Книга: Кощей. Перезагрузка
Назад: 10
Дальше: 12

11

Колунья действительно оказалась хорошей знахаркой. Утром Болтомир проснулся в более-менее приличном состоянии. Разве что периодически трогал все еще заметную шишку на голове, морщась при этом и сетуя, что нельзя надеть шлем, который он обычно снимал, только когда ложился спать или шел в баню. А зря. Вот если бы он и в баню ходил в шлеме, сегодня его голова была бы в порядке.
Естественно, последнее, что помнил княжич, это как нас заперли. Вкратце рассказываю ему о последующих событиях. Болтомир хватается за меч и рвется бежать разить все равно кого. С трудом удерживаю его, втолковывая, что главный злодей повержен, а рубить головы бабам и детям не пристало витязю. Тем более что они теперь его собственность.
– Моя собственность? – вздымает брови Болтомир, опускаясь на лавку.
– Ага, – весело киваю в ответ и рассказываю ему, как во искупление вины жители деревни поклялись отныне признавать над собой власть только Болтомира Заозерского, слепо следуя всем его наказам, даже если он повелит всем им в одночасье утопиться в болоте. О своей роли в принуждении жителей к этому решению я скромно умалчиваю.
– Зачем? – хмурит брови княжич.
– Что зачем?
– В болоте топиться зачем? Не буду я требовать такого, – наотрез отказывается он.
– Да? Мыслю, крестьяне будут рады узнать об этом. Разумеется, если ты не придумаешь чего похуже.
Чтобы не затягивать разговор, предлагаю Болтомиру скорее продолжить путь, если он, конечно, в состоянии. В очередной раз потрогав шишку на затылке, парень заявляет, что вполне здоров, однако изъявляет желание хотя бы бегло осмотреть свои новые владения. Тут я возразить ничего не мог, хоть и горел желанием скорее убраться восвояси, пока не вернулись с сенокоса мужики. Мало ли как отнесутся суровые лесные парни к двум проходимцам, якобы убившим их старосту, раскидавшим по бревнышку баню и требующим от жителей практически рабской повинности? Но, с другой стороны, представился шанс посетить мельника без свидетелей. За него и хватаюсь, обращаясь за завтраком к товарищу с предложением разделиться, чтобы не терять времени. Слегка посомневавшись, тот соглашается.
Болтомир оказывается на редкость хозяйственным парнем. Уже за завтраком, чавкая набитым ртом, он расспрашивает стоящую подле нас Колунью о количестве душ, голов скота и прочей неинтересной мне лабуде. Я же, наскоро проглотив миску непонятного, но сытного варева, напяливаю на обросшую мелким ежиком темно-русых волос голову шляпу, подхватываю шест и отправляюсь знакомой дорогой навестить мельника.
Вчера за разговорами лесная дорога показалась значительно короче. Сегодня же, если бы не уверенность, что не было никаких поворотов, мог подумать, что заблудился. По ощущениям, прошло не менее получаса, прежде чем вышел к знакомой излучине лесной речушки, за которой на месте ее слияния с ручьем стоит мельница.
Вот чего мне не хватает в этом… В этом – в чем? В этом мире? В этом невероятно затянувшемся сне? Короче, не важно. Чего мне здесь не хватает, так это часов. Без них не могу определить даже пройденное расстояние. Интересно, как с этим обстоят дела у аборигенов? Вероятно, у них врожденное чувство времени и, соответственно, ощущение пройденного расстояния. Это у моих… У людей моей реальности благодаря техническому прогрессу, заполонившему быт множеством всевозможных гаджетов, подобные чувства давно заглушены, а то и вовсе атрофировались.
– Эй, Ледень! – кричу, вспомнив имя, которым вчера называла мельника сопровождающая нас в баню молодуха.
Кстати, а не он ли был подельником старосты, удавившим того моим поясом? А ведь у этого бородача и мотивчик имеется. Очень уж он хотел завладеть чудесным шестом.
– Эй! – кричу, испытывая в два раза возросшее желание пообщаться с мельником. – Ледень, выходи! Базар есть.
