Глава 4
Ночью кто-то стрелял где-то на севере. Алексей лежал на панцирной сетке, раздетый до пояса, босиком. Слева пепельница с окурками, справа командирский ТТ с патроном в стволе. Наган под матрасом. В кармашке рюкзака, который капитан сунул в угол крохотной комнатки, лежала граната.
Окно в спаленке было заколочено. Из второй комнаты сюда пробивался тусклый лунный свет. От назойливого мерцания не спасала даже штора.
Дверь он подпер ведром с водой, сверху приделал швабру. Береженого, как говорится… Хотя и стыдно боевому офицеру бояться чего-то неведомого, почти мистического, не имеющего четких очертаний. Ничего, стерпит.
Алексей курил. Сон никак не приходил к нему.
Несколько раз по коридору проходила странная особа Ванда Ефимовна. Он уже научился различать ее шаги.
Когда капитан вернулся в гостиницу, она первым делом осведомилась, не нужно ли ему чего, в разумных, естественно, пределах. Стоит ли задавать такой вопрос со столь кислой миной. Разумеется, нет! Впрочем, приятно, когда тебя считают представителем привилегированного класса.
В коридоре скрипели полы, ругались постояльцы. Кто-то возмущался отсутствием электричества.
– Вас это удивляет? – строго спросила Ванда Ефимовна. – Я похожа на электрика?
За стенкой ворочался сосед, машинист из Ворошиловграда.
Примерно в два часа ночи на севере началась стрельба. Слишком далеко, чтобы одеваться и бежать выяснять. Алексей насчитал восемь пистолетных выстрелов и две автоматные очереди. Потом все оборвалось, стало тихо. Капитан уснул.
– Ночь прошла спокойно, – отчитался утром комендант Глазьев. – Не считая пары неопознанных трупов в северной части города, на улице Хмельницкой. Лежали в огороде заброшенного дома. Соседи ничего не слышали. Чудеса. Видимо, все они внезапно оглохли. На другом конце города слышно было, а рядом – хоть разбейся.
– Одному на вид лет тридцать пять, – сказал капитан Ткачук, когда Алексей начал задавать вопросы. – Другой значительно старше, но выправка офицерская.
– У мертвецов бывает выправка? – с удивлением спросил Алексей.
– Да, офицерскую породу даже смертью не испортишь, – пошутил Ткачук. – Лежал красиво, как Андрей Болконский под Аустерлицем. Одеты в штатское – пиджаки, картузы. Ни стволов, ни документов. Убиты выстрелами в упор. Видимо, встречались с кем-то на заброшенной территории, но переговоры зашли в тупик. Оружие у них, разумеется, было, его забрали убийцы.
Через несколько минут милиционер в звании сержанта доложил, что личность человека в годах установлена. Это некий господин Левандовский, польский граф, бывший офицер австрийской армии. До тридцать девятого года имел поместье близ Задворни. Известно, что он сотрудничал с немецкой оккупационной администрацией, потом рассорился с истинными арийцами и исчез из поля зрения. Теперь граф появился и нашел свой конец на каком-то огороде, пал от руки безвестного убийцы.
– Причудливо как-то, – сказал Алексей. – Советую не тратить время на второстепенные дела, Клим. Эти двое не являлись советскими гражданами. Пусть покоятся с миром. Сосредоточься на работе с внештатной агентурой. Только действуйте скрытно, не надо сообщать всему городу, что мы что-то затеваем. Копайте под связников из леса. Ищите людей, к которым они приходят. Присмотритесь к местным активистам и добровольцам из истребительных отрядов. Если среди них нет лазутчиков из леса, то я ни единого дня не служил в СМЕРШе.
Патрулей на улицах прибавилось. Бойцы теперь ходили по трое. Были усилены стационарные посты у комендатуры и на подстанции. Солдаты под руководством угрюмого старшего лейтенанта Осипчука укрепляли позиции вокруг казармы, ставили забор, таскали мешки с песком для пулеметных гнезд. Что не давало им сделать все это раньше?
Осипчук рычал в повелительном наклонении:
– Всем работать! Даешь коммунистический субботник! Если еще раз обнаружу, что кто-то сбегал в самоволку, пусть даже за куревом – сгною на губе!
Часовые на входе потребовали документы. Алексей показал, дал пощупать и усмехнулся. Отчаянные времена требуют чрезвычайных мер.
Лейтенант Савицкая, одетая по полной форме, строчила на машинке. Рядом на гвоздике висели автомат ППШ и сумочка из крокодиловой кожи, набитая дамским барахлом. Явно Глазьев презентовал из трофейного добра. Потрясающий набор.
Алексей досадливо поморщился. Враги нас грабили, теперь мы их? Это еще цветочки. Он насмотрелся в Германии и польской Силезии. Целые литерные составы, груженные мебелью, машинами, одеждой, ценными вещами, шли на восток, в Союз. Советские генералы вывозили добро, чтобы наполнить ими свои столичные квартиры и подмосковные дачи. Еще вчера они личным примером вдохновляли солдат, а теперь!.. Органы НКВД закрывали на это глаза. Составы-призраки по приказу свыше даже не осматривались. Все об этом знали, но делали вид, что ничего подобного нет. А в Союзе за каждую гнилую картофелину, похищенную с поля, давали непомерные сроки.
– Здравия желаю, товарищ капитан, – сказала женщина.
– И вам не чахнуть, Ирина Владимировна, – ответил Алексей. – Хорошо выглядите. Что у нас с комендантом?
– Товарищ майор в отъезде, – порадовала его Савицкая. – Успел за утро побывать на подстанции и мукомольном комбинате, где решал вопросы усиления охраны, вернулся на пять минут и убыл в райком. Там проходит собрание по выдвижению нового актива.
«Очередные смертники», – подумал Алексей.
– Рыков?
– Взял взвод солдат и на двух грузовиках убыл в село Маличи под Жлотовым. Поступил сигнал, что там ночью разграбили и сожгли зернохранилище. Местные видели, как бандиты скрывались в лесу.
– Хорошо. Я просил, чтобы в мой кабинет доставили все, что осталось от немецких и польских архивов по делам УПА и ОУН. Это сделано?
– Так точно, товарищ капитан, еще вчера. Документы у вас на столе. – Женщина сглотнула.
Офицер СМЕРШа сегодня не был расположен шутить, и у нее пропала охота строить ему глазки.
– Спасибо, Ирина Владимировна. Появится Рыков, пусть зайдет.
