– Николаша, что с нами теперь будет? – рыдала на его груди Наталья. – Дочерей надо на ноги поднимать, Ольга под венец в следующем месяце отправится, но останутся Верочка с Надей.

– Не плачь, голубка моя, – гладил ее по голове Завойчинский, видя лишь один выход из западни. – Не ляжет на наш род позором мой арест.

– Николаша! Ты что еще задумал? – Наталья бежала за мужем до самых дверей его кабинета, где он заперся, отсекая от себя ее стенания. – Николаша, открой немедленно!

Наутро Соболев чувствовал себя отвратительно. До поздней ночи он пытался дозвониться до Алисы и не смог. Механический голос упорно твердил о недоступности абонента. В итоге мужчина заснул лишь под утро, мучаясь теперь головной болью и дурным настроением. Деваха наверняка забыла зарядить телефон, не подумав о его нервах.

Конечно, нервничал он не из-за нее. Вот еще глупости! На кону стояли большие деньги, которые по вине Маркиной компания могла потерять. Но и она тоже хороша – должна была озаботиться заранее о том, чтобы быть на связи круглосуточно. Ее предупреждали о необходимости держать телефон включенным всегда.

Соболев вдруг вспомнил, что до сего дня Алиса Маркина никогда не нарушала правила. Самообладания это ему не прибавило, и когда Татьяна в кои-то веки попросила его провести день с ней, Андрей сорвался.

– У тебя телевизор сломался? – зло бросил он, не понимая, почему так говорит. Он мог многое думать про нее, но никогда не высказывался вслух, к тому же в подобном унизительном тоне. – Чего ты вдруг про меня вспомнила?

– Андрей, – ласково отвечала ему супруга, мягко улыбаясь и слегка склонив голову. – Не злись, пожалуйста. Я все понимаю, у тебя много работы, тебе нужно содержать огромную обузу в моем лице. Стоп, дорогой! – За годы брака Татьяна хорошо научилась различать его мимику, жесты и полунамеки. Она опережала его реакции, заранее готовила реплики и возражения. Вот и теперь Татьяна, скинув шкуру покорной овечки, показала острые зубки. Она понимала, куда нужно надавить, чтобы добиться своего. Подойдя к мужу почти вплотную и поправляя без того идеально сидящий галстук, прошептала:

– Не забывай, пожалуйста, в чьем доме мы с тобой живем. – Соболев слышал вместо «мы» – «ты», не питая иллюзий насчет возможной свободы. У него давно уже имелась собственная квартира, оформленная на Костика, но стоит заикнуться о разводе, и он запустит механизм саморазрушения. Тесть не простит ему бегства.

– Я помню, дорогая, – сжимая пальцами ее запястья и мягко отстраняя от себя, улыбался в ответ Соболев. – Но не понимаю, к чему разговор. Нам обоим он не доставляет никакого удовольствия.

– Мне нужно в больницу, и ты должен меня отвезти.

– Тань, я не могу, у меня сегодня дел по горло. Костик уже семь раз звонил, я и без того задержался.

– Никуда твой рыжий дружок не денется. – Андрею показалось, будто в глазах женщины вспыхнуло и погасло пламя. В голосе послышалось явное раздражение, но Татьяна умела быстро взять себя в руки. Сегодняшний случай не стал исключением. – Я не займу много времени. Олег Витальевич меня уже ждет, я вчера его предупредила, что приеду с любимым мужем.

– Кто такой Олег Витальевич?

– Тебе правда интересно? Мой гинеколог. Ну что, едем? – Татьяна сделала вид, что не заметила изумления на лице мужа.

В машине они промолчали всю дорогу, не зная, как справиться с нависшим напряжением. Соболев вспомнил ту единственную ночь, которую они с женой провели вместе пару недель назад. Она тогда сама пришла к нему в спальню и без лишних слов просто легла рядом, положив его руку себе на грудь.

– Я совсем перестала тебя интересовать? – В голосе женщины звучала такая боль, что он, как настоящий мужчина, не смог ответить правду, когда от него ждали другого.

– Ты моя жена, Татьяна. С чего вдруг такие вопросы?

– Татьяна! – фыркнула она, передразнивая интонацию супруга. – Хорошо хоть без приставки «товарищ».

– Таня, я… – Он попытался исправить ситуацию, сделав только хуже.

– Не надо, Андрей. Я взрослая женщина, адекватно оценивающая собственную внешность. Способна пока понять, когда мужчина меня хочет, а когда я ему противна. Только и ты меня пойми. Мы ведь оба помним, когда все изменилось. Почему ты не попытался все исправить? Ты ведь мой муж. Мужчина должен решать за женщину ее проблемы, приходить на помощь. Любить, наконец!

– Таня, – Соболев поднялся на локтях и заглянул в ее полные слез глаза, – я пытался. Очень старался все исправить, вернуть на свои места. Только я не железный, чтобы биться годами головой в каменную стену.

– Тебе меня хотя бы жаль, Андрюш? – По обвисшей щеке потек прозрачный ручеек.

– Я не должен тебя жалеть, – твердо ответил он, внезапно ощутив себя почти счастливым. Почти, потому как сказать правду было мало, надо еще чтобы Татьяна эту правду приняла.

– Поцелуй меня, пожалуйста, – невпопад попросила женщина и повернула к нему заплаканное лицо.

– Я спать хочу. – Он упал головой на подушку, крепко зажмурив защипавшие глаза. Докатился: собственная жена умоляет его о поцелуе. – Уже поздно, Таня.

Поздно. Слишком поздно что-либо менять. Он устал и больше не хочет даже пытаться. Может, ну его всё? Бросить к чертям постылую жену; плюнуть в лицо тестю, чуть что грозившему разорением; послать куда подальше сам город, насквозь прогнивший, увязший в липкой паутине «нужных связей». Есть ведь другая жизнь – где-то там, в другой вселенной, куда не дотянутся даже сами воспоминания об Андрее Соболеве.

Костян. Он ни за что не согласится уехать. У него-то всё по-настоящему, всё «правильно». С некоторых пор Андрей возненавидел это слово: пра-виль-но!

Каждый слог пропитан ядом, горькой желчью, вызывающей дурноту. Кто придумал говорить всем и каждому: «Так будет правильно»? Для кого правильно? Для него? Для несчастной женщины, вынужденной просить о близости родного мужа? Он всегда жил по правилам, и кто хотя бы раз сказал ему спасибо? Никто! Никогда!

Он, Андрей Соболев, крутой бизнесмен, взрослый мужик, всегда жил по чужим правилам. Так почему он должен подчиняться? Почему не взбунтуется и не разорвет порочный круг, в котором носится цирковой лошадкой. Чуть что не так – хлыстом по спине! Беги, лошадка, беги по кругу, так решили за тебя.

Так будет правильно!

Он презирал себя и все свое пустое существование, продолжая, однако, пятиться от проблем. Жалеет жену. Болван! Себя пожалей. Откуда тебе знать, что для нее хорошо? Почему ты вдруг возомнил себя судьей, карающим и милующим по собственной прихоти? Ты, не побывавший в чужой шкуре, как можешь решать, что правильно для нее? Может, ей хорошо в том мирке, который она для себя создала, спрятавшись в него, точно жирная улитка в раковину. И в этом она оказалась куда смелее его.

В поцелуй Соболев вложил всю злость, накопившуюся внутри. Задрав дрожащими руками подол платья, он с силой дернул тонкую ткань женских трусиков, отшвырнув ненужную теперь тряпку в сторону. Никаких ласк, никаких нежных слов и объятий. И плевать, что под тобой не юная прелестница, отдающаяся со всей своей горячностью и страстью. Он не ждал от процесса удовольствия, желая получить лишь удовлетворение.

Утром ему стало стыдно. Изнасиловал собственную жену. Соболев презирал себя еще больше.

– Жди меня здесь, никуда не уходи. – Татьяна стояла у кабинета доктора, готовясь войти.

Дверь перед ней распахнулась сама. Из-за нее выглянул моложавый мужчина с едва намечающимися залысинами в буйной шевелюре. Поправив очки в дорогой оправе, он увидел преградившую ему путь женщину и, улыбнувшись, проговорил:

– Прошу, голубушка! – Мужчина заглянул через ее плечо на хмурого Соболева и, вежливо кивнув, продолжил: – Супругу придется подождать в коридорчике. Можете пока журнальчики почитать, выпить кофейку в кафе на первом этаже.

– Разберусь, – отбрил его Андрей, поднимаясь с места. Он терпеть не мог людей, добавляющих к словам смягчающий суффикс, чтобы казаться вежливее. – Займитесь лучше своими прямыми обязанностями, в кабинетике.

– Пойдемте, Олег Витальевич, – поспешила закрыть неудобную тему Татьяна, втолкнув мужчину в открытую дверь.

Соболев был большим мальчиком и готовил себя к любому исходу. По пути в больницу он как-то не принимал всерьез мысль о том, что его жена может оказаться беременной. Эта тема в их доме давно не поднималась, на нее было наложено негласное вето. Да и вряд ли сама Татьяна решится пройти через пережитый ад снова.

А поди ж ты, решилась. Выходя из кабинета, женщина рассеянно поискала Андрея взглядом, а он помахал ей рукой от стойки администратора, где пытался получить телефонный номер симпатичной медсестрички. Заметив, кому машет мужчина, минуту назад заигрывающий с ней, девушка скомкала желтый прямоугольник с аккуратными цифрами на нем и зашвырнула в корзину для мусора.

Соболев виновато пожал плечами, направляясь навстречу супруге. Девушка фыркнула и нарочито громко начала говорить по телефону.

– Ты рад? – Татьяна сунула руку в рукав плаща.

Она не видела Андрея, он стоял у нее за спиной, помогая одеться.

– Мы через подобное уже проходили. Помнишь?

– Помню. – Женщина повернулась к нему лицом. – Только теперь мне хочется верить в лучшее.

– Я постараюсь поверить вместе с тобой.

Татьяна улыбнулась, беря Соболева под руку.

– Давай заедем к папе, не хочу сообщать новость по телефону.

– Ты уверена?

– Абсолютно.

– Поехали.

Жизнь снова обвела его вокруг пальца. Теперь и у него все будет правильно.

В кармане завибрировал мобильный, и Андрей едва не выпустил руль, прочитав пришедшее сообщение. Ладонь моментально вспотела, телефон выскочил и упал под ноги, где Соболев на него немедленно наступил.

– Черт! – выругался он, убирая ногу с педали газа.

Алиса смотрела на дисплей своего телефона, силясь вспомнить, когда успела отправить сообщение:

В адресе получателя значился ее босс Андрей Соболев. Девушка тут же набрала его номер, но вместо ожидаемых длинных гудков услышала автоответчик, обещавший голосом Соболева перезвонить позже. Она набрала номер еще раз. Результат оказался тем же. Видимо, удар головой сказался на ее способности соображать, раз она выкинула подобное. Когда начальник перезвонит, именно такую версию она и сообщит ему в свое оправдание.

– Алиса, – от входной двери раздался голос соседки Светланы. – Сейчас мы будем пить чай, я принесла все необходимое.

Утром она нашла девушку на полу и, перепугавшись, вызвала «Скорую».

Прибывший врач осмотрел Алису и, не найдя серьезных причин для беспокойства, прописал постельный режим и продолжительный сон.

– Я так испугалась! – прижимая руки к груди, рассказывала Светлана о произошедшем. – Во-первых, в доме уже больше года никого не было, а тут, смотрю, калитка открыта. Ну я и заглянула, вдруг воры!

Женщина заметила горящий в окне свет и поняла, что воры вряд ли стали бы вести себя так бесцеремонно. Соседка постучала в дверь, но никто не отозвался. Тогда она дернула ручку и поняла, что дом не заперт.

– Я прошла и увидела тебя, лежащую на полу. Рядом осколки какие-то, а посреди кухни еще и соль рассыпана. – Светлана разливала чай по чашкам, продолжая говорить: – Вызвала «Скорую». Они, кстати, быстро приехали, станция от нас совсем близко, и дальше ты всё знаешь. Ой, я так рада, что у меня теперь будет с кем пообщаться. Ты не представляешь, Алисочка, как в этом поселке скучно жить. Когда мы с мужем сюда переезжали, нам обещали экологически чистый район, свежий воздух и озеро в шаговой доступности. Нет, я не спорю, все перечисленное по списку имеется. И все же риелтор умолчала об одном важном нюансе, – соседи здесь похожи на призраков.

Алиса поперхнулась чаем. С одним из таких она уже встретилась минувшей ночью, приняв его за брата.

– И когда ты мне сказала, что увидела в окне чужое лицо, я сразу поняла, о ком речь. Ох, Алисочка, он только внешне такой страшный! На деле добрейшей души человек. Другой бы на его месте, может, и озлобился, а он всем улыбается, кивает при встрече.

