Глава 12
Возле городских врат преисподняя. Взрывом разметало барбакан, тлеет острая щепа телег, камень разбит в кучи щебня. В окрестных домах повыбило окна, у ближних валятся наружные стены.
Телеги перевёрнуты целиком вместе со скарбом, тюки с вещами раскиданы вокруг, рядом сгрудились выжившие, как мелкинды, так и иной люд.
Я мечусь от телеги к телеге, помогая выбраться придавленным, переступая через мёртвых, затыкая уши на стоны и плач. Везде боль, стенания, проклятия в адрес любого, кто на ум придёт.
И совершенно непонятно, что случилось.
Одуревший стражник слепо бредёт среди обломков, правая половина тела залита кровью. Замер, руки потянулись снять шлем. Трясёт головой как пёс.
– Что!!! Здесь!!! Случилось?! – прокричал я в глухие уши.
Покрытый копотью палец стража прочистил ухо, на ногте лаково блестит кровь. Скорее догадался, чем услышал вопрос, проорал в ответ:
– Взорвалось! В повозке! Сработал охранный оберег и ба-бах! От сержанта только шлем, сапоги и нагрудник, а мелкинда того, проклятого, в клочья! Сколько народу погубил, сволочь! Все они сволочи!!!
Я поспешил убраться, пока стражник не протёр как следует глаз.
Я обошёл пострадавших, мимо дребезжат на выезд телеги, кто-то счастливо не успел к взрыву, отделался испугом. Раифы, как и Шверге, нигде нет. На вопросы пара мелкиндов отмахнулись – не видали вовсе.
Я решил с отчаянной надеждой: застряли дома, ещё не собрались. И поспешил на Горелую площадь. Горожане, оторванные от утренних забот звуком взрыва, выскочили из домов узнать, что к чему. Узнав, – такие дела происходят! – не возвращаться же обратно. Махнули рукой на чужаков-мелкиндов, попёрли потоком смотреть на казнь. Все подходы к площади запружены, люди стоят плотно бок к боку, и мне не удалось протолкаться к центру, лишь к краю линии домов, что вокруг. Я вскочил на камень, тот давным-давно вывалился из фундамента, снизу мечет злобные взгляды увалень, только что сам хотел усесться. Я нащупал рукоять меча, и взгляд исчез, испарился. Я кивнул довольно – так-то!
Клинок – хорошая вещь, избавляет от проблем одним наличием. Правда, кличет иные.
Я окинул взглядом площадь. Народ устал ждать, пока бейлиф перечислит все умыслы и злодейские планы Джетсета. Принц замер, вытянувшись в рост, руки связаны за спиной, нос высокомерно вздёрнут. Портит вид петля вокруг шеи.
Бейлиф выдохся, перевернул пергамент, брови домиком жалобно полезли на лоб, не найдя, что ещё зачитать. Сделал жест палачу, тот взялся за рычаг. Джетсет прокричал:
– Слово! Дайте сказать! Последнее слово!
Децимарий из фракции костра проорал:
– Обойдёшься! Нечего слушать лживые речи!
Поглядел на людей, ища поддержки. Раздались слабые возгласы, но в целом понятно – народ бы послушал. Вперёд вышел децимарий из свиты Третьего.
– Пусть говорит! Может, покаяться хочет!
И на этот раз смешки жидкие. Передержали людей, всем не терпится разойтись по кабакам, за кружкой обсудить: такой высокомерный принц, а дрыгал в петле ногами ровно простолюдин.
– Люди! Люди некогда славного города Дециара, столицы королевства Ретуния! – начал Джетсет. – Мне предстоит умереть, болтаться в верёвке как гнусному вору, но знайте! Я, наследный принц королевства, сын короля Джерона, пришёл к вам как освободитель! Избавить от гнёта Шестёрки! Этих лжецов и кровавых убийц!
Народ на площади притих, слушают разинув рот, рядовые децимарии взялись крепче за копья. Подручный Третьего и в ус не дует, кивает благодушно на каждое слово. А вот коллеги как багровый уголёк проглотили. Джетсет продолжил.
– Вы знаете, один из них, Шестой, уже мёртв! Погиб от моей руки в Цирке Магикус! Правители чуют угрозу, хотят казнить не за вторжение! Я с верными рыцарями освобожу вас от кровавых тиранов! Я знаю правду!
