Глава 10
Белая ладья

Бут рассыпался на глазах.

В этом мрачном, сером Лондоне тело пьяницы продержалось совсем недолго, чем был очень недоволен тот, кто выжигал его изнутри. И дело тут не в магии: просто здесь не за что было ухватиться, нечем питаться. В людях теплилась лишь маленькая искорка жизни, а не то яркое пламя, к которому привыкла тьма. Так мало жара, и его так легко погасить. Проникая внутрь тел, он сжигал их дотла: кровь и кости превращались в пепел.

Тот, кто недавно был Бутом, скосил черные глаза на свои обугленные пальцы. Топлива так мало… Но попытка не пытка. В конце концов, хотя он и оставил у доков несколько сброшенных оболочек, когда-то бывших людьми, зато всего за час пересек район, который называли Саутуарк.

И теперь тело, которое он подобрал в проулке за таверной, тоже разрушалось. Черное пятно на груди пульсировало, с кровью из раны уходила жизнь. Пожалуй, не стоило закалывать пьяницу. Но на тот момент ему казалось, что это самый быстрый способ заполучить оболочку.

Но оболочка долго не протянет, и что делать дальше, непонятно. А пьяница, похоже, уже начал разлагаться.

Кусочки кожи отслаивались на каждом шагу. Люди на улице таращились на него и шарахались, как от чумного. Впрочем, магия – та же болезнь, прекрасная болезнь. Но только в том случае, если сам больной достаточно силен и телом, и духом. Здесь же люди были слабыми и безвольными.

Он шагал по городу – точнее, уже тащился, ковылял. Жизнь этой оболочки догорала.

В отчаянии он повернул туда же, откуда начал, – к таверне «В двух шагах». Его тянуло к этому странному месту. Почему, он и сам не знал, – посреди этого холодного и мертвого города только таверна излучала слабое тепло. Словно проблеск света, жизни, магии.

Если удастся попасть туда, возможно, он еще найдет там огонь.

Он был настолько поглощен желанием добраться до таверны, что даже не заметил человека, стоявшего у ее двери, и быстро приближающейся кареты, когда сошел с тротуара и шагнул на проезжую часть.

Эдвард Арчибальд Таттл стоял у таверны «В двух шагах» и хмуро смотрел на часы.

Заведение должно было уже открыться, но двери были заперты, ставни закрыты, а внутри царила непривычная тишина. Он снова достал карманные часы. Уже начало первого. Как странно. «Подозрительно, – подумал он, – чертовщина какая-то». Что же произошло? У него в голове замелькали десятки вариантов – один другого мрачнее.

Родственники твердили, что у Эдварда слишком богатое воображение, но он считал, что это всем остальным не хватает воображения, интуиции и умения чувствовать магию, которым он, безусловно, обладал. Точнее, к этому стремился. Но на самом деле, хотя он ни за что бы в этом не признался, уже начал в глубине души сомневаться, что магия существует.

Но тут он встретил знаменитого мага по имени Келл.

Одна-единственная встреча воскресила в нем веру, разворошила угасший костер.

Поэтому Эдвард поступил ровно так, как велел Келл: на другой же день он пришел в таверну, надеясь встретиться с магом во второй раз и получить обещанный мешочек с землей. Для этого он приходил вчера и придет завтра и послезавтра, пока не вернется этот великолепный маг.

Коротая время до открытия таверны, тот, кого друзья и родственники звали просто Недом, в очередной раз представлял, как пройдет будущая встреча с таинственным колдуном. Детали менялись, но финал всегда был одинаковым: Келл, склонив голову, пристально смотрит на Неда своими разноцветными глазами и объявляет, что разглядел в нем нечто необыкновенное.

– Эдвард Арчибальд Таттл, – говорит он. – Можно, я буду называть вас Недом?

– Конечно, так делают все мои друзья.

– Что ж, Нед, я вижу в тебе нечто особенное… Затем он уговаривает Неда пойти к нему в ученики или даже стать его напарником. За этим следуют обильные дифирамбы в адрес Неда, на чем, собственно, фантазия каждый раз и заканчивается.

Примерно таким же мечтаниям Нед предавался и сейчас, стоя на ступеньках таверны «В двух шагах». Его карманы были набиты безделушками и монетами, чтобы магу было из чего выбрать плату за мешочек земли. Но маг не приходил, а таверна была заперта. Некоторое время Нед пытался силой воли отпереть засов, шепча вперемешку молитвы, заклинания и просто что в голову придет, но ничего не вышло. Тогда он решил плюнуть и подождать пару часов в каком-нибудь уже открывшемся заведении, как вдруг услышал треск за спиной.

Лошади заржали, раздался грохот – несколько ящиков с яблоками свалились с повозки, когда кучер резко натянул удила.

– Что случилось? – спросил Нед, шагнув к кучеру, который, казалось, перепугался больше, чем его лошади.

– Черт возьми! Я сбил его. Я кого-то сбил! – запричитал тот.

Нед посмотрел под ноги лошадям:

– Не похоже, что вы кого-то сбили.

– Может, он под телегой? О господи, я его не заметил.

Нед опустился на колени, заглянул под повозку, но увидел на брусчатке лишь пепел. По форме темное пятно подозрительно напоминало человеческую фигуру. Один холмик пепла слегка шелохнулся, но затем просел и развеялся. Нед нахмурился. «Подозрительно. Чертовщина какая-то». Затаив дыхание, он потянулся к темному пятну, коснулся серой пыли… но ничего не произошло. Нед огорченно растер пепел между большим и указательным пальцами.

– Там ничего нет, сэр, – сказал он, поднимаясь.

– Клянусь, здесь кто-то был, – потрясенно выговорил кучер. – Вот прямо здесь!

– Наверно, показалось.

Кучер покачал головой, что-то бормоча, а затем вернул на место выпавшие ящики, еще несколько раз заглянул под повозку и наконец уехал.

Нед тем временем с удивлением разглядывал сажу на своих пальцах. То ли ему показалось, то ли он в самом деле почувствовал какое-то тепло, но вскоре это ощущение пропало. Он понюхал пальцы, громко чихнул, вытер руку о брюки и побрел по улице.

Невидимые для прохожих, Келл и Лайла пробирались к докам. Не просто невидимые, но и неосязаемые. Люди проходили сквозь них так же, как пепел тогда на пожарище, как рука Келла прошла сквозь плечо Лайлы. Прохожие не ощущали их и не слышали. Казалось, Келл и Лайла не принадлежат этому миру, а находятся вне его. Все проходило сквозь них, но и они не могли ничего коснуться. Когда Лайла рассеянно попыталась прихватить с повозки яблоко, ее рука просто прошла сквозь него. Они были призраками в наполненном жизнью городе.

Даже по меркам Красного Лондона такая магия считалась невероятной. Энергия камня звенела в теле Келла, пульсировала, словно струилась по венам вместе с его собственной кровью, с его магией. Внутренний голос предупреждал, что нельзя впускать ее в себя, но Келл не послушался. Впервые после ранения он не чувствовал слабости и головокружения. Ведя Лайлу к докам, он радовался силе, радовался камню и ни за что не хотел бы расстаться ни с тем ни с другим.

