Глава 21
Работа для штрафников
Ничего плохого с моими ушами не случилось. Ну подумаешь, грохнуло так, что перед глазами потемнело, а земля под ногами угрожающе задрожала, после чего поджилки стали ватными, а ладони потными. То, что руки теперь гудели из-за того, что им пришлось перекатывать тяжеленные стальные барабаны, облепленные взрывчаткой – тоже не беда. Не пойму, почему мне не понравился тяжелый физический труд, он ведь так прекрасен.
Работа, которой я сейчас занимаюсь, не сказать, что тяжелая. Но она бесконечно ужасная и отвратительная. Мне кажется, что хуже придумать вряд ли возможно. И уж тошнотворнее – точно.
Осознание свалившихся на меня невзгод пришло не сразу, оно проявлялось постепенно, и тревожный набат ударил лишь тогда, когда дело коснулось святого – одежды.
Для начала Берта отвела нас к автобусу, раскрыла заднюю дверь и начала вываливать неприглядно выглядевшие зеленые тюки. Устроив на асфальте бесформенную кучу, издевательски-великодушно произнесла:
– Не стесняйтесь, выбирайте самые модные тряпки и подтягивайте под свой размер, там тесемки для этого есть. Размеры не для девочек, поэтому ноги у вас будут болтаться, чтобы этого не было, набивайте туда ветошь и вату, вот вам целый ящик такого добра. И пошевеливайтесь, у нас осталось около часа, обычно именно столько уходит на то, чтобы подтянулись самые неприятные и хитрые мертвяки. Таких Крысолов всей толпой не утащит, он на эту ораву почти все силы слил.
Тряпки? Вульгарное, но понятное каждой девушке слово. Вот только тут я вижу лишь что-то похожее на прорезиненный брезент, пусть в нем и угадываются формы чего-то, что можно на себя надеть, но это походит на несмешную пародию не самого нарядного платья.
– Элли, не надо смотреть такими глазами, вот, бери, размер минимальный, как раз под тебя. Рината, помоги ей, эта бестолковая ни за что сама не разберется.
В этом Берта права на все сто, мне бы и вечности не хватило. Прежде всего, пришлось забраться в жуткого вида штаны сливавшиеся воедино с грубыми резиновыми сапогами. Пояс непомерно высокий, Ринате пришлось его подкатывать вместе с фартуком-передником, достававшим мне чуть ли не до носа. Несмотря на вату и ветошь, ступни болтались в свободном пространстве, завязки тоже не помогли, тяжелое, жутко некрасивое одеяние повисло на мне, как безразмерный саван на добротно высушенной мумии.
То есть, половина одеяния, потому что на этом мои муки не закончились – настало время верхней части. Столь же ужасная, как и нижняя: с длинными рукавами, в которых потерялись руки; туго и неудобно соединявшаяся со штанами; такая же бесформенная.
После поспешной и не слишком удачной подгонки подошла очередь последнего кошмара – моя голова оказалась обтянута резиной с круглыми стеклами лупоглазых очков, а перед ртом болтался цилиндр из выкрашенной в зеленый цвет жести, через который с натугой проходил воздух для дыхания. И проходил он шумно, из-за чего со стороны должно быть казалось, что я дышу, как загнанная лошадь.
То есть – ни разу не женственно.
В общем, иначе как костюмом-катастрофой такое не назвать, и то, что остальные девочки выглядят так же несуразно, ни капли меня не утешает.
Берта единственная из нас, кто осталась в пусть и некрасивой, но нормальной одежде. Она только сапоги резиновые надела и повесила на шею легкую маску респиратора. А затем провела короткий инструктаж.
– Если кого-то сильно затошнит, сразу бросайте все дела, выскакивайте на чистое место и там срывайте противогаз. На месте даже не думайте его стянуть, иначе точно затошнит, там пахнет вовсе не французскими духами, уж поверьте. Рубленое вместе с костями мясо перемешанное с содержимым кишечников и залитое кровью – вот в чем вам придется покопаться. Аромат от этого добра так себе, особенно если нюхать в упор, даже мужчинам от него не по себе, а уж насчет вас лучше промолчу. И повторяю – поаккуратнее с ножами, они острые, и вы их быстро запачкаете. В мертвяках живут самые разные бациллы из всех миров, которые снабжают Улей своими жильцами. Это единственная питательная среда для многих не самых полезных микробов, потому что зараженным от них хуже не становится, а с некоторыми у них что-то вроде тесной дружбы. Если вы себя пораните, в вашу кровь может попасть что угодно, вплоть до штамма какой-нибудь экзотической разновидности чумы. Вы иммунные, вас зараза не берет, но не всегда это срабатывает, да и в самом лучшем случае придется немного поболеть. Кому-то нравится валяться на больничной койке? Нет? Тогда работайте аккуратно, не зевайте и не расслабляйтесь. Напомню, что если увидите мертвяка, с которым стучалки вряд ли справятся, следите за тем, чтобы не оказаться на линии между мной и тварью, я не так уж хорошо стреляю. И не надо выпутывать спораны из паутины, просто бросайте комки в ведра, с этим потом другие разберутся, сейчас каждая секунда дорога. Пошевеливайтесь, как можно быстрее, надо успеть вычистить дорогу до отхода, у нас на все про все меньше часа. Задачу уяснили? Тогда за мной.
