Немногочисленное посольство Тестурии уже начало посадку на нибелунгер «Гелиос», когда Силантьев вбежал в причальный док. Для землян все арахноиды выглядят одинаково, но за годы работы послом Роман Витальевич научился различать их.

– Постойте! – крикнул он секретарю посольства, готовому ступить на эскалатор, спускающийся с галереи к посадочному шлюзу нибелунгера. – Где Хросс-Хасс? Мне нужно поговорить с послом! Всего несколько слов!

Секретарь остановился, вперившись в Силантьева недвижным взглядом. Арахноиды никогда не торопятся в разговоре, взвешивая возможные последствия ответа, словно это ход в шахматной партии. Привыкнуть к подобной манере бывает нелегко.

– Хросс-Хасс остается на вашей планете, – наконец последовал ответ.

Удивленный, Силантьев хотел переспросить. И вдруг со всей ясностью осознал значение фразы «назначен послом пожизненно». Спросил дрогнувшим голосом:

– Он… жив?

Секретарь не ответил, лишь сделал свободной конечностью жест неведения.

Роман Витальевич поспешно набрал номер тестурианского посольства. Вызов шел долго. И безрезультатно, в конце концов сменившись мелодичным голоском автоответчика: «Примите наши извинения! В настоящее время ответить на ваш…» Силантьев открыл рот, чтобы выругаться в сердцах, но тут автоответчик поперхнулся, и сладкий голосок сменился знакомым скрежетанием Хросс-Хасса:

– Я слышу тебя, друг Роман. Ты зачем-то ищешь меня?

Видеоканал он не включал, и наверняка неспроста, потому Силантьев затараторил поспешно, опасаясь, что арахноид передумает разговаривать.

– Мне нужно с тобой поговорить! Очень нужно! Хотя бы несколько слов – лично, с глазу на глаз!

Хросс-Хасс молчал, и только зеленый глазок на экране подсказывал, что канал связи не оборван.

Наконец арахноид ответил:

– Хорошо. В память о нашей дружбе я тебя дождусь.

Тестурианцы облюбовали в качестве резиденции строение, не слишком-то подходящее для дипломатов, – если судить с точки зрения землянина. С точки зрения арахноидов, наверняка все выглядело иначе. Останкинская башня перестала использоваться по своему первоначальному назначению лет триста назад. Долгое время ее поддерживали как памятник архитектуры конца второго тысячелетия, пока после очередной реставрации не стал вопрос о целесообразности ее сохранения на прежнем месте. Весьма вероятно, что башню бы демонтировали и переместили в Смоленский архитектурный парк-музей, но как раз тогда были установлены дипломатические отношения с Тестурией. Разумеется, 540 метров – это не верхние слои тропосферы. Но ничего более подходящего прибывшая на Землю делегация арахноидов в Москве не нашла. После недолгих переговоров и консультаций с инженерами, историками и архитекторами Совет Земной Федерации передал Останкинскую башню Тестурии на условиях безвозмездной и бессрочной аренды.

ТЛП-кабина располагалась на самом верхнем этаже башни, рядом с кабинетом посла. Кабинет был пуст. Его хозяина Силантьев нашел двадцатью метрами ниже, на открытой смотровой площадке. Хросс-Хасс стоял у поручня, рассматривал раскинувшийся от горизонта до горизонта город, столицу чужого мира, в котором ему предстоит умереть. Роману Витальевичу подумалось, что тестурианец собирался прыгнуть вниз, и только его звонок заставил отложить этот шаг.

Он осторожно приблизился к арахноиду, стал рядом, стараясь смотреть вдаль, а не вниз, под ноги. Однако предательская слабость в коленях все равно появилась. В бытность, когда на Останкинскую башню еще водили экскурсии, площадку накрывал силовой барьер, но арахноиды потребовали его убрать. Взамен натянули тонкий трос, не столько ограждающий, сколько обозначающий край.

– Ты хотел задать вопросы, друг Роман? – Тестурианец спросил, не поворачиваясь в сторону Силантьева. – Я жду их.

– Почему – война? И что будет означать ее объявление?

– Ничего, если вы забудете о нас навсегда. У нас ведь нет гиперкораблей, мы не придем в ваши миры. Но если вы придете в наш, мы будем защищаться очень жестоко.

– Но почему?! Что, опять эта пресловутая «вселенская смерть»?

– Да.

