Книга: Осенний трон
Назад: Глава 26
Дальше: Глава 28

Глава 27

Аббатство Эймсбери,
август 1189 года

 

Алиенора поглаживала мускулистое плечо кобылы, любуясь блеском золотисто-рыжего крупа, контрастирующего со светло-желтыми гривой и хвостом. Стоящий рядом голенастый жеребенок с белой звездочкой бесстрашно обнюхивал платье королевы.
– Красавица, – сказала она Жоан, аббатисе Эймсбери.
– Благодарю, госпожа. У нас здесь отличные пастбища, и король Генрих несколько лет оказывал нам честь, держа у нас своих лошадей.
Аббатиса произнесла все это ровным тоном, но королева знала, что имеется в виду. Красивая кобыла и ее жеребенок были всего лишь двумя из дюжины лошадей, которых Генрих держал в конюшне Эймсбери за счет аббатства. Там было еще пять смирных верховых лошадей, три упряжных и два горячих скакуна.
Если бы Алиенора поддалась давлению Генриха и приняла постриг, то сейчас могла бы быть на месте аббатисы. Скорее всего, Жоан Д’Осмон знала об этом, однако стояла спокойно, сложив руки под грудью, с видом почтительным, но без угодливости.
– Знаю, вы понесли большие расходы. Покойный король доверил коней многим Божьим домам. У меня есть мысль избавить вас от этой кобылы с ее жеребенком и передать их своей внучке и наследному графу Перша в качестве свадебного подарка. А прочих я намерена оставить вам, чтобы вы поступили с ними, как пожелаете: используйте в аббатстве или продайте. То же самое будет предложено всем другим монастырям и аббатствам в государстве, где в настоящее время находятся лошади покойного короля.
– Госпожа, это поистине щедро, – ответила довольная аббатиса.
– Может быть, но еще это справедливо. Содержать этих животных дорого, и новый король понимает это.
К тому же Ричард, как только его коронуют, будет собирать средства на следующий Крестовый поход. И тогда то, что дано одной рукой, уравновесится тем, что заберет другая.
До отъезда Ричарда в Святую землю в Англии нужно установить мир и порядок, для чего требуется мудрое правительство. И составить такое правительство предстоит ей, королеве. Она разослала гонцов во все концы страны, чтобы они приняли у всех желающих клятву верности Ричарду. Она проследила за тем, чтобы меры веса и длины во владениях сына были едиными. Куда бы она ни ездила, повсюду демонстрировала величие и являлась подданным только в пышном царском наряде, с усыпанной драгоценностями короной на голове и Сноуит на запястье. Вскоре должен прибыть Ричард, но пока именно Алиенора, вдовствующая королева и королева-мать, держит бразды правления в своих руках. И она всегда была достойна выполнять эту задачу, хотя часто ей в этом отказывали. Объезд владений в новом качестве доставлял Алиеноре глубокое удовлетворение. Оно залечивало раны, нанесенные многолетним заточением. Королева чувствовала себя молодой и сильной.
– Госпожа, в моей обители вас ожидает еда и питье. – Аббатиса жестом пригласила королеву пройти к жилым строениям.
– Это было бы весьма кстати. До полуночи мне нужно быть в Винчестере, но еще есть немного времени.
Женщины вышли из конюшен, и Алиенора позволила аббатисе проводить ее к столу. В начале визита в Эймсбери королева преклонила колени в церкви, чтобы помолиться за упокой души Генриха. И не только его. Вскоре после новости о кончине короля, всего два дня спустя, из Брауншвейга прискакал гонец с трагической вестью о том, что ее дочь Матильда умерла от лихорадки и застоя в легких. Алиенора приняла известие с безмолвным неверием, которое затем переросло в столь же безмолвное смирение. Единственным ее утешением была память о дочери, бережно хранимая в сердце, и ежедневные молитвы за упокой души Матильды. И еще удвоенная нежность и забота о детях, оставленных покойной дочерью ей на попечение, – Рихензе, Вильгельме, Лотаре и Отто.
