14
Берта явилась рано поутру, как и обещала, в прочной куртке и с неизменной трубкой в зубах.
– Ветер поутих, – сказала она, отряхнувшись, – за мысом так и вовсе уже, считай, вода спокойная. Только дождь льет как из ведра, так что я вам, госпожа, тоже куртку принесла, от вашей-то одежки проку не будет.
Я кивнула с благодарностью, а Анна тут же взвилась:
– Что ты говоришь, старая?! У госпожи еще ноги не зажили, на дворе потоп, куда ты ее тащишь?
Я постаралась остановить ее жестом, показав, что все в порядке, пускай лучше о Селесте позаботится, но Берта успела вперед.
– Некогда ждать, – сказала она. – Я уж до рассвета выходила в море, покликала ведьму, может, услышит. А если услыхала, то разгневается, коли долго ждать придется. Ну а что до ног госпожи, так соленая вода распрекрасно лечит! Вот, видите, улыбается, значит, я правду говорю…
Обняв Анну и Мари, я написала им, чтобы берегли Селесту и не давали ей волноваться, а сама отправилась вслед за рыбачкой.
Берта не преувеличила: море сейчас было таким, как я любила, – самое время качаться на волнах! А дождь – что дождь? Пускай себе поливает, зато меньше любопытных глаз кругом: в такую погоду без нужды на двор не высунешься.
– Вот там, за мысом, я ее когда-то и повстречала, – произнесла Берта и указала в серую даль. – Мимо маяка сейчас не выгрести, там как раз волна высокая. Пойдем вдоль залива, в тех местах выплыть можно, если опрокинемся. Хотя не должны, у меня лодка надежная, сколько лет она меня кормит! Еще мой отец ее мне на свадьбу смастерил, ей сносу нет…
Лодка и впрямь оказалась что надо: тяжелая и устойчивая, и я была поражена, увидев, как старуха ловко берется за весла и отталкивается от берега.
– Сейчас-то что, – поймала она мой взгляд, – совсем одряхлела! А лет так десять назад я бы этой волны и не заметила. А ты позови-ка своих, пускай ведьме передадут, что ты явилась.
Я кивнула, свесилась за борт и застучала в воде прихваченным из дома молоточком по медной тарелке. Камнями, конечно, тоже было можно стучать, но так, по-моему, выходило куда слышнее.
И верно, не успели мы миновать первую линию рифов, как из воды показались мои сестры, ухватились за уключины и потащили лодку дальше в море.
– Куда, куда бортом к волне? – прикрикнула на них рыбачка и для острастки замахнулась веслом. – Потише, вы, негодницы хвостатые! Эта лодка постарше всех вас, вместе взятых, будет, имейте уважение!
– Не переживай, Берта, не утопим, – весело ответила старшая сестра и развернула лодку так, чтобы она резала волны носом. – Привет тебе от ведьмы, к слову!
– И ей привет передавайте, – проворчала та и ухитрилась раскурить свою трубку под проливным дождем. – Что, совсем одряхлела, всплыть не может?
– Кто ее знает? – пожала плечами другая сестра. – Не нам у нее спрашивать.
Тут, на большой воде, волны уже не казались страшными.
– Дальше не потащим, – сказала старшая сестра, легко взметнув длинное тело на кормовую банку. Остальные удерживали лодку на месте, а это было не так-то легко! – Дальше может пойти только она.
– На дно, что ли? – буркнула Берта.
– Да, на дно.
– Так у ней жабр нету или чем вы там дышите? Захлебнется же!
– Ничего, – ответила она и протянула мне склянку темного стекла, почти такую же, в которой было зелье, лишившее меня голоса. – Ведьма сказала, когда ты выпьешь это, то снова сможешь дышать под водой. Не насовсем, но, если ей не хватит времени, чтобы обо всем рассказать, то она даст тебе еще.
– Нет бы мне налила глоточек, – подала голос Берта, – хоть глянуть на старости лет, что за чудеса у вас на дне морском!
– Мы ей передадим, – серьезно ответила сестра. – Но откуда нам знать, вдруг так может получиться только с урожденной русалкой, а не человеком?
– Ну уж спросите, сделайте одолжение, – вздохнула Берта и глянула за борт. – Спрос-то денег не стоит… Ладно. Забирайте подружку да плывите отсюда!
– Сестренку, – поправила третья сестра. – Принцессу, между прочим, Берта, если ты не знала. Она у нас младшенькая, любимая.
– Поди ж ты! – удивилась рыбачка и поудобнее перехватила весла. – Знатная, выходит… Ну да хватит время тянуть! Мне еще возвращаться нужно. Сестру-то уж до берега доставите? Скажите только, куда именно, я там поджидать буду.
– Мы твою лодку отведем в бухту, где они с принцем всегда купались, – сказала старшая. – Там ветра почти нет. Только ты там все едино замерзнешь!
– Я? – непередаваемым тоном спросила Берта. – Да я зимой рыбачила! Понимала б ты что, селедка мокрохвостая…
Решив, что препираться так они могут сколь угодно долго, я открыла флакон и поднесла его к губам. Сильно пахло водорослями и еще чем-то неуловимым, но не неприятным, и я залпом выпила содержимое сосуда.
Горло обожгло, а потом я поняла, что мне стало душно на воздухе, как прежде: мы умеем дышать и под водой, и над нею, но быть наверху подолгу нам тяжело. Ведьма, должно быть, наделила меня не только человеческими ногами, но и возможностью не задыхаться на поверхности!