– Прости, Хросс-Хасс, но я скажу на правах старого друга: вы – раса параноиков. Вы сами придумываете для себя угрозы и потом сами их боитесь. Среди людей тоже встречаются такие. Мы стараемся не допускать их до власти. И лечим!

Арахноид молчал, недвижно уставившись в горизонт, и нельзя было понять, о чем он думает. А затем он ответил:

– Мы не придумывали. Мы пережили. Слушай.

Почти две тысячи лет назад народ Тестурии вышел к звездам. Это было время побед, время открытий и достижений. Сотни новых миров, десятки самых разнообразных рас, несомненно разумных, но далеко отставших от тестурианцев на дороге прогресса. В Галактике не было никого, равного им, никого способного остановить их безудержную экспансию. Они ощущали себя не властителями, разумеется, не хозяевами и повелителями, но в некотором роде кураторами, присматривающими за младшими собратьями по разуму.

А затем они нашли ничем не примечательную планетку, имя которой давно вычеркнуто из исторических хроник. Населявшие ее существа, внешне так похожие на тестурианцев, тоже были отсталыми и первобытными. При том дружелюбными, любознательными, необыкновенно способными к обучению. Туземцы с радостью приняли приглашение погостить на Тестурии, разделить обширные знания ее народа. Они были так открыты и так наивны в своей первобытной открытости, что заподозрить их в чем-то было бы глупо. Да и какую угрозу могли нести несколько тысяч дикарей миллиардам высокоразвитых, вооруженных самыми передовыми в Галактике наукой и техникой тестурианцам?

Дикари с энтузиазмом взялись за учебу, стремясь догнать своих учителей, чтобы ни в чем больше от них не отставать и ничем от них не отличаться. А исподволь сами учили учителей, прививая новой родине странные обычаи и законы. У них это получалось куда лучше, чем можно было ожидать. Поколение, второе, третье – и вот уже не понять, кто теперь ученик, а кто – Учитель Мудрости. Дикари не просто копировали внешность хозяев планеты, они постепенно вытесняли их, заменяя собственными клонами.

Верховные правители Тестурии слишком поздно забили тревогу. Больше нельзя было определить, кто из обитателей планеты – арахноид, а кто – всего лишь личина, скрывающая совсем иное существо. Остановить вторжение было уже невозможно.

На счастье, пришельцы, так ловко управляющие мозгами разумных существ, ничего не могли поделать с мозгами машинными. Искусственный интеллект и все, что с ним связано, оказывался непроницаемо-темным, вызывающим панику пятном в их картине мироздания. Единственное, что они могли сделать с технологическим наследием тестурианской цивилизации, – уничтожить его. Не успели. Последний уцелевший правитель Тестурии поступил так, как пришельцы не ожидали. По его команде роботы построили летающие города-автоматы, вывезли на них генетический банк данных – несколько тысяч оплодотворенных яйцеклеток, хранившихся в глубокой заморозке. А когда эта часть работы была закончена, сквозь врата грузовых ТЛП-шлюзов на поверхность планеты внезапно обрушились древние орбитальные энергостанции, давно законсервированные, но не уничтоженные бережливыми тестурианцами. И начался ад…

Миллионы жителей – тестурианцы, пришельцы? неизвестно – пробовали спастись, но ТЛП-сеть оказалась заблокирована, а боевые роботы получили приказ уничтожать всех живых, пытавшихся добраться до летающих городов. Не уцелел никто.

Затем адский пожар погас. Роботы помогли новому поколению тестурианцев родиться, вырасти, выучиться. А когда те повзрослели, то узнали историю своей планеты. И стали «параноиками»…

– Теперь пришла ваша очередь, – закончил рассказ Хросс-Хасс. – Мы надеялись, что ваша раса невосприимчива к Вселенской смерти. Надежда не оправдалась. Все повторяется. Сначала Смерть вошла в ваш мир, а сегодня – в вашу кровь, в вашу плоть. В вашу ДНК.

Внезапно он протянул Силантьеву крошечную ампулу с темной жидкостью.

– Возьми!

– Что это? – растерялся Роман Витальевич.

– Этот яд действует на людей так же, как на арахноидов. Он поможет тебе не увидеть гибель твоей расы.

Силантьев попятился. Затем развернулся и, не прощаясь, бросился прочь. Тестурианцы могут оставаться параноиками, если желают. Но люди не обязаны следовать их примеру и верить во всякий бред!

