Глава 10
Коммунист Иван Коломоец очнулся от надрывного собачьего лая. Он распахнул глаза, слетел с оттоманки и застыл на полу, сжавшись в пружину. Сердце его бешено колотилось.
Ложная тревога? Или начинается то, чего он подспудно ждал несколько дней?
Оттоманка стояла в дальней комнате, маленькой, вытянутой, с единственным окном. Для жилья помещение не использовалось, служило кладовкой. Оттоманку он притащил сюда позавчера из комнаты матери. Не на полу же спать в ожидании бандитов. Их визит был неминуем.
Собака гавкала, носилась по двору, стуча лапами, что-то чувствовала. Он отвязывал эту псину каждый вечер, прекрасно знал, что со двора она не уйдет и чужаков не проморгает.
Сквозь оконце сочился лунный свет, озарял стены, выбеленные мелом, молодого взъерошенного мужчину в исподнем, сидящего на полу.
Спало село Рывда, на окраине которого, в двух шагах от оврага, располагалось домовладение командира местного истребительного отряда, участника войны Ивана Коломойца.
Рука его нащупала пистолет ТТ, лежащий на тумбочке. С оружием было спокойнее.
Он на корточках, стараясь не маячить выше окна, добрался до стены, где на гвоздике висели автомат ППШ и подсумок. В нем – две гранаты и запасной дисковый магазин.
Иван застегнул ремень поверх исподнего, втиснул пистолет в подсумок, взял в руки ППШ. Штука не диковинная. Он два года бегал с таким в разведывательном взводе, пока не получил ранение в ногу под печально известным озером Балатон и не был подчистую комиссован. Коломоец тогда не знал, что жизнь на родине окажется куда опаснее, чем лобовая атака на позиции смертников из СС, режущих кинжальным огнем.
– Ну, давайте, твари, жду вас, – прошептал он. – Что же вы не идете?
Может, показалось? Кошка пробежала, вот овчарка Гуля и взбеленилась. Она носилась по двору, но лаяла уже спокойнее.
Иван подобрался к подоконнику, приподнял голову. Полная луна освещала часть огорода, засаженного картошкой, плетень из прочных жердин. В доме еще три окна, смотрящих на разные стороны света.
Как же правильно он сделал, что позавчера вечером увез отсюда семью и спрятал у хорошего знакомого в соседнем селе. Иванка плакала, бросалась на грудь, но он был непреклонен. Мол, спрячьтесь, родные. Так всем спокойнее будет. Я уж сам попробую справиться с непростой жизненной ситуацией.
Тащились минуты, пот стекал со лба, он слушал, всматривался в заросли бурьяна. Не тот ракурс. Отсюда незваные гости могут и не пойти. Собака лаяла на другой стороне дома, но скоро затихла. Иван перевел дыхание, утер испарину тыльной стороной ладони.
Вдруг собака снова взорвалась. Он прекрасно знал, какова эта псина в бешенстве. Горло перегрызет играючи. Похоже, Гуля бросилась на кого-то. Грохнул выстрел на западной стороне, сменился тоскливым воем! Не пощадили собаку, уроды. Эх, Гуля-Гуля, спасибо тебе, что предупредила.
Он передернул затвор, откинулся к стене, старался сохранять спокойствие, выдержку. Иван услышал топот по двору, молодецкий свист. Разбилось стекло, что-то влетело в пустующую спальню. Прогремел взрыв. Наступательная граната. Дом не рухнет, но разрушения неизбежны. Вот поганцы!
Он стиснул зубы, терпел. На улице кто-то гоготал, люди оживленно перебрасывались словами. Пусть думают, что прикончили его.
Иван не стал обуваться, босиком вывалился из комнаты, сунул нос в спальню. Взрывом вынесло оконную раму. Осколки понаделали дыр в стене. Покорежилась, потеряла ножку кровать, на которой они с Иванкой провели немало упоительных ночей.
