Книга: Нефритовая орхидея императрицы Цыси
Назад: Глава 19
Дальше: Глава 21

Глава 20

1861 год
Иностранцы обосновывались в столице. Император Сяньфэн оставался в Охотничьем домике — отсюда он теперь управлял империей. Сюда стекались донесения, нарочные, загоняя коней, спешили за пределы Великой Китайской стены. Приближалась зима. В суровом северном крае она наступала быстро, а дворец не был приспособлен для столь длительного проживания, к тому же зимой.
Двор роптал. Министры уговаривали императора вернуться в столицу. Вельможи нашептывали, что в стране могут снова начаться бунты, если Сын неба не будет восседать на престоле в Запретном городе. Но Сяньфэн был неумолим. Самая мысль о том, что он может вернуться в город, кишащий белыми дьяволами, была нестерпима.
— Нам нет места под одним небом! — с несвойственной ему твердостью восклицал он, хотя и понимал, что, оставаясь в Охотничьем домике, рискует здоровьем.
— Если бы ты знала, Цыси, — шептал он наедине своей верной наложнице, — как страшит меня возвращение в столицу. Мне кажется, я не смогу находиться в Пекине, зная, что совсем рядом лежит в руинах наш Старый летний дворец.
И по лицу несчастного больного самодержца струились слезы.
Холодные сквозняки гуляли по нетопленому дворцу, окна на рассвете покрывались инеем. Киноварь и позолота потускнели и облезли, всюду были сырость и холод. Цыси, императрицу и наследника перевели в дальние покои — кто-то выдумал, что там более уютно. Но Цыси знала: это сделано намеренно, чтобы оградить от нее императора. В этом дворце она повсюду чувствовала угрозу. Медальон потемнел, предупреждая о подступившей опасности.
Князь Гун оставался в Пекине. Изредка он слал Цыси отчеты о ходе дел, но часто писать не мог: письма могли перехватить. Император болел, тревога о будущем династии нарастала.
Его величество тосковал, и для его развлечения из Пекина были вызваны артисты. Теперь почти каждый день во дворце бывали спектакли, император с утра до вечера наслаждался оперой. В Охотничьем домике разместили еще двести человек: певцов, музыкантов, танцоров. Теперь в жилых помещениях не было ни единого места.
У императора не хватало времени для государственных дел — так полно он отдавался своей страсти. Выбирал репертуар, утверждал артистов, сочинял музыку, репетировал. Спектакли проходили то в его личных покоях, то в покоях Цыси, а иногда на острове посреди озера — в театре под открытым небом с романтическим названием «Прикосновение облака». После одного из таких представлений он не удержал равновесия, переходя в лодку, и оказался в воде. Многие обвинили в несчастье Цыси. Император сильно простудился, стал кашлять кровью. Стало очевидно, что дни его сочтены.
Тучи сгущались. Сяньфэн уже не покидал своих покоев, а Цыси и Цыань почти не допускали к нему. В прошлом месяце, когда праздновали день рождения повелителя, ее, драгоценную наложницу, даже не пригласили на торжество. Неслыханная дерзость! Цзай Юань и Су Шунь захватили власть во дворце. Если бы двор оставался в Запретном городе, у них бы ничего не вышло, но здесь, в этом диком месте, где попран этикет, они полностью подчинили себе обстоятельства.
Цыси, князь Чунь и Цыань всерьез беспокоились о своем будущем и будущем наследника. Им противостояла сильная партия, и перевес сил был явно на ее стороне.
— Император должен признать наследником своего единственного сына, — как мантру твердила Цыань, прижимая к себе четырехлетнего Цзайчуня. — Этого ждет от него вся Поднебесная.
— О, как ты не можешь понять! Он еще мал и не может править сам, — горячилась Цыси. — При нем назначат регента, и до совершеннолетия Цзайчуня он станет истинным правителем. Мой сын может вовсе не дожить до самостоятельного правления. Так же, как и мы.
Цыси не могла забыть тайный указ императора, принуждавший ее к самоубийству. Стоит Сяньфэну отойти в вечность, и Су Шунь со сворой окажется у нее на пороге.
Цыси день и ночь металась по своим покоям, пока светлая мысль, яркая, как вспышка, не озарила ее сознание.
— Разыщите Ли Ляньина, — велела она прислуге. — Немедленно.
И, усевшись в кресло и сжав по привычке медальон, застыла в ожидании. Медальон был успокаивающе теплым, и Цыси поняла, что нашла выход. Опасность никуда не исчезла, но теперь появился шанс на спасение.