После того как они ушли с пожарища, Лайла молчала. Одной рукой она ухватилась за Келла, а в другой сжимала часы. Когда она наконец заговорила, голос был тихим и резким.

– Только не подумай, что мы с Бэрроном родственники, – сказала она, идя с магом нога в ногу. – Он мне никто.

Слова прозвучали жестко и глухо. Но Келл видел, как она стискивала зубы и украдкой вытирала глаза, а это говорило совсем о другом. Но он не стал уличать девушку во лжи.

– А у тебя вообще кто-нибудь есть? – спросил он, вспомнив ее колкие замечания о его отношении к королевской семье. – В смысле, родственники?

Лайла покачала головой:

– Мама умерла, когда мне было десять.

– А отец?

Лайла невесело усмехнулась.

– Отец? – Она произнесла это как ругательство. – В последний раз, когда я его видела, он продал меня за выпивку.

– Прости.

– Не извиняйся, – Лайла язвительно улыбнулась. – Я перерезала этому мужику глотку до того, как он успел снять ремень. – Келл вздрогнул. – Мне было пятнадцать, – беспечно продолжала она. – Помню, как удивилась, сколько кровищи: она все вытекала и вытекала…

– Твое первое убийство? – спросил Келл.

– Верно, – кивнула она, и ее улыбка стала печальной. – К счастью, раз от раза убивать становится легче.

Келл нахмурился:

– Так не должно быть.

Лайла быстро глянула на него:

– А ты убивал кого-нибудь?

Келл помрачнел:

– Да.

– Ну и?

– Что «ну и»?

Келл ожидал, что она спросит кого, где, когда или как, но она спросила – почему.

– Потому что у меня не было выбора, – ответил он.

– Тебе понравилось?

– Конечно, нет.

– А мне понравилось. – Она сказала это с вызовом, но в голосе чувствовалась горечь. – В смысле, не сама кровь, или как у него клокотало в горле, когда он подыхал, и каким безжизненным стало его тело, когда все кончилось. Но в тот момент, когда я решила это сделать, и потом, когда всадила в него нож и поняла, что у меня получилось, я почувствовала себя… – Лайла на секунду умолкла, подыскивая слово, – могущественной. – Она посмотрела на Келла и спросила напрямик: – С магией точно так же?

«Разве что в Белом Лондоне», – подумал Келл. Там магию используют как оружие, чтобы уничтожить любого, кто встанет на пути.

– Нет. – Он покачал головой. – Это не магия, Лайла. Это просто убийство. Магия – это… – Келл не договорил. Он увидел, что ближайшая доска объявлений потемнела.

А потом стали черными все каменные экраны, прикрепленные к фонарным столбам и витринам магазинов вдоль улицы. Келл замедлил шаг. Весь вечер они передавали сообщения о торжествах, гоняли по кругу расписание парадов, народных гуляний, празднеств и частных балов на каждый день и на всю неделю. Когда доски потемнели, Келл подумал, что это просто перерыв в объявлениях. Но тут на всех разом появилось одно и то же:

Жирные белые буквы мигали вверху каждой доски, а под ними красовался портрет Келла. Светлые волосы, черный глаз и камзол с серебряными пуговицами. Изображение слегка шевелилось, но не улыбалось, пристально глядя на зрителей. Под портретом появилось второе слово:

Келл резко остановился, и Лайла, отстававшая на полшага, врезалась в него.

– В чем дело? – спросила она, отпихивая его руку, а потом тоже увидела. – Ого…

Какой-то старик остановился перед доской в паре метров от них, чтобы прочитать объявление. Он даже не догадывался, что тот, кого ищут, стоит у него за плечом. Под изображением Келла появился пустой кружок, нарисованный мелом. Рядом было написано: «Коснитесь здесь, если вы его видели».

Келл выругался вполголоса. Мало того, что за ними охотится Холланд, так теперь весь город будет начеку. Но он не может все время оставаться невидимым. В таком состоянии он не сможет взять в руки вещь из Белого Лондона, не говоря уж о том, чтобы ею воспользоваться.

– Пошли, – Келл прибавил шагу и потащил за собой Лайлу.

Пока они добирались до доков, Келл весь издергался. Его бесило, что его лицо, слегка недовольное, таращится на них буквально отовсюду.

Когда они подошли к ломбарду Флетчера, оказалось, что дверь заперта и на ней висит табличка с надписью «Ренач» («Вышел»).

– Будем ждать? – спросила Лайла.

– Только не здесь, – ответил Келл. Дверь, конечно же, заперта на три засова и, наверное, заколдована, но им-то необязательно ждать, пока хозяин вернется. Они легко могут просочиться сквозь дверь точно так же, как прошли сквозь дюжины людей на улице.

Лишь когда они благополучно оказались внутри ломбарда, Келл велел магии убрать пелену. Она снова повиновалась беспрекословно: магическая завеса полностью растворилась в воздухе. «Уверенность», – подумал он, когда все вокруг снова стало ярким и отчетливым. Холланд был прав. Главное подчинить себе магию. И у Келла, кажется, начало получаться.

Лайла отпустила его руку, повернулась к нему и застыла.

– Келл, – осторожно сказала она.

– Что такое?

– Положи камень.

Он нахмурился, посмотрел на талисман в руке, и у него перехватило дыхание. Вены на тыльной стороне ладони вздулись и извивались под кожей чернильно-черными змеями. Такие же змеи тянулись от запястья к локтю. Магия камня действительно проникла в его вены и пульсировала в них, окрашивая его кровь в черный цвет. Он настолько сосредоточился на восстановлении сил, на самом заклятии и на том, чтобы оставаться невидимым, что не почувствовал (или не захотел почувствовать), как тепло магии разливается по руке, точно яд. Но он должен был заметить, должен был понять… Впрочем, беда как раз в том, что Келл все понимал. Он знал, что камень опасен, и все же, даже теперь, когда смотрел на свои потемневшие вены, опасность казалась какой-то далекой. Магия камня давала странное спокойствие. Словно нашептывала ему, что все будет хорошо, пока он держит в руке…

В столб рядом с его головой вонзился нож, и Келл вздрогнул.

– Ты что, оглох? – заорала Лайла, выхватывая другой клинок. – Я сказала: положи его!

Пока его снова не охватило черное спокойствие, Келл заставил себя выпустить камень. Поначалу пальцы отказывались разжиматься, а в тело просачивалось тепло и вслед за ним онемение. Тогда Келл схватился другой рукой за потемневшее запястье и приказал пальцам разжаться и выпустить камень.

И в конце концов они медленно разогнулись.

Камень выпал, и у Келла мгновенно подкосились ноги. Тяжело дыша, он ухватился за край стола: все поплыло перед глазами, комната накренилась. Он не чувствовал, как камень высасывает из него энергию, но теперь, когда талисман выпал из его руки, Келлу показалось, будто огонь его внутренней силы погас. Остались одни остывающие угли.