Алиса поежилась, вспомнив пережитое. Она чудом не ударилась об угол стола, упав всего в нескольких сантиметрах от него. Влад показался ей настолько реальным, что у молодой женщины не возникло никаких сомнений – это именно он и никто другой. Думать в тот момент о невозможности происходящего она не могла. Страх пересилил все остальные чувства, накрыв их непроницаемым колпаком.

– Он и ко мне так же заявился однажды, – продолжала изливать мысли Светлана. – Я гортензию поливала. Ничего не слышала, задумалась о чем-то. Разогнула спину и едва богу душу не отдала на том же месте.

– Почему он стал таким? – Алиса наконец задала интересующий ее вопрос.

– Говорят, еще мальчишкой он собирал с друзьями свинец из отработавших автомобильных аккумуляторов. Тяжеленные такие штуки: дотащить еще полбеды, нужно потом разворотить корпус, чтобы до внутренностей добраться. Вот парень и решил не вскрывать бандуру, бросил в костер. Все отбежали, а он замешкался. То ли взрыв случился, то ли еще что, я не знаю, а в пересказах, сама понимаешь, сколько правды остается. Факт в том, что кислота из аккумулятора ему на лицо и шею выплеснулась.

– Светлана, – Алиса сидела, обхватив двумя руками чашку с чаем. Ее знобило, несмотря на работающие во всю мощь обогреватели, – когда вы меня нашли, ничего странного не заметили?

– Хватит уже выкать, Алисочка. – Женщина откусила шоколадную конфету и отхлебнула из чашки чай. – Зови меня просто Светлана и на «ты».

Алиса кивнула.

– То, что ты пролежала без сознания всю ночь, разве не странно?

– Я о других странностях, – Алиса чуть повысила голос. – Перед тем как потерять сознание, я держала в руке тарелку с куском торта. Но когда пришла в себя, торта не было.

– Его и после не было, – удивленно ответила соседка. – Осколки, голубенькие такие, лежали, я их веником смела.

– А записка? – Алиса цеплялась за ускользающие воспоминания.

– Ничего я не видела. – Женщина подумала, будто Алиса ее в чем-то обвиняет, и не преминула озвучить свои мысли: – Мне чужого не нужно! Не съела же я твой торт, ей-богу!

Так они просидели еще не меньше часа. Когда Светлана засобиралась домой, кормить своего обормота, – так женщина называла мужа, – Алиса даже немного расстроилась. Пока она была в доме не одна, он переставал казаться ей страшным и неуютным.

Когда за соседкой закрылась дверь, тишина набросилась на молодую женщину, заключив в плотный кокон. Тишина баюкала, шептала что-то невнятное. Алиса не собиралась поддаваться ей и стряхнула с опущенных плеч, точно разонравившуюся вещь.

При свете дня ночные страхи попрятались по углам, и Алиса решила воспользоваться временной передышкой. Прибралась в доме, вымыла посуду и вынесла мусор. Обнаружив в углу осколки тарелки, подаренной ей когда-то Владом, Алиса тщательно рассмотрела черепки, но, как ни старалась, не смогла обнаружить следы торта. Если только кто-то не вымыл осколки уже после того, как тарелка разбилась.

Заглянув в холодильник, Алиса вспомнила, что еще вчера хотела купить по дороге продукты, но болтливый водитель спутал ее планы. Зато теперь она может ему позвонить и попросить отвезти в ближайший магазин. Тем более он сам предлагал свои услуги такси.

– Понравилось мое обслуживание? – галантно открыв перед молодой женщиной дверь, белозубо скалился водитель. Алиса не ответила, усаживаясь на сиденье и попросив отвезти ее в ближайший супермаркет.

– А тебе подешевле или подороже? – Парень смотрел на нее в зеркало заднего вида, его глаза светились беззаботным счастьем.

– Мне туда, где можно купить еды, – огрызнулась Алиса, сама не понимая, почему злится на него.

– Долго спишь, – не заметив ее агрессии, добродушно продолжил он, – здешние рано утром на рынок едут, там все свежее. В магазинах просрочки полно.

– Вот завтра и отвезешь меня на рынок. – Алиса отвернулась к окну, чтобы не видеть его довольного лица. Взгляд ее зацепился за одинокую фигуру, стоящую у выезда из поселка.

– Останови! – крикнула девушка. Машина резко встала на месте, Алису бросило вперед, и она едва успела ухватиться за переднее кресло.

– Нельзя так пугать! – Насупленный парень повернулся к ней: – Цела? Ничего не сломала?

Алиса не ответила. Она уже видела, как заинтересовавшая ее фигура движется к ним. Раздался стук в стекло. Молодая женщина принялась крутить ручку стеклоподъемника.

– Ты зачем урода привечаешь? – Парень протянул руку, в попытке поднять опущенное стекло. – Пошел отсюда! – крикнул он и, отстегнув ремень безопасности, толкнул дверь, вываливаясь наружу.

Алиса едва успела выбежать ему наперерез, закрывая грудью напуганного молодого парня с ожогом на пол-лица. Белый шрам уходил вниз, на шею, закрытую высоким воротом вязаного свитера. Он что-то промычал из-за спины девушки, вцепившись в плащ.

– Остынь! – велела она водителю и повернулась к напуганному молодому человеку: – Как тебя зовут? Я Алиса.

– Мое имя не спросила, – обиженно пыхтел водитель. – Я Гриша, если что. Юродивый не ответит, он не разговаривает.

– Ты меня напугал сегодня ночью, – не обратив внимания на слова водителя, продолжила девушка. – Нельзя так подкрадываться.

Молодой человек молчал.

– Обещаешь больше меня не пугать?

– Дамочка, у меня простой тоже оплачивается, – недовольный голос начал ее раздражать, – а он здесь целыми днями околачивается. Стоит на одном месте как приклеенный.

– Я заплачу по двойному тарифу, если ты сейчас же сядешь в машину. – За все это время Алиса даже не повернулась к водителю и, выпалив фразу на одном дыхании, ехидно припечатала: – Гриша.

Хлопнула, закрываясь, дверь.

– Ты ведь меня понимаешь? Одной в большом доме очень страшно, вздрагиваешь от каждого шороха. А когда ты неожиданно появился, я перепугалась еще больше.

Молодой человек едва заметно кивнул.

– Хорошо. Я сейчас уеду, но на обратном пути могу угостить тебя чем-нибудь. Ты любишь шоколад?

Снова кивок.

– Значит, договорились. Жди меня здесь, я недолго. – Она протянула молодому человеку руку ладошкой вверх. Он смотрел на предложенную руку, кажется, целую вечность, а потом вдруг залез в карман запыленных джинсов и, нащупав что-то, положил Алисе на ладонь.

Обычный камень с пляжа. Серый, обтесанный со всех сторон водой почти до зеркальной гладкости.

– Это мне? Подарок?

Он ничего не ответил, только криво улыбнулся и, отойдя к обочине, встал по стойке смирно.

– Делать тебе нечего, с уродами всякими разговаривать, – злобно высказал Гриша, выворачивая руль, когда Алиса вернулась в машину.

– Единственный урод, с которым мне действительно не о чем говорить, сидит сейчас и плюется ядом. Останови, пешком дойду.

– Ты чего обзываешься-то? Его вон, – водитель кивнул в сторону замершего молодого человека, – шоколадом кормить собралась, а нормального парня оскорбляешь. Ты не в себе?

– Он некрасив лишь снаружи. Внутри у него красоты столько, что хватит на два таких городка, как наш. И если ты не видишь этого, мне тебя жаль. Останови, пожалуйста, я ведь попросила.

– Сиди, – пристыженно буркнул водитель. – Мне он ничего плохого не сделал. Может, я сам его жалею. Только чего он ходит и молчит, мордой своей народ пугает?

– Ты пробовал с ним разговаривать? – вопросом на вопрос ответила Алиса.

– О чем мне с ним говорить? Он же нелюдимый.

– Рули, Гриша, – молодая женщина тяжело вздохнула, – у тебя хорошо получается.

– Ладно. – Внезапно он ударил по тормозам, и Алиса, не успев среагировать, едва не вылетела вперед. – Ты вся из себя утонченная штучка, понятно. Приехала и сразу порядки свои завести решила. Его весь поселок ненавидит, даже в городе молва идет. Что ты мне прикажешь делать? Пойти против всех?

– Иногда это единственный выход.

– Странная ты. – Гриша не сводил взгляда с обочины. – Мне тебя действительно не понять.

На обратном пути Алиса старалась не пропустить в опускающихся молочных сумерках одинокую фигуру и все же потерпела фиаско. Она даже скинула поступивший звонок от Соболева, решив перезвонить ему позже. Разговаривать при Грише почему-то не хотелось.

Когда машина мягко притормозила возле калитки ее дома, Алиса была вынуждена признать – молодой человек ее не дождался. Обещанная шоколадка так и осталась зажатой в руке. Когда Гриша подошел помочь ей с пакетами, она поспешно сунула приготовленное угощение в карман.

Парень не стал навязываться с дальнейшей помощью, проводив свою пассажирку взглядом. И как только за ней закрылась ведущая в дом дверь, сел в машину и уехал. Он не мог видеть Алису, наблюдавшую за ним из-за полупрозрачного тюля, и все же помахал на прощание.

Ночь Алиса провела спокойно. Переборов желание перетащить матрас на кухню, она застелила постель в своей старой комнате и провалилась в сон без сновидений.

– Скоро они нам понадобятся. Ты ведь сможешь написать то, что я тебе продиктую, мой хороший? – Она поправила сползшее одеяло и замолчала в ожидании ответа.

Сергей Борисович выслушал счастливую Татьяну, спешившую сообщить радостную новость, сдержанно. Как и Андрей, он не верил в положительный исход ситуации, но старался не показать своего скепсиса.

– Танюш, я тебя поздравляю и все же прошу пока особо не распространяться, – взяв руку дочери в свою, напутствовал он. – Может, тебе помощь какая нужна? Например, врача хорошего подыскать.

– Папа, – мягко осадила его Татьяна, – Андрюша обо всем позаботится. Правда, милый?

Соболеву стоило больших усилий сохранить лицо, пока на его глазах разыгрывался весь этот фарс. Татьяна понимала – произошедшее между ней и мужем всего лишь эпизод, минутная слабость, которая не повторится. Понимала она и то, что супруг также не питает никаких иллюзий в данном случае. И все же решила поиграть. Что ж, он поддержит ее клоунаду.

Соболев приобнял жену за необъятную талию и даже в щеку поцеловал. Татьяна уставилась на него взглядом напуганной овцы, что не ускользнуло от внимания тестя. Едва заметно поморщившись, мужчина выпустил ее руку и кивнул головой, приглашая Андрея следовать за ним. Мужчины вышли на балкон.

– Куришь?

Соболев скользнул взглядом по пачке сигарет и отрицательно покачал головой. Курить он бросил почти тогда же, когда и пить. Сам себе удивлялся, как от такой жизни еще не увлекся тяжелыми наркотиками. Может, всё дело в том, что его вредными привычками стали «другие» женщины? С ними он снимал напряжение, разговаривал, когда было особо тяжко, а Татьяна оказывалась занята тем, что осваивала новый рецепт какой-нибудь кулебяки, которую потом с большим аппетитом поедала, сидя у телевизора.

Женщины заменяли ему то, что обычно, заблуждаясь, приписывают сигаретам и алкоголю. Они были его кайфом, его отвлечением и хоть как-то примиряли с окружающей действительностью.

Видимо, Соболев оказался слишком слаб для радикальных мер и самоубийство никогда не маячило на горизонте сознания, как радикальная мера решения всех проблем скопом. Даже находясь в алкогольном угаре, не отличая день от ночи, не успевая за сменой дней недели и времен года, он боялся одного – внезапно умереть.

Что-то в его голове постоянно заставляло останавливаться у самого края, не делать последнего шага, за которым наступила бы абсолютная тишина. Его не манило забвение в вечности, он просто хотел забыться на какое-то время. Хотел однажды открыть глаза и понять: все было лишь дурным сном. Все, до последнего слова: жена, ее самодур отец, вся эта канитель под красивым названием – семейная жизнь. Пусть бы оно катилось в преисподнюю.

Но была еще одна проблема – усталость. Усталость копилась, росла снежным комом, готовым поглотить и его самого, превратить в бесчувственную оболочку, выдавив то, что люди называют душой. И, возможно, тогда ему стало бы чуточку легче. Ведь так просто жить без души. Что она вообще забыла в грязных отстойниках – человеческих телах? Вольная птица, живущая в запертой клетке, – вот что такое душа. Она не цепляется за ржавые крюки жажды денег, власти, чураясь низменных страстей, как снег жаркого солнца. Душе безразличны мирские удовольствия и лишь одно удерживает ее от полного разрушения – любовь. И как бы банально ни звучало, именно любовь сдерживала и самого Соболева от последнего шага. Воспоминания о любви не давали окончательно раствориться в безвременье. Утраченные мгновения, которые он все еще надеялся пережить, с каждым днем теряя надежду по крупице. Он раздавал ее многочисленным любовницам, постепенно девальвируя, рискуя окончательно обесценить.