Рихенза, хотя и потрясенная утратой, в борьбе с горем сумела подняться на новую ступень зрелости. Она доказала, что является истинной дочерью своей матери и достойна ее. Рихенза видела свою задачу в том, чтобы утешить братьев, и в ее выполнении обрела и собственное утешение. Королева очень гордилась внучкой.
– Покойный король настаивал на том, чтобы я удалилась в эту обитель, – заметила Алиенора, входя в гостевые покои аббатисы, – но я не была готова к созерцательной жизни.
– Но возможно, госпожа, когда-нибудь вы сделаете это, – уточнила аббатиса Жоан с улыбкой.
– Когда-нибудь. – Мановением руки Алиенора отодвинула вопрос в туманное будущее. – Не сейчас. Мне надо слишком много сделать в мирской жизни. Хотя, – любезно добавила она, – я знаю, что всякая аббатиса ордена Фонтевро занимает высокое положение.
Появились слуги, расставляя блюда с лососем в зеленом травяном соусе, а также хлеб и прозрачное вино из Осера. Алиенора ужинала с удовольствием; приправленная солью свободы еда стала гораздо вкуснее. И вообще, королева спешила насытиться жизнью после долгих лет прозябания. Каждое утро у нее имелась причина, чтобы встать как можно раньше. Она жадно впитывала свет и воздух, коих была лишена в заточении. Тем не менее от реальности Алиенора не отрывалась, ведь в ее жизни есть смысл – ее дети, в частности Ричард. С ним она увидится уже очень скоро.

 

Лишение свободы противно природе человеческой, и потому быть освобожденным есть наивысшее наслаждение для духа.
Королева слушала, как писец перечитывает продиктованную ею речь, и каждое слово отзывалось в ее сердце музыкой. Она приказала выпустить из английских тюрем всех заключенных. Амнистия – хорошее начало для нового правления. Это не признак слабости, а проявление королевского милосердия. Наконец-то Алиенора могла полностью исполнить роль миротворца и утешителя.
– Да, – одобрила она. – Все копии заверить моей печатью и разослать каждому шерифу.
Писец кивнул и отправился выполнять указание. С приставного столика Алиенора взяла небольшой мешочек из пурпурного шелка и вытряхнула из него серебряную печать. Она заказала ее в тот самый день, когда покинула Сарум. На печати была изображена она сама в короне с тремя зубцами, со скипетром в правой руке и державой в левой, а венчали все крест и голубь, хотя в ее представлении это был кречет. По внешнему контуру шла надпись: «Божьей милостью». Никогда раньше эти слова не украшали ее печати, только Генрих использовал их. Они добавляли веса ее письмам и вызывали в ней самой приятную дрожь от сознания собственной власти.
Когда все поручения были розданы, а каждый человек в ее подчинении понял поставленную перед ним задачу, Алиенора удалилась в свои покои и велела фрейлинам облачить ее в парадное одеяние из шелка и парчи, расшитое золотым бисером и жемчугом. В последние недели Бельбель отрабатывала свое содержание с лихвой. Пришлось нанять еще белошвеек, чтобы создать новые наряды, которые подходят не только королеве, но и человеку, вынужденному много путешествовать по стране, верша государственные дела. Потому в гардеробе Алиеноры были не только платья для торжественных случаев, но и платья, в которых в любую погоду можно ездить верхом и выглядеть при этом по-королевски.
Разбирая сундуки в Винчестере, она наткнулась на одну из мантий Генриха – темно-зеленой шерсти, подбитую беличьим мехом и окаймленную красно-золотой тесьмой. Ее складки все еще хранили слабый запах мужа, и Алиенора на мгновение расчувствовалась и даже немного всплакнула. Потом приказала тщательно вычистить мантию и поместить обратно в сундук, предварительно пересыпав ароматическими травами от моли.
Прибыл герольд Ричарда с вестью о том, что его господин у ворот Винчестера и готов предстать перед королевой. Алиенора поблагодарила его, призвала своих дам, расправила складки платья еще разок и вышла ему навстречу. Навстречу своему сыну. Навстречу своему королю.