Черный камень поблескивал на деревянном полу. На зазубренном крае осталась полоска крови – видимо, Келл слишком сильно стискивал камень. Но даже сейчас ему пришлось собрать всю свою волю, чтобы не взять талисман снова. Его трясло, камень выпил из него все силы, и все равно Келл тянулся к нему. Магия камня действовала как наркотик. В притонах и темных закоулках Лондона прятались люди, которые гонялись за подобным кайфом, но Келл никогда не был одним из них, никогда не стремился ощутить безграничную силу. Она ему была не нужна. Ему не приходилось гоняться за магией, она жила в нем. Но сейчас его тело требовало ее, страдало без нее.

Пока маг не успел проиграть в борьбе с собой, Лайла опустилась на колени рядом с камнем.

– Ах ты ж подлый булыжник, – проворчала она.

– Не надо, – начал Келл, но девушка уже набросила на талисман носовой платок.

– Кто-то же должен его носить, – пояснила она, пряча камень в карман. – И бьюсь об заклад, сейчас я для этого подхожу больше.

Все еще цепляясь за стол, Келл посмотрел на свои руки: черная магия отступала, и вены мало-помалу очищались.

– Ты как, в порядке? – спросила Лайла.

Келл сглотнул и кивнул. Камень – это яд, и от него нужно избавиться.

– Со мной все нормально.

Лайла хмыкнула:

– Ну да, вид у тебя прямо цветущий.

Келл вздохнул и тяжело опустился на стул. Торжества в доках были в полном разгаре – грохот фейерверков, музыка, радостные крики доносились даже через стены.

– Какой он? – спросила Лайла, заглядывая в шкафчик. – Принц.

– Ри? – Келл поправил волосы. – Обаятельный и избалованный, щедрый и ветреный гедонист. Он готов флиртовать даже с красиво обитым стулом и никогда ничего не принимает всерьез.

– Он так же часто ввязывается в дурацкие истории, как ты?

Келл выдавил улыбку:

– Гораздо чаще. Хочешь – верь, хочешь – нет, но из нас двоих как раз я разумный и рассудительный.

– И он тебе дорог?

С лица Келла сошла улыбка. Антари кивнул.

– Да, хотя король и королева мне не родные, но Ри я считаю своим братом. Я готов жизнь за него отдать. Ради него я убью любого. И уже убивал.

– Вот как? – Лайла изогнула бровь, любуясь чьей-то широкополой шляпой. – Расскажи.

– Это неприятная история.

– Теперь мне еще больше захотелось ее услышать.

Келл посмотрел на девушку и вздохнул, опустив взгляд:

– Когда Ри было тринадцать, его похитили. Мы играли в какую-то глупую игру во внутреннем дворе, когда его увели. Я знаю Ри: он мог пойти добровольно. В детстве он был слишком доверчив.

Лайла отложила шляпу.

– Что же произошло?

– Красный Лондон – хорошее место. Королевские особы добры и справедливы, а большинство подданных счастливы. Но, побывав во всех трех Лондонах, я могу сказать: у каждого города есть свои недостатки.

Он задумался о богатстве, заманчивой роскоши и о том, как это выглядит со стороны. О том, как это воспринимают преступники, лишенные возможности пользоваться магией, или те, кто изначально не наделен способностями. Келл мог лишь гадать, что сталось бы с Ри Марешем, не будь он принцем. Где бы он оказался? Хотя, конечно, Ри все равно покорил бы всех своим обаянием и выпутался бы из любой ситуации.

– В моем мире главное – магия, – продолжил Келл. – Одаренные люди получают все блага, и членам королевской семьи хочется верить, что остальные тоже хорошо себя чувствуют. Их щедрость и забота распространяются на всех граждан, – он встретился взглядом с Лайлой. – Но я видел и темные уголки этого города. В твоем мире магия – редкость, а в моем точно так же странно ее отсутствие. Поэтому на людей, не обладающих магическими способностями, смотрят свысока, считают их недостойными и обходятся с ними соответственно. Люди верят, что магия сама выбирает, чье тело наполнить, сама судит о качествах человека. А значит, ориентируясь на ее выбор, можем судить и мы. Это называется авен эссен – «божественное равновесие».

Но, если следовать этой логике, магия сама выбрала Келла, а он в это не верил. Кто-то другой вполне мог проснуться с меткой антари, и тогда его привели бы в роскошный красный дворец, а не Келла.

– Мы живем ярко, – грустно улыбнулся он. – Хорошо это или плохо, но наш город полон жизни и света. А там, где есть свет… В общем, пару лет назад появилась одна группа. Они называли себя «Тени». Полдюжины мужчин и женщин – одни обладали силой, другие нет – считали, что город слишком бессмысленно растрачивает свою энергию. Для них Ри был не мальчиком, а символом всего того, что они осуждали. Поэтому они его похитили. Позднее я узнал, что его хотели повесить у входа во дворец. Слава святым, это им не удалось… Я на год старше Ри, и, когда это произошло, мне было четырнадцать – я только набирался сил. Узнав о похищении, король и королева разослали по всему городу королевскую стражу. Каждая магическая доска на каждой площади и в каждом жилище передавала срочное сообщение: ведутся поиски похищенного принца. Но я знал, что его не найдут. Я это чувствовал… Поэтому я пошел в покои Ри. Помню, каким пустым стал дворец, когда все стражники отправились на поиски. Я нашел вещь, точно принадлежавшую Ри: маленькую, не больше ладони, деревянную лошадку, которую он сам вырезал. Я уже открывал двери при помощи предметов, но всегда из одного места в другое, а не к человеку. Но у антари есть слово, означающее «искать», и я подумал, что у меня получится. Должно получиться. И получилось. Я оказался в трюме корабля и увидел Ри. Он лежал и не дышал.

Лайла со свистом вдохнула, но не стала перебивать.

– Я знал много команд крови, – сказал Келл. – Ас Атера – «Расти!». Ас Пирата – «Гори!». Ас Иллюме – «Свети!». Ас Оренсе – «Открой!». Ас Анасэ – «Рассейся!». И Ас Хасари – «Исцели!». И я попробовал его исцелить. Порезал руку, прижал к его груди и произнес слово. Но ничего не изменилось.

Келл никогда не забудет, как бледный Ри неподвижно лежал на сыром деревянном настиле. Один из тех редких моментов в его жизни, когда он выглядел маленьким.

– Я не знал, что делать, – продолжил Келл. – Подумал, может, маловато крови, и порезал запястья.

Чувствуя на себе пристальный взгляд Лайлы, он посмотрел на руки, повернутые ладонями вверх, и на тонкие шрамы.

– Помню, как стоял над ним на коленях, и тупая боль растекалась по рукам, когда я прижимал к нему ладони и снова и снова повторял слова: Ас Хасари, Ас Хасари, Ас Хасари. Тогда я еще не понимал, что исцеление – даже с помощью команды крови – не происходит в один миг. Оно началось еще тогда, когда я первый раз произнес команду. И пару минут спустя Ри очнулся. – Келл грустно улыбнулся. – Он увидел, что я склонился над ним и руки у меня все в крови. Он не спросил «что случилось?» или «где мы?». Потрогав кровь на груди, он сказал: «Твоя? Это все твоя?» И когда я кивнул, он разрыдался, а я отвел его домой.

Келл посмотрел в темные, широко раскрытые глаза Лайлы.

