катушек. Если выдерживать необходимое сечение ещё удавалось, то изоляция была отвратительной, непомерно толстой и ненадёжной. Огромные сложности были практически по всем направлениям работы, при их обсуждении Белову оставалось ссылаться Лею на опыт человечества в двадцатом веке, когда от первых радиопередатчиков Попова и Маркони до первых же телевизоров Зворыкина прошло чуть больше двадцати лет.

– При этом, – успокаивал Белов друга, – люди не знали, куда двигаться, тыкались со своими экспериментами в разные стороны. А мы с тобой имеем великолепную теоретическую базу, математический аппарат. Между прочим, – привирал он, – возможности человечества в технологическом плане практически не отличались от наших, в начале двадцатого века. По рекам плавали такие же пароходы, в войнах применяли почти такое оружие, станки на заводах немногим превосходили наши. Единственным и главным отличием человечества была его многочисленность и огромный технологический опыт, культура производства. Но это сказывается при массовом изготовлении продукции, а в экспериментальных установках различия не так принципиальны.

Выслушав доводы уральца, Лей решил отправить десяток молодых чудинов в Уральск, для обучения общим основам науки и культуры производства.

Получив подробный список необходимых материалов и продуктов, отставной сыщик отправился домой, оставив своего друга в глубоком раздумье. Он не сомневался, что Лей сможет воспользоваться его советами, в ближайшие дни отправит в Уральск своих соплеменников на обучение. Займёт это не один год, так, чудины живут долго, а Лей в особенности. В любом случае, последние годы наполнили жизнь исчезающего племени смыслом, это многого стоит.

Короче, лето восьмого года удалось на славу, пожалуй, впервые не было ни одного нападения на земли уральцев. Не считать же нападениями попытку ограбить караван на Южном Урале. Развернувшаяся торговля сняла все опасения Белова о разорении уральцев, уже в августе стало ясно, что прибыль, одна чистая прибыль превышает прошлогоднюю в пять раз, как минимум. Это в гривнах и ценностях, а в чём оценить почти полсотни переселенцев, перебравшихся в Уральск за лето? Конеферма Плавуни, отстроенная в третий раз, превратилась в небольшой городок с населением в сотню жителей. Уральцы рискнули поставить на частокол фермы пару пушек, со своими пушкарями, понятно. Сыщик подробно обговорил с Плавуней и приданными ему помощниками параметры коней, необходимых уральцам. Селекционная работа началась с весны, сразу по двум направлениям, выведению быстрых и выносливых скакунов и больших сильных тяжеловозов.

Немало порадовал огромный урожай сахарной свёклы, картофеля и других корнеплодов. На этом фоне спокойно прошло прощание с двадцатью добровольцами из Баймака и Иргиза, два года отслуживших в дружине. Белов на радостях выдал ребятам, кроме доспехов, новые двустволки с десятком патронов. Парни отлично служили уральцам, жаль было расставаться, хотя, по большому счёту, их города давно уральские. Да и отправлялись ребята не домой, а в охрану поселенцев по берегам реки Белой, второй год распахивавших вековые чернозёмы.

Кстати о чернозёмах… Пришли очередные вести от Киселя, там собрали первый урожай, его вполне хватало до весны и на посев. Крепость на Волге первое своё лето провела в мире, успев подготовиться к предстоящим невзгодам в полной мере. Склады были полны зерном и картошкой, сена накосили предостаточно, крыши покрыли черепицей, да и бревенчатые стены, где могли, обмазали глиной, опасаясь поджогов. Отой держал свой род в узде, молодёжь не безобразничала, столкновений с уральцами не было, слишком много выгоды получал его род от торговли и дружбы с уральцами.