Однако рассуждать было некогда, поэтому я поспешила избавиться от куртки и прыгнула за борт. Сначала страшно было набрать полную грудь морской воды, но ничего не произошло, я и не заметила разницы! Вот только потом мне придется плохо: я помню, как выкашливала воду, приняв человеческий облик…
– Все в порядке? Дышать можешь? – спросила старшая, когда я вынырнула, я кивнула, и они повлекли меня в глубину.
Здесь волнение было едва ощутимо, а у самого дна и вовсе чувствовалось лишь слабое течение.
– Мы доставим тебя к ведьме, а дальше уж объясняйся с ней сама, – сказала третья сестра.
Жилище морской ведьмы сложно было не узнать: это был большой грот, добираться до которого предстояло по извилистому лабиринту из ядовитых полипов.
– Дальше нам нельзя, – сказала мне старшая сестра, – а ты отправляйся, дорогу ты знаешь.
Я говорила уже, что подводные лабиринты можно миновать поверху, но только не этот: грот был глубокий и широкий, а шевелящиеся стены из полипов занимали все пространство от дна морского до каменных сводов. Тут уж не всплывешь и сверху не взглянешь!
Помню, какого я натерпелась страха, когда явилась сюда в прошлый раз и пыталась отыскать нужный проход среди десятков, а то и сотен одинаковых… Хорошо еще, чувство направления у русалок, как у всех морских обитателей, отлично развито, не то бы я наверняка заблудилась. А так я хоть не сворачивала по десятому разу в один и тот же проход, заканчивающийся тупиком…
Плыть теперь не получалось: пришлось бы широко разводить руки, чтобы грести, хвоста-то у меня не было! Ну а полипам только того и нужно – коснешься их, и хорошо, если просто лишишься руки, а не останешься навсегда в их щупальцах, как те вот бедолаги… В прошлый раз я видела тут скелет русалки, хотя, быть может, с перепугу приняла за него остов какой-нибудь рыбины или даже дельфина. А череп… ну, череп мог принадлежать утонувшему человеку, его могло принести сюда донным течением. Или же ведьма просто так отмечала подступы к своему обиталищу, стремясь напугать незваных гостей…
При дворе говорили, дома колдунов обычно так и выглядят: заспиртованные уродцы в банках, неизвестные высушенные растения, чучела, устрашающие маски из далеких стран… Скорее всего, большая часть всего этого – просто хлам, призванный создать нужное впечатление у посетителя. Ведь если в кабинете ученого не будет книг или хотя бы чернильницы с пером, у аптекаря – склянок с разными снадобьями, у портного – отрезов ткани и прочего, клиент может и усомниться, что попал куда нужно. Словом, даже если что-то и не используется в ремесле, то хотя бы создает определенную атмосферу!
Атмосфера тут, что и говорить, была гнетущей. Признаюсь, мне вовсе не хотелось идти в логово ведьмы, но встречать меня у входа она явно не собиралась. Двигаться было непросто, вода норовила вытолкнуть меня наверх, и я едва касалась ногами дна, пока не сообразила взять в руки пару камней потяжелее. Ими, кстати, можно было и полипам щупальца прищемить, если бы сунулись! Однако они вели себя спокойно.
К счастью, здесь было достаточно света: в зарослях во множестве обитали крохотные рачки, должно быть, слишком маленькие, чтобы полипы пожелали их отведать, вот они-то и светились. Ну а сами они, похоже, прятались тут от рыб, которые как раз не отказались бы от такого обеда, а может, даже заманивали их своим светом прямиком в хищные щупальца, расплачивались вот этак за постой…
Тут я обнаружила, что тропинка, по которой мне нужно идти, подсвечена ярче остальных, а полипы, как мне показалось, сами освобождали проход. Должно быть, ведьме в самом деле не терпелось увидеть гостью…
А вот и вход в жилую часть грота: это был довольно узкий тоннель, к счастью, совершенно пустой. Правда, темный, но это не страшно: впереди виден был яркий свет – я помнила, что обиталище ведьмы хорошо освещено. Правда, замысловатые каменные столбы отбрасывали странные тени, но все равно можно было увидеть, куда идешь.
– Вот и ты, наконец, – встретила меня ведьма, когда я ступила на мягкий черный песок. И откуда он тут?
(Этот вопрос всегда меня занимал: кругом-то был только белый да желтый, да галька, обычно крупная, а вот именно черный мелкий песок – такого в округе не водилось. Неужто ведьма нарочно его натаскала, чтобы покрыть дно, как люди покрывают коврами полы? Или просто наколдовала что-то?)
Я кивнула и показала жестами: «Ты звала меня, и я пришла. Я хочу узнать…»
– Погоди со своими желаниями, – оборвала она. – Ты и так захотела слишком многого, не по зубам это такой мокрохвостой, как ты! Да и я хороша – не подумала, что тебе не прожевать этакий кусок! И что смешного я сказала?
«Ты говоришь в точности, как старая рыбачка, – ответила я. – Или она – как ты. Она сказала, ты ее спасла давным-давно».
– А-а! – неожиданно смягчилась ведьма и отмахнулась от пары крупных мурен, сунувшихся было ко мне, как хозяйские собаки кидаются обнюхать гостя. – А я гадала, она это или не она… Значит, еще жива!
«Да, и передает тебе привет, – добавила я. – Говорит, тоже хотела бы увидеть, какие чудеса таятся на дне морском».
