В исследовательском городке Медея-Главная Коршунов и Утренняя Роса застряли на шесть стандарт-дней. Девушка с утра до вечера пропадала в городском детском садике. Разумеется, маленьких инопланетян среди его воспитанников не было, потому смысловица не требовалась. Но и с детьми колонистов Роса нашла общий язык буквально с лету, и заведующая с удовольствием приняла добровольную помощницу. Хилес тоже весь день проводила в мэрии, нарочито подчеркивая, что уделять особое внимание квартиранту не намерена. Обычно «сестры» уходили из дому рано утром и возвращались поздно вечером, так что Тимур был предоставлен сам себе. Его это вполне устраивало. В городке проживало без малого семь тысяч человек. Перезнакомиться со всеми за шесть дней было, конечно, нереально, но собрать местные сплетни – вполне. Кроме того, он успел побывать в лагере геологов «Белая гора», на биостанции «Экватор», слетал на экскурсию с группой туристов-«индейцев». Причем экскурсовод Витторио Куниберти закрывал глаза на то, что сверхнормативный «турист» то и дело отстает от группы. Тимур привыкал, притирался к Медее, к ее туману, к влажным лесам, к мелким голокожим обитателям, к чересчур медленной смене времени суток. А по ночам, лежа на узкой тахте, прижимая к себе обжигающе-горячее после любовной игры тело Росянки, он задавал вопросы. Почти обо всем. Почти не таясь. Иногда Росянка отвечала, иногда отмалчивалась. Но и молчание ее было красноречиво.

– Скажи, из кожи каких животных вы шьете свою одежду? Вернее, не шьете, – швов на ней нет, – выкраиваете? Это не могут быть голые обезьяны, они слишком малы.

Молчание.

– Это кожа ваших умерших соплеменников? И узор на ней – это татуировка, верно?

– Если ваши учителя проверили, что это за кожа, то зачем ты спрашиваешь?

– Так ведь узоры не повторяются. На твоей куртке – твоя татуировка. Как такое может быть?

Молчание.

– Ладно, не отвечай, если это табу. Скажи тогда, сложность узора татуировки означает иерархию в племени, верно?

– Скорее, возраст. Количество воплощений и силу тотема. Тотем растет с каждым новым воплощением, узор тоже усложняется.

– Вон оно как! Тогда сколько же тебе лет на самом деле? У тебя очень красивый и сложный узор.

Молчание.

– Значит, много. А дети у тебя есть?

– Нет. Пока нет.

– Почему? Ты не хочешь рожать? Или тебе нельзя?

– Каждый мой соплеменник хочет родить ребенка. Когда приходит время.

– Каждый?! И мужчины?

Молчание. Нет ответа.

Седьмой стандарт-день начался, как все прежние. После завтрака Тимур сидел в баре «Хороший индеец», смотрел в окно на медленный медеанский рассвет, слушал вполуха, как четвертая смена энергоцентрали, забежавшая после работы пропустить по бокалу пива, поругивает местное руководство. Мол, идут на поводу у туземцев, держат поселок на голодном энергопайке, хоть давно пора запускать вторую очередь реактора. И тут его коммуникатор ожил.

– Тимур, надеюсь, вы в поселке? – сухо поинтересовалась Хилес.

– Да. Что-то случилось?

– Подходите к мэрии. Мы с Росой будем ждать вас на аэроплощадке.

– Мы летим в стойбище? – догадался Коршунов. – Но мне же надо сбегать за вещами!

– Надеетесь, они вам понадобятся? – хмыкнула Хилес.

– Разумеется, понадобятся. Одежда для ритуальной охоты, – как без нее?

– В самом деле! Хорошо, чем быстрее вы сможете прийти, тем лучше.

