Глава 16

Алиенора подошла к колыбели и посмотрела на своего младшего внука, пускающего пузыри в мягкой овчине. Нянька недавно покормила его, и он был вполне доволен собой и окружающим миром. На круглой макушке и бровках поблескивали тонкие золотисто-каштановые волосики. Глаза голубого цвета, как у всех младенцев, и мягкие, еще неопределенные черты лица. Тем не менее крепкое сложение порадовало Алиенору, и она улыбнулась.

Дочери уже подарили ей внуков, но знала она о них только по письмам и известиям через гонцов. Правда, это положение дел вскоре может измениться. Ее дочь Матильда, герцогиня Саксонская, вместе с мужем и тремя детьми была отправлена в изгнание из-за разногласий с их сюзереном, римским императором. Они нашли приют в нормандских владениях Генриха. Сам король принимал активное участие в переговорах, стремясь вернуть их домой. Но на дипломатию требуется немало времени.

Сладкую боль причиняло Алиеноре знание того, что Матильда с детьми так близко и все же недосягаема. Их с Генрихом перемирие не простиралось настолько, чтобы она могла пересечь Узкое море и увидеться с ними.

– Чудесный мальчик, – сказала королева Изабелле, и младенец наградил ее за эти слова беззубой улыбкой.

Невозможно устоять перед желанием вынуть его из колыбельки, подержать на руках это бесценное маленькое существо. Давно она не нянчилась с малышами, а этот казался воплощенной невинностью, несмотря на обстоятельства его рождения, о которых все предпочитали молчать.

– Такого добродушного характера ни у кого не встречала. – Изабелла тоже улыбалась, но вид у нее все равно был измученный. – Не понимаю только, почему Иоанн настоял на том, чтобы сына назвали Ричардом. И Генрих одобрил.

Алиенора отнесла мальчика к окну, поближе к свету:

– Кто знает, почему Иоанн делает то, что он делает? Можно только гадать. Моя догадка такова: в качестве графа Пуату Ричард проявил себя талантливым полководцем и настоящим мужчиной, и если этот мальчик вырастет похожим на своего дядю, то достигнет больших высот. – Она погладила младенческую щеку и подумала, что ребенок – это то, чего нет пока у Ричарда, и вполне в духе Иоанна было назвать сына именем брата, чтобы лишний раз уколоть его. – Как чувствует себя Белла?

Графиня поджала губы:

– Ей пришлось нелегко. Роды затянулись, потому что малыш крупный. Его сразу же отдали кормилице, и дочь почти не видела младенца – так лучше. Амлен получил хорошее брачное предложение от Роджера де Ласи. Он уже в возрасте, спокойный и порядочный мужчина.

– Что говорит сама Белла? – Алиенора ласково потрепала внука по волосикам. Когда он ответил сияющей улыбкой, ее окатило волной счастья.

– Она сделает то, что ей велят, – безжизненным тоном произнесла Изабелла. – Дочь понимает, что выбор у нее ограничен и что если хочет когда-нибудь добиться прощения Амлена, то должна вести себя безукоризненно. Недостаточно быть просто хорошей, нужно быть идеальной – ради нее самой и ради младших сестер. Пока она находится в Шафтсбери со своей тетей.

У королевы сжалось сердце. Уж она-то не понаслышке знала, что такое быть узницей. Но девочка сама выковала себе кандалы, когда решилась совершить то, что совершила. Алиенора чувствовала себя виноватой, ведь в этом был замешан Иоанн, который повел себя бесчестно. Но что она могла поделать?

– Я благодарна тебе за то, что ты привезла внука. Вы уже определили его дальнейшую судьбу?

– Он будет воспитываться в Вудстоке, вместе с ребенком Иды де Тосни, – сказала Изабелла. – Я как раз везу его туда.

– Вы не оставите его у себя?

Изабелла покачала головой:

– Это было бы неразумно, и все равно Амлен не позволил бы. Он… – Слезы заблестели у нее на ресницах. – Ах, пусть все идет, как идет. Время залечит раны. Это единственное лекарство.

Но останутся шрамы, в том числе и на их дружбе, несмотря на то что теперь их кровь смешалась в венах этого ребенка.

На следующее утро Изабелла выехала в направлении Вудстока вместе с малышом и кормилицей. Алиенора махала им вслед с принужденной улыбкой и тяжелым сердцем. Да, случаются вещи и похуже, но пройдет много времени, прежде чем улягутся волны от этого происшествия.