– Утонет – узнает, – коротко ответила ведьма и, наконец, оказалась на свету целиком.
Видно, у страха глаза и впрямь велики, потому что вместо бесформенной туши, какой я запомнила ее с прошлой нашей встречи, я увидела просто очень крупную русалку. Конечно, тело ее вовсе не было расплывшимся и бесформенным, как это случается у человеческих женщин (я видела таких), – у русалки располнеть не выйдет, если только она не будет сидеть на одном месте годами. Но неподвижная русалка – мертвая русалка, это всем известно. Как акула не сможет дышать, если остановится, так и мы: наша жизнь – постоянное движение, охота, и только совсем дряхлым старикам, не способным добывать себе пропитание, пищу приносят их дети и внуки.
Так вот ведьма в самом деле оказалась раза этак в два с лишним крупнее меня. Если меня и сестер издалека можно спутать с дельфинами или тюленями, то она тянула на небольшую косатку. Тело ее было соразмерным, сильным и очень темным – я не видала такой масти у своих соплеменников: лицо и торс казались будто опаленными солнцем, как это бывает у сильно загорелых людей, ну а ниже пояса ведьма оказалась чернее ночи. Волосы ее тоже были смолянисто-черными и не развевались свободно в воде, как прежде мои, а были сплетены в множество тонких кос и плыли за хозяйкой, змеясь и струясь в поднятых ею бурунах. Эту прическу я и приняла за щупальца. Должно быть, ведьма вплетала в волосы грузила, чтобы добавить им тяжести… а может, снова наколдовала что-нибудь, поди разбери?
На лицо она тоже оказалась вовсе не дурна, только глаза пугали – большие, очень темные, они казались полуприкрытыми из-за тяжелых век. Ну а когда она на мгновение повернулась боком, мне почудилось что-то знакомое в ее резком и немного даже грубоватом для женщины профиле.
– Иди сюда, – приказала она, и я несмело двинулась в глубину грота.
Прежде ведьма не пустила меня дальше, и я даже не представляла, что могу там увидеть! Может, бурлящие котлы, в которых она стряпает бури и ураганы? Связки живых морских змей вместо метел? Право, мне отказывало воображение!
Но нет, это оказалось обычное русалочье жилище – ничего сверх необходимого, даже украшений почти и не было. Так, несколько носовых фигур с затонувших кораблей (сплошь какие-то сказочные звери), кораллы из далеких теплых морей, парусник в пузатой бутылке (я не понимала, как люди ухитряются засовывать игрушки внутрь, пока Эрвин не объяснил мне, что кораблики собирают уже в бутылке, и тогда я поразилась мастерству и терпению людей, что на это способны). Ну, еще пара окованных металлом сундуков, вот и всё.
– Ну и безобразие же ты учинила! – в сердцах сказала ведьма, умостившись на одном из таких сундуков, как на прибрежном утесе. Я несмело присела на краешек другого, поменьше.
«Почему я?»
– Потому что с тебя все началось, макрель ты бестолковая, – проворчала ведьма, – с твоего дурацкого желания! Кто в принца влюбился, я, что ли? Кто ко мне пришел и упросил дать тебе ноги? Бабушка твоя? Нет, и у нее в юности всякое случалось, но ты ее переплюнула! Только вот гордиться тут нечем, – добавила она.
«Но ведь поначалу все шло, как было должно! – удивилась я. – Я обрела ноги, я нашла своего принца, но потом… Остальное-то зависело уже не от меня! Я в самом деле думала, что умру, хотела только увидеть море напоследок, а вышло…»
– Ерунда полная вышла, – мрачно сказала она. – Ладно, что уж там… Твоей вины тут едва ли на четверть, да и то больше по недомыслию. Мозгов в голове меньше, чем у устрицы какой-нибудь, а туда же, к людям собралась. Понимала бы что!
«Так объясни!» – возмутилась я. В самом деле, я готова была отвечать за свои поступки, а не за неведомо чьи!
– Объяснишь тебе, пожалуй… – Ведьма задумчиво плеснула хвостом. – Вот что… А ну, подымись, мне сундук надо открыть!
Я послушно отошла в сторонку. За поднятой крышкой мне не было видно, что именно ищет в сундуке ведьма, но когда она вынула ярко светящийся флакон, я сразу его узнала – это ведь был мой голос.
– На, получи назад, – неласково произнесла она и сунула мне в руки склянку. – Не то я с тобой до завтра тут разговоры разговаривать буду, на пальцах-то всего не покажешь.
Я вопросительно посмотрела на нее, мол, что теперь делать-то? Как вернуть голос?
– Не таращься на меня, как креветка, выпей, да поживее! – приказала ведьма, и я с трепетом поднесла флакон к губам.
На этот раз горло не обожгло, по нему словно прокатилась густая струя, какая-то тяжелая, холодная и скользкая, а потом мне так сдавило горло, что я обеими руками схватилась за него, выронив флакон и тщетно пытаясь вдохнуть.
– Потерпи, сейчас уляжется на место, – сказала ведьма и сильно хлопнула меня по спине. – Отвыкли вы друг от друга небось, не одна луна миновала!
И впрямь, скоро меня отпустило, и я смогла дышать нормально, а не хватать ртом воду, как выброшенная на берег рыба судорожно глотает бесполезный воздух. Глупое сравнение, а как иначе объяснишь?
– Ну, скажи что-нибудь, – велела она.
