Я прилип по ту сторону окна, когти на кончиках пальцев впиваются в щели кладки. Рилайна стреляет глазами в распахнутые створки, и Первый правитель, нелёгкая принесла так не вовремя, вот-вот заметит. Чёрный как ночь ворон, противно скрежеща когтями по меди крыши, съезжает на заднице от шпиля до края. От мерзкого звука корёжит, по коже мурашки размером с мышь, нестерпимо хочется заткнуть уши. Три взмаха крыльями и ворон наверху, глядит бусинкой глаза, клюв раскрыт в насмешке.

Голоса в спальне затихли, хлопнула дверь. Я ввалился обратно, крадусь на цыпочках следом. Подмигнул служанке, та глядит весело и с хитрецой, я двинулся вслед голосам вниз по лестнице. На полпути Рилайна с правителем свернули в боковой коридор, я заспешил вниз, прикидывая, как протиснуться мимо засони-стража.

Дверь распахнута настежь, в сторонке капитан кулаками отчитывает незадачливого служаку. Первые подводы, что спешат с утра доставить самое свежее, уже разгрузили. Телеги стоят в очередь на выезд, извозчики орут приглушённо – одна из подвод застряла прямо в воротах, колесо с обломком оси отвалено вбок.

– А ну, плешивые! Живо на руках выносите! Нечего толпиться тут! – прокричал капитан, позабыв про разнос. Извозчики кинулись подымать. Я пристроился сбоку к телеге, очи долу. Миновали ворота, я тихо, бочком в сторону, никто и не заметил.

На небе розовеет, далёкие облака у горизонта подсвечены красным, что предвещает хороший и ясный день. На дальнем конце города из-за крыш выглянул край солнца, и склоны гор на западе сразу засияли лиловым.

Я припустил через площадь, что кольцом вокруг дворцового комплекса, прямиком на широкую улицу. Впереди перекрёсток, мне направо к городским воротам, но тянет налево, что неудивительно после встречи с Рилайной. Но мысли о Раифе, в груди сладко замерло, а воображение рисует такие сцены!

Я на полпути к кварталу мелкиндов, и вокруг суета. Добротные повозки прыгают подбитыми медью ободами, стучат по брусчатке, за бортиками среди тюков дети, вертят головами словно птенцы в гнезде, лица тревожны. Взрослые мелкинды пешком, берегут лошадей. Я ловлю удивлённые и изредка злобные взгляды.

Квартал сородичей позади, я ступил на Горелую площадь, народ подтягивается спозаранку боковыми переулками. Старательно гоню воспоминания о вчерашнем, о веере тел вокруг пустой ямы. Яма засыпана свежей землёй, а люди, люди прут как ни в чём не бывало.

Из пока редкой толпы выскочил мелкий, с гоблина, тип, одёжка на худых плечах как на вешалке, поперёк живота лоток со снедью.

– Орешков купи! Может, сушёных близзаров? – привязался лоточник. Оглянулся по сторонам, понизил голос до шёпота: – Есть кое-что иное, с былых времён. Интересуемся?

Я усмехнулся, жестом отсылая прочь.

Торговец нашёл кого облапошить. Покупатель на вид из деревни, разве что не в лаптях, стоит раскрыв рот. На левой ладони горсть калёных лесных орехов, в правой прут с кусками жареного мяса неизвестного зверя, на шее связка бубликов в сладкой посыпке. Подле вертится мелюзга, вокруг отца да дородной супруги. Семейство на выгуле, как не посмотреть на лучшее в мире зрелище – казнь?

Крестьянин отшатнулся, выставил ладони. Лоточник разочарованно скользнул мимо, тощей рукой ловко срезал кошель с простака. Следом, поодаль, протискиваются двое, одеты ремесленниками, но я почуял: за пазухой настоящие обереги. Ищейки! То ли пройдоху ловят, то ли жулик свой, прикормленный, и ловят простофиль на живца.

Не самый радостный город в мире, Джетсет мог и получше местечко для смерти найти.

Вот и он, на простой телеге, запряжённой волами, как былинный король. Переодели в чистую рубаху, в остальном такой же: светлые волосы немного спутаны, профиль хищный, а тонкие черты застыли надменной маской.

От не близких ворот шум. Где-то там соплеменники, не знаю, как минуют стражу, и знать не хочу – эти где хочешь пролезут!

Джетсета оставили в телеге, дюжина децимариев в парадных одёжках, если можно назвать особо чёрные рясы нарядными, окружили принца. На лобном месте разгорается спор: всё готово к сожжению, но по обрывкам речей уловил, хотят рубить голову. Только незадача, эшафота нет! Джетсет повеселел. Один из подручных палача, раздвигая толпу широченными плечами, бросился с поручением. Не прошло и четверти часа, едет телега, на ней здоровая колода для рубки мяса. Подручный сияет, гордый смекалкой.

