Глава 28

В Зале Королевы Вестминстерского дворца звучали псалмы под аккомпанемент арфы. Сердце Алиеноры взмывало к самым небесам. Несмотря на сентябрь, помещение было украшено зеленью и цветами, отчего создавалось весеннее настроение. Белые льняные скатерти на столах служили идеальным фоном для позолоченных кубков и блюд, сосудов для соли и серебряных лодок с яркими соусами – золотисто-желтыми и красно-коричневыми, присыпанными крошкой сандалового дерева.

В последний раз Алиенора давала пир в Зале Королевы совсем молодой женщиной, родившей только старших детей и не знавшей о том, что в будущем ее ждет многолетнее заточение в Саруме. И вот она снова королева. Жаль ушедших лет и впустую потраченного времени, но есть и ощущение триумфа. Прежде она была супругой короля, теперь – королева-мать, и никогда раньше она не пользовалась таким авторитетом и не имела такой власти.

Всего два дня назад Ричарда провозгласили королем Англии в кафедральном соборе Вестминстерского аббатства. Болдуин, архиепископ Кентерберийский, помазал его голову, грудь и руки елеем, совершая над ним обряд посвящения в короли. Ричард, перед тем как сесть на трон, собственными руками снял корону с алтаря и передал ее архиепископу. Этот красноречивый жест соединил в себе и смиренную готовность служить, и недвусмысленное заявление о том, что Государство стоит выше Церкви.

Попивая из серебряного кубка вино, Алиенора обводила взором зал. От столов к крыше поднимался, перекрывая музыку, несмолкаемый говор пирующих. Звенели ножи по металлическим блюдам, стучали по стенкам мисок ложки. На высоком столике в центре зала возлежал огромный осетр, осыпанный блестящим бисером икры, на подстилке из водорослей с устрицами и моллюсками. Свежий острый запах побережья доносился даже до трона Алиеноры. За столами сидели одни женщины – по традиции мужчины пировали в соседнем большом зале, построенном сто лет назад Вильгельмом Руфусом, сыном Завоевателя. Во время коронации Генриха все было точно так же, и уже во второй раз Алиенора возглавляет подобное торжество. Она видела вокруг себя те же лица, что и тогда, только постаревшие, но присутствовала и молодежь – те, кто еще не подрос или даже не родился во время ее первого коронационного пира. Как быстро пролетели годы, как мало их осталось на то, чтобы достичь цели! Ах, вот бы время застыло в этот золотой момент, когда ее Ричард взлетел на самый верх!

По правую руку от нее сидела Адель Французская, официальная невеста Ричарда. Пришлось терпеть, потому что ее брат Филипп должен пребывать в уверенности, будто Ричард женится на ней.

Адель блистала в новом платье из зеленой шелковой парчи, отделанном горностаем, и в диадеме из золота и жемчугов. Румяная от вина, она казалась настоящей красавицей, а на гладких белых пальцах изумительно смотрелись золотые кольца. Алиенора несколько раз ловила на себе изучающий взгляд Адель и решила, что та примеряется к ее трону и большой королевской короне. С тайным презрением Алиенора подумала, что такую тяжелую корону девушка не удержит. Конечно, Генрих делил с ней ложе, нет никаких сомнений. Злобные слухи об этом проникали во все щели, как дым от огня, когда огонь уже погашен. Алиенора обращалась к Адель с холодной вежливостью и не позволяла себе смотреть на девушку как на жертву Генриха. Всеми своими помыслами и делами она была на стороне Ричарда.

Когда торжественная часть пира миновала, королева обошла дам, которые сидели в отдалении от ее трона. На коронацию из Конисбро приехала Изабелла. Она была неотразима в сине-золотом наряде, рукава и подол которого обрамляла стильная кайма, повторяющая клетку герба де Вареннов. Складку на шелковом вимпле скрепляла брошь в форме сердца.

– Соболезную вашей утрате, – сказала Изабелла, после того как подруги обнялись. – Упокой, Господи, душу Генриха, но я бесконечно радуюсь вашему освобождению. И поздравляю с коронацией Ричарда. Бог даст, его правление будет долгим и плодотворным, и да сопутствует ему успех во всех его начинаниях. Должно быть, вы им очень гордитесь.

– Очень, – подтвердила Алиенора. – Со своей стороны, желаю Амлену скорейшего утешения в его скорби о брате. Для него эта смерть стала тяжелым ударом.