Он прокуривал свою неуютную комнату, заваленную бумагами, перебирал пожелтевшие, местами вспученные и обгоревшие папки. Капитан все четче осознавал, что у него нет никакого желания тонуть в этом море макулатуры. Отчеты руководителей айнзатцкоманд, сухие строчки о количестве ликвидированных людей – столько-то евреев, поляков, цыган, пленных советских партизан.
Рапорт командира зондеркоманды «А» от 4 июня 1944 года, как раз перед приходом советских войск, о полном уничтожении населенных пунктов Глодень, Кляев, Рахановичи, жители которых подозревались в сотрудничестве с бандитами Ковпака. Вот отчет Дмитро Бердника, заместителя командира вспомогательного полицейского батальона. В Тусковец из Збровичей направлены 254 человека для отправки на работы в Германию. Рапорт того же Бердника, датированный следующим днем. 120 человек угодили в концентрационный лагерь Аушвиц.
В кабинет без стука ворвался злой и всклокоченный Рыков.
– Хотели увидеть меня, Алексей? Не могу сообщить ничего радостного. Бандиты сожгли зернохранилище в Маличах, вывезли муку на трех телегах. Их было полторы дюжины. Мы опоздали на несколько часов. Бандгруппа Терентия Крапко, одного из командиров Бабулы. Двое местных его опознали. Спалили зернохранилище, контору, убили сторожа и семью управляющего. Крестьяне злые на бандитов, но боятся их. По секрету поведали, куда идти. Два отделения пошли по следу, попали в засаду. К счастью, обошлось без потерь. Но потеряли время. Следы от повозок просто исчезли! Словно взлетели эти чертовы телеги! Ни бандитов, ни подвод, ни муки! Лешие нас за нос водят, сбивают со следа.
– Значит, бункер где-то там, – осторожно предположил Алексей.
– Обыскались, нет бункера. – У капитана Рыкова и впрямь был такой вид, словно он носом искал трюфеля в черноземе.
До обеда Алексей перебирал бумаги, отыскивал в голове дельную мысль. Систематизировал все, что знал, раскладывал по полочкам. Снова пристально изучал карту района и территорий, прилегающих к нему. Он должен справиться. А если нет, что тогда? Проведение дорогой и обременительной общевойсковой операции? Блокирование Хованского леса и проверка каждого пня?
Но такие передвижения войск не утаить. Информаторы доложат Бабуле. Он заранее выйдет из своего схрона и будет потешаться, глядя, как солдаты корчуют лес.
Капитана Кравца в лучшем случае поджидают арест и череда позорных дисциплинарных взысканий. А в худшем… Впрочем, это всем понятно.
Лева Березин сидел за столом посреди замусоренного кабинета и отрешенно проницал взглядом пространство. В пепельнице дымилась папироса, под рукой лежал пистолет ТТ, остывал чай в алюминиевой кружке. Он покосился на гостя, но больше никак не отреагировал на его появление. Лева Березин думал.
– В бездну смотришь? – осведомился Алексей.
Лева вздохнул.
– Да, ты знаешь, если очень долго вглядываться в бездну…
– То у тебя остынет чай, – отрезал Алексей. – Быстро допивай и пошли работать.
Вторую половину дня они провели, как выразился бы иностранец, на пленэре. Зону особого внимания очертили в планшете. Алексей стоял на пустыре позади двухэтажного здания райкома. За спиной кустарник, овраг. Его прочесывали красноармейцы, получившие приказ в десятый раз осмотреть местность.
Где-то здесь наверняка выходил на поверхность подземный лаз. Почва каменистая, с проплешинами. Рассчитывать на следы не приходилось.
Под ногами солдат валялись стреляные гильзы. С этого места боевики неделю назад обстреливали райком. Огонь велся плотный, даже кирпичи вылетали из кладки. Оконные проемы разворочены, стекла выбиты. Бандиты швыряли в них гранаты.
Алексей посмотрел по сторонам. Боевики точно знали, куда стрелять. Незаметно подойти с улицы они никак не могли, от казармы, отгороженной лесополосой, – тем более. Сто процентов, что вылезли из оврага, тянущегося параллельно центральным улицам. Туда же и нырнули, расстреляв райком.
Алексей подал знак Леве Березину, который вдумчиво царапал ногтями кладку, и офицеры отправились к оврагу. Красноармейцы оттуда уже ушли.
Овраг был неглубокий, заваленный мусором, разложившимися пищевыми отходами. Запашок стоял соответствующий. На склонах кустарник, липы с осинами. Идеальное место для временного укрытия.
На обратной стороне Черкановская улица, частный сектор с высокими заборами, дорога. Вздумай банда, состоящая из дюжины рыл, рвануть туда, обязательно нашлись бы очевидцы. Ткачук уверял, что местных тщательно опрашивали.
Уйти мерзавцы могли только по оврагу. На западе лощина сглаживалась, упиралась в забор подстанции и караульную вышку, защищенную стальными листами. Эта дорога бандитам была заказана. Они уходили на восток. В этом можно было не сомневаться.
Через 250 метров овраг сглаживался, выходил к дверям популярного пивного заведения, запрятанного во дворе похоронной конторы. Оно активно работало даже в это непростое время. Пьяницы тоже что-то засекли бы.
Алексей методично сужал круги, не забывая смотреть по сторонам. Где-то здесь банда выбралась из оврага и подалась к задворкам строений, стоявшим на центральной улице. Церковь, районный госпиталь, средняя школа. Возможно, похоронная контора.
Березин уловил его мысль и, кажется, проникся ею. Они бродили по оврагу, поднимались на склон, осматривали кусты, исхоженные тропки. Им попадались четкие следы. На земле валялись окурки. Но бандеровцы не стали бы оставлять за собой ничего такого. Они знали, куда надо наступить, чтобы оставить после себя минимум улик. Местность была неровная, попадались кустарники, небольшие деревца.
От оврага с равным успехом можно было незаметно подкрасться к церкви, школе и больнице. Два последних учреждения ограждали заборы, но в них зияли дыры, куда пролез бы и толстяк. По территории больницы изредка ходили патрули, но это тоже не бог весть какая гарантия безопасности.
– Допустим, ты прав. Мы найдем сейчас этот ход, и что нам это даст? Отрежем лазейку, возьмем пару бандитов. Они перестанут пользоваться этой дорожкой, найдут другую.
– Если с шумом и гамом, то да, – сказал Алексей. – Но мы попробуем сработать тихо. К человеку, обслуживающему эту лазейку, приходят связники из леса. Их надо отследить, накрыть хотя бы один отряд, взять командира, который знает, где сидит Бабула.