 

Изабелла де Клер, самая знаменитая невеста месяца, оказалась светловолосой, голубоглазой красавицей ростом с Алиенору. Держалась она почтительно, но без подобострастия и обладала природным чувством собственного достоинства. В самом деле, для юной дамы восемнадцати лет от роду, впервые оказавшейся при королевском дворе, она вела себя удивительно спокойно и разумно. С другой стороны, отец ее происходил из знатного рода и пользовался благоволением Генриха, а в жилах матери текла кровь королей Ирландии.
Алиенору порадовало то, что Изабелла казалась весьма довольной своим браком с Уильямом Маршалом. Девушка часто и с видимым удовольствием повторяла имя мужа, а ее щеки розовели, когда она о нем рассказывала.
– Я знаю Уильяма с тех пор, когда он был чуть старше, чем ты сейчас, и он мне очень дорог, – произнесла Алиенора. – Лучшей партии, чем ты, я не могла бы ему пожелать. Дарю вам обоим свое благословение.
– Премного благодарна, госпожа. – Румянец Изабеллы запылал еще ярче. – Я почитаю себя счастливой тем, что мне выпало стать супругой столь учтивого и отважного человека, который будет заботиться обо мне и моих землях.
Ответ, хотя и составленный по всем правилам придворного этикета, явно шел от самого сердца. Рядом с Изабеллой стояла Рихенза и тоже участвовала в беседе с королевой. Переговоры относительно ее брака возобновились с удвоенной силой, и стороны уже договорились, что она станет женой Жоффруа дю Перша во время коронации Ричарда в Вестминстере. Жоффруа – высокий, золотоволосый и хорошо сложенный мужчина, так что при мысли о скором замужестве Рихензу охватывали восторг и волнение, и девушка не могла спокойно стоять. К счастью, невозмутимость Изабеллы де Клер оказывала на нее благотворное влияние, и внучка королевы изо всех сил старалась утихомирить свои чувства: она хотела выглядеть здравомыслящей дамой, а не ветреной девицей. Быстро выяснилось, что Жоффруа приходится Уильяму кузеном, то есть Изабелле и Рихензе вскоре предстояло породниться.
Ни Уильяма, ни его кузена рядом не было. Королева заметила, что девушки украдкой оглядывают зал в поисках своих будущих мужей. Ричард тоже отсутствовал.
– Мужчины! – Алиенора воздела глаза к небу. – Они обвиняют женщин в любви к сплетням, но настоящие сплетники как раз они, а не мы. – Оставив Рихензу и Изабеллу, она отправилась на поиски беглецов и обнаружила их в боковой комнатушке, где обычно трудились писцы, когда было светло.
Ричард разглядывал какие-то наброски и карты, разложенные на дощатом столе, и вместе с Уильямом Маршалом, Жоффруа дю Першем, его отцом Ротру и еще кем-то обсуждал маршруты и задачи, связанные с запланированным походом в Святую землю. В комнате царила атмосфера взаимопонимания и товарищества. Алиенора вновь почувствовала себя исключенной из круга посвященных.
– Вот вы где, – произнесла она. – Может, привести сюда и всех остальных?
Мужчины обменялись виноватыми взглядами, но только не Ричард. Он встал лицом к матери. Прозрачный осенний свет разбросал по его волосам и бороде медные искорки.
– Я хотел показать господам предполагаемый маршрут и выслушать их мнение, – объяснил он.
– Разве нельзя было подождать?
Его лицо напряглось.
– Мама, это важное дело, а не мой каприз.
Важнее, чем быть королем? Алиенора едва не задала этот вопрос вслух, но она понимала сына. Ричард воспринимал войну во имя Господа как священный долг рыцаря.
– Поход продлится всего два года. У меня нет сомнений в том, что те люди, кого я оставляю вместо себя править государством, меня не подведут.
– Я тоже не сомневаюсь в них, однако два года – это долго.
На самом деле это очень долго.
– Долго править два года? – поддразнил ее Ричард, поскольку она была в числе тех, на кого он оставлял управление королевством.