– Как дела продвигаются? – Сергей Борисович, упершись локтями в балконное ограждение, смотрел на Соболева прожигающим насквозь взглядом.

– Неплохо, – расплывчато ответил Андрей, – на жизнь хватает.

– Я не налоговая, со мной можешь быть откровенным. – Мужчина щелчком отправил недокуренную сигарету в полет и перевел тему разговора в нужное ему русло: – Третий раз Танька не переживет потрясения.

– Не понимаю, к чему вы клоните, Сергей Борисович.

– Ты, Андрюша, не институтка в мужской бане, не надо мне глазки строить.

– Но я действительно не понимаю. – Соболев начинал раздражаться. – Татьяна взрослая женщина, которая прекрасно осознает риски, на которые идет.

– Курица она тупая! – неожиданно выдал тесть. – Умная после первого раза все бы поняла. У нее перед глазами пример матери!

– Что вы хотите от меня?

– Я прекрасно осведомлен о вашей ситуации. Ты, Андрюша, заигрался и, кажется, не помнишь, кто тебя в люди вывел. – Сергей Борисович сжал кулаки. – Так я могу тебе напомнить, если ты вдруг забыл.

– Помню, – коротко, как отрезал, ответил Соболев. – Слушаю вас.

– Другое дело. – Сергей Борисович открыл балконную дверь, выглянул в комнату и, помахав рукой Татьяне, снова плотно ее прикрыл. – Я уже говорил, мне безразлично творящееся у вас в семье. Я люблю свою дочь и удавлю любого, кто ее обидит.

– Я тоже ее люблю.

– Не смеши, Андрюша, – махнул рукой тесть. – Бабам своим можешь причесывать подобную байду. И не смотри на меня как черт на ладан. Только полный идиот поверит, что молодой, здоровый мужик не станет гулять от жены, которая ему не дает.

– От вас, оказывается, и в супружеской спальне не скрыться, – сыронизировал Соболев. Внутри у него все переворачивалось от чувства омерзения.

– Ладно, не ерепенься. – Серей Борисович примирительно похлопал зятя по плечу. – Можешь считать меня сентиментальным стариком, но вот мое решение. Если Танька благополучно родит, вали на все четыре стороны. Это мое последнее условие. Хочешь, можем договор официальный заключить. Но ты крепость моего слова знаешь, думаю, не станешь оскорблять бумажками.

– А если не родит? – с трудом выговаривая слова, спросил Соболев.

– Об этом тебе лучше не знать. Но ребенка ей заделал ты. Понял намек?

Когда мужчины вернулись в комнату, их встретила улыбающаяся Татьяна.

– Пока вы курили, я успела шарлотку испечь.

Она улыбалась, а Соболев едва сдерживал рвотный рефлекс и чувствовал себя последней мразью.

Андрей внезапно осознал, что никогда не любил стоящую перед ним женщину. И виной не произошедшие с ней метаморфозы. Он закрывал глаза и видел прежнюю Танюшу, только уже без светящегося ореола влюбленности. Именно влюбленности. Ничего больше. Юношеский максимализм возвел его чувства на недостижимую высоту, подарив ложные представления, исказив реальность. Он придумал для себя ту любовь и заставил себя в нее поверить. Захмелел, отдаваясь на волю новым ощущениям, желая оставаться в состоянии пьянящей эйфории вечно. Тогда он еще не знал, что за этим последует жестокое похмелье.

Утром калитка оказалась открытой. Алиса хорошо помнила, как запирала ее на засов и несколько раз дергала за холодную латунную ручку – дверь не поддавалась; а теперь свободно раскачивалась от ветра. По позвоночнику пробежал неприятный холодок. Кто-то явно пытается ее напугать, довести до нервного срыва своими фокусами.

Сегодня она, полная решимости, наконец-то собралась ехать в интернат. Нужно было успеть на электричку. Поезда проходили здесь довольно редко. Можно, конечно, позвонить Грише и попросить подбросить хотя бы до станции, но вчера они не очень хорошо расстались. Алиса сорвалась и наговорила парню гадостей. По-хорошему, надо бы извиниться, но она пока не готова сделать первый шаг. В конце концов, он сам ее спровоцировал на грубость. Вот сделает свои дела и тогда обязательно извинится.

Весь боевой настрой улетучился, как только она подошла к приоткрытой калитке. Поддавшись неясному чувству, девушка вернулась в дом, обошла его весь, заглянув в каждый закуток. Она и сама не знала, кого или что хочет найти. Вряд ли тот, кто мог пробраться в дом под покровом ночи, засел в нем и только и ждет того, что Алиса его найдет.

Знать бы еще, что неизвестному злоумышленнику от нее нужно. Возможно, некто недоволен ее возвращению в город и таким образом пытается спровадить обратно. Но такая версия не имела под собой никаких оснований. Кому она могла помешать?

Ясно одно – необходимо срочно разобраться с делами и возвращаться с отчетами к Соболеву. Вспомнив о начальнике, Алиса решила ему позвонить. Мобильный остался в спальне. Вечером девушка устанавливала на телефоне будильник, чтобы не проспать, но спала так крепко, что утром не услышала сигнала и проснулась на два часа позже запланированного.

Однако в искомом месте телефона не оказалось. Алиса заглянула под кровать, отодвинула тумбочку, даже прошла в ванную, помня о своей привычке таскать телефон с собой повсюду.

Ее отвлек звук клаксона. Отодвинув шторку, молодая женщина выглянула в окно. За забором стояла машина Гриши. Как он здесь оказался? Они не договаривались о поездке.

Григорий же, кажется, совсем не держал на нее зла. По крайней мере, когда хмурая Алиса вышла к нему навстречу, молодой человек приветливо улыбнулся и выдал:

– Карета подана, – и, поймав ее растерянный вид, нашел нужным пояснить: – Ты вчера сказала, что утром поедешь на рынок. Вот я и примчался.

Алиса не забыла. Вчера она ляпнула про рынок просто так, не собираясь всерьез никуда ехать. Она не планировала задерживаться здесь надолго, и купленных в магазине продуктов ей вполне хватило бы, чтобы продержаться пару дней. Гриша же понял ее слова буквально.

– Слушай, я не забывала у тебя в машине свой телефон? Нигде не могу его найти.

– Нет, – помотал головой обескураженный водитель и на всякий случай заглянул в салон, пошарив рукой по сиденью. – Может, уронила где?

Конечно, телефон никак не мог оказаться в машине Гриши. Алиса прекрасно это понимала и все же искала лазейку, чтобы успокоить взвинченные до предела нервы. Вечером она положила его на тумбочку, возле кровати, но утром не сработал установленный будильник. Неужели кто-то мог пробраться к ней ночью и забрать телефон из спальни? Ей стало по-настоящему страшно. Одно дело подозревать себя в забывчивости и совсем другое получить реальные доказательства постороннего присутствия в собственном доме.

– Я могу позвонить тебе. – Гриша предложил простое решение проблемы, о котором она сама не подумала. – Услышим сигнал и найдем твою пропажу.

– Звони, – едва слышно ответила Алиса, приглашая молодого человека в дом.

– Не страшно тебе тут? – От прямого вопроса Алиса вздрогнула. Гриша же, не заметив ее реакции, прошелся по кухне, выглянул в окно, выходившее на задний двор, и перегнулся через подоконник наружу. – Дом большой, а ты в нем совсем одна.

Взгляд Григория скользнул по ее фигуре, задержавшись в районе груди чуть дольше, чем допускали приличия. От этого липкого взгляда Алисе сделалось не по себе. Она почувствовала себя голой, оттого совершенно беззащитной и поспешила исправить неудобную ситуацию.

– Ты, кажется, собирался позвонить? – взвинтилась девушка.

– Так я и звоню. – Гриша убрал от уха телефон, в котором тянулись длинные гудки. – Может, ты его под подушку сунула, тогда мы точно ничего не услышим.

– Стой здесь, – велела она парню и направилась к лестнице, опасаясь, как бы он не решил, что она все выдумала, чтобы затащить его к себе в спальню. Мужики часто мыслят чересчур однобоко, принимая самые простые вещи – жесты, слова – за флирт.

Алиса вернулась через минуту, держа в руке надрывающийся рингтоном телефон.

– Ничего не понимаю, – пробормотала она, нажимая кнопку отбоя. – Лежал на тумбочке. Но я ведь смотрела там несколько раз, даже отодвигала проклятую тумбу от стены. Гриш, я ведь не сошла с ума?

Парень зарделся от услышанного из ее уст собственного имени, почесал макушку и поспешил успокоить разволновавшуюся молодую женщину:

– Я однажды машину на стоянке оставил, сам зашел в магазин. Выхожу, нет моей машины. Ну всё, думаю, откатался. Спрашиваю мужика, который на мое место паркуется, не видел ли он мою ласточку. Мужик ответил, что сам только подъехал и место уже пустовало. – Григорий закусил губу и почесал кончик носа. – Пришлось всю стоянку вокруг обойти, нет машины. И что ты думаешь? Возвращаюсь, а она на том самом месте, где я ее и оставил.

– Ты ведь выдумал все прямо сейчас?

– Ну да, – не стал отпираться он. – У тебя был такой растерянный вид, что я решил тебя поддержать.

– Спасибо, не стоило. – Алиса облокотилась спиной о перила. Она приняла решение не оставаться в этом доме больше ни на минуту. Сначала она поедет в интернат, а вечером снимет номер в гостинице. Она не может чувствовать себя здесь в безопасности.

– Извини.

– Извинений тоже не нужно. Лучше отвези меня на станцию, хочу успеть на ближайшую электричку.

– Ты уезжаешь? Так быстро?

– Мне нужно в Медвежьи Озера.

– Так давай я тебя прям до места довезу? – охотно ухватился за ее слова Григорий. – Я сегодня свободен, а до Озер ехать всего ничего. Минут за сорок домчу.

Она не просто так выбрала электричку. По дороге можно было спокойно подумать, разложив в голове по полочкам события прошедших суток. Гриша же будет болтать без умолку и вряд ли получится сосредоточиться на своих мыслях.

– Обещаю молчать, – удивив внезапной прозорливостью, выпалил он. – К тому же сегодня выходной и ближайшая электричка до Озер пройдет через три часа. Автобусом тоже не вариант. До Емельяново ты доедешь, а дальше придется пешком пёхать не меньше двух километров.

Доводы Григория убедили Алису, и, поколебавшись скорее из вредности, нежели действительно сопоставляя свои возможности, молодая женщина согласилась на предложение.

У выезда из поселка столпился народ. Собравшись в полукруг, люди оживленно спорили.

– Опять митингуют, – прокомментировал Гриша вопросительный взгляд Алисы. – Частенько собираются тут и чего-то решают.

О том, что снова забыла позвонить Соболеву, Алиса вспомнила уже тогда, когда машина выехала из города и помчалась резвой стрелой вдоль одинаковых домов. Навстречу, надрываясь сиреной, выехала «Скорая» и нырнула за поворот.

«Видимо, кому-то стало плохо», – успела подумать девушка, прежде чем углубиться в свои мысли.

Оказавшись возле мрачной громадины бывшей усадьбы, Алиса почувствовала себя героиней немого кино. Голос Гриши, говорившего с кем-то по телефону, сначала сделался чуть тише, будто невидимая рука подкрутила ручку регулировки звука, а затем и вовсе прервался; пропал и отдаленный шум шоссе, постепенно растворившись в шорохе ветвей голых деревьев. Мир, наполненный звуками, весь погрузился в безмолвный вакуум.

Когда она услышала за спиной тихий скрип, ее сердце радостно забилось, точно в бесконечном одиночестве мелькнул образ близкого человека, а обернувшись, Алиса не поверила своим глазам. Больше не было асфальтированной площадки, израненной ямами и колдобинами, с торчащими в широких трещинах пучками прошлогодней травы. Вместо нее к усадьбе вела земляная дорога с глянцевыми лужицами в глубоких колеях. По колее тащила старинную бричку усталая лошадка, прядя острыми ушами. Возница, рыжий мужик в распахнутой душегрейке, лениво погонял скотинку, совсем не обращая внимания на Алису, пока она стояла столбом, широко распахнув глаза, не в силах сделать и шага. Все происходило в полнейшей тишине, отчего хотелось кричать, топать ногами, лишь бы разорвать границы вакуума, ставшие почти осязаемыми.