Раздались крики: какую правду? Я уже догадываюсь, что Джетсет скажет и почему Третий предпочёл выставить в первую шеренгу меня.
– Шестёрка казнит, чтобы заткнуть рот! Но они просчитались, нельзя лгать своим подданным, правда священна! Правда найдёт путь к сердцам и душам, к вашим сердцам!
Командиры децимариев делают жесты, вот один подскочил к подручному Третьего, что-то яростно шепчет на ухо. Тот покивал, соглашаясь, но ничего не делает.
Сразу в нескольких местах площади крик. «Обманывают!», «Предатели!», «На костёр самих!», «Проклятая Шестёрка!». К месту казни пробрался, путаясь под ногами, юродивый. Весь перемазан соплями, голова в струпьях. Открыл гнилой рот, шибануло через всю площадь так, я чуть с камня не слетел.
– Скажы, прынц, не томи! Люди, шмотрите, до сего довела Шыстерка! – прошамкал беззубо обиженный на ум калека, показывает на себя. – Шмотрите на меня, дурак дураком, и то ражумею – фрут они фсё!
– Да, лгут! – яростно выкрикнул Джетсет. – Магия! Магия не пропала! Они сами… аг-х-хр!
Командир одного из отрядов децимариев с выпученными глазами подскочил и дёрнул за рычаг. Джетсет исчез в люке в днище телеги, но верёвка ожидаемо лопнула за миг до рывка. Толпа дружно вздохнула. Тотчас с разных концов крики «бей», «спасай принца», в децимариев полетели камни. Юродивый показал неожиданную прыть, вырвал копьё у зазевавшегося стража, кончик вошёл в брюхо соседнего.
И пошла свалка. Меня унесло с камня, стараюсь пробраться к Джетсету. Справа и слева выныривают рожи, кулаки свистят над головой. Ряд децимариев смяли мгновенно. С окрестных домов, из узких окон-бойниц посыпались стрелы, там и сям закричали раненые, но целят в центр, где принц. Его уже прикрыли телами люди Третьего, на ходу скидывают рясы, под ними королевские цвета – цвета Джетсета! У телеги мелькнуло знакомое лицо, я узнал Хурбиса, в руке тонкий клинок.
Косой дождь стрел загустел, с крыш коротко тренькает, люди начали падать и с арбалетными болтами в груди. Ещё миг, и толпа в ужасе откатится, бросив раненых и убитых. И это конец, бунту не суждено перейти в восстание! Я присел, натянул куртку на голову, как пустынник. Сосредоточился, перед внутренним взором все амулеты и обереги на площади, а их немало! Никогда не творил магии столь быстро. Резко выпрямился, гляжу наверх. В чистом небе сгустилось облако, с каждым биением сердца чернеет, подул резкий тёплый ветер. Громыхнуло, я спустил невидимую привязь. Дюжины слепящих молний ударили в окна, по крыше, лопнула кладка стен, черепица веером, на головы толпы посыпалось огненное крошево. Поток стрел иссяк.
Юродивый по макушку в крови вскочил на одну из телег, ногами на половинки злополучной колоды. Прокричал в экстазе:
– Махия! Махия фернулась! Урха, урха прынцу Жесету! Махия фернулась, махия фернулась, аа-а!
И бросился прочь.
Люди начали скандировать: «ура», «Джетсет», «магия с нами». Судьба повернулась к принцу щедрой своей стороной.
Мы вломились во дворец, как и тысяча озверевших горожан. По пути крушим всё, но здесь и там неожиданно встают заслоны крепких ребят в цветах принца. Кутерьма разлучила с Джетсетом, но я помню уговор – беречь принца. А лучше всего уберечь, погубив врагов!
И снова я во дворце, в третий раз, считая бестелесное путешествие. Надеюсь, в последний. Под ноги красной змеёй ложится дорожка, ковёр раздваивается, как и лестницы, те идут из парадного зала вверх и сходятся на площадке перед бывшими королевскими апартаментами. Там засели остатки верных Шестёрке сил, в глубине залов сам Первый. Их атакует на правом фланге смутно знакомый рыцарь с отборным отрядом, волосы солнечного цвета или даже золота. На левом развернул децимариев бывший Третий, демонстрируя верность, вырядил своих в цвета принца. С ним щёголь Хурбис.