Ярость брызнула из Ивана Коломойца. На развороченный подоконник уже кто-то лез, очерчивался силуэт на фоне иссиня-черного неба. Он прыгнул в проем, ударил короткой прицельной очередью. Бандит взвизгнул, опрокинулся на улицу. Иван злорадно захохотал.
– Коломоец, ты труп! Тебе конец! Выходи лучше сам! – услышал он.
Простучала очередь на восточной стороне. Там тоже рассредоточились ночные демоны. Разбилось окно на кухоньке.
Иван ударил в пустой проем, чтобы пока не лезли, влетел на кухню, припал к окну. Он видел, как от соседского участка отделились две фигуры, пригнувшись, бежали к дому. Целиться было неудобно.
Коломоец прыгнул в разбитый проем, стал стрелять короткими очередями. Бандиты залегли и начали отползать, огрызаясь из немецких «МР-40». Они отрывисто перекликались, были везде! Целая прорва привалила! Знают, что малым числом Ивана Коломойца не взять!
Боевики открыли шквальный огонь со всех сторон. Билось стекло, крошилось дерево, падали на пол семейные фотографии, фарфоровые статуэтки, зазвенел и покатился медный самовар. Коломоец рухнул на пол, закрыл голову руками. Светопреставление продолжалось несколько секунд. Потом бандиты стали перезаряжать оружие.
Он подхватил автомат, бросился к окну, выходящему на северную сторону. Пустырь, десять метров до ворот. Калитка в них неприкаянно болталась, за ней мерцал поганец в широченных галифе и немецкой кепи.
Он прицелился, отогнал демона от калитки, потом бросился в спальню, куда недавно прилетела граната, стал лупить в окно. Бандиты сюда еще не лезли, чего-то ждали. Потом Иван перебежал в кладовку с оттоманкой. Его автомат затрясся.
Трещал и ломался плетень. Кто-то покатился в бурьян, там засверкали огненные вспышки.
Магазин иссяк. Коломоец вставил новый диск, передернул затвор, побежал на кухню, скрючился под подоконником, дал пару очередей.
Бандиты не ожидали, что встретят такое сопротивление, пришли в замешательство. Они беспорядочно стреляли. Пули рвали занавески над Коломойцем, но буйную голову щадили.
«Может, все же есть Бог на белом свете? – Он сплюнул. – Надо же, какие глупые мысли в башку лезут!»
Повалился шкафчик за спиной, который держался на честном слове.
Иван снова побежал по дому, стрелял из окон, увертывался от пуль, которые носились по хате, словно пчелы. Все же бандиты подбирались к стенам, он не мог их удержать. Они перебегали, прятались под фундаментом в слепой зоне. Коломойцу приходилось экономить патроны – последний диск в автомате.
В спальню снова влетела граната. Хорошо, что в этот момент он находился в горнице. Стены пока держались.
Иван понял, что сейчас полезут, бросился в спальню, где пронзительно воняло пороховой гарью, плавали клубы дыма. Он прошелся очередью по окну и правильно сделал, кого-то зацепил. Бандит вывалился наружу, стал кричать, что его ранили в ногу, а это больно, тысяча чертей!
Коломоец добежал до комнаты, когда опять разразилась пальба. Озверевшие бандеровцы лупили из всех стволов. Гранат у них, похоже, больше не было. Они скрючились под входной дверью, стреляли в район щеколды, чтобы высадить ее.
Иван заметался – обложили, черти! Но ничего, он еще поживет. Они у него попляшут! Не истребите, твари, всех коммунистов!
Дождавшись паузы, Коломоец бросился к лестнице, взлетел на чердак. Он прекрасно знал этот дом, мог ходить по нему с закрытыми глазами. Иван вылез из квадратного люка, покатился по полу. Снизу его не пробьют, он солидный, толстый.
Снаружи бандиты продолжали палить – исключительно для острастки, словно его еще можно было чем-то напугать. Он не чувствовал страха. Делай свое дело, а потом решишь, насколько дорога тебе жизнь.
Повалилась входная дверь под ударами сапог. Несколько человек ввалились в хату, открыли огонь наугад, куда глаза глядят.