– А что говорить? – произнесла я и удивилась: оказывается, я совершенно забыла, как звучит мой голос!
– Ты могла хотя бы поблагодарить меня.
– Благодарю, – отозвалась я, но не удержалась и добавила: – Но ты ведь все равно заберешь его назад, разве нет?
– Не заберу. – Ведьма снова устроилась на сундуке, а мурены улеглись на ее широких боковых плавниках, как пушистые кошки придворных дам на их пышных подолах. – Твой голосок, маленькая ты моя рыбка, сущая пустяковина по сравнению с тем, что теперь стоит на кону.
– И что же? – не без опаски спросила я.
Ведьма помолчала, потом сказала задумчиво:
– Как бы тебе это растолковать… Поймешь или нет?
– Ну так начни с самого начала да продолжай, – вспомнила я разговор с Эрвином, – вдруг да пойму? А если не пойму, переспрошу.
– Надо было не голос у тебя отобрать, а язык отрезать, – любезно сказала мне ведьма, – а то больно он у тебя шустро метет.
– Я не говорю, не подумав, если ты об этом, – ответила я. – Научилась, знаешь ли, помногу думать, пока не могла говорить и не умела писать, как люди. Жестов наших они не понимают, вот и…
– Уже хорошо, – кивнула она. – А то с виду-то ты прежняя вертихвостка, так откуда мне знать, появились в твоей хорошенькой головенке хоть какие-нибудь дельные мысли?
– Как же им не появиться! – вздохнула я.
– И что ты надумала?
– Что поступила глупо, ты ведь это хочешь услышать? Взяла и променяла свою жизнь на глупую-преглупую мечту. И ведь понимала же, что Клаус, даже если и полюбит меня такой, какая я есть – немой, без роду-племени, для людей-то я была никем! – все равно на мне не женится. А значит, мне придется стать морской пеной куда как раньше срока… – Я помолчала. – Но почему ты мне этого не объяснила?
– А ты стала бы слушать? – фыркнула ведьма. – Как сейчас помню, явилась: глаза горят ярче этих вот моих светильников или даже человеческих фонарей, хвост дрожит, голосок срывается, а туда же: подай, говорит, мне моего принца, мне без него не жизнь!
– Но если бы ты не выполнила мою просьбу, я бы, наверно, забыла Клауса, – сказала я. – Может, не теперь, через много лет… Или попыталась бы завоевать его иначе, я уже думала об этом! Ведь тогда, во время кораблекрушения, я могла спасти его и отнести не к обители, а на необитаемый островок. Я приносила бы ему пресную воду и пищу, а он…
– А он был бы твоим пленником? – приподняла она бровь. – Ну, говорят, некоторые влюбляются в своих тюремщиков, только жалкая это любовь. Жалкая и страшная. Уверена, что хотела бы подобного?
– Об этом я уже думала, – кивнула я. – Просто… вспомнилось вдруг. А еще я могла бы показаться ему, как есть, русалкой. Может быть, я приглянулась бы ему?
– И он приказал бы поймать тебя сетями и держать в бочке с водой. Ну или в дворцовом пруду, – усмехнулась ведьма. – Не косись так, я слыхала о подобном. Правда, там был юноша, влюбившийся в знатную девицу, и он оказался настолько беспечен, что позволил взять себя в плен. Вот его и выставили напоказ публике, как редкую диковину!
– И что с ним стало? – невольно сглотнула я.
– Умер, разумеется, – невозмутимо ответила она. – Русалки в неволе долго не живут… если не захотят, конечно. А он не хотел – после того-то, как его возлюбленная подсказала рыбакам, где состоится их свидание. Там-то его и взяли, на мелководье… Ну да это дело прошлое, тому уж сто лет минуло, если не больше! Что ты меня отвлекаешь?
– Ты сама отвлекаешься, – буркнула я. И все же: какое это счастье – быть в состоянии говорить! – Но так у меня был бы шанс выжить, а после твоего колдовства если он и оставался, то вовсе уж призрачный, разве я не права? Киваешь? Почему же ты меня не остерегла? Или хоть не сообщила моему отцу, чтобы глаз с меня не спускал?
– Когда это останавливало глупый молодняк? – усмехнулась ведьма. – Будто сложно удрать из дворца, если очень захочется, и будто ты, как и твои сестры, и отец с бабушкой не проделывали это десятки раз! Нет, девочка, я решила дать тебе этот шанс по другой причине. Но она тебе не понравится, сразу говорю.
– Так может, довольно ходить вокруг да около? Я не раненый рыбак, а ты не акула, почуявшая запах крови!
Ведьма молчала. Ее хвостовой плавник то и дело вздрагивал, хотя сама она не двигалась с места. Снова мне на ум пришли кошки: они точно так же подергивают кончиком хвоста, если волнуются.
– Все дело было в твоем принце, – сказала она наконец. – В этом… как его… Клаусе, да. Я понадеялась, что твоей красоты окажется достаточно для того, чтобы заполучить его если не в законные мужья по человеческому обычаю, так хоть по нашему… Этого бы вполне хватило.
– Ничего не понимаю, – созналась я. – То есть если бы я влюбилась не в Клауса, а… ну, пускай, в любого из его братьев, то ты не стала бы мне помогать?
– Стала бы, – проронила ведьма. – Не принц важен, а его кровь. Королевская кровь, которой уже почти совсем не осталось. Вот если бы ты полюбила рыбака с дальнего мыса или какого-нибудь морехода, я первой бы отвесила тебе леща, чтобы выбить дурь из головы!