На лице Джетсета облегчение сменилось тревогой. Даже не тревогой, а мучнисто-белым страхом! Народ вдруг заволновался, качнулся в сторону, но мигом успокоился, вокруг свист и хохот. С проулка выезжает телега с походной виселицей, впереди ступает с важным видом децимарий, что-то кричит про Третьего и приказ повесить, а не рубить.

Телегу с виселицей очень настойчиво проталкивают в центр площади. Децимарий от Третьего из Шести уже схлестнулся с другими двумя в жарком споре. Джетсет застыл в напряжении, ему предпочтителен какой-то один вид казни. Я глянул на широкий топор, брошен небрежно поверх колоды. Нет, топор заставляет принца бледнеть, как призрака увидел! Костёр я откинул сразу, костёр всем надоел. Остаётся верёвка.

Я выхватил взглядом тех двух унылых ищеек. Отираются неподалёку, что попадёт на глаза, услышано ушами – запомнят вернее писчего пергамента. Обереги за пазухой одинаковые. Я начал осторожно свивать канал для магии, как делал десятки раз, добывая силу гробниц и древних артефактов, как проделал на арене с шаманами.

Палач решил подразнить зрителей, попугать смертника. Могучие руки в курчавых барашках чёрного волоса играючи вскинули топор. Я приготовился. Децимарий из фракции усекновения головы показал толпе чистый пергамент – цел и невредим – уложил поверх колоды. Из толпы метнули несколько яблок, палач ловко поймал одно, другие отбил одним сложным слитным движением топора. Толпа взревела от восторга. Яблоко легло в центр, поверх пергамента. Сейчас прямая и длинная кромка топора, острая как бритва, развалит яблоко на две половины, но пергамент должен остаться без единого пореза.

Палач покрасовался ещё чуток, переложил топор поудобнее. Хэкнул – и лезвие понеслось вниз. Я спросил пень, не пропустить ли топор? Как аргумент – толика магии из амулетов. Палач – мастер своего дела, яблоко брызнуло половинами, децимарий схватил и радостно демонстрирует целый пергамент. В лицо ему хохот, зеваки тычут заскорузлыми пальцами. Децимарий оглянулся, уставился тупо на колоду, та лопнута надвое, половинки аккуратно завалились в стороны.

Из толпы засвистели, вокруг смешки и ехидные возгласы.

– Ты что, Бутель, каши с салом с утра переел? На чём рубить теперь будешь?

– А пергамент, пергамент-то цел! Как шуба у свояка, когда его медведь в предгорьях подрал…

Замешательством воспользовался сторонник верёвки, оттирает соперников в стороны, провозгласил громогласно:

– Успокойтесь, люди! Не беда, негодяя повесим!

– Так ведь это, он благородных кровей, полагается голову рубить! – прокричал какой-то законник из толпы. Прежде чем народ подхватил, децимарий воздел длань, пальцы в богатых перстнях пустили по толпе жирные жёлтые зайчики.

– Мы не признаем королей и их право! Он будет повешен, это слово Третьего из Шести!

– Тогда поскорее! – переменился законник.

На лице децимария расплылась улыбка, глянул победно на коллег.

– Будет вам зрелище! Но и закон почтить нужно, сначала обвинения, затем казнь!

– А как же приговор? – прокричал из толпы кто-то новый.

Децимарий осклабился ещё пуще, подмигнул:

– Ну что вы как дети!

Вновь грянул хохот, и я почувствовал, будто вляпался в неимоверно мерзкое. Хочется сжечь город дотла со всеми обитателями! В сердце мрачный огонь, и я всё чётче представляю одно из первых дел для Талисмана.

На запястьях как клешни сомкнулись, руки рывком завернули за спину. Я и глазом моргнуть не успел, как потащили с площади вон, по бокам сопят две те самые ищейки.

Мы вышли за пределы толпы, впереди глухой тупик. Я рванулся изо всех сил – сейчас начнут убивать!

На ухо шепнули:

– Не дёргайся, поговорить хотят и только!

Клешни разжались, я схватился за запястья, на коже след, точно изжёвана. Ищейки попрятали в карманы ручные кандалы необычной работы, похожи на клещи. Из тёмной ниши отделился высокий человек, одет добротно, даже слишком. Взгляд глаз из-под ещё чёрных бровей таков, что заставляет тянуться как новобранцу. В волосах полно седины, с шеи свисает массивная цепь с кулоном. Жестом отослал ищеек за пределы даже их слуха.

Губы, что как тонкая линия, разошлись в усмешке.

– Позволь поблагодарить за Магикус. Да и с колодой неплохо управился! Изящно, изящно!

