Глава 33
Жертвы репрессий – художники

В Долинском музее памяти жертв политических репрессий меня познакомили с отчетом начальника политотдела Карлага НКВД, майора Егорова о массово-политической работе, проводимой в лагерях и среди населения Карагандинской области в сороковые годы. Согласно этому отчету культурно-воспитательных мероприятий в Карлаге проходило тьма-тьмущая, к ним привлекались самые популярные Музы в зэковских робах. Только в совхозе НКВД в 1945 году работало 12 клубов и 13 красных уголков, где действовало 20 кружков художественной самодеятельности, 14 драматических театров, четыре хора и две музыкальные студии. Особо в отчете выделяется работа Долинского центрального клуба. Силами артистов-заключенных в 1945 году в этом клубе были поставлены пьесы Константина Симонова «Русские люди», Александра Островского «Бесприданница», Александра Корнейчука «Фронт», оперетта Имре Кальмана «Марица», опера Петра Ильича Чайковского «Евгений Онегин» и другие. В Акмолинском отделении прошло восемь спектаклей и семь концертов. Не отставало от «Алжира» Просторненское отделение, где осуществили постановку девяти драматических произведений и дали пять концертов.

С удовольствием майор госбезопасности Егоров упоминает в отчете о работе агиткультбригад. В Долинке в таком культурном подразделении было всего шесть человек, но они дали свыше пятидесяти концертов. И выступали не только на клубной сцене, но и на полевых станах, зерновых токах во время посевных кампаний и уборочной страды. Декорации к спектаклям, концертам, костюмы для крепостных актеров разрабатывались в художественных мастерских Карлага в Долинке.

С удивлением я узнал о том, что в составе крепостных больших и малых театров находились такие выдающиеся артисты как мать знаменитой балерины, киноактриса Рахиль Мессерер-Плисецкая, графиня Мариетта Капнист, киноактриса Татьяна Окуневская, возлюбленная адмирала Колчака – художница и поэтесса Анна Васильевна Тимирева-Книппер, ученица знаменитой певицы Лидии Руслановой – Антонина Иванова, скрипач Анатолий Карпенчук и многие, многие другие. А в художественных мастерских в Долинке отбывали свой срок не менее знаменитые мастера кисти Владимир Стерлигов, Юло Соостер, Петр Соколов.

Офицеры Карлага смотрели на муз-каторжан как на крепостных. Знатных артистов можно было выпросить у начальства для своего театра, художественной самодеятельности. Когда секретаря партбюро Бурминского отделения Якуба стали упрекать в том, что у него есть хороший клуб, но в нем нет культурной работы, он заявил начальнику политотдела Карлага Егорову:

– Где быть спектаклям, если у меня нет профессиональных артистов? Дайте мне зэков-актеров, и дела наладятся.

Что удивительно, ему сразу выделили из Карабаса заключенных – режиссера Анну Лацис, киноактрису Мариетту Капнист и художницу Анну Тимиреву-Книппер. Вместе они поставили в клубе Бурмы пьесу итальянского драматурга Карла Гольдони «Забавный случай». На этом спектакле присутствовало более 500 человек военизированного состава, а также местные жители.

Киноактрису Татьяну Окуневскую по прибытии из Москвы в Караганду сразу направили по просьбе начальника Степлага в Джезказганский лагерь, чтобы она подняла там художественную самодеятельность. И это Окуневской удалось сделать – она на высоком уровне провела в зоне концерты в честь 1 Мая, Дня Победы. В КВЧ (культурно-воспитательная часть) она создала хор, балетную группу, драмкружок. Саму Окуневскую на каждом концерте встречали буквально оглушительным ревом – она изумительно исполняла песни «Катюшу», «В бой, славяне, заря впереди», вальс из кинофильма «Мост Ватерлоо».

Именно благодаря стараниям артистов крепостных театров культурно-массовая работа в Карлаге «все улучшалась и улучшалась». Конечно, звезд кино и театра не одаривали премиями и призами, но если командному составу, лично начальнику Карлага нравились их выступления, то им был обеспечен дополнительно черпак каши из ячменной половы и двести граммов черного хлеба.

Но только ли ради дополнительного пайка старались знаменитые зэки на сцене? Конечно, нет. Судя по воспоминаниям той же киноактрисы Татьяны Окуневской, она давала концерты в Степлаге ради того, чтобы не потерять свои профессиональные качества, чтобы на изможденных лицах заключенных появлялись улыбки радости от соприкосновения с искусством. Ради этого взялся за скрипку и музыкант с Украины Анатолий Карпенчук, ради этого вновь запела Антонина Иванова…

К тому же, эзопов язык театра, песен, манера исполнения позволяли артистам донести до зрителей всю полноту их ненависти к сталинскому режиму, сочувствия к униженным и оскорбленным.