Стойбище располагалось в ста восьмидесяти километрах к юго-западу от поселка Медея-Главная. После подслушанного разговора Коршунов ожидал, что их будут встречать туземцы, пусть не все племя, но хотя бы несколько их представителей. Однако к приземлившемуся драккару из серого утреннего тумана вышла только Валевская. Тимур поежился, представив, каково женщине было ждать их одной в инопланетном диком лесу, без снаряжения. Да, крупные хищники на Медее не водятся, но наткнуться безоружному на стаю обезьян тоже смертельно опасно. И даже если никакая местная живность не встретится, идти по лесу босиком – удовольствие сомнительное. А мокасины, в которых Тимур видел Валевскую последний раз на космодроме, женщина, видимо, потеряла. Тренированный глаз отметил, что и прочие предметы одежды, привезенные с Земли, исчезли. Куртка и штаны теперь были другие, местного производства.

Однако Валевская испуганной или хотя бы встревоженной не выглядела. Поздоровалась с Росой, с Хилес. С Тимуром тоже поздоровалась, окинув снисходительным взглядом. Дождалась, пока прибывшие выберутся из машины, заняла их место. Спросила у Хилес:

– У «Альбатроса» сегодня рейс, я ничего не перепутала?

– Да, сегодня. Прибытие с Альдебарана ожидается через тридцать минут. Отправление на Землю в…

– Вот и замечательно, как раз успеваем. Место у меня забронировано. – Валевская повернулась к Коршунову и Росе, помахала рукой: – Хорошей охоты!

Затем дверца захлопнулась, и драккар взлетел.

Тимур повернулся к девушке. Пустил пробный шар:

– Мне показалось, сестра Марина тебе еще что-то сказала. Без слов. Она прошла обряд и теперь тоже умеет разговаривать мыслями?

Он старался произнести вопросы самым невинным тоном, на какой был способен. Но медеанка замерла, посмотрела на него пристально. Помолчала, затем кивнула:

– Да. Она теперь может говорить с племенем, не сотрясая воздух. Ты умный и наблюдательный. Ты будешь хорошим Старейшиной.

– Упс, – пришла очередь удивиться Тимуру. – Старейшиной? Земных индейцев?

– Разумеется. Ты, я, сестра Марина. Затем кто-нибудь еще.

– То есть тебе придется остаться на Земле? А если тебе захочется вернуться на родину?

– После обряда моей родиной станет твоя планета. Я превращусь в землянку насовсем.

Тимур открыл рот. И закрыл. Потому что верно сформулировать следующий вопрос не получалось.

Росянка ждать не стала. Схватила за руку, потянула в лес, к едва различимой тропинке:

– Идем, Старейшины уже ждут.

Определить, как велико стойбище, Коршунову не позволил туман. Они прошли мимо трех вигвамов, остановились возле четвертого. Росянка откинула полог, пропуская внутрь.

Медеанский вигвам показался Тимуру жалким подобием своих земных собратьев. Во-первых, он был тесным и низким, во весь рост не выпрямишься. Во-вторых, ни очага, ни даже шкур в нем не имелось, только голый утоптанный пол. Зато индейцы, сидевшие на полу поджав ноги, были самые настоящие. Короткие кожаные юбки на бедрах, невозмутимые лица, зловещая черно-синяя татуировка, покрывающая все тело. Именно татуировкой они и различались в основном. Коршунов мысленно окрестил их Скорпионом, Тарантулом, Осьминогом и Сколопендрой.

– И который из них твой отец? – шепнул он на ухо Росянке.

– Моего родителя здесь нет. Он восстанавливает силу после Обряда Разделения. Ты знаешь его под именем Спаситель Земной Женщины.

– Спаситель – твой отец?! – Коршунов присвистнул. – Неожиданная новость, однако. Слушай, он же был на Земле! Стоило лететь на Медею, чтобы познакомиться?

Росянка толкнула его локтем в бок:

– Не отвлекайся. Мы должны приветствовать Старейшин.

– Приветствую, уважаемые! – Коршунов тут же поклонился сидящим истуканам. И понял, как глупо это вышло. Приветствовать следовало по туземному обычаю.