– Совсем тихо не удастся, – заметил Березин. – Но ты прав, эту дорожку в любом случае надо выявить.
Они стояли перед церковью. Облупленное серо-песочное здание, ничего монументального, впечатляющего. Скромные завитки на арочных окнах, фальшивые колонны на фасаде, обвалившиеся выступы-пилястры. Крыльцо поросло бурьяном, окна заколочены щитами. Резной конек на черепичной крыше покосился, угрожающе завис над треугольным обрамлением фасада.
Офицеры обошли здание. С улицы к крыльцу вела дорожка. Трава на ней пробивалась даже через щебень. Две женщины, идущие по центральной улице, повернули к церкви, но увидели людей в форме, испуганно переглянулись и припустили дальше.
– Ненавижу этот опиум для народа, – пробормотал Лева, стащил очки и начал протирать их подолом гимнастерки. – Правильно мы сделали, что ограничили общение церковников с народом. Ни уму ни сердцу. Можно подумать, что все моральные нормы – от бога. Если не веришь, значит, ты сволочь. У тебя нет никаких нравственных границ. Засоряют мозги людям.
– Поздравляю, Лева, – проговорил Алексей. – Ты вскарабкался на вершину своих нравственных устоев.
– Да я и не слезал с нее, – ответил Березин. – Атеизм прекрасно уживается с совестью, моралью и даже состраданием. У солдат вермахта на ремнях было отчеканено «С нами Бог», и что? На божий промысел вышли? Да тьфу на них, на этих верующих. Церковь закрыли полгода назад и правильно сделали. Она греко-католическая была. Или униатская, если по-другому. Что-то от византийского толка, что-то от Ватикана, который, кстати, ни разу по-настоящему не осудил фашизм. Наши православные попы хотя бы на словах осуждали, а те боялись. Клирик тут был, отец Иоанн, прихожанам мозги пудрил. Хорошо, доложили бдительные товарищи, что не прост батюшка. С лесными братьями связан, покровительствует им не только в духовном плане. Раненых прячет, деньгами снабжает, информацией делится. Когда нагрянуло НКВД – ты не поверишь! – батюшка за шмайсер схватился! Так его пулями к алтарю и прибили. Потом в подвале хранилище обнаружили – консервы, оружие. С тех пор религиозное заведение закрыто. Подумывали организовать в нем фотолабораторию, но пока вопрос завис. Народ пытался бурлить, возмущаться, но после пары арестов успокоился. Несознательные граждане проходят, крестятся, но дальше ограды не лезут, боятся.
– Так тут был схрон? – осведомился Алексей.
– Нет, пустышка, – отмахнулся Лева. – Просто подвал. Он всегда тут был. Тщательно проверили, никаких лазов не нашли. Два дня богадельню обыскивали. Слушок прошел, что поп под церковью золотишко прятал. Вот майор Рябой, который еще до Ткачука тут милицией командовал, и отдал приказ прощупать весь подвал. Красивая легенда оказалась. А Рябой уже губу на орден раскатал. Так что нет тут лазеек, Алексей. Сам видишь, что доски никто нигде не отрывал. Остались бы следы. Подвальные окна отсутствуют. На крыльцо люди не поднимались несколько месяцев – трава не примята.
– Похоже на то, – неуверенно согласился Алексей. – И все же прикажи ребятам еще раз осмотреть все здание. Могли проникнуть, например, через крышу – сбросить лестницу. За шесть месяцев можно не только лаз под церковь прорыть, но и весь город ходами опутать.
– Хорошо, распоряжусь прямо сейчас. Но ты сам понимаешь, что вероятность ничтожная. Они же не тупые.
Лева отправился выполнять приказ.
Школу и госпиталь Алексей оставил на потом. Он прошелся в глубь квартала до ритуального хозяйства, забрел во двор. Визжала электрическая пила, работали люди не самой респектабельной внешности. Они косились на офицера, но держали рот на замке. Контора ударно трудилась. Ее конечный продукт пользовался популярностью.
«Интересно, куда покойников отпевать возят?» – невольно задумался Алексей.
Двое небритых мужиков грузили готовые домовины в кузов полуторки. Шофер курил, болтал с женщиной в платочке, сотрудницей конторы. Они покосились на него и притихли. Видимо, у человека в форме на лбу горели огненные буквы «СМЕРШ».
Он прошелся по двору, заглядывая в потайные уголки, осмотрел мастерскую, дровяной склад, где приятно пахло хвоей. Потом поднялся в контору. Подскочил лысоватый мужчина в очках. Он сидел за канцелярским столом и стучал костяшками счет. Алексей сунул ему под нос корочки с ужасной аббревиатурой. Мужчина напрягся, воззрился на посетителя с пугливым изумлением.
Капитан СМЕРШа был опытным физиономистом. Счетовод не в теме. В противном случае его реакция была бы иной.
– Фамилия!.. – сказал Алексей.
– Савчук… Азар, – пробормотал собеседник. – Временно руковожу столярной мастерской. Я могу вам что-то предложить, пан офицер?
– Что ты можешь мне предложить, кроме гроба? – пробормотал Алексей. – Ладно, работайте, я осмотрюсь.
– Конечно-конечно, – засуетился Савчук. – Вы можете смотреть, что угодно, нам нечего скрывать. Что я могу вам показать?
– С людьми из леса сотрудничаете, гражданин Савчук? – в лоб спросил Алексей.
Того чуть инфаркт не хватил. Если что-то незаконное и случалось в этом заведении, то данный субъект был не в курсе.
– Почему вы назвали себя временным руководителем? – спросил Алексей, посмотрев бумаги этого заведения. – Вы ведь работаете тут много лет, да?
– Даже не знаю. – Савчук мялся, вздыхал и выдал с философским подтекстом: – Мы все в этом мире временные.
«Он прав, – размышлял Алексей. – Сегодня мы есть, а завтра – только память, да и то не обо всех».
Посещение склада готовой продукции подтверждало эту мысль. Черный юмор тоже работал. Он представил, как бледные, похожие на мертвецов бандиты устраивают налет, потом возвращаются каждый в свой гроб и там лежат до следующей акции.
Лева Березин ждал его в воротах.
– Готовишься к вечности, Алексей? Кстати, обрати внимание, они сменили технологию. При немцах клепали вполне приличные домовины, выполняли серьезные заказы. Обтягивали гробы бархатом, лаком покрывали, всякие финтифлюшки вырезали. В контору очереди из грузовиков выстраивались. В пяти верстах от Глыбово немецкое кладбище. Там солдат и офицеров хоронили. Жуть полная. Ночью призраки со свастикой по могилам бродят, деревья не растут, птицы не летают. Сроем когда-нибудь эту заразу к чертовой матери.
