Глава 26

Алиенора с Рихензой возвращались после молитвы в соборе, как вдруг под въездную арку стремглав ворвался всадник. Лошадь еще не успела остановиться, а он, едва не попав под копыта, одним прыжком уже выскочил из седла. Бросив поводья ошалевшему конюху, гонец приблизился к Алиеноре, упал на колени и коснулся подола ее платья.

– Моя госпожа королева, – выдохнул он, – я принес весть величайшей важности. Королевство ваше. Вы – вдовствующая королева. Король Генрих умер!

Рихенза ахнула и приложила ко рту ладонь:

– Нет!

Алиенора стояла не шевелясь. И внутри ее тоже все замерло: и мысли, и чувства, но не от горя. Она как будто увидела волшебное сияние, возникшее над горизонтом, только пока еще не поняла, что оно означает, что за ним скрывается. Этой новости она ожидала с тех самых пор, как Генрих Саксонский в апреле привез к ней Рихензу, и все-таки оказалась не готовой к моменту, когда неминуемое свершилось. Генрих мертв. Его нет больше в мире. Вся его воинствующая яростная энергия обратилась в ничто. Так небо очищается от облаков после грозы.

Она огляделась. Окружающая жизнь текла как обычно, если не считать разбегающихся волн, поднятых стремительным появлением гонца. Никто не знал, что за причина стоит за его поспешностью, догадывались только, что новости, должно быть, важные. Все так же сияло солнце с выгоревшего добела неба. Трое детишек возились с Мойси, по очереди бросая ему кожаный мячик, да женщина из прислуги флиртовала со стражником, покачивала перед ним бедрами. Полученная весть для них ничего не изменит.

– Не могу поверить! – У Рихензы дрожал от слез голос. – Этого просто не может быть!

Ее возглас разбил оцепенение Алиеноры. Королева сделала глубокий вдох, потом еще один, понемногу впуская в себя жизнь. То, что было стиснуто, заперто, огорожено, теперь стало бескрайним садом, в котором цветут прекрасные возможности.

– Тише! – одернула она внучку и твердо взяла ее за руку. – Ты из его рода. Помни о своем положении.

Рихенза подняла голову и предприняла отчаянную попытку успокоиться, но по ее лицу все еще струились слезы.

Гонец так и стоял в пыли на коленях, сжимая в руках шляпу и опустив голову почти до земли. Алиенора узнала его: это был один из рыцарей Ричарда, Робер де Сентонж; раньше он служил при ее дворе пажом. Она коснулась его плеча и скомандовала:

– Встань!

Он поднялся на ноги. С его лба стекали капли пота. Конюх повел его лошадь к стойлу.

– Где и когда? – требовательно спросила она.

– В Шиноне, госпожа, в шестой день июля. У меня есть для вас письма, но все подробности будут позже. Я всего лишь вестник.

Что-то росло внутри ее. Сначала не более осязаемое, чем завихрение воздуха, но постепенно оно обретало плотность и вес. Алиенора велела слугам присмотреть за тем, чтобы гонец мог поесть и отдохнуть после своих трудов.

– Скоро я снова пошлю за тобой, так что поспеши, – скомандовала королева Сентонжу и протянула руку за письмами. Едва рыцарь удалился, она обратилась к Рихензе: – Когда мы шли в собор, я была узницей, а теперь я свободна. На самом деле я была свободна и вчера, и позавчера, но не знала об этом. Прямо сейчас могу сесть на коня и уехать отсюда, и ни у кого нет власти, чтобы остановить меня. Ни у кого! – Она представила, как мчится прочь из Сарума. – Надо приказать поварам, чтобы начинали готовить пир.

Глаза Рихензы расширились от ужаса при этих словах бабушки.

– Нет, не для того, чтобы праздновать, – нетерпеливо взмахнула рукой Алиенора, – хотя я знаю, что Господь простил бы мою радость. Мое решение сугубо практичное: я никогда не вернусь сюда, и до отъезда надо опустошить кладовые.

