Глава 43
На последнее задание мне выдали мою старую одежду: грязную, изорванную и до сих пор хранившую зловоние лабиринта. Вонючие лохмотья не помешали мне войти в тронный зал с высоко поднятой головой.
Первое, что меня поразило, – широко распахнутые двери и гробовая тишина. Я ожидала услышать крики, смех, оскорбительные возгласы. Я думала, зрители опять будут делать ставки. Но фэйри только смотрели на меня. Те, чьи лица скрывали маски, – особенно пристально.
Вчера Ризанд сказал, что на моих плечах лежит судьба этого бессмертного мира, но на лицах невольных зрителей я видела не только тревогу. У меня встал комок в горле, когда несколько фейри поднесли пальцы к губам и протянули руки в мою сторону. Это был жест уважения к павшим, жест прощания с почитаемыми мертвыми. В нем не сквозило ничего злобного и издевательского. Большинство собравшихся стали придворными Амаранты лишь по принуждению, но они помнили другую жизнь, на землях их Дворов, под властью их верховных правителей. И если Ризанд и Тамлин вели странные игры, чтобы сохранить своим подданным жизнь…
Передо мной расступились. Я подошла к помосту Амаранты, и самозваная королева улыбнулась. Рядом с нею, как всегда, сидел Тамлин, но смотреть на него я пока не решалась.
– Ты справилась с двумя заданиями, – сказала Амаранта, снимая пылинку со своего кроваво-красного платья.
Ее черные волосы сверкали, и золотая корона на голове тонула в их блеске.
– Осталось всего одно, последнее. Представляю, как обидно тебе будет провалиться сейчас, когда ты столь близка к завершению.
Амаранта поджала губы. Мы обе ждали взрыва хохота.
Но засмеялось лишь несколько краснокожих караульных. Остальные молчали. Даже братья Ласэна. Даже Ризанд, который стоял где-то в толпе.
Я моргнула воспаленными глазами и вдруг поняла: как и Ризанд, эти фэйри и фэйцы играли с Амарантой. Их клятвы верности, их ставки на мою погибель, их грубые насмешки… все это было зрелищем, чтобы потрафить Амаранте. Но сейчас, когда конец так близок, они готовились встретить мою смерть со всем достоинством, какое у них еще сохранилось.
Амаранта недовольно посмотрела на них, но, когда обернулась ко мне, ее губы расползлись в приторной улыбке.
– Ты хочешь что-нибудь сказать перед смертью?
Я могла бы обрушить на нее град проклятий, но, вместо этого, повернулась к Тамлину. Его лицо, помимо золотой маски, вновь стало каменным. Если бы на мгновение увидеть его лицо целиком! Впрочем, мне хватало зеленых глаз…
– Я люблю тебя, Тамлин. Что бы она ни говорила о моей любви. Пусть я люблю тебя своим глупым человеческим сердцем, но я люблю тебя. И даже когда мое тело сожгут, я не перестану тебя любить.
У меня задрожали губы. По холодным щекам поползли теплые слезинки. Я не стала их вытирать.
В облике и позе Тамлина не изменилось ничего, даже пальцы не впились в подлокотники трона. Наверное, это и есть его способ сопротивления Амаранте, и все равно внешняя безучастность разрывала мне сердце, а молчание убивало еще до начала испытания.
– Тебе повезет, дорогая, если от тебя останется то, что можно сжечь.
Я смотрела на нее, не скрывая ненависти. Однако слова Амаранты не вызвали ни улыбок, ни приветственных возгласов, ни рукоплесканий. Только тишину.
Этот подарок зрителей придал мне смелости. Я сжала кулаки, скрыв татуированный глаз на ладони. Честно или не слишком, но до сих пор я побеждала Амаранту. И сейчас, если мне суждено умереть, я не умру в одиночестве. О чем еще я могла просить судьбу?
Амаранта подалась вперед, подперев рукой подбородок:
– Ты так и не разгадала мою загадку?
Я не ответила.
– Жаль, – снова улыбнулась она. – Ответ такой прекрасный.