– Ты отправил людей в церковь?
– Ага, парни уже в храме. Им смешно, но работают. Лишь бы не молились.
– Пусть помолятся, а потом приходят в похоронную контору, перевернут тут все вверх ногами. Шансов немного, но мы должны их использовать. Так, что тут еще?.. – Он вышел на улицу, завертел головой. – Гаражное хозяйство автобазы далеко. Его можно осмотреть, но надежды еще меньше. Пойдем в госпиталь, Лева?
– Подождите! – Эффектная стройная женщина в безупречно белом халате нахмурилась, переварила нехитрую мысль, насупила выщипанные брови. – Я понимаю, что вы офицер СМЕРШа, перед вами открываются любые двери. В общении с вами следует проявлять почтительность, граничащую с подобострастием. Не расстроитесь, если я не буду этого делать? Тут, в конце концов, медицинское учреждение, здесь лежат больные и раненые, за которых я отвечаю.
– Вам есть что скрывать, Ольга Дмитриевна? – Глаза офицера СМЕРШа иронично поблескивали. – Никто не собирается выселять отсюда ваших больных и раненых. Дайте мне белый халат и проведите небольшую экскурсию. Я похож на человека, способного разнести заразу по не очень чистому учреждению?
– Послушайте, это переходит всякие границы, – отрезала дама.
Она смотрела ему в глаза и не смущалась. Возможно, устала бояться или имела высоких покровителей.
– Здесь вообще-то люди работают.
– Дети, не ссорьтесь, – пробормотал Березин, подавляя зевоту. – Ольга Дмитриевна, вы не с той ноги сегодня встали? Вам оно надо – поругаться со СМЕРШ? Телегу накатаете в штаб округа? Обвините капитана Кравца в психологическом насилии? У вас и без того проблем по самые гланды. Люди делают свое дело, не мешайте им работать. Давайте дружить, ходить друг к другу в гости.
– Ой, ладно, – сказала красивая женщина и поморщилась. – Делайте все, что хотите. Вы правы. Прошу простить. Сегодня был трудный день. Я провела четыре операции, гоняла всех этих бездельников, выслушивала жалобы больных.
Женщина действительно с трудом стояла на ногах, но смотрелась эффектно. Похоже, она меняла халат несколько раз на дню.
В ординаторской было пусто. В коридоре кто-то жалобно стонал, поскрипывали колеса каталки.
– Вы главный врач лечебного учреждения, Ольга Дмитриевна? – спросил Алексей, озирая облепленный потолок, растрескавшийся кафель.
– Называйте как хотите. Война закончилась, должности военврачей упразднены. Я капитан военно-медицинской службы. В этом здании была районная больница, единственная приличная на всю округу. При немцах – госпиталь. Они все оборудование вывезли, мы поставили свое, но сами понимаете, какое оно у нас. Сейчас здесь госпиталь, но мы вынуждены принимать и штатских пациентов. Люди болеют, от этого никуда не денешься, их надо лечить. Много раненых привозят из сел, где случаются стычки с бандитами. Это и военные, и гражданские.
– Можете кратко описать структуру учреждения?
– Да ради бога. – Женщина села на стул, вытянула натруженные ноги. – В больнице нет реанимации, родильного и детского отделений, приемного покоя, интенсивной терапии. Здание ветшает, наше счастье, что его не бомбили. Можете не принюхиваться, товарищ капитан. – Женщина вздохнула. – Здесь все насквозь пропахло лекарствами, хлороформом и гнилью. Этот дух ничем не извести. В госпитале три отделения: хирургия, травматология и терапия, где принимают военных и штатских. Персонала катастрофически не хватает. По штату у нас должна быть главная медсестра. Фактически эту должность занимает Рая Полищук – старшая сестра хирургического отделения. Это, кстати, она.
В ординаторскую вошла невысокая молодая женщина с кудряшками, сделала большие глаза, пискнула что-то вроде извинения и поспешила удалиться.
– Что бы я делала без Раечки, – заявила женщина. – Она из местных, грамотная, всегда поможет. Научилась ассистировать при операциях, понимает меня без слов.
– Вы сами проводите операции?
– Разумеется. Я ведь хирург, провела за войну не одну сотню операций. Бывало, что и в полевых условиях, без наркоза и перевязочных материалов. Да у нас катастрофическая нехватка персонала. На всю больницу шесть санитарок с широким кругом обязанностей – от мытья полов до ухода за больными. Врачей – раз, два и обчелся. Не хочу хвастаться, но опытнее меня здесь никого нет. Яковлев – всего лишь фельдшер. Треппер Александр Сергеевич – золотые руки, колоссальный опыт, но пока не выпьет, оперировать не может, представляете? – Женщина невесело засмеялась. – Конченый алкоголик, а ведь когда-то под бомбами работал. Васюк Елена Сергеевна – пожилая, с испорченным зрением. Есть еще ординатор Вадик, вчерашний студент из Харькова, старательный мальчик, но у него нет опыта.
– Знаете что, Ольга Дмитриевна, не хочу вас беспокоить. Пусть одна из сестер проведет нас по больнице и все покажет. Мы не задержимся.
– Хорошо. – Антухович пожала плечами. – Я скажу Раечке Полищук, она погуляет с вами. Девушка славная, училась во Львове еще до войны, хорошо говорит по-русски.
Девушка действительно оказалась приветливой, но тоже качалась от усталости. Ей украдкой улыбался Березин, плетущийся сзади. Они явно не впервые виделись. Рая демонстративно от него отворачивалась, общалась только с капитаном.
Экскурсия не затянулась. Долго находиться в этом аду было невозможно. Как они тут работают?
Здание сильно обветшало, скрипели полы, сыпалась штукатурка со стен. Длинный коридор прорезал оба крыла здания, соединял отделения. Кровати стояли даже в коридоре. Стонали перевязанные люди. Ходячие сновали с серыми постными лицами.
На глазах Алексея в больницу был доставлен красноармеец, раненный в ногу. Санитары тащили его под мышки, а он прыгал на одной ноге и крыл их матом.
Капитан заходил в помещения, осматривался, потом выслушивал комментарии Раи.
