Глава 18

Нас доставили во дворец, выдали по кувшину успокоительного, расселили по покоям, оставили одних.

Я переоделась, одежда пахла тем самым сладковатым запахом, что чуть не свел меня с ума. Легла. Закрыла глаза. В темноте вспыхнул белый огонь, бледное лицо Джулианы, испуганное — Луизы и невозмутимое, как у каменной статуи, — герцогини Борнмут. Зазвучали голоса:

— Ничего не выходит!

— Сюда бы мага воды… Жаль, что вы обе — воздух…

— А вы?

— Огонь… Слабенький совсем. И тот мне не подчиняется…

Мой собственный отчаянный шепот:

— Пожалуйста! Помоги мне, пожалуйста! Я не знаю, кто ты такой, я не знаю, что ты такое, но здесь больше некому мне помочь… Пожалуйста!

— Помогите! Пожалуйста… помогите!

Визг тормозов, полицейская сирена, огни «Скорой помощи», голоса… Лицо герцогини Рэймской, ее длинные, тонкие пальцы. Боль, которая отступает, Пашкин крик…

— Зачем вам такой мужчина?

Холодно… Серый туман становится голубым, затем темно-синим. Красиво. Кто-то берет меня за руку — я чувствую холод…

Пламя! Белое пламя лижет мне руку — больно… Горячо и нестерпимо больно. Сладковатый запах. Портрет, который написала Джулиана. Смуглая кожа, темные глаза и синий камень в перстне на руке…

— Ричард! — заорала я и проснулась.

Рядом никого не было. И я поняла, что не могу. Не могу оставаться одна. Не в этот вечер.

Встретились мы все в коридоре в одно и то же время. Я и мама, Наташа и Джулиана. Луиза и герцогиня Борнмут. Посмотрели друг на друга. И пошли ко мне в гостиную.

Наташа уселась возле камина и мрачно уставилась на огонь. На коленях бесформенной желтой кучкой лежало забытое вязание. Джулиана что-то рисовала углем в блокноте, с которым не расставалась, кажется, никогда.

— Может, напьемся? — предложила мама.

— Хотя бы успокоительных, — покачала головой беременная писательница. — Мне нельзя. Но очень, очень хочется…

— Значит, и нам нельзя. Из солидарности, — покачала головой я.

— Почему нет? — удивленно посмотрела на меня Наташа. — И я бы полглотка вина сделала. Какого-нибудь хорошего, красного.

— Жаль, что я в местных винах ничего не понимаю, — вздохнула я. — Можно было бы проконсультироваться у милорда Милфорда, но беспокоить его не хочется.

— Можно спросить у меня, — робко предложила Джулиана.

— В вас масса талантов, — улыбнулась ей мама.

— Именно так, — решительно кивнула знаток местных вин.

Я вызвала господина Хормса, который изо всех сил старался общаться исключительно с герцогиней Борнмут. Видимо, счел ее достойной. Я, как обычно, не обращала внимания на его пренебрежение, скрытое неискренним почтением. Просто распорядилась принести ужин, а Джулиана вступила с ним в увлекательнейшую для них двоих дискуссию по поводу винной карты.

— Сразу видно настоящую леди из Южной провинции! — с искренним восторгом поклонился Джулиане распорядитель и удалился.

Ну, наконец-то управителю хоть кто-то понравился!

Художница грустно улыбнулась:

— Иной раз я думаю, что излишние таланты для женщины — многие скорби. Хорошенькие дурочки живут и беззаботнее, и счастливее.

— Увы! — рассмеялась и Наташа. — Я тоже порой так думаю.

— Ой, девочки! Бросьте стенать. Молодые, красивые — счастье вас еще найдет. Главное — от него не отбиваться. — И маменька выразительно посмотрела на меня.

— Мама… — скривилась я.

Наконец нам доставили вино и закуску.

— Итак, теперь мы все будем обитать во дворце, пока его величество не посчитает, что угроза миновала, — объявила я.

— Мне надо предупредить дочь. Ей всего девять, — проговорила герцогиня как бы про себя, ни к кому особенно не обращаясь.