В это время к ней почти бегом приблизился Роберт Модит, ее тюремщик. Очевидно, новость дошла и до него. Алиенора выпрямилась во весь рост, встречая его лицом к лицу, и почувствовала, как жизнь буквально хлынула в ее вены.

Он скованно поклонился ей:

– Госпожа, горестная весть о кончине короля Генриха повергла меня в глубокую скорбь.

– Думаю, ты понимаешь, почему я не могу разделить твоих чувств, – ответила Алиенора. – Хотя, узнав подробности, я, может быть, стану оплакивать обстоятельства его смерти. Пока же повелеваю тебе подготовить переезд моего двора в Винчестер. Мы отправляемся завтра утром.

– Как пожелаете, госпожа.

– Ты выполнял свои обязанности, твои приказы исходили от короля, – продолжала она. – Теперь тебе будет приказывать новый король, а в его отсутствие – те, кто его представляет. Остаток дня мы посвятим размышлениям и молитвам за спасение души прежнего короля. Пусть в соборе отслужат заупокойную мессу.

Когда он ушел, Алиенора с Рихензой вернулись в свои комнаты.

– Я знала о том, что он умирает, с тех пор, как встретилась с твоим отцом в апреле. Оставалось неизвестным, когда это случится и сколько еще вреда он нанесет всем нам до того, как наступит его конец.

Она велела Амирии распахнуть настежь все окна и двери. Прежде всего, это было нужно из практических соображений, чтобы сквозняки облегчили летнюю жару, но еще свежий воздух – это признак свободы. Пройдет ночь, она покинет Сарум, и больше никогда, никогда не ступит сюда ее нога.

– Сколько времени потеряю, – пробормотала она вполголоса.

Перед ней вновь предстал гонец, смывший с лица пыль и надевший чистую одежду.

– Король Ричард приказал мне сопровождать вас, куда бы вы ни поехали, госпожа, и оставаться при вас, сколько прикажете.

– Уверена, что найду применение твоим талантам. – Она послала ему улыбку, и опять в ней что-то шевельнулось, пробуждаясь к жизни: на этот раз кокетство и ощущение власти над людьми. – Я понимаю, что тебя отправили в дорогу в спешке, но, может, ты сумеешь еще что-нибудь рассказать мне?

Он откашлялся:

– Госпожа, не знаю, что вам уже известно. В последние свои дни король был слишком болен, чтобы присутствовать при беседах графа Ричарда и короля Франции. В замке Шинон он не вставал с постели. Я же находился при графе Ричарде, потому не могу знать всех подробностей, а когда к нам в лагерь пришла весть о смерти короля, милорд сразу же снарядил меня ехать в Англию. Могу только сказать, что в момент моего отъезда тело короля Генриха несли в Фонтевро для захоронения.

– В Фонтевро? – Алиенора удивилась. – Не в Гранмон?

Рыцарь затряс головой:

– Для такой жары это слишком далеко.

– Конечно же. – Она постаралась отогнать образ, созданный последней фразой. По крайней мере, Фонтевро не худшая замена. Генрих рассказывал ей, что в детстве иногда жил в этом монастыре. И позднее, когда они в самом начале супружества заезжали туда, Генрих чувствовал себя там спокойно. Так что да, Фонтевро вполне подходит.

Молодой гонец больше ничего не мог ей поведать, потому что покинул место событий в большой спешке. Его единственным долгом было как можно скорее передать королеве главную новость и тем самым положить конец ее заточению. Но хотя бы он смог заверить Алиенору, что да, граф Ричард пребывает в добром здравии, несмотря на то что его чуть не убил Уильям Маршал.

– Что? – Алиенора не поверила своим ушам. – Уильям Маршал пытался убить моего сына?

