Глава 19

«ТЫ-Ы… — мое злое шипение до краев наполнило гулкий зал. — КАК СМЕЕШ-ШЬ ТЫ ОСТАВАТЬС-СЯ ЗДЕС-СЬ И НА ЧТО-ТО НАДЕЕТС-СЯ?!»

Рэниуррагхараракх… да, теперь я могла произнести его сложное имя… не пошевелился, лишь изумленно распахнул глаза и уставился на меня в полнейшем недоумении. Словно не понимал, о чем речь… или очень талантливо прикидывался.

Глядя на его одинокую Искру, в которой не осталось ни малейших следов присутствия инкуба, я чуть не взвыла от ярости, а затем взревела так, что он растерянно попятился. Выдохнула перед собой длинный столб слепящего огня. И, обвалив чудом уцелевшие в этой части замка остатки стен, резким движением поднялась в воздух, чтобы через мгновение всей силой обрушиться на недогадливого дракона.

«УБИЙЦА! ПРЕДАТЕЛЬ! ЛГУН!» — с каждым словом я набрасывалась на него снова и снова, задевая крыльями, толкая, больнощелкая по нежному носу кончиком хвоста и заставляя отступать все дальше и дальше.

Он не сопротивлялся. Совсем. Только прятал глаза, подставлял защищенные толстой чешуей плечи под мои когти и неловко пятился к краю пропасти, на дне которой лениво клубился туман. И пятился до тех пор, пока его когти не заскребли по краю осыпающейся плиты, а сам он не пошатнулся в попытке сохранить равновесие.

Мне хватило бы одного-единственного удара, чтобы окончательно скинуть его вниз. Всего лишь слабый толчок, хлесткий щелчок по глазам или поднятая крыльями воздушная волна…

Но я не стала. Попросту не смогла. И, несмотря ни на что, так и не сумела переступить через непререкаемый внутренний запрет, не дозволяющий причинять вред своей Паре.

Пламя для дракона — это все. Его жизнь, его воля, его гордость. Как выяснилось, обрести себя самого, собрав воедино половинки души, только полдела. Объединить сердце и разум, обретя внутреннюю гармонию, как оказалось, не так уж сложно. А вот заставить громче биться чье-то сердце, разбудить в сверхразумной, холодной и сугубо рациональной душе первозданный вулкан эмоций — задача не из простых.

У дракона не может быть второй Пары. Каждому из нас предназначен только один партнер. На все времена. В любые эпохи. Один раз и до скончания веков. Пламя для нас — это Искра, от взгляда на которую в груди разгорается первобытный пожар. Неистовая страсть. Всепоглощающее желание. Единственный смысл нашего долгого существования. Заветная цель, без которой не достичь совершенства. То самое чудо, от которого мы, что бы ни говорили, отказаться уже не в силах.

Поэтому мы и ждем его с таким нечеловеческим терпением, страшась однажды не узнать его голос. Поэтому и жаждем проснуться, едва почувствовав, что где-то вдалеке зародилась предназначенная только нам Искра. Ведь, кроме нее, нам никто не нужен. Никто не заставит нас жить, как она. Летать вместе с ней. По-настоящему жить. Гореть. Мечтать… пылать всей душой, беззаветно отдаваясь чувствам.

Найти свою Пару — это счастье. Божественная награда, назначенная мудрым Творцом. Лишившись ее, дракон неотвратимо сходит с ума, не в силах вынести безграничного одиночества. Поэтому он никогда и ни по какой причине не причинит ей вреда. И не покинет по своей воле. Как бы жестока и своенравно она ни была… что бы только ни сделала… он никогда ее не предаст. Не ударит. И не убьет. Это против самой сути нашего существования, и через этот непреложный закон ни один из нас не переступит.

Я тоже не смогла, потому что знала: висящий на краю пропасти серебристый дракон действительно — мое Пламя. То самое. Единственное. Неповторимое. Болезненно близкое и сумевшее причинить мне столько горя… такое рваное, запутавшееся, больное… но все-таки оно мое. И пусть я прекрасно знаю, что, упав, он лишь развернет свои широкие крылья… пусть для него это падение не причинит вреда… я НЕ СМОГУ нанести добивающий удар, означающий, что он мне абсолютно безразличен. Как не смогу ему лгать, утверждая, что Рэну больше нет места в моей несчастной душе.

Остановившись в последний момент, я сжала челюсти и ударила только взглядом — тяжелым, обвиняющим, злым. Быть может, это трудно понять, но я смирилась бы со всем, что он натворил или еще только натворит в будущем. Забыла обо всем, что по его вине мне когда-то пришлось пережить… да что там! Я простила бы ему все на свете, включая обман и разбитую мечту… абсолютно все, кроме предательства того, кто его призвал.