Росянка уже опустилась на колени, поползла на четвереньках вдоль сидящих полукругом индейцев. Возле каждого останавливалась, прижималась щекой к щеке. Молча. Хотя телепатически они, наверное, не молчали, а вовсю обсуждали пришельца.

Коршунов вздохнул, тоже опустился на четвереньки, последовал примеру девушки. Вблизи татуировки выглядели особо зловещими. Так и казалось, что Скорпион ударит хвостом, Тарантул ужалит, а Осьминог задушит.

Когда с приветствиями было покончено, Росянка уселась рядом со Старейшинами, замыкая круг. А Коршунов оказался посередине, в перекрестье невозмутимых и вместе с тем пристальных взглядов. На четвереньках. Не самая приятная позиция.

– Старейшины довольны, – перевела с телепатического на русский Росянка. – Они приглашают нас разделить с ними охоту на голых обезьян. Охота начнется, как только ты будешь готов. Переодевайся. Вещи можешь оставить здесь. Заберешь их на обратном пути. Возможно, они понадобятся тебе на Земле.

– Оставить здесь?! Все снаряжение? – опешил Тимур. – Зачем тогда я брал с собой рюкзак? Переодеться я мог и в поселке! Ладно, проехали… Мне что, прямо перед ними раздеваться? Уважаемые не сочтут оскорблением мое неглиже?

– Нагота не оскорбительна. Старейшины хотят видеть твое тело.

– Да ради бога!

Коршунов уселся на пол, принялся расстегивать комбинезон. Да, очаг в вигваме не помешал бы. Без привычного терморегулирования кожа мигом покрылась пупырышками. Как он ни уговаривал себя, что в вигваме вовсе не холодно, это не помогало. Кожаные штаны и куртка, которые он натянул и зашнуровал со всей прытью, на какую был способен, помогли не многим больше.

– Я готов! – бодро отрапортовал он. – Можем отправляться на охоту. Где наши луки?

Обращался Тимур к Росянке. И вздрогнул, когда сидящий за его спиной Скорпион произнес на чистом русском:

– Вещь, которая позволяет тебе говорить со своим вождем, тоже оставь здесь.

Это было так неожиданно, что Тимур безропотно отклеил с виска коммуникатор, сунул в кармашек рюкзака. И едва он это сделал, Старейшины и Росянка дружно словно по команде поднялись.

У выхода из вигвама их ждали индейцы попроще, не такие разрисованные. Каждому выходящему вручили костяной нож, длиной более смахивающий на меч. Тимур повертел меч удивленно, обернулся к Росянке:

– И это все оружие? А луки? Копья, в крайнем случае?

– Лук не нужен, – ответил вместо девушки Осьминог. – Обезьяны не умеют летать.

– А если меч сломается?

Осьминог коротко, без размаха рубанул по лежащему рядом с вигвамом каменному валуну, величиной с бычью голову. Валун развалился надвое, блеснув свежим сколом. Осьминог поднес меч к лицу Тимура, демонстрируя. Ни единой зазубрины на костяном лезвии не наблюдалось.

– Понял, не сломается, – кивнул Коршунов. И прикинул, что ручному бластеру понадобилось бы не меньше секунды, чтобы разрезать камень такой толщины.

– Не сломается, – тоже на чистом русском подтвердил Осьминог. – Идем. Время охоты.

О способностях медеанцев к языкам Тимур знал прекрасно. Но одно дело слышать правильную речь из уст вполне цивилизованной Росянки где-нибудь в Москве или Екатеринбурге. Совсем другое – от первобытных дикарей, никогда на Земле не бывавших, и других людей, кроме Хилес, прежде не видевших. Когда и где они успели так превосходно освоить чужой язык? Хилес научила? Вряд ли. Русский для нее не родной, говорит она на нем с заметным акцентом, гораздо хуже дикарей.

«Может, они вытащили знание языка из моей головы? – спросил он сам себя. – Со всем словарным запасом, фонетикой, правилами построения фраз». Это было плохим объяснением. Честно говоря, никаким объяснением. Тимур вздохнул, оставляя поиск правильных объяснений на потом, и поспешил за Старейшинами.

