Глава 21

Максим потер ладонями лицо, словно хотел стереть все неудачи и просчеты этой недели.

— Устал?

Дед сочувственно похлопал его по плечу.

— Устал, — кивнул Максим.

Он только что привез стариков с дачи. Деду надо было ложиться на плановое обследование в стационар.

— Что-то интересное? — с любопытством прищурился дед.

— Да уж такое интересное, что деваться некуда.

— Расскажешь? — Дед воровато оглянулся в сторону кухни, где хлопотала у плиты бабушка. Волноваться ему было категорически нельзя, и бабушка строго за этим следила, но рассказ Максима обещал избавление от скуки, а она изматывала хуже любых тревог. — Только потихоньку.

Пришлось рассказывать о двух изуродованных женщинах, которых, на первый взгляд, ничего не связывало.

— И вот теперь мы который день перетряхиваем всех знакомых, приятелей, сослуживцев, бывших поклонников, соседей по квартирам и дачам, одноклассников, однокурсников и так до бесконечности — всех, кто мог знать обеих убитых. И все с нулевым результатом. Кроме сходного почерка убийства, никаких связей. Тупик.

— А ты не мог бы подробнее рассказать, как выглядели трупы?

— Дед, вот тебе это зачем? Жутко они выглядели, меня чуть не вывернуло. — Максим даже сейчас скривился.

— Опиши, а лучше покажи. — Дед не отставал.

Пришлось рассказать и даже показать, благо современная техника позволяет.

— Знаешь, что это мне напоминает? — Дедовы очки съехали на кончик носа.

— Джека Потрошителя, — буркнул Максим.

— Нет. Линчи.

— Что?

— Линчи. Это, внучек, казнь такая китайская, самая что ни на есть жестокая, которой у них только самых страшных преступников казнили. За измену императору, например.

— А ты откуда знаешь? — Максим недоверчиво уставился на старика.

— Да вот знаю, — свысока взглянул на внука Федор Федорович. — «Линчи» по-русски означает «смерть от тысячи порезов». Человеку каждый день отрезали по кусочку плоти, а потом прижигали рану огнем. На следующий день снова кусочек, и так до полного уничтожения. Некоторые узники мучились по несколько месяцев. Вот зверство-то, да? Не дай бог с этими азиатами связаться!

— Ты это по телику в «Мистических историях» видел?

— Нет, дорогой мой. Об этом я слышал в детстве от отчима. — Дед на провокацию не поддался. — В 1955-м таким вот зверским способом в Ленинграде были убиты три женщины.

— Откуда ты знаешь? Ты же тогда ребенком был?

— Не таким уж и ребенком, одиннадцать лет. И потом, ты забываешь, что мой отчим был милиционером. Не сыщиком, конечно, как ты, а простым участковым, но дело было громкое. Слушай. — Федор Федорович еще раз взглянул в сторону кухни, убедился, что вторжение им не грозит, и склонился поближе к внуку. — Это было в 1955 году. Всего я не знаю, потому как отчим при мне никогда не обсуждал служебные дела, а это дело тем паче было велено держать в тайне, чтобы граждан не пугать. Шорох в городе был такой, что к делу даже простых участковых привлекли.

А мне как раз на один день дали почитать рассказы о Шерлоке Холмсе. Я за день не успел, вот и ждал, когда родители уснут, чтобы с фонариком под одеялом дочитывать. А они все не засыпали, разговаривали. Вот я и услышал, как дядя Тарас матери рассказывал, что в городе убиты три женщины. Тела страшно изуродованы, а какой-то умник-профессор, сосед, что ли, одной из убитых сказал, что это похоже на китайскую казнь линчи. И рассказал, что за казнь. Я, знаешь, аж дышать перестал: жизнь-то, оказывается, почище Шерлока Холмса! Тогда весь город искал какого-то китайца — вроде его на месте преступления видели. У нас тогда их много было: студенты, специалисты всякие по обмену опытом. «Русский с китайцем — дружба навек», — дед вспомнил слова какой-то старой песни и грустно улыбнулся. — Только как ты этого китайца найдешь, если все они для нас на одно лицо?

— Так что, и не нашли убийцу? — Максим уже и думать забыл о своем недоверии.

— Нет, кажется. Но о казни я все точно запомнил.

— Пятьдесят пятый год, говоришь? Линчи? Ну молоток! Спасибо, дед. — Максим уже вскочил на ноги.

— Постой, ты куда засобирался-то? А ужин?

— Извини, дед, не до ужина. Ах да. Слушай, а что связывало этих женщин, не знаешь? — уже из прихожей спросил Максим.