Лорд Эреной стал для меня верным другом, который, вполне вероятно, мог бы стать не только близким, но и родным. А для дракона надменный и высокомерный инкуб был частью души. Его утраченной сутью. Умолкшим сердцем. Потерянной половинкой, без которой он так и останется лишь наполовину живым.

Но я приняла бы этот выбор безропотно, если бы победа Рэна была одержана в честном бою. Я бы все перенесла. И со всем смирилась. Но не тогда, когда милорд добровольно открылся, а дракон, не задумавшись, нанес свой удар.

Подлость — исконно человеческое качество. Как и злопамятство, как мне кажется, исключительно смертный дар. Драконы же не должны опускаться до наших слабостей… хотя, возможно, они перенимают лишь то, что есть в нас самих? Ведь отсутствие слабости не всегда означает внутреннюю силу и чистоту, а не знающий разницы разум просто не понимает, в чем дело?

Устав от бурлящих в душе эмоций, я вскинула голову и, не желая больше сдерживаться, отпустила из все на волю. Свое отчаяние, боль, разочарование и горечь. Приподнявшись на задних лапах, выпустила свой крик сверкающим столбом живого огня, вложив в него клокочущую в груди ярость. Подожгла небеса. Напугала спящие горы. А затем устало опустилась обратно, уронила на спину крылья и, чувствуя внутри безумную опустошенность, медленно побрела прочь.

— Позволь спросить… что это было? — неожиданно раздалось у меня за спиной. А следом раздался шорох складываемых крыльев и осторожный цокот когтей. — Хейли? Ты куда?

— Не трогай меня, — не оборачиваясь, уронила я, вяло подумав, что и вслух, оказывается, говорить умею. Хотя о чем это я? Рэн ведь сумел? Да еще находясь при этом в призрачном виде.

Одновременно я подумала о том, что мне от него уже никуда не деться. Пройдут года, и раны заживут, несмотря на то, что безупречная память всегда будет жить и хранить воспоминания об этом дне. Когда-нибудь я постараюсь убрать их в самый дальний уголок своего разума и просто спокойно жить дальше… но сегодня мне больше нечего сказать своему Пламени. И нет никакого желания здесь оставаться.

Вот только Рэн этого не знал. Или не захотел понимать? И, поспешив нагнать, опрометчиво тронуть мое крыло. Очень серьезный жест. И смертельно опасный, потому что позволить его себе мог только самый близкий. Тот, кому доверяют. И тот, от кого не ждешь подвоха.

Крылья для нас — это свобода, дающая возможность летать и сливаться с ветром. Хрупкая перепонка, которую так легко порвать. Коснуться ее без согласия означает посягнуть на свободу, поэтому и воспринимается, как прямая угроза.

— НЕ СМЕЙ КО МНЕ ПРИКОСАТЬСЯ! — от моего бешеного рева, казалось, дрогнули сами горы. Я молниеносно развернулась, ощетинилась всеми шипами, а затем, низко пригнувшись, утробно зарычала.

Рэн, наконец, внял моему предупреждению. Растерялся на миг, но все же отступил на шаг. А когда я зло зашипела, недвусмысленно приподняв кончик усеянного шипами хвоста, с мрачным видом осведомился:

— Я сделал что-то не так?

От этого наивного вопроса я едва не расхохоталась в голос. Горько. Невесело. Не знаю, правда, как смеются драконы, но вряд ли этот смех кого-нибудь бы обрадовал.

— Ты еще спрашиваешь?!

— Конечно, — хмуро кивнул дракон. — А что мне остается делать? Если тебе интересно, я беспокоился. Очень. Надеялся, что когда-нибудь ты все-таки сможешь меня понять и принять. Обрадовался, что ты обратилась намного раньше, чем я рассчитывал… а теперь ты рычишь. Злишься. И я не знаю, что думать.

— А чем ты думал, когда забирал душу Кая?! — гневно выдохнула я. — Как мог ты его уничтожить, зная, в нем горит такое же Пламя, как и в тебе?!

Рэн изумленно застыл.

— Что?! Так ты… из-за этого расстроилась?!

— КОНЕЧНО! — бешено рявкнула я. Да так, что от моего рыка по хрустальному куполу зазмеились огромные трещины. — Он был мне дорог, Рэн! Не меньше, а может, и больше, чем ты!

У серебристого дракона на морде застыло неописуемое выражение. Он озадаченно крякнул, отступил еще на шажок, глядя на меня в непонятном ступоре и нервно то раскрывая, то снова сворачивая крылья. А затем в его глазах что-то изменилось. Потом до него, наконец, начало доходить. Он как-то разом осел, даже пошатнулся, а потом тихо-тихо, словно все еще не веря, спросил:

— Ты переживала за… Кая?!

