Книга: Дети жемчужной Медведицы
Назад: Конец XIX века
Дальше: Конец XIX века

Конец XIX века

Ружье легло приятной тяжестью. Он знал, что не промахнется. Еще с отцом на охоту выбирался, зайца с двадцати шагов бил. Хоть и давненько не выходил Николай Степанович на зверя, навык никуда не пропал, все он помнит, как вчера было.
Кусты зашевелились, выдавая того, кто в них прятался. Судя по звуку, никак не меньше кабана. А то и вовсе медведь!
Шевеление было все отчетливее, зверь вот-вот должен был показаться. Мужчина замер, дабы не спугнуть добычу, напрягся натянутой струной, каждым нервом осязая малейшее движение. Это и сбило его с толку. Весь сосредоточившись на звере, он не услышал подкравшегося сзади.
– Твою же мать! – выругался Николай Степанович, одновременно надавив на спусковой крючок, когда кто-то тронул его за плечо.
– Хозяин, ты чего ругаешься? – Яшка смотрел на него круглыми от испуга глазами. – Зверя шуганешь.
– Тебя кто учил татем со спины лезть? – расстроившись из-за упущенной добычи, разорался мужчина. – А ежели бы я тебя пристрелил с неожиданности?
– Да ты не кричи, Николай Степанович, – завел примирительную беседу он, ероша рыжие вихры. – Глянь, в кустах чего-то ворочается, авось и попал ты.
– Вот ты и глянь, раз такой умный!
Яшка не обиделся, послушно отправился куда послали. Долго его не было. Завойчинский уже забеспокоился, когда рыжий выполз на свет божий. Губы трясутся, шапку в руках мнет и слова выговорить не может.
– Ты чего там застрял, дубина? До ветру, что ли, ходил? – Николай Степанович развеселился. – Ну, не молчи!
Яшка только и мог, что пальцем с грязным ногтем в кусты тыкать да мычать неразборчиво.
– У, телок! – передразнил его Николай Степанович, направившись к кустам.
Седой лежал на земле, раскинув в стороны руки. Подле него валялся туесок, из которого бисером высыпалась спелая черника. Ох, не зря Завойчинский себя метким стрелком считал, попал аккурат в середину груди.
Треснула ветка, заставив его вздрогнуть. Яшка! Опять подкрался незаметно, скотина.
– Батюшки святы! – стал креститься рыжий обалдуй. – Видал, кого ты уложил, Николай Степаныч?
– Не слепой, – не признав собственного голоса, ответил он. – Приходил он ко мне месяца полтора назад, просил о помощи.
– Знахарь, – припечатал, как по голове стукнул, Яшка, – он нас тогда с Натальей Николаевной в лесу встретил и ребеночка за домом у себя схоронил.
Завойчинский и сам все понял, не дурак.
– Вот что я тебе скажу, Яшка. – Никто их не мог подслушать в чаще, и все же Николай Степанович схватил его за грудки и, притянув к себе, прошипел: – Не было нас тут с тобой. Его, может, и не хватится никто, а там, глядишь, звери растащат.
– Да как же так? – Яшка попятился, да споткнулся о сухую корягу и кувырнулся. – Помилуй, Николай Степанович, он же человек! Нельзя его вот так посреди леса бросать.
– Нельзя, говоришь? Ну так схорони, раз нельзя. Меня в это дело не впутывай!
Яшка вернулся в лес на следующий же день. Всю ночь он проворочался, да так и не смог глаз сомкнуть. Совесть его глодала, и мертвый старик стоял перед глазами, тянул к нему руки. А через дырку в груди все было видно до самого горизонта.
Он нашел тело на том же месте. Зверье лесное его не тронуло, только мухи вились гудящим роем. Яшка хотел уже яму начать рыть, когда за спиной шаги услышал. Обернувшись, заорал благим матом. Рухнул на колени, да так на коленях и полз, пока перед глазами клинок не взметнулся, рассекая ему горло: от уха до уха.
