Глава 13

Дверь открылась, и Алиенора с удивлением увидела, что Роберт Модит привел в ее покои целую процессию из слуг с тюками и сундуками. За ними следовала пышущая здоровьем девушка с оливковой кожей, красными губами и лучистыми карими глазами, которая присела в глубоком реверансе и склонила голову.

– Что происходит? – спросила Алиенора.

– Дары от короля, госпожа, – коротко ответил Модит.

Стараясь не выдавать своего потрясения, Алиенора отошла от окна и стала рассматривать, что распаковывают слуги. В одном сундуке были сложены меха, в том числе соболь и белка из далекой Руси. Другой ломился от рулонов ткани для зимних платьев. Из третьего извлекли алый балдахин для кровати и канделябры из эмалированного серебра, большую медную чашу, шахматы, блюда и даже несколько книг.

Все это было очень подозрительно. С чего бы Генриху смягчаться? В то, что он вдруг решил мириться, Алиенора не верила. Ведь вплоть до последнего времени все его усилия были направлены на то, чтобы заставить ее принять постриг и стать настоятельницей в аббатстве Эймсбери.

– Кто ты? – Она вспомнила о молодой незнакомке. – Говори.

– Госпожа, меня зовут Бельбель из Руана, – отозвалась девушка музыкальным голосом, довольно низким для женщины. – Я белошвейка и камеристка. Король послал меня прислуживать вам и шить новые одежды для вашего гардероба.

Двое потных от усилий слуг втащили еще один сундук, а затем конюх внес седло из красной кожи и такого же цвета сбрую с отделкой из серебра.

– Король милостью своей повелел, что вы, госпожа, отныне вольны выезжать на верховые прогулки с эскортом, соответствующим вашему титулу, – объявил Модит, – и шлет необходимую упряжь.

Алиенора заметила, как заходили желваки на его скулах, и даже пожалела его, но лишь на мгновение, потому что ее охватил восторг. Что бы ни стояло за этими дарами Генриха, они безусловно скрасят ее заточение.

Когда комендант удалился, Алиенора занялась своей новой камеристкой.

– Итак, – сказала она, – в моей свите прибавление, и это не может не радовать. Тем более что с этим прибавлением предвидится пополнение моего гардероба. – Алиенора внимательно смотрела на девушку. – Но какова истинная причина твоего приезда сюда?

Белошвейка опять сделала реверанс. Ее платье из густо-красной шерсти было простым, но прекрасно пошитым. Оно подчеркивало фигуру и при этом не выглядело безвкусным или вызывающим.

– Поверьте, госпожа, я здесь для того, чтобы служить вам так, как вы пожелаете. Но лучше всего я управляюсь с иголкой и ниткой. Именно поэтому король выбрал меня.

– Король лично оценивал ваше мастерство? – Алиенора скептически изогнула бровь. Она вполне допускала, что Генрих мог подослать ей эту женщину в качестве шпионки, но какие у него могли быть отношения с ней? Вкусы супруга королева знала отлично – он предпочитал более юных и менее дородных девиц.

– Да, госпожа. – Женщину не смутил недоверчивый тон собеседницы. – Мне поручили сшить для короля котту, и моя работа ему очень понравилась. Он сказал, что вам необходимы новые платья и что он отправит вам ткани и швею.

– Весьма интересно, особенно учитывая, с каким небрежением король относится к своему внешнему виду. Он даже в церковь мог пойти, не переодеваясь после охоты, несмотря на грязь и кровь на его одежде.

– Если мне дозволено будет выразить свое мнение… Королю понравилось то, как моя котта скрывает недостатки его фигуры, – с удивительным самообладанием заявила Бельбель.

А вот это похоже на правду, усмехнулась про себя Алиенора. Когда она в последний раз видела Генриха, его широкая грудь уже не казалась таковой по сравнению с объемным животом. Наверняка это беспокоит муженька, ведь он в каждом юноше видит соперника.

– Ну что же, тогда я надеюсь, что подобное чудо ты сможешь совершить и для меня и сделаешь мою фигуру такой, какой она была тридцать лет назад.

В глазах Бельбель зажглись веселые искорки и готовность принять вызов.

– Госпожа, это будет не работа, а удовольствие.

– Кажется, вместе с белошвейкой я приобрела льстеца! – заметила Алиенора и улыбнулась. – Амирия найдет тебе место для ночлега и покажет, где сложить вещи.

В последующие недели Алиенора пришла к выводу, что Бельбель – это настоящий подарок судьбы. Девушка оказалась живой, умной и чуткой. За шахматной доской она была достойным противником, игре отдавалась целиком и не считала необходимым проигрывать королеве. Прямодушная по характеру, она тем не менее знала, когда надо промолчать, и проявляла такт, если того требовали обстоятельства. Белошвейка с такой же готовностью сидела и тихо шила вместе с Амирией, с какой молилась в церкви или сопровождала Алиенору на верховых прогулках.

Но главным искусством Бельбель было ее умение превращать кусок ткани в прекрасное одеяние. Благодаря точному крою и аккуратным строчкам она создавала изысканные наряды, которые неизменно приводили королеву в восхищение. Бельбель умела так заложить складки и разместить кружева, что казалось, будто Алиенора и вправду помолодела на пару десятков лет, вновь обрела точеную фигуру с узкой талией и высокой грудью. В новых платьях она ощущала себя сильной и привлекательной – такой, какой когда-то была. И все-таки что-то смущало ее.

