12

– Ежели нужно Лешего искать, будем искать Лешего, – легко соглашается княжич, все еще находящийся под впечатлением от неожиданного приобретения.

Видать, небогато Заозерское княжество, ежели он так радуется затерянной в лесу маленькой деревеньке. А может, дело в том, что это именно его приобретение, а не доставшееся по наследству.

В общем, выяснив у мельника, что найти Лешего можно не иначе как только в лесу, отправляемся на поиски.

Тот факт, что я теперь еду верхом, меня особо не радует. Нет, ехать, конечно, лучше, чем идти, но лошадь ведь ухода требует. А я в этом ничего не понимаю. С лошадьми имел дело только в глубоком детстве, когда приезжал на каникулы к бабке в станицу, где иногда ходил с местными пацанами к пастухам. Те давали нам покататься на смирной кобылке. Катались без седла, отчего на заднице натирались болезненные мозоли.

Сейчас еду в удобном седле. И сижу вроде бы не мешком. По крайней мере, Болтомир не замечает моей неосведомленности в этом вопросе. Но мы и едем неспешным шагом. А что будет, если придется ускориться? А чем кормить кобылу? А как ее седлать-расседлывать, или взнуздывать-разнуздывать, или что там с ней положено делать? И чего она постоянно косится на меня? Может, хочет сбросить?

Заставив меня вздрогнуть, из кустов выскакивает огромный черный волк. Зверь некоторое время бежит рядом, затем снова скрывается в чащобе.

Вообще-то волку положено быть серым, но это не настоящий волк, а волколак. Был бы мельник шатеном, а не брюнетом, сопровождающий нас зверь был бы рыжим.

Дело в том, что Болтомир заявил: мол, ежели деревня теперь принадлежит ему, то и мельницу с мельником он также объявляет своим имуществом. Тут мне пришлось суровым взглядом подавить возмущение Леденя. А княжич, продолжая тему, высказал возмущение по поводу того, что благородным людям не пристало путешествовать без прислуги и приказал мельнику сопровождать нас. Возможно, я и отговорил бы его от такого решения, не удиви он меня следующим заявлением. Мой новоявленный друг приказал мельнику, коль уж тот является колдуном, перекинуться в волка, ибо пешим он за конными не поспеет, а для того, чтобы ради него лишать крестьянское хозяйство еще одной лошади, Ледень рылом не вышел. Надо ли говорить, что я обалдел от подобного требования!

– Воля твоя, господин, – глянув в мою сторону, покорно ответил княжичу мельник, заставив меня удивиться еще больше.

Нет, я понимал, что нахожусь в мире, где существует некая магия. Тот же посох-разрушитель является тому подтверждением. Но все же считал, что этому есть простое научно-техническое объяснение. К примеру, я же не знаю, как на поверхности пленки монитора появляется живое изображение, однако не считаю это колдовством. Почему не предположить, что здешняя цивилизация продвинулась в несколько иных направлениях и для видеоизображений используют поверхность воды в любой посудине? Опять же, как выяснилось, летает та же Яга не просто в ступе, а на обычном параплане.

В общем, к превращению человека в волка я был не то чтобы не готов, а даже не мог предположить, что такое возможно. И когда Ледень стал с жутким треском преображаться, мне пришлось сильно напрячься, чтобы не позволить собственным глазам выпасть из орбит. Болтомир же во время этого действа спокойно ходил и осматривал новое хозяйство, рассуждая о доходе, который ему будет приносить мельница. М-да, хорошо, что я не разнес ее в щепки во время испытательных стрельб из посоха…

И вот мы едем вниз по течению реки в поисках Лешего. Вернее, мы его не ищем, а ждем, когда он сам обратит на нас внимание. Ибо, как сказал мельник, хозяин, то бишь Леший, присутствует в каждом дереве, в каждом кусте, видит каждым листочком, ощущает каждой травинкой. Но показывается он путнику, только когда захочет сам.

Я в словах колдуна сомневаюсь, ибо если бы Леший видел, что я его ищу, то наверняка откликнулся. Все же он сам не так давно обращался ко мне за помощью. Но так как привести подобные аргументы не могу, приходится делать вид, что верю.

Ледень тоже больше не обращается ко мне как к могучему владыке, вероятно приняв всерьез угрозу насчет откусывания головы. А после перекидывания в волка и вовсе лишился дара речи. Это и к лучшему. Нечего давать Болтомиру повод для подозрений. Хотя, сдается мне, княжичу не до глупых домыслов. Он едет в молчаливой задумчивости, лишь беззвучно шевелит губами, отображая тем самым напряженный мыслительный процесс. Такое ощущение, будто эта деревенька выбила из головы парня образ Василисы Прекрасной.

– О чем задумался, дружище? – окликаю спутника, дабы с помощью общения развеять собственные сумбурные думы.

Сбитый с мысли княжич не сразу соображает, о чем я спрашиваю. Наконец отвечает:

– Мыслю я, Георг, надо другое название моей деревеньке дать.

– А чем тебя Мирошки не устраивают? Вполне симпатичное название.

