Глава 22
Остаток ночи я ворочалась с боку на бок, в голове было пусто, все тело болело. Под утро сон все же сморил меня. Проснулась я, когда солнце уже высоко стояло в небе.
Слуги спали после праздничной ночи. Я сама нагрела воды, залезла в купальную лохань и долго отмокала. Я добросовестно старалась забыть губы Тамлина, прикоснувшиеся к моей шее. Мало того что мысли продолжали крутиться вокруг ночного столкновения, еще и на плече краснела полоса – зримое напоминание о его укусе. Вода совсем остыла. Я вытерлась, оделась и села к столику, чтобы причесаться.
Воротник голубого камзола, к которому я успела привыкнуть, не закрывал место укуса. Тогда я принялась шарить по выдвижным ящикам туалетного столика в поисках шарфа или платка. Не найдя ничего подходящего, я закрыла ящики и сидела, разглядывая свое отражение в зеркале. А почему я должна прятать укус? Минувшей ночью Тамлин вел себя как зверь. Наверное, сейчас он уже пришел в себя. Вот и пускай посмотрит на дело зубов своих! Это еще легкое наказание.
Хищно улыбаясь, я расстегнула воротник камзола и нарочно откинула за уши пряди золотисто-каштановых волос. Пусть полюбуется, что сотворил.
Напевая себе под нос, я отправилась вниз. В это время Тамлину и Ласэну обычно подавали второй завтрак. Распахнув двери столовой, я нашла обоих спящими. Я могла поклясться, что Ласэн так и заснул с вилкой в руке.
– Добрый день! – громко поздоровалась я, наградив верховного правителя приторно-сладкой улыбкой.
Тамлин заморгал, проснувшийся Ласэн – тоже. Оба сбивчиво поздоровались. Я села не на свое обычное место, а напротив Ласэна.
Я вдоволь напилась воды из хрустального бокала, нагрузила тарелку едой и, наслаждаясь напряженной тишиной в столовой, принялась есть.
– А ты выглядишь… отдохнувшей, – заметил Ласэн и мельком взглянул на Тамлина.
Я пожала плечами.
– Хорошо спалось? – спросил Ласэн.
– Как младенцу, – ответила я и снова улыбнулась.
Жуя мясо, я почувствовала на себе взгляд Ласэна. Его глаза елозили по моей шее.
– Откуда у тебя рана на шее? – осторожно поинтересовался Ласэн.
– Спроси у него, – я указала вилкой на Тамлина. – Это он сделал.
Ласэн посмотрел на Тамлина, потом на меня, снова на Тамлина.
– Зачем ты поцарапал Фейре шею? – с изумлением спросил Ласэн.
– Не поцарапал, а укусил, – ответил Тамлин, не переставая жевать. – Столкнулись в коридоре, вскоре после Великого Ритуала.
Я перестала есть и выпрямилась на стуле.
– Фейра гоняется за смертью, – продолжил Тамлин, невозмутимо разрезая мясо.
Его когти убрались внутрь, но заметно выпирали над костяшками пальцев. У меня сдавило горло. Тамлин совсем не чувствовал себя виноватым. Наоборот, был взбешен моим глупым поведением, однако держал свой гнев на очень коротком поводке.
– А потому, если Фейра и впредь будет пропускать мои распоряжения мимо ушей, я снимаю с себя ответственность за последствия.
– Это называется ответственностью? – выпалила я, едва не хватив кулаком по столу. – Ты загнал меня в угол, будто волк – крольчиху! И укусил.
Ласэн прикрыл рот рукой. Его настоящий глаз засверкал.
– После совершения ритуала невозможно сразу вернуться в свое обычное состояние. Тебя предупреждали заранее: запереться у себя в комнате и не выходить до рассвета, – с равнодушным спокойствием продолжал Тамлин.
От его спокойствия я едва не рвала на себе волосы.
Я не могла сдержаться – даже не пыталась гасить раскаленную ярость, охватившую мой разум и чувства.
– Свинья фэйрийская – вот ты кто! – завопила я.