Она и кричала. Просила мужчину остановиться, только он ее, похоже, не слышал и даже не смотрел в ее сторону. Тогда Алиса начала размахивать руками, чтобы хоть как-то привлечь к себе внимание, отчего воздух пошел рябью, будто бы девушка действительно коснулась невидимой границы. Вместе с рябью исказилось видение. Повозка начала таять, расползаясь акварельным рисунком, на который плеснули водой.

В наступившей вновь тишине внимание Алисы привлекли дробные шаги. Кто-то спускался по ступенькам старой усадьбы, которая успела изменить свой облик.

Изображение еще не приобрело четкость, но уже стали видны белоснежные колонны, тяжелые деревянные двери с массивными коваными ручками и окна, свободные от решеток. Исчезло уродливое крыльцо из сероватого кирпича, грубо замазанное грязно-зеленого цвета краской. На его месте, ступенька за ступенькой, проявилась полукруглая пологая лестница. От главного здания все так же разлетались в стороны два крыла и в окне левого, которое Алиса помнила заброшенным и пустым, показалось бледное лицо белокурой девушки. Алиса зажала рот рукой, когда девушка вдруг задрала голову, показывая резаную рану на горле. Кровь залила ночную сорочку, сделав ткань багровой, почти черной. Очень медленно, словно каждое движение давалось ей с большим трудом, девушка в окне подняла руку и указала в сторону лестницы. Алиса перевела взгляд в указанном направлении и встретилась с монстром. На его уродливом лице злобно раздувались, точно вывернутые наружу, ноздри; вокруг тонкогубого рта блестела свежая кровь. Он тяжело дышал, сверля Алису ненавидящим взглядом.

– Ты! – зашипел монстр, колотя кулаком в невидимую преграду, заключившую Алису в прозрачный кокон. – Я найду тебя, так и знай!

Выдав реплику, он поднес к лицу нож с перепачканным лезвием и провел по нему языком, слизывая остатки крови.

Алиса стояла едва жива, боясь дышать, лишь бы не спровоцировать убийцу. Она не знала, как долго сможет охранять ее невидимая граница. Когда монстр сможет пробить стену, ей уже не спастись. Но тот вдруг отступил на несколько шагов и без предупреждения вонзил нож себе в сердце. Девушка, не моргая, смотрела на торчащую из груди монстра рукоятку в виде медвежьей морды с раскрытой в беззвучном рыке пастью. Клинок точно живой провалился глубже, вырывая из горла протяжный крик боли.

В следующее мгновение тело, сотрясаясь в конвульсиях, рухнуло на землю, где его тут же охватило пламя, расползаясь от кровавой раны, как нефтяное пятно по водной глади, жадно пожирая плоть. Вскоре на черной земле лежал лишь обугленный скелет. Нож же остался цел, не поддавшись горению и даже не закоптившись.

Алиса почувствовала, как опускаются ставшие неподъемными веки, а ее собственные ноги теряют опору, и она словно проваливается в яму. Ее подхватили чьи-то сильные руки, не позволяя упасть. Девушка благодарно уткнулась в пахнущую детским мылом ладонь и провалилась в темноту.

В себя она пришла от легкого похлопывания по щекам. Замычала, давая понять, что с ней уже все в порядке и можно прекратить хлестать ее по лицу. Она отвернулась и отмахнулась рукой, как от назойливой мухи. Кажется, помогло. По крайней мере, больше никто не касался ее горящих щек.

Алиса пошевелилась, силясь понять, где она находится и что произошло. Пока было ясно лишь то, что сидела она в тепле, на чем-то мягком, а рядом кто-то тяжело дышал и нетерпеливо елозил на месте. Судя по запаху бензина, находилась она все же в Гришиной машине. С трудом разлепив веки, девушка повернула тяжелую голову и почувствовала подступившую к горлу тошноту. Нащупав ручку, она на всякий случай приоткрыла дверцу машины. В салон ворвался свежий воздух, стало чуть легче.

– Гриша, он ушел?

– Кто? – Беспокойный голос водителя пробирался к ушам словно через слой ваты. – Здесь никого, кроме нас, нет.

– Но как? – Осознание происходящего возвращалось обрывками образов, звуков. – Я видела его.

– Кого ты видела? – Григорий сделал попытку потрогать ее лоб, но Алиса, разозлившись, оттолкнула его руку.

Девушка уже окончательно пришла в себя и поняла, что ей всё привиделось. Каким-то образом она провалилась в далекое прошлое и увидела то, что происходило в усадьбе сто лет назад. Нет, не так. Не увидела, а представила. Фантазия разыгралась, вот она и надумала себе бог весть что. И сама же перепугалась до обморока. Девочки в ее группе любили рассказывать в спальне страшилки после отбоя. Одна из этих страшилок касалась бывших хозяек дома, которых якобы в нем убили. Алиса не верила, принимая россказни девчонок за выдумку. Они и теперь кажутся ей выдумкой. Непонятно только, почему именно сейчас детские воспоминания решили материализоваться в почти реальную картинку. Алиса чувствовала жар, исходящий от огня, в котором сгорело тело убийцы, она помнила запах крови – сладковатый, пряный…

Все же ее вырвало. Алиса едва успела выскочить из машины на улицу, когда ее начало выворачивать горькой желчью. Желудок оказался пуст, с утра она так ничего и не съела.

Гриша стоял в стороне, дожидаясь, когда девушку перестанет тошнить. Наконец Алиса попросила воды. Он вынес ей полулитровую бутылочку. Девушка сделала несколько жадных глотков, прополоскала рот и умылась.

– Спасибо. – Она протянула молодому человеку пустую бутылку. – Извини, что все так получилось.

– За что ты извиняешься? Не в машине же вырвало. – Он пожал плечами, действительно не понимая виноватого тона девушки.

Гриша рассказал, как Алиса вышла из машины и уверенно направилась ко входу в интернат. Но, не дойдя до него всего ничего, остановилась. Немного постояла на месте, а потом вдруг закачалась точно пьяная и стала заваливаться набок.

– Я едва успел выскочить, – сокрушался Григорий. – Хорошо припарковался недалеко, подхватил тебя уже у самой земли. Шандарахнулась бы башкой об асфальт и поминай как звали.

– Извини, – невпопад вставила она.

– Заело у тебя, что ли? Хватит уже извиняться. Хочешь, домой тебя отвезу?

– Нет, – твердо ответила Алиса, проглотив почти вырвавшееся извинение. – Мне работу нужно сделать. Домой не поеду: ни сейчас, ни позже. Ты меня подожди, пожалуйста, здесь, а потом отвези в гостиницу. Она еще работает?

– Гостиница-то работает, что ей сделается. – Гриша взъерошил ладонью и без того торчащие волосы на затылке. – Не пойму только, зачем тебе туда, если собственная жилплощадь имеется?

Девушка не ответила. Развернулась и уверенно зашагала в сторону здания, чуть сбавив шаг у короткой, состоящей всего из трех ступеней лестницы.

«Старая гораздо красивее была», – подумала Алиса и потянула на себя металлическую дверь.

Разговор с тестем не шел из головы, засев в черепе ржавым гвоздем. По всему выходило, что вариантов у него не густо, особо не разгуляешься. Если Танюха все же родит, он наконец-то получит «вольную». Не родит, и все останется как прежде.

Думать о ней, как об инкубаторе, который вынашивает его, Соболева, светлое будущее, совсем не хотелось. Всё же годы совместной жизни сделали их почти родными людьми. Он изо всех сил гнал крамольные мысли уложить супругу на все время беременности в клинику, где о ней позаботятся доктора. Это как сдать машину в автосервис: притащил гору металлолома, на выходе получил добротное средство передвижения. Конечно, она не согласится, даже если он объяснит все плюсы своей задумки. И потом с родами ничего не закончится, напротив – только начнется. Соболев ни за что не откажется от своего ребенка. Его сын или дочка не будет страдать от неполноценности отношений своих родителей. Наверное, придется составить что-то вроде брачного договора. Сергей Борисович хитрый жук, но и Андрей Соболев не лаптем щи хлебает, тем более если дело касается его малыша. Он пока не понял, кого хочет больше, и просто представлял ребенка неким абстрактным существом, которое будет любить всем сердцем. А сердце уже щемило в сладком предвкушении. За такое чудо можно простить потерянные годы, проведенные в кабале. Да что угодно простить можно!

Не подведи, Танюха! Хотя бы теперь не подведи!

Он впервые за последние годы почувствовал себя живым. Зыбкое ощущение, как мелкая рябь на воде, заставляло кровь быстрее бежать по венам. Жаль только, нельзя сесть в машину времени и перелететь на год вперед, чтобы уже все знать, а не мучить себя ожиданиями и сомнениями.

А полетел бы он, будь такая машина в самом деле изобретена? Соболев подумал и решил, что скорее всего его ответ был бы отрицательным. Нельзя лишать себя подобных ощущений. Ведь предвкушение победы порой бывает слаще самой победы.

И все же его мечты отдавали полынной горечью. Мама мечтала о внуках и, даже зная о том, что Татьяна неспособна выносить малыша, жалела ее. Его бедная мама не понимала, почему сын так привязан к этой несчастной, которую господь наказал самой жестокой карой из всех, что только может понести женщина, – невозможностью испытать радость материнства.

– Андрюша, твоей вины здесь нет. Отпусти Танечку, – говоря так, мама всякий раз прятала глаза, теребила что-то в дрожащих пальцах. Потом долго извинялась, пытаясь объяснить, что имела в виду совсем другое.

В отличие от мамы отец все понимал, но не подавал вида и никогда не задавал Андрею неудобных вопросов.

Звонку мобильного Соболев обрадовался, как глотку воды посреди безжизненной пустыни. Он стал бояться оставаться наедине со своими мыслями, не зная, куда они могут его завести. Ему уже давно пора определиться, выбрать направление, по которому он будет плыть в дальнейшем; к какому берегу прибьется. Когда-то Андрей оправдывал себя тем, что он пока не достиг вершин в карьере, не сделал всего, чего хотел бы. Постоянно вылезала какая-то мелочь, не дававшая спокойно жить: то денег не хватало, то мозгов. И когда обе проблемы решились, ему вдруг стало страшно. Если раньше можно было оправдывать себя, цепляться за отсутствие или нехватку ресурсов, то теперь перед ним расстилалась широкая дорога: ровная, гладкая и полностью лишенная ограничений. Не оказалось на ней дорожных знаков, указателей и светофоров – только бесконечное серое полотно. А как двигаться, если не знаешь, что ждет за поворотом? Можно ли гнать сломя голову или лучше соблюдать скоростной режим? Вот бы кто-то дал ему подсказку, хоть одну!

Телефон вибрировал, медленно подползая к краю стола. Звонил Костя. Друг сообщил, что в офис пришла посылка, адресованная Маркиной Алисе.

– Мне кажется или этой девицы становится слишком много, Соболев?

Костя по какой-то причине невзлюбил ее и всячески показывал свое отношение, не стесняясь в выражениях.

– Не кипятись, старик. – Андрей не хотел признаваться, что ему неприятны высказывания в адрес девушки. – Она скоро вернется и заберет ее. А почему на адрес офиса?

– Не знаю, – немного снизив тон, ответствовал он. – Ты сам сегодня будешь? Разговор есть.

– Да. – Соболев не собирался ехать в офис, планируя провести день в безделье и рефлексии. Но звонок Кости что-то тронул внутри, заставив сказать совсем другое. – Через час подъеду. Жди.

Костя встретил его в коридоре и отозвал в сторону курилки.

– Потерпишь, если я рядом покурю? – Друг бросил на Соболева насмешливый взгляд. Он, как и любой человек, имеющий вредную привычку, недоумевал, когда другие не хотели ее принимать и разделять.

Андрей покачал головой, хоть и не любил, когда рядом с ним кто-то дымил. После того как сам он бросил курить, даже запах сигарет стал ему противен.

Костя сделал глубокую затяжку, задержал дым в легких и выпустил в потолок сизое облако.

– Соболев, – мужчина сунул руку в карман брюк, чуть отклонившись в сторону, – мистика какая-то с этим интернатом.

Костя протянул сложенный вчетверо помятый лист бумаги.

– Сегодня пришло на мою почту. Не спрашивай, зачем распечатал, оно само.

– В смысле само?

– Вот так и само. – Костя затушил выкуренную наполовину сигарету в пепельнице и глазами указал на выход. – Когда я его прочел, текст тут же отправился на принтер. – Прикрыв дверь, ведущую в курилку, он покинул помещение следом за Соболевым. – Я бы и внимания не обратил, мало ли сбой какой. Только потом я хотел его тебе переслать, а письма в «ящике» уже не оказалось. Даже наши айтишники не смогли установить причину. Они мне потом все утро слали письма, только ни одно на принтер не пошло и все до единого остались. Все, кроме этого.

– Ничего не понимаю, – пробегая глазами по строчкам, бормотал Соболев. – Получается, клиент просто взял и отказался от наших услуг?