— Я любила его, дурак! — не сдержавшись, горестно взвыла я. И со слезами на глазах посмотрела на недогадливого и, что самое страшное, недоверчивого дракона, который по-прежнему закрывал от меня свой разум. Ни одной мысли наружу не просачивалось, ни эмоции… он не пытался меня понять. И не хотел ничего слышать. Тогда как я только сейчас по-настоящему осознала, почему мне так дорог был погибший инкуб, и, невидяще глядя перед собой, прошептала: — Любила, Рэн… а ты его убил.

От накатившего с новой силой отчаяния у меня вдруг потемнело в глазах. Боль резанула по сердцу так, что я застонала и едва удержалась на ногах. Казалось, что болит не только сердце, но и все тело… каждая клеточка… каждый крохотный нерв, который выворачивали наизнанку… боль ломала и корежила так, что от нее хотелось кричать.

Потом откуда-то налетел порыв холодного ветра, унося прочь остатки разгромленного зала. Стремительно выросшие горы, напротив, нависли над самой головой. Мир пошатнулся, завертелся перед моими глазами. А затем всей тяжестью рухнул на плечи, с силой швырнув меня на каменный пол.

Правда, упасть мне все-таки не дали — в последний миг чьи-то сильные руки подхватили и крепко прижали к груди. Чьи-то пальцы, зарывшись в мои волосы, бережно их погладили. А знакомый до боли голи едва слышно прошептал:

— Тихо… тихо, нежное мое Пламя… я рядом. Я всегда буду рядом с тобой. Никто тебя не обидит… не ранит… никому не позволю причинить тебе боль… прости, моя девочка, первый раз это сложно — сливаться душами и становиться собой, но я не дам тебе упасть… держись… дыши, моя Хейли, я никому тебя не отдам…

В самый первый миг, когда ко мне вернулась способность мыслить, я с грустью подумала, что спала и видела дивный сон. Но время настало, и пришлось попрощаться с иллюзией, забыв о недолговечном мираже.

Увы. Во мне больше не было всеведения, свойственного чистому разуму. Куда-то пропала гремящая мощь… я потерянно стояла посреди обледеневших руин, в панике ощущая себя человеком, и остро жалела о том, что это была всего лишь сказка. Красивая, поучительная и немного печальная.

— Не бойся, — вдруг шепнул кто-то над самым ухом. — В этом теле тебе не все доступно, но ничего в действительности не изменилось. Ты все та же. Волшебная, сильная и крылатая. Просто слишком уж резок был переход. С непривычки порой шокирует.

Я вздрогнула от неожиданности и вскинула голову, одновременно с этим подумав… самым краешком сознания… что такого не бывает. Мгновенно все проверила. Расслабилась, почти сразу ощутив все тот же неторопливо-размеренный поток из бесконечного множества событийных слоев. А потом с неимоверным облегчением поняла, что величественная река всезнания из моего разума никуда не делась — просто я отошла от нее дальше, поэтому грохот ревущего водопада перестал перебивать мой внутренний голос.

Я мысленным взором пробежалась по своему человеческому телу и окончательно успокоилась. Оно все то же. И я все та же — прав мой невидимый собеседник. Просто в этой форме я менее восприимчива к Вечности и более зависима от эмоций. Мои знания никуда не делись. Я почти ничего не потеряла. Просто чуть меньше у этого тела было возможностей. И чуть тяжелее ему стало использовать не предназначенные для него ресурсы.

А в следующий миг я поняла и другое — что я не просто человек, а еще и каким-то образом по-прежнему дракон. Будто моя вторая форма совсем близко, только руку протяни. Уже не матрица, но нечто большее, да и призвать ее не составляло никакого труда.

— Не сейчас, родная, — словно услышав, ласково попросили меня. — Посмотри на меня… Хейли… посмотри и скажи, что ты помнишь, о чем мы с тобой говорили.

Мой взгляд безошибочно отыскал знакомое лицо и растерянно замер.

Это были его глаза… меня держали его руки… ласкал его голос… а кожу щекотали растрепанные, покрытые густым слоем серебристого инея волосы, на которых словно искрились и переливались капли замерзшей росы! Немного бледный, исхудавший, усталый, действительно ОН! Но… такого не бывает! Нет! Рэн не должен был… он просто не мог!

— Хейли? — с беспокойством переспросил живой и невредимый лорд Эреной, когда я застыла, в панике обшаривая глазами его лицо. — Хейли, ты меня слышишь? Тебе больно? Ты поранилась?

— Ты… — я медленно, неверяще, до последнего сомневаясь, провела рукой по его щеке, чтобы убедиться, что мне не приснилось. Прислушалась к себе. Взглянула на него снова. Но убедилась, что дело только в форме, и резко вскинулась. — РЭН! Но… КАК?! У тебя же ОДНА Искра!