– Да, муж оплакивает брата, они были так близки, – с печальным видом подтвердила Изабелла. – Поскольку Амлен тремя годами старше Генриха, кончина короля заставила его задуматься о собственной смерти, но он пытается быть в мире с собой и исполнять волю Господа, насколько хватает сил.

– Я всегда уважала способность Амлена выдерживать курс даже в самый сильный шторм. Его совет будет крайне нужен мне, когда Ричард уедет, и я надеюсь, что вы оба не откажетесь составить мне компанию при дворе время от времени. И угостить меня имбирным печеньем, – добавила она, чтобы слегка разбавить серьезный тон беседы.

– Конечно! – Изабелла на мгновение улыбнулась и тут же прикусила губу. Алиенора помнила эту привычку графини. – Дочерей мы всех выдали замуж за достойных людей, так что в этом отношении все хорошо. – Она бросила взгляд на трех юных дам в кружке, который также включал молодую супругу Уильяма Маршала и Рихензу.

– Как поживает Белла?

– Она добропорядочная жена Роджера де Ласи. – Изабелла подчеркнула слово «добропорядочная» и чинно сложила перед собой руки. Очевидно, та рана все еще не зажила.

Будто почувствовав, что говорят о ней, Белла подняла голову, посмотрела в сторону матери и королевы и быстро опустила глаза, что должно было сойти за проявление почтительности.

– Не сомневаюсь в этом, – любезно заметила Алиенора. – Наш общий внук – прелестное дитя.

Постное выражение лица Изабеллы смягчилось.

– Воистину так. Надеюсь, он погостит у нас с Амленом весной или летом. – Она уткнула взгляд в свои сцепленные пальцы. – Амлену трудно было принять внука, но постепенно он учится жить с этим знанием. Смерть Генриха заставила его по-иному посмотреть на то, что важно в нашей жизни. Неправильно, что наш первый внук рожден вне брака, но все равно Амлен полюбил его всем сердцем.

– Рада слышать это, – сказала Алиенора. – Кстати, Иоанн по-своему тоже любит Ричарда. Я не припомню, чтобы хоть к кому-то еще он испытывал такую привязанность.

– Ему важно только, что Ричард полностью принадлежит ему, – с неожиданной прозорливостью сказала Изабелла. – Моя дочь была для него средством к достижению цели, а сама цель состояла в том, чтобы доказать свою власть над ней и удовлетворить похоть. Дальше этого он не думал, но, как только появился ребенок, все изменилось, потому что ребенок – его собственность.

Алиенора открыла рот, чтобы защитить Иоанна, но передумала. Изабелла права, и вообще спорить не хотелось. Ее подруга стала жестче, менее склонной идти на уступки, но это лучше, чем при каждом столкновении с реальностью пускать слезу и жаловаться на несовершенство мира.

– Ричард никогда не будет страдать из-за обстоятельств его рождения. Я знаю, что Белле пришлось нелегко. И ты мечтала об иной жизни для нее. Но тем не менее она замужем за достойным человеком.

– Да, – согласилась Изабелла. – Так или иначе, мы все пережили трудные времена. Я отошла от придворной жизни, а вы стали тем, кем вам было предначертано стать.

– И кем же? – с улыбкой поинтересовалась Алиенора.

– Женщиной, держащей бразды правления в руках. – Изабелла прикоснулась к рукаву королевы, чтобы подчеркнуть свое стремление вернуть былую близость. – Страна без сильного правителя – это страна в опасности. Я с ужасом вспоминаю безвластие, которое царило во времена моей молодости. Мы постоянно пребывали в страхе. Не хотела бы снова испытать такое. А сейчас я не боюсь отъезда Ричарда в Иерусалим, потому что знаю: нас поведете вы, а вам я доверяю более всех. И разумеется, мы ваши преданные подданные.

У Алиеноры защипало в глазах.

– Мы не всегда и не во всем соглашались, но я люблю тебя. Ты моя сестра. Я знаю, ты будешь твердо стоять на моей стороне, даже если…

Она прервалась, потому что из-за дверей донеслись неуместные на пиру звуки – вопли и стоны, звон оружия. Испуганная Изабелла побледнела; кое-кто из собравшихся в зале женщин завизжал. Подобно Изабелле, представительницы старшего поколения помнили борьбу между королем Стефаном и императрицей, когда праздничное событие вроде нынешнего могло в один миг превратиться в кровавую расправу. Мать Генриха вынуждена была бежать из Вестминстера накануне собственной коронации под натиском взбунтовавшейся толпы. Неужели и сейчас происходит то же самое? Все были счастливы, когда Ричард покидал аббатство. Народ радовался и чествовал своего молодого рыжеволосого короля, величайшего рыцаря всего христианского мира. Они называли его Львиным Сердцем.