– Олухи, он на чердаке! – заорал самый сообразительный мерзавец.
Вся компания, громыхая башмаками, кинулась к лестнице.
Коломоец того и ждал, выдернул чеку, скинул вниз гранату. Ослепительная вспышка сопровождалась громом и немалыми разрушениями. Лестница обрушилась, развалилась на несколько кусков. Кого-то убило, кто-то получил серьезные увечья. Боевики истошно вопили, проклинали вонючего коммуняку. Выжившие палили в люк.
Иван выпустил в черноту скупую порцию свинца. Раненый захлебнулся кровью. Кто-то выползал из-под обломков лестницы, кашлял в дыму, оглашал пространство заунывным стоном.
В магазине еще оставалось немного патронов. Коломоец кинулся к чердачному окну, прижался к раме, аккуратно высунулся. Окно выходило на пустырь перед крыльцом. Разбитые ворота, за ними трава по пояс, дорога. Ржавый остов взорванного трактора, который некому было убрать, телега со сгнившей соломой, глубокий кювет, дальше тьма. В соседских домах ни одна лучина не горела, все попрятались по закоулкам и подвалам.
На помощь он и не рассчитывал. В истребительном отряде числились четыре бойца. Двое погибли. Степка Охрименко не вынес тягот, собрал семью и рванул в Тусковец, вот только, судя по молве, не доехал.
Отдел милиции на другом конце села, там тоже острая нехватка сотрудников. Но бандиты, похоже, наведались и туда. Иван слышал отдаленные выстрелы.
«Вот ты и попался, Иван Максимович. Предупреждали умные люди, будь осторожнее, посмотри, что вокруг творится. Я считал, что смогу за себя постоять. Только сейчас понял, что зря».
Из темноты вылупились две фигуры, засеменили к крыльцу. Он кинул гранату в тот момент, когда они исчезли под козырьком крыльца. Взрывом порвало хлипкую стреху, разметало солому. Обрушились откосы, а вместе с ними и навес. Под обломками стонали раненые.
Коломоец отпрянул от окна. По чердаку снова загуляли свинцовые сквозняки, полетели щепки.
Он дождался тишины, высунулся. Один из раненых бандитов остался на месте взрыва. Полз по пустырю к воротам, оставляя за собой кровавую дорожку.
Коломоец высунул ствол, выпустил короткую очередь. Автомат дернулся, кончились патроны. Впрочем, бандиту хватило. Пули вспороли его спину, он вздрогнул и застыл.
В темноте ругались люди, поливали чердак огнем. Кто-то перебегал, колыхались смазанные тени.
Иван выхватил пистолет, стал стрелять, качаясь маятником в оконном проеме. Пот катился по глазам, их невыносимо щипало. Кто-то идеально подставился. Коломоец выпустил в него последние пули, но не попал, потому как уже практически ничего не видел.
Он отпрянул от окна, привалился к стене. Отчаяние душило его. Иван потер глаза, проморгался, вспомнил кое-что, забрался в подсумок, нащупал на дне среди табачных крошек два патрона. Когда-то Коломоец бросил их в подсумок. Лишние были, а теперь ой как пригодились.
Он быстро вставил их в пустую обойму, передернул затвор, привстал на дрожащих ногах, прижавшись спиной к стене. Зрение вернулось, но он видел лишь часть пространства под окном. В темноте за оградой что-то колыхалось, возились люди.
– Эй, Ванька! – раздался из темноты знакомый голос. – Ты как там? Не спится? Живой еще?
– Живой, – прохрипел он. – Что мне сделается? Бабула, ты, что ли? Во плоти явился, надо же. Чего вдруг?
– Да, засиделся что-то, рановато привыкать к земле! Прогуляться решил перед сном, лично приветик тебе передать, поговорить, прежде чем подохнешь.
– Какая честь. Слушай, Бабула, я польщен. Эх, жалко, что тебя не подстрелил! Сколько я там ваших на сковородку отправил – рыл пять наберется? А то со счета сбился.
– Меньше, Ванька! – Нестор Бабула старательно демонстрировал язвительный тон. – Трое в рай подались, столько же раненых.