– Получается! – Костя ударил кнопку лифта, к которому в тот момент и подошли мужчины. – Мы даже неустойку с него потребовать не можем, по договору сделка считается заключенной после нашего аудита. Но твоя разлюбезная Маркина до сих пор не прислала отчет.

– Не может быть! – вскинул бровь Соболев. – Она всегда все делала вовремя.

– Да кинуть она нас решила. Командировочные получила и свинтила. Говорил я тебе, темная она лошадка.

Лифт наконец приехал, и Костя нажал на кнопку нужного этажа. Они с Соболевым были в кабине одни, но Анохин все равно перешел на шепот:

– Может, она вообще на конкурентов работает. Сливает информацию потихоньку.

– Сможешь отследить ее карту? Она ведь нашим корпоративным банком выпущена?

– Ни копейки не потратила с карты, дрянь. – Костя сразу сник, слова давались ему нелегко. Он словно принял несостоятельность собственных обвинений, но тут же ухватился за новое предположение: – Только это ничего не значит. Может, на самом деле боится, что ее отследят по операциям.

– Костян, ты несешь ахинею! – не выдержал Соболев. – Какие конкуренты и слежки? Кому мы нужны?

– Ты ее выгораживаешь, что ли? – Костя уставился на друга, будто увидел его сейчас впервые. – Ну-ка, посмотри на меня.

Соболев послушно вытаращил глаза. Костя с видом заправского доктора всмотрелся в его зрачки, поцокал языком и в задумчивости погладил свой подбородок. Андрей ждал, когда друг достанет из-за пазухи фонендоскоп и предложит «послушать». Анохин поступил совсем непрофессионально, отвесив другу банальный подзатыльник.

– Так я и знал! – По всей видимости, «диагноз» был установлен. – Да что же тебя все на бедовых баб-то тянет?

– Не хочешь объясниться? – Соболев шутливо поморщился, потирая затылок. – Желаю услышать, чего именно ты «так и знал».

В этот момент лифт дернулся, останавливаясь на этаже, что и спасло Константина от дальнейших объяснений. Двери разъехались в сторону, и тут же Соболев услышал радостный возглас:

– Андрей Владимирович, как хорошо, что я вас встретила! – Юркая брюнетка кинулась к нему навстречу, не позволив выйти из лифта. – Поедемте на шестой, мне нужно вам передать коробку для вашей сотрудницы. Так сказать, лично в руки. – И не дожидаясь согласия, она ткнула наманикюренным пальчиком в нужную кнопку.

– Почему мне? – сделал робкую попытку откреститься тот. – Она скоро сама вернется.

– Да? – Брюнетка округлила густо подведенные глаза и поверх стильных очков посмотрела на Константина. – А мне сообщили, что Маркина больше у нас не работает. Вот я и подумала отдать посылку вам, чтобы вы уже на свое усмотрение, так сказать, распорядились.

– И откуда же, позвольте узнать, у вас такая информация? – Соболев незаметно показал кулак другу, мол, разберемся позже.

– В общем решайте сами. – Брюнетка едва заметно покраснела. – Мое дело – сторона.

Сотрудница привела его в небольшую комнатку, где хранилась корреспонденция, приходившая на адрес всего бизнес-центра. Здесь каждый арендатор разбирал письма и пакеты из зарезервированной на него ячейки.

Коробка оказалась совсем небольшой. Продолговатая, плоская, завернутая в серую бумагу.

– Почему ее принесли к нам?

– Курьер доставил на домашний адрес, – отчитывалась брюнетка, сверяясь с записями в блокноте. – Маркиной дома не оказалось. Вышла соседка-старушка и поначалу накинулась на посыльного с обвинениями, будто бы он подкидывал Маркиной какие-то записки, а теперь еще и коробку притащил. Разобравшись, так сказать, соседка дала курьеру наш адрес, потому как Маркина перед отъездом даже не попрощалась и не сказала, куда отправится.

– А старушка, так сказать, знала о месте работы Алисы Игоревны? – зачем-то передразнил ее привычку Соболев.

Брюнетка поджала губки.

– Я здесь не консультантом работаю, так… Так и знайте! – припечатала она и вышла, хлопнув дверью.

– С характером, – Костя проводил брюнетку взглядом, – прям как моя Нелька. Откроешь? – кивок на коробку.

– Вернется и откроет, – буркнул Соболев, хотя сам ощутил непреодолимую тягу сорвать оберточную бумагу. Вещь, что лежала внутри, словно звала его. Именно с зовом он и сравнил бы зудящее в основании черепа ощущение. Казалось, он даже слышит отдаленный голос, которому очень сложно противиться.

– Как знаешь, – равнодушно ответил Костя. – Пойдем работать?

Константин успел дойти до деревянной двери, когда Андрей неожиданно схватил его за локоть и развернул к себе лицом.

– Почему ты сказал, что она не вернется? – Было в его взгляде что-то, отчего у Анохина подкосились ноги. И если бы не железная хватка, он, наверное, упал бы.

– Андрюха, ты совершаешь большую ошибку. Я тебе как друг говорю, держись от этой бабы подальше.

– Она не баба, – сквозь зубы прошипел Соболев, но локоть отпустил. – Я идиот, раз позволил ей уехать. Ты же мне рассказал все про Медвежьи Озера, я мог ее вернуть, остановить. Ты даже не представляешь, как она на меня смотрела, когда в машине у меня сидела, а я говорил, что она либо поедет выполнять задание, либо может искать себе новую работу. – Соболев запустил обе руки в волосы, сомкнул в замок на затылке. – Я до нее два дня дозвониться не могу. Понимаешь?

– Я как раз понимаю, – Костя положил ладони ему на плечи. – Это ты не понимаешь, во что ввязываешься. Пока не поздно, остановись. Мало тебе Татьяны? Ты еще неприятностей найти захотел?

– Я поеду за ней, – выпалил вдруг Соболев. – Заберу ее и привезу обратно. Никогда себе не прощу, если с ней что-то случится.

– Хорошо, – сдался Костя, – подожди пару дней, я дела подобью и с тобой поеду.

– Нет, Костян, – воспротивился Соболев, – пара дней – это слишком долго. Собирайся, выезжаем сегодня вечером.

– А работу за меня кто сделает? Ты как знаешь, но за два дня ничего с ней не произойдет. Позвони ей прямо сейчас. Вот при мне и звони.

Соболев достал из кармана мобильный, нашел номер Алисы и, приложив телефон к уху, приготовился слушать длинные гудки.

Она ответила почти сразу. Голос был спокойным, ровным, а вот он ничего не мог ей сказать, так и стоял молча, пялясь на замершего в ожидании Анохина.

– Алиса, – справившись наконец с оцепенением, все же произнес Соболев, – Алиса Игоревна, у вас все в порядке? Нет, я не пьян, просто не мог до вас дозвониться. Говорю же, нет! Маркина, ты меня с ума сведешь! Все, до связи!

Андрей сунул телефон обратно в карман.

– Невозможная девица. – Улыбка вопреки его воле растянула губы. – Костян, ты представляешь, спрашивает у меня, не пил ли я.

– Дурак ты, Андрюша, – бросил Костя и, не говоря больше ни слова, вышел, оставив его в одиночестве.

Утром следующего дня Андрей Соболев выходил из поезда на станции в незнакомом городе. Его встретило обветшалое здание вокзала и давящая, какая-то гнетущая тишина. Немногочисленный народ побежал к нетерпеливо фыркающему автобусу, расталкивая и матеря на ходу друг друга.

Городок оказался неприветливым, а может, просто уставшим. Люди куда-то бегут, спешат спрятаться в тесных коробках-квартирах. У них нет времени даже на собственные жизни; некогда поднять лицо и посмотреть на небо. В памяти всплыла грустная поговорка о жителях мегаполисов, которые смотрят на звезды только из собственных гробов. Но здесь не мегаполис, здесь можно и нужно – жить. Да, вокруг серость и уныние, так ведь люди сами в этом виноваты. Не приземистые пятиэтажки наводят тоску, а их угрюмые жители, вечно чем-то недовольные. Научись улыбаться миру, тогда и мир улыбнется тебе. Сколько раз он слышал эту пошловатую в своей мещанской простоте фразу, но только теперь начал понимать ее смысл.

– Мужик, тебе куда? – Типичный представитель подобных городов смотрел на Соболева с плохо скрытым презрением. Совсем молодой, вряд ли старше тридцати лет, но уже какой-то помятый, с запущенной щетиной, в застиранной фланелевой рубахе, которая вышла из моды в конце прошлого века.

Парадоксально, но почему тот, кто ничего не добился в жизни – не смог или не захотел, – всегда смотрит на более удачливого собрата с презрением? По идее должно быть наоборот. Так было с его школьными друзьями, когда он в первый и последний раз приехал на встречу выпускников. Единственный, кто оказался на машине и надел по случаю костюм, а не потертые джинсы, Андрей чувствовал себя белой вороной. И вовсе не желание покрасоваться двигало им в тот день, а банальные правила приличия. Они давно уже не школьники-раздолбаи, а взрослые люди. Так почему чувство стыда испытывали не они, те, кто напился еще до самой встречи, а он?

В тот вечер к нему подошла Аня Громова, девочка, в которую он был влюблен еще до знакомства с Татьяной, и сказала:

– Зря ты, Андрюша, выпендриваешься. Наши пацаны не любят таких, как ты.

Тогда он твердо уяснил, что не хочет быть «своим» среди «пацанов». Что для одних обычная жизнь, для других может показаться попыткой выделиться и за счет этого унизить их. Аня, выступившая послом доброй воли от «своих», в конце встречи все же предложила ему поехать к ней. А когда услышала, что он женат, фыркнула с оскорбленным видом и, прилипнув к Денису Прыткову, стала тыкать в сторону Андрея пальцем, шепча что-то на ухо своему кавалеру на ближайшую ночь. Ничего хорошего, судя по тому, как напряглась бычья шея главного хулигана и грозы не только их бывшего класса, но и всей школы, это не означало. Так и вышло. Его встретили на крыльце кафе, когда Андрей пытался раскурить на сильном ветру сигарету. Пламя зажигалки все время тухло.

Прытков пришел не один, подтянув откуда-то еще пару таких же быков, как и он сам.

– Ты Аньку шлюхой назвал? – Всего лишь повод, формальность. Тестостерон, давно заглушивший голос разума, требовал одного – крови. Игры тупых самцов, призом в котором станет самка.

– Допустим, – твердо ответил Соболев.

– Да ты! – Бык дернул маленькой башкой и сжал кулаки. Это было не по сценарию. Андрей ведь не оскорблял деваху, а значит, должен был начать оправдываться и лебезить. – Она не шлюха, понял? – прозвучало неуверенно и жалко.

– Ден, – раздался тоненький голос, – чего ты тут цацкаешься? Врежь ему и возвращайся за стол. Скоро караоке будет.

– Пшла! – Верхняя губа Прыткова поднялась и задрожала, как у бешеного пса. Он даже не посмотрел в Анькину сторону, медленно начав наступление на мнимого обидчика дамы.

Визг тормозов заставил обернуться всех. Даже Андрей, ожидавший этого, подивился киношности и излишнему пафосу ситуации. Костян вышел из черного «мерина», старого и не раз битого, чего не знали вылупившиеся на него братки. Рыжий просто убрал край пиджака, потянувшись рукой к ремню, когда быки с воплями: «У него пушка!» – растворились в темноте дворов.

– Чего это они? – искренне удивился молодой мужчина и поправил сползшие брюки. – Я думал, придется драться.

Теперь он опять вспомнил ту встречу и снова испытал стыд. На этот раз за то, что не захотел выслушать уговаривающую его девушку. Включил начальника, решил почувствовать себя крутым боссом. Стыдно стало еще и за то, что он почти уподобился тем «пацанам», воспользовавшись своим статусом, положением и властью.

– До гостиницы подбросишь?

– Легко. – Парень улыбнулся, моментально расположив Соболева к себе. – Нынче наша старушка пользуется популярностью.

Пока ехали до места, водитель что-то спрашивал, Андрей кивал, пытаясь попадать в такт разговора, улыбаться к месту. И когда у парня зазвонил телефон, Соболев обрадовался, что можно перестать поддерживать видимость беседы. Но первое же оброненное слово подействовало на него, как ледяная вода, вылитая на голову спящего человека.

Он весь обратился в слух, боясь даже дышать.

– Алиса, рад тебя слышать… Нет, не занят… Как раз еду в гостиницу… Пять минут, и я на месте…

– Ну-ка останови, – едва дождавшись окончания разговора, потребовал Соболев, – я пересяду.

– Укачало, что ли? – с грустью в голосе спросил водитель, съехав на обочину и заглушив двигатель. – Не вырвет тебя в салоне? У меня денег на химчистку нет.