– Хватит об этом, – рявкнула я.
Амаранта повернулась к Тамлину.
– Скажешь ей что-нибудь на прощание? – язвительно спросила она.
Он молчал.
– Ты хотела побыстрее? Изволь, – с улыбкой произнесла Амаранта и дважды хлопнула в ладоши.
В боковой стене открылась дверь. Караульные вывели троих: двух мужчин и женщину, чьи головы скрывали коричневые мешки. Пленные вертели головами, стремясь расслышать перешептывания, которыми наполнился тронный зал. У меня дрогнули колени.
Грубо толкая и пихая узников, караульные заставили их встать на колени перед помостом, лицом ко мне. Их фигуры и одежда ничего мне не говорили. Я по-прежнему не знала, кто передо мной.
Амаранта снова хлопнула в ладоши. Появилось трое слуг в черном и встали перед коленопреклоненными узниками. Длинные бледные руки слуг сжимали черные бархатные подушечки. На каждой лежал блестящий кинжал. Лезвие было не из металла, а из горной рябины, и я догадывалась почему.
– Это твое последнее испытание, Фейра, – растягивая слова, сказала Амаранта и небрежно махнула в сторону троих жертв. – Оборви жизнь этих несчастных ударом кинжала в сердце.
Я смотрела на нее, бестолково открывая и закрывая рот.
– Они ни в чем не провинились передо мной, если тебе важно знать, – продолжала Амаранта. – Думаю, тебя это не волнует. Ты не терзалась угрызениями совести, когда убивала беднягу-дозорного, посланного Тамлином. И дорогой Юриан спокойно спал все дни, когда медленно убивал мою сестру. Но если тебя это останавливает… можешь отказаться от испытания. Разумеется, тогда ты сама умрешь. Недаром говорят, что уговор дороже денег. Впрочем, если хочешь знать мое мнение: поскольку ты хладнокровно убивала существ из нашего мира, совесть не должна тебя мучить. Возможно, я делаю тебе незаслуженный подарок.
Отказаться и погибнуть самой. Убить трех невиновных и жить. Трое невиновных в обмен на мое будущее, мое собственное счастье. Ради Тамлина и его двора, ради свободы всей Притиании.
Лезвия острых кинжалов отполировали умело. Они блестели, отражая свет люстр из цветного стекла.
– И что ты решила? – спросила Амаранта.
Она подняла руку с перстнем, давая глазу Юриана насмотреться на меня и деревянные кинжалы.
– Старый друг, тебе это обязательно надо видеть.
Я не могла их убить. Не могла решиться. До сих пор я убивала ради пропитания нашей семьи или вынужденная защищаться. Амаранта толкала меня на хладнокровное убийство. Убивая троих фэйри, я убью и собственную душу. Но ради Притиании, ради Тамлина, ради всех, кто здесь находился, ради Асиллы и ее племянников… Как назло, я не знала ни одного имени наших забытых богов, иначе попросила бы их вмешаться. Я не помнила ни одной молитвы, понятия не имела, как просить о наставлении свыше и отпущении грехов.
Я не знала ни молитв, ни имен богов, но знала имена тех, кто останется рабами, если предпочту погибнуть сама. Мысленно я произнесла их имена, сопротивляясь подступающему ужасу. За Притианию, за Тамлина, за их и наш мир… Эти смерти не станут напрасными, даже если и обрекут меня на вечное проклятие.
Я подошла к первому обреченному. Никогда мои шаги не были таким долгими и тяжелыми. Три жизни в обмен на свободу Притиании. Их кровь прольется не зря. Я могла это сделать. Даже – на глазах у Тамлина. Я могла принести такую жертву. Могла оборвать жизни тех, кто не сделал мне ничего дурного. Могла.
У меня дрожали пальцы, но первый кинжал уже лежал в моей руке, его рукоятка была гладкой и прохладной. Деревянное лезвие оказалось тяжелее, чем я ожидала. Амаранта выбрала троих. Ей хотелось, чтобы я испытала мучения, снова и снова беря в руки орудие убийства. Чтобы мне стало невмоготу от своей решимости.