Яшка захрипел, хватаясь за рану, чуя, как хлещет горячая кровь, и рухнул замертво лицом в мох.
* * *
Алиса вышла на нужной станции, где сразу отстучала короткое сообщение начальнику. Он ей звонил, но в поезде она выключала телефон, поддавшись сиюминутной слабости оборвать связь с человеком, который ей поверил, дал работу и временное жилье. Может, не все еще потеряно? Возможно, у нее еще остался шанс, если не исправить, так хотя бы попытаться разобраться в происходящем. Зная о проблеме, уже имеешь в руках половину возможностей для ее решения.
Девушка вдруг почувствовала некую уверенность, словно она не электронное послание отправила, а закинула якорь, который в случае шторма не позволит ей пойти ко дну.
На этой станции выходило совсем немного народу, чаще поезда просто пролетали мимо нее, оглашая окрестности тоскливым сигналом гудка. Люди спешили успеть на редко курсирующий по маршруту автобус, и перрон быстро опустел. Ближайшая остановка общественного транспорта располагалась не так уж далеко, но горожане не желали гулять по улицам, старались поскорее попасть в свои квартиры и усесться перед телевизором.
Разгулявшийся ветер с мальчишеским задором гонял по растрескавшемуся асфальту брошенный кем-то фантик, пока не швырнул его на пути. Когда-то станцию хотели закрывать из-за ее неэффективности, но власти города настояли на ее сохранении. Может, только поэтому город все еще дышал.
Алиса поежилась от озноба, плотнее запахивая плащик, почти не спасавший от апрельской промозглости, и направилась к зданию вокзала. Она не была здесь почти два года, не на вокзале, в городе. Вокзал девушка не посещала еще дольше, а он совсем не изменился, будто время в нем навсегда застыло. Последний раз она приходила сюда еще с отцом, когда они вместе провожали бабушку Влада на пригородную электричку. Папа казался очень взрослым, хотя в то время ему было не многим больше, чем сейчас самой Алисе. Мужчина рассказывал крепко державшейся за его руку дочери об истории здания, которое построили еще в середине девятнадцатого века братья Зимины, крупные мануфактурщики. Тогда еще не начали строительство самой железной дороги и нынешний вокзал служил воротами при въезде в город.
Алиса представляла все буквально: в своем воображении она наблюдала, как двое мужчин по кирпичику возводят стены, украшая их барельефами в виде диковинных птиц в окружении виноградных лоз с сочными кистями налитых соком ягод. Позже, когда работа была окончена, братья Зимины лично открывали тяжелые створки дверей, впуская в их городок гостей.
Нынче барельефы почти не сохранились; сводчатые окна забрали грубой решеткой с пятнами ржавчины под слоем облупившейся краски, а деревянные арочные створки дверей заменили на бездушный пластик. Здесь не было даже турникетов на вход и выход, злобно рычащих на безбилетников. Город гостеприимно распахнул старые ворота для всех желающих. Но желающих нашлось совсем немного. И даже сама Алиса попала в их число будто бы случайно. Когда-то она убегала навсегда, пообещав себе не возвращаться в город детства, где даже самые светлые воспоминания оказались давно похоронены под слоем пепла сгоревших надежд и мечтаний.
Девушка выбросила в урну билет, поразмышляв некоторое время: пройтись ли ей пешком до ближайшей автобусной остановки, где можно будет нырнуть в теплое, урчащее нутро автобуса, или воспользоваться услугами частников. Метрах в двадцати от здания вокзала как раз стояли несколько машин с заляпанными грязью номерами. По работающим двигателям Алиса поняла, что, если не поспешит, останется без транспортного средства, ведь автобус, возможно, придется ждать долго, а она устала с дороги и уже начинала замерзать. Погода стремительно портилась, небо быстро затягивалось тяжелыми свинцовыми тучами, готовыми вот-вот разродиться ледяным дождем. Прогремевший в низком апрельском небе гром склонил чашу весов ее нерешительности в одну сторону, и Алиса почти бегом направилась к ближайшему автомобилю, который уже тронулся с места. При виде запоздавшей пассажирки водитель надавил на тормоз.