В сентябре вернулся Тороп из Усть-Итиля, с трудом пароходы доволокли гружённые нефтью и хлопком баржи, расторговался уралец отменно, набрал заказов на будущее и оставил небольшой запас товаров для торгового представительства. Его уральцы рискнули оставить, не столько для торговли, сколько для разведки и завязывания знакомств среди персидских, армянских и византийских купцов. За неделю толковых связей не построишь, а выход в эти страны нужен. Если не сами поплывём, свой товар отправим. Как и обещал, привёз Тороп десяток мастеров-строителей, они сразу разошлись по окрестностям Уральска, выискивая строительный камень и материал для цемента. Не столько для охраны, сколько для обучения, к каждому мастеру уральцы приставили пару смышлёных парней, за три года контракта мастера покажут им многое, даже если не захотят.

Потом порадовали гонцы с Печоры, приплывшие с ворохом северных гостинцев. Они, среди прочих новостей, узнали, что аборигены из поволжских племён рассказывают про других бородатых людей, с железным оружием, которые приплывают с севера и запада. Нетрудно догадаться, что скоро предстоит столкнуться с ладожцами, будущими новгородцами. Торговцы они шустрые, да и пограбить не побрезгуют, надо северные крепости укрепить парой пушек, их решили отправить на санях по льду. Пусть медленней, да надёжней.

Пушки, кстати, поставили на поток и нарезали по две в месяц, можно и больше, да снаряды готовились медленно. За рабочий день набивали не больше десятка снарядов и сотни патронов, а увеличивать число рабочих Белов не хотел. Пока уральцы не поднимут уровень доходов раза в три-четыре против нынешнего. Тогда можно держать военные расходы в пределах пяти процентов бюджета, начинать гонку вооружений сыщик не собирался. За последний год все соседи и сами уральцы убедились, что способны разгромить войско в пару тысяч воинов. Причём главной ударной силой стали пушки, а не ружья, и количество залпов за сражение не превышало десятка. Основной стратегией защиты в ближайшие годы Белов считал изготовление необходимого числа пушек, чтобы защитить все уральские поселения. Учитывая кратковременность сражений и немногочисленность врага, для надёжной защиты крепости хватит боезапаса в пределах двадцати снарядов на пушку.

Уральцы и так содержали самую многочисленную среди соседних племён дружину на душу населения, с учётом пушкарей, даже больше получалось. Прошлогоднее нападение показало, что своей силой уральцы невольно провоцируют объединение и агрессию соседних племён. Белов хотел уйти от такого имиджа, не способствующего мирной жизни. Радовало, что уральцы обитали в глухом углу Европы, отгороженные от большинства племён Булгарией и непроходимыми лесами. Пока численность и доходы уральцев не позволят вооружить и содержать хотя бы тысячное войско, предстояло сидеть и не высовываться, развивая торговлю и разведку. На это потребуется от пяти до десяти лет, которые Белов намеревался использовать для развития техники, в первую очередь, строительства надёжного и компактного дизеля.

При практическом отсутствии дорог в лесных краях, а лесом было покрыто всё Прикамье и Поволжье, не говоря уже о Сибири, сколько-нибудь объёмные перемещения людей и грузов происходили по рекам. Исключение составляли степи, но туда сыщик не замахивался, зато создание мощного и скоростного дизельного двигателя позволяло бы освоить огромные территории. Причём быстро, без длительных переходов по тайге, что в условиях малой численности уральцев играло значительную роль.

Об этом много говорил Белов со своими товарищами, настраивая их на обучение максимального количества специалистов, на сохранение как можно длительного мира. Сурон еженедельно организовывал молебны о даровании мирной жизни уральцам, на которых присутствовали все уральские руководители. За лето спокойной жизни желание сохранить мир овладело всеми уральцами, даже Белов, сотворяя уже привычное коло правой рукой при окончании молитвы, искренне желал спокойной жизни. Увы, не зря говорят, что благими намерениями вымощена дорога в ад.

– Командир, к тебе какая-то женщина просится. Говорит, только с тобой желает встретиться, – голос дежурного на городских воротах глухо звучал в телефонной трубке. У Белова отчего-то ёкнуло сердце, внутренний голос буквально закричал об интересных новостях.

