Глава 22

Английский посланник в Китае: «Императрица-мать обладает редким умом и мощной волей».

Военный руководитель и реформатор Цзэн Гофань: «Меня поражают ум вдовствующей императрицы, решительность ее действий, на которые даже великие монархи прошлого не смогли осмелиться. Моя душа преисполнена восхищением и трепетом перед нею».

Первый президент Китая генерал Юань Шикай: «Присутствие духа я терял только под взглядом вдовствующей императрицы. Не знаю, почему меня прошибал пот. Я просто терял самообладание».

Старая Будда, так называли теперь за глаза императрицу Цыси, восседала в одном из своих любимых павильонов Запретного города. В окружении евнухов, наложниц и музыкантов она дремала после обеда, слушала чтение стихов и размышляла о прошлом.

Она была отнюдь не стара, ей исполнилось всего сорок, но выглядела она, по всеобщему признанию, едва ли на тридцать. Ни одной морщины, безупречная кожа, прекрасный цвет лица, фигура не потеряла стройности. Все, кто видел ее, отмечали особую сияющую красоту императрицы и очарование ее взгляда. Да, теперь она расцвела. Она добилась свободы, ее жизнь была полна развлечений и запретных удовольствий.

Цыси сладко вздохнула. С тех пор как она открыла в Запретном городе Студию исполнения желаний, своего рода академию искусств для особо одаренных юношей, у нее не было недостатка в молодых возлюбленных. В студию принимали талантливых художников, музыкантов, поэтов, обязательно приятной наружности. Самых привлекательных иногда приглашали на личную аудиенцию к императрице. После этих визитов все они исчезали. Хотя случались исключения.

О, Цыси до сих пор иногда вспоминает красавца Гуань Цюйаня. Его отыскал Ли Ляньин где-то на улице. Обедневший сын знатных родителей пел на задворках одного из притонов. Он оказался весьма хорош и как художник, и как поэт, но как любовнику ему не было цены. Эта связь продолжалась несколько лет. Юноша успел повзрослеть, Цыси даже женила его на одной из фрейлин и подарила загородный дом. Мальчик был воспитан и умел держать язык за зубами — теперь это большая редкость.

Цыси погрустнела. Она вспомнила другого юношу, официанта Ши. Его тоже привел Ли Ляньин. Сколько страсти было в их отношениях, сколько чувства! Императрица родила от него дочь. На последних месяцах беременности пришлось сказаться больной и не выходить из покоев, перепоручив все дела императрице Цыань и князю Гуну. К счастью, империя благоденствовала, и без ее ежедневного вмешательства в государственные дела можно было обойтись. Девочка родилась прехорошенькой, даже жаль было отдавать ее Дафэн, но что поделаешь. Сестра стала малютке хорошей матерью, да и князь Чунь слишком благороден, чтобы обидеть ребенка или выдать тайну его матери. Малышке уже четыре, и она настоящая красавица.

Да, многое случилось за эти годы. Погиб старый добрый Ань Дэхай. Бедняжка, он так зазнался после ее восхождения на престол, что совершенно утратил страх. Перед смертью он стал заносчив и жаден сверх всякой меры. Вымогал деньги за каждый свой шаг — никто не мог без него войти во дворец, получить должность, добиться аудиенции. У одного наместника Ань Дэхай шутки ради сорвал с головы шапочку и не отдавал, пока тот не заплатит ему десять тысяч лянов! Наместника ждали императрицы, он просто не мог появиться перед ними с непокрытой головой — пришлось заплатить. Ань Дэхай нажил себе врагов среди придворных, высшей знати, умудрился разозлить даже кроткую императрицу Цыань. Однажды она застала Цыси на коленях у евнуха. На нее сорегентша не донесла, но Ань Дэхая возненавидела. А уж как он оскорбил князя Гуна, выманив у Цыси перстень — подарок князя и хвастаясь им во дворце!

Что удивляться, что несчастного казнили, когда он — в нарушение всех законов — отправился на шелковую фабрику в провинцию. Евнухам запрещалось покидать Пекин под страхом смертной казни. Но он так хотел угодить своей императрице и так был уверен в собственной безнаказанности, что отплыл из Пекина на роскошном корабле, с музыкантами, танцовщицами, поварами и прислугой. Его арестовали где-то в провинции и отсекли голову по приказу князя Гуна и императрицы Цыань.

Цыси до сих пор не может простить им этого.