– Что стало с «Тенями»? – спросила она, поняв, что Келл не собирается продолжать. – С теми, кто его похитил? Они были на корабле? Ты вернулся за ними? Послал стражу?

– Король и королева позаботились о том, чтобы всех членов группы поймали. А Ри всех их помиловал.

– Что?! – вскрикнула Лайла. – Помиловал тех, кто хотел его убить?

– В этом-то и беда моего брата. Он своевольный и чаще всего думает чем угодно, только не головой. Но он добрый принц. Он обладает качеством, которого многим недостает: милосердием. Ри простил своих похитителей. Понял, почему они так поступили, посочувствовал их страданиям. И он был уверен, что, если помилует их, они больше не захотят причинить ему вред. – Келл опустил глаза. – А я сделал так, чтобы они и не смогли.

У Лайлы глаза полезли на лоб, когда до нее дошло, что он имеет в виду.

– Ты же сказал…

– Я сказал, что Ри их простил, – Келл встал. – Я не говорил, что простил их сам.

Лайла уставилась на него, но не в шоке или в ужасе, а с каким-то уважением. Келл расправил плечи и разгладил камзол.

– Думаю, лучше взяться за поиски.

Девушка моргнула пару раз, явно желая сказать что-то еще, но Келл ясно дал понять, что этот разговор окончен.

– А что мы ищем? – наконец спросила она.

Келл окинул взглядом переполненные полки, битком набитые шкафчики и буфеты.

– Белую ладью.

Хотя Келл побывал на развалинах «Рубиновых полей», он так и не заглянул в проулок, где на него напали всего несколько часов назад и где он оставил два трупа. Но если бы он на это отважился, то обнаружил бы, что одно из этих тел – то, которое окаменело, – исчезло.

Теперь головорез шагал по тротуару, негромко напевая, наслаждаясь солнечным теплом и шумом праздника вдали.

Его тело было не в очень хорошей форме, но, конечно, получше, чем тело пьяницы в другом, тусклом Лондоне – того хватило совсем ненадолго. Это тело чувствовало себя лучше, гораздо лучше, хотя уже выгорело изнутри и начинало чернеть снаружи: темнота расплывалась по венам и коже, словно чернильные кляксы. И бывший головорез уже больше напоминал не человека, а обугленную головешку.

Но этого и следовало ожидать. Ведь тот, кто занял его тело, времени даром не терял.

Вчера ночью огни публичного дома ярко и призывно горели в темноте, и в дверном проеме стояла женщина с искусственной улыбкой и волосами цвета огня, цвета жизни.

– Аван, рес настар, – вкрадчиво промурлыкала она по-арнезийски и, подняв юбки, сверкнула обнаженным коленом. – Не хочешь войти?

И он вошел, позвякивая монетами в кармане.

Женщина повела его по коридору, где было намного темнее, чем на улице, и он пошел за ней, с наслаждением щупая ее руку или, точнее, пульс. Она ни разу не посмотрела ему в глаза, иначе, возможно, увидела бы, что они чернее самого темного угла коридора. Вместо этого женщина сосредоточила все внимание на его губах, воротнике, поясе.

Он пока еще только изучал особенности своего нового тела, но все же сумел прижаться потрескавшимся ртом к мягким губам женщины. Между ними что-то промелькнуло – тлеющий уголек чистого черного пламени, и женщина вздрогнула.

– Ас Бесара, – шепнул он ей в ухо. «Возьми».

Он снял с нее платье и поцеловал крепче. Темнота пробежала по ее языку и проникла в голову, опьяняя властью. Все жаждали магии, стремились приблизиться к ней, к ее источнику. И женщина радостно ее приняла. Приняла его. Нервы защекотало, когда магия захватила их, лакомясь течением жизни, кровью, плотью. Пьяницу Бута она взяла силой, но добровольный хозяин всегда лучше. По крайней мере, его обычно на дольше хватает.

– Ас Херена, – проворковал он, повалив женщину на кровать. «Дай». – Ас Атера, – простонал он, когда взял ее, а она впустила его в себя. «Расти».

Они двигались в идеальном ритме, и его энергия плавно перетекала в нее. Когда все закончилось и женщина распахнула глаза, они уже были такими же, как у него, – абсолютно черными. Существо, проникшее в нее, заставило ее накрашенные губы растянуться в кривой ухмылке.

– Ас Атера, – эхом повторила она, сползая с кровати. Он встал и устремился вслед за ней.

И, как одна душа в двух телах, они сначала прошли через весь публичный дом, а затем вышли в ночь.

Да, он времени даром не терял.

Он чувствовал, как растекается по всему городу, пробираясь к красной реке, которая пульсировала магией и жизнью и манила, обещая настоящий пир.

Ломбард Флетчера напоминал лабиринт, в котором мог разобраться только хозяин. Последние десять минут Келл рылся в ящиках стола и обнаружил множество оружия и амулетов, а также совершенно безобидный зонтик от солнца, но так и не нашел белую ладью. Тяжело вздохнув, он отшвырнул зонтик в сторону.

– Разве ты не можешь найти эту чертову штуковину при помощи магии? – спросила Лайла.

– Тут стоит защита от заклинаний. И от воров, кстати, тоже, – ровным тоном добавил Келл, – так что положи на место.

Лайла уронила на прилавок безделушку, которую собиралась прикарманить.

– Так, значит, – сказала она, рассматривая шкаф-витрину, – вы с Флетчером друзья?

Келл вспомнил лицо Флетчера в ту ночь, когда они играли в санкт.

– Не совсем.

Лайла подняла брови:

– Это хорошо, у врагов красть веселее.

«Враги» – точное слово. Как ни странно, они могли стать напарниками.

«Контрабандист и барыга, – сказал тогда Флетчер. – Мы бы с тобой сработались».

«Я пас», – ответил Келл.

Но когда в той партии последний раз тянули карты и Келл понял, что выиграет, он решил подразнить Флетчера и поставил на кон еще кое-что.

«Анеш. Если ты выиграешь, я буду на тебя работать», – сказал он.

Флетчер алчно ухмыльнулся и раскрыл последнюю карту.

А Келл улыбнулся в ответ, выложил свои карты и выиграл все, оставив Флетчера ни с чем, кроме уязвленного самолюбия и маленькой белой ладьи.

«Без обид».

А теперь в поисках этой ладьи Келл перевернул вверх дном пол-ломбарда. Он поминутно озирался на дверь и невольно косился на магическую доску на стене, на которой красовалась его физиономия и надпись: «ПРОПАЛ БЕЗ ВЕСТИ».

Тем временем Лайла уставилась на карту в рамке. Прищурившись и склонив голову набок, она рассматривала ее и все больше хмурилась.

– В чем дело? – поинтересовался Келл.

– А где Париж? – спросила она, ткнув в то место на континенте, где в ее мире находился этот город.

– Нет никакого Парижа, – ответил Келл, обшаривая буфет. – Никакой Франции. Да и никакой Англии.

– Но какой же Лондон без Англии?

– Я же говорил, то, что этот город одинаково называется в разных мирах – лингвистический курьез. Здесь Лондон – столица Арнеса.

– Значит, у вас Англия называется Арнес.

Келл рассмеялся, покачал головой и тоже подошел к карте.