– Погоди… – пробормотала я. – Не понимаю… Чем так важна эта самая королевская кровь? Ладно, об этом ты еще расскажешь, надеюсь, но… Если ты не возражала против моего союза с Клаусом, даже приветствовала его, почему ты не оставила мне голос? Так я смогла бы объясниться с ним и, как ты говоришь, уж постаралась бы стать его женой по нашему обычаю. И ведь мои сестры отдали тебе всего лишь волосы в обмен на кинжал!
– Так кинжал-то лежал у меня в сундуке без дела много лет, ему и цена невелика, – усмехнулась ведьма, – а то колдовство, что я сотворила для тебя, требовало серьезной платы. Это всегда так, рыбка моя: нельзя получить что-то, не отдав взамен ничего особенно дорогого! А что с тебя возьмешь, кроме твоей красоты да голоса? Но сама рассуди: зачем принцу дурнушка? Волосы-то ерунда, отрастут, но и с милым личиком тебе пришлось бы распрощаться, а то еще и горбом обзавестись… Но и голоса оказалось маловато, – добавила ведьма. – Я ведь не по злобе сделала так, что ходить тебе было невыносимо больно…
– Ничего, со временем к этому привыкаешь, – не удержалась я.
– Вот-вот. За все нужно платить, – повторила ведьма. – И не золотом и жемчугами, а чем-то дорогим для тебя. Ты наверняка слышала человеческие сказки о том, как отдавали за желаемое кто глаз, кто десяток лет жизни, а кто и первенца? Ну вот… Иначе я поступить не могла, таков закон.
– И я бы в самом деле умерла, если бы Клаус успел жениться на Селесте?
– Конечно, – ответила она.
– А если бы я его убила? Ведь зачем-то ты дала моим сестрам этот кинжал!
– Ты не смогла бы этого сделать, – усмехнулась ведьма. – Не та у тебя натура… Но даже если я ошиблась в тебе и ты сумела бы ударить кинжалом спящего человека, клинок бы все равно сломался.
– Но… почему? – опешила я.
– А ты забыла, во что были одеты все братья? – вопросом на вопрос ответила она.
– Крапивные рубахи? Но это же не латы, не кольчуга даже! Они…
– Их нельзя было снять, не так ли? – прищурилась ведьма. – Они ведь прочнее лат и кольчуги, бедная ты моя рыбка. Кладбищенская крапива хранит от зла, кто бы ни пытался его причинить! Ударь ты принца кинжалом в сердце, повторяю, клинок сломался бы.
– А Эрвин, помнится, порезался, когда взял кинжал в руки.
– Ну так не ты же полоснула его по пальцу, а он сам схватился за лезвие, верно? Конечно, и от царапины можно умереть, но, думаю, ему этот порез никак не навредил. Разве что кинжал убедился в том, что эту кровь ему пробовать не нужно, – улыбнулась она. – Он предназначен совсем для другого…
– Я вовсе запуталась, – призналась я. – Крапива вроде бы защищает от злых чар, но почему-то мучит тех, кто прибег к ее помощи. Зачарованный кинжал предназначен совсем не тому, для кого ты его дала. Ты не хотела выполнять мою просьбу, но все же выполнила, узнав, кто мой избранник… Кстати, выходит, Эрвин тоже подходит? Пускай даже он был… ну…
– Я прекрасно знаю, каким он был, можешь не тратить слов понапрасну. – Ведьма помолчала, потом добавила: – Вот если бы ты на него наткнулась во время той бури, спасла и влюбилась, я бы и слова поперек не сказала. Он бы тебя и без голоса, и не красавицей взял. Ведь так? – Она искоса взглянула на меня.
Я кивнула. Правда, кто еще кого… А, это уж не важно!
– Он единственный из братьев, кто видит суть вещей… – добавила она. – Поди ж ты, самый младший, последыш, а досталось все ему! Старшие-то так, едва-едва соображают…
– Опять ничего не понимаю! – воскликнула я. – О чем ты говоришь, объясни толком!
В голове у меня всплыли строки: «Я самый младший и самый никчемный из братьев». Значит, Эрвин ошибался? Его братья были красивее и сильнее, быть может, удачливее, но зато его природа наградила чем-то иным?
– Мне в самом деле придется начать с самого начала, иначе мы тут и впрямь зазимуем, – сказала ведьма, помолчав, и начала свою историю.
Я помню ее от слова до слова, хотя старалась ухватить только суть. Наверно, ведьма снова что-то наколдовала…
– Давным-давно, когда это море было намного теплее, а грот, в котором я живу, еще находился над водою, – нараспев начала она, – моя прабабушка, как почти все молодые русалки, любила выбираться на берег. Конечно, не стоило отдаляться от воды, но отмели, мелкие протоки, постоянные или появившиеся после сильных дождей, – это была ее стихия. Особенно бабушка любила этот вот грот: во время прилива вода прибывала едва на локоть, а в отлив здесь становилось совсем сухо.
Я молча слушала, обхватив руки коленями. Хорошо, что я не мерзну: человек давно бы окоченел под водой…
– Прабабушке нравилось забираться сюда во время прилива, рассматривать эти вот каменные колонны, – ведьма кивнула на них, – которые тогда еще не были колоннами. Это, знаешь ли, такие камни, которые растут из воды. Со свода падает капля за каплей, и год за годом, век за веком нарастает камень внизу и наверху, а потом они смыкаются. Представляешь, сколько нужно времени, чтобы эти камни соединились?