Шум сначала нарастал, потом стих, и слышен был лишь один мужской голос. Но и тот прервался на высоком отчаянном вскрике, а за ним последовал глухой стук.

Алиенора приказала слугам разузнать, что происходит. Царственной походкой, в которой не было и быть не могло поспешности, она вернулась на свой трон на возвышении и велела дамам занять места за столами.

Мгновение спустя двое охранников приволокли в зал окровавленного, избитого человека и бросили его на пол перед ступенями, ведущими на тронный помост. Кровь из раны на черепе заливала лицо и капала с седеющей бороды. Одна рука была неестественно изогнута. На мужчине была одежда из хорошей шерсти с дорогой отделкой.

– Что это? – с холодным гневом спросила Алиенора. – Кто смеет нарушать наш пир?

– Госпожа, – заговорил один из стражников, – с дарами для короля к дворцу прибыли евреи, чем вызвали у народа бурное недовольство. – Он с отвращением вытер о свой плащ вымазанную в крови ладонь. – Почему добрые христиане должны оставаться за воротами, если этим безбожникам дозволено пройти к королю?

Алиенора прожгла его яростным взглядом:

– Надеюсь, беспорядкам положен конец?

Его лицо исказилось от страха.

– Дворец в безопасности… Но в городе продолжаются разбой и драки.

Алиенора посмотрела на залитого кровью мужчину, дрожащего у подножия трона. Еврей. Ее первым порывом было подтянуть юбки и отодвинуться, но она сдержалась. Эти люди и их религия ненавистны христианам, но они обеспечивают большой доход королевской казне и пребывают под защитой Ричарда.

– Значит, этот человек пришел с дарами для короля, и вот что с ним сделали?

– Да, госпожа.

– Как тебя зовут? – обратилась она к еврею. – Говори!

– Манасер бар-Якоб… госпожа, – просипел он сквозь зубы, оскаленные от боли и окрашенные кровью из разбитой губы. – Мы пришли… преподнести… королю и королеве золотые византины. – Пока он говорил, у него несколько раз закатывались глаза, так что из-под век видны были одни белки.

Алиенора заметила, как переглядываются стоящие над мужчиной стражники. К их возбуждению и неприязни все сильнее примешивался страх.

– Исаак… Исаак нес золото, но его… его ограбили в толпе. Я не видел ножа… – Он поник, теряя сознание.

– Госпожа, может, плеснуть на него водой?

– Не болтайте глупостей! – отрезала Алиенора. – Он или совсем с ума сойдет от страха, или вообще умрет. Отведите его в безопасное место, и пусть о нем позаботятся, чтобы позднее можно было его допросить. Король будет очень недоволен произошедшим, как недовольна и я.

Присмиревшие и примолкшие стражники бросились исполнять приказ: потащили стонущего еврея из зала. В дверях они чуть не столкнулись с королем, который вбежал в Зал Королевы в сопровождении едва поспевающей за ним свиты. Ричард по-прежнему был в короне, и при каждом его шаге золото и драгоценные камни вспыхивали на свету огнем. Настоящий король, король с головы до пят, король в гневе. При виде еврея, висящего между рыцарями, он потребовал отчета о том, что произошло, и затем отрывисто распорядился прислать к раненому лекаря.

– Похоже, толпа в праведном безумии набросилась на твоих евреев, – сказала Алиенора, – и подарок, который они собирались преподнести тебе, благополучно исчез. Утверждают, что это был целый сундук золотых византинов, не больше и не меньше. – Она сжала навершия подлокотников своего трона. – Ты должен остановить беспорядки немедленно, пока они не распространились по всей стране. Это уже будут не христиане против евреев, а все против всех!

– Я разберусь с этим! – рявкнул Ричард. – Золото найдут, а зачинщиков повесят! – Его ноздри раздувались от гнева. – Богом клянусь, не хотел я, чтобы мою коронацию украсила виселица, но я построю ее, если иначе мира не достигнуть. Любой, кто хоть пальцем тронет одного из моих евреев, тронет меня, и пусть все об этом узнают! – С этими словами он резко развернулся и вылетел из зала, на ходу призывая городских чиновников.