– Не забудь их прикончить. Не тащить же на себе эту обузу в такую даль.
– Остришь, Ванька? Ну, давай. Недолго осталось. Эти жертвы стоят такого зубра, как ты. Время, кстати, можешь не тянуть, никого не дождешься. Истребили мы твоих истребителей, только ты остался. Слушай, у тебя никак патроны кончились? – В голосе Бабулы заиграли радостные нотки. – Из ППШ ты отстрелялся, гранаты все извел. Восемь патронов выпустил из ТТ, я считал. Даже себе не оставил. Я прав, Ванька?
– А ты проверь, – хрипло отозвался Коломоец. – Может, отыщется еще парочка.
– Блефуешь, Ванька! – заявил Бабула. – Нет у тебя больше ни хрена, не подумал ты о себе, любимом. Но не волнуйся, мы все сделаем правильно.
Стало как-то подозрительно тихо. Похоже, Бабула и впрямь решил проверить, кончились ли у большевика патроны. Но сам не пошел, отправил бойца. Тот вылупился из темноты, согнутый в три погибели, засеменил через двор.
Коломоец выстрелил через щель в стене, в том месте, где не хватило толстого бруса на обшивку. Бандеровец упал, уцепился за ногу. Иван не устоял перед соблазном и вогнал ему в грудь последнюю пулю. Боевик дернулся и затих.
Сколько их там было? Не переводятся еще мрази!
Бандиты опять начали стрелять, но он уже распластался на полу.
– Все, хватит! – крикнул Бабула. – Я ошибся, Ванька, у тебя еще есть патроны! Прими мое почтение. Я думал, что мы быстрее тебя завалим.
Коломоец подтянул ноги, подполз к стене, начал подниматься. Снаружи послышался женский крик. Сердце Ивана прихватило, он замер, насилу отдышался.
– Ванька, смотри, кто у нас есть! – крикнул Бабула.
Он припал к щели. Вспыхнули фонари. Эти твари отыскали его семью! Видимо, знали, у кого он ее припрятал, не поленились, привели сюда.
Коломоец задыхался, глотал слезы. В круге света обрисовались четыре фигуры. Супруга Иванка – еще молодая, когда-то неунывающая, вся в теле, с распущенными длинными волосами. Дочки Эмма и Лада шести и восьми лет, старенькая матушка Марфа Ивановна. Они тряслись от страха, прижимались друг к дружке. Все босые, в длинных ночных сорочках.
Девочки плакали, обнимали маму за бедра. Морщинистая Марфа Ивановна растерянно переминалась на месте. Иванка отрешенно смотрела перед собой. Волосы спутались, лицо почернело, сорочка была порвана в нескольких местах. Над ней, похоже, уже надругались.
Коломоец стонал, бился в глухом припадке, колотил себя кулаком по голове. Что же он наделал?! Даже спрятать не смог нормально!
– Приятный сюрприз, Ванька! – продолжал Бабула. – Все твое святое семейство. Узнаешь? Что делать-то будем? Пожалел бы хоть родных-то, Ванька.
– Бабула, не трогай их, – прохрипел он, не узнавая своего голоса. – Что они тебе сделали? Женщины ни в чем не виноваты.
Бандиты грамотно прикрывались пленницами. Откуда им знать, что у коммуниста действительно закончились патроны?
Потом прогремел выстрел, и седовласая голова матушки взорвалась! Женщина упала. Заголосили остальные. У Иванки кончились силы, она рухнула на колени. Девочки прилипли к ней, прятали лица.
– Иван, убегай! Они все равно нас убьют, – услышал он голос любимой жены.
Какой-то негодяй отвесил ей затрещину. Женщина чуть не упала, эти мерзавцы придержали ее.
– Иван и Иванка, – сказал Бабула. – Какая прелесть. Все, Коломоец, выходи. Считаем до десяти и убиваем всех. Начнем с маленькой. – Рука с пистолетом протянулась к трясущейся голове Эммы.