– Долго выносить отсутствие возлюбленного сына, – строго ответила Алиенора. – Мне не легче оттого, что ты выполняешь данную клятву. Пойдем, тебя ждут люди, ты не должен пренебрегать ими.
Ричард вздохнул и расправил плечи:
– Матушка, ты, как всегда, права. – В его улыбке была просьба о прощении. – Это дело я закончу позднее.
Мужчины вышли из комнаты. Королева на миг задержалась, чтобы взглянуть на карту, оставленную Ричардом на столе и прижатую камнями по углам. Она гордилась сыном, но с ужасом ждала разлуки. Даже с картами люди могут потеряться.

 

Позже, когда все разошлись, Алиенора уселась вместе с Ричардом, чтобы подробно с ним все обсудить – впервые за два года. Ее ноги удобно опирались о приземистый табурет, под рукой стоял кувшин с пряным вином и блюдо с засахаренными фруктами. В отдалении несколько музыкантов наигрывали мелодию – они не могли слышать, о чем идет речь. Всех остальных слуг Алиенора отпустила.
– Иоанн встретится с нами в Лондоне, – сказал Ричард. – Корабль с его свитой уже в Дувре. Я хотел, чтобы он осмотрел оборонительные укрепления – от моего имени, не от своего. – Сын помедлил. – Наверное, ты слышала о том, что он бросил отца, как только понял, что надеяться не на что.
– Да, – призналась Алиенора. – Но я не виню его.
Ричард брезгливо поморщился:
– Он всегда подлизывался к отцу только ради того, чтобы получить какое-нибудь вознаграждение, особенно после смерти Жоффруа. Но его преданность испарилась вместе с вероятностью награды. Уж я-то знаю своего младшего братца. Он не упустит шанса, чтобы нагадить мне в мое отсутствие. Однако я не боюсь покинуть Англию и иные свои владения, ведь у штурвала остаешься ты, мама. Знаю, ты способна справиться с любым кризисом.
Алиенора вскинула брови:
– Не стану спорить, но заклинаю тебя именем Господа: не погибни там, в далеких краях. Предупреждаю тебя, с таким кризисом я не справлюсь. – От этой мысли ей стало больно, спазмами свело и живот, и сердце.
– Тебе не придется с ним справляться, коли будет на то воля Всевышнего, – ответил Ричард с самоуверенностью мужчины в полном расцвете сил.
Алиенора дала музыкантам по несколько монет и отправила их отдыхать. Лучше, чтобы их дальнейшая беседа шла наедине, без чужих глаз. Убедившись, что дверь надежно заперта на задвижку, она вернулась на место.
Ричард наблюдал за ней со снисходительной улыбкой.
– Жаль, что они ушли. – Он подлил вина себе в кубок. – Мне нравилась их музыка. И я совсем не уверен, что мне столь же понравится то, что зазвучит сейчас, хотя я весь внимание. Еще вина?
Алиенора протянула ему свой кубок, и он наполнил его.
– Адель, – произнесла она, – и порядок наследования. Твой брак с ней, во-первых, неприличен, а во-вторых, не нужен с политической точки зрения.
– К сожалению, король Франции не согласен с тобой по обоим пунктам. – Ричард состроил гримасу. – Похоже, цель всей его жизни – женить меня на своей сестре. Он настаивает на этом, и с этой позиции его не сдвинуть. – Отставив кубок, Ричард взглянул матери в глаза. – Что правда об отношениях отца и Адель? Она была его любовницей? Втайне от всех рожала ему детей?
Алиенора неприязненно поджала губы:
– От тех придворных, которые жить не могут без сплетен, я слышала, что твой отец переступил грань пристойности в отношениях с ней. Но насколько далеко он зашел, никто не знает наверняка, а сама Адель отказывается говорить. Ее служанки сообщили, что с ней дважды случались сильные кровотечения, что может быть признаком очищения от избыточных телесных соков или отторжением незрелого плода.