* * *
О том, чем именно должны заниматься ковырялки, я догадалась задолго до того, как мы дошли до места кошмарной работы, но верить в это не хотелось. Для окончательного осознания того, насколько крепко влипла, хватило открывшегося впереди зрелища и различных обрывков информации. В том числе и частых намеков на то, что нам придется покопаться в грязи.
Вот только грязью я бы такое не назвала.
Щиты, установленные на стенах по обеим сторонам от дороги, и барабаны, закрепленные на вбитых в просверленные в асфальте отверстия стальных штырях, сработали, когда Крысолов завел зараженных в проход и поднял вертолет на безопасную высоту. Все эти закрепленные на поверхности взрывчатой массы болты, гайки, шарики и просто бесформенные кусочки металла полетели в нужные стороны с огромной скоростью. Саперы расположили мины направленного действия таким образом, что каждый клочок пространства перекрывался разлетом осколков не один раз.
Даже не самые развитые заряженные – живучие создания. Но когда в них с огромной скоростью прилетают не такие уж маленькие куски железа и свинца в сопровождении взрывной волны, их живучесть почти не помогает.
Почти – потому что некоторым все же удается не умереть окончательно. Именно из-за этого нас прикрывает Берта со своим карабином. Однако она за все время ни разу не выстрелила, всю работу по упокоению искалеченных выполняют Рината с Вестой. Высмотрев шевелящегося зараженного, они с силой стучат по его голове стараясь повредить споровый мешок, или без затей пробивают виски и макушки.
Потому и стучалки.
Присев возле очередного мертвяка, я на миг зажмурилась, это помогает справляться с приступами дурноты. Те, кто это придумали, полагали, что противогаз должен фильтровать абсолютно все, очищая воздух от любого намека на запах, но мне кажется, что это не так. Я что-то чувствую и не могу не согласиться с Бертой – здесь пахнет вовсе не розами.
Этот зараженный получил столько осколков, что невозможно понять, кем он был в прежней жизни – мужчиной или женщиной. Просто один из почти бесформенных обрубков, спасибо, что в этом случае еще можно разобрать, где именно следует искать остатки головы. Должно быть, мина разорвалась слишком близко, чуть ли не все мясо сорвало с костей, да и сами кости при этом сильно пострадали. Выглядит, конечно, кошмарно, но мне так даже лучше, останки почти не ассоциируются с человеком.
Осторожно повернуть разбитый череп на бок, также осторожно ткнуть острием короткого массивного ножа в складку почти оторванного спорового мешка; надавить; провести лезвием по самому низу радиального углубления; развести края надреза двумя затянутыми в резину грубых перчаток пальцами; ухватить комок черного содержимого; бросить в наполовину заполненное пластиковое ведро неуместной здесь веселой малиновой расцветки.
Все, дело сделано, пора заняться следующим.
Осторожно ступая по крови, сплошь покрывавшей асфальт, я склонилась над очередным куском исковерканного мяса, но краем глаза заметила подозрительное движение и, оборачиваясь, шагнула назад, на уже проверенный участок, где не осталось ни одного нетронутого спорового мешка.
Так и есть – еще один зараженный ухитрился уцелеть в минной ловушке. Вообще-то, сказать, что он уцелел – смелое преувеличение, просто до сих пор подает признаки жизни, но при этом вряд ли может считаться опасным. Нижняя половина тела отсутствует, все, что мертвяк сейчас может – это пытаться поднять перебитую в локте руку и урчать с нездоровым дребезжанием выпуская кровавые пузыри из дыры над безобразной раной образовавшейся после того, как ему оторвало подбородок и часть носа.