Идти пришлось долго. Да что там идти – бежать! Индейцы, Росянка в том числе, усталости не испытывали ни малейшей, зато Тимур быстро понял, что такого темпа не выдержит, никакие спортивные тренировки не спасут. Но едва он решил, что больше бежать не может и пора просить пощады, Росянка оказалась рядом, протянула маленький бурдючок:

– Выпей. Один глоток. Это высвободит твою силу. Станешь, как мы. На время.

– Что там? – Коршунов понюхал. Из бурдюка не пахло ничем.

– Вишневое вино, – ехидно ответила Росянка.

Тимур удивленно взглянул на нее. Подумал: «А ведь она и в самом деле очеловечилась. Может, сказать ей правду?»

Он сделал глоток. Вкуса у напитка тоже не было. Но желудок, а за ним и все тело, сковал холод. Потом на смену холоду пришло тепло. Усталость исчезла, словно и не было, мускулы твердели, наливаясь силой.

«Наркотик, – предположил Коршунов. – Сильный. Не хватало наркозависимость заработать. Ладно, с этим потом разбираться будем…»

Его поили еще дважды. А затем местность вокруг начала меняться. Они спускались в глубокую долину. Туман здесь стал гуще, среди деревьев все чаще появлялись каменные россыпи. «Да ведь мы к Холодным пещерам идем!» – догадался Тимур. И присвистнул мысленно, сообразив, сколько километров они отмахали пешком, не делая привалов.

Это в самом деле были Холодные пещеры. Из тумана начали выступать скалы с темными провалами входов. Старейшины остановились, окружили Тимура. Росянка озвучила их распоряжение:

– Ты и я заходим в пещеры здесь. Мы должны убить всех, кого встретим.

Ход был узкий, извилистый и круто уходил вниз. Несколько поворотов, и серый медеанский день сменился полумраком. Коршунов поежился невольно, – расщелин вокруг было в достаточном количестве, и в любой могли прятаться обезьяны. Свалятся на голову раньше, чем ты их заметишь! Оставалось уповать, что глаза Росянки справляются с темнотой лучше человеческих или у нее имеются иные органы чувств, неизвестные земным ученым.

Подземный коридор, стены которого уже нельзя было увидеть, а лишь угадать по приклеившимся к ним там и сям светящимся слизням, крутился змеей, разветлялся и соединялся вновь. Несколько раз Тимуру казалось, что они ходят по кругу. Но нет – они все время шли вниз. Значит, не круг, а спираль. Холодные пещеры – настоящий лабиринт, людьми почти не изученный. А ведь это только верхний ярус! Что за пустоты под ним засек орбитальный интроскоп, оставалось в области догадок и фантазий.

Обезьяны напали, когда мозг устал ждать нападения и непрерывно держать тело настороже. Откуда они выскочили, Тимур не понял. Сверху? Из боковых проходов? Из незамеченных ниш в стене? Они навалились на Росянку со всех сторон, и подземелье взорвалось дикими воплями. Она вскинула меч, завертелась ужом, пытаясь дотянуться до всех одновременно, на пол посыпались отрубленные головы, руки, части торсов. Горячая кровь плеснула Тимуру в лицо, и он попятился невольно. На него никто не нападал.

Первыми на Росянку кинулись полдесятка самцов. Она убила их почти всех. Но вслед за самцами на нее посыпались самки и детеныши, и этих было куда больше. Девушку сбили с ног, придавили к полу, не позволяя поднять оружие. Обезьяны рвали когтями и грызли все, до чего могли дотянуться, не разбирая, одежда это или тело медеанки.

– Тимур, бей их! Бей! – взмолилась она.

Коршунов шагнул к ворочающейся, орущей и верещащей куче. И закричал:

– А ну прочь! Пошли отсюда!