– Нет. Арнес занимает почти половину того, что вы зовете Европой. Остров, или ваша Англия, называется «раска» – «корона». Но это лишь малая часть империи, – он очертил пальцем ее границы. – К северу от Арнеса находится другая страна – Веск, а на юге – Фаро.

– А за ними?

Келл пожал плечами:

– Еще всякие страны. Большие и маленькие. Ведь это же целый мир.

Лайла задумчиво окинула взглядом карту. Глаза ее сияли.

– Да, так и есть… – прошептала она и невольно улыбнулась своим мыслям.

Бросив карту, Лайла ушла в соседнее помещение. И через пару минут оттуда послышался ее радостный возглас:

– Ага!

Келл вздрогнул:

– Нашла?

Лайла появилась с добычей в руке, но это была не ладья, а нож. Келл расстроился.

– Погляди, как хорошо придумано!

Она продемонстрировала оружие Келлу. Вдоль рукоятки ножа шла металлическая дуга, которую можно было использовать как кастет.

– Вот этим можно ударить, – пояснила Лайла, как будто Келл сам бы не догадался. – Можно пырнуть, а можно и выбить зубы. Ну или и то и другое, – она потрогала лезвие кончиком пальца. – Одновременно, конечно, не получится.

– Конечно, – повторил Келл, закрывая шкафчик. – Ты так любишь оружие.

Лайла удивленно на него уставилась:

– А кто не любит?

– У тебя уже есть нож.

– И что с того? – спросила она, любуясь своей находкой. – Оружия много не бывает.

– До чего ты кровожадная.

Она покачала клинком.

– Не все же могут защищаться с помощью крови и бормотания.

Келл ощетинился:

– Я не бормочу. И, кстати, мы сюда не воровать пришли.

– Да неужели?

Келл вздохнул и окинул взглядом ломбард. Он обшарил тут все, включая тесную каморку Флетчера, но так ничего и не нашел. Не мог же он продать ладью… или мог? Келл закрыл глаза, прислушиваясь к своим ощущениям, стараясь почувствовать чужеродную энергию. Но это место буквально гудело от магии, ощущения смешивались, путались, и невозможно было отыскать чужеродное и запретное среди просто запретного.

– У меня вопрос, – проговорила Лайла, и в ее карманах что-то подозрительно звякнуло.

– Ну разумеется, – вздохнул Келл, открывая глаза. – И я, кажется, сказал: не воровать.

Она пожевала губу и, достав из кармана пару камешков и металлическую штуковину, предназначения которой не знал даже Келл, положила их на комод.

– Ты говорил, что миры отрезаны друг от друга. Тогда откуда у этого Флетчера взялся предмет из Белого Лондона?

Келл снова тщательно осмотрел стол, хотя уже его обыскивал, и стал ощупывать столешницу в надежде отыскать потайной ящик.

– Я подарил.

– А ты откуда его взял? – хитро прищурившись, спросила она. – Украл?

Келл нахмурился. Да.

– Нет.

– Врешь!

– Я взял его не для себя, – сказал Келл. – В вашем мире мало кто знает о моем. А те, кто знает, коллекционеры и энтузиасты, готовы выложить приличную сумму за любую безделушку отсюда. В моем мире большинство знают о вашем. Так же, как вас привлекает наша магия, некоторых в Красном Лондоне интересуют ваши изобретения, работающие на одной механике. Но все знают о другом, Белом Лондоне. И кое-кто готов дорого заплатить за любой предмет из того мира.

Лайла саркастично улыбнулась:

– Так ты контрабандист.

– От воровки слышу.

– Да, я воровка, – согласилась Лайла и, взяв с комода красный лин, стала перекатывать его между костяшками пальцев. – Но я это признаю, и я не виновата в том, что ты сам себя обманываешь.

Монета исчезла. Келл хотел было возмутиться, но в ту же секунду лин появился в другой ладони девушки.

– Хоть я и не понимаю: если ты королевская особа…

– Я не…

Лайла бросила на него испепеляющий взгляд:

– Если ты живешь во дворце, ешь за одним столом с королевскими особами, считаешься членом королевской семьи, значит, ты не нуждаешься в деньгах. Зачем же тогда рисковать?

Келл стиснул зубы, вспомнив, как Ри умолял покончить с этими дурацкими играми.

– Ты не поймешь.

Лайла изогнула брови.

– В преступлении нет ничего сложного, – улыбнулась она. – Люди воруют потому, что, когда берут чужое, что-то при этом получают. Если они занимаются этим не ради денег, то, значит, ради власти. Нарушая правила, они чувствуют себя могущественными. Это знак протеста, – она отвернулась. – Кто-то ворует, чтобы выжить, а кто-то ворует, чтобы чувствовать себя живым. Все очень просто.

– А ты ради чего?

– Ради свободы, – ответила Лайла. – Думаю, тут всего понемногу.

Она забрела в короткий коридор между комнатами.

– А как ты заполучил этот черный камень? – крикнула она. – Заключил сделку?

– Нет, совершил ошибку, – Келл с досадой захлопнул ящик стола, – и собираюсь ее исправить, если найду эту проклятую штуковину.

– Осторожней, – сказал кто-то по-арнезийски хриплым голосом. – Так можно что-нибудь разбить.

Келл обернулся и увидел хозяина ломбарда, который стоял, прислонившись плечом к шкафу, и слегка ошарашенно смотрел на него.

– Флетчер.

– Как ты сюда проник?

Келл пожал плечами и метнул взгляд в сторону Лайлы, которой хватило ума остаться в коридоре и не показываться на глаза.

– Наверно, твои охранные заклинания повыветрились.

Флетчер скрестил руки:

– Сомневаюсь.

Келл еще раз украдкой посмотрел в сторону Лайлы, но в коридоре ее уже не было. Не успел Келл испугаться, как Лайла возникла за спиной Флетчера. Она ступала неслышно, а в руке блестел нож.

– Ирас, – сказал Флетчер, вскинув руку. – У тебя очень невоспитанная подружка.

Лайла застыла. Ее лицо перекосилось. Было видно, что она тщетно пытается бороться с невидимой силой, сковавшей ее тело. Флетчер обладал редкой и опасной способностью: он умел управлять костями и, значит, телами и людьми. Из-за этого он и заполучил свои «наручники», разрушением которых так гордился.

Однако Лайла не выглядела напуганной, только сердито ругалась. Флетчер повел пальцами, раздался сухой звук, похожий на треск льда, и девушка, сдавленно вскрикнув, выронила нож.

– Я думал, ты предпочитаешь работать в одиночку, – непринужденно заметил Флетчер.

– Отпусти ее, – приказал Келл.

– А то что, антари?

Келл сжал кулаки. Ломбард был защищен десятком заклинаний от незваных гостей и воров, и скорее всего – тут уж Келлу совсем не повезет – от любого, кто попытается причинить вред хозяину. Флетчер негромко фыркнул и опустил руку, а Лайла упала на четвереньки и возмущенно выругалась.

– Так, – беззаботно сказал Флетчер. – Что привело тебя в мое скромное заведение?

– Когда-то я подарил тебе одну вещь и хотел бы ее одолжить.