– Здесь у нас перевязочная, – пробормотала курносая девушка с кудряшками. – Не обращайте внимания на эти кровавые тряпки. Обычная обстановка. В шкафах хранятся перевязочный и шовный материал, антисептики… Это хирургическое отделение. Здесь вырезают размозженные ткани, зашивают, проводят первичную хирургическую обработку ран. Сегодня Ольга Дмитриевна проводила тут серьезную операцию. Двое мужчин из Гожище поступили третьего дня. Они сельсовет охраняли. На него ночью напали бандиты. Их обстреляли, забросали гранатами. Оба выжили, но очень плохи. Одному Ольга Дмитриевна вскрывала живот. Осколочное ранение с разрывом печени и селезенки. Тяжелая операция длилась несколько часов. Мы успели поставить зажимы на сосуды, остановить кровотечение. Мужчина живой, сейчас ему колют пенициллин. Второго, к сожалению, не спасли. Осколок гранаты сильно повредил кишечник, мы не смогли ничего сделать.
– С антибиотиками, обезболивающими все в порядке? – спросил Алексей.
Девушка устало улыбнулась и ответила:
– Большим разнообразием наша больница похвастаться не может. Обезболиваем морфином, есть пенициллин, в качестве наркоза перед операциями используем хлороформ. Недавно получили установку для переливания крови, делаем гемодез, инфузию, вводим больным лекарства, витамины.
Алексей заглянул в травматологическое отделение. Там лежали люди с осколочными ранениями, переломами, раздробленными конечностями.
В терапии основную массу пациентов составляли местные жители. Плакал ребенок с сыпью на лице, ковылял пожилой мужчина на костылях.
Капитан заглянул в палату для тяжелораненых, в процедурную, в комнату для мытья больных, в сестринскую, где сидели две женщины с пустыми глазами. Обстановка угнетала его, создавалось впечатление, что война еще не кончилась. Персонал заведения действительно работал на износ. Единственная сносная больница на весь район – это безобразие!
Для галочки он забрел на кухню и в столовую, где несколько больных в пижамах что-то вяло хлебали из алюминиевых мисок.
– Вы получили представление об аде, товарищ капитан? – спросила Рая. – Теперь понимаете, как люди здесь работают? А ведь у многих семьи, домашнее хозяйство, с зарплатой полная неразбериха. Хорошо, что у Ольги Дмитриевны есть связи в комендатуре. Она дважды в месяц выбивает для персонала продуктовые пайки.
Про связи Антухович в комендатуре Алексей выяснять не стал. Он попросил показать подвал. Медсестра недоуменно пожала плечами, удалилась в ординаторскую, вернулась с ключами.
Дверь, ведущая в подвал, располагалась рядом с палатой для выздоравливающих. Сомнительно, что этой лазейкой могли пользоваться бандиты. Рядом пост дежурной медсестры, комната для санитарок, работающих по ночам.
Все эти люди могли быть сообщниками бандитов? Маловероятно. Даже с учетом традиционно неприязненного отношения местных жителей к Советской власти.
– Раечка, вы составите нам компанию в подземелье? – вкрадчиво спросил Березин.
– Спасибо, Лев Борисович, увольте меня от этого. – Рая передернула плечами. – Там нет ничего интересного. Вы же справитесь без меня, товарищ капитан?
– Конечно, Рая. Спасибо за экскурсию. – Алексей улыбнулся. – Мы все осмотрим и уйдем, больше вас не потревожим.
Девушка торопливо удалилась. Впрочем, прежде чем шмыгнуть за угол, она обернулась и пристально взглянула на капитана.
– Ты пользуешься успехом среди местных барышень, – проворчал Березин.
– Мне плевать, – отозвался Алексей. – Главное, что они не пользуются успехом у меня. Ты уже пытался вбить под нее клин?
– А что, я хуже других? – заявил Березин. – Пару раз сталкивался по служебной деятельности. Хорошая скромная девушка. Предложил ей прогуляться, посидеть в ресторане. Бесполезно, пугливые они тут. Может, я в зеркало забыл посмотреть? – Лева снял фуражку и озадаченно почесал затылок. – Или форму не снял, прежде чем ухаживать? «Вы очень обаятельный, Лев Борисович, но не до такой же степени!» Как тебе это заявление?
Подвалы под зданием не отличались кубатурой. Кругом громоздился мусор. Электричество отсутствовало, офицерам пришлось воспользоваться фонарями. Низкий потолок, полы, залитые бетоном.
Алексей сел на корточки, осмотрел пространство перед лестницей. На полу лохматилась пыль, четкие следы на ней не замечались. Иногда сюда спускались люди, но постоянных хождений не было.
На осмотр ушло несколько минут. Бандиты, конечно, люди с фантазией, но вряд ли научились летать. Мебель никто не двигал, пыль везде лежала равномерно.
Березин полез в какую-то нишу, порвал штаны о гвоздь, ударился затылком о низкий потолок, в завершение защемил ногу и чуть не сломал ее. Он выбрался оттуда, чертыхаясь, злой, как щука, стал ощупывать пострадавшую конечность, ворчал, что этот мир неисправим, его не спасут ни любовь, ни массовые расстрелы.
– Это я тебе точно говорю, напарник!
– Под ноги надо смотреть, – заявил Алексей. – Ладно, пошли отсюда.
Медицинское учреждение в принципе охранялось. Патрульные прохаживались по тротуару, двое бойцов дежурили на территории. Задняя сторона больницы контролировалась красноармейцами лишь эпизодически. В решетчатой ограде зияли дыры, их стыдливо прикрывал кустарник.
Морг прятался за деревьями на дальней стороне больничного комплекса. Унылое строение барачного типа. У входа в это заведение стояли несколько машин. Возились люди в серых халатах с отечными лицами. Из старенькой полуторки выгружали тело, укрытое дерюгой. Особого пиетета к почившим санитары не питали. Они фактически сбросили покойника на землю, перекантовали на носилки, потащили в здание. На офицеров, мнущихся в стороне, эти персоны посматривали без особого почтения.
Алексей подошел ближе. От тружеников морга исходил мощный запах перегара. Пьяными они не выглядели, но благоухали не слабо. По-другому, видимо, не получалось.
– Навестим богоугодное заведение? – спросил Алексей.
Березин замялся, стал посматривать на часы.
– Знаешь, Алексей, давай без меня. Не сказать, что я жутко боюсь мертвецов…
– Но ты испытываешь к ним легкое недоверие, – с усмешкой проговорил Алексей. – Что с вами, товарищ старший лейтенант? Тонкая душевная организация? Вы точно служите в НКГБ?