Ласэн взвыл от смеха и чуть не упал со стула. По лицу Тамлина расплывалась улыбка. Забыв про еду, я выбежала из столовой.
Целых два часа я рисовала портретики Тамлина и Ласэна в облике свиней. Затем взялась за третий, назвав его: «Две фэйрийские свиньи валяются в собственной грязи». Окончив его, я улыбнулась, глядя на солнечный день за окном. Прежний Тамлин вернулся.
И это наполняло меня… радостью.
* * *
За обедом мы извинились друг перед другом. Тамлин даже принес мне букет белых роз из родительского сада. Я широким жестом отказалась от подарка, отдав его в распоряжение Асиллы. Лукаво усмехнувшись, служанка сообщила, что отнесла розы в мою «живописную комнату». Я засыпала с улыбкой на губах.
Впервые за долгое время я спала без всяких кошмаров.
* * *
– Даже не знаю, радоваться мне или тревожиться, – сказала на следующий вечер Асилла, наряжая меня в золотистое нижнее платье.
Я стояла, подняв руки. Платье, сотканное из тончайших кружев, облегало меня, словно вторая кожа, и свободными складками ниспадало на ковер.
– Это всего лишь платье, – ответила я и снова подняла руки.
Теперь Асилла надела на меня прозрачное верхнее платье бирюзового цвета. Настолько прозрачное, что сквозь него просматривалось золото нижнего. Все вместе создавало удивительно красивое ощущение воды, пронизанной солнечным светом.
Асилла сдержанно усмехнулась и усадила перед столиком причесываться. У меня не хватало смелости взглянуть на себя в зеркало, пока она колдовала над моими волосами.
– Означает ли это, что отныне ты будешь ходить в платьях? – осторожно спросила служанка, творя чудеса с моими волосами.
– Нет, – быстро возразила я. – Днем я буду ходить в обычной одежде. Просто я подумала… Может, немного поносить платье… хотя бы этим вечером.
– Понимаю. Хорошо, что не теряешь здравого смысла.
– Скажи, кто тебя научил так здорово делать прически?
Пальцы Асиллы на мгновение замерли, но тут же снова продолжили разделять прядки моих волос.
– Нас с сестрой учила наша мать, а она училась у своей матери.
– Ты всегда жила при Дворе весны?
– Нет, – ответила она, закалывая мне волосы невидимыми булавками. – Мы родом со Двора лета. Моя родня и сейчас там живет.
– А как ты попала сюда?
Наши глаза встретились в зеркале. Асилла поджала губы. Возможно, я задала неуместный вопрос.
– Я решила перебраться сюда. Родственники подумали, что я спятила. Но потом мою сестру и ее обретенную пару убили, а ее сыновья…
Она умолкла, поперхнувшись словами.
– Я перебралась сюда, чтобы делать то, что смогу… Ну-ка, посмотри на себя, – предложила Асилла и ободряюще похлопала меня по плечу.
Я отважилась взглянуть на свое отражение. Потом стремительно выбежала из комнаты, боясь, что еще немного – и передумаю.
* * *
В столовую я шла со сжатыми кулаками, преодолевая искушение вытереть вспотевшие ладони о бока удивительного наряда. У самых дверей меня охватило желание броситься наверх и переодеться в привычную одежду. Но Тамлин и Ласэн наверняка уже слышали меня, учуяли мое присутствие. Если сейчас убегу, распишусь в собственной трусости. Только это заставило меня собрать остатки силы воли и распахнуть двери.
Разговор между Тамлином и Ласэном замер на полуслове. Стараясь не смотреть в их округлившиеся глаза, я села на свое обычное место в конце стола.
– Заболтался я с тобой. А мне давно пора быть не здесь, – вдруг объявил Ласэн.
Отъявленное вранье! Но я даже не успела сказать, что раскусила его грубую уловку. Мне хотелось, чтобы он остался, однако Ласэна как ветром сдуло.
Теперь все внимание Тамлина устремилось на меня. Он следил за каждым моим движением. Я разглядывала канделябры на мраморной доске над очагом и понимала: любое мое слово окажется какой-нибудь глупостью, однако мой рот не желал молчать.