Визит Миледи застал Силантьевых врасплох. Они только-только позавтракали, и Роман Витальевич удалился к себе в кабинет, размышляя, стоит ли дополнить законченную вчерне рукопись эпилогом о событиях последних дней, когда за окном раздалось:

– Тук-тук! Хозяева, можно к вам в гости? Не прогоните?

Меньше всего Силантьев жаждал видеть сейчас кого бы то ни было. Неделя выдалась тревожной: объявление войны Тестурией, бегство посольства, самоубийство Хросс-Хасса, экстренное заседание Совета Федерации… Наконец, вчера «Гелиос» сообщил с орбиты Тестурии, что эвакуация земного представительства прошла благополучно и они возвращаются домой. Роман Витальевич позволил себе выходной. Хотя бы один день! Как и обещал Старик, Совет Федерации вручил ему бразды правления Контакт-Центром. Пока в качестве «исполняющего обязанности» – официальное вхождение в должность займет не одну неделю. Однако эти формальности ничего не значат, потому уже завтра он начнет расчищать авгиевы конюшни Кей-Кей, засучив рукава, как говаривали предки. А сегодня – заслуженный выходной, который Роман Витальевич планировал посвятить себе и самой красивой женщине Вселенной. Но Валевская о его планах ничего знать не желала.

– Заходите, пожалуйста! – услышал Силантьев голос жены. – Добро пожаловать! Роман Витальевич у себя в кабинете.

– О, «Роман Витальевич»! Мне привычнее называть его Арамисом.

Дверь кабинета отворилась. Илга посторонилась, впуская Валевскую.

– Вот, пожалуйста. Рома, к тебе гостья. Не буду вам мешать…

– Нет, нет! – остановила ее Валевская. Достаточно бесцеремонно поймала за руку, вынуждая тоже зайти в кабинет. – Вы мне оба понадобитесь.

– Здравствуй, Марина! – Силантьев поднялся ей навстречу. – Давно не виделись.

– Здравствуй, здравствуй, друг Арамис! – Валевская шагнула к нему, дружески коснулась губами щеки. Или щекой к щеке прикоснулась? – Смотрю, заматерел, истинным чиновником заделался. А где же мой юноша бледный со взором горящим? Ну-ка подберись! Ты теперь молодой жене соответствовать должен. А то уведут, не ровен час.

Сама Марина с их прошлой встречи не постарела ничуть. Стройная, подтянутая, в элегантном брючном костюме из мягкой кожи, она словно моложе стала. Морщинки в уголках рта точно исчезли.

– Не уведут! – Илга нашлась с ответом раньше мужа. – Я сама «не уведусь».

– Да? – Валевская обернулась, смерила ее критичным взглядом. – Отрадно слышать. Охотников за самой красивой женщиной Вселенной найдется изрядно.

Насмешка в ее голосе была едва слышна, но Силантьев уловил. Илга – тем более. Щеки и уши ее порозовели, она бросила укоризненный взгляд на мужа. Виноватым Роман Витальевич себя не чувствовал, он мог поклясться, что никогда не говорил о жене так высокопарно при посторонних. Это была его тайна. Только его!

Внезапно вспомнились пальцы Алой Ночи, приросшие к его пальцам, безжалостно выкачанная память… Но при чем здесь Миледи?

– Илга, если нет возражений, предлагаю перейти на «ты», – меж тем продолжала Валевская. – Так нам будет проще общаться. В конце концов, у нас с тобой есть кое-что общее.

Она подмигнула и многозначительно кивнула в сторону Силантьева. Уши Илги покраснели еще заметнее.

– Хорошо… Может быть, принести чай? У нас вкусный, на уральских травах.

– Чай? – на секунду Валевская задумалась. – Пожалуй, нет. Да что вы стоите?! Присаживайтесь!

Словно завороженные, хозяева подчинились, умостились рядышком на диване. Марина расположилась в кресле напротив.

– У меня к вам важное дело. Расскажите, пожалуйста, об инопланетных животных, нарисованных на стенах пещеры.

Роман Витальевич удивленно округлил глаза.

– «Тайна Медовой балки»? Поликорны и собарсы в каменном веке? Ну это ты не по адресу обратилась! Это тебе к моему тестю надо. Томас Кайрус – вот кто главный специалист по этому «артефакту»!

