23

Если не принимать во внимание постоянно попадавшие за шиворот капли, продолжавшие срываться с ветвей, следующий час пути протекал более-менее ровно. Мы уже привычно продирались сквозь чащобу, перелезали через завалы, обходили непролазные участки буреломов.

Вдруг, когда мы шли по относительно чистому участку, оборотень резко остановился и глухо зарычал. Шерсть на его загривке встала дыбом. Зверек за моей спиной беспокойно завозился, заверещал. Верещание перешло в смешное щенячье рычание.

Это что же такое они почуяли? Оглядываю пространство впереди – никого не вижу. Хотя за гигантскими стволами может спрятаться даже слон.

А это что такое висит на суку? Какая-то авоська с яйцами. Яйца раза в два, а то и в три крупнее куриных. И судя по направлению взгляда оборотня, он пятится именно от этих яиц.

Упершись задом в мои ноги, Ледень бросает на меня испуганный взгляд, о чем-то пытается проскулить, после чего хватает зубами за штанину и тащит в сторону, продолжая коситься на авоську.

В этот момент яйца в авоське как будто затряслись. Увидев это, оборотень выпустил штанину, тонко, по-собачьи, тявкнул и бросился наутек. Звереныш, хлопнув мне по ушам крыльями, сорвался с котомки и, панически вереща, полетел вслед за Леденем.

Решив не выяснять, чего так испугались мои мохнатые спутники, поспешно двигаю за ними. Надеюсь, к оборотню вернется способность принимать человеческий облик, и он когда-нибудь объяснит, чем так опасна висящая на ветке гроздь дрожащих яиц.

Огибаю два сросшихся неохватных ствола и резко останавливаюсь, изумленно глядя вперед. А впереди то, что у французов принято называть дежавю. А именно бьющийся в гигантской паутине оборотень. Не хватает только княжича с мечом. Вместо него, гораздо выше Леденя, в паутину влип крылатый монстрик.

– Вот мы и свиделись вновь, Кощеюшка, – констатирует появившийся из-за деревьев Мизгирь и ловко, почти не видимыми глазу быстрыми движениями передних лап оплетает оборотня, буквально за несколько мгновений замуровав его в кокон.

– Только на этот раз лошадей я тебе на ужин не привел, – развожу руками, сказав первое, что пришло в голову.

– Прискорбно, – сожалеет слонопаук, роняя слюну и почесывая волосатое брюхо одной из задних лап. – В Виевых владениях с пищей плохо. Его твари всех зверушек разогнали, да и сами меня сторонятся. Будто я их есть стал бы. Тьфу, даже помыслить о таком противно!

– Чего ж ты такие бесперспективные места для охоты выбираешь? – интересуюсь, с удивлением наблюдая, как обойденный вниманием Мизгиря летун одну за другой перегрызает держащие его липкие нити.

– Да все по недомыслию, все от скудости умишки, – уклончиво скрипит паук и, приблизившись и нависнув надо мной, в свою очередь вопрошает: – А тебя, Кощеюшка, за какими надобностями в эти края занесло?

– Уж не на дичь охотиться, – отступаю на пару шагов назад, ибо неудобно задирать голову, разговаривая с некогда бывшей первочеловеком тварью. Да и капающие перед моим лицом с его хелицер, или как там эти бивни называются, тягучие слюни не вызывают ничего, кроме отвращения. – Ты, надеюсь, не запамятовал, кем Вий мне приходится? Отчего ж не можешь поиметь в своей многоглазой головушке мысли, что я могу попросту захотеть навестить родного братца? Ты его, кстати, не видел?

– Как же я его увижу, ежели говорят, будто ты извел его вслед за Ягой и Лешим? – удивляется Мизгирь, вновь приближаясь.

– Ну что ж, – отступаю, сжимая крепче посох, и краем глаза отмечаю, за какой ствол сподручнее нырнуть, – значит, будешь продолжать изображать из себя недоумка?

– Ась? – подогнув лапы, склоняется надо мной гигантский паук.

– Хренась! – бью посохом по слюнявым бивням, пропустив через него немного энергии, чисто чтобы пугнуть восьмилапого монстра.

– Кхор-р-ра-а! – Подавившись разрядом, Мизгирь вздыбливается на задние лапы и начинает падать на меня всей слоноподобной тушей.

Бью по волосатому пузу более сильным разрядом. Однако густая щетина словно амортизирует удар – разряд с треском растекается по ней, заставляя волоски искриться.

– У-ух-ха, – выдыхает чудовище, рухнув на землю.

Едва успеваю отскочить, спотыкаюсь о подвернувшуюся под ногу сухую ветку, падаю на спину и, не выпуская из рук посох, перекатом ухожу за ближайший ствол.

– Куда же ты, Кощеюшка? – спешит за мной паук. Трудно представить, чтобы туша размером со слона так стремительно двигалась. Будь здесь свободное пространство, Мизгирь нагнал бы меня в одно мгновение. Но частые стволы елей, меж которых он не всякий раз мог протиснуться, позволяли мне ускользать от его мохнатых лап.

Я еще пару раз пытался образумить монстра зарядами собственной энергии, не экономя ее на этот раз, Но он лишь на мгновение замирал, потрескивая искрящейся щетиной и покряхтывая вроде как даже с удовольствием, и вновь бросался за мной, на ходу уговаривая меня пообщаться с ним поближе.

– Извини, – бросаю, проскальзывая меж двух близко растущих стволов, – спешу на встречу с Вием. Вот после него обязательно загляну к тебе, забрать своего оборотня. Надеюсь, ты его не сожрешь?

– Я не питаюсь людишками, – раздраженно пыхтит паук, протискиваясь меж елей, – даже если они оборотни.

– А чего так?

– Брезгую.

– Какой-то ты привереда. – Кувырком ухожу от удара мохнатой лапы, заканчивающейся чудовищным когтем. – То не ешь, этим брезгуешь. Так и желудок испортить недолго.

Перепрыгиваю через сухую ветвь поваленного дерева, огибаю очередную ель и…

– Ёкарный бабай! – ору, влипнув в паутину.

– Ай-яй-яй, Кощеюшка, – не спеша приближается Мизгирь. – Погоди, не спеши. Сейчас я сопровожу тебя к твоему братцу.

Несколько мгновений панически дергаюсь в клейких тенетах, затем догадываюсь сжечь их выплеском энергии. Разворачиваюсь и ныряю в сторону от нависшего надо мной паука. Однако мое тело захлестывает петля прозрачной паутины, и я, словно пойманная муха, падаю на землю. На меня падает еще одна петля. И еще. Поспешно сжигаю их. Хочу сделать новый рывок, однако перед лицом мелькает желтый слюнявый бивень и с треском рвущейся кожи и ломающихся костей вонзается мне в районе ключицы. Прежде чем сознание гаснет, успевает появиться растерянно-негодующая мысль: а как же бессмертие?