— У тебя тоже, — его глаза разом потеплели, вспыхнули, и в них промелькнули знакомые изумрудные огоньки. Сильные руки, почувствовав мое сопротивление, на этот раз отказались размыкаться. Он держал меня так крепко, словно боялся отпустить. Настойчиво притягивал к себе, не позволяя убежать или просто отстраниться. Впрочем, я и сама этого не хотела, будучи не в силах противиться идущему от инкуба жару. Мое Пламя… мое сердце… единственное во всем Веере существо, которому я позволю к себе прикоснуться. Которого я смогу принять и без которого не смогу жить.

Нет, это не просто любовь — в человеческом языке пока не существует слова, способного описать это чувство. Но это вулкан чувств. Желание. Влечение. Неистовая страсть, подкрепленная знанием того, что она взаимна. Разделенная на двоих жизнь. Помноженное надвое счастье. А также безумная боль, разочарование и долгая, тягучая мука от того, что я не могу ему позволить держать меня, как раньше. Не отдамся во власть этой страсти полностью. Никогда не забуду. И вряд ли сумею простить его отчуждение.

— Открой разум, любовь моя, — прошептал лорд Эреной, с нежностью проведя пальцами по моей щеке. — Сними свою защиту. И я расскажу тебе все, что ты захочешь узнать. Все, что пожелаешь услышать.

От этих слов у меня что-то испуганно сжалось внутри. Защита? Какая? Когда?! А потом я вспомнила свой уход… свои колючие слова… и то, с каким грохотом я когда-то закрыла стоящую между нами дверь. В порыве отчаяния я выстроила вокруг себя такую стену, что мой бедный дракон до сих пор не мог через нее пробиться. Не мог объяснить, сказать… и никак не мог до меня достучаться.

Я вдруг поняла, почему за все это время так и не дождалась от него ни единой эмоции. Ни радости, ни горя… ни боли, ни тревоги, ни самого простого «прости»… это ведь я от него отгородилась. Я оставляла его в неведении. И это я понапрасну злилась, считая, что ему нет дела до моих проблем.

Испуганно вздрогнув, я снова попыталась отстраниться, остервенело круша при этом проклятый блок. А дракон зажмурился, когда на него обрушился настоящий водопад из воспоминаний. Я тоже замерла, внезапно обнаружив, что его разум совершенно беззащитен передо мной… открытый, доверчивый, уязвимый… и больше не было никаких преград, мешающих его рассмотреть.

Мелькающие перед глазами события — как вспышки образов из невероятно ярких эмоций. Идущие вереницей картины — как длинная цепочка чужих недосмотренных снов…

Бессмысленная и непонятная жизнь, наполненная одним лишь служением. Бессчетное количество догм, с рождения предопределивших весь его путь. Бесконечные рамки, насильно вбитые истины и с детства заученный факт, что эмоции — это верная смерть…

Служение, учеба, долг… вот, пожалуй, все, что тогда его составляло. Пустая и скучная жизнь, которой он не был рад. Редкие женщины, которыми он почти не интересовался. Безликие доноры, которых он никогда не запоминал… Одна лишь Цель помогала бороться с удушливой теснотой навязанного правилами одиночества. Единственная важная вещь, которой он по-настоящему жил…

За годы упорного труда он действительно многого добился, сумев выяснить о драконах практически все. Первый, кому это было позволено. Первый, кого охотно поддержали Князья. Единственный маг, сумевший заглянуть за завесу Вечности и сделать живущей там Тьме предложение, от которого Она не рискнула отказаться.

Разнообразие — разменная монета в застоявшемся мире повторяющихся снов. Информация, важность которой для изнывающего от скуки разума просто невозможно преуменьшить. Оценив по достоинству преподнесенный инкубом дар, предназначенный ему дракон все-таки соизволил проснуться. Откликнулся на зов. Пришел. И вот тогда они впервые увидели друг друга — два бесстрастных, одинаково тяготеющих к строгой логике разума. Две отразившихся, словно в зеркале, рациональных сущности, превыше всего ценящих точный расчет… два близнеца, соединенных одной пуповиной, и два бесчувственных камня, которые так и не понять, что способны на больше.

Что именно помешало им сблизиться? Какая мысль и у кого промелькнула за краткий миг напряженного безмолвия? Решил ли инкуб, что на фоне совершенного мышления дракона его разум однажды потеряется? Решил ли дракон, что чужие изъяны безвозвратно испортят ему внешний вид? А может, инкубу не стоило начинать подсчитывать возможные выгоды? Быть может, дракону не следовало без спроса брать то, чем была наполнена чужая душа?

Никто теперь не вспомнит, кто из них и почему ударил первым. И не узнает, по какой причине недолгий мир вдруг превратился в ожесточенное противостояние. Один усомнился… второй недопонял и не сразу раскаялся… непрочные ниточки доверия уже распались. И больше уже никогда не срослись.