– Вы… вы маг! – бросил я с вызовом.

– Вижу по лицу, ты всё осознал. Да, я ещё и Третий правитель.

– Н-но, почему? – проблеял я.

От уголков губ правителя побежали вниз горькие складки.

– А что нам оставалось? Магия Чаши Симарина иссякла, и мы не могли больше держать нечисть вдали от стен. Надо было как-то объяснять людям. Ещё вчера купались они в достатке, а иные и в роскоши, объяснять кто виноват. Именно кто виноват, думаешь, их волнуют детали, куда делась магия? Проще было объявить магию злом!

– И преследовать без разбору! – с жаром накинулся я.

– Это неизбежно следует из логики принятого решения, – с каменным лицом ответил правитель.

Я собрался с мыслями.

– Вы позвали меня не душу излить, так ведь? – вкрадчиво спросил я. Правитель рассмеялся:

– Верно. Как ты мог заметить, власть Шестёрки уже не та… да и Шестёрки нет, – проговорил правитель, глядя на удивлённое моё лицо. – Мало кто знает, Второй был тайно казнён за измену, Шестого прикончил ты. Пятый стар и почти выжил из ума.

– Теперь понятно, – проговорил я медленно, – вы на очереди! Что случилось, Первый хочет править единолично?

– Что хочет Первый, знает только он. Это не важно. Важно, чего хотим мы.

– Кто эти мы? И чего ждёте… от меня?

Третий правитель поколебался, продолжил со вздохом:

– Достаточно знать, что мы хотим возвращения короля. Точнее, королевской власти! Джетсет подходит нам… весьма!

– Временно свободный от королевства принц, который претендует и на старые свои земли, – поддакнул я.

– А ты не так глуп в политике, как думает Его Высочество, – заметил правитель. Я вздрогнул. – Наивно считать, что подземные ваши беседы остались не услышаны.

– И всё-таки, я вам зачем понадобился?

– Разумеется, сорвать казнь. Нет, даже не так, сделают без тебя, но я не смогу там быть, подстраховать магией. Ты должен любой ценой сохранить принцу жизнь, не только во время казни, но и… после. Будь рядом! Мало ли что непредвиденное случится.

Я сделал вид, что колеблюсь, позволил жадности дойти до лица.

– А что получу взамен? Только не говорите про сердечную благодарность!

– У нас вдоволь золота, назови цену.

– Пхе, вы отлично понимаете, мне интересна только магия!

Правитель скривился, как лимон съел или даже заморский лайм.

– Ты должен знать, с магией у самих негусто!

– Пожалуй, заберу кристаллы с пиларов. Упакуйте в телегу!

– Ты с ума сошёл! Ни за что! Это последнее, ничего не осталось! Мало тебе что разрушил один! – взбеленился правитель. Подручные-ищейки сунулись было на шум, вернулись обратно по движению брови. Правитель взял себя в руки. – Хотя погубить Шестого, этого кровавого борова, стоило затрат.

Я делаю вид, что так разочарован!

– Что ж, тогда ничем не могу помочь. Разве что, – подсёк я рыбку, – поделитесь секретом пиларов! Как они работают и зачем вообще нужны? Откуда взялись?

Правитель вздохнул, черты лица разгладились. На миг кажется, он спланировал разговор от начала и до конца, и я лишь послушно исполняю роль, ярмарочный петрушка.

– История долгая. Ты ведь помнишь легенду о Симарине?

Я сделал неопределённый жест, мол, продолжайте.

– Эти пилары с того самого храма!

– Так это вы придумали назвать стражу децимариями?

– Верно. Тогда это казалось забавным. Пилары обладают чудесным свойством замораживать, превращать в подобие камня человека, эльфа, огра, любого, на кого настроен пилар, – и возвращать к жизни вновь! Говорят, их изготовили в древности, в попытке продлить жизнь обречённых, пока подоспеет помощь. Ну да ты сам знаешь, как использовали на самом деле!

– И как используете вы сейчас! – бросил я с упрёком.

– К чему обвинения? Тебе пилар сослужил неплохую службу.

– И послужат ещё, как только дадите ключ.

Правитель подошёл на шаг ближе.

– Слушай внимательно, не перебивай. Кристаллы поверх пиларов – источник магии, но всё же их роль незначительна…

Правитель исчез за дверью обшарпанного дома, подручные мягко, но настойчиво вытолкали из тупика вон. Я иду на Горелую площадь, спасать, нет, на этот раз наблюдать за спасением злополучного Джетсета.

Уже на полпути, как у городских ворот бахнуло, в небо кометами взвились камни, совсем рядом шлёпнулись чьи-то ноги в сапогах дорогой серой кожи. В голове лишь одна, тревожная мысль, я бросился на поиски Раифы и Эритора.