Алиенора негодовала: лучший момент в ее жизни испорчен. Если бы евреям хватило ума держаться подальше и если бы лондонцы не напились так и не стали бы буянить, этого не случилось бы. Теперь, даже если беспорядкам положат конец, свой след они оставят, и в другой раз возникнут с еще большей легкостью.

– Возможно, Филипп Французский был прав, – заговорил Иоанн. Придя вместе с Ричардом, он не вышел вслед за братом, а остался в Зале Королевы и рассматривал дам. – Сразу после коронации он посадил всех евреев в темницы и согласился отпустить только за огромный выкуп, а потом и вовсе изгнал их из королевства. Небось, половина из них пробралась к нам в Лондон или дальше, в Линкольн и Йорк.

– Ричард не Филипп Французский, – вскипела Алиенора. – Он сам решит, как поступить со своими евреями, а мы проследим за тем, чтобы его воля была исполнена.

– Конечно, мама, – как ни в чем не бывало согласился Иоанн.

– Ты бы лучше пошел да помог ему. Что ты вообще тут делаешь?

– Я хотел убедиться, что с моей супругой и с моей матерью ничего дурного не случилось, – обезоруживающе улыбнулся Иоанн. – Но ты права. Пора мне заняться делами. – Он равнодушно посмотрел на жену, что явно противоречило сказанному, и ленивой походкой удалился.

Алиенора проводила его внимательным взглядом, а потом обратила внимание на гостей. Пора завершать торжество и заняться тем несчастным происшествием, но сначала она хотела сгладить неприятное впечатление и напомнить всем о том, в честь кого давался пир. Королева послала по столам слуг с кувшинами, чтобы всем наполнили напоследок кубки, и подняла свой.

– За Ричарда! – воскликнула она. – Выпьем же за Ричарда, короля Англии милостью Божьей!

Ей ответил многоголосый хор английских женщин – сестер, матерей и жен, которым придется управлять поместьями, пока их мужчины будут сражаться в Святой земле вместе с Ричардом. В ее вине был привкус и страха, и триумфа.

– Не знаю, что я тут делаю, – прошептала Белла. – Я поклялась, что больше никогда не останусь с тобой наедине, тем более в темном углу.

Иоанн негромко хмыкнул, взялся за ее украшенный драгоценными камнями пояс и притянул к себе.

– Значит, ты нарушила свою клятву, – заметил он. – Ничего страшного, подумаешь.

– Это ты так считаешь. – Белла предприняла слабую попытку высвободиться. – Нельзя, чтобы кто-то увидел нас вместе. Меня будет разыскивать моя служанка. – Она бросила взгляд через плечо.

– Несколько минут у нас все-таки есть. – Он затащил ее поглубже в тень и прижался к ней бедрами. – Я же не заставлял тебя, ты сама пошла за мной.

Она уперлась в него руками:

– Я думала, ты хочешь о чем-то поговорить.

– Хочу. Сейчас мне нужно идти и вместе с королем разбираться в этом деле с евреями. В городе горит несколько домов. Но ты придешь ко мне позднее?

– Не могу. Ты же знаешь. Это невозможно.

– Но я хочу тебя… И твой старый муж ни на что уже не годен на этой земле. Найди предлог! – Он положил ладони ей на ягодицы.

– Для этого у тебя есть своя жена. – Белла вывернулась из его объятий. – Кстати, я же совсем забыла поздравить тебя с бракосочетанием.

– Она мне нужна для другого. Не для того, чтобы согревать мою постель.

– Я не намерена рожать тебе еще одного бастарда. – Белла отталкивала его от себя, не зная, что в ней сильнее – отвращение или страсть.

– Я что-нибудь говорил о детях? Есть способы…

– Ходят слухи, у тебя есть второй внебрачный ребенок, в Нормандии. Девочка – Иоанна, кажется.

– К нам это не имеет никакого отношения. – Он перевел взгляд за спину Беллы, откуда послышались голоса. – Не говори «нет». Я буду ждать. – Иоанн впился в ее губы поцелуем и потом исчез, растаял в ночи.

Дрожа, Белла пряталась в тени, пока двое придворных, увлеченных беседой, не прошли мимо. Она не могла решить: их появление помешало ее счастью или спасло от того, что хуже смерти?