– Мне достаточно вас. Вам приходилось видеть подобные рисунки раньше? Не обязательно на стенах пещеры, не обязательно древние…

– Марина, артефакт, он на то и артефакт, чтобы не повторяться! – засмеялся Силантьев. Но Илга неожиданно сжала его руку.

– Я видела. Коля Сапрыкин… он рисовал иногда. Художник из него тот еще, потому он стеснялся своего увлечения, никому не показывал. Я сама случайно увидела. Может быть, еще Марыся знала и Артур. Отец точно не знал.

– При чем здесь Сапрыкин? – удивился Роман Витальевич. – Не хочешь ли ты сказать, что хронокапсула не сгорела в пусковой установке, а перенеслась в прошлое, и Сапрыкин таким экстравагантным способом подал нам знак?

– Именно это я и хочу сказать, – кивнула Валевская. Повернулась к Илге: – Где эти рисунки?

– После… того, что случилось, Артур отвез все Колины вещи его сестре. Альбом тоже. – Гостья продолжала вопросительно смотреть, потому Илга добавила: – Его сестра в Кургане живет. Если нужно, я могу сходить к ней, попросить альбом. Или еще проще – скопировать рисунки. Если этого достаточно?

– Да, копий достаточно. Сходи.

Последнее слово прозвучало не просьбой, скорее приказом. Силантьев замахал руками:

– Постойте, постойте, это чушь полная! Хронокапсула должна была переместиться на сто лет, а не на сто веков!..

Его никто не слушал. Илга уже набирала номер на коммуникаторе.

– Алевтина, добрый день! Мне нужно посмотреть кое-какие Колины вещи, можно к тебе зайти?

Илга пообещала за час управиться, извинилась перед гостьей, будто не та выставила ее из дому, и поспешила к кабине телепорта. Роман Витальевич остался с Валевской наедине. И чувствовал он себя явно не в своей тарелке.

– Может быть, кофе? – спросил несмело.

Валевская засмеялась:

– Приспичило вам меня поить! Пошли лучше погуляем, поместье свое покажешь. Когда я последний раз тут была? Лет сорок назад? Ммм… да, почти. Давай на Гриву махнем!

Силантьев с готовностью вскочил. Почему-то казалось, стоит выйти из дому, и аура некой совершенно неуместной интимности между ними исчезнет.

На автограве добраться до Гривы можно было за пять минут, но Валевская выбрала квадроциклы. Силантьев не пользовался этим средством передвижения лет «надцать», потому вздохнул облегченно, когда лес расступился, открывая бесконечные дали и поблескивающую под солнечными лучами реку.

– Хорошо тут у тебя! – Валевская от души потянулась, подходя к самой кромке Гривы. Обернулась, лукаво посмотрела на спутника: – Помнишь это место?

– Конечно. Ты отсюда в сугроб сиганула.

– Не-е-ет. На лыжах я пробовала спуститься вон оттуда. И было это, когда я попала сюда в первый раз. А во второй мы здесь другим занимались.

Роман Витальевич удивленно открыл рот, готовый переспросить. И закрыл. Память – странная штука. Она позволяет нам забывать то, что мы не хотим помнить, чего стесняемся. Но это лишь иллюзия забывания. Одно слово, одна фраза, и прошлое – вот оно, перед тобой. Он в самом деле приводил Миледи на Гриву еще раз. И стояла тогда не снежная зима, а раннее лето, почти как сейчас. После защиты дипломов они сбежали от Сандро и рванули в поместье вдвоем. Только вдвоем…

– Я никак не могла выбрать, кто из вас мне больше нравится, – призналась Валевская. – Решила, что ты имеешь право на фору. Что если между нами что-то случится… Но в тот вечер на Гриве ты почему-то не зашел дальше поцелуев. И утром я ушла к Лорду. О, он оказался куда настойчивее!

Она засмеялась, покачала головой.

– Какая же я была глупая! Доверить собственную судьбу чьей-то решительности. Но ведь еще не поздно? Еще все можно исправить! Мы ведь не старики, жизнь только начинается!

Она взяла его руки, прижала к своей груди. Шепнула:

– Арамис, я вернулась…

Впилась жадным поцелуем в его губы. Роман Витальевич вдруг понял, что под пальцами у него не одежда, а живая теплая кожа. И что он – не старик. Совсем даже наоборот.

Он все же смог пересилить себя, отстранился, высвободился из объятий.

– Марина, прекрати! Зачем это все? Я женат и люблю свою жену!