– Госпожа, это случилось, когда король Генрих бежал из Ле-Мана после прорыва французских сил. Граф Пуату бросился в погоню и почти настиг короля, но путь ему преградил Маршал, вернувшийся, чтобы остановить преследователей. Милорд не пострадал, если не считать порванной котты и сбитого шлема, хотя Маршал мог бы растоптать его своим конем.

– Но не растоптал?

– Нет, госпожа. Граф крикнул, что он безоружен и будет бесчестно убить его в таком положении. Поэтому Маршал вместо этого убил его лошадь и сказал, что оставляет графа на волю дьявола. После этого он доставил короля Генриха в Шинон.

Не зря Генрих привлек к себе на службу Уильяма, подумала Алиенора. Слава Богу, что Маршалу достало храбрости и ума поступить так, как он поступил. Оставалось надеяться, что Ричард тоже это понимает.

– Милорд Ричард был полностью в его власти, – добавил рыцарь. – Никто бы не остановил Маршала, нацель он свое копье чуть выше.

– Так возблагодарим Господа за твердость его руки. – (Уильям Маршал хорошо выучил уроки, которые преподносила ему жизнь, и умеет не переходить черту, а вот Ричарду неплохо бы еще поучиться этому.) – А что Иоанн? Разве его не было с королем?

– Госпожа, это мне неведомо. Мы слышали только, что король мертв и его переносят в Фонтевро. Как мне кажется, лорда Иоанна с ним не было, потому что никто об этом не упоминал, зато при короле находился другой его сын – Джеффри.

С этим молодым человеком тоже надо будет разобраться, но это подождет. Первым делом она должна увидеть Ричарда. Сейчас ее задача – как можно лучше подготовиться и осознать перемены в ее жизни, ибо вот-вот взойдет новое будущее.

Пять дней спустя в Винчестер, куда перебралась Алиенора, прибыл Уильям Маршал, и наконец-то она смогла услышать все из первых уст.

Его лицо было перекошено от боли, когда он входил в ее покои.

– Госпожа, простите меня за то, что не смогу преклонить колени.

– Что с тобой? – На мгновение Алиенора испугалась: хромающий Маршал напомнил ей покойного мужа при их последней встрече. Поняв, что это не Генрих, она жестом велела, чтобы гостю принесли стул и взбили подушки для сиденья.

– Проломилась палуба корабля в Дьепе, когда я всходил на борт, – ответил он. – Мне повезло: я сумел ухватиться за балку, а вот другие не были так удачливы. Гилберт Пипарт, например, сломал руку.

– Ты показал ногу лекарю?

Уильям фыркнул:

– Да, и он посоветовал, чтобы я побольше отдыхал.

Алиенора взяла письма, которые он ей привез:

– Что же, можешь заняться этим прямо сейчас, пока я читаю и слушаю твои новости.

Бельбель принесла дополнительную подушку, чтобы подложить Маршалу под спину.

– Только полюбуйтесь на меня: усаживаюсь в кресло, словно старик какой-то, а сам собираюсь вести под венец молодую невесту, – заметил он.

Алиенора с интересом посмотрела на него.

– Не думаю, что ты утратил те свойства, которые важны для успешного брака, – ответила она и рассмеялась над его смущенным видом. – Я говорю о твоем духе и силе воли! – Королева уселась напротив. – Ага, Ричард все-таки отдал тебе графиню Стригойла. То есть он простил тебя за то, что ты хотел убить его?

Уильям смутился:

– У меня не было намерения убивать короля – и он отлично это знает. Но я должен был остановить его. Я ему сказал, что не настолько дряхл, чтобы не вонзить копье туда, куда целюсь. И да, он позволил мне взять в супруги Изабеллу де Клер. После встречи с вами мне предстоит ехать в Лондон, где состоится бракосочетание. Хотя, что подумает девица восемнадцати лет о старом и седом вояке вроде меня, боюсь и предполагать.