– Вот только не надо издеваться, – вспыхнул Березин. – Служу, и, по отзывам начальства, неплохо. Ладно, черт с тобой, пошли. Но учти, если я там грохнусь в обморок…
– Товарищ старший лейтенант, вот вы где. Насилу вас отыскал! – К ним подбежал белобрысый лейтенант Окульченко, одетый в штатское. – Товарищ капитан, разрешите обратиться к товарищу старшему лейтенанту?
– Обращайся, мне не жалко.
– Лев Борисович, вам уже три раза звонили из Троеполья, – заявил младший офицер госбезопасности. – Они не знали, что Лучанского больше нет, очень удивились. Им надо что-то согласовать по делу о нападении на тамошний райсовет. Я пообещал им, что до ужина вас найду.
– Ладно, Лева, иди, – сказал Алексей. – Сам справлюсь.
Тот с облегчением вздохнул и ушел.
«Самое время признать, что у местного отделения НКГБ могут быть и свои дела, которые никто не отменял», – подумал капитан.
Посещение морга не прибавило ему интереса к жизни. Заведение было переполнено. Его сотрудники расходовали хлорамин коробками, чтобы заглушить запах. Но не спасали ни прохлада в подвале, ни препараты. Дух смерти намертво впитался в гниющие стены.
Людей здесь складировали, как коробки с продуктами. Площадей катастрофически не хватало.
Капитан выслушал отчет бледного субъекта с воспаленными глазами. Тот представился доктором Симоненко. За сегодняшний день поступили шестеро. Те самые польский граф и его спутник, пара местных жителей и двое из Лепеня.
Причины смерти доктора Симоненко не волновали. Пусть с этим разбираются компетентные органы.
У многих покойников не было ни имен, ни фамилий. Местных забирали родственники, потом хоронили на городском погосте. Если за телами никто не приходил, их зарывали на специально отведенном участке вблизи кладбища, втыкали на холмик табличку с фамилией или без таковой.
Сотрудники морга получили приказ зарывать тела бандеровцев в общих могилах, при этом не ставить никаких табличек. Их хоронили как собак.
Работа адская, персонал не просыхал, но никто не увольнялся. За такое дело платили реальные деньги, по здешним меркам весьма немалые.
Капитан курил у ворот, пытался избавиться от тошнотворной сладости во рту и чувствовал себя как вымирающий динозавр.
Невдалеке остановился комендантский «козлик». Из него высадился капитан Рыков, поправил фуражку, одернул гимнастерку и уверенным шагом двинулся к воротам госпиталя. Он заметил капитана СМЕРШа, торчащего в калитке, и смутился. Сломался уверенный шаг, на суровом лике обрисовалась досада.
– Я испортил пейзаж, товарищ капитан? – иронично спросил Алексей.
– С чего бы? – проворчал Рыков, невольно притормаживая. – У вас все в порядке, Алексей? – Он нахмурился. – Я по делу в госпиталь.
– Я понял, – сказал Алексей. – Главное, чтобы это дело не мешало службе. В гарнизоне без происшествий? Только хорошие новости?
– Что вы имеете в виду? – спросил заместитель коменданта и сглотнул.
– Хорошие новости – это когда никого не убили, – пояснил Алексей.
– Пока все тихо. – Рыков натянуто улыбнулся. – Личный состав гарнизона несет службу согласно уставу. Усилены все посты…
– Мне кажется, что не все, – перебил его Алексей. – Если вам не сложно, передайте Николаю Акимовичу мои замечания. Госпиталь охраняется из рук вон плохо. Вы видели заднюю сторону заведения? Она примыкает к оврагу и фактически не защищена. Любая вооруженная группа просочится совершенно беспрепятственно. Патрули туда заглядывают нечасто. Понимаете, что будет, если бандеровцы нанесут серьезный удар по госпиталю? Мало они запугали местное население?
Рыков слегка побледнел.
– Хорошо, товарищ капитан, я поговорю с Николаем Акимовичем.
– Лучше не откладывать это дело в долгий ящик, – проговорил Алексей, отвернулся и, не оглядываясь, зашагал по улице.
Когда он подошел к школе, на землю улеглись легкие сумерки. Снаружи здание подкрасили, внутри все было запущено. Вспучивались и скрипели полы. Постройка деревянная. Достаточно спички, чтобы она занялась вся, от пола до потолка.
Стучали молотки. Рабочие заделывали дыру в полу недалеко от входа. Они покосились на офицера, приколотили недостающую доску, собрали инструмент и ушли. В здании воцарилась тишина.
Он заглядывал в классы, видел обычные парты, столы. При немцах тут тоже учились дети, только украинские, остальных расстреляли или выселили.
В учительской сидели две пожилые женщины. Одна что-то писала на серой бумаге, другая убиралась в книжных шкафах. Обе вздрогнули, напряглись. Это были Галина Николаевна Воронец, директор школы, и Антонина Сидоровна Окулевская, учительница географии, которая назвалась, опустила глаза и быстро удалилась.
Директорша тяжело вздохнула, предложила гостю присесть и сказала:
– Антонина не враг, товарищ капитан, не смотрите ей вслед с таким предубеждением. Она из местных, всю жизнь прожила в этом городке и преподавала в школе. Муж был поляком, его убили оуновцы, сын пропал без вести в сорок втором. Сама безропотна, политикой не увлекается, оттого выжила и сохранила работу. При поляках преподавала географию, при немцах тоже…
– Вы тоже местная, Галина Николаевна?
– Что вы, разве я похожа на местную? – Женщина устало улыбнулась. – Я из Юзовки, которая теперь называется Сталино. Преподавала историю в городской средней школе, была завучем. Сын командовал взводом в полку, который оборонял город, погиб смертью храбрых. Муж скончался в эвакуации от воспаления легких. Была еще племянница Женечка. В июле сорок первого в Сталино был сформирован партизанский отряд, в который она записалась. Воевала в Малинских лесах Житомирской области, потом на Брянщине против походных групп УПА. Они тогда еще были самоуверенные, наглые, верили в победу, в свою кровавую самостийность. Женечка пропала без вести. Я два года прожила в Караганде, потом вернулась в Сталино. Год назад, когда советские войска освободили Западную Украину, мне предложили приехать сюда, налаживать работу в школах. Так что я уже, можно сказать, старожил. Прошлый учебный год был трудный. Родители боялись отпускать детей в школу, наше заведение охраняли красноармейцы, потому что пару раз случались неприятные инциденты.
– Надеюсь, следующий учебный год будет лучше предыдущего, – с улыбкой проговорил Алексей. – Власти примут меры относительно безопасности учащихся и преподавательского состава. Проблем с учителями не будет?