– Не понимаю, почему король вдруг осыпал меня такими роскошными подарками, – призналась она Бельбель, которая, стоя перед Алиенорой на коленях, подворачивала подол своего последнего творения – платья из зеленого шелка с золотым орнаментом. – У него должен быть какой-то скрытый мотив.

– Возможно, он считает, что пора наладить между вами отношения, – предположила швея.

Алиенора пыталась найти в словах Бельбель тайный смысл. Та почти не рассказывала о том, как ей удалось получить заказ на пошив котты для самого короля, – упомянула только, что ее порекомендовали Генриху другие клиенты.

– Ты слышала, как он говорит об этом?

Бельбель воткнула в ткань серебряную булавку и отклонилась назад, оценивая результат.

– Нет, госпожа, но мне показалось, что ему одиноко.

– Одиноко? – переспросила Алиенора.

– У него есть придворные и приближенные, но их общество не то же самое, что общество королевы. Порой король выглядит таким потерянным…

Алиенора отошла к окну, чтобы посмотреть на серый сентябрьский день.

– Простите меня, госпожа, что позволила себе лишнего.

– Ничего. – Алиенора покачала головой. – Я просто размышляю над тем, что ты сказала.

Генрих как заблудшая душа. Алиенора часто призывала на его голову всевозможные проклятия. Однако в последнее время тугой узел ненависти внутри ее слегка ослаб. Если супруг подумывает о примирении, то, возможно, ей тоже имеет смысл пойти на какие-то уступки. Еще несколько месяцев назад она и мысли такой не допустила бы, но жизнь не стоит на месте. Паралич превратил Людовика в немощного старика. Прибыла Бельбель с сундуками, полными роскошных вещей. Жоффруа женился на Констанции Бретонской, и, скорее всего, у молодой пары вот-вот появится первенец. Время, словно кисть: оно размывает и закрашивает то, что когда-то на холсте жизни выступало отчетливо.

– Вот ты умная девушка. – Алиенора опять обернулась к Бельбель. – Разве тебе не приходила в голову мысль занять пустующее место рядом с королем? Разве ты не хотела бы стать его любовницей?

Бельбель поморщилась:

– Конечно, госпожа, такая мысль посещала меня, но не задерживалась дольше чем на минуту. Во-первых, у меня ничего бы не получилось – я не обладаю теми достоинствами, что ищет король. Мне слишком много лет, я слишком много знаю, слишком независимая на его вкус. Может быть, белошвейка я отличная, но это не значит, что из меня выйдет столь же великолепная любовница.

Да, она действительно умна, раз ей хватило рассудительности не добиваться столь заманчивого на первый взгляд положения. Алиенора отдавала себе отчет в том, что Генрих мог прислать Бельбель в Сарум для того, чтобы иметь здесь свои глаза и уши. Только это мало что меняло – королевских шпионов в замке предостаточно. А слова Бельбель и в самом деле дали ей пищу для размышлений.

С наступлением сумерек Алиенора отправилась в часовню, но едва она приступила к молитве, как к ней с визитом явился Джоселин, епископ Солсберийский. Он состарился на королевской службе, и годы его не пощадили. С большим трудом он опустился перед алтарем на колени; суставы руки, которой он осенил себя крестным знамением, опухли и деформировались. Епископский перстень с крупным аметистом на среднем пальце правой руки впился в истонченную блеклую кожу. Священник склонил голову в беззвучной молитве и так дожидался, пока Алиенора не закончит молиться. А потом сообщил ей о том, что из Парижа прибыл гонец с вестью: Людовик, король Франции, скончался.

– Мы молимся о том, чтобы душа его нашла покой на небесах, но не сомневаемся, что так и будет.

Алиенора ожидала это известие уже не один месяц, и все равно оно потрясло ее. Бывший супруг больше не дышит земным воздухом. В глазах у нее потемнело. Внутри словно образовалась пустота, в которую, как вода в песок, утекали все чувства.

– Упокой, Господи, его душу, – произнесла она голосом, срывающимся от внезапных, неожиданных слез.

– Дочь моя… – В старческих глазах епископа отразились беспокойство и сочувствие.

– Не думала, что так расстроюсь, – пробормотала Алиенора. – Но с ним в могилу ушла часть моей жизни, ушли наши общие воспоминания. – Она сглотнула слезы. – Не все эти воспоминания добрые, но мы с Людовиком вместе хранили их, а теперь осталась только я.

– Дочь моя, когда вы доживете до моих лет, то привыкнете к этому. – Епископ Солсбери взял ее ладонь в свои корявые от старости руки. – Давайте же помолимся о том, чтобы Господь принял его душу, а нам даровал силы превозмочь горечь утраты.

Алиенора склонила голову, и перед ее внутренним взором понеслись потоком, будто слова молитвы, воспоминания – хорошие и плохие. Прекрасный юный принц улыбается ей сладчайшей в мире улыбкой. Любовник обнимает ее в постели, дрожа от желания. Отец их новорожденной дочери смотрит на малютку с глубоким разочарованием, граничащим с отвращением. Кающийся грешник с выбритой тонзурой возвращается после того, как сжег жителей Витри в их собственной церкви. Паломник простерся ниц перед святыней. Постаревший, ставший совсем чужим супруг расторгает узы брака с ней, после чего новые, еще более тесные узы свяжут ее с молодым Генрихом.

– Спаси тебя Бог, Людовик, – прошептала она. – И, о Боже, помоги мне.