Оказавшись не в силах перебросить мостки через разделившую их пропасть, дракон и инкуб годами оттачивали мастерство войны, испробовав за это время годы все известные уловки и все оружие, что только можно было измыслить. В короткие затишья перед боем предусмотрительный инкуб постепенно наращивал защиту, способную противостоять любому, даже самому изощренному противнику.

Дракон же, найдя иной способ самосовершенствоваться, неутомимо гранил свою матрицу, намереваясь превратить ее в идеального, заточенного под одну-единственную жертву убийцу.

Взятая за основу личность инкуба стала ему отличным подспорьем. Лаконичная, целеустремленная, изобретательная и способная на неутомимый труд, она оказалась невероятно хороша. Ее почти не пришлось сгибать. Почти не понадобилось красить. Всего-то и требовалось выкинуть оттуда все ненужное, добавить пару новых штрихов, а затем тщательно их отшлифовать, чтобы добротный материал превратился в циничную, холодно-отстраненную маску, у которой хозяин изъял не только немногие слабости, но даже смутный намек на них. Закончив утомительную огранку, дракон продумал свои действия далеко вперед. Зная врага как себя самого, он легко подгадал момент для атаки. Это должен был стать их последний бой. Просчитанный до мелочей поединок, в котором дракону сужено было одержать безоговорочную победу…

Но в последний момент что-то пошло не так. Что-то нарушило ход тщательно продуманной схватки. А дракон, уже приготовившийся торжествовать, внезапно потерял над ней контроль.

Увы. Рождение Пламени — процесс малоприятный. Когда безжалостно двоится и плавится восприятие, ломается существующая реальность… когда твой разум смятен, а тело страдает, перенимая все ощущения, испытываемые новорожденной Искрой… это больно. Страшно. Неожиданно. Но при этом ты откуда-то знаешь — да, это ОНО. То самое, чего ты так долго ждал. Родное, пока еще хрупкое и уязвимое счастье, по сравнению с которым даже проигранный бой уже не кажется поражением, и рядом с которой даже стены тюрьмы не так сильно сжимают грудь.

Гораздо тяжелее для дракона оказалось узнать, что все, чем он жил, оказалось лишено смысла, поскольку отшлифованная до блеска, сотворенная для боя матрица никак не подходила для новорожденной Пары. Чудовище… вот что ОНА увидела, когда он впервые ее позвал. И осознав этот жуткий факт, дракон принялся с остервенением кромсать то, что когда-то с таким упорством создавал.

Годами он методично ломал себя, стремясь полностью соответствовать своей Паре. Часами перекраивал свое сознание. Безжалостно портил чудесную чешую. Отращивал и заново отрывал крылья. Настраивал голос. Менял кожу. И делал все, чтобы больше не походить на кровожадного монстра.

Сидя в тесноте своей клетки он уже не помышлял о побеге. Все его надежды и помыслы оказались прочно связаны с НЕЙ. Даже когда сил ни на что не хватало, он все равно упорно себя переделывал. По чешуйке. По клеточке. В какой-то момент от безысходности согласившись даже на сделку с настойчиво изучающим его инкубом. Возможное усиление соперника его не волновало — с приходом Пламени все его преимущества должно были сгореть, как пыль. Поэтому дракон мирился с чужим присутствием, сквозь зубы цедил ответы на многочисленные вопросы и терпеливо ждал своего часа, который должен был скоро настать.

К тому времени инкуб, осознавший грозящую ему опасность, уже давно покинул родной мир. Вынужденно отказался от магии, научился обходиться без доноров и день за днем настойчиво искал способ подчинить опасного врага. Однако древние, по крупицам собранные по всему Вееру знания ему почти не помогли. Знающих людей поблизости тоже не оказалось, а Всадники наотрез отказывались с ним говорить. Поэтому за предложение императора он схватился, как утопающий за соломинку. Надеясь, что хотя бы в Школе ему удастся выяснить то, о чем Лана коварно умолчала.

К тому моменту, как дракон снова зашевелился, Кай успел сделать многое, на что у его предшественников не хватало времени и упорства. Почти полностью сменил коллектив учителей. Разработал принципиально новую программу обучения. Внедрил в нее свои последние разработки и добился поистине впечатляющих, хотя и не совсем тех, что нужно, результатов.

Молодых Всадников, выходящих из дверей его Школы, оказалось на порядок больше, чем в других заведениях подобного рода. Император, узнав об этом, пришел в такой восторг, что вскоре повелел закрыть остальные школы и полностью переправить выделенный на нужды Всадников денежный поток под запросы нового директора. Авторитет инкуба мгновенно взлетел до небес. Загадочный лорд-затворник получил от империи много уступок, полезные связи, кучу ненужных привилегий, деньги, самые заманчивые предложения и даже новых доноров… вот только к Цели не приблизился ни на шаг. И это безумно раздражало.