Он пинал обезьян ногами, жалил в спины и тощие ягодицы кончиком меча, заставляя отцепиться от девушки. Ничего из этого не выходило. Обезьяны огрызались, скалили зубы в ответ. И не нападали.

Росянка рванулась из-под груды тел, попыталась встать на четвереньки. И опрокинулась на бок, сбитая натиском обезьяньих тел.

– Помоги! – прохрипела.

Самый проворный детеныш дотянулся до ее горла, вцепился зубами. Зубы у него были кривые и острые. Черная в полумраке кровь брызнула фонтанчиком, смешиваясь с кровью обезьян на полу пещеры.

– Ах ты гаденыш! – рассвирепел Тимур, ткнул мечом. Но мгновением раньше детеныша заслонила вдруг вставшая перед Коршуновым самка с выпирающим вперед животом.

Костяной меч проткнул ее большой живот насквозь, словно не встретив сопротивления. Самка обреченно охнула, забилась в агонии и повалилась вперед, насаживаясь глубже, до самой рукояти. Вернее, до ладони Тимура.

На секунду в пещере повисла тишина, все обезьяны словно замерли. А потом, завизжав вдвое громче прежнего, бросились наутек, растворились во тьме пещер.

Коршунов выдернул клинок, позволяя обезьяне упасть, шагнул к лежащей в груде искромсанных тел Росянке. От горла у нее ничего не осталось, плоть содрали до самого позвоночника. Кровь толчками выплескивалась из тела.

Коршунов присел, не зная, что делать. Тронул девушку за плечо.

– Роса? – позвал. – Росянка?! Ты… меня слышишь?

Что-то шевельнулось. Тимуру показалось, – привиделось в полумраке пещеры? – что кончики лент, вытатуированных на спине девушки, медленно поползли к ее шее. Обвили раз, другой, третий, словно бинтуя. Кровь перестала хлюпать.

Росянка села, потрогала снова целое и невредимое горло рукой. Укоризненно посмотрела на Тимура:

– Почему ты позволил им меня загрызть?

Коршунов растерялся. Не ожидал он такого вопроса. Вообще не ожидал вопросов от мертвой минуту назад девушки.

– Они… там были детеныши! И они не нападали на меня. Я пытался прогнать…

– Так ведь это хорошо, что не нападали! Ты мог их всех перебить, пока они бросились на приманку.

– На приманку? Ты – приманка?

– Разумеется! Обезьяны ненавидят нас и пытаются убить, как только представится случай. Я шла впереди, чтобы выманить их. И чтобы ты их убил и доказал, что достоин разделить со мной силу.

Она вскочила, подняла меч. И ткнув им во тьму пещеры, приказала:

– Иди, найди тех, кто убежал, и убей. Я не пойду с тобой дальше. Иначе опять придется убивать мне, а не тебе.

Коршунов кисло вздохнул, покосился на труп беременной самки. Честно говоря, этого «развлечения» ему уже хватило.

– А если я заблужусь? – попытался он увильнуть от неприятного поручения. – Там темно.

– Не заблудишься. Твоя вещь не позволит тебе заблудиться.

Коршунов хмыкнул обескураженно.

– Ты это в моей голове прочла? Вы можете слышать мысли любого человека?

– Нет, разумеется. Только тех, кто проходил Обряд Узнавания. Для этого я обряд и придумала.

Коршунов насторожился. Получить такую важную информацию он не ожидал.

– Проходил или прошел? – уточнил.

– Результат не важен, это случайные совпадения – ты правильно понял. Важно, что земляне раскрывают свое сознание, вводят его в резонанс с подобранным мною ритмом. После этого их можно направлять, как требуется.

– Вон оно как… Валерий Лордкипанидзе знает об этом?

– Мы не говорили ему, только обучили задавать ритм. Возможно, он догадался о чем-то.

Коршунов облизнул пересохшие губы. Информация рушилась на него, подобно снежной лавине. И, кажется, это было только началом. Но черт возьми, он ничего пока не мог сделать с этой информацией! Что-то в толще Холодных пещер надежно экранировало его от внешнего мира.