Хорошо хоть, верный Ли Ляньин по-прежнему с ней. Этот не даст так просто заманить себя в ловушку. Он слишком умен и выдержан, и теперь, когда Ань Дэхай покинул их, стал главной опорой Цыси во дворце и за его пределами. О, Ли Ляньин был незаменим. Он знал все, что происходит, знал, кто о чем говорит и думает, кто что затевает, его шпионы опутали весь Запретный город. И, что бы там ни болтали глупцы, Ли не имеет никакого отношения к смерти юного императора Цзайчуня. Мальчишка был просто очень распущенным, весь в отца. Подхватить в низкосортном борделе сифилис — в его-то годы! Да он не вылезал из постелей своих наложниц. Бедняжка не дожил до девятнадцати лет, умер, едва взойдя на престол. Цыси слегка вздохнула.

Жаль мальчика, но для Китая его смерть не значила ничего. Он так и не начал править, и, возможно, это было благом для Поднебесной империи. Цыси справляется гораздо лучше. А жена Цзайчуня? Глупышка Алутэ так тосковала по покойному мужу, что заморила себя голодом, а ведь она была беременна и ждала наследника престола. Злые языки, правда, принялись плести небылицы, дескать, это она, Цыси, довела бедняжку до смерти, и та давно бы покончила с собой, если бы не боялась, что вся ее семья будет после этого казнена, как велит закон, вот и пришлось Алутэ умирать медленно и мучительно от голода.

Абсолютное вранье. Да, Цыси не любила эту девицу, слишком уж была умна, образованна и независима. Но уморить кого-то голодом? Чистая клевета. Они вместе с ее отцом решили, что будет лучше для всех, если ребенок покойного императора Цзайчуня не родится. Его отец был болен дурной болезнью, ребенок мог быть ею заражен, и потом, верховный совет уже избрал нового императора, куда прикажете его девать, если у Алутэ родится мальчик? Цыси просто исполнила свой долг перед страной. Сейчас она даже невольно дернула плечом от этих неприятных воспоминаний.

Да, молодой император умер, а Цыси пришлось нести нелегкое бремя управления империей. Избранный ею и поддержанный советом новый император, племянник Цыси, сын князя Чуня и ее сестры Дафэн, едва справил четырехлетие.

Это был великий труд — управление империей. Чтобы подготовиться к утренним аудиенциям, ей приходилось вставать в пять, иногда даже в четыре утра. Такие ранние подъемы всегда давались Цыси с трудом. Но правительница великой державы должна была поддерживать идею величия даже собственными нарядами. Она соблюдала все традиции: на дворцовые приемы всегда надевала золотисто-желтый халат, расшитый фениксами, и украшенную жемчугом обувь. На голове ей сооружали высокую замысловатую прическу — к концу аудиенции от ее тяжести всегда болела шея.

В зале для приемов они с Цыань садились рядом за желтой шелковой ширмой, через которую вели беседы с членами верховного совета. Когда совещания заканчивались, императрицы принимали чиновников со всей империи. Покойный император Тунчжи — так звучало тронное имя Цзайчуня — всегда восседал на небольшом возвышении перед ширмой лицом к чиновникам. Фигуры императриц за шелковой завесой едва можно было различить.

Для участия в аудиенции чиновникам приходилось подниматься с постели сразу после полуночи и добираться до Запретного города на запряженных мулами повозках. В этот час на пустынных улицах Пекина слышен был только цокот копыт. Удостоенному аудиенции все время, пока в зале находились императрицы, полагалось лежать на полу, не поднимая глаз.

Вопросы в ходе аудиенций обычно задавала Цыси, Цыань лишь внимательно слушала, во всем сходясь во мнении с сестрой. У Цыси виртуозно получалось навязывать собственную волю другим. Многие обращали внимание, что на дамской половине дворца она была живой и веселой. Но в момент, когда являлся евнух и докладывал, что готов паланкин для доставки ее в зал приема чиновников, с лица вдовствующей императрицы мгновенно исчезала улыбка.

Даже сквозь ширму она умела оценить личные достоинства каждого, кто представал пред ней. Ли Ляньин докладывал, что многие побывавшие на аудиенции сановники с восхищением рассказывали потом, что Цыси просто читала их мысли и одного взгляда ей хватило, чтобы увидеть, кто и с какими помыслами явился к ней.

Императрица Цыань добровольно согласилась играть вторую роль в их дуэте. Цыси это устраивало: она предпочитала сама принимать решения, даже если интересовалась мнением верховного совета или князя Гуна. Последнее слово всегда оставалось за ней.