— Госпожа, — голос евнуха вывел ее из задумчивости, — вы звали меня?
— О да. — Цыси сделала ему знак приблизиться. — Тяжелые времена настали, мой верный друг. — Она положила руку ему на голову, и евнух блаженно прикрыл глаза. — Скажи мне, что творится в покоях его величества?
— Все плохо, госпожа. Император редко приходит в сознание, его мучают боли, и лекарь все время дает ему опиум, а иногда и что похуже. Меня почти не допускают к нему: они знают о моей преданности вам, госпожа.
— Не оставляй его, Ли. Ты наша надежда, наши глаза и уши. На чьей стороне евнухи двора?
— На вашей и императрицы, госпожа. Су Шуня все считают высокомерным выскочкой и презирают его. Весь Китай винит его в захвате Пекина и разорении Старого дворца.
— Говоришь, Су Шуня и его сторонников винят в захвате Пекина? — улыбка тронула губы Цыси.
— Да, госпожа. Все знают, что это он приказал схватить и замучить Паркеса и его свиту, а потом уговорил императора бежать из столицы вместо того, чтобы сражаться.
— Прекрасно. Я не пожалею золота, лишь бы наши славные подданные продолжали так думать и дальше. Скажи, у тебя остались в столице свои люди?
— Да, госпожа. Они в Запретном городе с князем Гуном.
— Вели им подогревать ненависть к Су Шуню, Цзай Юаню и князю И. Пусть ходят по кабакам, рынкам, лавкам. Народ не должен забывать, кто во всем виноват. Пришла пора действовать. И еще: император должен огласить имя наследника. — Цыси пристально посмотрела в глаза Ли Ляньину.
— Вчера вечером, когда я делал массаж императору, мне удалось подслушать, как князь И и Су Шунь убеждали его величество назначить при малолетнем наследнике регентский совет и включить в него первых сановников государства.
— Иначе говоря, самого Су Шуня, Цзай Юаня, князя И и рябого подлеца Цянь Чуна? Хорошенькая компания, ничего не скажешь. Боюсь, мне не пережить их назначения.
— Не бойтесь, госпожа! Вот. — Ли Ляньин вынул из-за пазухи футляр и с благоговением извлек из него свиток золотистого шелка. — Я выкрал указ императора — тот, где он приговаривает вас к самоубийству.
Цыси поднялась, принимая из его рук бесценный свиток.
— Тебе нет цены, Ли! — Она поцеловала в лоб своего верного раба.
Этот поцелуй для Ляньина был дороже любых сокровищ, и Цыси прекрасно знала об этом. Иногда она искренне сожалела о его неполноценности. Евнух был хорош собой и безгранично ей предан, а она… она ужасно скучала. Цыси была молода, ей едва исполнилось двадцать пять, а рядом с ней нет никого, кроме вечно хворающего мужа. Ей хотелось настоящей любви, хотелось почувствовать в своих объятиях горячее, здоровое тело мужчины. Цыси вздохнула. Она была очень богата и очень несчастна.
Евнух почувствовал ее настроение и поддался порыву — схватил ее руку и припал к ней горячим, страстным поцелуем. Цыси отняла руку и отошла к окну. Мыслями она уже вернулась к делам.
— Мне нужно увидеть императора как можно скорее. Он должен официально назначить сына наследником.
— А что будет с вами, госпожа? — дрожащим голосом спросил Ли Ляньин.
— Не беспокойся, я кое-что придумала. Су Шуня ждет большой сюрприз, — усмехнулась Цыси.
Подойдя к евнуху, она что-то зашептала ему в самое ухо, отчего бледность залила лицо Ли Ляньина. Но уже в следующую минуту его лицо прояснилось, а в глазах зажегся огонь. Он молча кивнул и, кланяясь, вышел из покоев.
Цыси держала за руку наследника Цзайчуня — трогательного в своем расшитом золотым шелком платье, в туфлях с загнутыми носами и франтоватой шапочке с пером. Вместе с наследником она вошла в покои императора. Здесь царил полумрак. Пахло опиумом, благовониями и смертью — казалось, что ее тень стоит в изголовье императорского ложа.
Сяньфэн, бледный, измученный болезнью, неподвижно лежал под расшитым драконами покрывалом. На секунду Цыси показалось, что они опоздали. Но нет, император еще дышал.
Она подвела сына к самому изголовью кровати и твердо спросила:
— Ваше величество, кто будет наследовать престол?