– Не так быстро, иначе ты испортишь нам удовольствие, – усмехнулась Амаранта.
Караульные сорвали мешок с головы первой жертвы.
Я увидела красивого фэйского юношу. Я его не знала. Возможно, никогда не видела. Его синие глаза умоляюще смотрели на меня.
– Теперь будет интереснее, – сказала Амаранта и снова взмахнула рукой. – Приступай, дорогая Фейра. Наслаждайся.
Есть разные оттенки синих глаз. У обреченного они были цвета небесной синевы. Если я его пощажу, то уже никогда не увижу неба. Я очень любила этот цвет, и он никогда мне не надоедал, сколько бы картин я ни написала. Юноша качал головой. Его глаза становились все больше. Если я откажусь, он будет жив, но навеки останется плененным. И никто из тех, кто смотрел сейчас на меня, – тоже.
– Смилуйся, – прошептал юноша, его взгляд метался между деревянным кинжалом и моим лицом. – Прошу тебя.
У меня дрожали пальцы. Я крепче сдавила рукоятку кинжала. Трое фэйри – живой барьер между мною и свободой. А потом Тамлин обрушит на Амаранту свою мощь. Если он сумеет ее убить… «Это не напрасно, – мысленно твердила я себе. – Не напрасно».
– Не убивай, – взмолился юноша, увидев поднятый кинжал. – Не убивай!
Я шумно вдохнула. Мне было страшно. Губы тряслись. Хотелось выть. Я могла ему сказать… Что? «Прости меня»? Глупые слова, особенно перед смертью. Я бы не смогла сказать их Андрасу. А сейчас… сейчас…
– Пощади! – выкрикнул он, и в его глазах мелькнули слезы.
В толпе кто-то заплакал. Мать? Сестра? Любимая? Его любили не меньше, чем я – Тамлина. Я представила, каково было бы мне, если бы у меня на глазах убивали Тамлина…
Не думать об этом. Меня не должно интересовать, кто он. Мне нет дела до цвета его глаз. Амаранта злорадно, торжествующе улыбалась. Убить фэйри, полюбить другого фэйри, затем быть вынужденной убить третьего, чтобы сохранить свою любовь. Выстраивалась изощренно жестокая цепочка, и Амаранта знала об этом.
Возле помоста заклубилась тьма. Появился Ризанд. Он стоял со скрещенными руками. Казалось, подошел, чтобы получше видеть. На лице застыла маска равнодушия, но у меня закололо руку.
«Убей его», – зазвучало в ушах.
– Не убивай, – стонал юноша.
Я покачала головой. Нельзя слушать его стоны и мольбы, иначе я поддамся на них.
– Пощади! – закричал он.
Это стало последней каплей. Судорожно глотнув воздуха, я вонзила кинжал в его сердце.
Юноша закричал, забился в руках караульных. Лезвие вошло в его тело ровно и гладко, словно было не из горной рябины, а из добротной стали. Горячая, липкая кровь забрызгала мне руку. Всхлипнув, я выдернула кинжал. Лезвие задело ему кость, и эхо толчка отозвалось в моей руке.
Умирающий смотрел на меня глазами, полными ужаса и ненависти. Он обмякал, проклиная меня. Плач в толпе сменился стенаниями.
Окровавленный кинжал упал на мраморный пол. Я попятилась.
– Замечательно, – похвалила меня Амаранта.
Я тупо смотрела на нее. Мне отшибло мысли и чувства. Я даже кричать не могла. Хотелось вырваться из тела, оставить его вместе с пятном, которое на него легло. Нужно выбираться отсюда. Меня тошнило от крови на руках, от липкого тепла, сковавшего пальцы.
– Отдохнула и хватит. Пора продолжать. Фейра, почему у тебя такой кислый вид? Неужели ты не испытываешь удовольствия?
Я подошла ко второй жертве, голову которой еще скрывал мешок. Женщина. Слуга в черном протянул мне подушечку с кинжалом, и караульные сорвали с головы жертвы мешок.