Вернувшись в свои покои, она принялась составлять письмо епископу Вустерскому. Внезапно ее прервали сообщением о прибытии посланца от Матильды, ее дочери. Когда тот предстал перед Алиенорой, она с удивлением узнала в нем Роберта Лондонского, одного из приятелей Уильяма Маршала по рыцарским турнирам. Он был молодым рыцарем из королевской свиты, но успел доказать свое военное мастерство в сражениях. Такого человека не пошлют с малозначительной вестью. Надо быть готовой к плохому, сказала себе Алиенора.

Его лицо раскраснелось, глаза лихорадочно блестели. Когда он опускался перед королевой на колено, то чуть не упал. Алиенора забеспокоилась еще сильнее. И подумала, что с Гарри или Матильдой случилось что-то ужасное. Однако письма, которые вручил ей рыцарь, не содержали ничего, выходящего за рамки обыденных новостей. Роберт сказал, что собирался ехать в Англию по своим делам, а письма послали с ним, просто чтобы не упускать удобной оказии. Но при этом было заметно, что путешествовал он в спешке и явно хворал.

– Ты нездоров, как я погляжу.

– Ничего страшного, госпожа, простудился в дороге, – просипел Роберт. – Надо было уйти с палубы, когда плыл на корабле.

И тут он тайком от остальных сделал указательным пальцем жест, которым дал понять Алиеноре, что не может открыто передать ей все, что поручено. Ее любопытство возросло, а вместе с ним и беспокойство.

– Госпожа, я… – начал рыцарь, но согнулся пополам в приступе кашля – такого жестокого, что он едва мог дышать.

– Проследите за тем, чтобы этому человеку нашли удобное место для ночлега и приведите к нему лекаря, – велела Алиенора слугам, которые по ее сигналу почти волоком потащили Роберта из покоев. Задумчиво глядя ему вслед, королева гадала, чего ждать.

Попозже она проведала Роберта под предлогом милосердной заботы о его состоянии. Ему отвели хорошо освещенное помещение, которым часто пользовались писцы. Мужчина лежал на кровати из веревок, натянутых на деревянный каркас. Лекарь пустил больному кровь, чтобы утихомирить сжигающую его лихорадку, а потом распорядился обернуть его алым покрывалом, каковое также должно было поспособствовать выздоровлению.

– Как ты себя чувствуешь? – Алиенора движением руки остановила попытки Роберта встать при ее появлении.

– Как будто тысяча демонов играют в моем черепе на барабанах, госпожа, – ответил он слабым голосом и поморщился. – Но я надеюсь скоро поправиться благодаря Божьей милости и заботе, которую здесь получаю.

– Тебе нужно много пить. – Она взяла чашу с травяным настоем, стоящую у кровати, и помогла Роберту сделать несколько глотков.

Жидкость смочила пересохшее горло, и следующие слова дались рыцарю с меньшим трудом.

– Госпожа, я должен сказать вам… – Он бросил взгляд на слуг, занимающихся неподалеку своими делами; они вполне могли услышать разговор королевы с больным. – Я должен сказать вам, сколь велика моя признательность за вашу доброту.

На сундуке у кровати стояла чаша с водой и лежала тряпица для обтираний. Алиенора велела одному из слуг принести свежей воды, а второму – отыскать чистую тряпку.

– Итак, – произнесла она, как только они остались наедине, – что вы должны сообщить мне такого важного, что пришлось отсылать прислугу?

Он прокашлялся:

– Меня отправил к вам Уильям Маршал с сообщением о том, что люди из окружения Молодого Короля обвиняют его в тайной связи с Маргаритой. Они утверждают, будто Маршал захватил место милорда как в спальне, так и на турнирном поле.

Алиенора пришла в ужас:

– Но это же чудовищная нелепость!

Рыцарь опять закашлялся, морщась от боли:

– Клянусь собственной жизнью, госпожа, это неправда! Маршал – честный человек, который скорее умрет, чем совершит что-либо подобное. Его оклеветали, и он попросил меня донести это до вас, чтобы ни тени недоверия не возникло между вами и чтобы никакое бесчестье не запятнало вас, как оно запятнало его репутацию. – От жара у него выступили слезы на глазах. – Я бы не согласился передавать вам такую весть, но считаю, что вам необходимо об этом знать, а еще о том, что Молодому Королю дают дурные советы.