– Не вырвет. – Соболев толкнул дверь и, выйдя из машины, перебрался на переднее сиденье. – Ты сейчас говорил по телефону с девушкой, Алисой. Она твоя подруга?

– Нет, – от неожиданности ответил водитель, но, справившись с первым изумлением, решил проявить запоздалую бдительность: – Тебе какое дело, кстати?

– Я ищу знакомую с точно таким же именем. Яркая брюнетка, с карими глазами.

– Вообще похожа, – промямлил водитель, будто не хотел говорить, – но под твое описание десяток Алис подойдет.

– Не такое уж распространенное имя, – возразил Соболев и воскликнул: – На дорогу смотри, чуть бабку не сбил! Так что скажешь? Знаешь ее?

– Может, и знаю, – заюлил водитель, явно на что-то намекая.

– Денег, что ли, хочешь за информацию?

– Не надо никаких денег. Только проезд оплати, приехали.

Гостиница с гордым названием «Советская» доживала свой бесславный век, ветшая и разваливаясь буквально на глазах. Стены с облупившейся краской, желтые дешевые занавески за мутными стеклами немытых окон. Наверняка за стойкой администратора сидит толстая тетка с вязанием в руках, а на коленях у нее спит жирный кот.

Алиса стояла на крыльце с затертыми сотнями ног серыми ступеньками, щурясь от яркого солнца. На ней был легкий бежевый плащик, полы которого трепал ветер. Девушка сжимала обеими руками сумочку, словно боялась ее выронить. В тот самый момент она показалось Соболеву беззащитной, хрупкой, похожей на фарфоровую куклу с ее бледной кожей, особо выделяющейся на фоне темных, почти черных волос. Внутри у него что-то сжалось, да так, что захотелось стиснуть до боли зубы. Он все еще злился на себя, ругал за проявленное самодурство. Сам себе Соболев боялся признаться, как испугался за нее.

Прав оказался Костик, когда обвинял его в увлечении Алисой. Он и сам давно понял это, но старался заглушить возникшие чувства. Такую девушку не сделаешь любовницей, слишком уж она хороша для этой роли. Она подобна птице, которую можно поймать, посадить в клетку и любоваться ее красотой. Но петь для тебя она не станет, как ни проси. Гордая, неприступная, готовая пойти на заклание, только бы не предать свою чистоту. Не растратить внутренний свет, дарующий успокоение израненному сердцу. Когда-то он с такой же нежностью и обожанием смотрел на юную Татьяну. Были ли те едва родившиеся чувства настоящими, теперь уже не вспомнить и не понять. Проще думать, что ничего не было, так он для себя решил.

Он не ждал нового ростка на выжженной до самых глубин почве и давно принял страшную истину: неспособен Андрей Соболев любить по-настоящему. Просто не имел представления о природе чувства, воспетого поэтами в веках. И свое глупое геройство, занятое у книжных персонажей, так бездарно растраченное в далекой юности, он теперь презирал.

Андрей расплатился с водителем и вышел из машины. Алиса даже не сразу его заметила. А когда увидела, замерла в растерянности, оглянувшись на здание гостиницы так, будто собиралась сбежать.

– Маркина! – позвал мужчина и помахал ей рукой. Он снова включил строгого начальника. Теперь можно. Вот она стоит перед ним: целая и невредимая. Только чем-то напуганная. Неужели подобную реакцию вызвало его появление?

– Андрей Владимирович, что вы здесь делаете? – в лоб спросила она, когда наконец решилась подойти. – Я уже собиралась отправить отчет. Были проблемы с интернетом, но я все подготовила.

– За тобой приехал, собирайся. – Вот так просто без лишних слов и умозаключений. – Твоя работа здесь окончена, клиент отказался от нас.

За его спиной послышалось недовольное сопение. Водитель, подвозивший его до гостиницы, вышел из машины и, громко хлопнув дверью, теперь не сводил с них настороженного взгляда.

– Я тебе еще что-то должен? – приставив руку козырьком ко лбу, кивнул ему Соболев.

Водитель молча наклонился к машине и достал сумку, которую Андрей забыл из-за спешки. Соболев отправлялся из дома с минимумом вещей, рассчитывая провести в городе не более суток. Как говорится – налегке.

– Гриша, я, наверное, останусь. Спасибо, что приехал.

Это ее «Гриша» показалось Соболеву слишком личным, почти интимным. Когда они успели спеться? Может, были знакомы раньше, все же она жила в этом городе. Он желал, чтобы небритый хлыщ немедленно убрался. Вспыхнула яркой кометой и тут же угасла мысль предложить тому денег. Так ведь не возьмет и предстанет в ее глазах в более выигрышном свете.

– Молодой человек, вам работать не нужно? – Да что с ним происходит? Не хватало еще устроить сцену ревности посреди улицы.

Водитель дернулся, но остался стоять на месте.

– Гриша, он прав. – Алиса примирительно улыбнулась, поочередно бросая взгляды то на одного, то на другого мужчину, готовых сцепиться, как два бойцовых пса. – Неудобно тебя задерживать.

– Хорошо, – выдавил Григорий, не размыкая губ. – Звони, если понадоблюсь.

– Обойдемся своими силами, – бросил ему Соболев, но он уже не услышал, садясь в машину и заводя мотор.

Когда машина скрылась из вида, Алиса выжидающе уставилась на Соболева. Оба не знали, с чего начать разговор, совсем как встретившиеся вдруг после долгой разлуки бывшие любовники, у которых давно закончились общие темы для бесед.

– Значит, здесь живешь? – Ничего оригинального он не смог придумать.

– Угу, – тихо ответила она. – Зачем вы приехали, Андрей Владимирович?

– Ты не рада меня видеть?

– Просто не ожидала.

А что он еще хотел услышать? Что она безумно скучала и считала дни до их встречи?

– Я получил твое сообщение, ну то, в котором ты писала…

– Я ничего вам не писала! – прервала запинающегося Соболева девушка. – Не знаю, как подобное возможно, но телефон сам отправил эсэмэс.

– Не переживай так. Всякое могло произойти: техника иногда творит что заблагорассудится.

– Вы сами себе противоречите. – А вот улыбка шла ей куда больше, нежели маска сосредоточенности и прохладцы, которую она почти никогда не снимала.

– Разве? – Молодой мужчина выгнул рот скорбным полумесяцем и хмыкнул. – Со мной такое случается.

– Не правда, – возразила она, – вы умный, рассудительный, настоящий профессионал.

И вот снова ее казенный язык. Почему было не назвать его веселым, приятным или даже симпатичным? Неужели она не видит в нем мужчину, а только сурового начальника?

Разговор сам собой зашел в тупик, и Соболев предложил для начала заселиться в гостиницу, а потом уже поговорить о работе и обсудить время отъезда. Уезжать немедленно Алиса почему-то отказалась, сославшись на возникшие дела.

– Я вам самого главного сказать не успела. – Они стояли у стойки администратора, ожидая, пока сотрудница гостиницы перепишет данные Андрея в толстый журнал. – Интернат, в который вы меня отправили, закрылся в прошлом году.

– Знаю, – рассеянно ответил он, думая совсем не о работе. – Поэтому я и приехал. До тебя не дозвониться, а вчера на почту моего зама пришло письмо, в котором клиент извиняется за беспокойство и разрывает с нами договор. И я, если честно, ничего уже не понимаю. – Соболев забрал со стойки паспорт и ключ с зеленым кругляшом брелока. – Кто, например, присылал договор и требовал сотрудника для аудита? Костя сказал, что все перепроверил, реквизиты и прочие данные – подлинные.

Алиса Маркина смотрела на него блестящими от подступивших слез глазами, уголки ее губ поползли вниз. Она была готова вот-вот расплакаться.

– Ничего не понимаю, – повторил он, – но обещаю во всем разобраться.

Проводив Алису в номер, Андрей выглянул в окно, находящееся в конце длинного гостиничного коридора. Погода начала портиться, солнце постепенно заволакивало тяжелыми свинцовыми тучами, собирался дождь.

Его внимание привлекла знакомая машина, припарковавшаяся неподалеку от здания. Водитель Гриша стоял возле своего авто, держа у уха трубку мобильного и бросая косые взгляды в сторону гостиницы. Вряд ли он мог увидеть Соболева, но тот на всякий случай отпрянул от окна.

– Возможно, ждет очередного клиента. – От накатившего вдруг волнения молодой мужчина заговорил вслух.

Все же есть в этом Грише что-то неприятное. Он похож на скользкую лягушку, старательно прикидывающуюся благородным принцем. Списать бы все на банальную ревность и успокоиться, но Соболев спинным мозгом чувствовал некий подвох. Жаль, что Алиса заартачилась и не согласилась уехать сегодня же. Ну ничего, теперь он рядом и не даст ее в обиду, даже если она сама его об этом не попросит.

В дверь постучали. Решив, что вернулся Андрей, Алиса открыла.

– Ты? – отступая в глубь номера прошептала девушка и закрыла рот рукой.

Забытую коробку Григорий обнаружил не сразу. Она завалилась между сиденьями, и он не заметил ее, когда отдавал сумку тому козлу. Зачем он вообще приехал? Теперь Гришины шансы на благосклонность со стороны девушки сильно сократились. Он видел, какие она бросала взгляды на бородатого гада. И чего бабы находят в бороде? Ему постоянно выговаривают даже за легкую небритость, а таким вот хлыщам прощают огромные лопаты.

Коробка была теплой. От нее исходили едва ощутимые вибрации, похожие на легкое покалывание от небольших разрядов электрического тока. Поначалу Гриша и не думал ее вскрывать, собираясь передать приезжему мачо через Алису – лишний повод для встречи. Вот только его руки действовали вопреки командам мозга и уже вцепились нетерпеливыми пальцами в серую оберточную бумагу. Разорвав упаковку, Гриша с благоговением откинул крышку, сам себе напомнив маленького ребенка, получившего на день рождения вожделенный подарок.

На дне коробки лежал нож. С красивой резной рукояткой, заканчивающейся медвежьей головой с раскрытой в беззвучном рыке пастью. Гриша рассматривал нож, вертел его в руках, пытаясь прочитать загадочные символы на потемневшей от времени костяной рукояти. Он сразу понял, что нож старый, даже старинный. Точно не искусственно состаренный новодел. Его дядька был кузнецом, и Гриня кое-чему у него обучился.

Он направил лезвие клинка на свет и тот, поймав солнечный луч, блеснул кровавым отблеском. Медвежьи глазницы будто бы налились кровью и потухли.

Окружающий мир начал вращаться. За лобовым стеклом поплыл туман, меняя очертания города, стирая с лица земли старую гостиницу. На ее месте появились несколько деревянных домиков, возле которых чинно паслись коровы, разгуливали рябые куры; из труб валил густой белый дым. Исчез гул машин, на город опустилась густая тишина, только где-то далеко отсчитывала чьи-то годы кукушка.

Гриша протер глаза, только картинка не поменялась. Рукоятка ножа вдруг сделалась ледяной, вибрации усилились, и Гриша, не удержав нож в руке, выронил его на пол. Отыскав нож и снова глянув в лобовое стекло, он увидел все ту же гостиницу, дорогу неподалеку, по которой проносились автомобили, а в небе уже собрались низкие грозовые тучи.

Гриша почувствовал, что ему катастрофически не хватает воздуха. Голова кружилась, в ушах стоял странный гул. Он выбрался из машины, достал из кармана мобильный и набрал заученный наизусть номер. Дождавшись ответа, коротко сообщил:

– У нас проблемы. Расскажу при встрече.

…Алиса потянула металлическую дверь, но та не поддалась. Девушка попробовала толкнуть створку от себя и снова потерпела неудачу. Тогда она спустилась по ступенькам и подошла к темному окну, где раньше располагалась каптерка Михайловича, старого интернетовского сторожа. Алиса приложила лицо к стеклу, но, как ни старалась, не смогла рассмотреть того, что происходит внутри. Похоже, с той стороны окно было занавешено темной тканью.

Запрокинув голову, Алиса осмотрела окна второго этажа и только теперь поняла, что они все закрыты чем-то черным.

– А ну, отойди отседова! – раздался ворчливый голос, и девушка вздрогнула от неожиданности. – Кому сказал, а?!

Она оглянулась и заметила спешащего к ней полноватого мужчину в форме охранника, с дубинкой наперевес. Алиса заозиралась в поисках поддержки со стороны Гриши, но его машины и след простыл.

– Здравствуйте, – выпалила она первое, что пришло в голову, когда охранник остановился возле нее, тяжело дыша.

– Чего тебе тут понадобилось? – сквозь одышку выспрашивал мужчина на вид лет шестидесяти. – Медом вам, что ли, намазано, шастаете сюда, как на работу. Мне за каждым бегать приходится, а годы уже не те.