– Какое название? – непонимающе хмурит брови парень и, не дождавшись ответа, задает следующий вопрос: – Кто я теперь, ежели владею собственной землею?

Открываю было рот, чтобы обозвать его помещиком, но задумываюсь, не будет ли для княжича оскорбительно такое звание.

– Верно мыслишь, Георг. – Болтомир расценивает в свою пользу готовые сорваться с моего открытого рта слова. – Теперь я полноправный князь.

– Э-э-э… – сдерживаю слова сомнения. – А как же Заозерское княжество?

– Заозерское княжество я когда-нибудь унаследую от деда Мироболта. Потому называюсь княжичем Болтомиром Заозерским. Но кроме этого я теперь еще и князь, владеющий Мирошками. Потому и хочу дать им другое название, которое не стыдно прибавить к имени.

– А-а, – доходит до меня. – Ну да, князь Мирошкин звучит не очень. Хотя слышал, в наших краях был князь Мышкин. А с чего ты вообще заморочился подобной проблемой?

– Чего? – не понимает вопроса новоявленный князь.

– Ну, неужели у вас обладание единственной деревушкой делает человека князем?

Парень хмурится, размышляя над вопросом, чешет кольчугу на груди и отвечает:

– Я князь по рождению. Простолюдин не станет князем, даже если будет обладать дюжиной деревень. Но одна деревенька станет княжеством, если ее обладатель будет княжеского рода.

Теперь настает моя очередь задуматься.

Так и едем неспешно вдоль берега Леи – так назвал реку мельник – до самого вечера, то разговаривая о разном, то погружаясь в думы. В полдень следует продолжительный привал с дремотой. А как только дневное светило скатывается с зенита, путь продолжается.

Несмотря на то что у нас с собой достаточно провизии, княжич не упускает случая подстрелить жирного зайца. Всегда считал, что лук воины носят со снятой тетивой, натягивая ее лишь перед сражением. У моего попутчика оружие всегда в боевом положении, и мне приходится лишь удивляться, с какой скоростью он выхватывает его из-за спины и производит выстрел.

Еще во время полуденного привала понимаю пользу, которую приносит сопровождающий нас оборотень, ибо забота о лошадях оказывается полностью на нем. Странно, но животные его совсем не боятся. Более того, такое ощущение, будто они опасаются меня, а присутствие мельника, наоборот, действует на них успокаивающе. Вспоминаю и настороженно-боязливое отношение ко мне деревенских собак, коему ранее не придал значение. Когда-то читал, будто лошади и собаки лучше других животных способны распознавать нечистую силу. Мол, из-за этого их запрещено заводить в церкви. Всегда удивлялся подобной логике.

После ужина Ледень просит позволения покинуть нас до утра. Обращается колдун к Болтомиру, но посматривает и на меня. Княжич благосклонно разрешает. Я не возражаю. Чую, мельник знает обо мне гораздо больше, чем я сам, но расспросить его не могу. Во-первых, не собираюсь раскрывать свое инкогнито перед Болтомиром. Во-вторых, не хочу показывать колдуну собственную некомпетентность. Он и так слишком часто смотрит на меня с нескрываемым удивлением.

Перед сном княжич начинает интересоваться порядками в землях, откуда я родом. Привычно вешаю ему какую-то лапшу на уши, стараясь ее запомнить, чтобы в дальнейшем не попасть впросак. На том и засыпаем.

Во сне приходит непонятное чувство беспокойства. Просыпаюсь от ощущения чьего-то присутствия и лежу, прислушиваясь и не решаясь открыть глаза. Посещает мысль, что как-то слишком безрассудно мы располагаемся на ночь в лесу, по слухам, полном не только зверей, но и всякой нечисти…

– А я думаю, пойду узнаю, отчего ты поприветствовать меня не желаешь? – Раздавшийся за спиной тихий густой бас заставляет вздрогнуть. – А ты будто спишь и не чуешь собрата. Оно и правда говорят, изменился ты, Кощей.

Так, понятно, обращаются ко мне. И вроде бы не враждебно. Но на всякий случай нащупываю лежащий рядом посох. Боевой артефакт придает уверенности. Неспешно сажусь и наигранно спокойно потягиваюсь. Лишь после этого поворачиваюсь в сторону ночного гостя.

На невесть откуда взявшемся пне сидит атлетического сложения мужик с русой бородой, заплетенной в толстую, достающую до пупка косу. Сидит, закинув ногу на ногу, переплетя пальцы рук на колене. Из одежды на нем только светло-серые портки. За плечами стоят две обнаженные красотки с неестественно голубоватой, почти прозрачной кожей. Обе увлеченно, я бы даже сказал, с фанатичным вожделением расчесывают длинные патлы здоровяка. Если распустить его бороду и сунуть в руки трезубец, он будет похож на Нептуна.

Рассмотрев гостя, обращаю внимание еще на одну деталь, показавшуюся мне неправильной. Это костер. Вернее то, что от него осталось – лужа с плавающими в ней потухшими углями.

– Ты же знаешь, я не люблю огонь, – басит пришелец, заметив мое недоумение по поводу залитого костра.