Я удивилась. Герцогиня всегда владела собой, демонстрировала изящность манер и осознанность действий. Видимо, случившееся выбило ее из колеи. Еще бы…

— Может, и ее перевезти в столицу? — предложила я.

— Благодарю вас, — склонила голову герцогиня, мгновенно взяв себя в руки после, казалось, минутной слабости, — я подумаю.

Первый бокал мы выпили, помянув несчастную Веронику. Я осушила его жадным глотком — сразу, до дна. Не чувствуя вкуса и слегка жалея о том, что это вино. А не что-нибудь покрепче. Наташа похвалила букет и перешла на сок. А мы продолжили.

— Луиза, — спросила я, — а что ты знаешь о молодом Троубридже?

— Достаточно, чтобы можно было с уверенностью сказать: никто и предположить не мог, что он может посмотреть в сторону прислуги.

— Слишком спесив и высокомерен, — кивнула я.

— Я бы не сказала, что слишком, — как-то скептически улыбнулась Луиза.

— Если сравнивать с некоторыми… Мальчик очень мил с окружающими и прост в общении, — пропела герцогиня, изящно обводя пальчиком край бокала.

— Если сравнивать с моим покойным мужем… Да мало ли еще с кем, — подтвердила ее слова Луиза. — Троубриджи не так спесивы. Но они несут свое имя гордо. Род очень расчетлив. Особенно в вопросах потомства.

— Уверена, — проговорила герцогиня, — что его мать ничего не знала об этой любовной истории.

Мы выпили, потом повторили. Потом еще. И я вдруг поняла, что отпускает.

— Не думала, что так бывает, — прошептала Джулиана.

— Такая любовь? — спросила у нее мама.

Девушка кивнула.

— Женщин отбирают для заключения брака по показателям линии разведения. Как племенных кобыл, — голос Луизы чуть дрогнул.

— Главное, — горько продолжила художница, — получить магически одаренное потомство. Любовь — роскошь, доступная лишь безродным, лишенным магии беднякам. Так что, кто богат в нашей империи — вопрос.

— Вы думаете, Троубридж и Ника… Они смогли бы быть счастливыми? — спросила я тихо.

— Нет, — хором сказали Луиза и герцогиня.

— Девочку у матери забрали бы в любом случае. Сразу, как только бы стало известно, что способности к водной магии ей передались, — добавила Луиза.

— Максимум — содержанка для отца ребенка. Это не приветствуется, но и не порицается. Если мужчина женат, супруга этого не замечает, — просветила меня герцогиня.

— Не замечает? — Мой голос почему-то охрип.

— Конечно. При условии, что она хорошо воспитана, — уточнила Борнмут.

— Как у вас… интересно. — Мы обратили внимание на Наташу. Судя по ее загоревшимся глазам, ей в голову пришла какая-то мысль, и в ближайшее время мы прочитаем ее воплощение в книжке.

И мы выпили. Кто — вина. И много. Кто — как наша беременная писательница — успокоительного. Тоже немало.

Так нас и застали его величество Фредерик с наследником — очень грустных и не очень трезвых.

— Неплохо, — пророкотал император, разглядывая наши посиделки.

— Выпьем с горя, где же кружка… — пробормотала Наталья.

— Сердцу будет веселей! — продемонстрировала и я знание русской классики.

— Выпьем. — Представители августейшей фамилии плотоядно поглядывали на остатки нашего ужина.

— Вы опять голодные?! — возмутилась я. — Весь штат прислуги разогнать надо. Разрешите мне распорядиться?

— Не гневайтесь, миледи — улыбнулся император. — Некогда было. Допросы. — Его лицо стало серьезным и усталым.

— Сейчас я распоряжусь, и вам накроют, — поднялась я. — Что из алкоголя?

— По глотку вашего вина, — распорядился император. — Не больше.

— Голова должна быть холодной, сердце горячим, а мозг — трезвым, — перефразировала я слова Дзержинского о требованиях, выдвигаемых к настоящим чекистам.

— Именно так, — серьезно кивнул император, сегодня не оценивший моего юмора.