У женщины было простое лицо, а волосы – того же цвета, что и у меня, золотисто-каштановые. Ее круглые щеки уже намокли от слез. Бронзовые глаза опасливо следили, как моя рука, забрызганная кровью юноши, тянется за вторым кинжалом. Сверкающая чистота деревянного лезвия словно насмехалась над моими окровавленными пальцами.
Мне хотелось упасть на колени и просить прощения у этой женщины. Сказать, что ее смерть не будет напрасной. Хотелось, но между моим желанием и оцепенением возникла неодолимая пропасть. Я едва чувствовала свои руки и истерзанное сердце. Я оборвала одну жизнь и готовилась оборвать вторую.
– Котел, спаси меня, – зашептала женщина.
У нее был красивый голос. Слова звучали, как музыка.
– Матерь, поддержи меня, – продолжала она.
Слова молитвы. Однажды я их уже слышала, когда Тамлин принес в дом фэйри с оторванными крыльями и тот умер в коридоре. Еще одна жертва Амаранты.
– Сопроводи меня к тебе.
Я была не в состоянии поднять кинжал. Я даже не могла приблизиться к ней.
– Позволь мне пройти через врата, дай узреть бессмертную землю, полную молока и меда.
По моему лицу и шее катились немые слезы. Они падали на замызганный воротник камзола. Слушая молитву обреченной, я знала: та бессмертная земля навсегда для меня закрыта. Матерь, которой молилась женщина, никогда меня не обнимет. Спасая Тамлина, я обрекала себя на проклятие.
Я не могла совершить второе убийство. Не могла снова поднять кинжал.
– Да не убоюсь я зла, – шептала женщина, глядя на меня, в меня, в мою душу, рассекаемую на куски. – Да не восчувствую я боли.
Я громко всхлипнула и простонала:
– Прости меня… если можешь.
– Да вступлю я в пределы вечности, – спокойно шептала она.
Я плакала. Мне открылся иной пласт ее молитвы. «Убей меня не мешкая, – говорила женщина с бронзовыми глазами. – Сделай это быстро. Избавь меня от мучительной смерти. Убей одним ударом». Ее бронзовые глаза были спокойными, с оттенком печали. Ее хладнокровие угнетало сильнее, чем стоны и мольбы первой жертвы.
Плач в толпе зрителей стал громче. Я слышала несколько голосов. Наверное, ее родные и друзья. Второй кинжал показался мне тяжелее первого. Я не могла смотреть на свою руку, блестящую от чужой крови.
Было бы куда достойнее отказаться и умереть самой, чем убивать невиновных. Но… но…
– Да вступлю я в пределы вечности, – повторила фэйка, подняв голову. – Не бойся зла, – прошептала она – уже для меня. – Не чувствуй боли.
Я сжала ее худенькое плечо и вонзила кинжал ей в сердце.
Женщина шумно вздохнула. Ее кровь красным дождем пролилась на пол. Я снова посмотрела на ее лицо. Глаза женщины закрылись. Она сползла на пол и больше не шевельнулась.
Я ушла от себя куда-то далеко. Очень далеко.
Зрители переминались с ноги на ногу. Многие шептались. Многие плакали. Я отшвырнула кинжал, он упал с глухим стуком. Почему-то теперь, когда между мною и свободой оставалась всего одна жертва, Амаранта продолжала злорадно улыбаться. Я взглянула на Ризанда. Тот безотрывно смотрел на самозваную королеву.
Еще один фэйри – и мы свободны. Еще один удар моей руки.
Или два. Второй, не останавливаясь, тем же кинжалом, себе в сердце.
Так будет легче. Лучше самой оборвать свою жизнь, чем смотреть на то, что я сотворила.
Слуга протянул мне подушечку с третьим кинжалом. Я потянулась к нему, но в этот миг караульные убрали мешок с головы третьей жертвы.
Мои руки безвольно повисли. На меня смотрели изумрудные, с янтарными крапинками глаза.