– Куда тебе, красавица? – улыбнулся молодой парень с открытым, симпатичным лицом. Ему шла легкая небритость, местные девушки наверняка сходили по нему с ума. Алиса расслабилась, поняв, что не придется ехать с каким-нибудь неприятным типом, который к тому же всю дорогу станет рассказывать пошлые анекдоты и сам же громко ржать над ними.
Девушка назвала адрес.
– Далеко. За город ехать нужно, – поджал губы водитель и назвал сумму за поездку, почти в два раза превышающую обычную «таксу».
Алиса сомневалась недолго. Первые тяжелые капли упали на крышу автомобиля, и девушка, открыв заднюю дверь, сначала забросила небольшой чемодан, после чего села сама.
– Издалека к нам? – Парень задал дежурный вопрос, скорее всего не ожидая ответа, и все же Алиса удовлетворила его любопытство:
– Местная.
– Да ладно? – Водитель развернулся к ней, с интересом рассматривая внешность пассажирки. – Не похожа ты на местную.
– Зато вы очень похожи, сразу на «ты» перешли.
– А чего выкать-то? – Теперь Алиса видела в зеркале заднего вида одни глаза парня. – Тебе вот сколько лет? Ой, ладно, можешь не говорить. Ну никак не больше тридцатки, даже меньше, двадцать восемь, двадцать девять. Угадал?
Она кивнула, рассматривая пролетающие за окном машины однотипные, скучные пятиэтажки. В городе был всего один высотный дом, и с ним у Алисы были сопряжены не самые лучшие воспоминания. Воспоминания касались не самого здания, а связанного с ним человека. При мысли о Викторе судорогой свело низ живота. Интересно, как там Нинка? Она вроде вышла замуж за делового партнера Виктора. Алиса видела их на одном из телевизионных каналов, когда пара приезжала на открытие медицинского центра. Центр был детищем Виктора, которое он так и не успел увидеть в законченном варианте.
– Ты погостить приехала или насовсем вернулась? – Ох, ошиблась она, когда подумала, будто парень не станет доставать ее разговорами. Но теперь Алиса была ему даже благодарна, беседа отвлекала от негативных мыслей.
– Пока не знаю. Скажите, что за последние два года в городе изменилось? – Она спрашивала просто так, для поддержания беседы, хотя и не была уверена, что парню нужна ее помощь.
– Да что тут может измениться? – печально заметил он. – Как птицефабрика закрылась, народ повалил по соседним областям. Зато новую больницу открыли. Как его там? – Парень прищелкнул пальцами, подбирая нужные слова. – Центр медицинский, вот. Но то считай при Усатове. Он же хотел город развивать, скольким людям работу давал, деньги в области выбить сумел. Теперь центр скорее всего прикроют, в нем лечить-то некого. Как Виктор Сергеевич умер, город продолжил погружаться в трясину.
– Почему же вы не уедете? – Алиса не желала развивать приносящую душевные страдания тему.
– Куда? – хмыкнул парень. – Если я в родном городе ничего не смог добиться, в чужом и подавно пропаду. Кому я там нужен?
Конечно, он говорил не о ней. Тогда почему Алиса остро ощутила укол вины? Она ведь могла остаться здесь, не убегать как последняя трусиха. Возможно, многое получилось бы изменить, избежать некоторых бед; спасти Виктора и попробовать поговорить с Владом.
Верила ли она себе в тот момент, когда перебирала в голове подобные мысли, девушка и сама не смогла бы ответить. Одно она знала твердо – прошлое не изменится, как бы она того ни хотела. Жить нужно в настоящем.
Говорят, у судьбы есть план на каждого. Интересно, какой план у нее на Алису? Чего еще ей ждать и к чему готовиться?
– Красивый дом.
Алиса непонимающе уставилась на водителя. Она крепко задумалась, улетев на какое-то время далеко отсюда.