Узнав об оглушительном провале с драконом, все до единого Всадники исчезали из его Школы, как призраки. Любые попытки наладить контакт терпели сокрушительный крах. Дракон упорно сопротивлялся. Избавиться от него не получалось. И вся эта война со временем превратилась в обычный фарс. Год за годом. Цикл за циклом инкуб встречал поражение за поражением. И устав, наконец, от бесполезной борьбы, первым осознал необходимость примирения.

Истощившийся не меньше инкуба Рэниуррагхараракх на этот раз не протестовал. И благосклонно воспринял те крохи энергии, которые оставшийся без магии инкуб смог ему отдать. Дракон даже согласился поговорить с неожиданно смилостивившимся тюремщиком и любезно позволил себя изучать… до определенных пределов… но даже так зашедшие в тупик отношения вышли на новый виток.

За два десятилетия вынужденного общения инкуб и дракон все-таки сумели найти хрупкое равновесие и, многое узнав друг о друге, больше не стремились к войне. Затянувшееся противостояние убивало обоих, а многолетняя погоня за призраками лишала их сил. Они притерлись, успокоились, постепенно примирились с существованием друг друга. Инкуб даже понадеялся, что ему не придется прибегать к разделению душ, о котором он вычитал в одной из старых книг. Но после долгих и ставших гораздо более откровенными разговоров дракон вдруг снова замкнулся, а в его глазах вместо ставшего привычным смирения промелькнула едва заметная тень торжества.

С тех пор инкуб держался настороже, заподозрив, что хитрая бестия не сдалась, а просто к чему-то готовилась. И не пропустил момент, когда в Школе открылась одна неучтенная Тропа. Правда, свалившаяся оттуда, бормочущая какую-то чушь девушка выглядела неопасной, но на всякий случай ее следовало перехватить и проверить.

Первое же прикосновение ошеломило инкуба так, что он едва не забыл, кто такой и зачем явился. Бьющий из незнакомки фонтан чистейшей энергии ошарашил его настолько, что лорд-директор едва не утратил контроль.

Из каких глубин подсознания всплыла тогда уверенность: «ЭТО — МОЕ»? Почему возник жгучий протест при мысли о возможной потере? И почему в его душе поднялась волна ревнивого неодобрения от мысли, что дракон тоже имеет виды на это чудо?

Инкуб тогда не знал. Но не преминул привязать к себе перепуганную девчонку. А для гарантии, что дракон не сбежит, настоял на магической клятве, которую сам же потом и снял.

Он долгими днями упивался победой над мгновенно капитулировавшим врагом, который теперь был согласен на любые условия. Раз за разом хвалил себя за удачное решение всех проблем и с редким наслаждением пил чудесный нектар, словно специально созданный для него. Правда, размеры глотка его не устраивали — оголодавший за годы жестокой диеты инкуб был способен проглотить все запасы ведуньи одним глотком. Но он намеренно не увеличивал дозу. Жестко себя ограничивал. И заранее позаботился о защите живого трофея, учтя даже то, что его однажды придется спасать от него самого.

Мало-помалу Кай все-таки вытянул из Рэниуррагхараракха правду, но значения сказкам о Пламени не придал. Лишь отметил безусловную ценность нового приобретения и искусно его использовал, заполучив мощный рычаг воздействия на строптивого дракона. Он не возражал даже против сближения призрака с молодой ведуньей, рассудив, что запрошенная ею цена за это вполне приемлема. Другое дело, что подняться высоко в искусстве управления «эрья» она бы вряд ли смогла, так что он в любом случае ничего не терял.

Первый успех девчонки его удивил — она сумела перебороть страх и быстрее других открыла в себе новые горизонты. Последующие успехи его заинтриговали: девчонка оказалась неглупой, да и упорства с настойчивостью ей было не занимать. Но, что самое важное, запасов ее источника с лихвой хватало и на инкуба, и на стремительно восстанавливающегося дракона. И это в конечном итоге предопределило ее судьбу…

Последний разговор с учителем дался ему нелегко — Рогнар в ту встречу был зол, неаккуратен и буквально выдернул душу из упрямого инкуба, все еще надеясь узнать, как тот умудрился уничтожить своего… так он представил ту давнюю неудачу Князьям… дракона. Разговор этот был не первый и, вполне возможно, не последний, но и на этот раз Кай смолчал, не пожелав выдавать свою тайну. Верховному опять пришлось довольствоваться полуправдой и невеликими запасами сил, которых Князь в порыве раздражения выцедил столько, что лорд-директор едва стоял на ногах.