Валевская стояла, обнаженная по пояс, не пытаясь прикрыться. Радость медленно сходила с ее лица.

– Ты и правда считаешь эту скуластую косоглазую девчонку первой красавицей Вселенной?

– Марина, прекрати!

Валевская покачала головой:

– Как знаешь. Я пыталась поступить правильно.

Она подняла с травы кожаный пиджак, начала надевать его прямо на голое тело. Силантьев понимал, что разглядывать одевающуюся женщину в упор неприлично, что следует отвернуться. И не отворачивался: память продолжала выкидывать фокусы. Родинки на левой груди, собравшиеся в правильный треугольник – он запомнил их с того самого неудачного свидания. Теперь он снова их видел. Нет, не на коже Валевской – по-девичьи полная и упругая грудь ее была идеально чиста. Три пятнышка темнели на кожаном лацкане пиджака.

Роман Витальевич тряхнул головой, прогоняя наваждение, и, отвернувшись, пошел к квадроциклу.

С возвращением они чуть-чуть опоздали. Илга успела побывать в доме, убедилась, что муж и гостья отсутствуют. Теперь стояла на крыльце, напряженно вглядываясь в приближающиеся квадроциклы.

– Мы ездили на Гриву! – поспешил объяснить Силантьев. – Марина давно здесь не была. Почти сорок лет!

– Да. И ничего с тех пор не изменилось, – хмыкнула Валевская. – Абсолютно ничего. А что с рисунками?

– Я скопировала.

– Тогда полетели к пещере, сравним!

В Медовой балке было пусто и тихо. Валевская, не мешкая, вывела проекцию рисунков Сапрыкина прямо на стену рядом с древней живописью. Общее у них, несомненно, было: и там, и там – примитивная ученическая мазня. Роман Витальевич усмехнулся криво и попробовал образумить Миледи:

– Эти рисунки не могут быть доказательством! Хронокапсулу изготавливали из прочнейших материалов, если она пережила взрыв, путешествие в десять тысяч лет и застряла где-то в каменном веке, то она не могла разрушиться полностью! Что-то дошло бы до наших дней, хоть какая-то мелочь! Астроархеологи перекопали все вокруг Медовой балки и что в итоге? Ничего! Если бы это рисовал Сапры…

Он запнулся на полуслове. Миледи добралась до последнего рисунка из альбома егеря. Поликорн, отбивающийся от стаи собарсов. Изображение на стене нельзя было назвать его точной копией. Словно начинающий художник пытался восстановить свою предыдущую работу по памяти. СВОЮ.

– Это он, – подытожила Валевская. – Несомненно, он.

Ни Илга, ни Роман Витальевич не спорили. Хронокапсула все же пробила пласт времени в десять тысяч лет и… бесследно исчезла?

Все же между проекцией и наскальным рисунком было существенное различие. В пещере Сапрыкин воспроизвел только фигуры животных, в то время как в альбоме он пытался нарисовать настоящую картину – обступающий поле схватки лес, пологий берег реки, сопки вдали. И вдруг антураж показался Силантьеву знакомым…

– Где это место? – Валевская требовательно посмотрела на Илгу. – Оно существует в реальности?

– Да…

– Покажи мне его на карте, и летим туда!

Память не подвела Романа Витальевича, он и впрямь узнал место, хоть побывал тут всего однажды. Зимой, когда помогал егерям остановить охоту собарсов.

Валевская первой выпрыгнула из автограва, отбежала метров на тридцать, остановилась, осматриваясь вокруг. У ее ног лежал каменный поток, сотни, а может, и тысячи лет назад прорубивший широкую просеку в тайге. Валевская помедлила, затем, перепрыгивая с валуна на валун, прошла на его середину, вновь огляделась. Удовлетворенно кивнула:

– Здесь!

Силантьев подошел к краю курума. С сомнением посмотрел на нагромождение скальных обломков. Лезть дальше – только ноги ломать. Зимой, под снежным покровом, каменного потока он не заметил, да и на картине из альбома его, кажется, не было. Но место, несомненно, то самое.

– Наверное, нужно в Институт астроархеологии сообщить? – неуверенно предложил он. – Пусть специалистов пришлют.

– Не беспокойся, я уже вызвала специалистов, – заверила Миледи.