– А от меня, значит, это больше не тайна? – уточнил он.

– От тебя не тайна. – Медеанка снова махнула мечом: – Иди и убей! И я отдам тебе все знания.

То, что Тимур не опасался заблудиться, было преувеличением. Одно дело знать нужное направление на открытой местности, совсем иное – в подземном лабиринте. Идти по которому приходится едва ли не на ощупь, не столько заботясь о том, чтобы запомнить ориентиры, сколько ожидая нападения.

А затем Тимур увидел впереди свет. Сначало он принял это за галлюцинацию, вызванную то ли предельным напряжением зрения, то ли неизвестным наркотиком, которой ему пришлось принимать. Но это была не галлюцинация, подземный коридор становился светлее с каждым поворотом, с каждым изгибом. Мрак сменился полумраком, тот – серым сумраком. Исчезли слизняки-светляки, видимо, для них света было слишком много, зато на стенах и полу появились пятна незнакомого Тимуру сухого на ощупь мха. И наконец, повернув вслед за коридором последний раз, Коршунов оказался у выхода.

Сначала он решил, что прошел по пещерам гору насквозь. Постарался вспомнить карту местности, чтобы определить, где оказался, и понял – нет, невозможно. Во-первых, Холодные пещеры находились у подножия огромного плато, тянувшегося на сотни километров. Чтобы пройти под ним даже по прямой, а не петляя в лабиринте, требовались многие недели, а не пять стандарт-часов. Во-вторых, он все время спускался. А если идешь вниз, подняться на поверхность невозможно. Ну, и в-третьих, Тимур точно знал, что Холодные пещеры находятся не за спиной у него, а где-то над головой. Он в самом деле шел по спирали. Куда?

Щурясь – после темноты пещер даже слабенький свет раздражал глаза, – он осторожно подошел к овальному, почти правильной формы отверстию. Постоял, давая зрению время восстановиться.

Это был подземный зал в виде вытянутой вверх полусферы. Вернее, целая анфилада залов, соединенных друг с другом проходами-арками. Свет попадал в анфиладу по колодцам, пробитым в сводах. Преломлялся, накапливался, фокусировался в громадных хрустальных линзах и призмах. В итоге света в подземных залах было ничуть не меньше, чем на поверхности в туманный медеанский полдень. Зато самого тумана здесь не было, воздух оказался необычно сухим. Должно быть, поэтому влаголюбивая туземная растительность не угнездилась в расщелинах. Только бледно-зеленый мох-эндемик покрывал пол. Тянулся сквозь анфиладу, будто живая ковровая дорожка.

Коршунов тряхнул головой, рассердившись на собственную тупость. «Никаких «будто», дурень! Это и есть живая ковровая дорожка, не знающая износа тысячелетиями. Или десятками тысячелетий». Анфилада подземных залов не могла быть игрой природы! Это искусственное сооружение. Вернее, искусное, весьма и весьма. Тимур едва зубами не заскрипел от досады, – черт бы побрал экранировку! Ступил на ковровую дорожку из мха и медленно двинулся в глубь анфилады.

Сначала он увидел статуи. В первом зале все они были разбиты, лежали грудами осколков на полу, но уже во втором одна сохранилась. Тимур таращился на нее минут пять и не верил своим глазам. Затем поспешил дальше, чтобы подтвердить догадку. Хотя предпочел бы ее опровергнуть.

Опровергнуть не получилось, статуй было много. Вырезанные из разноцветного камня неизвестными мастерами, все они были несомненными произведениями искусства. Но прекрасными их назвать Тимур не решился, слишком непохожими на землян были те, кто послужил моделями статуй. Двурукие, двуногие, прямоходящие, безволосые. Не люди.