– Ты сидишь так далеко, – я указала на пространство стола, разделявшее нас. – Словно в другой комнате.
Части стола исчезли. Он превратился в столик, и Тамлин оказался совсем рядом. Все это произошло так быстро, что я вскрикнула от неожиданности и едва не упала со стула.
– Так лучше? – смеясь, спросил Тамлин.
В воздухе знакомо пахло магией. Стараясь ее не замечать, я спросила:
– Как… как ты это сделал? Куда подевались остальные части стола?
– Я запихнул их… между карманами.
В ответ на мой недоуменный взгляд Тамлин пояснил:
– Мир состоит из карманов. Они – как комнаты в доме. А где-то между комнатами есть кладовка для всякой всячины. Туда я и отправил стол.
Тамлин сгибал пальцы и вертел шеей, будто сбрасывая боль.
– Это тяжело? – спросила я, увидев его вспотевшую шею.
Руки Тамлина легли на стол.
– Когда-то это было проще простого. А теперь… нужно сосредотачиваться.
Наверное, причина в болезни, ослабившей магию. И в грузе забот, свалившихся на его плечи, с тех пор как он стал верховным правителем.
– Ты мог просто сесть ко мне поближе, и не понадобилось бы стол запихивать в кладовку.
– Упустить возможность покрасоваться перед очаровательной женщиной? Никогда! – заявил Тамлин, наградив меня ленивой улыбкой.
Я тоже улыбнулась, уткнувшись в тарелку.
– Ты в самом деле замечательно выглядишь. Не ищи в моих словах подвоха, – добавил он, увидев мою скривленную губу. – Ты себя в зеркале видела?
След от его укуса еще не исчез, но в душе я согласилась с Тамлином. Я замечательно выглядела. Женственно. Я бы не отважилась назвать себя красавицей, однако… Я больше не сжималась в комок. Несколько месяцев, проведенных здесь, сделали чудеса, убрав мою излишнюю худобу и сгладив острые углы скул. Я бы даже сказала, что в моих глазах появился свет. В моих. Они больше не напоминали глаза матери или Несты. Они стали моими глазами.
– Спасибо, – сказала я.
Хорошо, что можно было ограничиться одним словом. Тамлин наполнил едой мою тарелку, затем свою. Насытившись, я отважилась взглянуть на него. Не бросить мимолетный взгляд, а по-настоящему взглянуть.
Тамлин сидел, привалившись к спинке стула. Его плечи оставались напряженными, а губы – поджатыми. Вот уже несколько дней его не вызывали на границу и он не возвращался, покрытый чужой кровью, как случилось перед Ночью огня… Мне вспомнилась его искренняя скорбь по искалеченному фэйри со Двора лета, у которого он даже не успел спросить имени. Я не знала, сколько горя и скорби скопилось в его душе. Скорби по унесенным проклятой болезнью и погибшим в нескончаемых пограничных столкновениях. Тамлин не хотел становиться верховным правителем и не готовился унаследовать титул. Но жизнь вынудила его нести и этот груз. И Тамлин справлялся, как умел.
– Идем, – сказала я, вставая со стула и протягивая ему руку.
Его мозолистые пальцы сплелись с моими.
– У меня для тебя кое-что есть.
– Для меня, – повторил он, но встал.
Мы вышли из столовой. Я хотела отпустить его руку, но Тамлин не разжал пальцев. От неожиданности я прибавила шагу, словно могла обогнать свое бешено стучащее сердце. Я, обычная смертная девчонка, вела бессмертного фэйца по коридорам его дома, и мы шли в мою «живописную комнату». Возле двери Тамлин выпустил мою руку. Я полезла за ключом. Как уже бывало, после тепла его ладони воздух казался мне холодным.
– Я знал, что ты просила у Асиллы ключ, но никак не думал, что и в самом деле запираешь дверь.
Я мельком оглянулась на него и толкнула дверь.
– Здесь слишком много любопытных глаз. Мне не хотелось, чтобы ты или Ласэн заходили сюда раньше времени. А теперь я готова.