Журналист Артур Фридрихович Герман в 1988 году в газете «Индустриальная Караганда» в статье «Бытие определяет сознание?», опубликованной под рубрикой «Мемориал памяти», напомнил о высокой миссии интеллигенции – бороться со сталинизмом во всех его проявлениях, бороться с беззаконием. Представители искусства, культуры даже в условиях концлагерей не молчали, как могли, несли слово правды людям. А. Герман отбывал свой последний срок большей частью в Долинке, здесь в зоне работал большой русский хор под руководством И.И. Попова, драмтеатр Е.П. Мезенцевой, театр оперетты режиссера М.О. Лера.

«Лагерные «боссы», как римские рабовладельцы, жаждали зрелищ», – писал А. Герман. Но всегда ли они их получали в таком виде как хотели? Драмтеатр поставил спектакль по пьесе А. Островского «Бесприданница». Начальник лагеря кричал: «На что намекаете, сволочи?». И спектакль запретили.

Во время одного из концертов певица Антонина Иванова, указывая пальцами на первые ряды, где восседали только офицеры Карлага, громче обычного воскликнула:

Офицеры были к тому времени под хорошим подпитием, и не поняли намека певицы. Зато ее выкрик сразу «расшифровали» простые люди – жители Долинки и заключенные, дружно зааплодировав.

Слава богу, в тот раз обошлось без стукачей и доносителей. Иванова благополучно, как мы знаем, была освобождена из Карлага по просьбе своей наставницы Руслановой в августе 1953 года. Лидия Андреевна обратилась лично к Георгию Константиновичу Жукову, который после смерти Сталина стал первым заместителем министра обороны СССР, и тот вызволил из неволи подругу Руслановой.

Не молчали в злую эпоху сталинизма за колючей проволокой Карлага и каторжане-художники. В этом отношении, пожалуй, нет более колоритной фигуры, чем мастер кисти Соколов. Петр Иванович родился в Москве, учился в Париже и Петрограде. Его карьера вызывала зависть у коллег – он дошел до должности главного художника Большого театра Союза ССР.

Согласно личной учетной карточки № 90635, П.И. Соколов был осужден в 1935 году на три года лагерей. Осудили его за антисоветскую агитацию и пропаганду, так как он постоянно высмеивал самого Хозяина и его ставленников. Он считал, что после убийства Кирова в высших кругах страны не стало мыслящих людей. Ему было жаль расстрелянных верных ленинцев Зиновьева, Каменева, он проклинал Ягоду. Соколов был знаком с Авелем Енукидзе, покровителем балерин Большого театра. И секретарь президиума ЦИК СССР, близкий и верный друг Сталина А. Енукидзе тоже неожиданно стал врагом народа.

В Карлаге в саманной мазанке Соколов пишет большую картину «Политбюро», на которой изображает правителей СССР в виде разных кукол – марионеток. Его друг, художник Виктор Васильевич Стерлигов, тоже заключенный, предупреждает:

– Брось, Петр Иванович, эту затею – обличать правителей. Рискованно! Они придут в ярость и расстреляют тебя.

Но Соколов не внял голосу друга. Больше того – он обиделся на него: «Вы ничего не понимаете… Надо бороться».

Когда расстреляли Ягоду, Хозяин дал некоторое послабление политическим заключенным, сократив им сроки наказания. Попал под милость Сталина и Петр Иванович Соколов. Его освободили из Карлага досрочно 9 апреля 1937 года.

Однако и на свободе он никак не мог ужиться со сталинизмом. Опять взялся за свою картину «Политбюро» и по доносу стукачей НКВД снова был арестован. На сей раз его не помиловали – в подвалах Лубянки он был расстрелян как враг народа, точная дата его гибели не установлена до сих пор.

Под стать П.И. Соколову своим характером был и художник Юло Соостер, которого арестовали в Таллине в декабре 1948 года «за попытку нелегального перехода государственной границы Советского Союза» якобы с группой бывших однокурсников. В 1950 году его приговорили к 10 годам ИТЛ и направили в Карлаг. Но он не сломался в лагерях, работал художником в доме техники в Долинке, тайком делая рисунки на антисталинские темы, изображая зону и каторжан. Его жена Л. Соостер писала в своих мемуарах: «За это у него могли быть большие неприятности, но иначе Юло не мог».