Все, кто были в опочивальне, затаили дыхание. Император не ответил — настолько он был слаб. Однако Цыси проявила настойчивость.
— Здесь находится ваш сын.
Император с трудом открыл глаза, увидел сына и ответил чуть слышно:
— Конечно, он должен наследовать трон.
Это были его последние слова. 22 августа 1861 года император Сяньфэн скончался.
Весть о том, что перед смертью он успел подписать указ о регентском совете, быстро облетела дворец. Придворные, чуткие к смене власти, как все придворные в мире, уже осаждали покои князей. В зале государственного совета собрались сановники, и хотя тело императора еще не было погребено, а указы официально обнародованы, поклоны и заискивающие улыбки ясно давали понять, кто стал правителем Поднебесной. Единственное, что смущало вельможную челядь, — удивительная мрачность на лицах всех восьмерых, удостоенных чести войти в регентский совет.
А по залу уже катился тревожный шепоток: что-то не так с императорскими указами. На них нет великой печати! Сяньфэн не успел их заверить. Но почему их не заверит совет?
Без великой печати ни один документ не имеет законной силы, о чем были прекрасно осведомлены все. Цыси знала об этом не хуже Су Шуня. Это он подсунул их украдкой под подушку императора, чтобы его не заподозрили ни в чем после смерти Сяньфэна. Пусть все знают, что Су Шунь и его сообщники не имеют никакого отношения к составлению этих указов. Но Ляньин видел все, притаившись за пологом кровати, и предупредил Цыси.
Печать против указов. Теперь она могла торговаться с ними. На стороне Цыси были наследник, императрица и великие князья. Князь Гун по-прежнему находился в столице — держал под контролем ситуацию в войсках и поддерживал связь с посланниками западных держав. Цыси ненавидела их, но в случае крайней нужды готова была использовать в своих интересах. К сожалению, незадолго до смерти император отправил в Пекин и другого своего брата, верного Чуня. Очевидно, и здесь приложил руку Су Шунь. И все же Цыси надеялась, что справится.
На стороне же регентского совета были указы, ненадежная свора придворных и отдельные военные части. Против них — скверная репутация. Су Шунь слыл первым взяточником в империи, почти вся маньчжурская аристократия ненавидела его. А еще все знали, что вина за позорное бегство из Пекина лежит на Су Шуне и его сторонниках. Что ж, у Цыси неплохие шансы.
Теперь, закрывшись в покоях императрицы и заручившись поддержкой дворцовой охраны под началом Ли Ляньина, Цыси почувствовала себя уверенно.
Две маленькие женщины, запертые в старом дворце на окраине империи, окруженные десятком евнухов, бросили вызов самым могущественным сановникам государства. Цыси было двадцать пять лет, Цыань — двадцать четыре.
Три месяца труп покойного императора ждал в массивном гробу, пока прорицатели не определят благоприятный день для переноса его в Пекин.
Три месяца во дворце шла незримая борьба за власть.
Цыань и Цыси всячески демонстрировали смирение перед силой обстоятельств, чтобы преждевременно не вызвать тревогу регентского совета. Со всей возможной кротостью Цыань указала великим мужам на казус, возникший после смерти покойного императора. Дело в том, что все важнейшие императорские указы писались лично рукой повелителя особыми красными чернилами и потому не нуждались в заверении великой печатью. Но малолетний наследник еще не владеет кистью, а следовательно, печать необходима. Регентский совет был вынужден признать резонность этих доводов. Ободренная императрица продолжила. Покойный император собственноручно передал великую печать вдовствующей императрице, а малую печать — драгоценной наложнице, родившей наследника престола. Разумеется, обе они готовы скрепить печатями все указы, составленные регентским советом от имени наследника престола. Регенты такую позицию одобрили и законодательно утвердили процедуру заверения указов. Покладистость обеих вдов развязывала им руки.
За это время Цыси удалось одержать еще одну победу — она выторговала для себя титул вдовствующей императрицы. Да, после смерти Сяньфэна она оказалась всего лишь одной из его многочисленных наложниц, без прав и привилегий. Даже матерью ее сына официально считалась императрица Цыань. Пришлось задействовать старого Ань Дэхая — тот перетряхнул архивы Запретного города и обнаружил прецедент двухсотлетней давности, когда мать императора Канси, простая наложница, после смерти мужа была признана вдовствующей императрицей. Итак, Китай обрел двух вдовствующих императриц.