Брэндон сразу отправился смотреть, что рисовала Джулиана. Художница попыталась убрать блокнот, но не успела, и я тоже случайно увидела рисунок. Свет, обволакивающий нежную фигуру, тонкие черты лица. Счастливая улыбка. Ребенок на руках…

— Какая красивая девушка… — сказал наследник, кивнув на набросок.

— К сожалению, мертвая, — глухо ответила ему художница и быстро убрала блокнот.

— Завтра начнете рисовать нас с сыновьями, — распорядился Фредерик. — Раз уж мы во дворце, а ваши походы в приют я отменяю.

— Завтра… — невесело усмехнулся Брэндон. — Как раз день для рисования. Расследование свернем — и позировать. И Ричарда отзовем.

Император тяжело вздохнул. Но тут же решительно произнес:

— Не завтра — так в ближайшее время!

— Я готова, — поспешно сказала Джулиана. — Как только найдете время, чтобы позировать мне, я немедленно приду. Это интересная задача. Вы с вашими сыновьями… такие… похожие. Глаза, черты лица. Мощь. Властность. Какая-то странная печаль. Словно все вы что-то ищете и никак не найдете… В то же время вы очень отличаетесь.

— И чем же? — вмешался в разговор наследник.

— Вы — как ранняя весна, ваше высочество. То яркое солнце, то веселая капель, то ледяной ветер. То голая земля, занесенная снегом…

— Это значит, что я — непостоянный?

— Не знаю, — растерянно посмотрела на него художница. — Я говорю как вижу.

— Не смущай девушку, Брэндон, — улыбнулся Фредерик. — А как вы видите меня?

Джулиана прикусила язык. Похоже, в прямом смысле этого слова.

— Ну же, перестаньте, — с легкой насмешкой посмотрел на нее владыка империи. — Не думаете же вы, что вас как-то накажут, если мне что-то не понравится?

— Я так не думаю.

— Зря! Шучу. Ну — смелее!

— Вы — как огонь в камине зимним вечером. Он пытается вырваться — обогреть весь мир. Растопить лед, прогнать холод — подальше от парадного крыльца. Но это… невозможно! Если он вырвется — то все уничтожит вокруг и некому будет дарить тепло. Поэтому иногда пламя вспыхивает. От гнева и… бессилья.

— Браво, — тихо сказал император Фредерик. — Какое точное наблюдение.

— Простите, ваше величество.

— Это же правда. А за правду не прощают.

Он поймал мой укоризненный взгляд. Понял, что сказал двусмысленность. Улыбнулся.

— В смысле — не гневаются. И перестаньте меня подозревать в том, что я намерен хоть кому-то из присутствующих причинить вред. А то я могу обидеться.

Слуги спешно накрывали на стол, а я все думала… Юный Троубридж предал своего наставника, чтобы укрыть любимую. И ему это удалось! Что меня понесло с Джулианой? Зачем я пошла? Девочка почти год укрывалась от тех, кто ее заслал к Ричарду. Но как только появилась я… Значит, за мной все-таки следят.

Я не замечала никого и ничего вокруг, погрузившись, как в болото, в свои переживания.

— Прекратите терзаться! — приказал император.

Они с наследником уже поели и теперь смотрели на меня. Наверное, слишком уж выразительные страдания демонстрировало им мое лицо.

— Жалко… — вытерла я слезы.

— Конечно, жалко, — кивнул Фредерик. — Очень. Мы могли еще летом схватить заговорщиков и не дать им развернуться с таким размахом. И все, что для этого было нужно, — чтобы некий влюбленный… хоть как-то включил голову. Или хотя бы доверился своему наставнику. Или — как крайний вариант — вывел свою любовницу из-под удара, помог скрыться, но… доставил ее Ричарду. Целой и невредимой. Готовой давать показания. Ну вытребовал у него под это помилование и возможность укрыть девчонку. И все были бы в выигрыше! А что в итоге? Мы мечемся и хватаем исполнителей. Благо Троубридж оставил следов в достаточном количестве. И сделал это нарочно. Тем не менее девушка погибла. Наш герой, скорее всего, тоже. А кто в этом окажется виноват?

Император обвел нас всех пронзительным взглядом.

— А виноват в гибели наследника Троубриджей опять окажется Ричард, как и в случае с Вустерами.