В комнате было темно. Я выразительно кашлянула. Это была бессловесная просьба к нему: зажечь свечи силой магии. Тамлину понадобилось больше времени, чем прежде. Наверное, он растратил силы на укорачивание стола, но не хотел признаваться. Суриель говорил, что верховные правители сами являются силой, и тем не менее… я чувствовала какую-то беду, случившуюся с магической силой Тамлина. Она словно уменьшилась за эти месяцы.
Постепенно зажглись все свечи. Отодвинув тревоги, я подошла к мольберту и картине, которая там стояла. Я надеялась, что Тамлин не заметит моих работ, прислоненных к стене, и не вздумает их переворачивать и смотреть.
Он оглядывал мою «живописную комнату».
– Я знаю: картины… странные, – пробормотала я.
У меня снова взмокли ладони, и я убрала руки за спину.
– Они не идут ни в какое сравнение с работами из твоей галереи. Но…
Я остановилась перед мольбертом. Изображенное там не было натюрмортом, написанным по памяти. Мысленно я называла это… вольным пересказом увиденного.
– Мне хотелось показать тебе эту вещь.
Я указала на холст, полный пятен и полос зеленого, золотистого, серебристого и голубого цветов.
– Это мой подарок тебе. За все, что ты сделал.
У меня вспыхнули щеки, шея и уши. Тамлин молча подошел к мольберту.
– Это роща… и пруд с водой из звездного света, – торопливо пояснила я.
– Я знаю, что там изображено, – пробормотал он, внимательно разглядывая мое произведение.
Я отошла. Смотреть на его разглядывание было невыносимо. Зря я привела его сюда. Выпила за обедом лишнего и осмелела. Да еще и платье напялила. Опять поразила его своей глупостью.
Тамлин целую вечность простоял перед мольбертом и вдруг отошел к стене, нагнулся и перевернул прислоненный холст.
Мои кишки завязались узлом. Это оказался туманный пейзаж, где не было ничего, кроме снега и заснеженных деревьев. Если для меня пейзаж что-то значил, для остальных он оставался мазней. Напрасно я не спрятала все эти «шедевры» раньше, чем позвала Тамлина. Я открыла рот, приготовившись объяснить, как вдруг Тамлин заговорил:
– Это лес, в котором ты когда-то охотилась.
Он подошел ближе, глядя на унылое пространство, состоявшее из белых, серых, коричневых и черных оттенков.
– Это не только лес. Такой была твоя жизнь.
Его слова слишком ошеломили и, чего скрывать, задели меня. Я промолчала. Тамлин отвернул следующий холст… Темнота, очертания чего-то темно-коричневого, из которого словно выдавливаются узкие ярко-красные и оранжевые полосы.
– А это – твоя хижина по вечерам.
Я хотела подойти к нему, попросить, чтобы он посмотрел на другие работы, на те, что я не стала скрывать, но не успела. Тамлин уже разглядывал третью картину. Крепкая, загорелая мужская рука на фоне сена. Пальцы сжаты в кулак, а между ними – золотисто-каштановые пряди. Мои волосы.
– Парень из твоей деревни.
Тамлин разглядывал картину и тихо рычал. Потом отошел на пару шагов и прищурился.
– С ним ты иногда предавалась близости. Единственный, кто хоть немного выделялся среди беспросветных тупиц, окружавших тебя.
Никак у Тамлина… взыграла ревность?
– Свидания с ним были единственной отдушиной.
Я не собиралась оправдываться из-за Икаса, особенно если вспомнить недавний Великий Ритуал. Я же ему ничего не сказала. Но если он вздумает ревновать меня к Икасу…
Должно быть, Тамлин догадался о моих мыслях. Он немного постоял, словно успокаиваясь, затем отвернул четвертый холст… Силуэты высоких людей. Кровь, капающая с кулаков и палок, занесенных над головами. На полу – скрюченная фигура. Лужа крови. Одна нога неестественно вывернута.
Тамлин выругался.
– Значит, ты видела, как эти мерзавцы калечили ногу твоему отцу.
– Кто-то должен был умолять их прекратить избиение, – сказала я, выталкивая из себя каждое слово.