Действительно, не прошло и двадцати минут, как в небе над головой появилась сначала одна серебристая точка, а затем и вторая. Легкий двухместный «Стриж» и грузовой «Кондор». Большой автограв сразу же пошел на снижение, а «Стриж», прежде чем последовать его примеру, сделал пару кругов. Силантьев наблюдал за маневрами и обернулся, только когда Илга коснулась его локтя.

– Рома, посмотри.

Из большого автограва уже выгружались «специалисты». Весело переговаривались, смеялись, разглядывали окрестности. Все как на подбор – в кожаных набедренных повязках или шортах, с голыми торсами, разрисованные. «Индейцы».

Из приземлившегося «Стрижа» тоже выбрались «индейцы». Одного Роман Витальевич узнал сразу – Лордкипанидзе-младший. Второй, среднего роста мужчина с крупной лобастой головой, нес в руках замысловатый прибор, ощетинившийся усиками-антеннами.

– Ты права, сестра! – окликнул он Валевскую. – Тут что-то есть. Массивный предмет цилиндрической формы. Как раз в том месте, где ты сейчас стоишь.

– Глубоко?

– Не менее трех метров.

– Ерунда, раскопаем! – заверил Валерий.

Он повелительно махнул рукой своим «соплеменникам», и те потащили из «Кондора» шанцевый инструмент.

Илга наблюдала за происходящим молча, только вопросительно поглядывала на мужа. Роман Витальевич решил напомнить о своем присутствии:

– Эээ… друзья! Что вы собираетесь делать, позвольте спросить?

– Привет, дядя Рома! Мое почтение самой красивой женщине Вселенной! – Валерий словно только сейчас их заметил. – Раскопаем хронокапсулу, естественно. Спасибо, что помогли найти!

– Раскопать?! Я категорически против! Только в присутствии специалистов!

Лобастый выступил вперед.

– Я – экс-заместитель по науке директора Кейптаунского института хронофизики Эйген Леппе. Думаю, на Земле не осталось никого, лучше меня разбирающегося в хронокапсулах.

Возразить на это было нечего. Силантьев пожал плечами:

– И что, вы собираетесь сами ворочать эти глыбы? Я не вижу субэлов.

– Ты не сомневайся, дядя Рома, мы справимся! – хохотнул Валерий. – А ты отдохни пока.

«Индейцы» набросились на курум, словно муравьи. Вот уже и очертания продолговатого котлована наметились, и углубляться он начал быстрее, чем ожидалось. Работали «индейцы» на удивление слаженно, ни одного лишнего или неловкого движения, словно всю жизнь этим занимались. И самое странное – почти не переговариваясь. Валевская недвижно возвышалась над ними, лишь губы шевелились на бесстрастном лице. Тоже безмолвно.

Роман Витальевич и Илга сели в стороне, наблюдая за этим жутковатым зрелищем. Как следует поступить, Силантьев, честно говоря, не знал.

– Рома, – наконец нарушила молчание Илга. – Я все думаю, почему Николай решил оставить такой условный знак? Он ведь мог указать координаты места, где лежит капсула. Тогда бы ее сразу нашли.

– Еще до кейптаунского эксперимента? До того, как хронокапсула отправилась в прошлое? Не знаю, к каким последствиям это привело бы… Возможно, катастрофическим. Очевидно, он этого не хотел.

– Или не хотел, чтобы хронокапсулу нашли посторонние. Послание было адресовано только тем, кого он знал и кому доверял. Кто не допустит катастрофы.

Силантьев медленно повернул к ней голову. И увидел в ярко-синих глазах Илги страх. Тот самый, что поселился в уютном и благоустроенном мире Земли.

– Если хронокапсула уцелела, значит, заглянуть в прошлое можно? – продолжала Илга. – Можно раскрыть тайны, погребенные под толщей веков? И Николай знал, что кому-то это очень не понравится.

– Тем, кто устроил взрыв… – прошептал Силантьев, чувствуя, как холодная испарина выступает на лбу. – И значит, это была не трагическая случайность.

– А мы все испортили, – подытожила Илга.

«Мы знаем все», – похвастался когда-то Валерий. В самом деле знают – взламывая чужую память, чужое прошлое. И конкуренты в этом коллективном знании племени не нужны…

– Беги… – тихо скомандовал Роман Витальевич.

– А ты? – Илга поняла его сразу, не переспрашивая, не требуя уточнений.