Заходить самому в темные двери мельницы или в находившуюся подле покосившуюся лачугу с маленькими, затянутыми мутной пленкой оконцами, не испытываю ни малейшего желания. И это владелец подобной развалюхи вчера предлагал мне расплатиться за шест золотом? М-да… Впрочем, кто знает, может, золото здесь ценится дешевле меди?
– Эй! – ору в третий раз, начиная терять терпение. Приподнимаю шест, стискивая крепче пальцы, и с удовлетворением замечаю, как зародившееся в ладони свечение бежит по деревяшке и наполняет собой череп. Боевая готовность артефакта придает уверенности голосу: – А ну, ко мне на цырлах! И быстро! Не то разнесу к хренам твою богадельню, колдун недоделанный.
В последний момент расслабляю руку, сдерживаясь, чтобы не метнуть для большего устрашения молнию в небо, ибо вспоминаю, как вчера чуть не снес себе голову, поджарив правую половину лица. Машинально трогаю щеку – никаких следов. Либо не так уж и сильно поджарился, либо кроме бессмертности обладаю еще и быстрой регенерацией. Надо будет при встрече с Ягой прояснить этот вопрос.
Да где же этот чертов мельник? Может, он ушел куда по своим дикарским делам, а я тут только зря спектакль устраиваю? Мог хотя бы записку какую оставить. Мало ли, вдруг кто-то мешок-другой муки смолоть заедет.
И снова вопрос: а разумеют ли аборигены грамоту? Впрочем, мне это знать пока не жизненно необходимо.
А вот потренироваться во владении шестом-артефактом, пользуясь досугом, будет полезно. А там, глядишь, и мельник появится.
Для начала экспериментально выясняю, что мощность заряда, передаваемого от кисти руки к черепу набалдашника, зависит не от силы сжатия шеста, а от моего желания. Просто в момент эмоционального всплеска я автоматически сжимаю сильнее кисть. Далее силой мысли заставляю череп сперва искриться, затем обрасти, словно волосами, пучком маленьких трескучих молний и, наконец, засиять небольшим, но ярким и жарким светилом.
Ну что ж, теперь можно и по мишеням пострелять. Что же выбрать в качестве мишени? Постройки сносить пока не буду. Да и на крупных объектах потренировался вчера, принеся, как оказалось, убыток Болтомиру. Ну, я же тогда не знал, что деревенька вместе с порушенной мною баней станет его собственностью…
Ага, пожалуй, вон тот пень у дверей мельницы, вероятно используемый в качестве табуретки, подойдет.
Ё-моё! Я хотел просто разнести пень в щепки. Но выпускаю слишком мощный заряд, который попадает не в цель, а под нее. Подброшенный взрывом пень рикошетит от дверного косяка и влетает внутрь мельницы. Изнутри слышится грохот, треск, что-то рушится. Вероятно, выбивается какой-то стопор, и стоявшее до сих пор неподвижно мельничное колесо начинает вращаться.
Сразу возникают ассоциации с тиром, который любил посещать в детстве. Там была мишень-мельница, при попадании в которую начинали крутиться ветряные лопасти.
– Не погуби, повелитель! – Голос мельника заставляет меня вздрогнуть. Тот выполз из хибары на карачках и, как и давеча, споро семенит ко мне. – Не ведал я, что ты из великих. По недомыслию зло против тебя затеял.
Останавливаю блаженного, упершись ногой ему в темя. В голове всплывает фраза то ли из какого-то исторического фильма, то ли из книги:
– Нишкни, пес смердящий!
Не знаю, что такое я приказал, но мужик покорно упирается лбом в землю и замолкает, продолжая мелко дрожать всем телом. Может, опять меня с кем-то спутал?
Не знаю, с чего начать допрос, потому спрашиваю:
– Говоришь, осознал вину?
– Осознал, повелитель, осознал.
– И в чем же свою вину зришь?
– Не узрел я в тебе повелителя, великий. Мнил, ты простой смертный, владеющий толикой ведовства. Мнил, по недоразумению завладел ты посохом Кощея.
Та-ак, значит, мельник и правда колдунишка, если хоть и не сразу, но разглядел во мне какого-то бессмертного повелителя. Но Кощея во мне так и не признал.