– Наверное, очень много, – сказала я и невольно поежилась, представив это бесконечное «кап… кап… кап…». – А когда они соединяются, что происходит?
– Ничего. Колонны просто делаются все толще и толще, если вода продолжает сочиться. Видишь, – указала ведьма на ближайшую, – вот такой она стала еще при жизни прабабушки. С тех пор уж почти не менялась, разве что ракушками обросла. Капать теперь нечему, вода кругом. В глубине грота есть несросшиеся камни, я их тебе покажу, если захочешь.
Я кивнула.
– И вот однажды, когда прабабушка уже вошла в возраст и успела отдать морю первого супруга, произошло нечто странное… – Ведьма помолчала. – Она, видишь ли, частенько навещала это место, потому что именно сюда впервые затащила своего тогда еще не супруга, и воспоминания об этом у нее остались самые что ни на есть замечательные. Был отлив, но немного подождать несложно, и прабабушка устроилась на ближайшей отмели, чтобы погреться на солнце, как вдруг услышала голоса. Конечно, она сразу соскользнула в воду, чтобы не показываться людям на глаза. Местных-то она знала по голосам наперечет, но это были чужаки.
– И кто же это оказался?
– Прабабушка рассказывала – не мне, конечно, а своей дочери, моей бабушке, – что это были двуногие, но не люди. Хоть и выглядели они точно так же, было в них что-то чужое. Что-то нехорошее… – Ведьма помолчала. – А еще – у них не было ни лодки, ни плота, ничего, и они пришли из глубины грота, который никуда не мог вести, разве что на дно морское!
– А может, там был выход на поверхность? – живо спросила я.
– Не было, – отрезала она. – Это уже позже прабабушка попросила детишек с побережья поискать его. Ничего они не нашли: ход уходил ниже и ниже, и вода там стояла по самые своды даже в отлив. Дети попробовали пронырнуть, но сказали, что человеку, даже взрослому, это не по силам, тоннель слишком длинный. Да и не ныряли те люди, одежда на них была совершенно сухой и не вот что бы высушенной недавно, а такой, будто на нее ни капли воды не попало, это же сразу видно, сама знаешь.
– И куда же делись те незнакомцы? – с интересом спросила я.
– Они осмотрелись, переговорили между собою на непонятном языке, а потом ушли прочь. Тогда можно было или доплыть до надежного берега, или взобраться на склон над ним. Эти предпочли карабкаться наверх. Больше их прабабушка не видела. Да и местные их не видали, хотя если бы повстречали, так запомнили бы наверняка, очень уж необычно выглядели те чужаки.
– Но это явно даже не середина истории… – пробормотала я.
– Это самое начало, – кивнула ведьма. – Так вот, прабабушка подобралась поближе, но не нашла даже следов, как будто чужаки прошли, не касаясь ногами земли… А вот те, что явились следом, следы оставляли, да еще какие! Прабабушка говорила, песок пропитался кровью, вот как худо пришлось новым гостям!
Она помолчала, потом добавила:
– Эти-то уж точно были обычными, хотя тоже непривычно одеты и тоже говорили на чужом языке. При них оказалось много оружия, они были мокры, грязны, кое-как перевязаны, от них скверно пахло… словом, люди как люди. Один из них был так тяжело ранен, что не мог больше идти. Прабабушка не понимала их языка, но догадалась: он потребовал оставить его в гроте, потому что иначе своей немощью он будет слишком сильно задерживать отряд. Вдобавок жить ему осталось недолго, а ждать, пока он умрет, – значит упустить тех, первых пришельцев. Ну а приказать добить себя кому-то из своих спутников он не захотел. Люди, знаешь ли, запросто могут убить раненого врага, но не друга.
– И они оставили его?
– Да, оставили. Один юноша никак не желал уходить, говорила прабабушка. Они с этим раненым были очень похожи, и она решила, что это сын с отцом или же братья. Но когда раненый прикрикнул на него, юноша ушел с остальными. Наверно, они пообещали вернуться и похоронить своего товарища достойно, во всяком случае, прабабушка так поняла их речи.
– И верно, что еще можно сказать в таком случае? – вздохнула я.
– Вот-вот… – Ведьма поднялась, пошарила в стенной нише и предложила мне все тот же знаменитый напиток из водорослей. – Не желаешь? Ну, дело твое, а я промочу горло…
Глотнув как следует, она вернулась на свой сундук и продолжила рассказ.
– Когда они ушли, прабабушка выбралась в грот и приблизилась к раненому. Он и впрямь был совсем плох, раны его воспалились, и дышал он с трудом. А еще начинался прилив, и человек мог попросту захлебнуться. Раненому и обессиленному, знаешь, и локтя глубины для этого хватит. Тогда бабушка оттащила его на место повыше, были там такие, которые вода не покрывала, ну и принялась заботиться о раненом по своему разумению.
– А она тоже была ведьмой? – задала я давно интересовавший меня вопрос.
– Еще нет, – загадочно ответила морская ведьма. – Так, умела немного того и сего, что все худо-бедно умеют: рыбу приманить, зелье от ран состряпать, дорогу найти, ветер поднять, волны унять ненадолго, если очень уж понадобится.
– Ничего себе – немного! – покачала я головой. – По-моему, даже мой отец этого не может!