Первый шаг был сделан. Оставалось вернуть в Охотничий домик великих князей Чуня и Гуна. О, Су Шунь и все остальные прекрасно понимали опасность, исходящую от братьев покойного императора. Во-первых, ни один из них не вошел в состав совета, что казалось странным. Во-вторых, оба пользовались уважением в армии и в столице. Князь Гун удалил из Пекина иностранных захватчиков, а князь Чунь известен был всем честностью и отвагой.
Регентский совет упорствовал и под благовидными предлогами запрещал князьям покидать Пекин, однако вынужден был все же согласиться на приезд князя Гуна, который изъявил желание проститься с царственным братом. Князь был благороден, миролюбив, не склонен оспаривать чужие указы и вступать в заговоры. Перед Цыси стояла нелегкая задача склонить его к решительным действиям против своих врагов, и ей это удалось.
Тем временем Су Шунь и его окружение решили, что настал благоприятный момент для захвата власти. Приближался день, когда тело покойного императора отправлялось в Пекин.
— Госпожа! — Ли Ляньин опустился на колени перед вдовствующей императрицей Цыси. — Двор выступает в столицу через три дня. Но вам ехать нельзя. Мой человек разносил чай в покоях Су Шуня и кое-что слышал. Вам не добраться до Пекина. Они говорили, что дорога опасна, то и дело встречаются шайки беглых солдат и монгольских наемников, а охрана каравана слишком слаба.
Императрица Цыань, как всегда, побледнела и прижала к себе малолетнего императора. Цзайчунь, почувствовав всеобщее волнение, стал капризничать. Цыси поморщилась.
— Унесите ребенка, ваше величество. Нам нужно подумать о спасении.
Нефритовая орхидея была обжигающе горяча и потемнела почти до черноты — такой опасности они еще не подвергались. Но Цыси давно привыкла не сдаваться.
— Когда выступает процессия?
— Через три дня, госпожа.
— Ли Ляньин, позови самых надежных евнухов — из тех, что помоложе. Нужно срочно известить князей Чуня и Гуна о грозящей нам опасности. Пусть выступают нам на помощь немедленно!
— Кто решится доставить мое письмо в Пекин? — Голос Цыси звенел над склонившимися в ряд евнухами. — Храбреца я сумею наградить по достоинству!
Вызвался один смельчак.
— Это племянник Ань Дэхая, — шепнул на ухо Цыси Ляньин.
Юноша встал на колени перед Цыси.
— Раб желает, рискуя своей жизнью, отправиться в Пекин.
Она воздала подобающую похвалу его храбрости, выдала пятьдесят лянов на дорогу. Дождавшись темноты, гонец пустился в путь.
Теперь оставалось только ждать. Прошел год с тех пор, как они в спешке покинули Пекин, тягостный год, полный лишений и тревог. Цыси казалось, что прошла целая вечность. Но груз забот не властен был над ее цветущей красотой. Она смотрела на свою сестру по несчастью с ужасом и подмечала в Цыань перемены, которых сама чудом избежала. В ожидании гонца вдовствующие императрицы стали неразлучны. Совместно пережитые горести укрепили их дружбу. Боясь за свою жизнь, они проводили теперь ночи в покоях Цыань и ни на секунду не оставляли без присмотра маленького Цзайчуня.
День тянулся за днем. Известий из столицы не было. Цыси спала тревожно, просыпалась от каждого шороха и скрипа, которыми был полон старый дворец.
В ночь перед отъездом она долго не могла уснуть. Капризничал Цзайчунь, плакала Цыань, тревожно перешептывались служанки. Сон пришел незаметно, и не тревожный, как в последние дни, а глубокий и спокойный. Она стояла в саду своего старого павильона «Тень платанов» в Запретном городе и слушала призывы труб, доносящиеся с башен. Потом увидела в небе над дворцом ослепительное сияние — над столицей возносилась огромная орхидея, точно такая, как вырезана на ее амулете.
Утром траурная процессия выступила из Охотничьего домика. Цыси была спокойна и готова к любой неожиданности.
На ночлег решено было остановиться в мрачном, продуваемом всеми ветрами ущелье. Для вдовствующих императриц установили шатер. Цыань, прикрываясь Цзайчунем, как щитом, дрожала от страха. В любой момент в шатер могли ворваться заговорщики. Служанки жались к ногам госпожи и тихо плакали. Вокруг шатра стояли евнухи с копьями и обнаженными мечами. Ли Ляньин, облаченный в доспехи, лично охранял вход.