Флетчер насмешливо хмыкнул:

– Я не даю ничего взаймы.

– Тогда я куплю ее.

– А если она не продается?

Келл натянуто улыбнулся:

– Тебе ли не знать, что продается абсолютно все.

Флетчер холодно и сухо улыбнулся в ответ.

– Я не продам ее тебе, но, возможно, продам ей, – он перевел взгляд на Лайлу, которая отползла к ближайшей стене, продолжая ругаться. – Если она заплатит, как полагается.

– Она не говорит по-арнезийски и понятия не имеет, о чем ты говоришь.

– Вот как? – Флетчер схватился за промежность. – Спорим, я растолкую ей? – сказал он, дергая бедрами.

Лайла зло прищурилась:

– Чтоб ты сдох, чертов…

– Ты лучше с ней не связывайся, – веско сказал Келл. – Она кусается.

Флетчер вздохнул:

– Во что ты вляпался, мастер Келл?

– Ни во что.

– Ну, если пришел сюда, значит, вляпался, – Флетчер язвительно ухмыльнулся. – Просто так разыскивать не станут.

Келл быстро глянул на магическую доску на стене, где уже целый час показывали его изображение, и побледнел. Кружок внизу, где было написано «Коснитесь здесь, если вы его видели», горел яркозеленым.

– Что ты наделал? – рявкнул Келл.

– Без обид, – мрачно проговорил Флетчер, а в следующую секунду двери ломбарда распахнулись, и ворвалась королевская стража.

У Келла было две секунды на то, чтобы подавить приступ паники и взять себя в руки, чтобы достойно предстать перед пятью стражниками, ввалившимися в ломбард.

Он не мог убежать – бежать было просто некуда – и не хотел причинять им вреда, а Лайла… В общем, он понятия не имел, где Лайла. Только что она прижималась к стене, а теперь исчезла. Впрочем, Келл заметил, как она сунула руку в карман, и еще чувствовал в воздухе едва уловимый гул черной магии. Наверное, Холланд чувствовал его точно так же возле пепелища на месте «Рубиновых полей».

Келл постарался казаться спокойным, хотя сердце в груди бешено колотилось. Он успокаивал себя тем, что он не преступник, что королевские особы, вероятно, просто обеспокоены его исчезновением. С их точки зрения, он не сделал ничего дурного. По крайней мере, они еще об этом не знают. Разве что Ри в его отсутствие рассказал королю и королеве о его хобби. Но нет, принц так не поступит (Келлу хотелось в это верить). И даже если бы он рассказал, все равно Келл – антари, член королевской семьи, человек, которого уважают и даже боятся. Сказав себе все это, он немного расслабился, присел на стол и принял надменный скучающий вид.

Когда королевские стражники увидели его целым и невредимым, на их лицах возникло замешательство. Что они рассчитывали увидеть? Его труп? Или гору трупов вокруг него? Двое преклонили колена, двое схватились за мечи, а пятый, стоявший посредине, просто нахмурился.

– Эллис, – Келл кивнул начальнику стражи.

– Мастер Келл, – Эллис шагнул вперед. – Вы здоровы?

– Конечно.

Эллис переступил с ноги на ногу.

– Мы беспокоились за вас. Все во дворце беспокоятся.

– Я не хотел причинить вам беспокойство, – Келл окинул взглядом стражников. – И я в полном порядке.

Эллис огляделся вокруг, а затем снова посмотрел на Келла:

– Просто… сэр… когда вы не вернулись из своего путешествия за границу…

– Меня задержали, – перебил Келл, надеясь пресечь дальнейшие расспросы.

Эллис нахмурился:

– Вы не видели объявлений? Они повсюду.

– Я только что вернулся.

– Понятно. Но, прошу прощения, что вы делаете в таком месте? – Эллис обвел рукой ломбард.

Флетчер набычился. Хотя он говорил только по-арнезийски, но понимал королевский язык достаточно хорошо, чтобы догадаться, что стражник нелестно отозвался о его заведении.

Келл натянуто улыбнулся:

– Выбирал подарок для Ри.

Среди стражников пробежал нервный смешок.

– Так, значит, вы пойдете с нами?.. – неуверенно спросил Эллис. «Без сопротивления» – мысленно закончил за него Келл.

– Конечно.

Он выпрямился, одернул камзол.

Стражники вздохнули с облегчением. Отчаянно соображая, что бы еще предпринять, Келл повернулся к Флетчеру и поблагодарил за помощь.

– Мас марист, – мрачно ответил хозяин ломбарда. «Не за что». – Я просто выполняю свой гражданский долг.

– Я вернусь, как только все улажу, – проговорил Келл по-английски, и королевские стражники удивленно подняли брови. – Вернусь за тем, что искал.

Слова были предназначены для Лайлы. Он все еще чувствовал ее в комнате, чувствовал камень, скрывавший ее, слышал его голос.

– Сэр, – Эллис широким жестом указал на дверь. – После вас.

Келл кивнул и вышел на улицу.

Услышав топот стражников, Лайла догадалась взять камень и прошептать: «Спрячь меня».

И камень снова повиновался.

По руке прошла приятная дрожь. Она не могла припомнить, чтобы в прошлый раз, когда брала камень, испытывала такое же сладкое чувство. Ее скрыла уже привычная пелена, и Лайла исчезла. Так же, как прежде, она себя видела, а другие – нет: ни стражники, ни Флетчер, ни даже Келл. Его разноцветные глаза искали ее, но останавливались лишь на том месте, где она была раньше, а не где она находилась сейчас.

Но, хотя маг ее не видел, она его видела и заметила, как у него на лице мелькнула тревога. За показным спокойствием скрывалось предостережение для нее.

«Не уходи», – словно бы говорил он еще до того, как обратился к присутствующим со словами, которые на самом деле предназначались Лайле. Поэтому она осталась и подождала, пока Келл и четверо из пяти стражников вышли на улицу. Последний, лицо которого было скрыто под опущенным забралом, немного отстал.

Флетчер что-то сказал ему и потер пальцы – универсальный жест, намекающий на деньги. Стражник кивнул и опустил руку на пояс, а Флетчер повернулся к окну и посмотрел вслед Келлу.

Лайла догадалась, что произойдет.

А Флетчер так и не понял.

Стражник потянулся не за кошельком, а за клинком. В полумраке ломбарда сверкнул металл, и горло Флетчера пересекла кровавая полоса.

Перед ломбардом Келла поджидал закрытый экипаж, запряженный белыми лошадьми. В их гривы все еще были вплетены золотые и красные ленты.

Оказавшись на улице, Келл скинул с себя камзол и, вывернув его слева направо, превратил в алый плащ. Он лихорадочно думал, что же сказать королю и королеве? Только не правду, разумеется. Но ведь у короля тоже есть предмет из Белого Лондона – он стоит на полке в его личном кабинете, и если Келл раздобудет его, вернется к Лайле и камню… Лайла с черным камнем разгуливает по городу без присмотра – от одной мысли об этом ему стало не по себе. Оставалось только надеяться, что девушка посидит тихо и не попадет в беду – ну хоть какое-то время.