– Еще как может, – удостоверила ведьма, – просто не творит чудеса направо и налево. Рыбу и самим можно выловить, нужного ветра – дождаться, куда спешить-то? Простое зелье сделать все способны, а что посерьезнее – на то у нас знахари есть да я вот… А если всякий начнет баловаться с волнами и ветрами, сама посуди, что за беспорядок начнется в море!
– И правда… – кивнула я. – Значит, это умения на самый крайний случай?
– Конечно. А если ты спросишь, почему ты ничего этого не знаешь, так я отвечу: ты сбежала на сушу до того, как тебя начали учить. Подождала бы годик и сама б навострилась, невеликое это искусство, а если уж способности имеются, так тем более…
– А у меня имеются? – живо спросила я.
– А как же, – серьезно ответила ведьма, – в вашей семье это передается по материнской линии. Другая твоя бабушка была очень сильна, да и мать тоже. Жаль только, это ее не уберегло.
Я кивнула. Мама погибла, спасая нескольких детей – наших, конечно, – которые забрались слишком далеко от дома и угодили в рыбачьи сети. Это были не местные рыбаки, здешние-то все знают, кто их соседи по морю, и если кто-нибудь случайно запутается в неводе и не сумеет освободиться, непременно помогут. Ну а невнимательная русалка потом отблагодарит – может, косяк рыбы пригонит, может, еще чем выручит…
Но, повторюсь, это были чужаки, и охотились они на крупную рыбу: очень может быть, что на марлинов. Я слышала, у людей большой спрос на них, но выловить их не так-то просто. Однако в этот раз в сети угодили наши дети, совсем еще неразумные, и рыбаки, придя в себя от вида этакого улова, принялись решать, что делать дальше. Наверно, они, как говорила ведьма, продали бы диковинных созданий за большие деньги, что еще могло прийти им на ум?
Но те двое, что избежали плена, успели позвать на помощь. Самим им не по силам было ни порвать сети, ни разрезать их – повторюсь, это были совсем еще мальки! – ни тем более опрокинуть шхуну.
Так уж заведено: когда в беде оказываются дети, пускай даже и человеческие, на выручку бросаются все русалки, какие только окажутся поблизости. Даже если это дети недруга, все равно, они-то не виноваты в вашей с их родителями вражде!
Ближе всех тогда оказались мама и пара ее подруг – детей уже хватились, а в таких случаях не важно, простая ты русалка или особа королевской крови, плыви да ищи. А с последних в любом деле и спрос больше, к слову сказать…
Дело осложнялось тем, что малышей уже подняли на палубу и посадили в бочки: на шхуне нашлось достаточно пустых, предназначенных, наверно, для добычи. Вот тогда, видно, маме и пришлось прибегнуть к своим умениям: поднялась сильная волна. Тут еще на помощь пришли косатки, а если такой кит ударит со всей мощью… Утопить лодку или баркас ему и вовсе ничего не стоит, а шхуне он может и борт проломить. Если же за дело возьмутся сразу несколько косаток, суденышку не поздоровится!
Так и вышло: шхуна дала течь и начала набирать воду, и откачивать ее не поспевали. Тогда рыбаки плюнули на добычу и спустили шлюпки: на этих скорлупках было опасно в открытом море при такой-то волне да рядом с кружащими рядом косатками, но оставаться на борту тонущего судна – еще опаснее: пробоину заделать не удалось, обшивка разошлась по всему борту, и шхуна стремительно шла ко дну.
Когда она опрокинулась, бочки слетели с палубы, и дети оказались на свободе. Дома их ждала трепка, конечно, но то, что все остались живы и невредимы, хоть и напуганы до крайности, можно было считать большой удачей!
Те две русалки повлекли малышню в глубину, а мама хотела увести косаток и оставить рыбаков на волю стихии, но… Один из них, видно, решил, что она собирается утопить их шлюпки, и ударил ее гарпуном… А может, он целился в косатку, но промахнулся, кто знает?
Когда косатки принесли тяжело раненную маму домой, она еще была жива, но потеряла слишком много крови, а вдобавок у нее был перебит хребет. Она едва успела проститься с мужем и нами, детьми…
Ну а рыбаки… Их постигла незавидная участь: сдерживать косаток стало некому, и они разделались со шлюпками в один миг.
Я тогда была еще совсем маленькой, поэтому знаю эту историю лишь со слов отца, бабушки и старших сестер, особенно той, которая тоже могла бы угодить в сети, если бы бабушка не наказала ее в тот день и не заставила сидеть при себе безотлучно…
– Значит, твоя прабабушка вылечила того человека? – спросила я, потому что это напрашивалось само собою.
– Конечно, – кивнула ведьма. – Дело было долгим и нелегким, вдобавок раненый не привык есть сырую рыбу, водоросли и моллюсков, а прабабушка, конечно же, не могла развести огонь. Но он оказался непривередливым, да, а на безрыбье и морского червя съешь, если жить захочешь…
– А почему она не попросила о помощи людей из поселка?
– Не захотела, – пожала плечами ведьма. – Да и человек тот не желал показываться никому на глаза. Пришлось ей сторожить возле грота, чтобы никто не забрался внутрь. Хуже всего было, конечно, с пресной водой: морскую-то люди пить не могут! Ну да, повторюсь, прабабушка знала все окрестные протоки, а там вода была хоть и солоновата, но для питья годилась. А еще у нее был этот вот целебный напиток, – встряхнула она фляжку.
– Неужели никто не удивился, почему это в грот нельзя попасть? – спросила я. – Ты же говорила, там частенько развлекались парочки!