– Я не верю ни слову из этих обвинений, – повторила Алиенора. – Уильям на такое просто не способен.

– Ему грозит изгнание из свиты Молодого Короля. Милорд больше не приглашает его к своему столу. Он запретил придворным общаться с Маршалом, положение которого становится опасным.

Алиенора отлично знала, сколь переменчива бывает жизнь при дворе, где различные фракции борются за влияние и стремятся уничтожить соперников всеми правдами и неправдами. Уильям с его военной доблестью, галантностью, близостью к наследнику трона давно был объектом черной зависти придворных. Он имел значительное влияние на Гарри, и если лишится своего положения, на освободившиеся место бросятся другие – которые, в отличие от Уильяма, ничем ей не обязаны.

– Боюсь, у Молодого Короля плохие советчики, – передохнув, продолжил рыцарь. – Уильям говорит, что будет искать справедливости у короля Генриха, когда двор соберется в Кане на Рождество. Но если для него это обернется не лучшим образом, что можно будет сделать?

Алиенора нервно постукивала пальцем по столешнице. Обращение к мужу не принесет ничего хорошего, потому что у короля двойственное отношение к Маршалу. Он запросто может сделать из него козла отпущения, а может и защитить от клеветников. Все будет зависеть от сиюминутных политических соображений. Более того, Генрих только обрадуется, если Гарри лишится своего самого толкового и преданного соратника.

– Когда ты поправишься, – сказала она Роберту, – возвращайся к Уильяму и передай, что у меня есть голова на плечах – подобным глупостям я никогда не поверю. Он навсегда заслужил мое доверие, и я сделаю для него все, что в моих силах.

Глубокое облегчение отразилось на лице больного.

– Благодарю вас, госпожа, благодарю!

– Я напишу королю и своему сыну. – Неизвестно, будет ли от этого какая-то польза, но как королева она вправе вмешаться. Уильям спас ей жизнь когда-то, и сейчас она сделает все, чтобы в свою очередь спасти от гибели его. – А как дела у самого Гарри? – Алиенора знала, что если старший сын стал прислушиваться к льстецам и обманщикам, то, значит, он растерян и ищет утешения в их угодливых речах. Эти люди сплетут из лжи такой гобелен, за которым он более не разглядит правды. Ему нужен Маршал, чтобы понимать реальность.

Роберт Лондонский отвел взгляд:

– Он здоров, госпожа, только слегка тревожится. Но это понятно, учитывая обстоятельства.

Слуги, выполнив поручения, вернулись, и королева завершила беседу с рыцарем. Ей надо было о многом подумать. В ситуации с Маршалом таилась серьезная опасность и для нее тоже. Жизнь ее вошла в нормальную колею и была достаточно комфортна, чтобы породить беззаботное благодушие. У нее опять появились фрейлины, драгоценности и наряды. Ей разрешалось ездить на верховые прогулки, писать и получать письма, хотя она понимала, что вся переписка проверяется доверенными лицами короля. Такую жизнь можно сравнить с морем, которое на поверхности кажется гладким и безмятежным, тогда как глубины его полны стремительных подводных течений. Достаточно одного толчка, чтобы человек, ступивший в воду, упал и, захваченный этими течениями, безвозвратно сгинул в пучине. То, что Гарри тревожится, вполне объяснимо: его младшие братья управляют собственными землями и исполняют обязанности, которые для него остаются недосягаемыми. Алиенора сочувствовала ему и в то же время боялась за него. Старшему сыну нужен, очень нужен Уильям, не только для защиты от врагов, но и от самого себя.

Пока Роберт Лондонский боролся с недугом, Алиенора послала письмо Гарри, призывая его быть осмотрительным и продумывать политические последствия каждого шага. Написала она и Генриху, но в более сдержанном тоне, чтобы он не воспринял ее слова как вызов. В своем письме она сообщала, что до нее доходят странные слухи и что королю не следует доверять тем, кто их распространяет. Уильяму писать не стала. Роберт Лондонский на словах передаст ему то, что она сочтет нужным сказать, когда рыцарь будет готов двинуться в обратный путь. Еще Алиенора решила послать Маршалу золотое кольцо в знак своей веры в него. Он поймет, что это означает.