– Не нужно за мной бегать. – Алиса осмелела, поняв, что мужчина вовсе не агрессивен и с ним можно вести диалог. – Я приехала в интернат, мне бы с руководством поговорить.

– В интернат она приехала. – Мужчина покачал головой с редкими седыми волосами, зачесанными назад. – Не видишь, что ли, нет здесь никого? Съехал интернат.

– Давно?

– Почти год уже. Меня вот поставили охранять, чтобы стекла не били и стены не исписали непотребствами всякими. – Он многозначительно положил руку на дубинку, будто Алиса была похожа на графитчицу или любителя полазать по заброшенным зданиям. – Так что давай, дуй отсюда, красавица. Нечего людям работать мешать.

– Я когда-то воспитывалась здесь, – неизвестно зачем разоткровенничалась Алиса. – Давно, десять лет назад. В этой самой будке, – она указала рукой, где именно, – сидел Михайлович. Стыдно, но я даже имени его не знаю, а ведь он для меня очень многое сделал.

– Петр Михайлович, – буркнул мужчина.

– Что, простите?

– Моего брата звали Петром, а отца нашего Михаилом.

– Так вы его брат? – Алиса обрадовалась неожиданной удаче. Пусть этот мужчина и не был ей знаком, но он имел непосредственное отношение к тому, кого она, пожалуй, могла бы назвать другом. Михайлович служил для нее и жилеткой и отдушиной. Он слушал ее, малолетнюю дуреху, и никогда не прогонял, хотя она и была ему порой в тягость. – Как он поживает? После увольнения я его больше не видела.

– Умер Петька. – Мужчина сунул руки в карманы брюк. – Через неделю как из этого проклятого места ушел, повесился.

– Но почему? – Услышанное шокировало Алису. – Зачем он так поступил?

– Он со мной не поделился, – зло припечатал мужчина. – Все бормотал про то, что предал кого-то. Да так и не сказал, кого именно. Алкаш он был и дурошлеп, вот что я тебе про него скажу. Белая горячка случилась, видать.

– Не смейте про него так говорить! – Слова мужчины обожгли сердце Алисы. Она решила встать на его защиту. – Он был хорошим человеком. Его весь интернат любил.

– Хорошим. – Охранник переминался с пятки на мысок, явно утомленный беседой. И все же не спешил прогонять нарушительницу. – Потому и пострадал, что хороший. Ты вот что, иди уже, мне обход надо делать.

Алиса достала из сумочки мобильный, чтобы позвонить Грише, и увидела входящее сообщение от него. Он извинялся за то, что уехал. Ему позвонил постоянный клиент. Гриша обещал вернуться через час-полтора.

– Можно я с вами побуду? – Алиса не надеялась на положительный ответ. Более того, она рассчитывала, что охранник прогонит ее в шею. С чего вообще она вдруг решила навязаться к нему в напарники?

– Ты точно Петьку знала? – спросил вдруг он. – Не сочиняешь?

– Не сочиняю. Он про меня скорее всего не говорил, но, когда я еще воспитывалась в интернате и мне становилось одиноко, я приходила к нему в каморку и он часами рассказывал о своей жизни. – Она осеклась, понимая, что сморозила глупость. Ведь про своего брата Михайлович ни разу не обмолвился даже словом.

– Вот только о моем наличии в своей биографии умолчал. – Мужчина не спрашивал, он констатировал факт. – Мы с ним много лет не разговаривали. Да тебе, наверное, неинтересно стариковские байки слушать? – Охранник демонстративно достал ключи и, взвесив связку на руке, убрал обратно, четко дав понять цену входного билета на закрытую территорию.

– Расскажите. Может, хоть так я смогу почтить его память.

Перешагнув порог входа в здание, Алиса будто провалилась в свое детство. Она и не думала, что до сих пор ненавидит эти стены, насквозь пропитанные детскими слезами. Она тут же пожалела, что напросилась на экскурсию, даже хотела извиниться и уйти, когда увидела в глазах пожилого мужчины невысказанную мольбу. Ему нужно было выплеснуть то, что накопилось внутри, и, возможно, именно ее он ждал все это время.

Глупо было так думать, но Алиса действительно в его лице хотела поблагодарить Михайловича. Если бы не он, ей пришлось бы со многими вещами справляться в одиночку. Она шла рядом с бормотавшим мужчиной, почти не слыша его, и все время представляла, что шагает рядом со старым сторожем.

Вот ей снова тринадцать лет, и она ждет своего любимого брата. Михайлович дал слово, что сообщит о его появлении, и сдержал обещание.

Слуха коснулись детские голоса, с высоких окон упала черная ткань, впуская в гулкие коридоры интерната холодный свет зимнего солнца. Алисе шестнадцать лет. Она вернулась с «допроса» обескураженная, напуганная, все еще не верящая в услышанное…

…Михайлович, о чем-то задумавшись, не услышал, как девушка вошла, хотя она и постучала предварительно. Сторож перевел на нее затуманенный взгляд, рассеянно улыбнулся и выдал свое коронное приветствие:

– Ну здравствуй, егоза!

Алиса улыбнулась в ответ. Он не переставал звать ее детским прозвищем, хотя она давно уже выросла и, возможно, услышь подобное обращение от кого-то другого, непременно обиделась бы. Но из уст Михайловича прозвище звучало как-то особенно ласково.

– Здравствуй, Михайлович. – Алиса обняла сторожа, как родного деда, которого у нее не было. – Я ненадолго, нас теперь пересчитывают едва ли не каждый час.

– Знаю. – Он встал и прошелся по небольшой комнате туда-сюда. Когда остановился, посмотрел на Алису с такой тоской, что ее сердце невольно сжалось. – Ты его видела? Поговорили?

– Кого? – Алиса не поняла, но замершее сердце теперь отплясывало чечетку.

– Влада. Приходил он на днях. Сказал, что с тобой повидаться.

– А как же ты его пропустил? Он ведь… – Алиса не хотела называть брата преступником, хотя он и сбежал из лечебницы, что само по себе было правонарушением.

– Так и пропустил! – повышая голос, ответил сторож. – Это для них он псих, – Михайлович неопределенно махнул рукой, – а для меня… Эх, да чего уж там. Так виделась ты с ним или как?

– В какой день он приходил? – проигнорировав вопрос, продолжила допытывать Алиса. – Михайлович, миленький, вспоминай, пожалуйста!

– А чего мне вспоминать-то? – всплеснул руками сторож. – Аккурат в ту ночь, когда тебя у крылечка обнаружил в бессознательном состоянии. Примчался весь взъерошенный, глазищи бешеные. Времени, говорит, мало, надо бы с Алиской повидаться.

Влад никогда не называл ее Алиской, так прозвучало в пересказе Михайловича.

Девушка легко сопоставила в уме два события. Влад приходил в ту самую ночь, когда она гуляла с Пашей. Всю дорогу за ними кто-то следил. Алиса не видела преследователя, все происходило на уровне ощущений. Пашка так и вообще ничего не понял, а вот она все время озиралась, пока из кустов не выскочила тень, оттащившая от нее начавшего приставать парня.

А потом она узнала о найденной в канаве мертвой девушке, так похожей на нее саму.

…тем временем они подошли к бывшему кабинету директрисы. Шли они, освещая себе путь одним лишь фонариком, но Алиса могла бы обойти весь интернат и вовсе с закрытыми глазами, потому что знала каждый его уголок, как свои пять пальцев.

Голоса стихли, погружая старую усадьбу в глубокий сон. Видение, всплывшее в памяти точно корабль из плотного тумана, исчезло. Охранник постучал дубинкой по двери. Алиса внутренне приготовилась к тому, что сейчас дверь откроется и к ней выйдет Галина Георгиевна собственной персоной. Грозная Горгулья, как звали ее все в интернате, включая и обслуживающий персонал.

– Петька вашу директрису побаивался, хоть и не признавался никому. – Пожилой охранник покачал головой. – Он мне много чего рассказал перед смертью. Как работал тут, как ребятишек за территорию пропускал. Жалко ему вас было. Одного не сказал: зачем в петлю полез. То, что невесту мою от самого алтаря увел, я ему простил. Да он и сам знал. А все равно почти полжизни в молчанку мы с ним играли.

Алиса поспешила уйти от кабинета. Она хорошо запомнила тот день, когда весь интернат гудел, как рассерженный улей. Приехала милиция, «Скорая». Детей заперли в спальных комнатах. Все занятия отменили. Переполох стих только к утру следующего дня, сменившись пугающей тишиной. Воспитанникам разрешалось выходить из классов и спален исключительно в сопровождении воспитателя. Даже в туалет дети ходили под присмотром. Что произошло, никто не знал, и только шепотом по цепочке переходило страшное известие: «Горгулью убили».

Галину Георгиевну нашли в ее собственном кабинете. Женщина лежала на спине с широко открытыми от ужаса глазами. Кто-то перерезал ей горло и вырезал язык. Детали и подробности узнались многим позже, а пока в интернате заговорили о появлении маньяка. Дети, недолго думая, назначили на его роль брата Алисы, припомнив прошлую историю с убийством девушки в заброшенном крыле здания.

Ей стало по-настоящему страшно. Страх перерос в ужас, когда она сама поверила в то, что Влад виновен. Алиса уже не могла отрицать очевидного. Ее жизнь превратилась в кромешный ад, в котором она каждый день сгорала заживо, пока не узнала о том, что Влада смогли найти и вернуть на лечение в психиатрическую лечебницу, где несколько лет спустя он скончался.

– …вот и все, красавица, – открывая перед Алисой дверь, ведущую на улицу, уныло сообщил охранник. – Не приехали еще за тобой?

Площадка перед бывшей усадьбой пустовала. Алиса виновато пожала плечами и стала спускаться по ступенькам.

– Я за территорией подожду, не хочу, чтобы у вас возникли из-за меня неприятности.

– Да какие от тебя неприятности, дочка? – Охранник, по всей видимости, проникся к ней симпатией. – Ты стекол не бьешь, на стенках не рисуешь.

– Не в том я возрасте, – улыбнулась Алиса и добавила: – Хотя, и когда была «в том», ничем подобным не занималась.

– Ты уж не серчай на старика, что я тебя прогнать-то хотел. Работа, сама понимаешь.

– Понимаю.

Их неловкое прощание никак не получилось завершить. Алиса знала – пожилому мужчине скучно одному. А ей самой не хотелось здесь задерживаться.

– Вот я дурень старый. – Мужчина хлопнул себя ладонью по лбу. – Ты ведь про руководство интерната спрашивала? – Дождавшись положительной реакции, он продолжил: – Директриса новая, ну та, которая в последние годы здесь верховодила, уехала. Перевели ее в другой город. Говорят, к Москве поближе. Но тебе, наверное, все равно, с кем говорить, лишь бы начальство было?

Алиса хотела поторопить многословного пожилого человека, но она не осмелилась его перебить. Она еще чувствовала неудобство за то, что почти не слушала его, пока тот водил ее по гулким помещениям бывшей усадьбы.

– Ну, а раз так, – он правильно расценил ее молчание, – тогда запиши номерок. Была тут одна барыня-сударыня, приезжала будто к себе домой и все указания раздавала.

Девушка ощутила, как усиливается сердцебиение. Она догадывалась, о какой «барыне» шла речь. В их городке такая всего одна.

– Только я тебе так скажу, – мужчина поманил ее пальцем и, дождавшись, когда Алиса подойдет ближе, доверительным шепотом сообщил: – не любила она это место. Да и как его любить можно, сколько тут крови пролито. Бабка моя всю жизнь в деревне прожила, еще первую хозяйку-то дома застала. Много бед снесла та хозяйка. Не верю я в бога, но тут иначе как небесной карой не объяснишь свалившиеся на нее несчастья.

Алиса вспомнила свое видение. Получается, ей не просто так привиделась окровавленная девушка. И мужчина с обезображенным лицом… убийца? В голове зазвучали его страшные слова: «Я найду тебя, так и знай!»

То, что она пыталась списать на переутомление и нервное расстройство, вполне может оказаться правдой. Он был за что-то очень зол на нее, тот человек, и разговаривал как с давней знакомой.

– Да мало ли сказок рассказывают, – неожиданно пошел на попятную охранник. – Послушала и забыла. Может, все же созрела чайку попить? У меня вареньице имеется вишневое.

Как бы Алиса ни сочувствовала пожилому мужчине, пришлось ответить ему отказом. Она и не заметила, как, бродя по брошенному зданию интерната, они потратили почти час времени, хотя и складывалось впечатление, что прошло не более нескольких минут.

– Как знаешь. Номерок-то запиши, – напомнил мужчина, когда Алиса, наконец распрощавшись с ним, направилась в сторону шоссе, – а то, выходит, зря приезжала. Нина Викторовна ее зовут. Последний раз наведывалась неделю назад, сказала, снести усадьбу решили. Нет у города денег ее содержать. И ценности никакой здание не имеет.