– Проводи её ко мне, я в беседке, – мужчина положил телефонную трубку. Встал, прошёлся по беседке. Дремавший на полу слева от стола Снежок тревожно вскинул голову, моргая круглыми глазами. Почувствовал волнение друга.

– Сиди, всё нормально, – вернулся в своё кресло мужчина, потрепал ирбиса на загривку. – Неужели, ещё один земляк отыскался?

Не успел глава уральцев допить свой чай, состоящий наполовину из богатого букета трав, как дежурный стражник подвёл к беседке женщину. Усадил её на стул для посетителей и после молчаливого кивка хозяина удалился. Белов внимательно смотрел на посетительницу, не торопясь завязать разговор. Та сжалась, испуганно глядя на дремлющего снежного барса, не решаясь начать разговор. Чем больше отставной подполковник рассматривал женщину, тем сильней становилась уверенность, что она не из этого мира. Посетительница была необычно высокого для аборигенов роста, одета в лохмотья, грозившие развалиться через пару шагов. Длинные волосы не скрывали измученного, когда-то красивого, лица, на котором выделялись тёмные глаза, с вполне читаемой тревогой, изучавшие самого Белова. Глядя на измученную женщину, ей нельзя было дать меньше сорока пяти лет.

Он перевёл взгляд на руки незваной гостьи, та непроизвольно постаралась их спрятать в складках одежды. Но мужчина успел заметить многочисленные царапины и шрамы, синяки и мозоли, сорванные ногти. Не выдержал, сам начал разговор.

– Из какого вы года?

– Из две тысячи пятого, – хрипло выдавила женщина и разрыдалась, закрыв лицо руками. Она плакала и не могла остановиться, её рыдания становились всё сильнее, угрожая перейти в истерику.

«Только истерики мне тут не хватало», – подумал Белов и поднялся, подошёл к женщине. Положил свои руки ей на плечи, стараясь передать настрой спокойствия.

– Успокойтесь, всё кончилось. Тут вам ничего не угрожает. Успокойтесь, я тоже из две тысячи пятого года. Всё будет хорошо.

Постепенно женщина успокоилась, всхлипы затихли, а наш герой тихим голосом начал свой рассказ, понимая, что расспрашивать её не стоит. Видимо, слишком много пережила «землячка» в этом мире. Чувствовалось, что не только побои, унижение, наверняка и надругательство.

– Я в этот мир попал, как и вы, из мая две тысячи пятого года, вместе со своим двухэтажным домом, из города Бражинска. Помните такой? Недалеко от Перми?

Гостья машинально кивнула, а Белов продолжил разговор, вкратце пересказывая свою здешнюю жизнь. Иногда он задавал риторические вопросы, на которые женщина машинально кивала. Постепенно она оттаяла, расслабилась, даже смогла назвать своё имя – Наталья. Заметив, что гостья успокоилась, хозяин предложил ей вымыться, переодеться, после чего продолжить разговор за обедом. Он не сомневался, что женщина голодна, так явственно бросалась в глаза её общая худоба.

Наташа легко согласилась вымыться и встала, сделала пару шагов к выходу, но тут же осела обратно. Шедший за ней на выход Белов испугался, подхватил её под локоть – что случилось?

– Боюсь, – снова потекли слёзы из глаз женщины, – боюсь тебя отпустить. Кажется, если отвернусь, всё исчезнет, снова окажусь в яме у шаманов. – Наталья опять разрыдалась, судорожно уцепившись руками за локоть хозяина.

– Ничего не бойся, я с тобой, – отставной подполковник за руку отвёл женщину в свою баню, где с вечера оставалась тёплая вода. Пока Наташа мылась, пришлось сидеть в предбаннике при открытой двери. Женщина настояла, чтобы он был на виду, и нисколько не стеснялась своей наготы. Невольно наблюдая за ней, когда гостья вышла одеваться в принесённую Алиной чистую одежду, сыщик изменил своё мнение о возрасте Натальи. Тело женщины, несмотря на ссадины, было молодым.