– Если мы уйдем вместе, они могут заметить наше отсутствие. А так я отвлеку их внимание. Не бойся, причинить вред главе Контакт-Центра они не посмеют!

Илга все еще медлила, и Силантьев понял, чего она ждет. Притянул к себе, обнял. Этот поцелуй был самый жаркий и сладкий в их жизни.

Затем Илга легко вскочила на ноги, повернулась к «Стерху». Роман Витальевич удержал ее:

– Нет, улететь они тебе не позволят. И коммуникатор оставь – кто знает, вдруг прибор этого Леппе способен засечь сигнал.

– До «Теплого ручья» отсюда почти тридцать километров, – напомнила женщина.

– Ты справишься.

Минут через сорок над котлованом раздался торжествующий клич. Силантьев поспешил туда, уже не опасаясь подвернуть ногу. Откопали «индейцы» пока не так много: среди камней на дне ямы чернел почти не поддавшийся коррозии участок обшивки размером метр на полтора. Леппе сидел рядом на корточках, тыкая в очищенный участок усики своего прибора.

– Оно, – заключил он. – Теперь никаких сомнений.

– Отлично, – кивнула Валевская. Она в котлован не спускалась, стояла на его кромке. – Валерий, неси термитку.

– Что вы собираетесь делать?! – закричал, теряя самообладание, Силантьев.

– Уничтожим эту мерзкую штуку. Надеюсь, со второго раза получится.

Лордкипанидзе-младший выкарабкался из ямы, попрыгал по валунам к «Стрижу».

И вдруг остановился. Обернулся, свирепо уставился на Силантьева.

– Где женщина?!

– Ушла.

– Куда?

Роман Витальевич картинно обвел рукой обступающую каменный поток и автогравы тайгу.

– Ищи. Ты же индеец. Следопыт, наверное.

Валерий сжал кулаки, заиграл желваками. Силантьев заставил уняться дрожь в коленях и гордо выпятил подбородок, заранее смиряясь с тем, что сейчас его будут бить, невзирая на возраст и социальное положение.

Однако мальчишка сдержался. Приказал хрипло своим единомышленникам:

– За мной! Прочешем лес, она не могла далеко уйти!

– Нет, – властно остановила их Валевская. – Пока пусть уходит. Для нас это не важно.

– Важно! Она должна быть моей! Я хочу ее!

Силантьев буквально кожей ощутил, как в Миледи что-то изменилось. Лицо, фигура, даже кожаный костюм ее вдруг сделались до неприличия, до безобразия сексуальными. И тембр голоса поменялся:

– Нет, мальчик мой, ты хочешь только меня. Вы все, – ее указательный палец обвел замерших «индейцев», не пропуская ни одного, – хотите только меня. Потому что я – самая красивая женщина Вселенной! И для тебя – в том числе!

Палец уперся в грудь Силантьева.

Роман Витальевич судорожно сглотнул, преодолевая наваждение.

– Ну уж нет! Я понял, ты вовсе не Миледи, не Марина Валевская! Ты вообще не женщина! Хросс-Хасс был прав… и Сандро прав! Вы не люди, вы паразиты, притворяющиеся людьми! Ваш план – уничтожить наш мир, нашу цивилизацию изнутри!

Непонятно, слышали или нет люди, сгрудившиеся вокруг котлована, его отчаянный, срывающийся в фальцет крик. Они стояли деревянными истуканами, разрисованными, обернутыми кожей чурками, вроде тех, какими медеанцы украшали свои стойбища.

На лице Валевской тоже не дрогнул ни один мускул.

– Ты ошибаешься. Мы ничего не планируем. Мы живем здесь и сейчас – всегда и везде, в прошлом, будущем и настоящем.

Она подняла руку и провела ребром ладони по горлу Силантьева. Не удар, всего лишь мимолетное прикосновение. Но на этот миг ребро ладони ее стало острее скальпеля.

Алые капли брызнули на лацканы кожаного пиджака, покатились шариками вниз, не желая впитываться. Упали на камни курума, расплылись, перекрашивая их. Камни были свои, земные.

Роман Витальевич инстинктивно схватился за горло. Он понял, что сейчас умрет, что этот приговор окончательный и бесповоротный. Было очень страшно, больно и обидно. Он собрал волю в кулак, чтобы крикнуть напоследок: «Илга, я люблю тебя!» И не смог, захлебнулся собственной кровью.

Валевская толкнула обмякшее тело в котлован.

– Хорошая охота.