Иванка что-то бормотала, впадая в ступор, ревели девочки. Коломоец знал, что бандиты никого не пощадят. Это не люди, а звери. Но он не мог поступить по-другому.
Коломоец не чувствовал конечностей. Пошатываясь, он добрался до люка, свесился, упал на чье-то мертвое тело, повредил ногу, в которую когда-то угодила пуля. Но боли Иван уже не чувствовал.
Подволакивая конечность, он вышел из дома, спустился с разбитого крыльца, целую вечность ковылял до поваленной ограды. Челюсть перекосило, Коломоец не мог ничего говорить. Он хотел лишь одного – обнять свою семью. Но даже этого ему не дали сделать.
– Вот и славно, что без оружия пришел, – сказал Бабула и выступил вперед.
Одной рукой он опирался на что-то вроде длинной трости, в другой сжимал пистолет.
Загремели выстрелы. Девочки кричали от дикой боли. Изуверы для начала стреляли по рукам. Иванка хрипела, пыталась их обнять, прижать к себе. Брызгала кровь, радостно смеялись бандиты. Потом они стали стрелять в головы.
Коломоец смотрел невидящими глазами на трупы близких людей. Он перестал соображать, голова не работала.
– Что, не весело тебе, Ванька? – спросил Бабула. – Грустный ты какой-то. Но ничего, бывает. Положите его на землю, хлопцы.
Подошли двое, выбили почву из-под ног. Коломоец упал лицом вниз. Он хрипло дышал, царапал пальцами землю, полз к телам своих кровиночек. Кто-то подставил ногу, он уперся головой в сапог.
– Ладно, хватит. – Бабула подошел, навис над поверженным неприятелем.
Тросточка оказалась гуцульским топориком-валашкой с рукояткой метровой длины, без обушка. Оружие было удобным, хорошо сбалансированным.
Нестор размахнулся, ударил на выдохе. Лезвие валашки вонзилось в шею жертвы, но не перерубило позвоночник. Иван хрипел, ломались ногти, впивавшиеся в землю. Бабула выдернул топорик, рубанул еще раз. Последний.
– Все, хлопцы, уходим, – проворчал он, взваливая топорище на плечо. – Раненых в лес. Там посмотрим, что с ними делать. Да поспешайте. Нам надо до базы добраться, а завтра в Бежанах одну контору навестить.
Небольшая елочка отличалась от остальных лишь тем, что росла на травянистом пригорке, который оказался муляжом. Это был большой ящик с землей, из которой торчало дерево. Заработал смазанный механизм, завертелись мощные шестерни. Громоздкий элемент маскировки отвалил в сторону, обнажив проход в подземелье.
Из глубин схрона выбрался плечистый бородатый мужчина в потертой мазепинке с V-образным разрезом в передней части, в укороченном немецком маскхалате буро-землистого цвета. На его шее висел «МР-40».
Он настороженно посмотрел по сторонам. В ельнике все было тихо. Мужчина шагнул в сторону и встал.
Из подземелья выбрался Нестор Бабула в защитном полувоенном френче и ушитых офицерских брюках, покосился на бородача, пристроился у него за спиной.
За последний год он сильно осунулся, кожа посерела, истончилась, глаза ввалились в череп. Нестор стал сухим, поджарым, напоминал Кощея Бессмертного. Но за бородкой продолжал следить, постригал каждую неделю, превратил ее из окладистой в остроконечную. У него дряблая кожа на шее, и она помогала это скрыть.
Из схрона по одному выходили люди, увешанные оружием, угрюмые, с воспалившимися глазами. Они походили на мертвецов, выбиравшихся из братской могилы.
Бабула исподлобья разглядывал свое войско, дислоцированное в базовом лагере, устроенном посреди Хованского леса. Предателей и колеблющихся тут не было. Остались только люди, готовые идти с ним до конца. Они стали какими-то роботами, готовыми убивать направо и налево.