– Но этого достаточно, чтобы брак не состоялся. Даже если слухи ошибочны, на репутации Адель несмываемое пятно.
– Да, верно, в любом случае она опорочена. Никогда мой сын не возьмет себе в жены ту, которой попользовался его отец, – с нажимом произнесла Алиенора. – Более того, подобные кровотечения, связанные с выкидышем или нет, не могли не сказаться на ее детородной способности. – Королева потянулась к чаше с вином. – Филипп будет сердиться, однако он не может винить тебя, раз у тебя есть веские основания для отказа. Лучше попробуй договориться о том, чтобы вернуть ее во Францию.
– Это решило бы проблему, – согласился Ричард, – но не самым благовидным образом. Думаю, пока не стоит говорить это все Филиппу. Лучше я потяну время до возвращения из Святой земли.
Она наклонилась к сыну:
– Но если ты не берешь в жену Адель, то нужно выбрать другую невесту, потому что у тебя нет собственных наследников. Ты должен подыскать себе выгодную партию до Крестового похода.
Ричард слегка отстранился и упрямо выдвинул подбородок.
Алиенора продолжила приводить аргументы:
– Филипп уже обеспечил себе одного сына и, насколько я знаю, на подходе второй ребенок. Почему ты не последуешь его примеру?
– Признаюсь, меня уже посещали подобные мысли. Я не был совсем уж праздным, хотя ты считаешь, будто меня интересует только война.
Алиенора сложила руки на коленях:
– И о ком же ты думаешь?
Ричард поднялся с места и заходил по комнате, чем немедленно напомнил Алиеноре Генриха. Оказавшись у оконной арки, он взял в руки лютню. С инструментом он никогда не расставался и повсюду возил с собой. Получил он эту лютню в пятнадцать лет, когда стал графом Пуату. Ричард часто играл для собственного удовольствия и чтобы успокоиться. Это давала себя знать кровь трубадуров, доставшаяся Ричарду от деда Алиеноры, поэта и девятого герцога Аквитании. Музыка была второй половиной его натуры, привнося в его душу красоту и мягкость.
Он подтянул струны и погладил длинными пальцами грушевидный корпус, набранный из кленовых полосок. Так любовник ласкает плодовитый живот партнерши.
– Есть одна дама. – Он извлек из инструмента первые ноты – сладостные, словно капли меда. – Это принцесса из теплого южного королевства, которая говорит на благородном языке. – Он послал матери дразнящую улыбку. – И славится благочестием и мудростью.
Как ни запирал Генрих Алиенору, как ни скрывал от нее все важные новости, о происходящем в окрестных королевствах она знала.
– Принцесса, что приходится кузиной твоей сестре в Кастилии, – тут же догадалась она.
– Кроме прочих достоинств, у нее есть отец и брат, которые не намерены идти с нами в Святую землю, а значит, смогут прикрыть мой тыл, пока меня нет. Мне не придется беспокоиться о поползновениях со стороны Тулузы. Филипп Французский сам едет в Святую землю, так что за ним я присмотрю. – Перебирая струны, он создавал нежную мелодию – протяжную и чарующую. – Пожалуй, назову эту песню «Беренгария», – добавил он с лукавой улыбкой.
– По-моему, отличная идея, – одобрила Алиенора план сына. – И чем скорее, тем лучше. Ты уже начал переговоры?
– Пока в самых общих чертах. Та сторона выразила заинтересованность, но это только фундамент, на котором еще предстоит выстроить крепость.
– А времени совсем мало, – забеспокоилась Алиенора.
– Успею. – Он подобрал еще пару нот. – Я отправлю послов в Памплону уже сейчас, пока готовлюсь к походу. Как только все условия будут согласованы, мы можем пожениться хоть в зимнем лагере в Мессине. – Его взгляд устремился вдаль, и Алиенора видела, что стратегия и тактика занимают сына больше, чем прелести будущей супруги.
– Я люблю всех своих внуков, – негромко сказала она, – но заветная моя мечта – увидеть твоих сыновей до того, как я умру. Я хочу знать, что ты продолжаешься в них.