– Говорю, красивый дом, – правильно расценив ее состояние, повторил он. – Запущенный только. Без хозяев долго простоял.
Парень открыл дверь и вышел на улицу. Помог выбраться Алисе, даже сумку до калитки донес.
– Если хочешь, зайду с тобой, – предложил водитель. – Или просто постою здесь.
– Что? – Алиса чувствовала себя немного заторможенной, сказывалась долгая дорога. – Зачем?
– Ну не знаю, – парень пожал плечами, – может, там бомжи какие поселились. Ты сколько тут не была?
– Долго, – бросила молодая женщина, не желая вдаваться в подробности. Незачем рассказывать незнакомому парню о том, что даже после выпуска из интерната она так и не смогла вернуться в отчий дом.
Спасибо Виктору, он поселил в ее доме семейную пару, которая следила за порядком, регулярно отчитываясь о проделанной работе. Даже те отчеты Алиса не хотела видеть, переложила все на Виктора.
Ее отношение к нему перерождалось, постепенно меняя форму и содержание. В определенный момент Алиса решила, что влюбилась, а некоторое время и вовсе боялась этого мягкого, безобидного внешне, но со стальным стержнем внутри мужчину. И когда с ним случилось несчастье, она решила – хватит с нее испытаний. Попрощалась с Ниной и уехала.
Они созванивались несколько раз. Алиса звонила ей с автобусной станции, чтобы подруга не вычислила ее и не примчалась. Нина всякий раз умоляла Алису вернуться, обещая никогда не напоминать о произошедшем. Предлагала уехать вместе, в итоге срывалась и требовала дать ей номер мобильного Алисы, чтобы не зависеть от дурацкого таксофона.
Алиса проявляла удивительную стойкость, заглушая глупое желание сдаться. Она отвечала Нине категоричным отказом, всякий раз кусая до боли губы, лишь бы не закричать. Нину тоже можно было понять, она осталась одна, и Алиса могла ей помочь только лишь тем, что находилась бы рядом. Ведь иногда достаточно простого присутствия близкого человека, чтобы даже самые страшные беды пусть не навсегда, но отступили.
Алиса смалодушничала. И тогда ее верным спутником стало чувство вины. Точно надоедливый шум в ухе после попадания в него воды, оно не давало о себе забыть, принося постоянный, непрекращающийся дискомфорт.
– Прошу тебя, не плачь, – просила Алиса, когда Нина вдруг замолкала посреди разговора.
– Глупая ты, Маркина, – включая бойкую Усатову из интерната, механически шипела трубка. – Зачем мне плакать? Я уже взрослая.
Нина простила. Так она сказала в одной из их последних бесед. Телефонный провод установленного на автобусной станции чужого города таксофона сокращал расстояние между ними до протянутой руки и одновременно разделял сотнями несказанных слов, заваливая проложенные мосты острыми камнями недоверия.
Алиса видела, как на другом конце провода молодая, красивая женщина сжимает кулаки в бессильной злобе, глотая соленые слезы, но старается улыбаться. Из последних сил старается. Получается ли у нее – этого Алиса рассмотреть не могла.
И, конечно, она испугалась, признав в подрезавшем их с Соболевым водителе Нину. Алиса хорошо рассмотрела ее ухоженное лицо, лишенное эмоций, напоминающее лицо восковой куклы, а не живого человека. Сообщать о чем-то Соболеву не стала, он и без того считает ее странной. Особенно после случившегося обморока.
– Барышня, давай, что ли. Удачи тебе! – Говорливый водитель смотрел на нее, облокотившись на открытую дверь машины. – Потребуется такси, мы с моей ласточкой всегда к твоим услугам. – Он протянул ей потрепанную визитку, словно Алиса была не первой, кому парень ее вручал, требуя вернуть после определенного срока.
Бесшабашная мысль развеселила ее, и девушка улыбнулась.
– Вот, другое дело. – Парень отсалютовал ей двумя пальцами от виска, усаживаясь в машину. – Звони. Я на связи круглосуточно, без выходных и перерывов на обед.