Начиная с третьего зала, стены оказались испещрены письменами. Не полностью – всего лишь до высоты полутора метров от пола. Экзотические закорючки были грубо выцарапаны на идеально отшлифованных малахитовых плитах. Они были неуместны здесь, портили ансамбль. Потому что выцарапали их уже после того, как подземный дворец – храм? усыпальница? – был построен. Коршунов потрогал значки пальцем и понял – гораздо позже. Недавно. Их нацарапали несколько лет, а то и месяцев назад… или продолжают царапать.

В этом же зале он сообразил, что толстый слой разноцветной трухи вдоль стен – остатки фресок, некогда их украшавших и не выдержавших поединка со временем. Потому что кое-какие обрывки фресок все же сохранились. В четвертом зале их стало больше, в пятом – уже можно было разглядеть обрывки сюжетов. В шестом уцелела почти половина росписи. Нечеловеки в странных одеждах стояли, сидели, укрощали или баловали животных – Коршунов даже распознал нескольких представителей медеанской фауны. А еще они управляли диковинными механизмами.

Письмена с каждым новым залом менялись. Они становились древнее и одновременно четче, уверенней. В десятом зале они сделались почти каллиграфическими. Коршунов всмотрелся и присвистнул тихонько – надписи выжгли лазерным резаком. Выжгли во времена, когда земляне строили первые пирамиды…

Одиннадцатый зал был последним и самым большим. Тимур шагнул в него и замер, открыв рот. Над толпами нечеловеков, над странными городами, смахивающими на каменные сады, над стадами животных под присмотром вожаков-киберов светили разноцветные звезды и летели космические корабли. Много кораблей. Конструкция была не земной, но по характерным деталям можно было догадаться: – вон те, что пониже, на фотонной тяге, а на этих уже антигравы. Но ведь это невозможно! Ни одна цивилизация, кроме земной, не доросла до межзвездных полетов. Даже тестурианцы застряли на фотонном приводе.

Опомнился Коршунов, услышав шорох неподалеку. Он опустил глаза и изумился еще больше. Откуда он взялся, из какой щели выполз? К нему приближался маленький человечек. Вернее, маленький нечеловек. Старый, сгорбленный, лицо его и лысую голову избороздили глубокие морщины, тело скрывал странный наряд. Впрочем, не такой уж и странный. Тысячи лет назад эта штука была частью инопланетного космического скафандра. Тимур знал это потому, что видел на фресках. Только скафандры там были новыми, а нечеловеки, носившие их, – молодыми и здоровыми. Называть нечеловеков «голыми обезьянами» Тимур не мог больше даже мысленно.

Старик остановился, не дойдя шагов десять, что-то залопотал, протянул руку.

– Ты о чем-то просишь? – попытался угадать Коршунов. – Я не причиню тебе вреда! Прости, что я убил твою соплеменницу. Я не знал, что вы разумные.

Старик залопотал громче. Вскинул руку вверх, указывая на угол фрески, до которого внимание Коршунова еще не дошло.

Рядом с машиной, смахивающей на исследовательский драккар, стояла группа нечеловеков в скафандрах. А рядом с ними – иное существо. Вдвое выше ростом, четверорукое, с черными, до пояса волосами. Похожие на змей мускулы перекатывались на его обнаженном, точно у бога, теле – женском и мужском одновременно. Существо ничем не походило на маленьких нечеловеков. Кроме лица. Лицо у него было в точности такое, как у самого важного из нечеловеков.

Голос у старика сделался злым, он что-то выкрикивал, тыча рукой в чужака.

– Я понял, – прошептал Коршунов. – Они не…

Над ухом свистнуло. Брошенный с нечеловеческой силой костяной меч пробил насквозь и обрывки скафандра, и старика. Опрокинул наземь, пригвоздил к полу. Коршунов резко обернулся. Спаситель Земной Женщины стоял под аркой зала. По правую руку от него – Осьминог и Тарантул, по левую – Скорпион и Сколопендра.

Чувствуя, как ярость застит рассудок, Тимур шагнул к ним, поднимая меч. Крикнул в лица-маски:

– Вы не медеанцы! Вы чужие здесь, вы захватчики! Вы отобрали эту планету у ее исконных хозяев!