Мне показалось, что мир, слой за слоем, рушится и исчезает. Я смотрела на Тамлина… Этого не могло быть. Мне нарочно подсунули видение. Сейчас я повернусь к тронам…
Я резко обернулась. Вот он, мой верховный правитель, сидит рядом с Амарантой. Перехватив мой взгляд, Амаранта улыбнулась и щелкнула пальцами. Тамлин рядом с нею превратился в Аттора. Тот уставился на меня и язвительно оскалился.
Ловушка. Мои человеческие чувства снова меня обманули. Моя душа рвалась наружу, желала улететь прочь. И ее можно понять. Зачем мне такой… душа? Я снова повернулась к коленопреклоненному Тамлину и увидела в его глазах лишь вину и печаль. Я попятилась и едва не споткнулась.
– Что-то не так? – невозмутимо спросила Амаранта.
– Это… нечестно, – выдавила я.
Лицо Ризанда побледнело. Таким бледным я его еще не видела.
– Нечестно? – повторила Амаранта, поигрывая фалангой пальца Юриана. – Вот уж не знала, что вам, людям, знакомо понятие честности. Ты убьешь Тамлина, и он станет свободным. Чем не освобождение?
Ее улыбка стала изощренно-гнусной.
– А потом можешь забирать его себе.
Я потеряла дар речи.
– Но может, ты готова его спасти, отдав свою жизнь? – продолжала Амаранта. – Благородный порыв, понимаю. Подумай, что тебе важнее? Уцелеть самой и безвозвратно его потерять?
Каждое ее слово сочилось ядом.
– Представляешь, идут годы, которые вы мечтали провести вместе, а ты… одна. Трагедия. А по меркам короткой человеческой жизни – тем более. Правда, всего несколько месяцев назад ты смертельно ненавидела нас и наш мир. У тебя не дрогнула рука, когда ты убивала Андраса. Вспомни то состояние, и ты легко справишься с остатком задания.
Амаранта постучала пальцем по камню перстня.
– Человеческая любовница Юриана справилась.
Глаза коленопреклоненного Тамлина ярко вспыхнули. Это был молчаливый бунт против Амаранты.
– Итак, Фейра, какое решение ты примешь? – спросила она.
Я даже не взглянула на нее, смотрела лишь на Тамлина. Убить его, сохранив жизнь себе и его Двору. Или убить себя и навсегда сделать их рабами Амаранты, позволить ей и правителю Сонного королевства начать войну против мира людей. Я не могла выторговывать более или менее выгодные условия. Не могла продать часть себя, избавившись от выбора.
Кинжал на бархатной подушечке, казалось, ждал моих рук. Как же права была Асилла, сказав, что еще ни один человек не вышел живым из Подгорья. Я – не исключение. Выхода отсюда не существовало. Будь я поумнее, оборвала бы свою жизнь, не дожидаясь, пока меня схватят. Тогда я хотя бы умерла быстро. Мне не выдержать пыток, которые обязательно последуют. Возможно, меня ждет участь Юриана. Асилла была права. Но…
Она говорила что-то еще… что-то про помощь. Про последнюю часть проклятия, о которой не могла рассказать и которая каким-то образом должна мне помочь… Единственной подсказкой служанки был совет… вслушиваться. Вслушиваться в то, что услышу… словно я уже знала все необходимое.
Я опять повернулась к Тамлину. Замелькали воспоминания – водопад красок и слов. Тамлин был верховным правителем Двора весны. Чем это мне помогло? Чем помог Великий Ритуал? Ничем.
Тамлин врал мне обо всем. О причине, по которой я оказалась в его поместье. О том, что происходило на его землях. Проклятие не позволяло ему говорить правду, но он и не делал вид, будто все прекрасно. Нет. Тамлин врал, объясняя настолько, насколько мог, а мне с каждым днем и каждым событием становилось все яснее: на земли Двора весны надвигается что-то страшное и неотвратимое.