– Значит, сам умыслил завладеть магическим посохом? – продолжаю задавать наводящие вопросы.
– Токмо ради того, чтобы самолично вернуть его князю Кощею, – бьется лбом о землю мельник.
– Ты разве не слышал о гибели Кощея?
Мужик поднимает голову и с удивлением таращит на меня черные глазищи.
– Тебе ли, повелитель, не знать, что восстал он, доказав свое бессмертие?
– Тебе-то откуда об этом знать? – злюсь на осведомленность Леденя.
– Дык вся лесная нечисть о том говорит.
М-да… Сарафанное радио в любом мире работает оперативно.
– Расскажи, как с деревенским старостой сговорился? – забрасываю вопрос наудачу.
– По недомыслию же, – снова бьется лбом оземь клюнувший колдун и рассказывает, как явился к нему Репень, дабы узнать о пришедших со стороны мельницы чужаках. Мельник сообщил старосте, будто мы засланцы разбойничьей ватаги, выведывавшие цели будущих грабежей. Мол, если нас не убить, рано или поздно в деревню нагрянут тати. А когда мужик взмолился о помощи, дал ему ядовитое зелье, повелев подсыпать нам в пищу, после чего привезти трупы со всем имуществом к мельнице, далее, мол, его забота, как замести следы. О том, что староста решил удушить нас в бане, колдун ведать не ведал, и старосту он не убивал.
Итак, почти все с покушением на нас прояснилось. Остался лишь один вопрос: кто придушил старосту? Что это не Ледень, я верю. Зачем ему скрывать? Неужели Колунья? Мотив? Наказала муженька за то, что подставил деревню? Или, воспользовавшись случаем, свела старые счеты?
– Как же ты собирался возвращать посох Кощею? – продолжаю допрос бородача. – Либо ведаешь, где его замок находится?
– Не ведаю, – трясет тот головой, волоча бородой по земле и поднимая пыль. – Того никто из смертных не ведает. Но он муку у меня брал. Бывалоча, присылал кого, а иной раз и самолично являлся.
– Ясно. И хорошо платил?
Ледень замялся было, зыркнул из-под кустистых бровей, но все же сказал:
– Платил щедро. Цельную золотую гривну за мешок.
Вот, значит, откуда золотишко у мельника, за которое он собирался посох выкупить. Если не врет, то поступить намеревался где-то даже благородно. Интересно, сколько веса в золотой гривне. До сих пор слышал только о серебряных. Точно не помню, но, кажется, в новгородской гривне было около двухсот граммов серебра. И кстати, что-то я не видел в своих владениях золота. Да я там вообще ни одной сколько-нибудь дорогой вещи не видел.
Ладно, напоследок проясним вопрос, который должен быть главным.
– Ведаешь ли, как найти Ягу?
И снова мельник смотрит на меня с искренним удивлением.
– Мне ли, смертному, знать о том? Разве ты не можешь призвать ее?
– Не хочу светиться, – бросаю разочарованно. – Кто может знать о ней?
– Мыслю, любой из твоих собратьев, повелитель, – продолжает подозрительно пялиться на меня мужик. – Но первее всех хозяин леса, ибо в его лесу она обитает.
– Леший, что ли? – соображаю, о каком хозяине он говорит. – А его как найти? И не говори, что просто призвать! Я не местный повелитель и не имею подключения к здешней информационной сети. Вкурил? К тому же уже сказал – не хочу светиться.
Видя, что Ледень завис, подношу кончик посоха и бью его в лоб небольшой искоркой. Мужика опрокидывает на спину, и он сучит ручками-ножками, как прибитый тапкой таракан. Наверное, я перестарался.
Когда мельник приходит в себя и снова переворачивается на четвереньки, собираюсь повторить вопрос, но вдруг со стороны лесной дороги слышится стук копыт.
Из-за деревьев выезжает на гнедой кобыле улыбающийся Болтомир. За ним следует вторая точно такая же лошадь.
Наклоняюсь над мельником и, вдавив конец посоха ему между лопаток, злобно шепчу:
– Молчи о том, что я этот, как его, владыка. Понял? Не то голову откушу!
Назад: 10
Дальше: 12