Судьба к Соостеру была более благосклонна, чем к Соколову. Он боготворил Никиту Сергеевича Хрущева за то, что тот развенчал культ личности Сталина, раскрыл тайну его преступлений против народа. Именно благодаря свежему ветру демократических перемен Ю. Соостер был досрочно освобожден и реабилитирован в 1956 году. Он был счастлив, что ему удалось устроиться и жить в Москве, где он познакомился и дружил с Булатом Окуджавой и Эрнстом Неизвестным.

Как много сделал Хрущев для освобождения политических заключенных, так много «дров наломал», пытаясь руководить искусством и литературой. На выставке в Манеже у Юло спросили про одну из картин: «Это что такое?». Он ответил: «Это лунный пейзаж». Стоявший рядом Хрущев начал кричать на Юло: «Я тебя за границу вышлю, я тебя в лагерь отправлю!». Юло хладнокровно сказал: «Я там уже был».

Л. Соостер, супруга художника, позже справедливо написала: «Юло никогда не понимал, как может искусство программироваться начальством. Он был абсолютно свободен. И ему казалось, что его загоняют в клетку, из которой он не мог найти выхода».

Долго не могли найти выхода из клеток многие музы в зэковских робах. Это касается прежде всего великого писателя, лауреата Нобелевской премии А.И. Солженицына, которому запретили писать в Экибастузском особлагере. Понадобились десятки лет, чтобы он сумел доказать свою правду, отстоять право писателя на свое видение мира… А чем не угодил сталинскому режиму Александр Леонидович Чижевский? Только тем, что он мыслил неординарно, связывал воедино несвязуемое, угадывал по бурям на солнце общественные волнения на земле и доказал возможность продолжительной жизни человека в космосе?

И Солженицын, и Чижевский при жизни добились славы, открыв и подняв новые пласты мировой литературы и науки. А сколько страшных трагических историй хранит Карлаг, когда только за слова о свободе личности в СССР прямо в степи расстреливали представителей творческой интеллигенции. Так, пала от пуль убийц НКВД в Долинке художница Вера Михайловна Ермолаева, скончался от голода и болезней в Корнеевке мастер кисти с мировым именем Генрих Фогелер.

Через Карлаг прошли тысячи великих муз. Среди них – друг по гимназии А.И. Солженицына, мастер кисти Сергей Михайлович Ивашев-Мусатов, прототип художника «шарашки» Кондрашева в романе Александра Исаевича «В круге первом». Он был осужден в 1947 году за чтение крамольной повести Д. Андреева «Странники ночи». Целых семь лет содержался в Карлаге. Некоторые искусствоведы утверждают, что его лагерные работы не сохранились. Однако это не так. Узник Карлага, писатель Юрий Грунин в своей книги «Спина земли», рассказывая об Ивашеве-Мусатове, пишет: «Я храню сделанный им с меня карандашный набросок. Короткие легкие штрихи… Такого графического мастерства и индивидуальности стиля я еще не встречал». Рисунок был сделан 11 февраля 1951 года на первом лагпункте первого отделения Степлага.

А.И. Солженицын в своей книге «Архипелаг ГУЛАГ» вспоминает о художнике Ивашеве-Мусатове в связи с рассуждениями о тлетворном влиянии лагерей на осужденных. Он ссылается на его высказывания о том, что от самого заключенного в этих ужасных условиях зависело: сделаться животным или остаться человеком.

Ивашев-Мусатов оставался человеком. Он и других интеллигентов поддерживал на высоком сознательном уровне, не давая им падать духом. Особенно он любил художника Льва Михайловича Премирова, добавляя ему душевных сил в творчестве. Даже после освобождения из Карлага он продолжал дружить с Премировым, оставшимся в ссылке в Караганде, высылал ему из Москвы ободряющие письма.

Великий прозаик А.И. Солженицын об Ивашеве-Мусатове написал, что тот не знал одного состояния – равнодушия…

Это же можно сказать почти о всех музах Карлага, которые упорно и настойчиво в самых жестоких условиях лагерей несли большую культуру в степь, показывая местным жителям на высоком художественном уровне классические пьесы, знакомя их с опереттами и даже операми знаменитых композиторов, устраивая выставки талантливых картин. Безусловно, музы Карлага оставили глубокий след в душах тех, кто соприкасался с их культурой, искусством, литературой.