Цыси тоже прислушивалась, не раздастся ли тревожный шум или лязг оружия. Князья так и не прибыли — означает ли это, что ее гонец уже схвачен и замучен до смерти? А может, князья ее предали, обрекли их с Цыань на смерть? Нет, этого не может быть. Чунь никогда не пойдет на это, ее сестра Дафэн не допустит. И потом, орхидея. Цыси достала амулет из выреза платья — он был светлым и теплым. Все будет хорошо.
Но скрывать тревогу и поддерживать остальных ей с каждой минутой все труднее. Больше всего она боится, что страх толкнет людей из их окружения на предательство. День клонился к закату, тьма стремительно сгущалась. Утомленные дорогой служанки дремали, устроившись на подушках у ног Цыань. Цзайчунь давно сладко спал, раскинувшись в объятиях матери. Императрица Цыань после всех треволнений тоже уснула, и ее лицо даже во сне было несчастно.
Цыси, тихо ступая, шагала по ковру. Время остановилось, в лагере спокойно. Может быть, и ей стоит немного поспать? Как знать, вдруг они выбрали для нападения другую ночь и другое ущелье? Силы ей еще понадобятся. Она легла, положив в изголовье старый кинжал своего отца.
Воинственные крики, топот коней и лязг железа разорвали тревожную ночь. Цыси мгновенно вскочила. В руке блеснул кинжал, и вот она уже готова встретить врага, кем бы он ни был. Она слышала, как отдает команды Ли Ляньин, как гремят мечами евнухи охраны. Но грозный шум отчего-то не приближался, а по-прежнему слышался в отдалении.
Наконец в шатер вбежал Ли Ляньин.
— Госпожа! Прибыла маньчжурская гвардия под командованием Жунлу! Генерал просит у вас аудиенции. Госпожа, мы спасены! — зазвеневшие в голосе слезы выдавали, в каком напряжении он был все последние сутки.
Расставили ширму, и бравый красавец генерал, начинавший службу еще под началом отца Цыси, вошел в шатер.
— Ваши величества, — он склонил колени, — я прибыл по приказанию князя Гуна и готов обеспечить охрану наследника и вдовствующих императриц. Я исполню любые ваши распоряжения. Сами князья с основными силами следуют за нами и будут в ущелье завтра утром.
Цыань радостно сжимала руку своей сестры и плакала от облегчения. Цыси торжествовала. Сквозь шелк ширмы она разглядывала молодого генерала и упивалась минутой.
— Благодарю вас, генерал. Думаю, нам следует выступить в столицу, как только прибудут великие князья. Мы с императрицей Цыань хотим быть в Пекине раньше траурной процессии и проследить за подготовкой церемонии похорон. Да и в интересах наследника не стоит затягивать столь опасное путешествие. Мы очень рады, что вы будете сопровождать нас. А пока я благодарю вас за скорое прибытие.
Жунлу поймал сквозь щель пленительный взгляд императрицы Цыси. Всю дорогу до Пекина этот взгляд манил его. Очарованный красотой вдовствующей императрицы, молодой генерал с трудом заставлял себя сосредоточиться на деле.
Утром следующего дня, когда в лагерь прибыли великие князья Гун и Чунь, от имени вдовствующих императриц появился указ: вдовствующим императрицам, великим князьям Гуну и Чуню, а также Цянь Чую и Цзай Юаню отбыть вместе в Пекин, а Су Шуню — сопровождать гроб с покойным императором. Этим нехитрым маневром Цыси и ее сторонники разъединили заговорщиков и ослабили их влияние. По прибытии в Пекин Цянь Чуй и Цзай Юань были немедленно арестованы. Им даровали самоубийство. Князь Гун по обычаю прислал обоим в подарок цыбо, белые шелковые шарфы, на которых они и удавились. Су Шуня, главного заговорщика, схватили в пути, а потом обезглавили.
Первый обнародованный указ нового правительства объявлял Цзайчуня, сына императора Сяньфэна, наследником трона. Ему надлежало править под девизом «тунчжи» («совместное правление»). Второй указ даровал Цыань звание вдовствующей императрицы Цыань, а Цыси — вдовствующей императрицы Цыси. Первая была возведена в ранг императрицы Восточного дворца, вторая — императрицы Западного дворца.
Начиналась новая эра, эра правления императрицы Цыси. Время восхождения нефритовой орхидеи.
Назад: Глава 19
Дальше: Глава 21