– Или ты бесстыдно напрашиваешься на комплимент, или не видишь себя таким, каким видят тебя женщины, – заявила Алиенора. – Конечно, сейчас ты гораздо старше, чем тот юноша, которого я взяла к себе на службу, но он был неопытен и незрел. Время приносит мудрость, а не морщины. У Изабеллы де Клер не будет причин жаловаться на супруга.

– Молюсь об этом, – усмехнулся Маршал.

Алиенора посмотрела на связку писем, лежащую у нее на коленях.

– Итак, – произнесла она, помолчав, – ты был с королем, когда он умирал.

Маршал помрачнел:

– Да, но не в тот момент, когда душа покинула его. Мне больно докладывать вам об этом… Король умер в одиночестве.

– В одиночестве? – резко переспросила она. – Неужели никто не сидел у его ложа?

– Госпожа, мы все там были, но только не в тот миг, когда все случилось, и я глубоко скорблю об этом. Несколько дней король метался в бреду и горел в лихорадке.

Алиенора сжала губы. Боже праведный, Генрих! Сколько раз она думала, что ее супруг заслуживает смерти в одиночестве и мучениях, а теперь, узнав, что так и произошло, жалеет его. Уильям смотрел ей в глаза. Другой бы отвел взгляд, отвернулся, но его взор был прямым и честным, как тогда, когда он рассказывал ей о Гарри.

– Требовалось поменять его простыни и брэ, и мы вышли, чтобы немного подышать свежим воздухом, пока слуги убирают грязное белье. – Он на миг прервался, сделал глубокий вдох и заставил себя продолжить: – Когда же вернулись, король был уже мертв, а слуги сбежали, оставив его голым на незастеленной кровати… – Маршал сжал в кулаки лежащие на коленях руки. – Госпожа, простите, это очень трудно вспоминать. Они опустошили все его шкатулки и сундуки, свалили все ценное в чистую простыню и скрылись. Один из нас прикрыл тело короля собственным плащом. Двоих воров нам удалось настигнуть, и те признались, что король умер, пока они меняли под ним белье, а они испугались и поэтому решили убежать. – Глаза Маршала горели яростью и болью. – Великие короли так не покидают мир, и в случившемся виновен я. Нельзя было оставлять его ни под каким предлогом.

– Ты не мог знать, что так получится, – дрожащим голосом заметила Алиенора. – Но это действительно бесславный конец.

– Мы сделали, что смогли: собрали для короля одежду из того, что у нас имелось, и того, что отняли у пойманных слуг. Однако нам нечего было раздать толпам, сгрудившимся вдоль дороги, по которой мы несли его в Фонтевро. – Маршал посмотрел на Алиенору вопросительно. – Это я придумал похоронить его там, потому что до монастыря было менее двадцати миль, и я знал, что король любил это место.

– Ты принял верное решение. – У Алиеноры перехватило горло. – Хорошее решение. – Ее самообладание было столь же шатким, как равновесие канатоходца.

Уильям отрицательно покачал головой, отказываясь от любой похвалы в свой адрес.

– Мы дождались, пока не прибудет милорд Ричард и не прикажет, что делать дальше. Знайте: церемония похорон прошла достойно.

– Рада слышать это. Ты сделал все, что было в твоих силах.

Маршал ничего на это не сказал, явно менее снисходительный к себе, чем королева.

– Где был Иоанн? – поинтересовалась Алиенора.

Лицо Маршала хранило непроницаемое выражение.

– Милорд Иоанн не захотел оставаться с отцом, когда стало понятно, что смерть того близка, а враг наступает. Король велел составить список тех, кто предал его, и был горько разочарован тем, что первым в этом списке оказался его младший сын. С тех пор, правда, милорд Иоанн присоединился к брату и присягнул на верность.

Как это похоже на младшего сына, мелькнуло у Алиеноры. Несмотря на всю его тягу к власти, выстоять в шторм ему не хватает духа. Ей не хотелось жалеть почившего супруга, но все равно это чувство подступало и уже грозило захлестнуть ее.