Да и как могло быть иначе? Ведь это она сумела подавить восстание тайпинов, стоившее жизни двадцати миллионам ее подданных. Она, а не кто другой, решила привлечь европейцев и поручила им обучить и вооружить маньчжурские части императорской армии. Ненависть к белым дьяволам она больше не может себе позволить — страна не должна жить без торговли, технических усовершенствований и новых знаний. Стоило императрице перестать преследовать иностранцев, как те стали оказывать всяческую поддержку новому просвещенному режиму. Теперь даже ее подданные перестали испытывать к европейцам болезненную ненависть. А еще Цыси привлекла к управлению лучших, умнейших из хань, и многие из них, наряду с маньжчурами, стали ее опорой на местах и избавили страну от национальных распрей.

И после всего эти неблагодарные сановники распускают слухи и рассылают клеветнические письма — видите ли, вдовствующая императрица Цыси нарушила правила наследования, самолично выбрав наследника, да еще ребенка, а ведь покойный император Тунджи назначил правителем после себя совершеннолетнего Пу Луня.

Вдовствующая императрица Цыань от всех этих несчастий даже заболела. Смерти Цзайчуня, которого она считала своим сыном, а потом беременной невестки сломили ее. Когда же она увидела, как у постели умирающего императора Цыси ударила по лицу убитую горем беременную императрицу, и вовсе упала в обморок.

Несчастная Цыань слишком впечатлительна и добра, может быть, поэтому и состарилась раньше времени. Вот Цыси некогда горевать — на ее плечах благополучие всей империи.

Как изменила ее жизнь!.. Вот она снова в Летнем дворце — любуется солнечными бликами на водной глади. Прекрасные сады давно восстановили, выстроили новые беседки и павильоны, и императрица Цыси полюбила бывать здесь. Она по привычке гладила любимый медальон с нефритовой орхидеей. Уже многие годы он оставался светлым и теплым. Но вот что удивительно: Цыси казалось, что, впитывая тепло ее тела, медальон оставляет ее саму холодной и бесчувственной. Теперь она равнодушна ко всему, любовь, нежность, сострадание перестали посещать ее сердце. Иногда Цыси представляла, что, если она умрет и придворный лекарь рассечет ее грудную клетку, вместо сердца он найдет кусок нефрита.

В последнее время ей все чаще вспоминались слова старой ведьмы, той, что продала ей медальон. Что там бормотала старуха о цене успеха, о гибели империи? Но империя процветает. Да, многие при дворе недовольны ее правлением, но зато как облегчила она, Цыси, жизнь простых людей. Длившееся пятнадцать лет восстание тайпинов закончилось, прекратились разбойные нападения на мирных жителей, в стране царят покой и порядок. Конечно, два последних императора умерли ранней смертью, а последний даже не оставил наследника. Но разве в этом ее вина? К тому же маленький Гуансюй, сын князя Чуня и Дафэн, тоже принадлежит к Цинской династии. Значит, старуха ошиблась? Может быть, медальон дарит красоту и благополучие в обмен на жар живого сердца?

После смерти Цзайчуня странные мысли стали посещать Цыси. Что, если снять медальон? Сможет она вернуть свою живую душу или уже слишком поздно и ее ничего не ждет, кроме расплаты? Она постареет, потеряет власть, заболеет. Ледяной ужас подкрадывался к сердцу, сжимал его в тисках, и Цыси хваталась за медальон, чтобы убедиться, что он на месте.

От тяжелых мыслей ее отвлек детский голосок. На дорожке, ведущей к павильону, показалась процессия с маленьким императором Гуансюем во главе. Что бы там ни говорили, Цыси любила своего племянника. Он рос болезненным, капризным, но очень любознательным. А еще он боялся грозы и был нервным и впечатлительным, и вдовствующая императрица Цыси часто брала его к себе в постель.

Да, маленький император был самым избалованным ребенком в Поднебесной. Европейцы открыли в Пекине магазин игрушек, и теперь туда то и дело отправляли евнухов. В Запретном городе появилась железная дорога с паровозом и вагончиком, на ней император Гуансюй катался среди старинных дворцов и храмов. А еще у него были велосипед, конструктор, телефон и множество других чудесных вещей, привезенных изобретательными иноземцами.

Гуансюй еще мал, и Цыси впереди ждут годы спокойного полновластного правления.

Она подхватила на руки подбежавшего к ней ребенка и с веселым смехом принялась ласкать его.