Истощение оказалось настолько глубоким что, вернувшись на Атолл, Кай отчетливо понял: киринол его не спасет. Ему срочно требовался полноценный источник. Живительный, чистый и, желательно, живой. Такой в его распоряжении имелся, но инкуб не хотел раньше времени исчерпать его до дна. Правда, всего через час он об этом уже не вспомнил и был готов убить любого, окончательно потеряв над собой контроль.

Пылающий факел ее эмоций он ощутил еще на подходе: ярчайшая жемчужина… сияющая в лучах солнца драгоценность, которая мгновенно и бесповоротно приковала к себе его голодный взгляд. Он больше не рассуждал, когда гигантским прыжком перемещался на крышу. Не думал, когда с довольным рыком окунался в источник и жадно пил его, наплевав на манеры. Его не терзали мысли о возможных последствиях. Не мучала совесть и не грызло чувство вины… до тех пор, пока он не увидел, как бездыханная ученица срывается в пропасть, и не понял, что не готов ее потерять.

Рэниуррагхараракх не спрашивал его согласия, когда в спешке начинал второе слияние. Да и не успел бы инкуб отреагировать — слишком быстро все произошло. Впервые в жизни оказавшись от него зависимым, он ожидал чего угодно — презрения, боли и даже попытки подчинить… готовился к смерти и окончательному проигрышу, который был бы совершенно оправдан. Но дракон не убил. Напротив, дал сил взлететь. И случайно позволил кровному врагу увидеть то, чего не собирался показывать.

Глубинная перестройка, которую провел над собой дракон, ошеломила и надолго выбила Кая из колеи. Обилие цветов и буйство красок привело его в замешательство. Надменный и равнодушный ко всему дракон впервые на его памяти кому-то сопереживал! И впервые обмирал от ужаса, ныряя в бездонную пропасть.

Именно страх стал тем первым чувством, которое их объединило. Двойная боль, что сплотила лучше любых причин.

Чужая смерть, которая едва не стала настоящей.

И надежда, что внезапно затеплилась в их общей груди.

Сидя потом на берегу и раз за разом вспоминая о том, как дракон баюкал в тот день свое чудом пойманное сокровище, Кай упорно задавал себе один и тот же вопрос: как это случилось? Почему? Но ответов не было… лишь смутное ощущение, что когда-нибудь понимание придет само собой.

С тех пор он не знал покоя, не в силах понять, что творилось в его разделившейся надвое душе. Привыкнув к строгим формулам и точным расчетам, он по-настоящему терялся, не находя знакомых образов и не умея выразить то, для чего просто не было слов. Обилие чувств сделало его уязвимым. Противоречия сводили его с ума. Но, что самое страшное, он уже не мог понять, где заканчиваются его собственные переживания, а где начинаются эмоции нежданно возродившегося дракона.

Незримой тенью присутствуя рядом с соперником, когда тот забирал его тело, инкуб слышал и видел все, что происходило вокруг. Чужие колебания, сомнения, безудержную нежность к сидящей рядом девушке и неловкие попытки подтолкнуть ее мысли в нужном дракону направлении. Рэн часами мечтал, что однажды она тоже обретет крылья. Страстно надеялся, что тоже взлетит!

Инкуб только фыркал, не веря в эти бредни. Настороженно отодвигался, когда ему казалось, что дракон увлекся. И с беспокойством следил за тем, как ни о чем не подозревающая девушка постепенно врастает и в его собственную душу. Коварно прокравшись по связавшей его с драконом ниточке. Незаметно, но постоянно согревая мягким, пока еще слабым Пламенем и горячими каплями протаивая тропинку к его скованному льдами сердцу.

Первая настоящая Искра обожгла инкуба, как молния, мгновенно проделав огромную брешь в его ослабевшей защите. Внезапным разрядом прошла сквозь онемевшее от долгой неподвижности тело, заставив его снова ожить. Она причинила немало боли, когда огненной плеткой пробежалась по его спине, рукам, лицу. Затем добралась до груди и… вот тогда застывшее сердце не выдержало — содрогнулось, впервые за долгие годы совершая вялый удар.

Искра не позволила ему, очнувшись после встречи с Эйлом, бездумно накинуться на доверчиво прикорнувшую рядом жертву. Больно уколола, обожгла, не дав даже усомниться в том, что Пламя — неприкосновенно. И он ушел… хотя должен был бы убить. Не нарушил чужого сна, хотя страстно хотел напиться. Отстранился, когда следовало прильнуть. И отвернулся, когда должен был просто обнять.

Одна Искра — не пожар… так он подумал, когда неуместные желания все-таки схлынули. Одна искра ничего не изменит… и однажды это пройдет. Но за первой Искрой пришла вторая… затем еще одна и… и вскоре в его душе разгорелся такой же пожар, что пылал в могучей груди соперника-дракона.