– Прискорбные события, но я понимаю, почему Иоанн так поступил. – Он ведь ее дитя, потому она защищала его. – Я рада, что ты остался с королем и проследил за соблюдением приличий.

– Джеффри Фицрой тоже был там.

Алиенора прищурилась:

– Вот как?

– Да, госпожа, и искренне беспокоился об отце. Кончину короля он оплакивал, как никто другой.

Она коротко кивнула. У нее есть определенные обязанности перед внебрачным отпрыском Генриха, но первейший ее долг состоит в том, чтобы защищать права собственных детей. Муж души не чаял в старшем сыне, хотя рожден тот был от продажной женщины. Джеффри проявил себя как честолюбивый и одаренный молодой человек, и это значит, что он может быть и полезным, и опасным членом семьи.

– Уильям, благодарю тебя, – произнесла Алиенора. – Ты поведал мне то, о чем я хотела знать. – Она перекрестилась. – Упокой, Господи, душу короля. А теперь давай побеседуем о других делах, скажем о твоей свадьбе.

Когда Уильям ушел – весьма бодрой походкой, хотя и прихрамывая, – Алиенора взялась за привезенные им письма. Рутинные вопросы управления, указания, требования, прошения. Так много надо сделать, а у нее так мало часов в сутках. Эта мысль напомнила ей о Генрихе – о том, как тот постоянно бежал наперегонки со временем, спешил, пока оно не истекло. И внезапно горечь, которая копилась в ней с момента, когда пришла весть о смерти супруга, прорвалась наружу. Глубокая боль разлилась из живота по всему телу, стеснила грудь, перехватила дыхание, защипала в глазах. Сколько же надежд не сбылось. Сколько прекрасных моментов между ними было! Только все они – как цветущая поляна посреди бескрайней пустыни тех гнусностей, что творил по отношению к ней Генрих и которые она совершала в ответ.

Боль усиливалась, а потом стала невыносимой. Алиенора застонала. Очень долго ей приходилось быть сильной и непокорной, чтобы противостоять гнету мужа, и вот теперь необходимо измениться. Нужно отпустить все обиды и гнев, все сожаления и упреки. Она почти на ощупь дошла до кровати, затянула полог и отдалась ужасной боли.

– Генрих, ну какой же ты был дурак! – взвыла она. – Несмотря на весь твой ум, ты вел себя глупо, глупо! Мы могли бы быть счастливы, если бы ты только согласился.

Ее подхватил поток противоречивых чувств. Самой сильной и бурной струей в нем была любовь – та любовь, что когда-то испытывала она к стремительному, решительному рыжеволосому юноше, дерзновенно и упорно верившему в то, что он сможет завоевать весь мир. Алиенора тоже верила в него и восхищалась его целеустремленностью, пока не осознала, что она сама для Генриха – лишь очередная ступень на пути к вершине, преодоленная и оставленная позади. Ее былая любовь к мужу не стала от этого менее реальной, а ненависть смыло жгучими слезами. Что осталось? Пустота и жалость к Генриху – и к тому, что могло бы быть.

– Да помилует Господь твою душу, – прошептала Алиенора. – Покойся в мире, и мне тоже дай покоя.

Натянув на себя покрывало, она закрыла глаза и крепко заснула – впервые с тех пор, как узнала о кончине Генриха.

Разбудило ее перешептывание женщин за пологом. Раздвинув занавес, она приказала им принести умывальные принадлежности, еду и чистую одежду. Алиенора догадывалась, что неважно выглядит после бури, полночи терзавшей ее душу: лицо опухло от слез, волосы спутались, сорочка смята. Зато остро ощущала в себе перемену: наконец-то она приняла, что происходящее реально. Она – Алиенора, королева Англии, и ей предстоит много работы.