 

Дождь закончился, так толком и не начавшись. Алиса стояла возле закрытой калитки, никак не решаясь отпереть замок, когда за ее спиной послышались шаги. Резко обернувшись и выставив вперед руку в желании защититься, она, однако, никого не увидела. Алиса заозиралась, стараясь сохранять самообладание. Ей почти удалось успокоиться и все же ощущение постороннего присутствия никуда не пропало. Точно кто-то невидимый находился рядом, буквально дышал в спину.
Улица уже начинала тонуть в наползающих сумерках, делая очертания предметов размытыми, нечеткими. Молодая женщина всматривалась вдаль, где, как ей показалось, кто-то стоял. Но из-за расстояния сказать уверенно, человек ли там, было нельзя. Звук шагов раздался совсем близко, буквально в метре за спиной Алисы. Тот, кого она услышала, не успел бы отбежать так далеко.
Страх заставил действовать решительно. Молодая женщина нашла в сумке связку ключей, довольно быстро сумела подобрать нужный. Замок тихо щелкнул, приглашая войти.
Дом они купили за несколько месяцев до случившейся аварии, в которой погибли папа с тетей Оксаной. Предложение поступило от бабушки Влада и было принято с восторгом.
– Продадим мою лачугу и твою квартиру, Игорек, – планировала Серафима Анатольевна, – купим хороший дом в пригороде. Мне уже поздно к квартире привыкать, а вам молодым раздолье будет. Соглашайся.
Алиса смахнула непрошеные слезы и уверенно толкнула калитку. Отсюда к порогу дома убегала тропинка, выложенная серой плиткой. Тропинка шла неровно, в одном месте огибая клумбу с нелепо торчащим на ней кустом. Куст должен был стать красивой розой, любовно выращенной тетей Оксаной. Алиса не любила растение, несколько раз поливала его кипятком. Молодые листья желтели и засыхали, бутоны отпадали, не успев раскрыться. И все же однажды роза зацвела. В тот самый день, когда папа с будущей женой уезжали в свое последнее путешествие: один хилый бутон лопнул, явив миру белоснежный, благоухающий цветок. Он завял к вечеру, когда пришло известие об аварии.
Прежде чем сделать шаг, Алиса еще раз обернулась. Неясная тень все так же находилась в стороне, как бы зависнув в воздухе, и едва заметно раскачивалась. Только на этот раз будто бы стала ближе.
Войдя в дом, молодая женщина ожидала запаха сырости, плесени, – все же сюда никто не заходил почти два года, – но едва она переступила порог, как нос защекотало от дразнящего аромата свежей выпечки. Неужели в доме кто-то был совсем недавно? Или до сих пор находится?
Пройдя на кухню, даже не раздеваясь, Алиса увидела открытую духовку. Поднесла руку к дверце, так и есть – еще теплая. Может быть, та семейная пара, которая оставалась на хозяйстве, не съехала? У них же остались запасные ключи, значит, они вполне могли вернуться: забрать оставленные вещи или просто переночевать, зная, что хозяйки здесь нет и не будет. Девушка закрыла духовку и присела на табурет, уперевшись спиной о подоконник. Только теперь Алиса почувствовала, насколько устала, и прикрыла глаза. Ставшие свинцово тяжелыми, веки никак не хотели подниматься, в голове зашумело, и молодая женщина начала проваливаться в сон. В тот самый момент, когда она подумала, что надо бы раздеться и лечь в постель, в кухне раздался грохот. Она распахнула глаза и увидела, что помещение полностью погрузилось во тьму. Войдя, Алиса забыла включить свет и теперь к выключателю пришлось пробираться буквально на ощупь.
Когда электрический свет залил помещение, на полу, в самом центре кухни, обнаружилась пачка соли. Упаковка порвалась при падении, и часть ее содержимого высыпалась.