Препона в том, что путь в апартаменты преградил не дворцовый люд, паркетные шаркуны, а отборная стража Шестёрки, лучшие из лучших, ветераны Цирка Магикус. И с магией не развернуться, ни мне, ни Третьему, нет этой магии, ни капли. Первый правитель успел сделать выводы, и все амулеты, обереги, коими, не стесняясь, пользовались во дворце, даже светильники со стен куда-то пропали.
Я решил, лучше присоединиться к Третьему, пусть с Хурбисом под боком.
– Ну что там? – бросил я.
– Засели, – буркнул Третий.
– А может, ну их?
– Ни в коем случае! У Первого мало ли что припасено! Нет, штурмовать надо, хотя бы пока всё ценное не уничтожил.
Глаза Третьего блеснули.
– Желательно прикончить при штурме, так? – пытливо спросил я.
Третий поджал губы.
– Ты прав, для меня – желательно. Но и для Джетсета тоже. Куда проще убить сейчас, чем решать, что делать после! Едва ли он согласится сложить оружие.
Я задумался, хлопнул ладонью по лбу.
– Послушайте, есть отличная идея! Просто замечательная! Пошлём парламентёра.
– Парламентёра? Кто рискнёт шкурой? Им терять нечего.
– Рискну я. Судите сами: я вроде как не ваш и не их. Да, связан был с Джетсетом, но Первый не дурак, понимает – я сам по себе.
– Вот именно, – раздалось за плечом, – сам по себе.
Здесь Джетсет, одет с чужого плеча в нарядную куртку с золотым шитьём, на ногах снова сапоги, шпоры золотом царапают пол. Я с подозрением уставился на зелёную кожу голенищ.
– Ваше Высочество! – воскликнул я. – Не сомневаюсь, у вас есть более достойные персоны.
Я сделал вид, что кланяюсь. Глаза Джетсета опасно блеснули.
– Будь осторожнее, Виллейн! – проговорил Третий. – Принц без королевства и принц в одном шаге от трона – это два разных принца.
Джетсет благосклонно кивнул Третьему, затем бросил мне:
– Что ж, ты прав, тебя не жалко. Но что скажем правителю?
Появился Хурбис, делает вид, меня нет.
– Скажем – сдаваться, Ваше Высочество.
– Свежая мысль! Глубокая! В обмен на что? – спросил Третий. Хурбис поморщился устало.
– На жизнь, разумеется! – прогудел низким голосом подошедший рыцарь, и я узнал его – тот самый, что обещал запомнить. Рыцарь добавил с лёгким кивком: – Колдун мелкинд Виллейн.
– Мелкинд здесь, мелкинд там, все знают мелкинда, – пробурчал принц. – Разумно ли отпускать Первого?
– Кто сказал, что сдержим слово? – воскликнул Хурбис, на губах заиграла улыбочка. Золотоволосый скривился.
– Нет! – решительно заявил Джетсет. – Слово сдержать придётся, иначе… иначе я не могу рассчитывать на верность никого из вас!
Джетсет обвёл продолжительным взглядом каждого. Кроме меня.
– Лучше отпустить… сбежавший правитель даже удобнее мёртвого. Полезнее, – проговорил Третий многозначительно. Все подтвердили кивками согласие.
Я подал свой меч Джетсету, на этот раз рукоятью вперёд.
– Помните, Ваше Высочество? – улыбнулся я. Но Джетсет делает вид, что не замечает, и я сунул клинок рыцарю.
Мне дали белую тряпку на обломке копья, и я зашагал, помахивая, по красной, в свежих тёмных пятнах дорожке.
Массивные двери отрезали дорогу назад с гулким металлическим лязгом. Я шагаю осторожно, тяну шею, пытаясь избежать бритвенной остроты у горла. Одно неловкое движение, и залью кровью великолепный паркет. Но волновался напрасно, слишком опытны руки, что держат мечи. Отборная стража, децимарии куда ближе к тем, легендарным, чем виденные прежде ленивые увальни, жадные и толстые жабы да тощие писари. Нет, эти – настоящие воины, беспощадные к врагам и безжалостные к себе, верные до последнего, и даже после.