– Мама, это уж как будет угодно Богу, но я сделаю все, что в моей власти, для исполнения твоей мечты.
Его слова согрели ей сердце, но тревогу не изгнали. Ведь так много нужно подготовить, чтобы это случилось. Не в последнюю очередь – организовать бракосочетание. Алиенора слишком хорошо знала, как переменчива судьба.

 

Она стояла на парапете крепостной стены замка Мальборо, решив немного передохнуть от шумных празднований в зале. С наступлением сумерек поднялся прохладный ветерок и приятно освежал разгоряченное лицо.
В ходе подготовки к коронации Ричарда, до которой оставалось всего две недели, в государстве доводились до конца все текущие дела: улаживались споры, раздавались титулы и звания, игрались свадьбы, в том числе Рихензы и Жоффруа дю Перша.
Алиенора не помнила такой кипучей деятельности перед коронацией Генриха. А может, тогда просто не замечала ее, поскольку была на сносях и почти не принимала участия в делах государства. Сейчас же она второе лицо королевства, и все решения Ричард принимал с учетом ее мнения.
– Мама?
Она обернулась и увидела, что к ней приближается Иоанн. С годами младший сын превратился в красивого мужчину, не слишком высокого, но пропорционально сложенного и с аурой опасного обаяния. Иоанн неизменно сохранял непроницаемое выражение лица и при этом постоянно строил козни. Окружающим оставалось только догадываться, какую гадость он задумывает.
В этот день Иоанн тоже праздновал начало супружеской жизни. После нескольких лет помолвки он сочетался браком с Хависой Глостерской. Эта партия принесла ему землю и влияние, но к молодой женщине он не питал ни малейшей приязни, как и она к нему; это было сугубо деловое соглашение, и молодожены планировали жить каждый своей жизнью. Более того, поскольку степень родства между ними ближе предписанной, а поженились они без соответствующего разрешения, то сохранялась возможность для расторжения брака.
Прибыл Иоанн накануне вечером, довольно поздно. Алиеноре даже пришлось поволноваться, успеет ли младший сын к началу брачной церемонии. Пообщаться с ним она, конечно, еще не успела из-за всех этих ритуалов, торжеств и множества людей.
– Тоже вышел подышать свежим воздухом? – поинтересовалась она.
С полуулыбкой он ответил:
– Нет. Подвожу итоги, мама.
– Итоги чего?
Он встал у амбразуры между зубцами стены.
– Своей жизни. Своих достижений. – Его шелковая котта мерцала в сумерках зеленым огнем. – Есть о чем подумать.
– В связи с тем, что теперь ты женатый человек?
Он глянул на мать искоса:
– Я во многих отношениях другой человек в сравнении с тем, каким был всего несколько месяцев назад. – Иоанн сплел пальцы рук. Собирая последние отблески света, вспыхнул крупный изумруд на его перстне. – Что касается отца… Все шепчутся, будто я предал его. Вижу, как они на меня смотрят, когда думают, что я занят, только я всегда все замечаю. И знаю – не могу не знать.
– Ты сделал свой выбор, – спокойно заявила Алиенора. – Я не буду осуждать тебя.
– Но другие осуждают. – В его глазах была обида. – Если я и предал его, то гораздо в меньшей степени, чем Ричард. Моя единственная ошибка состоит в том, что я тянул до последнего. И оставался с отцом… хотя он сам никогда не держал свои обещания, данные мне или остальным братьям, если ему это было невыгодно.
– Иоанн… – В ней поднималась жалость к сыну, однако пришлось подавить это чувство. Алиенора знала, что Иоанну оно будет неприятно.
– Ну а мне не хотелось смотреть, как отец испустит последний вздох, – с силой выговорил он. – Это было неизбежно. Сожалею только о том, как он об этом узнал. А теперь Джеффри при каждом удобном случае намекает всем, что он единственный хороший сын. Тот, кто остался. Ага! И где же он был, когда слуги раздели отца и сбежали, прихватив его серебро и кубки? Где был Маршал? Отец умер позорной смертью, и в этом все винят меня.