– Мы все об этом молимся. Ох, простите, наверное, нельзя так говорить. – Женщина смутилась. – В прошлом году был некомплект, приходилось укрупнять классы. Недавно к нам приехали две студентки из Ворошиловграда. Мы приняли на работу библиотекаря, учителя труда. Две недели назад я ездила во Львов, говорила с людьми из отдела народного образования. Они обещали к сентябрю прислать еще несколько педагогов.
– Я осмотрюсь, не возражаете?
– Конечно. Но здание фактически пустует. Здесь только несколько человек.
– Вы позволите ключ от подвала?
Местные катакомбы тоже не могли похвастаться ухоженностью. Но в них по крайней мере был свет. Подвалы под зданием повторяли его конфигурацию.
За полчаса капитан не выявил ничего подозрительного, вышел наружу, запер дверь. Галина Николаевна еще не ушла. Он отдал ей ключ и решил пройтись по школе. Электричество в здании экономили, лампочки не горели, но видимость пока еще сохранялась.
Алексей прошел мимо учительской, заглянул в столовую. Пахло здесь лучше, чем в морге, но не сказать, что аппетитно. Запах знаний, насколько он помнил, был другим.
Капитан прошагал через холл, куда выводили двери, и оказался в длинном коридоре.
«Глупо все это, – подумал Алексей. – Осматривать здание нужно при дневном свете и не одной парой глаз».
Но он решил дойти до конца, тем более что из-под последней двери просачивался тусклый электрический свет. Офицер на цыпочках приблизился к ней. Изнутри доносились невнятные звуки. На двери сохранилась выцветшая табличка «Библиотека».
Он вошел без стука и сразу пожалел об этом. Молодая женщина ахнула и выронила из рук стопку фолиантов, которую пыталась пристроить на пустующую полку стеллажа. Ей пришлось отпрыгнуть, иначе толстые тома ударили бы ее по ногам. Немая сцена вышла на славу, прямо как в театре, на представлении «Ревизора».
Особа в серой юбке и тонкой вязаной кофте не на шутку испугалась. На вид ей было лет двадцать пять. Худенькая, с большими глазами, с приятным лицом. Волнистые пепельные волосы собраны в пучок на затылке.
Несколько секунд она боялась пошевелиться. Ее словно паралич сковал.
Алексей смущенно кашлянул. Слабонервные тут все какие-то.
– Спокойствие, девушка, это не налет, – нескладно пошутил он, вошел в помещение, бегло осмотрелся.
Комната не маленькая, но и не особо большая. Она плотно заставлена стеллажами. Книги на полках, на полу, на столе у задернутого окна.
Барышня глубоко вздохнула, вышла из оцепенения.
– Приказываю не бояться! Все в порядке. – Алексей улыбнулся.
Девушка расслабилась, но продолжала следить за ним.
– Здравствуйте, – сказал он. – Прошу прощения за то, что напугал вас. Работа у меня такая.
– Здравствуйте, – пробормотала девушка.
Голосок ее был приятный, хотя не разливался колокольчиком.
– Вам по должности положено пугать людей?
Он показал ей удостоверение.
Она недоверчиво помотала головой и сказала:
– Да, действительно. И после этого вы приказываете мне не бояться?
– До этого, – поправил ее Алексей. – Вам есть что скрывать от органов?
– Нет, я так не думаю. – Она шумно выдохнула. – В следующий раз, когда подойдете к двери, как-нибудь обозначьте свое приближение, хорошо? Посмотрите, что вы натворили! Эти книги и так на ладан дышат. – Она опустилась на колени и стала собирать ветхую печатную продукцию.
Алексей устыдился, пристроился рядом, стал помогать ей. Книги действительно буквально рассыпались в руках. Максим Горький, Лев Толстой, Чехов, Некрасов. Старые журналы «Вокруг света».
– Еще раз прошу меня простить. – Он был само смирение. – Я действительно не хотел. Я больше не буду, честное пионерское.
– Нет, не видать вам прощения. – В глазах девушки блеснул лукавый огонек, но быстро потух.
– Вы работаете в библиотеке?
– Да, работаю. Пытаюсь упорядочить то, что есть, отделить обязательную литературу от развлекательной, навести хоть какой-то порядок.
– И зовут вас?..
– Соколовская Елизавета Петровна. – Она поднялась, стала ставить книги на полки. – Я не местная, приехала в город в конце мая.
– А меня зовут Алексей. Вы комсомолка?
– А как же иначе? – Она удивленно хлопнула ресницами. – Конечно, комсомолка, могу билет показать. Вы почему принюхиваетесь? – Девушка немного растерялась.
– Знаниями пахнет, – объяснил Алексей. – Но я еще и присматриваюсь.
– Зачем?
– Просто вы очень красивая, а работаете так упорно, будто нисколько не хороши собой.
Девушка прыснула, чуть опустила голову и заявила:
– Скажете тоже. Я самая обыкновенная.
– Не спорьте. Со стороны виднее. – Алексей еще раз осмотрелся и спросил: – Откуда здесь все это, Лиза? Я вижу в основном книги, выпущенные советскими издательствами. Не думаю, что такое дело поощрялось немецкими оккупационными властями.
– Согласна. – Она махнула кудряшками. – Держать при немцах такую школьную библиотеку было бы несколько странно и очень страшно, наверное. Недавно я сожгла во дворе целую кучу книг. Конечно, варварство, но туда им и дорога. «Майн Кампф» Адольфа Гитлера, цитатник Геббельса, переведенный на украинский, биография Петлюры, работы Бандеры, Мельника, Коновальца.
– Вы все сделали правильно. Данную издательскую продукцию нельзя называть книгами.
– А то, что вы видите, появилось совсем недавно. Люди приносили. У кого-то в подвалах да на чердаках что-то сохранилось, учителя по крохам собирали. Часть из райкома привезли. Были поставки из восточных областей.
– Вы тоже не местная?
– Из Макеевки, – сказала девушка. – Это маленький городок недалеко от Сталино. Я окончила библиотечный факультет педагогического института перед войной. Сейчас мне двадцать семь, хотя все почему-то дают меньше. – Она смутилась и заалела. – Наверное, потому, что не столкнулась со всеми ужасами войны, сидела в эвакуации в маленьком городке на Урале. А сейчас стало совестно, приехала оказать пользу людям. У меня родственники на улице Садовой, у них и живу.
Уходить Алексею не хотелось. Он помог девушке расставить книги, починил тумбу стола, из которой вываливались выдвижные ящики. Рабочий день закончился, можно позволить себе чуток отдыха.