Позднее, за столом, после утоления «землячкой» первого голода, Белов выпоил ей пару рюмок настойки. Исключительно в лекарственных целях, для снятия стресса и расслабления организма. Только после этого, с трудом сдерживая рыдания, женщина рассказала о своей судьбе в этом мире. Ей не повезло, как Белову, и, даже, как Попову. Хотя молодая сельская учительница тоже попала в мае 2005 года в прошлое прямо в своём доме. Вернее, в доме, выделенном сельской администрацией для учителя одной из деревень Пермской области. Также Наталья проснулась утром в первобытном лесу, также начала свою робинзонаду с посадки картошки на ближайшей поляне. На этом общие черты заканчивались.

Оружия у молодой учительницы не было, поэтому три года она еле выживала, поневоле вела вегетарианский образ жизни. Питалась с маленького огородика, где выращивала капусту, редьку, лук и чеснок. Больше не было ничего. Жизнь научила девушку ловить рыбу, так она и перебивалась, с несолёной рыбы на несолёную же картошку и мороженую капусту с редькой. Три года жизни впроголодь заставили Наталью искать дорогу к людям.

– Лучше бы я этого не делала, – не выдержала и заплакала женщина, вспомнив то лето.

Тогда она вышла к большому угорскому стойбищу, обрадовалась, надеясь получить помощь и добраться до славянских краёв. Увы, в первую же ночь, когда угры убедились, что женщина одна, без защиты, её изнасиловали и за сопротивление жестоко избили. После этого побои и насилие продолжались почти месяц. Как она выжила, Наталья не помнит. Она кричала, умоляла, угрожала, обещала заколдовать своих обидчиков. Видимо, эти обещания и спасли её. Девушку приютил шаман. Теперь её жизнь изменилась, насиловал её только один человек, благодетель-шаман. Он же сделал её своей прислугой, дозволяя ночевать у дверей землянки, рядом с собаками. В свободное время шаман выспрашивал свою жертву о будущем, о жизни в других странах. Вонючий от прогорклого жира, не мывшийся с рождения, старик заставлял свою служанку рассказывать всё, что она могла вспомнить. От сказок до стихов и вольного пересказа классики. Один раз Наташа пыталась бежать, просто с отчаянья, не надеясь на лучшую жизнь, мечтая вернуться к своей полуголодной, но свободной жизни. Шаман лично её избил и посадил в яму, где женщина провела всё лето, буквально по колено в грязи и испражнениях.

Возвращённая с холодами в жильё шамана, больше Наташа попыток ослушаться хозяина не делала. Впрочем, после побега и вонючей ямы тот охладел к ней, как к женщине. Прожила у шамана девушка почти четыре года. Наташа физически чувствовала, что стареет, ночами хотелось выть на луну от безысходности. Тем более что из разговоров угров она поняла, что попала в глубокое прошлое, где нет России. С годами боль унижения притупилась, молодой организм хотел жить. Женщина осваивала женский труд, разделывала добычу, входившую в долю шамана, шила костяной иглой одежду из шкур, выделывала шкуры, собирала хворост, готовила еду. Свыклась с полуживотной жизнью, радуясь самому факту существования.

Изменилось всё месяц назад, когда шаману подарили стальной нож. Старик, наигравшись новинкой, отдал его служанке, а та рассмотрела на лезвии клеймо – соболь под знаком радикала! Неделю она не могла поверить своим глазам, изучала символ математического корня, неведомыми путями оказавшийся в первобытном мире. Забытые надежды вновь вспыхнули в её сердце, жизнь служанки в глухом стойбище стала невыносимой. Бежать, только бежать. Но годы среди первобытных угров многому научили Наталью. Побег она готовила тщательно, с учётом всех физических и психических особенностей своих хозяев. Она понимала, что поимка равносильна смерти, ей проще будет сразу покончить с собой, нежели гнить в яме ещё лето.