Это было действительно Пламя… теплое… ласковое… порой обжигающее… и безусловно живое. С его яркими красками, горячими лепестками желаний, несмело распустившимися бутонами чувств и тем самым потерянным смыслом, в который он прежде не верил.

Он отстранялся так только мог, отчаянно отрицая и не желая видеть эту странную правду. Упорно отворачивался. Сжимал кулаки, до последнего надеясь, что согревшее его Пламя уйдет. И лишь когда Оно взвилось до небес… когда сил противиться не осталось… когда в его руках тихо застонала предназначенная ему Творцом, до боли желанная женщина… он сдался. Отомкнул запоры. И настежь распахнул ту дверь, за которой она его ждала…

— Кай!!! — простонала я, с тихим стоном прижавшись к груди своего… кого? Инкуба? Или все-таки дракона? И обхватила за шею так, словно он мог куда-то исчезнуть. — Я думала, что потеряла тебя навсегда!

— Рэн никогда не подпускал к себе слишком долго, — прошептал инкуб, с облегчением прижавшись к моему лицу. — Я долго не понимал его… а он не хотел понимать меня… и сделал все, чтобы я-человек воспринял его новую матрицу как очередную маску. Я-дракон пошел на это, чтобы не показать, как сильно ты была ему нужна. И чтобы я-человек не вздумал превратить тебя в превосходное орудие для шантажа. В действительности он буквально создал себя заново… выломал… вырвал из себя все то, что не хотел показывать тебе. Будучи уверенным, что ты никогда меня не подпустишь близко, он попытался совместить в себе нас обоих… разум и чувства… огонь и лед… умышленно отстранив меня-человека от этой работы. Так, чтобы ты не почувствовала разницы и не распознала слишком быстро подмены. Драконья ипостась — всего лишь форма, которую Рэн в будущем мог и сменить. Он мог существовать любом виде. Приспособиться жить в двух телах одновременно. И он бы смог… вероятно. Просто не успел. А я-человек так и не увидел этого, — печально добавил инкуб. — Поэтому невольно ошибся, заставив тебя подумать, что Рэн тебя предал. Он с трудом это выдержал. Для него твой уход стал большим ударом… дракон решил, что проиграл, и не хотел без тебя жить, поэтому и поставил мне-человеку последнее условие.

Я вздрогнула всем телом и неверяще вскинула голову.

— Что за условие?!

— Он хотел умереть, — тяжело уронил лорд-директор, отводя глаза. — Освободить меня-человека от своего присутствия. Мы так долго друг друга ненавидели, что открыто демонстрировать свою слабость было бы хуже, чем терпеть унижения. А он больше не хотел сражаться. У него нет осталось на это сил. Для дракона, потерявшего Пламя и утратившего волю к борьбе, это был наилучший выход… и человек это тоже понимал. Но когда настало время выбирать, посчитал, что у дракона больше шансов тебя защитить. И больше вероятности уберечь тебя от беды.

У меня слезы навернулись на глаза, а затем я обхватила его бледное лицо руками и с болью прошептала:

— Что же вы с собой натворили?! До чего вы оба дошли?!

Кай слабо улыбнулся.

— Для Рэна было шоком узнать, что ты вернулась ради нас обоих. Причины ему тогда были неясны, но он обнаружил, что обе его половинки во многом схожи. Только, если он-дракон готов был ради тебя убивать, то он-человек согласился умереть… и это заслуживало уважения. А еще он подумал, что не хотел бы тебя огорчать, поглотив вторую Искру без остатка. Он знал, что тебе она дорога, и… рискнул. Я, правда, расстроился, обнаружив, что ты так и не сняла защиту… и чуть не решил, что ты собираешься меня ударить…

— Прости, — шмыгнула носом я, со стыдом осознав, что чуть все не испортила, и поспешно спрятала лицо у него на груди. — Прости меня, дурочку. Я была в таком отчаянии, увидев, что у тебя осталась всего одна Искра…

— Я рад, что она у меня только одна, — с чувством прижал меня к себе дракон. — А Пламя, наконец, одно на двоих. Я устал бороться с самим собой… и я так долго к этому шел… что еще сам не верю, что так бывает. Но гораздо больше мне хочется стоять вот так, чувствуя твою радость. Знать, что я тебе дорог. Мечтать с тобой. Летать в одном небе и наслаждаться каждым прожитым мигом, зная, что он не последний. Не видеть больше твоих слез, не слышать тоски в твоей душе… оберегать тебя… вечно… и неустанно повторять, что я… Хейли?

Я нерешительно подняла взгляд, но он лишь бережно снял губами с моих щек не успевшие высохнуть слезинки и проникновенно заглянул в мои глаза.

— Я тоже тебя люблю.