– Допоздна вы засиделись, Лиза. Заканчивайте со своей приборкой, я провожу вас. Неспокойно в городке в темное время суток.
– Да тут и в светлое не больно-то радостно, – заявила она. – В платочке приходится ходить, надевать на себя что-то невзрачное. Но здесь не все люди плохие, Алексей, много и хороших. Они натерпелись от немцев. А до этого двадцать лет жили под поляками. Хорошо, я сейчас соберусь. – Девушка заторопилась. – Только пыль с полки вытру, а потом разрешу вам меня проводить. Честное комсомольское, я еще ни разу не ходила в этом городе под охраной.
Они покинули здание через несколько минут. Директриса еще не ушла, сидела в учительской, что-то писала при свете настольной лампы.
– Я ухожу, Галина Николаевна, до завтра, – попрощалась Лиза.
– Вижу, вы не одна. – Женщина вяло улыбнулась. – Надеюсь, вы не арестованы? Мне будет трудно найти вам замену.
– Ничего, Галина Николаевна, найдете, – поддержал Алексей шутку. – У нас незаменимых нет.
На улице было тихо. Городок вымер, хотя до начала комендантского часа оставалось время. Весьма странно, но ни войной, ни опасностью в этот вечер не пахло. На небе сияли звезды и нереально желтела луна. Прохожих почти не было.
Они перешли дорогу, двинулись на восток. Улица Садовая находилась через два квартала.
– Временами жутко надоедает сидеть в четырех стенах, – пожаловалась Лиза. – А пойти некуда, да и страшновато. Вот и торчу в школе. Вы ведь тоже учились? – пошутила Лиза.
– Нет, – с серьезным видом отозвался Алексей. – Не был ни пионером, ни октябренком. Сколько себя помню, всегда носил погоны и наводил ужас на школьных библиотекарей. Вообще-то учился, Лиза. Школа была большая, вычурная, каменная, находилась на Выборгской стороне города Ленинграда.
– Господи, как я вам завидую, – проговорила Лиза. – Ленинград – это так красиво и романтично.
– Не думаю, что люди, пережившие блокаду, разделяют это мнение.
– Простите, – взмолилась Лиза. – Я не это имела в виду. Я столько читала про Ленинград, про его памятники, музеи, богатую историю. Ведь именно там все и начиналось…
– Если хотите, могу провести вам экскурсию, заочную, так сказать. Хотя не скажу, что в детстве я был силен в музеях и памятниках. Нас больше привлекали дворы-колодцы, лазанье по подвалам и чердакам.
– Понятно. Давайте пойдем быстрее. Мне эта темнота совсем не нравится. Надо выспаться. Завтра снова рано вставать, а надо еще возиться по дому.
Патруль вырос из ниоткуда, не успели они пройти половину квартала. Яркий свет ударил им в лица.
– Ни с места! Документы!
Девушка испуганно ойкнула, ненароком прижалась к Алексею.
«А ведь ни черта не видно в темноте, – мелькнула у него неутешительная мысль. – В такую глухую ночь бандитам даже не нужно наряжаться в нашу форму!»
– Все в порядке, товарищ капитан. – Старший патруля вернул Алексею документы. – Уж не обессудьте, служба. А девушка?
– Девушка со мной. Это непонятно?
Лиза торопливо шуршала бумагами, но они не понадобились.
– Спокойной ночи, товарищ капитан. Будьте осторожны. – Патруль провалился во мрак.
Он легонько взял Лизу под локоть. Девушка не стала возражать.
Они снова шли по тихой улице, наслаждались вечерней прохладой. Лиза рассказывала о себе, а он ловил себя на мысли о том, что ему нравится ее напевный голос, манера себя вести. С этой девушкой было приятно находиться рядом. К нему возвращалось что-то забытое, интересное, трепетное.
Она рассказывала, как погиб в боях за Макеевку ее брат, дравшийся в стрелковой дивизии, набранной из шахтеров Донбасса. Потом ее эвакуировали вместе с сотнями других жителей Макеевки. На колонну грузовиков обрушилась армада «мессеров». Лизу засыпало землей, несколько часов она лежала без сознания.
Немцы прорвали фронт, их танки вышли в тыл. Уцелевшие гражданские бежали в леса, и только благодаря стараниям партизанского командира Шведова многим из них удалось переправиться за линию фронта.
Он слышал превеликое множество подобных историй. У каждого свое горе. Люди пережили немыслимое. Алексей поддакивал, сочувствовал, прижимал к себе ее локоть.
Где-то далеко на востоке забились выстрелы. Рука капитана машинально потянулась к кобуре. Девушка ойкнула и опять прижалась к нему. Несколько минут они стояли неподвижно. Стрельба оборвалась.
– Не бойтесь, – тихо сказал Алексей. – Это далеко.
Девушка посмотрела на небо. В темноте поблескивали ее глаза.
– Некоторые считают, что там, за звездами, рай, – прошептала она. – Причудливо как-то. Мнение устаревшее, невежественное, но люди продолжают в это верить. Наверное, им так легче. Вы как думаете?
– Не верю, – проворчал Алексей. – Если там что-то и было, то оно давно сгорело. Жарко за звездами. А если ближе, то упало бы на землю.
– И ведь не поспоришь, – с усмешкой сказала Лиза. – Впрочем, возьму на себя ответственность предположить, что по физике у вас была тройка, не выше.
– Четверка, – уточнил Алексей. – Но не твердая.
– Я же говорю. Мы, кстати, почти пришли. Я живу вон в том доме.
Они стояли в безлюдном переулке. В лунном свете поблескивала глянцевая листва деревьев, проступали очертания штакетника. В хате за шторами мерцал свет. Во дворе ворчала собака.
– Тут живут ваши родственники?
– Да, не самые близкие. Троюродная вода на киселе. Оба старенькие, пережили войну. Люди неплохие, но у них уже начинаются старческие отклонения. Не узнают, грубят, работать заставляют. Так мне и надо. А то сгнию от теплого отношения к себе. Спокойной ночи, Алексей. Было очень приятно познакомиться с вами. Не хочу спрашивать, зачем вы пришли сегодня в школу. Это не мое дело.
– Спокойной ночи, Лиза. – Он почувствовал сожаление, когда она отстранилась от него и направилась к калитке.
Девушка пару раз оглянулась, помахала ему. Звякнула щеколда, заскулила собака, приветствуя жиличку. Потом послышалось старческое ворчание, прерываемое приятным голоском девушки.
Алексей развернулся и двинулся из переулка.