Поэтому женщина вспомнила всё, что знает. И решила утонуть на глазах у всех. Уральские речки мелководны, но быстры, с каменистым дном. На это всё было рассчитано, да на то, что угры не умеют плавать и боятся воды. На виду у половины стойбища служанка шамана сорвалась с крутого берега в глубокий омут и больше не выплыла. Никто не знал, что беглянка заранее прикрепила к своим лохмотьям тяжёлые камни, а за пазухой держала тростинку, вспомнив рассказы о казаках, дышавших через нее под водой. Проплыв под водой, сколько могла, женщина легла на дно, иногда схватывая глоток воздуха через тростинку. Быстрое течение волокло тело по дну, незаметно с берега, всего на метровой глубине. Так плыла женщина, пока не начала терять сознание от холода, усталости и боли. Однако побег удался.

Так и плыла беглянка по рекам, боясь встречи с любыми людьми. Её цель была одна – Бражинск и князь Белов.

Наталья выбрала обломок дуплистого дерева, в котором могла плыть, как в полузатонувшем челне, укрытая от посторонних взглядов. Дважды ей удавалось подслушать разговоры торговцев. По ним и сориентировалась выбраться возле Выселков, оттуда пешком до Бражинска. Повезло, можно сказать, живая добралась.

– Говоришь, князь? – улыбнулся Белов, до него уже доходили слухи, что его так называют на Востоке. – А сколько тебе лет, соотечественница?

– Там, дома в России, мне было двадцать три года. После пединститута два года успела отработать. – Без выражения ответила полуседая женщина, выглядевшая гораздо старше тридцати одного года. – Я же литератор, в доме до сих пор, наверное, книги лежат. Вся классика и учебники. Убей их, Белов.

– Кого? – не сразу понял старейшина уральцев. Потом догадался и спросил: – Шамана тоже?

– Всех, и даже детей, они постоянно меня били, измывались надо мной, почти каждый день, – устало, безжизненным голосом медленно проговорила Наталья.

– Хорошо, подумаю. Иди, отдыхай, поживёшь пока в моём доме. – Белов показал женщине санузел и отвёл её в гостевую спальню. – Если понадоблюсь, я рядом, вон моя спальня.

Сам старейшина уральцев отправился на старую кухню, где собирался посидеть за кружкой крепкого чёрного чая, практически чифира. С прошлого года он баловал себя иногда подобным лакомством, обходившимся в копеечку, но навевавшим воспоминания о молодости, о счастливых днях и сутках работы оперативником. Когда не нужна зарплата, нет никаких желаний, кроме азарта охотника, идущего по следу. Самому щемящему следу – следу человека. Правильно говорят психологи, нет ничего притягательней, чем охота на человека. Даже, когда в конце охоты дичь всего лишь попадает за решётку.

Устроившись за столом и прихлёбывая горячий горький напиток, Белов размышлял, что делать с обидчиками Натальи. Понятно, в её невзгодах сработало правило первобытного общества – без сильного рода человек беспомощен. Подобное могло случиться и с Беловым, и с Поповым, попади они в более жёсткие обстоятельства да в беспомощном состоянии. Тем более что женщина не считается равной мужчине, помнится, по Правде вдовы даже не могли наследовать умершим мужьям. Только дети или родственники мужского пола, примерно так. Однако история Натальи разлетится по Приуралью быстро, даже без её просьбы придётся заступиться за родственницу, иначе уральцы потеряют лицо в глазах угров. Это чревато войнами, как минимум, а то и восстаниями «своих» угров, что ещё хуже. Придётся отправляться в карательную поездку, причём самому и с Натальей.

– Можно я посижу рядом? – из спальни вышла смущённая Наташа. – Не могу заснуть, страшно, что всё это мне лишь приснилось, а на самом деле я умираю в яме шамана.

– Сиди, – что ещё мог ответить Белов? Он даже не догадывался, что и спать Наташа придёт в его спальню, ляжет на пол у двери. Ему и в голову не могло прийти, что с утра землячка из Пермской области будет сопровождать его круглые сутки, а он не найдёт в себе силы отказать измученной женщине.