– Ты не прав. Ты видишь тени там, где их нет.
Это не совсем правда, тени были, но не такие мрачные, какими рисовал их себе Иоанн. Младший сын всегда страдал от неуверенности в себе. Эти тени существовали в его воображении, а не в реальности, однако он придавал им такое значение, что порой те становились настоящими.
– Я скорбел о нем, – бросил Иоанн. – Больше, чем Ричард. Никто не обвиняет Ричарда в том, что отец умер из-за него.
– И ни у кого нет оснований для такого обвинения, – сухо отозвалась мать. – К тому, что случилось, Генрих шел не один год, и по большей части он сам во всем виноват. А не ты и не Ричард.
Иоанн посмотрел за горизонт:
– Ну и пусть болтают, что хотят. Мне все равно. Вот что я скажу тебе, мама, раз уж я раскрыл перед тобой сердце: у меня есть еще один ребенок – девочка, названная в мою честь Иоанной.
Алиенора заставила себя говорить ровным тоном:
– Кто мать?
– Клеменция ле Ботелер.
– Значит, опять это знатная дама?
Вновь придется успокаивать негодующую родню девицы. Но Алиенора почти не удивилась услышанному. Иоанн, когда хотел, мог быть неотразимым. В его случае очередной ребенок – это всего лишь вопрос времени.
Иоанн пожал плечами:
– Я не сплю с продажными женщинами, в отличие от Ричарда. – Хитрая улыбка промелькнула на его губах. – Небось, он не рассказывал тебе о своем сыне, и это понятно: у него есть причины быть скрытным.
Алиенора выпрямилась, готовясь принять удар:
– О каком сыне?
Хотя в сгущающейся ночной мгле трудно было различить выражение лица, она видела, что Иоанн наслаждается ситуацией. Также Алиенора отметила, что ему удалось быстро сменить тему – о его поведении речь уже не шла.
– К Ричарду пришла в слезах французская шлюха, утверждая, что понесла от него ребенка. Он дал ей денег на содержание, а когда младенец появился на свет, оплачивал кормилицу и жилье. – Иоанн сжимал губы, чтобы не улыбаться в открытую. – А щенка своего он назвал Филиппом в честь короля Франции, и знаешь почему?
Алиенора покачала головой:
– Нет, но догадываюсь, что тебе не терпится рассказать.
– Судачат, что Ричард и Филипп делили постель и женщину. И никто теперь не может сказать, чей это сын – Филиппа или Ричарда, – с восторгом выкладывал свою информацию Иоанн. – Если бы Филипп признал ребенка своим, то назвал бы его Ричардом. Должно быть, они тянули жребий, чтобы определить отцовство. А выиграл Ричард или проиграл – это зависит от того, как на это смотреть.
Алиенора хотела залепить сыну пощечину и не поверить тому, что услышала, но, очевидно, Иоанн был хорошо осведомлен.
– Это касается только Ричарда. – Она старалась не показать, как сильно огорчила ее эта новость. – Если он захочет поведать мне об этом, я готова буду составить свое мнение, но выслушивать досужие сплетни не желаю. Лучше расскажи мне о Клеменции ле Ботелер.
– Она в Беке с младенцем. Я обеспечиваю их из своего дохода и слежу, чтобы все было в порядке. Признаю, что согрешил, но, по крайней мере, Клеменция не приходится мне кузиной, и я сумел сделать так, чтобы не было шума.
– И значит, теперь ты молодец? – вознегодовала Алиенора.
– Нет, но я хотел, чтобы ты услышала обо всем от меня, а не как-то иначе.
– Да, это все меняет. – Она вздохнула. – Что ж, буду радоваться хотя бы этому. Да продлится такая открытость в наших отношениях. В отсутствие Ричарда мы должны будем действовать сообща и двигаться в одном направлении.
– Разумеется, матушка, я согласен с тобой всей душой. – Вновь по его лицу ничего нельзя было прочесть, как и по его очаровательной улыбке.
Назад: Глава 26
Дальше: Глава 28