Эллис шел на полшага позади Келла, три других стражника тащились следом. Последний остался, чтобы поговорить с Флетчером и, скорее всего, уладить вопрос с вознаграждением, хотя Келл был уверен, что Флетчер ненавидел его всеми фибрами души и сдал бы властям, даже если бы за это не сулили денег.

На берегу реки в окрестностях дворца шум дневных торжеств затихал или, точнее, сменялся звуками вечерних гуляний. Музыка стала тише, а толпы вдоль доков и на рыночном пятачке поредели, люди разбрелись в различные городские пивные и трактиры, где продолжили пить за здоровье Ри.

– Сюда, сэр, – сказал Эллис, придерживая для него дверцу экипажа. Вместо расположенных друг напротив друга сидений внутри экипажа оказались две скамьи. Двое стражников заняли места сзади, один сел рядом с кучером, а Эллис опустился на переднюю скамью рядом с Келлом и захлопнул дверцу экипажа. – Отвезем вас домой.

При мысли об этом у Келла екнуло в груди. С тех пор как ему в руки попал черный камень и он понял, как именно придется от него избавиться, Келл старался не думать о доме и о том, как страшно ему хочется туда вернуться. Сейчас ему больше всего на свете захотелось увидеть Ри, чтобы обнять его в последний раз, и он втайне обрадовался такой возможности.

Келл судорожно выдохнул и откинулся на спинку скамьи, а Эллис задернул шторы.

– Простите меня, сэр, – сказал он, и Келл уже собирался спросить за что, как вдруг тот прижал к его рту и носу кусок ткани, и легкие наполнились чем-то горько-сладким. Он рванулся, но руки в железных перчатках схватили его и прижали к скамье. И через несколько секунд Келл отключился.

Когда стражник отпустил плечо Флетчера и тот со стуком повалился на вытертые половицы ломбарда, Лайла шумно вздохнула, но из-под пелены ее все равно не было слышно.

Убийство, судя по всему, не вызвало в стражнике никаких эмоций. Он даже не обратил внимания, что его мундир испачкан кровью. Постоял с минуту над телом, осмотрел комнату, скользнув взглядом мимо Лайлы. Сквозь прорези забрала она разглядела его глаза, блестевшие странным, как будто магическим блеском. Убедившись, что больше некого пускать в расход, стражник спрятал клинок в ножны и вышел из ломбарда. Вслед ему глухо звякнул колокольчик, и через минуту Лайла услышала, как экипаж тронулся с места и загромыхал по улице.

Тело Флетчера распласталось на полу, кровь пропитала жесткие светлые волосы и растекалась на половицах. Привычное самодовольное выражение на его лице сменилось удивлением, которое смерть сохранила навсегда, как сохраняется муха в куске янтаря. Глаза были открыты и пусты. Но под боком у него Лайла заметила что-то маленькое и светлое, видимо выпавшее из кармана.

Лайла огляделась, убедилась, что никого нет, и убрала пелену. Развеять магические чары оказалось довольно легко, но вот отпустить сам камень – значительно труднее. Это заняло много времени, и когда девушка наконец сумела сунуть его в карман, она чуть не потеряла сознание. Ее трясло. Казалось, из нее ушло все тепло, сама жизнь. Без магии камня Лайла почувствовала себя опустошенной. Она давно привыкла к обычному голоду и жажде, но жажда магии была намного сильнее.

«Чертов булыжник», – подумала она, присела рядом с Флетчером и, стараясь не испачкаться растекающейся липкой кровью, подобрала забрызганную алыми капельками шахматную фигурку.

Лайла на радостях выругалась, встала и покачала фигурку на ладони. На первый взгляд она была довольно заурядной, но когда Лайла обхватила пальцами камень (или кость, или из чего там она сделана), то ощутила разницу между ее энергией и энергией окружающего Лондона. Та была едва уловимой, и, может быть, Лайле просто померещилась, но эта энергия напоминала сквозняк в теплой комнате. Причем такой холодный, что он казался инородным.

Лайла отмахнулась от этого ощущения и быстро засунула шахматную фигурку в сапог. Она не знала, как действует магия, но ей показалось разумным хранить талисманы порознь, пока они не понадобятся. А уж к черному камню она вообще решила не прикасаться больше – разве что в случае острой необходимости.

Девушка вытерла кровь Флетчера о штаны. Учитывая все обстоятельства, она добилась больших успехов. Как-никак у нее был не только камень из Черного Лондона, но и вещь из Белого. Теперь ей нужен был только Келл.

Лайла повернулась к двери и застыла в нерешительности. Маг велел ей оставаться на месте, но, взглянув на свежий труп Флетчера, она заподозрила, что Келл и сам мог попасть в беду. В Красном Лондоне она провела всего один день, однако у нее создалось впечатление, что вряд ли королевская стража режет здесь людям глотки направо и налево. Возможно, с Келлом все будет хорошо. А если нет?

Внутренний голос говорил ей, что нужно уйти, а Лайла давно научилась к этому голосу прислушиваться – он не раз ей помогал. Кроме того, рассудила она, ее-то никто в этом городе не ищет.

Лайла направилась к двери, и вдруг ее взгляд упал на нож, который ей так понравился. Тот лежал на комоде, где она его и оставила. Келл не советовал воровать в ломбарде, но хозяин был мертв, а нож так и просился в руки. Лайла взяла его и опасливо провела пальцем по клинку. И впрямь красивый. Она глянула на дверь и задумалась: разрушились ли заклинания, охраняющие ломбард, после смерти хозяина? Почему бы не проверить? Лайла осторожно открыла дверь, положила оружие на пол и носком сапога перебросила его через порог. Она поежилась, ожидая, что ее поразит неведомая энергия, что вот-вот она испытает страшную боль или хотя бы просто нож сам собой вернется в ломбард, но ничего не произошло.

Тогда Лайла алчно улыбнулась и шагнула на улицу. Она подобрала нож, засунула его за пояс и отправилась искать или, скорее всего, спасать Келла, в какую бы передрягу он на сей раз ни попал.

Перси и Мортимер бродили в толпе. Каждый в одной руке держал шлем, а в другой – кружку с вином. Перси отыграл свои монеты. За беспрестанными карточными и прочими играми эти двое попросту обменивались между собой карманными деньгами без особых выигрышей или потерь. Одержав верх, Перси угостил Мортимера выпивкой.

Ведь это же как-никак день рождения принца.

Тот любезно отпустил на пару часов двух самых близких членов своей личной охраны, чтобы они могли повеселиться вместе с народом, собравшимся на берегах Айла. Мнительный Перси не хотел оставлять его высочество, но Мортимер рассудил, что уж в этот-то день за Ри будет кому присмотреть и без них. Тем более что они ненадолго. Так Перси и Мортимер и оказались в гуще народа.

Праздничные гулянья проходили по обеим берегам реки, рынок вырос в три раза против обычного, всюду слышались радостные крики, звучала музыка, чувствовалась магия. С каждым годом торжества становились все пышнее: изначально всего пара часов веселья постепенно растянулась до круглосуточного кутежа, после которого несколько дней уходило на восстановление сил. И только потом жизнь снова входила в нормальное русло. Но первый, самый главный день начинался утренним парадом, продолжался дневным обжорством, пьянством и весельем, а заканчивался балом.