Рината, которую сейчас можно узнать лишь по высокому росту, быстро приблизилась и размахнулась клювом – специфическим оружием похожим на кирку. Эти грубые штуки таскают почти все рейдеры, ими не брезгуют многие солдаты и даже гвардейцы. Противогазная резина приглушала звуки, но этот я различила отчетливо – омерзительный хруст ломаемой височной кости.
Олеся не выдержала, что было сил бросилась назад. Ее уже стошнило однажды, но увы, этого оказалось недостаточно. Хорошо, если успеет добежать до чистого асфальта, мы ведь от него успели удалиться шагов на сорок.
Да и там не сказать, что совсем уж чисто. Дорога в этом месте идет под уклон, и вдоль бордюров далеко растеклись кровавые ручьи. Но посредине все более-менее пристойно, мы не успели затоптать асфальт раз за разом возвращаясь к подъехавшей поближе грузовой машине и складывая возле нее заполненные черными комками ведра.
За стенами тоже работают группы вроде нашей, ведь не все зараженные воспользовались этим проходом, некоторые ухитрились промчаться мимо него, именно против них там поставили мины второй линии. Но так как располагались они не так густо, то часть мертвяков не пострадала или пострадала не смертельно, так что после взрывов там пришлось поработать чистильщикам. В тех местах, где бетонные стены обрушились, я могла рассмотреть, что за ними валяется немало тел, но они не лежат так густо, как здесь. И уж навалов из них вообще не видно, а нам здесь то и дело приходится их растаскивать, чтобы добираться до погребенных.
В общем, там у них работа куда легче. Но мы проштрафившиеся, для нас никаких поблажек.
Хотя чего тут лукавить, совсем уж без поблажек не обошлось. Штрафники-мужчины работали на той же дороге, но гораздо ближе к нефтебазе. В том месте концентрация тел просто чудовищная, им приходится разбирать сплошной завал из окровавленного мяса, я бы там точно не выдержала.
Да и не факт, что здесь вот-вот не помчусь вслед за Олесей. Изо всех сил стараюсь сдерживаться, но это непросто дается.
Ну что это за противогаз такой?! Он ведь совсем не фильтрует запахи. Ведь не может вся эта мерзость мерещиться.
И хорошо бы придумать какой-нибудь способ, чтобы не смотреть на то, чем занимаются мои руки. Ведь они делают ужасные вещи.
У этого мертвяка взрывом сорвало скальп и завернуло назад закрыв затылок. Закусив губу и постаравшись не дышать, ухватилась за склизкие волосы, потащила на оголившиеся кости черепа, чтобы освободить подход к тому, ради чего затеяна вся эта тошнотворная возня. Но почему-то ничего не получалось, кожу будто что-то держало. Отрезать ножом? Бррр, в дрожь бросает при мысли, что придется кромсать нормальные ткани, а не похожую на подсушенный гриб стенку спорового вместилища. Тогда что же делать?
Начала ощупывать разодранный скальп затянутыми в резину пальцами пытаясь определить причину заминки. И почти сразу указательным наткнулась на что-то неестественное, явно чужеродное, инстинктивно одернула ладонь. Это была ошибка. Осколок – вот что торчало в кости. Острый кусочек металла резанул перчатку, я проворно вскочила и уставилась на руку начиная паниковать от мысли, что достало до кожи, что она теперь распорота, и в кровь попала какая-нибудь изощренная зараза.
А еще меня от таких переживаний замутило так, что я не раздумывая рванула по маршруту Олеси на ходу срывая поврежденную перчатку. Бросила ее в кровавую жижу под ногами, затем непостижимым образом ухитрилась стряхнуть вторую продолжая при этом таращиться на руку. Вроде бы не зацепило, ни малейшей ранки не видно, и кожа чистая, но меня почему-то продолжало колотить от жути.
Добравшись до относительно чистого асфальта, я тут же позабыла про тошноту, стянула противогаз, затем сама не знаю почему начала суетливо бороться с завязками. Хотя почему не знаю? Знаю прекрасно.
Мне нужно избавиться от всего этого. Избавиться как можно быстрее. Здесь все невыносимо грязное, я больше не могу это носить.
Верх ненавистного костюма отлетел в сторону, затем чуть ли не прыжком выбралась из широких штанов и с наслаждением ощутила, как ноги начал ласкать упоительно прохладный ветерок.
И тут же ухитрилась пораниться по-настоящему, наступив на еще один острый осколок. Их тут много валяются, они разлетелись далеко от бойни, в которую превратился дальний отрезок дороги.
Что я вообще делаю?! Зачем сняла защитный костюм?! Почему осталась без противогаза?! Боже, как же невыносимо здесь воняет, меня сейчас точно стошнит.