Приземистый, похожий на злого бычка Карпо Шинкарь, участник недавней операции в Збровичах, когда хлопцы уничтожили двух предателей, а попутно кучу городских милиционеров. Рослый носатый блондин Лука Лисовец, бывший обершарфюрер в знаменитой дивизии СС «Галичина». Подтянутый, надменный, но весьма исполнительный Осип Топильник. В ОУН с тридцать восьмого года, всей душой ненавидит Советскую власть. Коротышка Марко Щербань, обладающий удивительной подвижностью и смекалкой. Остап Юшко, язвительный, злой, с вытянутым, как у селедки, лицом. Кряжистый Пахом Гуцулевич, жутко злой и твердолобый. Заместитель Бабулы Ульян Чумак, грамотный, образованный, знающий военное дело.
Люди тянулись гуськом – двенадцать, пятнадцать душ. Половина гарнизона базового лагеря. Вполне достаточно для проведения акции, намеченной Нестором. Они выходили на небольшую поляну, выстраивались в две шеренги, равнодушно взирали на отцов-командиров.
Бабула жадно курил. Ему удалось на днях разжиться «Герцеговиной Флор», любимой не только им, но и товарищем Сталиным. Он внимательно вглядывался в лица борцов за свободную Украину, выискивал в них признаки недовольства, сомнения.
Слишком дорого обошлось устранение Коломойца. Чертов большевик! Сколько хлопцев потеряли по его милости! Ладно, другие злее будут.
Нестор в последнее время стал подозрительным сверх меры. Порой до паранойи. Большинство акций контролировал лично. С сомнением относился к идее объединения с другими бандами, даже временного. Отказался встретиться с английским посланником, который инкогнито перебрался через границу, да так и завис в Троеполье, не зная, как выбраться из этой проклятой страны.
Когда в отряде появлялись новички, Бабула требовал их полной проверки и подвергал тяжелым испытаниям. Он как огня боялся, что в отряд внедрятся агенты СМЕРШа и ГБ. Новички участвовали в расстрелах, демонстрировали умение ножом зарезать женщину, жену или родственницу большевика, активиста. Он все равно никогда не доверял им до конца, опирался только на бывалых и много раз проверенных людей.
– Чумак, командуй людьми, – бросил Нестор заместителю. – Триста метров на юг, до проселочной дороги. Там ждут подводы. Не пешком же тащиться в такую даль.
Машинно-тракторную станцию под Бежанами бандиты взяли в оборот около шести часов вечера. Государственное предприятие еще работало, на ремонтном участке гудели станки, заводились и глохли двигатели, перекликались люди.
К МТС, на которой ремонтировалась техника для колхозов и совхозов, Бабула присматривался уже давно. Какое право они имеют тут работать? Эти предатели спросили разрешения у законных украинских властей?
Вооруженные люди молча проходили через бетонную ограду, растекались по территории, уставленной колхозными полуторками и устаревшими изделиями Сталинградского тракторного завода. Вахтер в облезлой будке как-то съежился, потянулся к телефону. Остап Юшко плотоядно усмехнулся, сменил направление, вошел к нему. Пожилой человек смертельно побледнел.
– Товарищи, вы по какому делу? – Дрожащая рука так и не дотянулась до трубки.
Юшко заговорщицки приложил палец к губам, потом достал нож и перерезал вахтеру горло. Брызнула кровь, голова упала на стол.
Бандиты двигались тихо, охватывали всю территорию МТС. Здесь находились ремонтный цех и небольшая двухэтажная контора. Все остальное пространство занимали груды металлолома и ремонтируемая техника.
Часть отряда ушла к конторе, другая направилась к цеху. Железные ворота были распахнуты. Внутри кипела работа. Стучала кувалда, традиционное средство для ремонта сложных машин и механизмов, повизгивал фрезерный станок, ухала гильотина для обрубки металла.
За ворота выбежал молодой паренек в спецовке с папиросой в зубах. Он увидел вооруженных людей, изменился в лице, попятился, растворился в чреве ремонтного участка.