— Что связывало? Да китаец этот, наверное. Это мне, знаешь, уже не так интересно было. А бабушке-то что сказать?

— Скажи, что срочно на работу вызвали. Пока, ба! — И Максим умчался, хлопнув дверью.

Мог бы не спешить: в архив он все равно попал только в понедельник. Но ему не терпелось начать хоть что-то делать. Хотя бы послать Мухина с Полозовым разузнавать насчет находящихся в городе китайцев.

С желтых страниц дела, исписанных сиреневато-синими чернилами, вставали давно ушедшие времена с бодрыми маршами, транспарантами, обязательствами выполнить и перевыполнить план и красотками в приталенных крепдешиновых платьях. Но Максиму было не до красоток — его интересовали сухие факты старого уголовного дела.

Женщин было действительно три. Первую убили 17 июня в собственной квартире на улице Восстания. Павлова Анна Григорьевна, 34 года. Работала в редакции газеты «Вечерний Ленинград» корректором. Замужем, муж — профессор в каком-то закрытом институте, вместо названия цифры. Дочь Ольга, восемь лет. К делу были приложены фотографии — черно-белые снимки с заломленными краями. Максим содрогнулся: зрелище было пострашнее того, что ему довелось увидеть в квартире Шумиловой и Изотовой. Видно, в старые времена даже убийцы подходили к делу более основательно. Вторая жертва была обнаружена 20 июня в районе станции метро «Нарвская», третья — 25 июня на 6-й Красноармейской. Почерк везде один и тот же. Убитые женщины принадлежали к разным социальным группам и даже внешне никак не были похожи. Второй жертве было 40 лет, а третьей — 57.

Максим уже вытянул из Интернета все о казни линчи и был готов согласиться с дедом: какой-то извращенец решил провести этот ритуал в ускоренном варианте и в качестве объекта выбрал простых советских женщин.

Были в деле и показания доцента Сокольского, проживавшего в той же коммунальной квартире, что и одна из жертв. Именно ему принадлежала версия о казни линчи. Потом обнаружились свидетели, которые видели какого-то китайца у дома Варенцовой, второй жертвы. Но никаких конкретных примет эти свидетели вспомнить не могли.

Сотрудникам уголовного розыска удалось выяснить, что семьи убитых сразу после революции проживали в Харбине. Версия с китайцем-убийцей была признана основной. Но найти его так и не удалось.

— Хочешь сказать, что наших тоже какой-то китаеза грохнул? — угрюмо спросил Никита.

— Не знаю. С тех пор прошло шестьдесят лет, тому китайцу должно быть как минимум восемьдесят. В любом случае надо бы выяснить, имели ли наши убитые какое-то отношение к Харбину.

— Ты серьезно? Думаешь, в этом все дело? — Лейтенант Мухин смотрел на Максима так, словно тот его разыгрывал.

— Так, если у кого-то есть идеи получше, можно их высказывать. — Максим перешел на официальный тон и занял место за рабочим столом. Каждый сморчок его еще учить будет!

Никита смену начальственного настроения просек и сразу перестроился:

— Нет, в принципе, идея ничего, красивая.

— Попробовать можно, — согласился Дима Полозов. — Могу смотаться к родителям Шумиловой.

— Угу, я тогда беру Нестерова, — кивнул Никита.

— Нет, Нестерова я сам беру. — Максим грозно сверкнул глазами. — Хочу сам с этим активистом побеседовать.

— А мне тогда чего? — осторожно спросил Никита.

— А ты попытайся разыскать родственников тех женщин из 1955-го: Точилиной, Варенцовой и Павловой.

— И для чего это нужно? — снова скатился в глухую оппозицию Никита.

— Для того, — свирепо отрезал Макс.

— И как я буду их искать? — не унимался Никита, явно вставший не с той ноги. Сигналы, которые ему подавал Полозов, он упрямо отказывался замечать.

— Если мне не изменяет память, ты служишь в уголовном розыске, и искать — твоя прямая обязанность. Если у тебя возникают вопросы, как и где, может, пришло время подавать рапорт об увольнении?

Вообще-то Максим в Никитиной профпригодности не сомневался. Но случались у его подчиненного приступы такого уныния, а этого Максим не выносил.

Никита наконец просек, что пора заканчивать комедию, поднялся и по-военному отрапортовал:

— Есть разыскать родственников.

— Давай, Дмитрий, дуй к Шумиловым. Смотри там, потактичнее, — выпроводил Максим второго бойца и взялся за телефон.