Алиса тут же придумала версию, по которой соль стояла на столе, а она задела ее рукой, закрывая духовку. Не смахнула сразу, лишь придвинула ближе к краю, и вот пачка оказалась на полу. Признавать провал собственной версии девушка не спешила, хотя отлично понимала – соль не могла упасть так далеко, да еще с таким грохотом. Вот если бы ее кто-то взял и с усилием швырнул…
Желание немедленно покинуть дом разбилось о стену здравого смысла. Куда она пойдет в такое время? До ближайшей автобусной остановки почти два километра пешком. Но даже если она преодолеет это расстояние, первый маршрут все равно откроется не раньше пяти утра. К тому времени девушка околеет в своем тоненьком плащике, заработав воспаление легких.
Здраво рассудив, что до утра все же можно остаться здесь, Алиса подошла к лестнице, ведущей на второй этаж, и, перегнувшись через перила, посмотрела наверх. Света с кухни было достаточно, чтобы полностью осветить убегавшие вверх ступеньки и небольшой участок стены перед первой дверью. Там когда-то была спальня папы и тети Оксаны.
Осторожно, вздрагивая от звука собственных шагов, Алиса поднялась по лестнице и замерла в нерешительности. Рука нащупала клавишу выключателя, раздался щелчок, но свет не зажегся.
На этом этаже было три двери. Одна из них, ведущая в спальню самой Алисы, оказалась не заперта. Между дверью и косяком образовалась небольшая щель, в которую проникала тонкая полоска рассеянного света.
– Эй! – негромко позвала Алиса. – Здесь кто-то есть? Я хозяйка дома.
На ее голос никто не отозвался. Зато усилился запах выпечки, напомнив, что последний раз девушка ела еще утром. Желудок требовательно заурчал.
– Я вхожу, – предупредила Алиса, дотянувшись до дверной ручки, и, уверенно потянув ее на себя, вошла.
На прикроватной тумбочке, выдвинутой на середину комнаты, стояла тарелка с лежащим на ней куском торта, украшенного горящей свечей. Алиса сразу узнала эту тарелку. Ее подарил девушке брат в день новоселья.
– Разбей ее о порог, – подсказал он маленькой Алисе, прижимавшей подарок к груди, – на счастье.
Она не смогла. Ведь разбить тарелку значило обидеть брата. Пусть даже он сам велел так поступить. Алиса пообещала сохранить подарок, а разбить можно что-то менее ценное. Лучше бы тогда она его послушала. Сейчас не пришлось бы трястись от страха из-за чьего-то глупого розыгрыша. Она все еще думала, что кто-то решил над ней подшутить и устроил «радушный прием». Поднявшаяся волной злоба смыла с сердца страх, словно ветхие шалаши на прибрежной линии, и отползла обратно в океан. Легкий бриз принес утешение, успокоив расшатавшиеся нервы, а набегающие на песок пенные «барашки» слизали оставшиеся следы беспокойства.
Алиса не сразу заметила придавленную тарелкой записку. Дрожащими пальцами девушка потянула обрывок тетрадного листа. В пляшущем свете от пламени свечи буквы казались живыми, готовыми наброситься на Алису в любой момент.
Она перечитала послание несколько раз, словно не доверяя собственному зрению; наконец, выйдя из оцепенения, в котором находилась, схватила тарелку и побежала вниз. Там она распахнула створку окна, чтобы выбросить «подарок», но замерла, наткнувшись взглядом на черную тень, зависшую с другой стороны окна всего в нескольких шагах от нее. Тень медленно подплыла к разделявшему их подоконнику, постоянно изменяясь, перетекая из одной формы в другую, похожая на жидкую ртуть. Оказавшись в освещенном пространстве, она улыбнулась Алисе чуть кривоватой улыбкой ее погибшего брата.
Оглохнув от собственного крика, девушка рухнула на пол.
Разбилась, падая, тарелка, а рядом, будто высохший лист, сорвавшийся с дерева, спланировала записка с выведенной аккуратным почерком короткой фразой:

 

«С возвращением домой, солнышко»
Назад: Конец XIX века
Дальше: Конец XIX века