Бандиты двигались по проходу, держа автоматы наизготовку. Помещение было не особо большим: участок – метров двадцать в длину, столько же в ширину. Несколько станков, верстаки, стеллажи с деталями и инструментом. Внутри стояли наполовину разобранный трактор СТЗ-1, две грузовые машины с распахнутыми капотами и снятыми колесами. Валялись гусеницы.
Люди прекращали работу, испуганно переглядывались. Из технологической ямы высунулся чумазый паренек с гаечным ключом, быстро спрятался.
К дальней стене была приделана застекленная пристройка-голубятня, контора начальника участка. К ней вела лестница. Оттуда выглянул лысоватый мужчина с бородкой. Его глаза испуганно заблестели.
Бабула остановился посреди цеха, с любопытством огляделся.
Стукнула в последний раз гильотина, упали в короб куски листового металла. Люди пятились от бандитов, с тоской смотрели на ворота, в которых застыли два автоматчика. Пожарный выход под голубятней бандиты тоже перекрыли.
– Пламенный привет работникам героического сельскохозяйственного фронта, – добродушно объявил Бабула. – Как дела, товарищи? Дадите пятилетку в четыре дня? – Шутка показалась ему настолько удачной, что он заржал.
– Что вы хотите, товарищи? – робко спросил лысоватый мужчина с голубятни.
Бабула поманил его пальцем. Но тот попятился, скрылся за стеклом. Нестор пожал плечами. Ладно, пусть немножко побегает.
– Перерыв, товарищи. Всем собраться в проходе, будет сделано важное объявление! – громко заявил он. – Да не бойтесь, выходите. Что вы такие замороженные?
– Внеочередное собрание трудового коллектива, – с надменной ухмылкой добавил Осип Топильник.
Рабочие роптали, неохотно покидали свои места. Первым в проход вышел подтянутый черноусый механик. Он вытирал руки промасленной ветошью, не замечая, что от этого они становятся еще грязнее.
– Подождите!.. – Усач завертел головой. – Вы что собираетесь делать?
Бандеровцы прикладами сгоняли людей в центр участка. Коротышка Щербань спустил с лестницы лысоватого начальника, пинал его в зад. Мужчина семенил, испуганно озирался.
– Что происходит, вы кто? – спросил он, хотя прекрасно все понимал. Бандиты отпускали скабрезные шуточки. Они согнали рабочих в кучу, окружили их. Несчастных было около дюжины. Они уже не задавали вопросов, только затравленно шныряли глазами.
Ульян Чумак со своими хлопцами пригнал из конторы пятерых служащих. Двое были в годах, носили очки, беспрестанно щурились. Остальные – женщины, которым посчастливилось получить работу на государственном предприятии. Одна молодая, другие постарше. Они шарахались от ржущих автоматчиков.
– Тарас, это ты? – спросила одна, всматриваясь в бандита, лицо которого почти полностью заросло бородой. – Тарас, ты же рядом с нами жил, я же с твоей Владой на танцы бегала.
– Молчи, сука! – рыкнул бандеровец, и женщина вздрогнула от испуга.
Заплакала молодая девчонка. Усатый работяга взял ее за руку, начал шепотом успокаивать.
– Все? – спросил Бабула.
– Вроде все, – отозвался Пахом Гуцулевич. – На улице еще одного прибрали, из кабины выскочил, но там и остался.
Заголосила женщина, но тут же получила прикладом по шее.
– Все на улицу! – объявил Бабула. – Собрание переносится на свежий воздух! Выходим, товарищи, не стесняемся!
Бандиты сбили людей в плотную группу и погнали на выход из цеха. По пути автоматчики отстали, повинуясь знакам командиров.
Карпо Шинкарь блеснул желтозубой улыбкой, расставил ноги, сбросил с плеча ручной пулемет Дегтярева с сошками и открыл огонь в упор. Он был мастер своего дела. Люди падали как подкошенные, многие даже не успевали обернуться, валились друг на друга, напичканные свинцом, и мгновенно умирали. Только двое успели броситься врассыпную, но убежали недалеко, полегли под огнем автоматчиков.
– Все, уходим, хлопцы! – приказал Бабула. – Хана краснопузым. Все в лес!