– А я тебе его и не предлагал, – не могу скрыть раздражения по поводу бесцеремонности гостя.

Я уже понял, что ко мне явился один из перволюдей. Вот только не имею понятия, как к этому отнестись. Он, судя по всему, уверен, что я его знаю. Придется разочаровать мужика. Но пока потяну время, подержу его в неведении. Глядишь, и узнаю что-нибудь важное.

Мужик не отвечает на мою грубость. Красотки и вовсе меня не замечают. Ни одна из них до сих пор не бросила в мою сторону даже мимолетного взгляда. Гость как будто погружается в собственные мысли, задумчиво шевеля пальцами на босых ногах.

– Если погибнет лес – измельчают и исчезнут реки, а озера превратятся в болота, – сообщает он вдруг.

Я вопросительно смотрю на него, не понимая, к чему он это сказал. Однако здоровяк продолжает наблюдать за шевелением пальцев собственных ног. Приходится задать вопрос вслух:

– С какого перепугу лес должен погибнуть?

– Лес без хозяина, как сад без садовника, – изрекает собеседник. – Веков пять, может, и протянет. Но, мыслю, меньше. И века не пройдет, как в нем одни елки останутся, а в них из тварей смогут лишь темные жить. Оно твоему братцу Вию раздолье, конечно, будет. Но потом и этот лес сгинет. Ты, вижу, к облику человеческому вернулся. Это хорошо. Вот только помыслами не отвернулся ли совсем от заветов Создателя?

– Чего-то я не понял, мужик, ты чего на меня бочку катишь? – не выдерживаю наезда. – Если ко мне что-то имеешь, говори прямо. А то нудишь тут, спать не даешь. При чем тут я и лес?

Мое эмоциональное высказывание нисколько не смутило ночного гостя. После недолгой паузы он продолжает:

– Я и говорю, ты восстал, а Яга с Лешим пропали. Пропали без следа. Оно понятно, из-за глупой шутки свихнувшейся со скуки бабы ты чуть бессмертия не лишился. Но я ж видел, как она страдала, простить себе не могла. Уж на что добра к людям была, а и то весь род Ивана извести собиралась. Кабы не мы с Лешим, наворотила бы баба дел. Да ладно с ней. Леший чем тебе не угодил? Потому что за Ягу заступился? Или давнее соперничество вспомнил? Ты, Кощей, всегда злопамятен был. – Укоризненно покачав головой, мужик устало встает. – Пойду, пожалуй. Вижу пустоту в твоей душе. Хоть и вернулся ты к человеческому облику, а душой стал тем чудищем, образом которого назойливых людишек отпугивал. Перещеголял братца.

Я сижу и обалдело смотрю, как сопровождаемый голубокожими красотками здоровяк уходит в туманную дымку у берега. Прихожу в себя только тогда, когда туман полностью скрывает ночных гостей. Слышится лишь шлепанье ног по воде.

– Эй! – кричу, сорвавшись с места. – Погоди!

Вбегаю в стену тумана. Он такой плотный, что даже я, способный видеть в темноте не хуже, чем при дневном свете, не могу ничего разглядеть дальше вытянутой руки. Натыкаюсь на заросли прибрежного ивняка и продираюсь прямо сквозь них. Под сапогами уже хлюпает вода. Дно начинает заметно уходить вглубь. Нет никакого желания купаться ночью, да еще в одежде.

– Эй! – Мой окрик гулко разносится в тумане.

Откуда-то отзывается девичий смешок.

– Эй! – кричу снова. – Да погоди ты! Я же не помню ничего. Кто ты хоть такой?

Замираю и прислушиваюсь. Слышно только, как журчит вода.

– Правду, значит, Яга говорила, – раздавшийся непонятно откуда бас заставляет вздрогнуть. – Нешто не помнишь меня?

– Не помню, говорю же.

– Чудно.

Снова продолжительная пауза. С середины реки слышится всплеск, будто выпрыгивает крупная рыбина.

– Эй, ты где?

– Здесь я. Чего кричишь-то? – раздается совсем рядом, и я, повернув голову вправо, различаю в тумане смутный силуэт. – Водян я.

– Водян? Водяной, что ли?

Но силуэт уже растворился в тумане. Вновь слышится девичий смешок. Раздаются шлепки по воде, и все стихает. И опять слышно лишь журчание воды.

– Эй, Водян! – В ответ ни звука. – Водян, я сам ищу Ягу с Лешим, слышишь? Я не имею никакого отношения к их исчезновению!

Несколько минут безрезультатно жду ответа и не замечаю, как туман рассеивается.

Когда возвращаюсь на поляну, небо над вершинами деревьев начинает светлеть. Вернувшийся и уже принявший человеческий облик Ледень озадаченно смотрит то на залитое кострище, то на невесть откуда появившийся пень. Однако, встретившись со мной взглядом, благоразумно воздерживается от вопросов.

Когда просыпается Болтомир, костер уже весело потрескивает, а в висящем над ним котелке мельник помешивает кашу.

Я зову Болтомира к реке умыться.