– Это верно. Именно тогда бабушка и придумала приручить хищных рыб. – Ведьма погладила мурен. – Вот этих красавиц, а еще скорпен и прочих и желающих плескаться возле грота сразу убавилось. Я имею в виду людей, конечно. Лазать вверх-вниз по косогору желающих было мало, этим больше ребятишки занимались, а не парочки. Ну а русалок прабабушка просто предупредила, они и не любопытничали особенно: охота ей возиться с незнакомцем, ее дело, взрослая уже…
– Все равно кто-нибудь мог подойти на лодке, – подумав, сказала я, – если осадка небольшая, то это несложно.
– Ну так, говорю, прабабушка там сторожила, – повторила ведьма. – За водой отлучалась глухой ночью, когда люди спят, ну а наловить рыбы – и вовсе дело минутное. Вдобавок ей и сыновья помогали.
– А ты не говорила, что у нее уже были дети! – сообразила я. – Только о том, что она потеряла первого супруга…
– Были, были, двойняшки, – кивнула она. – Просто они к этой истории отношения почти не имеют, вот я их и не упомянула. Они тогда были еще малы, что мать сказала, то они и делали. Надо насобирать раковин и морской травы, наловить рыбы – сколько угодно, это же как игра!
– Понятно… А что потом?
– Потом… – Ведьма помолчала, затем продолжила: – Постепенно человек выздоровел и окреп. За то время, что прабабушка провела с ним, они выучились понимать друг друга. Мы вообще быстро учимся, в море иначе нельзя, сама знаешь…
Я кивнула: писать я наловчилась очень скоро, потому что это было мне необходимо. Наверно, и ведьмина прабабушка научила того человека нашему языку или сама приспособилась говорить на его наречии, а может, они еще и помогали себе жестами… Нужда заставит – чему угодно научишься, хоть бы и хвостом вперед плавать!
– Так она узнала, кто же он такой и откуда взялся? – спросила я.
– Кто… прежде всего, он мой прадед, – ответила ведьма, ухмыльнулась и добавила: – И твой тоже.
Я почему-то даже не удивилась, словно ожидала чего-то подобного.
– Так, выходит, мы родня?
– Именно. Вернее, тебе-то он будет прапрадедом, да что толку считать эти «пра»? Достаточно того, что твоя прабабушка была младшей сестрой моей бабушки, а та…
– Дочерью твоей прабабушки от того человека, – кивнула я. – Выходит, мы с тобой…
– Можешь называть меня тетей, чтобы не путаться… Так вот, разница у сестер получилась пребольшая, но ты же знаешь, что нам это не помеха? – усмехнулась ведьма. – Ну! Ну! Нечего глаза прятать. Думала меня обмануть? Обо всем ты прекрасно знаешь… Ладно, о тебе позже поговорим, я еще не закончила. Так вот… Прабабушка и не думала, что у нее выйдет родить второго ребенка, времени-то прошло много, того человека, наверно, и в живых уже не было, их век куда короче нашего…
– А он… ушел к людям?
– За ним пришли, – поправила она. – Его брат и другие. Хотели похоронить, как подобает, но вместо очищенного крабами да чайками скелета нашли своего товарища живым и вполне здоровым. И да, он ушел с ними, потому что, сама посуди, остаться жить в этом гроте никак не мог… Он, конечно, наведывался сюда, но не так уж часто.
– Значит, у прабабушки все-таки получилось…
– Конечно. Иначе бы тебя и на свете не было.
«Раз так, то и у меня получится, – подумала я, – даже если я больше никогда не увижу Эрвина, частица его навсегда останется со мной!»
– С родственными связями мы почти что разобрались, – произнесла ведьма и расправила хвостовой плавник, украшенный по старинной моде тяжелыми золотыми самородками, которым наши умельцы придали форму раковин.
Я, признаться, не рискнула бы дырявить себе хвост ради этакой сомнительной красоты. Сестры, правда, прокалывали боковые плавники, чтобы нацепить какую-нибудь драгоценную побрякушку, но это-то ерунда, такие дырочки быстро зарастают, если снять украшение. Да и легкая подвеска – это не ракушка весом в хороший булыжник, которая и перепонку порвать может! Однако какая же сила у старой ведьмы, если она ухитряется плавать со всем этим добром… И, наверно, если она ударит хвостом с разворота, противнику точно конец придет! Ну, если только это не кашалот и не спрут, которого бей не бей, толку не будет…
– Ты сказала о том человеке: «Прежде всего, он мой прадед», – напомнила я. – А кем же он был во вторую очередь?
– Сейчас я и до этого дойду, – кивнула ведьма и снова приложилась к фляжке.
Я же почувствовала, что мне становится все тяжелее дышать, и порядком испугалась…
– А, зелье уже выдохлось? – сразу поняла ведьма, взглянув на меня. – Держи-ка, хлебни. Этого хватит еще на несколько часов.
Я поблагодарила и выпила содержимое очередного флакона. Это было еще крепче, но теперь я хоть знала, что умереть от него не умру, а прочее можно и потерпеть.
– Когда прабабушка научилась объясняться с тем человеком…
– А как его звали? – невежливо перебила я.
– То ли Генрих, то ли Герберт, я уж позабыла. Нездешнее имя… Так вот, когда они столковались… во всех смыслах, – ухмыльнулась ведьма, – то открылось много интересного. Садись-ка поудобнее да не отвлекайся!