Тамлин бросил на меня понимающий взгляд и стал отворачивать другие картины. Раны моей жизни, которые я врачевала за эти месяцы. Надо же, сколько времени успело пройти с тех пор, как Тамлин привез меня сюда! Месяцы. Неужели отец и сестры поверили, что я навсегда останусь возле так называемой умирающей родственницы?
Наконец Тамлин подошел к мольберту. Его глаза скользнули по пятнам, изображавшим рощу, затем по пятну волшебного пруда. Он одобрительно кивнул:
– Эту вещь оставь себе. А я возьму вон ту.
Он указал на пейзаж с зимним лесом.
– Там нет ничего, кроме холода и тоски, – возразила я, скрывая недовольство. – Эта картина совсем не для твоего дома.
Тамлин подошел к холсту и улыбнулся мне. Его улыбка была прекраснее любого зачарованного луга и пруда, наполненного звездным светом.
– А я все равно хочу этот пейзаж.
Меня обдало жгучим желанием снять с него маску и увидеть лицо. Будет ли оно таким, какое мне виделось во снах?
– Скажи, я могу тебе чем-то помочь? – вырвалось у меня. – Поискать способ снять маски с тебя и других? Победить болезнь, которая высасывает из тебя магическую силу? Просто скажи: что я могу для тебя сделать?
– Никак человеческой женщине захотелось помочь фэйри?
– Не насмехайся. Я всерьез тебя прошу. Только скажи.
– Мне нечего тебе сказать. Ты не сможешь помочь. И другие тоже не смогут. Эту ношу должен нести я сам.
– Тебе незачем…
– Это решаю я. Я выдержу все тяготы. А ты, если попытаешься вмешаться… погибнешь. Ты даже не понимаешь, на что замахиваешься.
– Значит, я обречена до конца своих дней жить в блаженном неведении? Наслаждаться сытой, безмятежной жизнью, когда рядом происходит что-то ужасное? Может, в таком случае… – я проглотила комок вязкой слюны, – мне перебраться в другое место, где я скорее разберусь в хитросплетениях притианской жизни?
– Неужели Каланмай тебя ничему не научил?
– Почему же? Я узнала, что магия способна превратить тебя в жестокого зверя.
Тамлин засмеялся, но не слишком удивился моим словам. Я молчала.
– Фейра, я не хочу, чтобы ты жила в другом месте. Я хочу, чтобы ты осталась здесь. Мне приятно возвращаться домой и знать, что с тобою все благополучно и ты занимаешься тем, что тебе по душе.
Я молча смотрела на него.
– В первые дни мне хотелось спровадить тебя с глаз долой, – признался Тамлин. – Я и сейчас иногда думаю, что стоило бы подыскать для тебя более удобное и безопасное место. Наверное, во мне взыграла корысть. Помнишь, как ты искала способы обойти Соглашение и вернуться в свой мир? Возможно, в Притиании и нашелся бы уголок, где тебе понравилось бы больше, чем здесь, и ты бы перестала думать о побеге. Но у меня не хватило духу расстаться с тобой.
– Почему?
Тамлин нагнулся, взял небольшой холст с зимним лесом и стал разглядывать.
– У меня было много любовниц, – неожиданно сказал он, – женщины знатного происхождения, воительницы, принцессы…
Меня обожгло гневом. Зачем он мне это говорит? Зачем называет их титулы? Удивительно, как еще не добавил, что все они были намного красивее меня.
– Но они хотели от меня лишь телесных утех. Они никогда не понимали, каково мне нести груз забот о своих подданных и землях Двора. Они были равнодушны к моим телесным и душевным шрамам, требовали вечного праздника и ничего не желали знать о беспросветности тяжелых дней.
Моя глупая ревность исчезла, как роса под лучами солнца.
– Твоя картина напоминает мне об этом, – улыбнулся он.
– О чем? – шепотом спросила я.
Тамлин опустил холст на пол и посмотрел на меня. Пристально, заглядывая внутрь.
– О том, что я не одинок.
Ложась спать, я впервые не заперла дверь своей комнаты.