– Азовская, ты чего? – громко спросила Берта, стоявшая шагах в двадцати от меня.
– Я повредила перчатку, – сумела кое-как ответить не своим голосом, стараясь не оборачиваться на смрадную реку из растерзанных тел.
– Руку не задело?
– Нет.
– Ты зачем сняла костюм?
– Я… Я не знаю. Само получилось. Я на осколок наступила, ступню поранила.
– Еще бы не поранила, босой носишься. Вот зачем было разуваться? Ты представляешь, что это за осколки? Думаешь, они чистые?
– Вы о чем? Что значит чистые?
– Дуреха, сама-то как думаешь? Представь, через скольких мертвяков они должны были пролететь, прежде чем оказаться на асфальте.
Подумав о том, что осколок, прежде чем встретиться с моей ступней, мог пронзить насквозь нескольких зараженных, намотав на себя смрадные частички их грязных внутренностей, мне стало так дурно, что я едва не присела на подогнувшихся ногах.
Очевидно, мое состояние было столь красноречивым, что грубоватая Берта заговорила несвойственным для нее смягчившимся голосом:
– Ладно, сходи к автобусу и надень другой костюм, этот слишком грязный. И отдышись по пути хоть немного. Только надолго не пропадай, работы еще много, ты нам нужна.
Отвернувшись от меня, Берта вскинула карабин, наводя его на очередного зашевелившегося зараженного. Но стрелять не стала, судя по характерному звуку удара по черепу – стучалки вновь оказались на высоте.
А я развернулась спиной к бойне, медленно, стараясь растягивать каждый шаг, направилась в сторону перекрестка. Там за стеной скрывается автобус, в нем я постараюсь как можно неторопливее переодеться. И пусть только попробуют заставить меня действовать быстрее, ведь здесь нельзя торопиться, на асфальте слишком много острых осколков, об один я уже поранилась.
Спешка неуместна.
На что угодно готова пойти, лишь бы перерыв в жуткой работе затянулся как можно дольше.
Я и десять шагов не успела сделать, как все очень резко изменилось.
Вначале мне показалось, что мир резко померк. Это состояние продлилось кратчайший миг, и его можно было списать на особенности моего уникального зрения, оно нередко давало самые причудливые сбои в солнечные дни.
Но уже следующий миг показал, что глаза тут ни при чем.
За спиной громыхнуло так, что невольно вспомнился тот самый бесконечно далекий и поначалу мирный вечер, когда я вышагивала по кругу с книгами и стаканом на голове. Но это был не тот отрывистый хлопок, это что-то совершенно другое. Ревущее, басовитое, заполнившее непрекращающимся грохотом весь мир, вгрызающееся в уши, ударившее поверхностью земли по ступням и тут же толкнувшее в спину, заставив жестко припасть на вспыхнувшее болью ничем не защищенное колено.
«Повезло» наткнуться на очередной осколок.
Не поднимаясь, обернулась и ошеломленно уставилась на разрастающуюся тучу из угольно-черного дыма и пробивающегося через него огня, которая стремительно поднималась над нефтебазой. В ее недрах что-то ярко вспыхнуло, выбросив язык пламени на сотню или даже выше метров, по ушам ударил все тот же протяжный грохот, на миг заглушивший непрекращающийся рев.
Пламя и дым, стремительно расползаясь, поглотили все емкости и направились дальше, во все стороны, в том числе и по направлению к дороге. Вот туча выплеснула протуберанец к эпицентру бойни, вот подтянулась на нем и легко поглотила обе стены, дальше проворно растеклась между ними по пространству заваленному телами зараженных.
И по замершим в ошеломлении людям, которые вырезали из мертвяков главные ценности Улья.
Я стояла на нагретом солнечными лучами асфальте ошеломленно наблюдая за тем, как местность, до которой наша группа капельку не добралась, превращается в огонь и непроглядный черный дым.
В лицо дохнуло смрадным жаром, невольно отшатнулась, испугавшись за волосы. Огонь скручивает их быстро, а вот отрастают они далеко не мгновенно.
В высшей степени неуместные мысли для такой ситуации. Но нас так учили, мы всегда думаем об этом в первую очередь, невозможно обо всем забыть вот так, сразу, только потому, что попала к грубым и не всегда адекватным западникам.
Что бы ни происходило, лучшие воспитанницы Цветника не имеют права забывать о своей внешности. Даже если речь идет о жизни и смерти, это ничего не меняет.
Мы даже в гробу обязаны лежать красивыми.