— Так маркиза ненавидит вашего старшего сына?.. — опешила я.

— За гибель своего сына, — подтвердил император. — Они дружили с Академии, вместе отправились служить. Оба — бесшабашные храбрецы, оба — любители пощекотать себе нервы. Да и кто боится смерти в двадцать четыре года?!

Император замолчал. Теперь уж он погрузился в свои мрачные мысли.

— Ричард всего лишь выполнил приказ. Непопулярный среди юных героев, в чем-то унизительный… А юный Вустер — нет. Все хотел доказать, что если он не самый сильный маг, то уж явно самый смелый…

— Приказ был отступить? — спросила я.

— Именно. Смысл операции был в том, чтобы заманить противника ложным отступлением в ловушку. Младший офицерский состав, понятное, дело, никто в детали не посвящал.

— Но Ричард не виноват, — прошептала я.

— Ровно так же, как и вы не виноваты в том, что случилось с девочкой, — поморщился Фредерик. И я поняла, что он избегает называть жертву по имени. Вероника…

— Фредерик, — тихонько спросила я. — А с сокурсниками Троубриджа кто-нибудь говорил?

— Зачем? — удивился император.

Брэндон тем временем рассказывал нашим дамам о том, как он уже подготовился к фейерверку, но теперь, в связи с последними событиями, мероприятие придется отложить на неопределенный срок.

— А если это будет не праздник, а… В память о тех, кто погиб? — тихонько предложила Джулиана.

— Хорошо. Но только тогда, когда будут схвачены все виновные, — принял решение император и подошел к Наташе.

— Как вы? — спросил он у нее.

— До сегодняшнего дня было неплохо…

Наташа улыбнулась ему. Я понаблюдала за ее руками. Она уже пришла в себя и вязала изумительный кружевной чепчик. Я засмотрелась — красиво. Писательница поймала на себе мой восхищенный взгляд.

— Когда у меня путаются слова и я не знаю, о чем писать дальше, я беру клубок ниток и крючок. Сначала нитки связываются в узор, а потом и слова становятся по порядку.

— Очень жду продолжения! — искренне сказала я.

— Вам правда нравится сказка, которая у меня получается?

— Да.

— Странно. Никакой особой художественной ценности я в ней не вижу.

— Возможно. Но за героев переживаешь. Как за живых людей.

— А дайте и мне почитать! — вдруг попросил его величество. — Уже несколько десятков лет не читал художественной литературы. Только отчеты, доклады, донесения. Законопроекты. Жалобы. Кляузы.

— Ваше величество, — Наташа даже вязание отложила, — книга — роман о любви. Это сказка и…

— И что? — поднял на нее черные глаза император.

— Фредерик, Наташа хочет сказать, что такие книги считаются женской литературой и мужчинам их читать не рекомендуется, — пришла я на помощь писательнице.

— Почему? Я могу пострадать?

— Разве что психика, — заметила писательница.

— Ирвин меня спасет, — рассмеялся император. — Если вам будет спокойнее, я могу написать распоряжение о том, что осознаю все риски, связанные с прочтением. Будучи в здравом уме и твердой памяти, всю вину за последствия беру на себя, и вы как автор нести ответственности не будете.

— Я просто боюсь, что вам не понравится, — тихо и как-то серьезно ответила писательница.

— Но если я не прочитаю, мы этого так и не узнаем. А так, возможно, у вас появится преданный поклонник! Стихии творят что хотят! — Фредерик развел руками и улыбнулся. Видимо, последняя фраза означала у имперцев что-то вроде «пути Господни неисповедимы».

Наташа как-то странно посмотрела на императора, но тут же уставилась в свое вязание. А через несколько минут, извинившись, ушла.

— А что я такого сказал? — шепотом спросил у меня Фредерик.

— Не знаю, — так же шепотом ответила я.

— Она беременна, — пояснила мама. — В тяжелом моральном состоянии. Без мужской поддержки. В незнакомом мире…

— Тогда ваша писательница хорошо держится, — покачал головой Фредерик. — Я не хотел ее обидеть. Мне действительно интересно прочитать ее… сказку.