Меня проводили до спальни, бывшей королевской. Совсем скоро её займёт принц, нет, король Джетсет. Я стараюсь выглядеть уверенно и мирно, скрыть дрожь коленей под тканью штанин и петухов в голосе за напускной небрежностью.
В спальне пусто, не сказать аскетично. Вместо роскошного королевского ложа узкий топчан под балдахином возле стены, по центру стол, завален бумагами, в аккуратных стопках фолианты древних книг. У окна, на фоне близких гор человек, глубокие морщины перечеркнули недавно надменные черты, плечи ссутулены. Но во взгляде мрачный огонь. Нет, Первый не сдался. Такие не признают поражений!
– Милорд… – проговорил я, сразу беря быка за рога. – Я послан с предложением сдачи!
– Вы сдаётесь, – предположил ровным безжизненным голосом Первый.
И я понял: он не отступит. Из высокомерного ли презрения к захватчикам, от упорства, перерастающего в упрямство, или ещё чего. Не отступит, и мгновения мои сочтены. Провались моя миссия, и он не упустит шанс устрашить, отправить посланника назад по частям.
– Знаете, почему Джетсет победил вас, Шестёрку?
– Этот предатель Веррат! – процедил правитель, и я впервые услышал имя Третьего. – Если б не он!
– Нет, милорд. Джетсет предложил людям то, от чего бежали вы все эти годы!
Правитель закован в доспех самообладания, но я заметил, как дрогнул на миг. Продолжил с нажимом:
– Он подарил надежду. То, что вы забрали давным-давно!
– Надежду на что?! – рявкнул Первый. – Как смеет этот юнец дарить напрасные надежды?! Где возьмёт магию защищать город? Что у него за душой кроме пары мечей? Предатель да тощий мелкинд?!! Проспал своё королевство, ищет, где пристроиться!
Я помедлил, подбирая слова.
– Ваши сомнения… обоснованны. Я даже склонен считать – у Джетсета нет особого плана. Но люди будут рады довериться – после стольких лет безысходности и медленной смерти королевства. А с доверием горы свернуть можно!
Первый фыркнул, но задумался. Я продолжил вкрадчиво:
– Теперь догадываюсь, что двигало вами тогда. Да-да, Веррат намекнул. Я понимаю, только неравнодушный и искренне заботящийся о благе, благе королевства, а не о личной выгоде, мог решиться стать тираном. Чтобы спасти от полной гибели. И вы преуспели! Но тираны… уходят, пора уйти и вам.
Воцарилась долгая, тревожная тишина. Хотя клинки не щекочут шею, но дело мгновения расстаться с головой.
Первый правитель прошёл вдруг к кровати, рука откинула ткань балдахина. На белоснежной простыне Рилайна, лежит как жива, в роскошном, красного шёлка платье. Веки прикрыты, на губах лёгкая улыбка, словно нежданному подарку. Подарок торчит под левой грудью – рыцарская мизерикордия, пятно крови не заметно на алой ткани.
Когти впились в ладонь, чую, как пронзают кожу и в ладошке мокро. Но боли нет, лишь слепящая ярость!
Я крутанулся так, что отборная стража выхватила клинки, и бросилась бы, если не жест правителя.
– Как догадываетесь, не моих рук дело. Вы продолжайте, продолжайте про надежду, про тирана, про принца Джетсета.
Я проглотил язык.
– Впрочем, выслушаю, пожалуй, ваши условия. Излагайте!
Я сделал усилие приструнить мысли, что отправились вскачь.
– Условия просты: вы слагаете оружие, вам оставляют жизнь и выдворяют за пределы королевства, с условием, что заявите о себе… подальше отсюда.
Последние слова даются с трудом, начинает смутно доходить – отчего такое щедрое предложение.
Для правителя не осталась незамеченной моя дума, я для него открытая книга.
– Я согласен на сказанное. Но мои люди отправятся со мной все, так и передайте – все!
Я склонил голову в поклоне, повернулся уйти. Но взгляд прикипел к Рилайне, чья смерть от рук предателя делает правителя неожиданно сговорчивым.
Скрепя сердце я оставил покои.