К тому моменту, когда подъехал Гриша, Алиса уже насквозь продрогла, ругая себя за малодушие. Надо было принять приглашение и дождаться прибытия водителя в тепле за чашкой чая с вишневым вареньем, которое она очень даже любила.

Когда машина уже свернула в поселок, Алиса почувствовала смертельную усталость. Ощущение было такое, будто некто собрал груз всех негативных событий последних дней в одну огромную гирю и опустил ей на грудь. И теперь у нее оставалось только одно желание – скорее лечь спать. Нет, сначала в душ, потом – в постель.

Она несколько раз доставала телефон, чтобы позвонить Нине, но так и не решилась набрать ее номер. Девушка прокручивала в голове начало разговора, даже заготовила некоторые ответы, понимая, что все пойдет совсем по-другому, как только она услышит знакомый голос.

Хотя готовиться в ее случае все равно, что пытаться спастись от цунами, загорая на пляже. Нинка наверняка считает Алису предательницей и жутко злится на нее. К тому же она имеет полное право винить ее в произошедшем с Виктором. И пусть сама Нина много раз пыталась убедить девушку в обратном, Алиса не смогла изжить в себе чувство вины. Оно как заноза засело глубоко в подсознании, которую никак оттуда не вытащить.

Возле калитки ее поджидала соседка. Светлана едва не села на капот подъехавшей машины.

– Как я рада, что ты приехала! – Соседка бросилась к Алисе с объятиями, обескуражив своим поступком не только девушку, но и Григория, вышедшего помочь. – У нас такое горе приключилось. Не знаю, как и сказать.

– Словами, – недовольно буркнул Гриша. – Не видите, девушка устала и хочет попасть к себе домой.

– Конечно, – закудахтала Светлана, – пойдемте в дом, я там все и расскажу.

– Она устала, – уже более настойчиво повторил Гриша, вызвав у Алисы недоумение. – Говорите, чего хотели, и ступайте по своим делам.

– Грубиян! – оскорбилась соседка. – Алиса, твой молодой человек ведет себя не совсем корректно.

– Он не мой молодой человек, – смутилась Алиса, – просто водитель, который подвез меня до дома. – Гриш, ты поезжай, я сама тут как-нибудь.

– А как же гостиница? – напомнил он, удивившись внезапной смене планов.

Судя по лицу соседки, при слове «гостиница» она надумала себе бог весть что. Глаза женщины лихорадочно заблестели, а щеки покрылись стыдливым румянцем. Светлана сложила руки на пышной груди, ожидая новой порции интимных откровений.

– Я переночую дома. Утром тебе позвоню, и ты меня отвезешь. Хорошо?

– Ладно, – проворчал Гриша, сдавшись. Не волоком же ему было ее тащить. – Только заранее звони, у меня с утра много работы.

Алиса кивнула, пообещав позвонить минимум за час до нужного времени.

Дождавшись, когда стихнет шум отъезжающей машины, Светлана подхватила Алису под локоток и потащила в противоположную сторону от дома девушки.

– Пойдем ко мне, я торт испекла, – щебетала соседка, совершенно забыв о приключившемся несчастье, ради сообщения о котором и пришла к дому Алисы. – Муж уехал на рыбалку, нам никто не помешает посплетничать.

Алиса с тоской оглянулась на калитку, до которой было рукой подать, и уже пожалела, что избавилась от Гриши. Она не собиралась менять планы и ночевать одной в доме ей по-прежнему не хотелось, но ей очень не понравились властные, почти собственнические нотки в голосе молодого человека. Почему он считает, что может так себя с ней вести? Она не давала ему ни малейшего повода для панибратства. Григорий знает-то ее всего два дня, но выставляет себя так, словно они знакомы тысячу лет и она ему чем-то обязана.

Алиса не успела опомниться, как обнаружила себя сидящей на чужой кухне. Возле нее на веселенькой скатерти стояла чашка с дымящимся чаем, а на тарелочке лежал кусок торта.

От угощения девушка вежливо отказалась, сославшись на строгую диету, но, чтобы не обижать хозяйку, отпила немного из чашки. Торты она теперь и вовсе не сможет есть до конца жизни.

– Мне бы твою силу воли. Никак не могу заставить себя сесть на диету, – уминая второй кусок, жаловалась Светлана. – Посмотри, во что я превратилась за годы брака.

Она встала, стряхнув с колен ароматные крошки, и покружилась на месте, демонстрируя взбитую фигуру с чуть оплывшими боками.

– Ты прекрасно выглядишь, – похвалила ее Алиса, хорошо понимая, какой реакции от нее ждала соседка. – Диеты тебе ни к чему.

– Да брось, – зарумянилась она, махнув на девушку пухлой рукой, и тут же переключилась на новую тему: – Ты ведь еще не знаешь, что у нас тут произошло!

Алиса покачала головой, а Светлана, выдержав долгую театральную паузу, точно никак не решалась заговорить, потянулась к чайнику.

– Давай еще чайку?

– Светлан, – остановила ее порыв Алиса, – я правда очень устала за сегодня. Боюсь, если в ближайшие полчаса не доберусь до постели, засну прямо на твоей замечательной кухне.

В этот раз женщина не обратила внимания на ее неуклюжий комплимент. Выражение ее лица стало озабоченным, точно с нее вдруг сползла маска добродушной хозяюшки.

– Мне Алена Ивановна рассказала. – Голос Светланы тоже изменился, стал глуше, словно выцвел. – Она видела, как ты вчера разговаривала с Виталиком.

– Каким Виталиком? – выгнула бровь Алиса. – Я ни с кем не успела здесь познакомиться, кроме тебя.

– Виталик ее внук. Молодой парень с обожженным лицом.

Светлана кивнула, будто бы задавала сама себе вопрос и отвечала на него.

– Он обычно ни с кем не идет на контакт, и она удивилась, почему вдруг тот подошел к тебе, незнакомой женщине. Ты скорее всего поняла, Виталик не совсем здоров, он даже разговаривает немного заторможенно.

– Погоди! – У Алисы застучало в висках от прилившей крови. – Он же не разговаривает. Гриша сказал, что молодой человек немой.

– Глупости какие! Да, речь у него нарушена, но он точно разговаривает. – Она немного помолчала и тихо добавила: – Точнее, разговаривал. Сегодня утром его нашли мертвым на выезде из поселка. Говорят, машина сбила.

У Алисы моментально пересохло в горле, и она сделала большой глоток остывшего, покрывшегося серой пленкой чая.

– Он любил стоять у обочины, встречать и провожать проезжающие машины, – говорила Светлана, отойдя к мойке, где ополоснула Алисину чашку, после чего вернула ее на стол. Сама села на табуретку, не прекращая все это время говорить. – Его все тут знали и жалели. У нас ведь и чужих никогда здесь не было.

– Ты намекаешь, что я могла сделать это? – Алиса вспыхнула от неожиданной догадки, резко поднимаясь на ноги.

– Что ты? – вскочила Светлана, усаживая девушку на место. – Как тебе только в голову такое могло прийти? Алена Ивановна сама хотела к тебе подойти, но ты уехала. Она подумала, что Виталик мог тебе что-то сказать. Может, его кто напугал или угрожал чем-то? Сама понимаешь, не любят люди тех, кто от них отличается.

– Он со мной не разговаривал, – устало обронила Алиса, – мычал что-то и головой качал.

Светлана поднялась, чтобы поставить на плиту остывший чайник.

– А тот парень, который тебя подвозил, ты его давно знаешь? – неожиданно спросила она, не поворачивая головы.

– Нет. Я ведь два дня всего как приехала. Он меня со станции подвез и теперь иногда помогает, если нужно куда-то поехать. А что?

– Не нравится он мне. – Женщина подперла щеку кулаком, задумчиво уставившись в потолок. – Не хотела тебе говорить, но я его машину видела ночью возле твоего дома. Стояла с выключенными фарами, но водитель точно был внутри. Я его заметила, когда он по нужде выходил. Мне как раз не спалось, и я сидела у окошка, дышала воздухом. Тогда значения не придала, а сегодня вот увидела вас вместе и вспомнила.

– Ты уверена?

– На зрение не жалуюсь, слава богу, – усмехнулась она. – Не мое дело, как говорится, но ты все же будь осторожнее. Мутный он какой-то.

Алиса еще некоторое время пробыла у Светланы и засобиралась домой. Соседка не стала ее останавливать, обе чувствовали себя неловко. Перед уходом Алиса попросила дать ей номер местного такси, и Светлана продиктовала нужные цифры.

Дом встретил Алису настороженной тишиной. Уже начинало темнеть и в помещение робко прокрался сумрак, устраиваясь поудобнее до самого утра.

Девушка включила свет в прихожей, затем прошла на кухню и сделала то же самое. Хотела открыть окно для проветривания, но передумала. Даже зная, что Виталик мертв, она все равно боялась увидеть его снова. А после посетившего ее видения и вовсе не известно, чего можно ожидать.

Алиса вспомнила о лежащей в кармане плаща шоколадной плитке, и сердце ее болезненно сжалось. Она решила, что узнает, где похоронят молодого человека, и отнесет обещанное лакомство на его могилу.

Кто мог совершить такое чудовищное преступление, как наезд на беззащитного инвалида? Это же все равно что ребенка обидеть. Неужели человек сможет после такого спокойно жить? Откуда-то поднималась уверенность в том, что несчастного именно убили. Иначе зачем было уезжать с места происшествия, ведь сбитый мог оказаться жив. И своевременная медицинская помощь, вполне возможно, могла спасти ему жизнь.

В размышлениях Алиса поднялась по лестнице на второй этаж. Здесь она, зажмурив глаза, прокралась в свою спальню и, только нащупав клавишу выключателя, решилась открыть глаза. Лучше бы она этого не делала. На противоположной от двери стене висела распятая тушка вороны. Грудь птицы оказалась пробита длинным гвоздем, крылья раскинуты в стороны на манер раскрытых объятий. Алиса попятилась назад, пока не натолкнулась спиной на что-то твердое. В следующий момент кто-то обхватил ее сильными руками за талию.

– Она вернулась. Слышишь, ты? Вернулась. И я все ей расскажу. Больше она не будет страдать. Ты не смог добраться до нее! Не смог причинить вреда! Как же я тебя ненавижу!

– Сейчас я буду тебя кормить. Помнишь, как ты говорил, что кормишь меня и я должна быть тебе за это благодарна? Так вот теперь мы поменялись ролями.

– Неужели горячо? – удивилась женщина и сунула в тарелку палец. – Не притворяйся, суп едва теплый. Или тебе не нравится моя стряпня? Прости, дорогой мой, но сиделку я тебе нанять не могу. У нас нет для этого денег.

– Я сейчас уйду. А ты, пожалуйста, веди себя хорошо. И помни, я люблю тебя, папочка.

– У нас проблемы. Расскажу при встрече.

Урода было даже жалко. Он действительно казался безобидным, хотя и страшным до трясучки. Но он мог все испортить. А она не должна ничего знать заранее. Потом, когда у него будут деньги, он придет к ней и все расскажет.

Это же просто игра.

Вот и уроду он сказал, что они с ним поиграют. Как же тот обрадовался, даже согласился прикинуться немым, лишь бы оказаться хоть ненадолго кому-то полезным.

Он бы многое отдал, чтобы увидеть ее лицо в тот момент, когда рожа заглянула к ней в окошко. Крик был слышен даже с улицы. Он стоял там все время, пока урод решался к ней подойти. Сначала высматривал издалека, точно примерялся, с какой стороны подступиться, и сумел-таки выбрать самый удачный момент.

Он до сих пор не мог поверить, как удачно все сложилось. Конечно, когда есть деньги, все становится куда проще. Он любил деньги, но не умел их зарабатывать. А такие, как она, чувствуют запах денег, идут на него, готовые отдаться любому, у кого их достаточно.

Ему пообещали денег. Много денег. И тот, кто обещал, мог дать гораздо больше. Нужно обязательно подумать и использовать свои знания в будущем, чтобы требовать еще и еще, до тех пор, пока не станет достаточно уже ему самому. Он обязательно подумает над этим потом. Сейчас же нужно довести игру до конца.

А урода и в самом деле жаль. Он и убивать-то его не хотел, тот сам выскочил под колеса. Видел ведь, что на него едет машина, и не отошел. Может, просто надоело жить? Будь он таким, наверное, давно бы уже покончил с собой.

Благо в поселке живут два с половиной калеки, и никто не заметил, как он приезжал туда ночью. Ближайшей ночью приедет снова. Нельзя оставлять ее без присмотра. Особенно теперь, когда в его планы так бесцеремонно вмешиваются. Хотя так даже интереснее. Чем больше игроков, тем сильнее азарт и слаще победа.