В этом году устраивали бал-маскарад.

Большую дворцовую лестницу уже освободили: цветы и различные украшения внесли внутрь и расставили в холле. Снаружи и внутри дворца развесили яркие светящиеся шары, похожие на низкие звезды, и разостлали темно-синие ковры, так что этим вечером казалось, будто королевские владения не плывут по реке восходящим солнцем, а высоко парят полной луной в прекрасном ночном небе. По всему Лондону самые молодые и красивые аристократы и дамы садились в экипажи и вполголоса упражнялись в английском, направляясь во дворец в своих масках, платьях и мантиях, чтобы целый вечер поклоняться принцу, словно божеству. А он, как всегда, с радостью и наслаждением будет упиваться этими почестями.

На маскарад в стенах дворца можно было попасть только по приглашению, но на праздник на берегах реки мог прийти любой. Здесь будут веселиться глубоко за полночь, и только под утро гуляки наконец разбредутся по домам.

Перси и Мортимеру скоро нужно было возвращаться к принцу, но пока что они стояли на рынке, прислонившись к столбу, поддерживавшему одну из палаток, наблюдали за толпой и наслаждались жизнью. Время от времени Перси молча подталкивал Мортимера в плечо, чтобы тот зорко присматривал за толпой. Хотя официально они и не были на дежурстве, многие стражники – и Перси в том числе – настолько гордились своей работой, что даже в свободное время не снимали королевских доспехов (да и женщины от них млеют) и следили за малейшими признаками беспорядков. В основном приходилось унимать слишком забуянившихся гуляк, но иногда тут и там возникали потасовки, и стражи, как только видели блеск оружия или сполох магии, спешили вмешаться.

Мортимер очень приятно проводил время, но Перси охватило беспокойство. Его напарник утверждал: все дело в том, что Перси остановился на одной кружке, но тот так не думал. Воздух звенел от магии, и хотя Перси понимал, что в этом нет ничего странного: на празднике выступают лучшие маги, он все равно нервничал. Энергии было не просто больше: она сама была другой. Пытаясь успокоиться, Перси повертел в руках пустую кружку.

Группа пиротехников устраивала неподалеку фейерверк, превращая языки пламени в драконов, лошадей и птиц. Перси любовался заколдованным огнем, и в его глазах мелькали яркие пятна. А когда он проморгался, то поймал взгляд симпатичной женщины с красными губами, золотистыми волосами и едва прикрытой пышной грудью. С трудом оторвав взгляд от декольте, он посмотрел женщине в глаза и нахмурился. Они не были ни голубыми, ни зелеными, ни карими.

Они были черными.

Черными, как беззвездное небо, как магическая доска.

Как черный глаз мастера Келла.

Он еще раз всмотрелся в глаза женщины и окликнул Мортимера. Напарник не отозвался. Перси обернулся и увидел, что тот следит за молодым человеком, точнее, за одетой в мужскую одежду девушкой, которая петляла в толпе, направляясь к дворцу.

Мортимер смотрел на нее слегка неодобрительно. Конечно, она выглядела странно и неуместно, но все равно не так странно, как женщина с черными глазами. Перси схватил Мортимера за руку.

– Керс? – рявкнул Мортимер, чуть не разлив вино. «Чего?»

– Та женщина в голубом, – сказал Перси, снова поворачиваясь к толпе. – Ее глаза…

Он осекся: черноглазая женщина исчезла.

– Запал на нее, да?

– Не в этом дело. Клянусь, ее глаза… они были черные.

Мортимер поднял брови и прихлебнул из кружки.

– Наверное, ты все-таки слегка перебрал, – ухмыльнулся он, хлопнув Перси по плечу. За его спиной Перси увидел, как девушка в мужской одежде исчезла в какой-то палатке, после чего перевел взгляд на Мортимера, который нахмурился и проговорил: – И кажется, не ты один.

Перси проследил за его взглядом и заметил мужчину, который, повернувшись к ним спиной, обнимал женщину посреди рынка. Мужчина слишком уж распускал руки – даже по меркам праздничного дня, и женщине, похоже, это не нравилось. Она уперлась руками в грудь нахала, словно собираясь его оттолкнуть, но в ответ он лишь впился губами в ее губы. Мортимер и Перси не сговариваясь покинули свой пост и направились к парочке. И тут вдруг женщина перестала сопротивляться. Руки повисли, как плети, голова склонилась на плечо, и, когда мужчина ее отпустил, она покачнулась и тяжело опустилась на скамью. Тем временем нахал развернулся и не то зашагал, не то заковылял прочь.

Перси и Мортимер последовали за ним, медленно, но уверенно сокращая дистанцию, чтобы его не спугнуть. Человек то появлялся, то пропадал в толпе, пока наконец не свернул между палатками к берегу. Стражники ускорили шаг.

– Эй ты! – крикнул Мортимер. Он всегда первым начинал действовать. – Стой!

Мужчина, направлявшийся к Айлу, остановился.

– Повернись, – приказал Мортимер и шагнул вперед, держа одну руку на мече.

Человек повернулся. Перси вздрогнул от ужаса и удивления, вглядевшись в лицо незнакомца. Его глаза блестели, как два абсолютно черных омута, а кожа вокруг них была покрыта черными жилками. Когда же мужчина растянул рот в улыбке, с его губ, точно пепел, посыпались кусочки кожи.

– Асан нарана, – сказал он и поднял руку.

Перси отпрянул, увидев, что та полностью черная, а кончики пальцев – всего лишь заостренные, обугленные косточки.

– Именем короля… – дрогнувшим голосом начал Мортимер, но не успел закончить, потому что человек улыбнулся и пробил его доспехи почерневшей рукой.

– Темное сердце, – сказал он по-английски.

Перси оцепенел от ужаса, когда человек, или кем он там был, вытащил свою обгорелую, а теперь еще и окровавленную руку из груди Мортимера. Мортимер рухнул на землю, а Перси очнулся от шока. Он бросился вперед, выхватив короткий королевский меч, и вонзил клинок в живот черноглазого монстра.

Тварь довольно хмыкнула. Но тут меч Перси засиял – заклятие, поглощающее магию, начало действовать. Глаза монстра широко раскрылись, из них и из вен ушла чернота, и он снова стал более или менее похож на обычного человека – пусть и умирающего. Он хрипло вздохнул, вцепился в доспехи Перси (тот машинально отметил, что на тыльной стороне ладони стоит крест – метка головорезов) и, обратившись в прах, осыпался с клинка на землю.

– Санкт, – выругался Перси, уставившись на холмик сажи, который уже сносило ветром.

А потом вдруг почувствовал жгучую боль в спине и, опустив глаза, увидел острие меча, торчащее из груди. Затем с чавкающим звуком клинок выскользнул из тела, а у Перси подогнулись колени. Он судорожно вздохнул, и легкие наполнились кровью. Подняв глаза, он увидел стоящего перед ним Мортимера с окровавленным мечом в руке.

– За что? – прошептал Перси.

Мортимер посмотрел на него совершенно черными глазами и мрачно улыбнулся.

– Асан харана, – сказал он. – Благородное сердце.

Затем тварь подняла меч над головой Перси и снесла ее с плеч.