Аттор в саду. Благодаря Тамлину ни я, ни чудовище не увидели друг друга. Но Тамлин подвел Аттора к месту, где меня спрятал, чтобы я услышала их разговор.
И когда они с Ласэном говорили о проклятии, Тамлин не просто так оставил открытыми двери столовой. Тогда я этого не понимала. Тамлин нарочно выбирал места, где я могла подслушать. Он хотел, чтобы я подслушала.
Он хотел, чтобы я знала… вслушивалась, поскольку эти знания… Я лихорадочно вспоминала все разговоры, ворочая слова, будто камни. Я искала ту часть проклятия, о которой фэйри не могли рассказать мне сами, но Тамлину требовалось, чтобы я догадалась…
«Госпожа не заключает сделок, которые ей невыгодны».
Она никогда не допустит гибели того, кого так страстно жаждет, а Тамлина Амаранта жаждала не меньше, чем я. Но если я его убью… Либо она знала, что я этого не сделаю, либо вела какую-то очень опасную игру.
Моя память перетряхивала разговоры, пока не всплыли слова Ласэна. Все вокруг замерло. Я узнала то, что требовалось!
Затаив дыхание, я вспоминала разговор Тамлина и Ласэна в столовой. Мысленно я видела двери, открытые чуть ли не настежь. Подходи и слушай. В первую очередь ты, глупая Фейра.
Я вспомнила слова Ласэна, произнесенные с горькой усмешкой: «Мне больно видеть, как ты спотыкаешься на каждом шагу. Где твое каменное сердце? Не стало ли оно мягким, как воск?»
Стоило мне взглянуть на Тамлина, и память подкинула другое воспоминание. Аттор, пробравшийся в сад поместья. Его отвратительный смех. И слова: «У тебя каменное сердце, Тамлин. Но и внутри каменного сердца бывает достаточно страха».
Амаранта не позволит мне убить Тамлина по-настоящему. Она знала, что я не смогу его убить.
Его сердце невозможно пронзить этим кинжалом. Сейчас оно превратилось в камень.
Я всматривалась в лицо Тамлина, пытаясь уловить хоть крупицу правды, но видела все тот же бунтарский взгляд, и больше ничего.
Возможно, я ошибалась, и услышанное мною было лишь особенностью фэйрийской речи. Иносказанием. Но сколько я ни обнимала Тамлина… никогда не слышала биения его сердца. Я была слепа ко всему, ко всем подсказкам судьбы. Хватит! Теперь я прозрела.
Так вот каким образом Амаранта управляла Тамлином и его магией! И не только им – всеми верховными правителями. Она помыкала ими, держала на поводке точно так же, как держала душу Юриана прикованной к глазу и фаланге пальца.
Асилла советовала не доверять никому. Но я доверяла Тамлину. Более того, я доверяла себе. Я верила, что все услышала правильно и что Тамлин смышленее и находчивее Амаранты. Все жертвы, принесенные мною, не напрасны. В это я тоже верила.
В зале снова стало тихо, однако для меня сейчас существовал только Тамлин. Открытия, сделанные мною за эти минуты, ясно читались на моем лице. Дыхание Тамлина участилось. Он приподнял голову.
Я сделала шаг к нему. Потом второй. Я все правильно поняла. Иначе и быть не должно.
Шумно вдохнув, я потянулась за кинжалом. Но вдруг я ошибалась? Вдруг сейчас совершу трагическую, непоправимую ошибку?
Я встала над Тамлином, зажав в руке деревянный кинжал. На его губах мелькнула едва заметная улыбка.
Напрасно я раньше не верила в судьбу. Она существовала. Это она заставила меня подслушать разговор Тамлина и Ласэна. Судьба шепнула Тамлину, что холодная, своевольная девчонка, которую он притащил к себе в дом, сумеет сломать наложенное на него проклятие. Судьба сохраняла мне жизнь вплоть до этой секунды, поскольку хотела удостовериться, что я правильно поняла ее знаки.
Передо мной на коленях стоял мой верховный правитель, мой любимый.
– Я люблю тебя, – сказала я и ударила кинжалом в сердце.