– Ты ошибаешься, землянин, – бесстрастно возразил Спаситель. – Бывшие хозяева остались здесь. Сначала мы съели их разум и память. А когда ни разума, ни памяти у них не осталось, мы съели их плоть. Охота закончена, ты прошел обряд. Мы многие годы пытались убить последнюю разумную обезьяну. Но она слишком хитро пряталась от нас. А ты заставил ее выползти из норы. Теперь мы – единственные медеанцы. Других нет. Пошли, твоя женщина ждет тебя. Ты заслужил право разделить ее силу и стать одним из нас.

Осьминог, Сколопендра, Тарантул и Скорпион, повинуясь безмолвному приказу Прародителя, двинулись к Коршунову, окружая. Но сдаваться без боя Тимур не собирался.

Это был самый жаркий и самый жестокий бой за всю спортивную карьеру Тимура Коршунова. В поединке один на один у чемпиона Евразии по форсблейдеру был шанс победить любого из Старейшин Медеи. Против двоих – никакого. С четырьмя одновременно он справлялся наверняка. Потому что они мешали друг другу. Вдобавок индейцы явно опасались его убить или покалечить. Зато Тимур не стеснялся. Жалеть? Кого?! Прирожденных убийц? Галактических фашистов? Осьминогу он проткнул живот, Сколопендре располосовал бедро, Тарантулу подпортил татуировку на груди, Скорпиону отсек полруки. Он помнил, что случилось в пещерах, как быстро у Росянки затянулась смертельная для человека рана. Но на время свою прыгучесть и проворность твари теряли. И Тимур пробился. На пути теперь стоял только Спаситель. Безоружный.

– Прочь с дороги, тварь!

Индеец не попытался увернуться от удара. Он просто подставил предплечье. Клинок, раскалывающий гранит, отскочил, не оставив царапины на коже Прародителя. Коршунов взвыл от боли в руках, – вложил в удар всю силу, и она ему вернулась сторицей. А в следующую секунду на него навалились сзади, скрутили, обезоружили. Бросили на колени, заставив припасть лицом к босым ступням Спасителя.

– Ладно, ваша взяла, – просипел он. – Пустите! Я пойду «на брачное ложе», «папаша».

Сквозь пещеры Коршунову позволили идти относительно свободно: трое спереди, двое сзади. Но едва они вышли под скрытое туманом небо Медеи, Старейшины снова крепко схватили его за руки и плечи. Спаситель примерился и быстрым движением распорол Тимуру кожу на предплечье. Заскорузлый ноготь индейца оказался острым, как скальпель.

– Ах ты ж! – Коршунов не удержал вскрик. – Какого?!.

Не обращая внимания на ругательства, Спаситель запустил пальцы в рану, ковырнул. Вырвал вживленный под кожу чип с трансивером, диктофоном и датчиком глобального позиционирования. Брезгливо отбросил чип в сторону, плюнул на разрез, провел пальцем, размазывая слюну. Слюна у индейца была густая и едкая, Коршунов сжал зубы, чтобы не зашипеть от жгучей боли. Но кровь перестала идти почти сразу, края разреза склеились, обещая вскоре превратиться в незаметный рубец.

Спаситель отвернулся. Бросил через плечо:

– Теперь друг Тимур увидит наш настоящий дом. Остальным землянам пока не надо знать правду. Хорошая охота!

Коршунов промолчал. Ему нечего было ответить на это. Напрасно глава Карантинного Комитета будет ждать очередную квантограмму с Медеи. Напрасно резидент Кей-Кей на планете будет снова и снова слать запросы по закрытому каналу планетарной радиосвязи. Последний, самый важный свой доклад, ради которого и затеяна была игра с главой медеанской шпионской сети по кличке Утренняя Роса, агент Корунд отправить не сможет. Оставалось либо умереть героически и бесполезно, либо…